Коннелли Майкл. Цементная блондинка (Право на выстрел)

   – Никаких неприятных ощущений я не испытывал, – ответил тогда Босх. – Как я уже говорил, я предпочел бы взять Черча живым, нежели мертвым. Но так или иначе, я должен был очистить от него город.
   – Но вы устроили все таким образом и придерживались такой тактики, которая предусматривала «очищение» от него раз и навсегда, не так ли?
   – Нет, не так. Я ничего не устраивал. Так случилось.
   Босх знал, что не должен выказывать свою злость по отношению к Чэндлер. Железным правилом тактики в любом суде было: не произноси яростные тирады, а отвечай на каждый вопрос так, будто имеешь дело с человеком, который просто заблуждается.
   – И тем не менее вы испытали удовлетворение в связи с тем, что мистер Черч был убит – безоружный, голый, совершенно беззащитный?
   – Об удовлетворении тут говорить не приходится.
   – Ваша честь, – обратилась Чэндлер к судье, – могу ли я предъявить свидетелю вещественное доказательство со стороны истца? Оно обозначено номером 3А.
   Она вручила копии какой-то бумажки Белку и секретарю суда, который передал ее судье. Пока судья читал бумажку, Белк подошел к стойке и заявил протест:
   – Ваша честь, если это предлагается в качестве предлога для импичмента, я не понимаю, на каком основании. Этот документ содержит слова психиатра, а не моего клиента.
   Чэндлер подошла к микрофону и сказала:
   – Судья, взгляните на ту часть документа, которая озаглавлена «Заключение». Я хотела бы, чтобы свидетель зачитал ее последний параграф. Вы также можете видеть, что под документом стоит подпись и самого ответчика.
   Почитав еще немного, судья отер рот тыльной стороной руки и сказал:
   – Принимается. Вы можете показать это свидетелю.
   Чэндлер подошла к Босху и, не глядя на него, положила перед ним еще одну копию документа. Затем вернулась к стойке.
   – Не могли бы вы сказать нам, что это такое, детектив Босх?
   – Это – бланк конфиденциального психологического допуска. Собственно говоря, я предполагаю, что этот документ носит конфиденциальный характер.
   – Совершенно верно. Имеет ли он какое-нибудь отношение к вам?
   – Это допуск, разрешающий мне вернуться к исполнению своих обязанностей после того, как был застрелен Черч. Это – обычная практика, когда психиатр полицейского управления проводит собеседование с офицером, принимавшим участие в перестрелке. После этого он дает разрешение вернуться к несению службы.
   – Вы, должно быть, очень хорошо знакомы с этим психиатром?
   – Простите?
   – Мисс Чэндлер, это ни к чему, – заметил судья Кейс, прежде чем Белк успел подняться.
   – Конечно, ваша честь. Вычеркните это из протокола. После собеседования вам было разрешено вернуться к службе – на новом месте, в Голливуде, правильно?
   – Да.
   – Разве эта процедура не является чистой воды формальностью? Ведь психиатр никогда не «заворачивает» офицера, исходя из медицинских соображений?
   – Ответ на первый вопрос – отрицательный. Ответ на второй вопрос мне неизвестен.
   – Ладно, давайте попробуем по-другому. Приходилось ли вам хотя бы один раз слышать, чтобы офицер полиции не был допущен к службе в результате собеседования с психиатром?
   – Нет, не приходилось. Такие собеседования всегда конфиденциальны, так что в любом случае я вряд ли мог бы что-либо услышать.
   – Не могли бы вы прочитать последний параграф заключительной части того документа, что лежит перед вами?
   – Конечно.
   Босх взял бумагу и начал читать. Про себя.
   – Вслух, детектив Босх, – раздраженно потребовала Чэндлер. – Мне кажется, я ясно сформулировала это в своем вопросе.
   – Прошу прощения. Здесь говорится: «В результате участия в военных действиях и службы в полиции, во время которых субъект принимал участие во многих перестрелках со смертельным исходом, он в большой степени утратил чувствительность к насилию. Он изъясняется терминами, в которых чувствуется налет насилия, или же аспект насилия навсегда стал неотъемлемой частью его повседневной жизни. Тем не менее, представляется маловероятным, что предшествовавшие события смогут явиться отвлекающим психологическим фактором в том случае, если он вновь окажется в обстоятельствах, требующих применения огнестрельного оружия с целью защиты самого себя или окружающих. Полагаю, он сможет действовать без промедления. Он будет в состоянии нажать на курок. Собеседование с ним не выявило каких-либо болезненных последствий сделанного им смертельного выстрела, если не считать таковым чувство удовлетворения, которое он испытывает в связи с результатом своих действий – смертью подозреваемого».
   Босх отложил бумагу. Теперь, как он заметил, на него смотрели все присяжные. Он не имел представления о том, поможет ему этот документ или – наоборот.
   – Субъектом данного исследования являетесь вы, не так ли? – спросила Чэндлер.
   – Да, это я.
   – Вы только что показали, что не испытывали удовлетворения, однако психиатр в своем отчете утверждает, что вы все же выражали удовлетворение исходом инцидента. Кто же прав?
   – В документе – его слова, а не мои. Вряд ли я стал бы говорить такое.
   – А что бы вам следовало сказать?
   – Не знаю. По крайней мере, не это.
   – Почему же в таком случае вы подписали бланк допуска?
   – Я подписал его потому, что хотел поскорее вернуться к работе. Если бы я стал препираться с ним из-за формулировок, мне никогда не удалось бы этого сделать.
   – Скажите, детектив, известно ли обследовавшему вас психиатру о том, что произошло с вашей матерью?
   Босх заколебался.
   – Не знаю, – наконец ответил он. – Я ему не рассказывал. Не знаю, была ли у него эта информация.
   Босху с трудом удавалось концентрировать внимание на своих словах, в его мозгу царила сумятица.
   – Что случилось с вашей матерью?
   Прежде чем ответить, он долго смотрел прямо на Чэндлер. Она не отвела взгляда.
   – Как здесь уже говорилось, она была убита. Мне тогда было одиннадцать лет. Это произошло в Голливуде.
   – И никто так и не был арестован, правильно?
   – Да, правильно. Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом? Об этом здесь уже все было сказано.
   Босх посмотрел на Белка. Тот, сообразив, что от него требуется, поднялся и заявил протест в связи с тем, что Чэндлер постоянно задает вопросы на одну и ту же тему.
   – Детектив Босх, вы хотите, чтобы мы устроили перерыв? – спросил судья Кейс. – Может быть, вам нужно немного успокоиться?
   – Нет, судья, со мной все в порядке.
   – Ну что ж, извините. Я не могу накладывать ограничения на перекрестный допрос. Протест отклоняется.
   Судья кивнул Чэндлер.
   – Сожалею, что приходится задавать вам такие личные вопросы, но скажите: после ее смерти вас воспитывал отец?
   – Вы не сожалеете. Вы…
   – Детектив Босх! – загремел судья. – Это недопустимо. Вы должны отвечать на задаваемые вам вопросы. И больше ничего говорить не надо. Отвечайте только на вопросы.
   – Нет. Я никогда не знал своего отца. Меня поместили сначала в детский дом, а потом – в интернат.
   – У вас есть братья? Сестры?
   – Нет.
   – Значит, человек, задушивший вашу мать, не только отобрал единственного и самого близкого вам человека, он в значительной степени разрушил вашу жизнь?
   – Можно сказать и так.
   – Связан ли с этим преступлением тот факт, что вы стали полицейским?
   Босх почувствовал, что не может больше смотреть на присяжных. Он знал, что лицо его стало красным. Он чувствовал себя мухой, умирающей под увеличительным стеклом.
   – Не знаю. Я никогда не залезал внутрь себя настолько глубоко.
   – Связано ли со смертью вашей матери то чувство удовлетворения, которое вы испытали, убив мистера Черча?
   – Как я уже сказал, если и можно говорить о каком-либо удовлетворении – а вы продолжаете использовать это слово, – то я испытал его лишь в связи с тем, что дело наконец-то было закрыто. Если использовать вашу терминологию – этот человек был чудовищем. Он был убийцей. Я был удовлетворен, что мы остановили его. А вы не были бы?
   – Отвечать на вопросы должны вы, детектив Босх, – сказала Чэндлер. – Следующий мой вопрос таков: действительно ли вы остановили убийства? Полностью?
   Белк подскочил и потребовал консультаций. Обратившись к присяжным, судья произнес:
   – Устроим все же перерыв. Когда мы будем готовы, вас пригласят.

Глава 17

   Белк потребовал, чтобы консультации по поводу его протеста в связи с последним вопросом Чэндлер проводились конфиденциально – без представителей прессы, поэтому судья встал и направился в свой кабинет. За ним последовали Чэндлер, Белк, Босх, стенографистка и секретарь суда. Чтобы рассесться вокруг стола, им пришлось принести из зала заседаний еще два стула. Стол из красного дерева был размером с ящик из-под какой-нибудь небольшой иностранной машины.
   Первым делом судья закурил. Увидев, что Чэндлер последовала его примеру, то же самое сделал и Босх. Судья подтолкнул пепельницу поближе к краю стола – так, чтобы ею могли воспользоваться все курившие.
   – Ну что ж, мистер Белк, начинайте. Это – ваша вечеринка, – произнес судья.
   – Ваша честь, меня очень тревожит направление, которое пытается придать процессу мисс Чэндлер.
   – Как вы можете всего по одному вопросу мисс Чэндлер угадать, в каком направлении она движется?
   Босх понимал, что Белк, видимо, поторопился с протестом. Пока было неясно, о чем еще, помимо записки, известно Чэндлер. Однако он думал, что топтание Белка вокруг этого вопроса было вызвано лишь желанием потянуть время.
   – Судья, – вмешался он. – Если я отвечу на последний вопрос, это может повредить ведущемуся сейчас расследованию.
   Судья откинулся в своем кожаном кресле.
   – Каким образом? – спросил он.
   – Мы считаем, что существует еще один убийца, – ответил Босх. – Вчера было опознано тело, найденное на этой неделе. Установлено, что эта женщина не могла погибнуть от руки Черча. Еще два года назад она была жива. И…
   – Способ убийства идентичен тому, как действовал настоящий Кукольник, – вставил Белк. – Полиция считает, что у Черча был последователь – человек, знавший, как именно убивал Черч, и поступавший в точности по его схеме. Некоторые улики позволяют предположить, что последователь виновен в совершении седьмого и одиннадцатого убийств, ранее приписываемых Черчу.
   – Последователь, – дополнил Босх, – видимо, был близок к следствию, это бьм кто-то, кто знал все детали.
   – Если вы позволите ей задавать вопросы на эту тему, пресса немедленно предаст все огласке и спугнет последователя. Он поймет, насколько близко к нему подобрались, – сказал Белк.
   Какое-то время судья молча обдумывал услышанное.
   – Все это звучит чрезвычайно интересно, – наконец вымолвил он, – и я желаю вам всяческого успеха в деле поимки последователя, как вы его окрестили. Но проблема, мистер Белк, заключается в том, что вы не предоставили мне никаких достаточно веских причин, руководствуясь которыми я мог бы на законном основании освободить вашего клиента от ответа на вопрос, заданный мисс Чэндлер. Никто не хочет мешать следствию, но вы же сами вызвали своего клиента на свидетельское место.
   – Да и существует ли этот второй убийца? – вставила Чэндлер. – Для меня очевидно, что убийца был всего один, причем вовсе не Черч. Они специально все это придумали, чтобы…
   – Мисс Чэндлер, – прервал ее судья, – это должно решать жюри присяжных. Приберегите свои доводы для них. Мистер Белк, проблема в том, что это – ваш свидетель. Вы сами его вызвали и подставили под такую линию допроса. Даже не знаю, что вам сказать. Само собой разумеется, удалить из зала журналистов я не могу. Это не для протокола, мисс Пенни.
   Судья проследил, чтобы стенографистка не печатала его последнее замечание.
   – Вас вздрючили, мистер Белк, да простят мне это выражение дамы. Свидетель ответит на этот вопрос, и на следующий, и на тот, что будет задан вслед за тем. Прошу всех вернуться в зал.
   Стенографистка вновь положила руки на клавиатуру.
   – Ваша честь, это невозможно…
   – Я принял решение, мистер Белк. Что-нибудь еще?
   И тут Белк удивил Босха.
   – Мы требуем отсрочки процесса.
   – Что?
   – Ваша честь, защита истца протестует, – заявила Чэндлер.
   – В этом я не сомневаюсь, – сказал судья. – Что вы имеете в виду, мистер Белк?
   – Ваша честь, вы должны отложить слушания. По крайней мере до следующей недели. Возможно, за это время следствию удастся добиться каких-то результатов.
   – Каких-то результатов? Забудьте об этом, Белк. Мы находимся посередине судебного процесса, друг мой.
   Белк встал и склонился над огромным столом.
   – Ваша честь, я требую экстренной приостановки слушаний на то время, которое понадобится нам для подачи апелляции в окружной суд.
   – Можете апеллировать куда угодно, мистер Белк, но никакой приостановки слушаний я не допущу. Процесс будет продолжен.
   В полной тишине все смотрели на Белка.
   – А что, если я откажусь отвечать? – задал вопрос Босх.
   Посмотрев на него долгим взглядом, судья Кейс сказал:
   – В таком случае я обвиню вас в неуважении к суду. Я вновь потребую у вас ответа, и если вы снова откажетесь его дать, я посажу вас за решетку. Когда же ваш юрист придет сюда и захочет выпустить вас под залог, я отвечу: «Никакого залога». Все это будет происходить на глазах у присяжных и журналистов. Причем я не стану накладывать никаких ограничений на то, что мисс Чэндлер захочет сообщить журналистам в кулуарах суда. Короче говоря, вы можете попробовать поиграть в героя и не отвечать на вопросы, но все, о чем вы только что говорили, так или иначе попадет в газеты. Могу повторить лишь то, что пару минут назад я сказал мистеру Белку не для проток…
   – Вы не можете так поступить, – неожиданно взорвался Белк. – Это… это… это неправильно. Вы должны помочь расследованию. Вы…
   – Никогда больше не указывайте мне, что я должен и чего – нет, – тихо, но твердо произнес судья.
   Он, казалось, еще больше увеличился в размерах, и Белк испуганно отпрянул. – Единственное, что я должен, – это обеспечить честные и справедливые слушания по данному делу. Вы хотите, чтобы я утаил информацию, которая может оказаться крайне важной для истца. Вы также пытаетесь шантажировать меня, а этого я не терплю. Я не окружной судья, которому нужна ваша поддержка перед каждыми очередными выборами. Моя должность – пожизненная! На этом – все.
   Мисс Пенни закончила печатать. На Белка было жалко смотреть после этой кровавой бани. Он согнулся и был похож на обреченного. Шея Белка, казалось, готова была принять топор палача.
   – Так что могу вам посоветовать только одно: поднимайте свою жирную задницу, возвращайтесь в зал и попробуйте придумать, каким образом поправить свои дела. Потому что через пять минут детектив Босх либо ответит на вопрос, либо сдаст свой пистолет, полицейский значок, пояс и шнурки от ботинок судебному приставу в федеральной каталажке! Пошли обратно в зал! Слушания продолжаются.
   Не отрывая глаз от Белка, судья Кейс раздавил в пепельнице сигарету.
   Когда процессия возвращалась обратно в зал, Босх шел прямо позади Чэндлер. Оглянувшись и убедившись, что судья уже уселся на свое место, он тихо сказал:
   – Если вы обнародуете информацию, которую получили в управлении, я найду ваш источник и спалю его.
   Чэндлер не споткнулась. Даже не обернувшись, она ответила:
   – Если к тому времени сами не превратитесь в головешку.
   Босх уселся в загородке для свидетелей, и в зал вошли присяжные. Судья велел Чэндлер продолжать допрос.
   – Чтобы не заставлять стенографистку искать мой последний вопрос, позвольте задать его еще раз. Детектив Босх, прекратились ли убийства так называемого Кукольника после того, как вы застрелили мистера Черча?
   Размышляя над ответом, Босх замешкался. Взглянув на зрительские места, он заметил, что теперь журналистов стало еще больше – по крайней мере людей, которые, как ему казалось, были журналистами. Все они сидели вместе.
   И тут же на заднем ряду он увидел Сильвию – собственной персоной. Она робко улыбнулась ему, но Босх не ответил.
   – Детектив Босх! – поторопил его судья.
   – Я не могу ответить на этот вопрос, без того, чтобы не нанести ущерба ведущемуся следствию, – сказал, наконец, он.
   – Детектив Босх, мы ведь только что все обсудили, – сердито произнес судья. – Отвечайте на вопрос.
   Босх знал, что, даже если он откажется отвечать и угодит за решетку, информация все равно окажется в газетах. Чэндлер немедленно разболтает все репортерам, как только что разрешил ей судья. А окажись Босх в каталажке, он уже больше не сможет гнаться за последователем – только и всего! Поэтому Босх решил ответить. Чтобы протянуть время, он взял в руки бумажный стаканчик и, неторопливо потягивая воду, тщательно сформулировал в уме свой ответ.
   – Разумеется, после своей смерти Норман Черч перестал убивать людей. Но помимо него был – и есть – кто-то еще. Убийца, применяющий те же методы, что и Норман Черч.
   – Спасибо, мистер Босх. Когда вы пришли к такому заключению?
   – На этой неделе, когда было обнаружено еще одно тело.
   – Кем оказалась жертва?
   – Женщиной по имени Ребекка Камински. Она исчезла два года назад.
   – Детали ее смерти совпадают с деталями гибели остальных жертв Кукольника?
   – Полностью, за исключением одной вещи.
   – Какой же?
   – Она была погребена под слоем цемента. Спрятана. Норман Черч всегда оставлял свои жертвы в людных местах.
   – И больше никаких различий?
   – Никаких.
   – Таким образом, поскольку эта женщина умерла два года спустя после убийства вами Нормана Черча, он не может быть обвинен в этом преступлении?
   – Совершенно верно.
   – То, что он был мертв, прекрасно доказывает его алиби, не так ли?
   – Совершенно верно.
   – Каким образом было обнаружено тело?
   – Я уже сказал – оно было залито цементом.
   – Но каким образом полиции удалось узнать о месте захоронения?
   – Мы получили записку с указанием места.
   Тогда Чэндлер предоставила суду вещественное доказательство со стороны истца под номером 4А, и судья Кейс принял его, отклонив при этом очередной протест Белка. После этого Чэндлер передала копию Босху, чтобы тот опознал документ и зачитал его.
   – Вслух, пожалуйста, – сказала она, прежде чем Босх начал читать. – Для присяжных.
   Босху было жутковато зачитывать слова последователя в притихшем зале. Когда он умолк, в воздухе еще некоторое время висела тишина, затем Чэндлер продолжила:
   – Он пишет: «Хоть годы прошли, а я все еще здесь». Что это может значить? – спросила она.
   – Это значит, что он пытается приписать все убийства себе. Он требует к себе внимания.
   – Может быть, он действительно совершил все эти убийства?
   – Не может. Потому что девять из них были совершены Норманом Черчем. Улики, найденные в квартире этого человека, неопровержимо доказывают, что он убил девятерых женщин. В этом не может быть никаких сомнений.
   – Кто обнаружил улики?
   – Я, – ответил Босх.
   – Не являются ли они в таком случае сомнительными, детектив Босх? И не выглядит ли абсурдной версия о втором убийце, применяющем те же самые методы?
   – Она не абсурдна. Такое бывает. И убитый мной человек не был невиновным.
   – А может, все разговоры о подражателе или последователе – это всего лишь придуманная вами шарада, цель которой – оправдать, да-да, именно так – убийство невиновного человека? Невиновного, безоружного человека, единственное «преступление» которого заключалось в том, что он привел с улицы проститутку, кстати, с молчаливого согласия своей жены.
   – Нет, это не так. Норман Черч убил…
   – Благодарю вас, мистер Босх.
   – …Многих женщин. Он был чудовищем.
   – Вроде того, который убил вашу мать?
   Босх бессознательно посмотрел на публику, увидел Сильвию и отвернулся. Пытаясь взять себя в руки, он задержал дыхание. Чэндлер не удастся вывернуть его наизнанку.
   – Да. Возможно, они были одинаковы. Оба – монстры.
   – Именно потому вы и убили его, не так ли? Под подушкой не было никакого парика. Вы убили его потому, что увидели перед собой убийцу своей матери?
   – Нет, вы ошибаетесь. Неужели вы думаете, что если бы мне нужно было сочинить байку для собственного оправдания, я не смог бы найти ничего лучше парика? Там была кухня, в ней – сколько угодно ножей… Зачем мне изобретать…
   – Довольно, довольно! – пролаял судья Кейс. – Мы отклоняемся от темы. Мисс Чэндлер, вместо того, чтобы задавать вопросы, вы стали высказывать предположения, а вы, детектив Босх, занялись тем же самым вместо того, чтобы отвечать на вопросы. Давайте еще раз.
   – Да, ваша честь, – ответила Чэндлер. – Можно ли утверждать, детектив Босх, что навешивание всех убийств на Нормана Черча являлось продуманной дымовой завесой, которая теперь, после обнаружения женщины в цементе, начинает развеиваться?
   – Нет, это неправда. Ничего не начинает развеиваться. Черч был убийцей и заслужил то, что в итоге получил.
   Услышав собственный ответ, Босх внутренне вздрогнул и на секунду зажмурился. Она все-таки добилась своего. Открыв глаза, он посмотрел на Чэндлер. Ее взгляд был пустым и холодным. В нем не отражалось ровным счетом ничего.
   – Вы сказали, он заслужил то, что получил, – тихо произнесла она. – Когда же вас успели назначить судьей, присяжными и палачом?
   Босх отпил из стаканчика.
   – Я лишь хотел сказать, что он сам затеял эту игру. Что бы ни случилось с Черчем, вся ответственность за это лежит только на нем. Когда начинаешь играть в такие игры, нужно знать, какими могут быть последствия.
   – Точно так же и Родни Кинг получил то, что заслуживал?
   – Протестую! – заорал Белк.
   – Протест принят, – откликнулся судья. – Ну ладно, мисс Чэндлер, вы…
   – Это разные вещи.
   – Детектив Босх, я поддержал протест, значит, вы можете не отвечать на вопрос.
   – Пока у меня больше нет вопросов, ваша честь, – сказала Чэндлер.
   Босх наблюдал, как она подошла к своему столу и бросила на его деревянную поверхность блокнот. Прядь волос по-прежнему свисала с ее затылка. Теперь-то Босх уже точно знал, что эта деталь была частью тщательно продуманного и разыгранного представления. После того, как Чэндлер села, Дебора Черч дотянулась до нее и сжала ее руку. Чэндлер не улыбнулась и не сделала никакого ответного жеста.
   Белк как мог постарался исправить ущерб, нанесенный перекрестным допросом, задавая вопросы об ужасных подробностях преступлений, стрельбе в квартире Черча и расследовании фактов, связанных с этим человеком. Но его, похоже, уже никто не слушал. Перекрестный допрос, проведенный Чэндлер, казалось, создал в зале вакуум.
   Белк был настолько беспомощен, что Чэндлер даже не утруждала себя дополнительными вопросами, и наконец Босху разрешили покинуть свидетельское место. Обратный путь к столу защиты показался ему в милю длиной.
   – Кто следующий свидетель, мистер Белк? – осведомился судья.
   – Не могли бы вы дать мне несколько минут, ваша честь? – ответил вопросом Белк.
   – Конечно.
   Повернувшись к Босху, он прошептал:
   – Я предлагаю прекратить выступления. Как ты на это смотришь?
   – Не знаю.
   – У нас больше нет свидетелей, если только ты не хочешь вызвать кого-нибудь из следственной бригады. Но они повторят то, что уже говорил ты, и получат от Чэндлер такую же вздрючку. Я бы на этом остановился.
   – А может, еще раз вызовем Лока? Он поддержал бы меня в том, что я говорил о последователе.
   – Рискованно. Он ведь психолог и не сможет сказать нам ничего, кроме «это возможно». А она с таким же успехом заставит его сказать «а возможно, и нет». Его ведь на эту тему не допрашивали, и мы не знаем, что у него на уме. Кроме того, нам, по-моему, следует избегать разговоров о втором убийце. У присяжных от этого только мозги набекрень съедут, а мы…
   – Мистер Белк, – произнес судья. – Мы ждем.
   Поднявшись из-за стола, Белк объявил:
   – Ваша честь, защита прекращает выступления.
   Окинув Белка долгим взглядом, судья обратился к присяжным и сообщил им, что на сегодня они свободны – адвокатам понадобится остаток дня, чтобы подготовить финальные выступления, а ему – инструкции для жюри присяжных.
   После того, как присяжные покинули зал, к стойке подошла Чэндлер. Она попросила судью вынести директивный вердикт в пользу истца, в чем ей было отказано. Белк сделал то же самое, попросив о вердикте в пользу ответчика. На это голосом полным сарказма судья попросил его сесть на место.
   Босх встретился с Сильвией через несколько минут после того, как переполненный зал заседаний опустел. Вокруг двух адвокатов собралась толпа журналистов. Взяв Сильвию под руку, Босх двинулся вместе с ней по вестибюлю.
   – Я же просил тебя не приходить сюда, Сильвия.
   – Да, но я чувствовала, что должна. Я хотела, чтобы ты знал: я с тобой, несмотря ни на что, Гарри. Я знаю о тебе то, что никогда не узнает ни один из присяжных. Кем бы ни пыталась изобразить тебя эта женщина, я-то знаю, какой ты. Не забывай об этом.
   На Сильвии было платье, которое очень нравилось Босху: черное с серебристой полосой. Она выглядела настоящей красавицей.
   – Я, гм, я… Ты давно здесь?
   – Почти с самого начала. И я рада, что пришла.
   Босх бросил на нее короткий взгляд.
   – Все это насчет моей матери…
   – Да, я слышала. Мне было больно от того, что я узнала об этом именно здесь. Гарри, кто мы друг другу, если между нами существуют такого рода секреты? Сколько раз я могу тебе повторять: такие вещи ставят под угрозу все, что есть между нами!