Страница:
– Telefono? Necesidad urgente.[16]
Женщина отвела взгляд, и ее колебания подсказали Босху, что у нее есть нужный ему номер.
– Por favor![17]
Попросив его подождать, она отошла от двери. Пока женщина отсутствовала, мальчик, сидевший метрах в трех от дверного проема, повернулся – Босх заметил, что показывали какую-то телевизионную игру, – и посмотрел на детектива. Босх ощутил чувство неловкости и, отвернувшись, принялся глядеть на двор. Когда он снова перевел взгляд на мальчика, тот улыбался. Подняв руку, он нацелил палец на Босха, а затем изобразил выстрелы и захихикал. Тут к двери вернулась его мать с клочком бумаги в руке. Там был нацарапан телефонный номер. И больше ничего.
Босх переписал телефон в маленькую записную книжку и сказал женщине, что заберет почту. Обернувшись, женщина посмотрела на карточный стол, будто ответ на вопрос, что же ей делать, лежал там же, рядом с корреспонденцией. После заверений Босха в том, что все будет в порядке, она наконец взяла пачку и отдала ее детективу. Во взгляде ее снова появился испуг.
Босх уже собирался уйти, как вдруг остановился и опять посмотрел на женщину. Он спросил ее, какова арендная плата за квартиру, и она назвала сумму: сто долларов в неделю. Кивнув, Босх отправился восвояси.
Выйдя на улицу, он подошел к стоявшему напротив соседнего жилого дома телефону-автомату, назвал оператору только что полученный номер и сказал, что ему нужен адрес абонента. Дожидаясь ответа, Босх думал о беременной женщине и недоумевал, почему она продолжает здесь жить. Неужели в каком-нибудь мексиканском городе, откуда она приехала, жизнь может быть хуже здешней? Впрочем, он знал: для некоторых из них добраться сюда стоило таких невероятных трудов, что о возвращении обратно нечего было и мечтать.
Пока Босх рылся в почте Черроне, к нему подошла одна из дежуривших на улице девиц. Ее увеличенные с помощью скальпеля груди были обтянуты коротенькой оранжевой майкой, а джинсы обрезаны так высоко, что по бокам торчали белые кончики карманов. В одном из них Босх отчетливо увидел контур пачки с презервативами. У нее был изможденный вид наркоманки, которая сделает все что угодно, когда угодно и где угодно ради того, чтобы заработать на дневную порцию крэка[18]. Разглядывая опустившуюся девицу, Босх решил, что ей вряд ли больше двадцати. К его удивлению, она сказала:
– Эй, милый, ищешь подружку?
Улыбнувшись, Босх ответил:
– Тебе следует быть поосторожнее, если не хочешь оказаться за решеткой"
– О, черт! – выругалась девица и повернулась, чтобы уйти.
– Минутку. Минутку! А мы с тобой разве не знакомы? Я, по-моему, знаю тебя. Да, я тебя знаю. Твое имя… Как тебя зовут крошка?
– Слушай парень. Я с тобой не говорила и снять тебя не пыталась, так что я пошла.
– Подожди. Мне от тебя ничего не нужно. Мне просто показалось, что мы встречались. Ты – не из девчонок Томми Черроне? Точно, вот откуда я тебя знаю.
Услышав произнесенное Босхом имя, она слегка замедлила шаг. Оставив трубку болтаться на проводе, Босх подскочил к девушке. Она остановилась.
– Слушай, я с Томми больше дел не имею, понял? А теперь мне нужно идти работать.
Отвернувшись от Босха, она подняла вверх большой палец, поскольку как раз в этот момент по улице пошел очередной поток машин.
– Подожди минутку. Скажи мне только, где сейчас Томми? Он мне нужен по одному делу.
– По какому еще делу? Не знаю я, где он теперь.
– Помнишь девушку – Бекки? Пару лет назад. Светленькая, любила яркую помаду – у нее был такой же набор, как у тебя. Ее еще иногда называли Мэгги. Мне позарез нужно ее найти, а она работала на Тома. Ты помнишь ее?
– Меня здесь тогда не было. А Томми я уже четыре месяца не видела. А ты – мешок с дерьмом.
Она двинулась в сторону, и тогда Босх крикнул ей вдогонку:
– Двадцать баксов.
Девица остановилась и вернулась.
– За что?
– За адрес. Я не шучу. Мне надо с ним перемолвиться.
– Давай монету.
Вынув деньги из бумажника, Босх вручил их проститутке, подумав, что в этот момент за ними могут наблюдать ребята из местного отдела нравов. Наверное, станут ломать голову, за что он дал этой «рыбачке» двадцатку.
– Поищи на Грандвью, – сказала она. – Номера дома я не знаю, но живет он на последнем этаже. И не говори, что это я тебя навела, а то он мне так впиндюрит…
И она ушла, засовывая деньги в один из торчащих карманов. Босху не было нужды спрашивать у нее, где находится Грандвью. Он увидел, как девица нырнула в проход между двумя домами и скрылась из виду – должно быть, отправилась за очередной дозой. Глядя ей вслед, Босх размышлял о том, сказала ли она ему правду и почему он дал деньги именно ей, а не женщине в квартире номер шесть. К тому моменту, когда он снова взял телефонную трубку, полицейский диспетчер уже отключился.
Босх вновь позвонил в диспетчерскую, и оператор сообщила ему адрес, по которому находился названный им номер телефона: квартира Р-1 в здании Грандвью на Сепульведе в Шерман-Оакс. Он только что выбросил на ветер двадцать баксов. Точнее, истратил их на крэк. Босх повесил трубку на рычаг.
Сев в машину, он закончил просматривать почту Черроне. Половина ее представляла собой обычную макулатуру, остальное – счета по кредитным карточкам и рекламные послания от кандидатов-республиканцев. Был там и пригласительный билет на банкет, посвященный церемонии вручения призов Гильдией актеров взрослого кино, «имеющий место быть» в Ризида на следующей неделе.
Босх развернул счет от «Американ Экспресс», Он не имел права так поступать, но незаконность его действий ничуть не волновала Босха. Черроне являлся преступником и лгал офицеру, под надзором которого обязан был находиться, так что жаловаться он не станет. На счету сутенера в «Американ Экспресс» в этом месяце находилось 1855,05 доллара. Счет занимал две страницы, и несколько пунктов в нем привлекли внимание Босха: два полета в Лас-Вегас и три счета от «Викториаз сикрет». Босх знал, что такое «Викториаз сикрет», поскольку не раз изучал каталоги этой фирмы, рассылавшей по почте дамское белье по заказам клиентов. Только за один месяц Черроне заказал почти на 400 долларов женского исподнего. Деньги полунищей женщины за аренду квартиры, которую Черроне использовал в качестве «крыши» для полицейского надзора, шли в основном на приобретение трусов и лифчиков для его шлюх. Это взбесило Босха, но одновременно подсказало ему одну мысль.
Возле двери, которая вела к лифтам, висел список жильцов и телефон. Напротив квартиры Р-1 значилось имя Кунц. Взяв телефонную трубку, он нажал кнопку. Ответила женщина.
– Почтовая служба, – соврал Босх. – У меня для вас посылка.
– Да? – удивилась она. – От кого?
– Гм, тут написано… Что-то я почерк не разберу… Похоже, от секретаря Виктора или что-то вроде.
– О! – ответила она, захихикав. – Я должна расписаться?
– Да, мэм, мне нужна ваша подпись.
Однако вместо того, чтобы впустить его внутрь, она сказала, что сейчас спустится сама. Босх постоял перед стеклянной дверью минуты две, но потом сообразил, что его жульничество не сработает: он стоял тут в цивильном костюме и без всякой посылки в руках. Поэтому, как только полированные двери лифта начали открываться, он повернулся к ним спиной.
Сделав шаг в сторону пианино, Босх стал разглядывать его, притворившись, что, залюбовавшись инструментом, не заметил, как пришел лифт. Услышав за спиной звук открывающейся двери, он обернулся.
– Это вы с почты?
Она была блондинкой – сногсшибательной даже в обычных джинсах и рубашке. Глаза их встретились, и Босх сразу почувствовал: она поняла, что ее надули. Девушка тут же попыталась захлопнуть дверь, но Босх вовремя оказался рядом и успел проскочить внутрь.
– Что вы делаете! Я…
Думая, что девушка сейчас закричит, Босх зажал ей рот рукой. Теперь глаза на ее наполовину закрытом лице, казалось, излучали еще больший страх, и она уже не казалась Босху такой восхитительной.
– Все в порядке. Я не причиню вам никакого вреда. Я только хочу поговорить с Томми. Давайте поднимемся.
Он медленно отпустил руку. Девушка не закричала.
– Томми сейчас нет, – шепотом сказала она, как бы подчеркивая свою покорность.
– Значит, мы его подождем.
Он осторожно подтолкнул ее к лифту и нажал на кнопку вызова.
Она сказала правду: Черроне действительно не было. К тому времени, как он появился, Босх едва-едва успел осмотреть богато обставленную квартиру с двумя спальнями, двумя ваннами и вторым этажом с садом на крыше.
Когда Черроне появился в дверях, держа в руках журнал для любителей скачек, Босх как раз входил с балкона, с которого открывался вид на Сепульведа и переполненное машинами шоссе Вентура.
Поначалу Черроне улыбнулся Босху, но затем лицо его посерело. Такое часто случалось, когда Босху приходилось встречаться с жуликами. Они узнавали его, поскольку на протяжении нескольких последних лет фотографии Босха неоднократно появлялись в газетах и на телеэкране. Не стала исключением и нынешняя неделя. Гарри не сомневался, что все мошенники, которые читают газеты или смотрят телевизионные новости, самым внимательным образом разглядывают фотографии полицейских. Они, вероятно, полагали, что это дает им некоторое преимущество, так как теперь они будут знать, от кого держаться подальше. Однако получалось наоборот: они сами себя выдавали. Поначалу Черроне улыбнулся Босху, как другу, который давным-давно потерялся и вот – нашелся вновь. Затем сообразил, что перед ним, вероятнее всего, враг – полицейский.
– Угадал, – сказал Босх.
– Томми, он заставил меня впустить его сюда, – принялась объяснять девушка. – Он позвонил по…
– Заткнись, – пролаял Черроне. Затем, обращаясь к Босху, сказал: – Если бы у тебя был ордер, ты пришел бы сюда не один. А коли ордера нет, вытряхивайся на хер.
– Поразительная наблюдательность, – ответил Босх. – А теперь сядь. У меня к тебе есть кое-какие вопросы.
– Пошел ты вместе со своими вопросами к такой-то матери! Выметайся отсюда!
Босх удобно расположился на черном кожаном диване и вытащил сигареты.
– Том, если я уйду, то прямым ходом отправлюсь к надзирающему за тобой офицеру. Он должен посадить тебя за решетку за твои штучки с липовым адресом. Отдел по надзору за отбывающими условное наказание до дрожи не любит ребят, которые говорят, что живут в одном месте, а сами болтаются еще где-то. Тем более, когда речь идет о блевотине вроде тебя и когда блевотина эта проживает в Грандвью.
Черроне запустил журнал через всю комнату, норовя попасть в девицу.
– Видишь? – заорал он. – Видишь, в какое говно ты меня втянула?
Та, очевидно, все прекрасно понимала и поэтому предпочла промолчать. Сцепив руки, Черроне стоял в гостиной и садиться, видимо, не собирался. Когда-то он, судя по всему, был хорошо скроен, но сейчас растолстел. Сказывались многочисленные вечера, проведенные в Голливуде или Дель-Мар за коктейлями и разглядыванием голых девок.
– Ну ладно, чего тебе нужно?
– Я хочу знать про Ребекку Камински.
Черроне выглядел озадаченным.
– Ты помнишь Мэгги Громко Кончаю? Блондинку, которой ты, судя по всему, помог нарастить сиськи? Ты помогал ей продвигаться в видеобизнесе и организовывал вызовы по телефону на сторону, а потом она исчезла.
– Ну и что с ней? Это было давным-давно.
– Двадцать два месяца и три дня назад, насколько мне известно.
– Так что из этого? Если она скурвилась и вешает на меня какое-нибудь говно, мне на это насрать. Пусть подает в суд. Посмотрим…
Резко вскочив с места, Босх влепил Черроне тяжелую оплеуху, а затем швырнул его через кожаное кресло прямо на пол. Взгляд Черроне немедленно метнулся в сторону девицы, и это подсказало Босху, что он полностью овладел ситуацией. Сила унижения иногда оказывалась гораздо более эффективной, чем даже нацеленный в голову револьвер. Физиономия Черроне залилась яркой краской.
Руку Босха саднило. Нагнувшись над лежащим сутенером, он сказал:
– Она не скурвилась, и тебе это прекрасно известно. Она мертва, и ты знал об этом еще тогда, когда писал заявление об ее исчезновении. Ты просто пытался прикрыть свою задницу. Мне нужно знать, как ты об этом узнал.
– Слушай, приятель, у меня не было ника…
– Но ты знал, что она не вернется. Откуда?
– У меня просто было предчувствие. Она не появлялась уже несколько дней.
– Такие, как ты, не ходят в полицию из-за предчувствий. Такие, как ты, не звонят копам даже тогда, когда у них грабят квартиры. Я уже сказал: ты просто пытался прикрыть свою задницу. Ты не хотел, чтобы тебя обвинили, поскольку знал, что живой она уже не появится.
– Ну, ладно, ладно, не просто предчувствие. Ее вызвал один парень. Я сам его никогда не видел – слышал только голос и кое-что из того, что он говорил. Мне этот голос был знаком, понимаешь? А потом, когда я ее послал и она не вернулась, до меня дошло. Я его вспомнил. Я ему как-то уже посылал одну девку, а ее потом нашли мертвой.
– Кого посылал?
– Святую Наставницу. Ее настоящего имени я не помню.
Зато помнил Босх. Святая Наставница был псевдоним порноактрисы Николь Нэпп, седьмой жертвы Кукольника. Он вновь сел на диван и сунул в рот сигарету.
– Томми, – сказала девушка, – он курит.
– Заткни свою пасть, – ответил сутенер.
– Но ты же сам запретил здесь курить, разве что когда…
– Заткни пасть!
– Николь Нэпп, – сказал Босх.
– Вот-вот, точно.
– Ты слышал, что полиция обвинила в ее смерти Кукольника?
– Да, я тоже так думал, пока не исчезла Бекки. И только тогда вспомнил этого парня и что он говорил.
– Почему же ты ничего никому не сказал? Почему не позвонил в полицию?
– Ты же сам говоришь: такие, как я, в полицию не звонят.
Босх кивнул.
– Что он сказал? Что сказал тот, кто звонил по телефону?
– Он сказал: «У меня сегодня ночью особые пожелания». Он так говорил оба раза. Именно так. Он сказал это и в тот, и в другой раз. И голос у него был какой-то чудной. Будто он говорит сквозь сжатые зубы или что-то в этом роде.
– И ты все равно ее послал.
– Я и не связал это вместе, пока она не исчезла. Слушай, парень, я же заявил о ее пропаже. Я сказал копам, в какой отель она пошла, а они и ухом не повели. Я один, что ли, виноват? Твою мать, копы же сказали, что этого парня поймали, что он сыграл в ящик. Я думал, ничего страшного…
– Ничего страшного для тебя или для девчонок, которых ты гоняешь на улицу?
– Слушай, ты чего, думаешь, я послал бы ее, если бы знал? Я в нее, кстати, кучу бабок вложил.
– Да уж это наверняка.
Босх посмотрел на блондинку и подумал: сколько времени понадобится для того, чтобы она выглядела так же, как та, которой он дал на улице двадцатку. Видимо, все девицы Черроне заканчивали на улице – выжатые как лимон и с задранным кверху большим пальцем. Или – погибали. Он снова посмотрел на Черроне.
– Ребекка курила?
– Что?
– Она курила? Ты с ней жил, ты должен знать.
– Нет, она не курила. Курение – омерзительная привычка.
Черроне свирепо поглядел на блондинку. Босх бросил сигарету прямо на белый ковер и наступил на нее, вставая с дивана. Он подошел к двери, но, открыв ее, остановился.
– Черроне, а эта женщина в той дыре, куда приходит твоя почта?..
– Что с ней такое?
– Она больше не будет платить за аренду.
– О чем это ты?
Пытаясь хотя бы частично обрести чувство собственного достоинства, он встал с пола.
– Я говорю, что она больше не будет платить тебе ренту. Время от времени я стану ее навещать. Если узнаю, что она продолжает платить, тут же звоню надзирающему за тобой офицеру, и тебе – крышка. Командовать блядями, сидя в окружной каталажке, очень трудно: на каждом этаже – всего по два телефона, и тюремная братва строго контролирует, кто ими пользуется и сколько времени говорит. Думаю, тогда тебе придется распустить свою армию.
Черроне молча смотрел на Босха, весь пунцовый от ярости.
– И лучше бы ей находиться там, когда я приду ее проведать, – добавил Босх. – Если узнаю, что она уехала обратно в Мексику, я позвоню и сдам тебя. Если узнаю, что ей пришлось купить эту вонючую квартирку, я тоже позвоню. Она просто будет там жить.
– Это шантаж, – сказал Черроне.
– Нет, жопа, это справедливость.
Он оставил дверь открытой. Уже в вестибюле, дожидаясь лифта, Босх еще раз услышал вопль Черроне: «Заткни свою поганую пасть!»
Глава 13
Женщина отвела взгляд, и ее колебания подсказали Босху, что у нее есть нужный ему номер.
– Por favor![17]
Попросив его подождать, она отошла от двери. Пока женщина отсутствовала, мальчик, сидевший метрах в трех от дверного проема, повернулся – Босх заметил, что показывали какую-то телевизионную игру, – и посмотрел на детектива. Босх ощутил чувство неловкости и, отвернувшись, принялся глядеть на двор. Когда он снова перевел взгляд на мальчика, тот улыбался. Подняв руку, он нацелил палец на Босха, а затем изобразил выстрелы и захихикал. Тут к двери вернулась его мать с клочком бумаги в руке. Там был нацарапан телефонный номер. И больше ничего.
Босх переписал телефон в маленькую записную книжку и сказал женщине, что заберет почту. Обернувшись, женщина посмотрела на карточный стол, будто ответ на вопрос, что же ей делать, лежал там же, рядом с корреспонденцией. После заверений Босха в том, что все будет в порядке, она наконец взяла пачку и отдала ее детективу. Во взгляде ее снова появился испуг.
Босх уже собирался уйти, как вдруг остановился и опять посмотрел на женщину. Он спросил ее, какова арендная плата за квартиру, и она назвала сумму: сто долларов в неделю. Кивнув, Босх отправился восвояси.
Выйдя на улицу, он подошел к стоявшему напротив соседнего жилого дома телефону-автомату, назвал оператору только что полученный номер и сказал, что ему нужен адрес абонента. Дожидаясь ответа, Босх думал о беременной женщине и недоумевал, почему она продолжает здесь жить. Неужели в каком-нибудь мексиканском городе, откуда она приехала, жизнь может быть хуже здешней? Впрочем, он знал: для некоторых из них добраться сюда стоило таких невероятных трудов, что о возвращении обратно нечего было и мечтать.
Пока Босх рылся в почте Черроне, к нему подошла одна из дежуривших на улице девиц. Ее увеличенные с помощью скальпеля груди были обтянуты коротенькой оранжевой майкой, а джинсы обрезаны так высоко, что по бокам торчали белые кончики карманов. В одном из них Босх отчетливо увидел контур пачки с презервативами. У нее был изможденный вид наркоманки, которая сделает все что угодно, когда угодно и где угодно ради того, чтобы заработать на дневную порцию крэка[18]. Разглядывая опустившуюся девицу, Босх решил, что ей вряд ли больше двадцати. К его удивлению, она сказала:
– Эй, милый, ищешь подружку?
Улыбнувшись, Босх ответил:
– Тебе следует быть поосторожнее, если не хочешь оказаться за решеткой"
– О, черт! – выругалась девица и повернулась, чтобы уйти.
– Минутку. Минутку! А мы с тобой разве не знакомы? Я, по-моему, знаю тебя. Да, я тебя знаю. Твое имя… Как тебя зовут крошка?
– Слушай парень. Я с тобой не говорила и снять тебя не пыталась, так что я пошла.
– Подожди. Мне от тебя ничего не нужно. Мне просто показалось, что мы встречались. Ты – не из девчонок Томми Черроне? Точно, вот откуда я тебя знаю.
Услышав произнесенное Босхом имя, она слегка замедлила шаг. Оставив трубку болтаться на проводе, Босх подскочил к девушке. Она остановилась.
– Слушай, я с Томми больше дел не имею, понял? А теперь мне нужно идти работать.
Отвернувшись от Босха, она подняла вверх большой палец, поскольку как раз в этот момент по улице пошел очередной поток машин.
– Подожди минутку. Скажи мне только, где сейчас Томми? Он мне нужен по одному делу.
– По какому еще делу? Не знаю я, где он теперь.
– Помнишь девушку – Бекки? Пару лет назад. Светленькая, любила яркую помаду – у нее был такой же набор, как у тебя. Ее еще иногда называли Мэгги. Мне позарез нужно ее найти, а она работала на Тома. Ты помнишь ее?
– Меня здесь тогда не было. А Томми я уже четыре месяца не видела. А ты – мешок с дерьмом.
Она двинулась в сторону, и тогда Босх крикнул ей вдогонку:
– Двадцать баксов.
Девица остановилась и вернулась.
– За что?
– За адрес. Я не шучу. Мне надо с ним перемолвиться.
– Давай монету.
Вынув деньги из бумажника, Босх вручил их проститутке, подумав, что в этот момент за ними могут наблюдать ребята из местного отдела нравов. Наверное, станут ломать голову, за что он дал этой «рыбачке» двадцатку.
– Поищи на Грандвью, – сказала она. – Номера дома я не знаю, но живет он на последнем этаже. И не говори, что это я тебя навела, а то он мне так впиндюрит…
И она ушла, засовывая деньги в один из торчащих карманов. Босху не было нужды спрашивать у нее, где находится Грандвью. Он увидел, как девица нырнула в проход между двумя домами и скрылась из виду – должно быть, отправилась за очередной дозой. Глядя ей вслед, Босх размышлял о том, сказала ли она ему правду и почему он дал деньги именно ей, а не женщине в квартире номер шесть. К тому моменту, когда он снова взял телефонную трубку, полицейский диспетчер уже отключился.
Босх вновь позвонил в диспетчерскую, и оператор сообщила ему адрес, по которому находился названный им номер телефона: квартира Р-1 в здании Грандвью на Сепульведе в Шерман-Оакс. Он только что выбросил на ветер двадцать баксов. Точнее, истратил их на крэк. Босх повесил трубку на рычаг.
Сев в машину, он закончил просматривать почту Черроне. Половина ее представляла собой обычную макулатуру, остальное – счета по кредитным карточкам и рекламные послания от кандидатов-республиканцев. Был там и пригласительный билет на банкет, посвященный церемонии вручения призов Гильдией актеров взрослого кино, «имеющий место быть» в Ризида на следующей неделе.
Босх развернул счет от «Американ Экспресс», Он не имел права так поступать, но незаконность его действий ничуть не волновала Босха. Черроне являлся преступником и лгал офицеру, под надзором которого обязан был находиться, так что жаловаться он не станет. На счету сутенера в «Американ Экспресс» в этом месяце находилось 1855,05 доллара. Счет занимал две страницы, и несколько пунктов в нем привлекли внимание Босха: два полета в Лас-Вегас и три счета от «Викториаз сикрет». Босх знал, что такое «Викториаз сикрет», поскольку не раз изучал каталоги этой фирмы, рассылавшей по почте дамское белье по заказам клиентов. Только за один месяц Черроне заказал почти на 400 долларов женского исподнего. Деньги полунищей женщины за аренду квартиры, которую Черроне использовал в качестве «крыши» для полицейского надзора, шли в основном на приобретение трусов и лифчиков для его шлюх. Это взбесило Босха, но одновременно подсказало ему одну мысль.
* * *
Здание Грандвью было последним писком калифорнийской архитектурной моды. Построенное вдоль торгового центра, оно позволяло своим жильцам, выходя из квартир, оказываться прямо посреди огромного скопища магазинов, отсекая их, однако, от непременного элемента среднестатистической культуры и общения в Южной Калифорнии – машины. Босх запарковался в гараже торгового центра и через задний вход вошел в вестибюль. Он был отделан итальянским мрамором, а в центре стояло большое пианино, игравшее само по себе.Возле двери, которая вела к лифтам, висел список жильцов и телефон. Напротив квартиры Р-1 значилось имя Кунц. Взяв телефонную трубку, он нажал кнопку. Ответила женщина.
– Почтовая служба, – соврал Босх. – У меня для вас посылка.
– Да? – удивилась она. – От кого?
– Гм, тут написано… Что-то я почерк не разберу… Похоже, от секретаря Виктора или что-то вроде.
– О! – ответила она, захихикав. – Я должна расписаться?
– Да, мэм, мне нужна ваша подпись.
Однако вместо того, чтобы впустить его внутрь, она сказала, что сейчас спустится сама. Босх постоял перед стеклянной дверью минуты две, но потом сообразил, что его жульничество не сработает: он стоял тут в цивильном костюме и без всякой посылки в руках. Поэтому, как только полированные двери лифта начали открываться, он повернулся к ним спиной.
Сделав шаг в сторону пианино, Босх стал разглядывать его, притворившись, что, залюбовавшись инструментом, не заметил, как пришел лифт. Услышав за спиной звук открывающейся двери, он обернулся.
– Это вы с почты?
Она была блондинкой – сногсшибательной даже в обычных джинсах и рубашке. Глаза их встретились, и Босх сразу почувствовал: она поняла, что ее надули. Девушка тут же попыталась захлопнуть дверь, но Босх вовремя оказался рядом и успел проскочить внутрь.
– Что вы делаете! Я…
Думая, что девушка сейчас закричит, Босх зажал ей рот рукой. Теперь глаза на ее наполовину закрытом лице, казалось, излучали еще больший страх, и она уже не казалась Босху такой восхитительной.
– Все в порядке. Я не причиню вам никакого вреда. Я только хочу поговорить с Томми. Давайте поднимемся.
Он медленно отпустил руку. Девушка не закричала.
– Томми сейчас нет, – шепотом сказала она, как бы подчеркивая свою покорность.
– Значит, мы его подождем.
Он осторожно подтолкнул ее к лифту и нажал на кнопку вызова.
Она сказала правду: Черроне действительно не было. К тому времени, как он появился, Босх едва-едва успел осмотреть богато обставленную квартиру с двумя спальнями, двумя ваннами и вторым этажом с садом на крыше.
Когда Черроне появился в дверях, держа в руках журнал для любителей скачек, Босх как раз входил с балкона, с которого открывался вид на Сепульведа и переполненное машинами шоссе Вентура.
Поначалу Черроне улыбнулся Босху, но затем лицо его посерело. Такое часто случалось, когда Босху приходилось встречаться с жуликами. Они узнавали его, поскольку на протяжении нескольких последних лет фотографии Босха неоднократно появлялись в газетах и на телеэкране. Не стала исключением и нынешняя неделя. Гарри не сомневался, что все мошенники, которые читают газеты или смотрят телевизионные новости, самым внимательным образом разглядывают фотографии полицейских. Они, вероятно, полагали, что это дает им некоторое преимущество, так как теперь они будут знать, от кого держаться подальше. Однако получалось наоборот: они сами себя выдавали. Поначалу Черроне улыбнулся Босху, как другу, который давным-давно потерялся и вот – нашелся вновь. Затем сообразил, что перед ним, вероятнее всего, враг – полицейский.
– Угадал, – сказал Босх.
– Томми, он заставил меня впустить его сюда, – принялась объяснять девушка. – Он позвонил по…
– Заткнись, – пролаял Черроне. Затем, обращаясь к Босху, сказал: – Если бы у тебя был ордер, ты пришел бы сюда не один. А коли ордера нет, вытряхивайся на хер.
– Поразительная наблюдательность, – ответил Босх. – А теперь сядь. У меня к тебе есть кое-какие вопросы.
– Пошел ты вместе со своими вопросами к такой-то матери! Выметайся отсюда!
Босх удобно расположился на черном кожаном диване и вытащил сигареты.
– Том, если я уйду, то прямым ходом отправлюсь к надзирающему за тобой офицеру. Он должен посадить тебя за решетку за твои штучки с липовым адресом. Отдел по надзору за отбывающими условное наказание до дрожи не любит ребят, которые говорят, что живут в одном месте, а сами болтаются еще где-то. Тем более, когда речь идет о блевотине вроде тебя и когда блевотина эта проживает в Грандвью.
Черроне запустил журнал через всю комнату, норовя попасть в девицу.
– Видишь? – заорал он. – Видишь, в какое говно ты меня втянула?
Та, очевидно, все прекрасно понимала и поэтому предпочла промолчать. Сцепив руки, Черроне стоял в гостиной и садиться, видимо, не собирался. Когда-то он, судя по всему, был хорошо скроен, но сейчас растолстел. Сказывались многочисленные вечера, проведенные в Голливуде или Дель-Мар за коктейлями и разглядыванием голых девок.
– Ну ладно, чего тебе нужно?
– Я хочу знать про Ребекку Камински.
Черроне выглядел озадаченным.
– Ты помнишь Мэгги Громко Кончаю? Блондинку, которой ты, судя по всему, помог нарастить сиськи? Ты помогал ей продвигаться в видеобизнесе и организовывал вызовы по телефону на сторону, а потом она исчезла.
– Ну и что с ней? Это было давным-давно.
– Двадцать два месяца и три дня назад, насколько мне известно.
– Так что из этого? Если она скурвилась и вешает на меня какое-нибудь говно, мне на это насрать. Пусть подает в суд. Посмотрим…
Резко вскочив с места, Босх влепил Черроне тяжелую оплеуху, а затем швырнул его через кожаное кресло прямо на пол. Взгляд Черроне немедленно метнулся в сторону девицы, и это подсказало Босху, что он полностью овладел ситуацией. Сила унижения иногда оказывалась гораздо более эффективной, чем даже нацеленный в голову револьвер. Физиономия Черроне залилась яркой краской.
Руку Босха саднило. Нагнувшись над лежащим сутенером, он сказал:
– Она не скурвилась, и тебе это прекрасно известно. Она мертва, и ты знал об этом еще тогда, когда писал заявление об ее исчезновении. Ты просто пытался прикрыть свою задницу. Мне нужно знать, как ты об этом узнал.
– Слушай, приятель, у меня не было ника…
– Но ты знал, что она не вернется. Откуда?
– У меня просто было предчувствие. Она не появлялась уже несколько дней.
– Такие, как ты, не ходят в полицию из-за предчувствий. Такие, как ты, не звонят копам даже тогда, когда у них грабят квартиры. Я уже сказал: ты просто пытался прикрыть свою задницу. Ты не хотел, чтобы тебя обвинили, поскольку знал, что живой она уже не появится.
– Ну, ладно, ладно, не просто предчувствие. Ее вызвал один парень. Я сам его никогда не видел – слышал только голос и кое-что из того, что он говорил. Мне этот голос был знаком, понимаешь? А потом, когда я ее послал и она не вернулась, до меня дошло. Я его вспомнил. Я ему как-то уже посылал одну девку, а ее потом нашли мертвой.
– Кого посылал?
– Святую Наставницу. Ее настоящего имени я не помню.
Зато помнил Босх. Святая Наставница был псевдоним порноактрисы Николь Нэпп, седьмой жертвы Кукольника. Он вновь сел на диван и сунул в рот сигарету.
– Томми, – сказала девушка, – он курит.
– Заткни свою пасть, – ответил сутенер.
– Но ты же сам запретил здесь курить, разве что когда…
– Заткни пасть!
– Николь Нэпп, – сказал Босх.
– Вот-вот, точно.
– Ты слышал, что полиция обвинила в ее смерти Кукольника?
– Да, я тоже так думал, пока не исчезла Бекки. И только тогда вспомнил этого парня и что он говорил.
– Почему же ты ничего никому не сказал? Почему не позвонил в полицию?
– Ты же сам говоришь: такие, как я, в полицию не звонят.
Босх кивнул.
– Что он сказал? Что сказал тот, кто звонил по телефону?
– Он сказал: «У меня сегодня ночью особые пожелания». Он так говорил оба раза. Именно так. Он сказал это и в тот, и в другой раз. И голос у него был какой-то чудной. Будто он говорит сквозь сжатые зубы или что-то в этом роде.
– И ты все равно ее послал.
– Я и не связал это вместе, пока она не исчезла. Слушай, парень, я же заявил о ее пропаже. Я сказал копам, в какой отель она пошла, а они и ухом не повели. Я один, что ли, виноват? Твою мать, копы же сказали, что этого парня поймали, что он сыграл в ящик. Я думал, ничего страшного…
– Ничего страшного для тебя или для девчонок, которых ты гоняешь на улицу?
– Слушай, ты чего, думаешь, я послал бы ее, если бы знал? Я в нее, кстати, кучу бабок вложил.
– Да уж это наверняка.
Босх посмотрел на блондинку и подумал: сколько времени понадобится для того, чтобы она выглядела так же, как та, которой он дал на улице двадцатку. Видимо, все девицы Черроне заканчивали на улице – выжатые как лимон и с задранным кверху большим пальцем. Или – погибали. Он снова посмотрел на Черроне.
– Ребекка курила?
– Что?
– Она курила? Ты с ней жил, ты должен знать.
– Нет, она не курила. Курение – омерзительная привычка.
Черроне свирепо поглядел на блондинку. Босх бросил сигарету прямо на белый ковер и наступил на нее, вставая с дивана. Он подошел к двери, но, открыв ее, остановился.
– Черроне, а эта женщина в той дыре, куда приходит твоя почта?..
– Что с ней такое?
– Она больше не будет платить за аренду.
– О чем это ты?
Пытаясь хотя бы частично обрести чувство собственного достоинства, он встал с пола.
– Я говорю, что она больше не будет платить тебе ренту. Время от времени я стану ее навещать. Если узнаю, что она продолжает платить, тут же звоню надзирающему за тобой офицеру, и тебе – крышка. Командовать блядями, сидя в окружной каталажке, очень трудно: на каждом этаже – всего по два телефона, и тюремная братва строго контролирует, кто ими пользуется и сколько времени говорит. Думаю, тогда тебе придется распустить свою армию.
Черроне молча смотрел на Босха, весь пунцовый от ярости.
– И лучше бы ей находиться там, когда я приду ее проведать, – добавил Босх. – Если узнаю, что она уехала обратно в Мексику, я позвоню и сдам тебя. Если узнаю, что ей пришлось купить эту вонючую квартирку, я тоже позвоню. Она просто будет там жить.
– Это шантаж, – сказал Черроне.
– Нет, жопа, это справедливость.
Он оставил дверь открытой. Уже в вестибюле, дожидаясь лифта, Босх еще раз услышал вопль Черроне: «Заткни свою поганую пасть!»
Глава 13
Босх все-таки угодил в час пик, поэтому путь к Сильвии оказался долгим. Одетая в большую, не по размеру майку и линялые джинсы, она сидела за обеденным столом и проверяла домашние задания. Один из курсов, которые она преподавала в школе, назывался «Лос-Анджелес в литературе». По ее словам, она разработала этот курс для того, чтобы школьники лучше узнали свой город. Большинство из них приехали сюда из других мест и даже стран. Однажды Сильвия сказала Босху, что учащиеся в ее классе говорят на одиннадцати разных языках.
Он положил ей руку на шею сзади и наклонился, чтобы поцеловать. Домашние работы представляли собой рассказы о прочитанной книге Натаниеля Уэста «День саранчи».
– Читал? – спросила она.
– Очень давно. Одна училка английского в школе заставляла нас читать ее. Сумасшедшая тетка.
Сильвия ткнула его локтем в живот.
– Ладно, умник. Самым крутым я даю чтиво попроще. Например, «Долгий сон».
– Наверное, по мнению твоих учеников, именно так должна называться и эта книга.
– Ты сегодня просто искришься. Какие-нибудь хорошие новости?
– В общем-то нет. Просто там все течет и изменяется… в дерьмо. А здесь – совсем по-другому.
Сильвия встала, и они обнялись. Зная, что ей это нравится, он провел рукой вверх и вниз по ее спине.
– Что на суде?
– И все, и ничего. Я, похоже, уселся в грязную лужу. Интересно, смогу ли я устроиться после всего этого сторожем – как Марлоу?
Сильвия оттолкнула его от себя.
– О чем ты говоришь?
– Да сам не знаю. Так как-то все… Мне придется сегодня вечером поработать над этим. Устроюсь за столом на кухне. А ты со своей саранчой сиди здесь.
– Сегодня твоя очередь готовить.
– В таком случае найму полковника.
– Черт!
– Эй-эй, учительнице английского не полагается так выражаться. Чем тебе не нравится полковник?
– Он умер много лет назад. Ну да ладно. Проехали.
Сильвия улыбнулась. Это случалось часто и стало уже чем-то вроде ритуала. Когда была его очередь готовить, Босх обычно вел ее ужинать в город. Он понимал, что ей вовсе не улыбалась перспектива есть жареных цыплят в какой-нибудь забегаловке, но сейчас слишком многое происходило, слишком многое следовало обдумать.
У Сильвии было такое лицо, что ему захотелось исповедаться перед ней во всем плохом, что он когда-либо сделал. И в то же время он знал, что не сможет. Знала это и она.
– Сегодня я унизил человека.
– Что? Как?
– Потому что он унижает женщин.
– Так поступают все мужчины, Гарри. Что ты с ним сделал?
– Врезал ему по морде на глазах у его женщины.
– Может, он это заслужил.
– Я не хочу, чтобы ты приходила завтра в суд. Чэндлер, вероятно, вызовет меня для дачи показаний, но мне не хочется, чтобы ты при этом присутствовала. Видимо, все будет очень хреново.
Секунду она молчала.
– Почему ты так делаешь, Гарри? Почему ты мне говоришь только это, а все остальное держишь в секрете? В чем-то мы с тобой так близки, а в чем-то… Ты мне рассказываешь про мужчину, которого ударил, а о себе ничего не говоришь. Что я знаю о тебе, о твоем прошлом? Мне это не нравится, Гарри. Мы либо покончим с этим, либо начнем унижать друг друга. Именно так у меня уже было раньше.
Босх кивнул и опустил глаза. Ему нечего было сказать. Ему было слишком тяжело от других мыслей, чтобы сейчас копаться еще и в этом.
– Жареной картошечки хочешь? – спросил он наконец.
– Давай.
Сильвия вернулась к проверке домашнего задания, а Босх отправился на кухню готовить ужин.
Открыв первую папку, он разложил по всему столу пачки документов по одиннадцати жертвам. Держа бутылку в руке, он встал рядом со столом, чтобы увидеть их все сразу. Сверху каждой стопки бумаг находилась фотография останков той или иной жертвы – в том виде, в каком они были обнаружены. Перед Босхом лежали одиннадцать фотографий. Некоторое время он размышлял, а затем пошел в спальню и проверил костюм, в котором ходил накануне. Поляроидный снимок «цементной блондинки» все еще лежал в кармане.
Босх принес фото на кухню и положил на стол рядом с другими. Двенадцатый номер. Это была жуткая галерея изломанных, измученных тел, под мертвыми глазами которых губной помадой были нарисованы жизнерадостные улыбки. Слепящий свет полицейских фотовспышек заливал беспомощные обнаженные тела.
Босх отхлебнул из бутылки и продолжал глядеть на стол: читал имена погибших и даты их смертей, рассматривал лица. Пропавшие ангелы в городе ночи[19]. Когда Босх заметил, что в кухню вошла Сильвия, было уже слишком поздно.
– Боже мой, – прошептала она, увидев разложенные на столе фотографии, и отступила на несколько шагов назад. В руке у нее была работа одного из учеников, другую руку она непроизвольно поднесла ко рту.
– Извини, Сильвия, – произнес Босх. – Я должен был предупредить тебя, чтобы ты не заходила.
– Это и есть те самые женщины?
Он кивнул.
– Что ты делаешь?
– Сам не знаю. Наверное, жду какого-то озарения. Я подумал, что, если посмотрю на них всех сразу, у меня может появиться какая-нибудь идея относительно того, что же все-таки происходит.
– Но как ты можешь на это смотреть? Ведь ты просто стоял тут и разглядывал все это!
– Я должен.
Сильвия взглянула на листок в своей руке.
– Что это? – спросил он.
– Да так, ничего особенного. Это написала одна из моих учениц, и я хотела тебе прочитать.
– Давай.
Он подошел к стене и повернул выключатель над кухонным столом. Фотографии и сам Босх погрузились в темноту, только Сильвию освещал свет, падавший сквозь дверной проем из гостиной в кухню.
– Давай.
Сильвия развернула листок и сказала:
– Это девочка. И вот, что она написала: «Уэст предсказал тот момент, когда благопроцветанию Лос-Анджелеса придет конец. Он увидел, как город ангелов превращается в город отчаяния, место, где под напором обезумевшей толпы вдребезги разбиваются надежды. Его книга явилась предупреждением».
Сильвия посмотрела на Босха.
– Она написала много, но я хотела прочесть тебе именно это место. Она еще только в десятом классе, занимается по усиленной программе, но в этой работе она схватила что-то очень важное.
Босх поразился, насколько Сильвии не свойствен цинизм. Сам-то он первым делом подумал, что девчонка у кого-то списала. Откуда, к примеру, ей взять такое слово, как «благопроцветание»? Но Сильвия этого не замечала. Она видела в вещах только красоту. Он – только темные стороны.
– Здорово, – сказал Босх.
– Она чернокожая. Ездит в школу на автобусе. Одна из самых умных, и я очень волнуюсь за эти ее автобусные путешествия. Она сказала, что поездка в один конец занимает у нее семьдесят пять минут, и за это время она успевает сделать все уроки, которые я им задаю. Но я все равно за нее волнуюсь. Она кажется такой чувствительной… Гораздо больше, чем следовало бы.
– Подожди немного, и у нее на сердце тоже вырастет мозоль. Так со всеми бывает.
– Нет, не со всеми, Гарри. Именно поэтому я за нее и волнуюсь.
В темноте она посмотрела на него долгим взглядом.
– Извини, что помешала тебе.
– Ты никогда мне не мешаешь, Сильвия. Это ты извини меня за то, что я притащил все это сюда. Если хочешь, я сейчас соберусь и уеду домой.
– Нет, Гарри, я хочу, чтобы ты оставался здесь. Может, сварить кофе?
– Нет, спасибо.
Она вернулась в гостиную, а он снова включил свет и еще раз оглядел страшную галерею. Хотя после смерти женщины и выглядели одинаково из-за грима, наложенного убийцей, все они различались по тем или иным признакам: размеру, расовой принадлежности, цвету и так далее.
Как в свое время растолковал следственной бригаде Лок, это объяснялось тем, что убийца являлся просто неразборчивым хищником. Тело само по себе для него было не важным – просто получение новой жертвы для своей «эротической программы». Не имело значения, белая у жертвы кожа или черная, главное – вцепиться в нее, причем так, чтобы этого никто не заметил. Он кормился ближе к дну. Он плавал на той глубине, где попадавшиеся ему женщины превращались в жертв задолго до встречи с ним. Это были женщины, которые уже подарили свои тела нелюбящим рукам и глазам чужих мужчин. Когда он появлялся, они уже ждали его. Теперь Босх понял, что вопрос заключался в следующем: происходил ли и сам Кукольник из этой среды?
Он положил ей руку на шею сзади и наклонился, чтобы поцеловать. Домашние работы представляли собой рассказы о прочитанной книге Натаниеля Уэста «День саранчи».
– Читал? – спросила она.
– Очень давно. Одна училка английского в школе заставляла нас читать ее. Сумасшедшая тетка.
Сильвия ткнула его локтем в живот.
– Ладно, умник. Самым крутым я даю чтиво попроще. Например, «Долгий сон».
– Наверное, по мнению твоих учеников, именно так должна называться и эта книга.
– Ты сегодня просто искришься. Какие-нибудь хорошие новости?
– В общем-то нет. Просто там все течет и изменяется… в дерьмо. А здесь – совсем по-другому.
Сильвия встала, и они обнялись. Зная, что ей это нравится, он провел рукой вверх и вниз по ее спине.
– Что на суде?
– И все, и ничего. Я, похоже, уселся в грязную лужу. Интересно, смогу ли я устроиться после всего этого сторожем – как Марлоу?
Сильвия оттолкнула его от себя.
– О чем ты говоришь?
– Да сам не знаю. Так как-то все… Мне придется сегодня вечером поработать над этим. Устроюсь за столом на кухне. А ты со своей саранчой сиди здесь.
– Сегодня твоя очередь готовить.
– В таком случае найму полковника.
– Черт!
– Эй-эй, учительнице английского не полагается так выражаться. Чем тебе не нравится полковник?
– Он умер много лет назад. Ну да ладно. Проехали.
Сильвия улыбнулась. Это случалось часто и стало уже чем-то вроде ритуала. Когда была его очередь готовить, Босх обычно вел ее ужинать в город. Он понимал, что ей вовсе не улыбалась перспектива есть жареных цыплят в какой-нибудь забегаловке, но сейчас слишком многое происходило, слишком многое следовало обдумать.
У Сильвии было такое лицо, что ему захотелось исповедаться перед ней во всем плохом, что он когда-либо сделал. И в то же время он знал, что не сможет. Знала это и она.
– Сегодня я унизил человека.
– Что? Как?
– Потому что он унижает женщин.
– Так поступают все мужчины, Гарри. Что ты с ним сделал?
– Врезал ему по морде на глазах у его женщины.
– Может, он это заслужил.
– Я не хочу, чтобы ты приходила завтра в суд. Чэндлер, вероятно, вызовет меня для дачи показаний, но мне не хочется, чтобы ты при этом присутствовала. Видимо, все будет очень хреново.
Секунду она молчала.
– Почему ты так делаешь, Гарри? Почему ты мне говоришь только это, а все остальное держишь в секрете? В чем-то мы с тобой так близки, а в чем-то… Ты мне рассказываешь про мужчину, которого ударил, а о себе ничего не говоришь. Что я знаю о тебе, о твоем прошлом? Мне это не нравится, Гарри. Мы либо покончим с этим, либо начнем унижать друг друга. Именно так у меня уже было раньше.
Босх кивнул и опустил глаза. Ему нечего было сказать. Ему было слишком тяжело от других мыслей, чтобы сейчас копаться еще и в этом.
– Жареной картошечки хочешь? – спросил он наконец.
– Давай.
Сильвия вернулась к проверке домашнего задания, а Босх отправился на кухню готовить ужин.
* * *
После того, как они поели и Сильвия снова ушла в гостиную, он открыл атташе-кейс и выложил на кухонный стол «книги мертвых». Перед ним стояла бутылка «Генри Вейнарда», но сигарет не было. Босх не хотел курить в доме. По крайней мере, до тех пор, пока Сильвия не спит.Открыв первую папку, он разложил по всему столу пачки документов по одиннадцати жертвам. Держа бутылку в руке, он встал рядом со столом, чтобы увидеть их все сразу. Сверху каждой стопки бумаг находилась фотография останков той или иной жертвы – в том виде, в каком они были обнаружены. Перед Босхом лежали одиннадцать фотографий. Некоторое время он размышлял, а затем пошел в спальню и проверил костюм, в котором ходил накануне. Поляроидный снимок «цементной блондинки» все еще лежал в кармане.
Босх принес фото на кухню и положил на стол рядом с другими. Двенадцатый номер. Это была жуткая галерея изломанных, измученных тел, под мертвыми глазами которых губной помадой были нарисованы жизнерадостные улыбки. Слепящий свет полицейских фотовспышек заливал беспомощные обнаженные тела.
Босх отхлебнул из бутылки и продолжал глядеть на стол: читал имена погибших и даты их смертей, рассматривал лица. Пропавшие ангелы в городе ночи[19]. Когда Босх заметил, что в кухню вошла Сильвия, было уже слишком поздно.
– Боже мой, – прошептала она, увидев разложенные на столе фотографии, и отступила на несколько шагов назад. В руке у нее была работа одного из учеников, другую руку она непроизвольно поднесла ко рту.
– Извини, Сильвия, – произнес Босх. – Я должен был предупредить тебя, чтобы ты не заходила.
– Это и есть те самые женщины?
Он кивнул.
– Что ты делаешь?
– Сам не знаю. Наверное, жду какого-то озарения. Я подумал, что, если посмотрю на них всех сразу, у меня может появиться какая-нибудь идея относительно того, что же все-таки происходит.
– Но как ты можешь на это смотреть? Ведь ты просто стоял тут и разглядывал все это!
– Я должен.
Сильвия взглянула на листок в своей руке.
– Что это? – спросил он.
– Да так, ничего особенного. Это написала одна из моих учениц, и я хотела тебе прочитать.
– Давай.
Он подошел к стене и повернул выключатель над кухонным столом. Фотографии и сам Босх погрузились в темноту, только Сильвию освещал свет, падавший сквозь дверной проем из гостиной в кухню.
– Давай.
Сильвия развернула листок и сказала:
– Это девочка. И вот, что она написала: «Уэст предсказал тот момент, когда благопроцветанию Лос-Анджелеса придет конец. Он увидел, как город ангелов превращается в город отчаяния, место, где под напором обезумевшей толпы вдребезги разбиваются надежды. Его книга явилась предупреждением».
Сильвия посмотрела на Босха.
– Она написала много, но я хотела прочесть тебе именно это место. Она еще только в десятом классе, занимается по усиленной программе, но в этой работе она схватила что-то очень важное.
Босх поразился, насколько Сильвии не свойствен цинизм. Сам-то он первым делом подумал, что девчонка у кого-то списала. Откуда, к примеру, ей взять такое слово, как «благопроцветание»? Но Сильвия этого не замечала. Она видела в вещах только красоту. Он – только темные стороны.
– Здорово, – сказал Босх.
– Она чернокожая. Ездит в школу на автобусе. Одна из самых умных, и я очень волнуюсь за эти ее автобусные путешествия. Она сказала, что поездка в один конец занимает у нее семьдесят пять минут, и за это время она успевает сделать все уроки, которые я им задаю. Но я все равно за нее волнуюсь. Она кажется такой чувствительной… Гораздо больше, чем следовало бы.
– Подожди немного, и у нее на сердце тоже вырастет мозоль. Так со всеми бывает.
– Нет, не со всеми, Гарри. Именно поэтому я за нее и волнуюсь.
В темноте она посмотрела на него долгим взглядом.
– Извини, что помешала тебе.
– Ты никогда мне не мешаешь, Сильвия. Это ты извини меня за то, что я притащил все это сюда. Если хочешь, я сейчас соберусь и уеду домой.
– Нет, Гарри, я хочу, чтобы ты оставался здесь. Может, сварить кофе?
– Нет, спасибо.
Она вернулась в гостиную, а он снова включил свет и еще раз оглядел страшную галерею. Хотя после смерти женщины и выглядели одинаково из-за грима, наложенного убийцей, все они различались по тем или иным признакам: размеру, расовой принадлежности, цвету и так далее.
Как в свое время растолковал следственной бригаде Лок, это объяснялось тем, что убийца являлся просто неразборчивым хищником. Тело само по себе для него было не важным – просто получение новой жертвы для своей «эротической программы». Не имело значения, белая у жертвы кожа или черная, главное – вцепиться в нее, причем так, чтобы этого никто не заметил. Он кормился ближе к дну. Он плавал на той глубине, где попадавшиеся ему женщины превращались в жертв задолго до встречи с ним. Это были женщины, которые уже подарили свои тела нелюбящим рукам и глазам чужих мужчин. Когда он появлялся, они уже ждали его. Теперь Босх понял, что вопрос заключался в следующем: происходил ли и сам Кукольник из этой среды?