Страница:
два человека остались в джипе.
Дрожа от возбуждения, Тимохин передал все по рации. Сейчас он
чувствовал себя как артиллерийский разведчик, по наводке которого огненный
шквал сметает с лица земли роты и батальоны.
-- Сколько в джипе не знаю, могу уточнить, -- предложил он.
-- Неважно, -- отозвался спокойный голос. -- Уезжайте.
Вдруг он понял, что спецы все время вели его машину и находятся где-то
совсем близко. Болезненное любопытство требовало остаться и дождаться
развязки, но он понимал, что это может дорого обойтись. В подобных играх
ставка только одна -- жизнь. Обледенелый "жигуль" осторожно тронулся с места
и стал набирать скорость.
В ресторанчике приятно пахло укропом. Шипулин уже был на месте. Крепкий
парень лет тридцати с крупными чертами лица, редкими волосами и нездоровой
кожей. Боксерский нос и маленькие настороженные глаза дополняли портрет.
Майор занял самый просторный кабинет на двадцать персон и распорядился
накрыть на двоих. Увидев, что с Мехманом идет сам Тахиров, он вначале
растерялся, но гут же обрадовался: с этим человеком сиживают за столом и
губернатор, и городской мэр, и начальник УВД, для простого опера такое
внимание -- большая честь.
-- Самвел, быстро прибор! -- распорядился майор. Его здесь знали, и
Самвел летал как на крыльях. Он мгновенно принес еще одну большую плоскую
тарелку и пивную кружку с металлическим раком вместо ручки. Хвостом рак
подпирал дно хрустального сосуда, а растопыренными клешнями вцепился в
верхнюю кромку.
Через минуту на столе стояла таким же образом оформленная ваза, только
здесь три рака выполняли роль ножек, поддерживая ее снизу. Настоящие красные
раки наполняли вазу горкой, от них шел густой ароматный парок. Треть стола
была заставлена бутылками с пивом. Осмотрев стол, Шипулин кивнул, и Самвел,
задернув портьеру, исчез. Два "быка" сели за столик посередине зала, лицом к
входной двери.
-- Ну, попробуем, что они тут наготовили, -- Тахиров выбрал самого
крупного рака и нетерпеливо оторвал могучую клешню.
Шипулин налил всем пива и последовал его примеру.
-- Как служба, Александр Васильевич? -- доброжелательно поинтересовался
Тахиров, разделывая деликатесное членистоногое. Он только что спросил у
Мехмана имя майора, но сейчас казалось, что он его хорошо знает и ценит.
Эльхан умел работать с людьми.
-- Тяжело, Эльхан-муалим, -- опер тоже блеснул знанием почтительной
формы обращения. -- Бандиты совсем обнаглели.
Тахиров понимающе кивнул.
-- Что там в "Якоре" получилось? -- небрежно поинтересовался он.
-- Есть информация, что Рубен Саркисян не поделил территорию с Баржей.
-- Интересно! Чего они мою территорию делят?
Шипулин развел руками.
-- Беспредельщики потому что. Сейчас много таких развелось.
Некоторое время они молча хрустели панцирями, высасывали нежное
сладковатое мясо, Садыков старался смотреть в сторону, но его все, равно
мутило.
-- У меня будет к тебе вопрос, -- сказал наконец Тахиров. -- По
"Тихпромбанку". Но вначале о приятных вещах. Мехман, выдай нашему другу
зарплату.
Помощник положил на стол две пачки по пять тысяч долларов.
-- Это и аванс на предстоящее дело, -- пояснил Тахиров. -- А кому и
сколько дать среди своих -- сам решай. На это получишь отдельно. Так вот...
Поедание раков и деловая беседа продолжались.
Тиходонск, ресторанчик "Маленький Париж".
Оставшийся в джипе охранник скучал. Его жизненный опыт подсказывал, что
нападений никогда не бывает. Бывают стрелки, разборки, разводки, просто
драки, но не нападения на хозяина. И бывает скучное многочасовое ожидание,
за которое хорошо платили. Поэтому он сидел, глубоко утонув в водительском
кресле, и слушал включенный на полную громкость магнитофон.
-- Бум! Бум! Бум! -- били по барабанным перепонкам тяжелые басы.
Когда распахнулась дверь и в проеме показалась голова в черной маске с
прорезями для глаз и рука с никогда ранее не виденным пистолетом, он
оцепенел, гладкая мускулатура расслабилась и теплая струя побежала в штаны.
-- Пес! Бум! -- приглушенный выстрел спецпатрона не перекрыл ударного
низкочастотного фона. Пуля попала в область сердца. Рана могла оказаться и
не смертельной, но она на сто процентов гарантировала невозможность
каких-либо действий, поэтому дополнительных выстрелов не последовало. Оружие
спряталось под куртку, дверца захлопнулась.
-- Бум! Бум! Бум! -- метались в салоне тяжелые басы.
Спецов было двое. Подтянутые фигуры, меховые куртки "пилот", утепленные
ботинки на рифленой подошве, на головах черные вязаные шапочки. Когда
наступил момент, они потянули за нижние края, и шапочки превратились в
маски. С этого момента для них пошло контрольное время. Быстрота, напор и
виртуозное владение оружием были их союзниками. Противников у них
практически не было, потому что, если профессионал начал первым, он выиграет
у любого. А они всегда начинали первыми. Единственное условие: уложиться в
четыре-пять минут. В экстремальной ситуации такой отрезок времени не
воспринимается, он пролетает как мгновение, никто не успевает опомниться. А
потом неблагоприятные обстоятельства и случайности начинают нарастать как
снежный ком.
На джип ушло несколько секунд, если даже прохожие и заметили маски, то
вряд ли поняли что к чему: к середине первой минуты они вошли в дверь под
вывеской "Маленький Париж". В тамбуре первый вновь обнажил пистолет "ПСС", а
второй, мгновенно расстегнув куртку, провернул на ремне автомат "АКС-74У",
именуемый в определенных кругах "коротышом", с круглой трубкой
звукопламегасителя на конце кургузого ствола.
Теперь второй шагнул первым, ногой распахнул внутреннюю дверь, сделал
еще шаг, давая проход напарнику, и полоснул короткими очередями прямо с рук,
потому что приклад "коротыша" находился в сложенном положении.
-- Пук, пук, пук! -- звукопламегаситель дает больший шум, чем
спецпатрон, к тому же лязганье бешено бегающего затвора никуда не денешь,
поэтому хотя жуткие звуки и не выбивались на улицу, но небольшое помещение
наполнили до предела.
Три пульки рванули наискосок куртку одного "быка", две -- маленькими
птичками клюнули в грудь другого, тяжелые тела повалились вместе со
стульями, теперь даже самый непонятливый понял бы что к чему. Заканчивалась
вторая минута. Человек с пистолетом безошибочно направился к нужной кабинке.
Из сидевших там быстрее всех среагировал Шипулин. Он мгновенно выдернул из
плечевой кобуры табельный "Макаров", передернул затвор и выскочил навстречу
опасности. Но маленькие птички тут же проклюнули новый кожаный пиджак
майора, он развернулся и во весь рост рухнул навзничь, пистолет отлетел в
сторону, и только что полученные долларовые пачки выскочили из
распахнувшегося пиджака.
Человек с пистолетом зашел в кабинку. Начиналась третья минута, Садыков
нырял под стол, Тахиров вынимал из поясной кобуры свою "беретту-92", но без
длительных тренировок быстро сделать это обычно не удается, выстрел отбросил
его к гобеленовой стене, потом получил пулю в крестец Садыков, он страшно
заорал, только поэтому киллер выстрелил ему в голову. В отличие от всех
остальных Тахир должен был умереть со стопроцентной вероятностью, поэтому
кургузый ствол приблизился вплотную к густоволосой голове и выплюнул три
пули подряд, после чего остаться в живых не смог бы и трижды счастливый
человек.
Акция успешно завершилась, и киллеры должны были спокойно уйти, но в
маленьком кабинете находился еще один человек, причем даже Лапин, в чьем
обличье тот материализовался, не смог бы сказать -- кто он и откуда взялся.
Просто, когда начались стрельба и убийства, сквозь многократно пробитую и
растрескавшуюся корку, сковывающую лапинское сознание, пронырнул другой,
вошедший в чужое тело, как рука в перчатку. Он по-иному воспринимал
окружающую действительность, у него шел другой отсчет времени, по скорости
не уступающий киллерскому, а может, и превосходящий его. Он сразу приник к
щели в шторах, оценил обстановку и увидел пистолет, до которого было около
двух метров.
Отстрелявшийся автоматчик привычно поднял ствол вверх, ожидая
напарника, тот уже возвращался, закончив свою работу, и тяжелая портьера
застыла, отброшенная стремительной рукой. В это время из третьего кабинета
словно разжатая пружина вылетело тело неизвестного, и, пока оно висело в
воздухе, медленно приближаясь к оружию Шипулина, автоматчик начал
разворачивать свой ствол. Утратившее навыки тело плашмя шлепнулось на пол,
рука схватила пистолет, но не успевала поднять его: срез глушителя уже
приближался к линии уверенного поражения. Тогда неизвестный выстрелил
автоматчику в колено и тем прервал движение -- вскрикнув, киллер уронил
автомат и как подрубленный упал на задницу. Следующая пуля вошла в маску
между прорезями для глаз.
Эта кинематографическая сцена произошла на глазах напарника, шагнувшего
за порог кабинета с ощущением, что главная работа выполнена. Но он никогда
не расслаблялся, и "ПСС" мгновенно метнулся в сторону стрелявшего. Пс! -- он
не успел спасти подельника, но, по крайней мере, должен был отомстить,
однако пуля под углом попала в пол, оставив маленькую косую дырочку, потому
что неизвестный, опять-таки словно в кино, откатился к стене и ловко вскочил
на ноги. Второй киллер давил неподдающийся спуск, пока не понял, что затвор
находится в заднем положении, свидетельствуя о том, что магазин пуст. А
девятимиллиметровый ствол "Макарова" смотрел ему прямо в глаза и расширялся:
так реагирует обостренное сознание на неминуемую смерть. Но в пароксизме
накатывающего ужаса он успел рассмотреть за стволом хорошо знакомое лицо...
Свое собственное лицо!
-- Карданов! -- отчаянно закричал киллер. -- Стой, Макс!
Незнакомец замешкался. Ствол сузился до обычных размеров. Бросив
бесполезный "ПСС", киллер медленно поднял руки, по пути большими пальцами
подцепив маску.
-- Это я! Я! Ты узнал меня?!
Напряженный палец выбрал свободный ход спускового крючка и в любой миг
мог выпустить шестиграммовую смерть.
-- Макс, за Гондурас моей вины нет! Это Куракин нас всех подставил!
Честно, Макс!
-- Откуда ты меня знаешь?
-- Как откуда?! Мы вместе учились!
-- В техникуме?
Когда у обреченного на смерть человека появляется надежда, он старается
быть очень убедительным.
-- В каком техникуме... Три года в комитетской школе; а потом в Особом
учебном центре! И в Экспедиции работали вместе, сколько раз я тебя
прикрывал! Ты что, действительно ничего не помнишь?
-- Нет.
-- Это штучки Брониславского! Недаром мы возили тебя к нему после
каждой операции! Но я ничего не знал, говорили -- обычная проверка мозгов!
Ствол снова начал расширяться.
-- Не надо, Макс! Я-то при чем? Давай разойдемся...
Самвел и Ашот, парализованные ужасом, лежали за стойкой на полу, жадно
вслушиваясь в разговор. Они уже считали себя мертвецами, но неожиданное
вмешательство их странного завсегдатая, похоже, меняло течение событий. Хотя
оба не могли понять, каким образом смирный, задавленный проблемами человечек
превратился в лихого супермена. В узкую щель просматривалось исполненное
мрачной решимости лицо, настолько незнакомое, будто они видели его впервые.
И киллер не мог понять, кто перед ним, потому что человек с обличьем Макса
Карданова явно таким не являлся.
Незнакомец не помог им разрешить сомнения, потому что сделал то, чего
никогда бы не сделал Сергей Лапин: выстрелил в безоружного человека с
поднятыми руками. В лицо. И попал в переносицу. Киллер качнулся назад,
развернулся вокруг оси и упал рядом со своим напарником.
Потом незнакомец осмотрелся, поднял долларовые пачки и положил в
карман. Лапин бы на такое тоже никогда не осмелился. Но зато потом человек
сделал то, чего никогда бы не сделал Макс Карданов: бросил совершенно
исправный, с нерастраченным боекомплектом пистолет. Да еще не стер отпечатки
пальцев.
Неизвестный нырнул обратно в глубины сознания, и Лапин остался один на
один с реальностью. Охвативший его ужас был настолько велик, что он
опрометью бросился к двери, но опомнился и вернулся за пальто. Потом
выскочил на улицу. Здесь все было спокойно: не волновалась возбужденная
толпа зевак, не выли сирены, не неслись со всех сторон милицейские машины.
Из черного джипа рвались глухие удары низких частот: "Бум! Бум! Бум!"
Заканчивалась пятая минута нападения. Дрожащими руками Самвел набирал
телефонный номер.
-- Ты не видел, как они подъехали? -- в который раз спросил Юмашев и в
который раз посмотрел на часы. Он пытался сдержать дрожь в пальцах, но
ничего не получалось.
-- Нет, не видел, -- отстранение проговорил Тимохин, не удивляясь
повторам. Переступив порог банка, он впал в прострацию и вообще не мог
ничему удивляться. Крупное тело бил нервный озноб. -- Переговорил с ними и
уехал... Все...
-- Выпить хочешь? -- заметив его состояние, спросил Юмашев.
-- Хорошо бы... Но сейчас нельзя...
Действительно, никто не знал, как развернутся события в ближайшее
время, а алкоголь ослабляет не только разум и тело, но и моральную правоту
человека в любой нестандартной ситуации.
-- У меня остались спецтаблетки, не хотел травиться, да, видно,
придется...
Тимохин извлек из кармана пластмассовую капсулу без этикетки, развинтил
и вытряхнул на потную ладонь крохотную, похожую на нитроглицерин крупинку
ярко-красного цвета, забросил в широко открытый рот и закрыл глаза.
-- Один раз пил, в восемьдесят первом, в Заире... Наш "двойник" вполне
мне доверял, и я вывез его на беседу в нужное место. Думал, успею уйти, а
его "стерли" прямо рядом со мной, всю рубашку запачкало кровью... Чуть с ума
не сошел, пришлось глотнуть... Тогда обошлось без последствий, а как сейчас
-- не знаю, эта зараза ядовитая...
Он запрокинул голову и говорил тихо, себе под нос, будто находился под
воздействием "сыворотки правды". Юмашев понимал, что повышенная болтливость
-- одно из последствий пережитого стресса. Недаром захваченного на "горячем"
агента "потрошат" на месте, не давая прийти в себя. Вот и сейчас... Он знал
Тимохина давно, но про эпизод в Заире ничего не слышал.
Банкир в очередной раз посмотрел на часы. Тимохин приехал полчаса
назад. Все должно было свершиться...
Убивать трудно. Не только самому всаживать пулю или нож в тело жертвы,
но и отдавать приказ... Библейский принцип "не убий" изначально заложен в
каждого человека. И если бы все шло так, как задумано Всевышним, на земле
должно было царить всеобщее братство и человеколюбие. Но отдельные особи в
силу общего дегенератизма, примитивности, жадности, жестокости или высокого
чувства долга и специальных тренировок успешно преодолевают этот запрет.
Хотя чем выше духовная организация человека, тем большие муки он испытывает.
Дрожащей рукой Юмашев взял японскую микрорацию и нажал клавишу вызова.
Ровным огоньком загорелась желтая лампочка ожидания.
Тимохин открыл глаза.
-- Кажется, и на этот раз пронесло! -- Он выпрямился в кресле, поправил
узел галстука и кивнул на прибор. -- Что, не отвечают?
Юмашев покачал головой.
Но в это время желтый огонек ожидания сменился зеленым: на сопряженном
аппарате нажали кнопку передачи.
Вторая рация находилась в ресторанчике "Маленький Париж" во внутреннем
кармане убитого со снятой маской. Десять минут назад сюда прибыла милиция.
Поскольку в голове у парализованного страхом Самвела гвоздем сидела ужасная
мысль о расстрелянном майоре милиции, только про Шипулина он и сказал
дежурному, но этого вполне хватило для того, чтобы на место происшествия
выехало руководство Центрального РОВДа. Но рядом с Шипулиным лежали еще
четыре трупа, а заглянув в кабинет, Савушкин увидел торчащие из-под стола
ноги еще двух убитых.
Симаков, Савушкин и Рожков сгрудились возле убитого коллеги. По
паркетному полу с пяти сторон текли ручейки крови, кое-где они пересекались,
превращая обычный паркет в мозаичный. Сильно пахло вареными раками.
-- Вон дырочка в полу, -- заметил остроглазый начальник УРа.
-- Хватит болтать! Объявить "Перехват", вызвать группу, сообщить
прокурору, на улице выставить оцепление! Да в РУОП сообщите! Ивану
Васильевичу я сам доложу...
Перед вышестоящими за подобное ЧП отчитывается начальник райотдела.
Угрюмый Симаков достал из-под длинного кожаного пальто аппарат транковой
связи и принялся нажимать попискивающие кнопки с цифрами прямого телефона
начальника областного УВД.
-- Убери этих! -- Он зло мотнул головой в сторону оцепенелых Ашота и
Самвела, будто именно они и были виноваты во всем.
Майор Рожков, в короткой кожаной на подстежке куртке и надвинутой на
глаза кепке сам похожий на блатного, обнял официантов за плечи и увел в
подсобку.
-- Слушаю! -- раздался из динамика грубый бас Крамского.
-- Здравия желаю, товарищ генерал! Симаков.
Транковые аппараты имеют симплексную систему связи -- прием и передача
идут по одному каналу в зависимости от положения переключателя. Если кнопка
нажата на передачу, слова собеседника не слышны и перебить тебя он не может.
В беседе с генералом это может выглядеть дерзостью, начальник РОВДа
чувствовал себя неуютно и пожалел, что не воспользовался обычным аппаратом.
-- В "Маленьком Париже" застрелен майор Шипулин из РУОПа. А с ним еще
шестеро.
-- Там в машине убитый! -- резко распахнув дверь, с порога выпалил
капитан Макаров. -- В джипе. Помоему, пуля в грудь...
-- Только что доложили -- еще один труп в машине, -- внес коррективы
Симаков. -- Организовал работу, жду указаний. Прием.
Он с облегчением отпустил обтянутую резиной кнопку.
-- Что-то у тебя много стали стрелять! -- ворвался в пахнущий укропом и
смертью зал недовольный голос генерала, как будто это сам Симаков каждый
день убивал людей. -- Следы, очевидцы?
-- Двое свидетелей, сейчас с ними работают. -- Полковник начал говорить
раньше, чем нажал танкетку и понял, что первая фраза получилась неполной. --
Двое свидетелей, пулевое отверстие в полу, гильзы, пистолеты, автомат с
глушителем. Один пистолет неизвестной конструкции. Экспертов вызвали. Будут
результаты -- доложу. Прием.
-- Куда ты пропадаешь? -- раздраженно спросил Крамской. -- Я половину
не слышал. Будут новости -- информируй, я на месте. Особо выясните, что там
делал Шипулин. Надо спецсообщение готовить...
О каждом случае гибели сотрудника милиции немедленно сообщают в Москву,
в МВД. Но эта чрезвычайная мера не в состоянии защитить остальных. Потому
что трагическое сообщение не влечет ввод в город батальона внутренних войск,
чтобы покарать убийцу и отбить у криминального мира и
приблатненно-шелупенного мирка всякое желание поднимать руку на милиционера.
Оно подшивается в папку и может послужить основанием для того, чтобы выдрать
начальника погибшего. Но за утерю оружия дерут сильнее. Это так, к слову.
-- Я понял, -- сказал Симаков. -- Еще указания будут? Прием.
Но из динамика рвались короткие гудки отбоя. Переведя дух, он нажал
кнопку отключения. В этот миг и раздался тональный сигнал вызова.
-- Тэнь-нь-нь... Тэнь-нь-нь...
Симаков покрутил свою трубку в руках, но она не подавала признаков
жизни.
-- Откуда это?
Сигнал повторился. Савушкин нагнул лобастую голову, будто принюхиваясь,
покрутил головой, поймал направление и подошел к трупу, рядом с которым
валялась маска.
-- Кажется, здесь. -- Он осторожно опустился на колени и приблизил ухо
к меховой куртке "пилот", будто хотел прослушать у лежащего биение сердца.
-- Точно здесь...
-- Аккуратно, -- предупредил Симаков, когда зам полез под куртку.
-- Знаю... -- На свет появилась крохотная и даже на вид очень
качественная и дорогая рация с мигающим огоньком вызова.
-- Отвечать? -- В выпуклых и вечно усталых глазах Савушкина загорелся
азарт охотничьего пса, почуявшего дичь. На другом конце связи мог быть
только соучастник преступления.
-- Давай! -- Симакова тоже охватил азарт. Он был доволен, что сообщил
генералу о пулевом отверстии в полу и пистолете неизвестной системы, -- это
показывало, что он умело работает на месте происшествия даже без эксперта и
понимает все в деталях. Если сейчас удастся захватить тех...
Савушкин нажал клавишу.
-- Слушаю, -- коротко и мрачно сказал он. Именно так говорил бы парень,
лежащий навзничь после того, что сделал. Если бы, конечно, остался жив.
-- Все нормально? -- Чувствовалось, что человек на другом конце связи
взволнован и напряжен.
-- Да. Но есть проблема, -- тем же тоном импровизировал Савушкин.
-- Какая? Он жив?! -- Кристально-чистый эфир отчетливо донес то ли
всхлип, то ли вздох.
-- Нет. Все умерли. Он и еще семеро. Потому надо встретиться. Сейчас
же.
Савушкин говорил короткими рублеными фразами, чтобы не выдать себя
интонациями.
-- Почему так много?! Почему семеро?! -- Напряжение невидимого
собеседника перерастало в откровенную панику. В таком состоянии он вряд ли
сможет по голосу распознать подставу.
-- По кочану! -- огрызнулся вошедший в роль Савушкин. -- Стройку
напротив "Интуриста" знаешь?
Убитый никогда не стал бы обращаться к Юмашеву на "ты". Но оперативник
этого не знал. Как охваченный азартом рыбак забывает все, вываживая
заглотившую живца щуку, он думал сейчас только об одном: выманить
напуганного собеседника в известное место и подцепить сачком, а если станет
дергаться -- размазать словно кровавую пиявку...
Банкир находился в таком состоянии, что не обратил внимания на
допущенную ошибку.
-- Знаю...
-- Заезжай с Индустриальной прямо в подвал. Сейчас же!
-- Ну... Ладно... -- неуверенно промямлил Юмашев. Рация отключилась.
-- Что там такое? -- быстро спросил Тимохин, напряженно следивший за
переговорами. Сейчас он был подтянут, бодр и абсолютно спокоен.
-- Они побили кучу народу... Я этого не хотел. -- Банкир с трудом налил
стакан воды, выпил залпом, но в конце подавился и долго не мог откашляться.
Он понимал, что говорит ерунду. Даже косвенная, очень опосредованная
причастность к специальным операциям научила его, что, отдав "острый"
приказ, надо быть готовым к любым последствиям. Потому что исполнитель с
одинаковой долей вероятности может нажать спуск снайперской винтовки либо
заложить бомбу в переполненный "Боинг". Все зависит от конкретных
обстоятельств проведения операции, главным в которой является цель, а не
средства ее достижения. Но теоретически знать что-либо -- это одно, а
услышать, что произнесенные тобой слова убили семерых посторонних людей, --
совсем другое. Тем более что никогда раньше Юмашев не отдавал команд на
ликвидацию.
-- И они назначили встречу... Наверное, в связи с этим...
Юмашев встал, подошел к окну, потом к двери в комнату отдыха, зачем-то
заглянул туда. Он явно не находил себе места.
-- Дай мне эту свою таблетку...
Тимохин отрицательно покачал головой.
-- Она может вывести вас из строя на шесть-восемь часов. Вы собираетесь
ехать?
Банкир кивнул.
-- Тогда лучше немного выпить.
-- Питья не хочу...
-- Кстати, -- насторожился начальник СБ. -- А вообще встреча
планировалась?
-- Только при чрезвычайных обстоятельствах... Если они выйдут из своего
графика, я должен организовать "пересидку".
Тимохин успокоился. В делах подобного рода всевозможные накладки и
случайности неизбежны. А когда находишься в "поле", неважно -- в чужой
стране или в чужом городе, без помощи местных обойтись трудно.
-- Тогда поехали.
Пока шел этот разговор, в "Маленьком Париже" поднялся настоящий
ажиотаж.
-- Поднять всех, кто есть на местах! -- кричал Симаков в трубку
обычного телефона. -- Сформировать три-четыре группы по три человека! Каски,
бронежилеты, автоматы! Скрытно, ты понял, -- скрытно! -- выдвинуться к
стройке оперного театра... Двум группам блокировать выезд, остальным
контролировать территорию! Все скрытно, не привлекая внимания! Ты понял?
-- Понял, -- ошарашенно отвечал дежурный, совершенно не представляя,
как десяток вооруженных автоматами людей в касках и бронежилетах могут
скрытно действовать в самом центре миллионного города. Но с начальством не
спорят.
-- И сюда пришли людей, мы остались без прикрытия, некому даже машину с
трупом охранять! Где группа копается? Следователя прокуратуры подняли?
-- Так точно! Видно, за судмедэкспертом поехали... И к вам я направил
ПА и два экипажа УО2, сейчас все подтянутся...
-- Надо двух следователей или даже трех! -- внезапно додумался
начальник РОВДа. -- И судмедэкспертов столько же! Чтобы работали
одновременно, а то до утра не управятся! Давай, шевелись!
Положив трубку, он повернулся к заму.
-- Кто поедет на место?
-- Сейчас ребята найдут их машину, втроем и поедем... -- отозвался
Савушкин, нетерпеливо перебирая ногами. Симакин подумал, что хотя зам не
дурак выпить и часто волокитит бумаги, но он настоящий опер. В такие минуты
это проявляется особенно наглядно.
У убитого с маской на лице Рожков нашел ключи от автомобиля, они с
Макаровым рванули по улице, намереваясь попробовать их ко всем оставленным
без присмотра машинам. Но далеко бежать не пришлось: дверца приткнутой к
сугробу "шестерки", оставленной в пятидесяти метрах от ресторанчика, сразу
же открылась.
Макаров сел за руль. Рожков лег на заднее сиденье, Савушкин плюхнулся
рядом с водителем.
-- Клац! Клац! Клац! -- щелкнули передергиваемые затворы.
-- С Богом! -- сказал Савушкин, и "шестерка" тронулась с места. Никто
Дрожа от возбуждения, Тимохин передал все по рации. Сейчас он
чувствовал себя как артиллерийский разведчик, по наводке которого огненный
шквал сметает с лица земли роты и батальоны.
-- Сколько в джипе не знаю, могу уточнить, -- предложил он.
-- Неважно, -- отозвался спокойный голос. -- Уезжайте.
Вдруг он понял, что спецы все время вели его машину и находятся где-то
совсем близко. Болезненное любопытство требовало остаться и дождаться
развязки, но он понимал, что это может дорого обойтись. В подобных играх
ставка только одна -- жизнь. Обледенелый "жигуль" осторожно тронулся с места
и стал набирать скорость.
В ресторанчике приятно пахло укропом. Шипулин уже был на месте. Крепкий
парень лет тридцати с крупными чертами лица, редкими волосами и нездоровой
кожей. Боксерский нос и маленькие настороженные глаза дополняли портрет.
Майор занял самый просторный кабинет на двадцать персон и распорядился
накрыть на двоих. Увидев, что с Мехманом идет сам Тахиров, он вначале
растерялся, но гут же обрадовался: с этим человеком сиживают за столом и
губернатор, и городской мэр, и начальник УВД, для простого опера такое
внимание -- большая честь.
-- Самвел, быстро прибор! -- распорядился майор. Его здесь знали, и
Самвел летал как на крыльях. Он мгновенно принес еще одну большую плоскую
тарелку и пивную кружку с металлическим раком вместо ручки. Хвостом рак
подпирал дно хрустального сосуда, а растопыренными клешнями вцепился в
верхнюю кромку.
Через минуту на столе стояла таким же образом оформленная ваза, только
здесь три рака выполняли роль ножек, поддерживая ее снизу. Настоящие красные
раки наполняли вазу горкой, от них шел густой ароматный парок. Треть стола
была заставлена бутылками с пивом. Осмотрев стол, Шипулин кивнул, и Самвел,
задернув портьеру, исчез. Два "быка" сели за столик посередине зала, лицом к
входной двери.
-- Ну, попробуем, что они тут наготовили, -- Тахиров выбрал самого
крупного рака и нетерпеливо оторвал могучую клешню.
Шипулин налил всем пива и последовал его примеру.
-- Как служба, Александр Васильевич? -- доброжелательно поинтересовался
Тахиров, разделывая деликатесное членистоногое. Он только что спросил у
Мехмана имя майора, но сейчас казалось, что он его хорошо знает и ценит.
Эльхан умел работать с людьми.
-- Тяжело, Эльхан-муалим, -- опер тоже блеснул знанием почтительной
формы обращения. -- Бандиты совсем обнаглели.
Тахиров понимающе кивнул.
-- Что там в "Якоре" получилось? -- небрежно поинтересовался он.
-- Есть информация, что Рубен Саркисян не поделил территорию с Баржей.
-- Интересно! Чего они мою территорию делят?
Шипулин развел руками.
-- Беспредельщики потому что. Сейчас много таких развелось.
Некоторое время они молча хрустели панцирями, высасывали нежное
сладковатое мясо, Садыков старался смотреть в сторону, но его все, равно
мутило.
-- У меня будет к тебе вопрос, -- сказал наконец Тахиров. -- По
"Тихпромбанку". Но вначале о приятных вещах. Мехман, выдай нашему другу
зарплату.
Помощник положил на стол две пачки по пять тысяч долларов.
-- Это и аванс на предстоящее дело, -- пояснил Тахиров. -- А кому и
сколько дать среди своих -- сам решай. На это получишь отдельно. Так вот...
Поедание раков и деловая беседа продолжались.
Тиходонск, ресторанчик "Маленький Париж".
Оставшийся в джипе охранник скучал. Его жизненный опыт подсказывал, что
нападений никогда не бывает. Бывают стрелки, разборки, разводки, просто
драки, но не нападения на хозяина. И бывает скучное многочасовое ожидание,
за которое хорошо платили. Поэтому он сидел, глубоко утонув в водительском
кресле, и слушал включенный на полную громкость магнитофон.
-- Бум! Бум! Бум! -- били по барабанным перепонкам тяжелые басы.
Когда распахнулась дверь и в проеме показалась голова в черной маске с
прорезями для глаз и рука с никогда ранее не виденным пистолетом, он
оцепенел, гладкая мускулатура расслабилась и теплая струя побежала в штаны.
-- Пес! Бум! -- приглушенный выстрел спецпатрона не перекрыл ударного
низкочастотного фона. Пуля попала в область сердца. Рана могла оказаться и
не смертельной, но она на сто процентов гарантировала невозможность
каких-либо действий, поэтому дополнительных выстрелов не последовало. Оружие
спряталось под куртку, дверца захлопнулась.
-- Бум! Бум! Бум! -- метались в салоне тяжелые басы.
Спецов было двое. Подтянутые фигуры, меховые куртки "пилот", утепленные
ботинки на рифленой подошве, на головах черные вязаные шапочки. Когда
наступил момент, они потянули за нижние края, и шапочки превратились в
маски. С этого момента для них пошло контрольное время. Быстрота, напор и
виртуозное владение оружием были их союзниками. Противников у них
практически не было, потому что, если профессионал начал первым, он выиграет
у любого. А они всегда начинали первыми. Единственное условие: уложиться в
четыре-пять минут. В экстремальной ситуации такой отрезок времени не
воспринимается, он пролетает как мгновение, никто не успевает опомниться. А
потом неблагоприятные обстоятельства и случайности начинают нарастать как
снежный ком.
На джип ушло несколько секунд, если даже прохожие и заметили маски, то
вряд ли поняли что к чему: к середине первой минуты они вошли в дверь под
вывеской "Маленький Париж". В тамбуре первый вновь обнажил пистолет "ПСС", а
второй, мгновенно расстегнув куртку, провернул на ремне автомат "АКС-74У",
именуемый в определенных кругах "коротышом", с круглой трубкой
звукопламегасителя на конце кургузого ствола.
Теперь второй шагнул первым, ногой распахнул внутреннюю дверь, сделал
еще шаг, давая проход напарнику, и полоснул короткими очередями прямо с рук,
потому что приклад "коротыша" находился в сложенном положении.
-- Пук, пук, пук! -- звукопламегаситель дает больший шум, чем
спецпатрон, к тому же лязганье бешено бегающего затвора никуда не денешь,
поэтому хотя жуткие звуки и не выбивались на улицу, но небольшое помещение
наполнили до предела.
Три пульки рванули наискосок куртку одного "быка", две -- маленькими
птичками клюнули в грудь другого, тяжелые тела повалились вместе со
стульями, теперь даже самый непонятливый понял бы что к чему. Заканчивалась
вторая минута. Человек с пистолетом безошибочно направился к нужной кабинке.
Из сидевших там быстрее всех среагировал Шипулин. Он мгновенно выдернул из
плечевой кобуры табельный "Макаров", передернул затвор и выскочил навстречу
опасности. Но маленькие птички тут же проклюнули новый кожаный пиджак
майора, он развернулся и во весь рост рухнул навзничь, пистолет отлетел в
сторону, и только что полученные долларовые пачки выскочили из
распахнувшегося пиджака.
Человек с пистолетом зашел в кабинку. Начиналась третья минута, Садыков
нырял под стол, Тахиров вынимал из поясной кобуры свою "беретту-92", но без
длительных тренировок быстро сделать это обычно не удается, выстрел отбросил
его к гобеленовой стене, потом получил пулю в крестец Садыков, он страшно
заорал, только поэтому киллер выстрелил ему в голову. В отличие от всех
остальных Тахир должен был умереть со стопроцентной вероятностью, поэтому
кургузый ствол приблизился вплотную к густоволосой голове и выплюнул три
пули подряд, после чего остаться в живых не смог бы и трижды счастливый
человек.
Акция успешно завершилась, и киллеры должны были спокойно уйти, но в
маленьком кабинете находился еще один человек, причем даже Лапин, в чьем
обличье тот материализовался, не смог бы сказать -- кто он и откуда взялся.
Просто, когда начались стрельба и убийства, сквозь многократно пробитую и
растрескавшуюся корку, сковывающую лапинское сознание, пронырнул другой,
вошедший в чужое тело, как рука в перчатку. Он по-иному воспринимал
окружающую действительность, у него шел другой отсчет времени, по скорости
не уступающий киллерскому, а может, и превосходящий его. Он сразу приник к
щели в шторах, оценил обстановку и увидел пистолет, до которого было около
двух метров.
Отстрелявшийся автоматчик привычно поднял ствол вверх, ожидая
напарника, тот уже возвращался, закончив свою работу, и тяжелая портьера
застыла, отброшенная стремительной рукой. В это время из третьего кабинета
словно разжатая пружина вылетело тело неизвестного, и, пока оно висело в
воздухе, медленно приближаясь к оружию Шипулина, автоматчик начал
разворачивать свой ствол. Утратившее навыки тело плашмя шлепнулось на пол,
рука схватила пистолет, но не успевала поднять его: срез глушителя уже
приближался к линии уверенного поражения. Тогда неизвестный выстрелил
автоматчику в колено и тем прервал движение -- вскрикнув, киллер уронил
автомат и как подрубленный упал на задницу. Следующая пуля вошла в маску
между прорезями для глаз.
Эта кинематографическая сцена произошла на глазах напарника, шагнувшего
за порог кабинета с ощущением, что главная работа выполнена. Но он никогда
не расслаблялся, и "ПСС" мгновенно метнулся в сторону стрелявшего. Пс! -- он
не успел спасти подельника, но, по крайней мере, должен был отомстить,
однако пуля под углом попала в пол, оставив маленькую косую дырочку, потому
что неизвестный, опять-таки словно в кино, откатился к стене и ловко вскочил
на ноги. Второй киллер давил неподдающийся спуск, пока не понял, что затвор
находится в заднем положении, свидетельствуя о том, что магазин пуст. А
девятимиллиметровый ствол "Макарова" смотрел ему прямо в глаза и расширялся:
так реагирует обостренное сознание на неминуемую смерть. Но в пароксизме
накатывающего ужаса он успел рассмотреть за стволом хорошо знакомое лицо...
Свое собственное лицо!
-- Карданов! -- отчаянно закричал киллер. -- Стой, Макс!
Незнакомец замешкался. Ствол сузился до обычных размеров. Бросив
бесполезный "ПСС", киллер медленно поднял руки, по пути большими пальцами
подцепив маску.
-- Это я! Я! Ты узнал меня?!
Напряженный палец выбрал свободный ход спускового крючка и в любой миг
мог выпустить шестиграммовую смерть.
-- Макс, за Гондурас моей вины нет! Это Куракин нас всех подставил!
Честно, Макс!
-- Откуда ты меня знаешь?
-- Как откуда?! Мы вместе учились!
-- В техникуме?
Когда у обреченного на смерть человека появляется надежда, он старается
быть очень убедительным.
-- В каком техникуме... Три года в комитетской школе; а потом в Особом
учебном центре! И в Экспедиции работали вместе, сколько раз я тебя
прикрывал! Ты что, действительно ничего не помнишь?
-- Нет.
-- Это штучки Брониславского! Недаром мы возили тебя к нему после
каждой операции! Но я ничего не знал, говорили -- обычная проверка мозгов!
Ствол снова начал расширяться.
-- Не надо, Макс! Я-то при чем? Давай разойдемся...
Самвел и Ашот, парализованные ужасом, лежали за стойкой на полу, жадно
вслушиваясь в разговор. Они уже считали себя мертвецами, но неожиданное
вмешательство их странного завсегдатая, похоже, меняло течение событий. Хотя
оба не могли понять, каким образом смирный, задавленный проблемами человечек
превратился в лихого супермена. В узкую щель просматривалось исполненное
мрачной решимости лицо, настолько незнакомое, будто они видели его впервые.
И киллер не мог понять, кто перед ним, потому что человек с обличьем Макса
Карданова явно таким не являлся.
Незнакомец не помог им разрешить сомнения, потому что сделал то, чего
никогда бы не сделал Сергей Лапин: выстрелил в безоружного человека с
поднятыми руками. В лицо. И попал в переносицу. Киллер качнулся назад,
развернулся вокруг оси и упал рядом со своим напарником.
Потом незнакомец осмотрелся, поднял долларовые пачки и положил в
карман. Лапин бы на такое тоже никогда не осмелился. Но зато потом человек
сделал то, чего никогда бы не сделал Макс Карданов: бросил совершенно
исправный, с нерастраченным боекомплектом пистолет. Да еще не стер отпечатки
пальцев.
Неизвестный нырнул обратно в глубины сознания, и Лапин остался один на
один с реальностью. Охвативший его ужас был настолько велик, что он
опрометью бросился к двери, но опомнился и вернулся за пальто. Потом
выскочил на улицу. Здесь все было спокойно: не волновалась возбужденная
толпа зевак, не выли сирены, не неслись со всех сторон милицейские машины.
Из черного джипа рвались глухие удары низких частот: "Бум! Бум! Бум!"
Заканчивалась пятая минута нападения. Дрожащими руками Самвел набирал
телефонный номер.
-- Ты не видел, как они подъехали? -- в который раз спросил Юмашев и в
который раз посмотрел на часы. Он пытался сдержать дрожь в пальцах, но
ничего не получалось.
-- Нет, не видел, -- отстранение проговорил Тимохин, не удивляясь
повторам. Переступив порог банка, он впал в прострацию и вообще не мог
ничему удивляться. Крупное тело бил нервный озноб. -- Переговорил с ними и
уехал... Все...
-- Выпить хочешь? -- заметив его состояние, спросил Юмашев.
-- Хорошо бы... Но сейчас нельзя...
Действительно, никто не знал, как развернутся события в ближайшее
время, а алкоголь ослабляет не только разум и тело, но и моральную правоту
человека в любой нестандартной ситуации.
-- У меня остались спецтаблетки, не хотел травиться, да, видно,
придется...
Тимохин извлек из кармана пластмассовую капсулу без этикетки, развинтил
и вытряхнул на потную ладонь крохотную, похожую на нитроглицерин крупинку
ярко-красного цвета, забросил в широко открытый рот и закрыл глаза.
-- Один раз пил, в восемьдесят первом, в Заире... Наш "двойник" вполне
мне доверял, и я вывез его на беседу в нужное место. Думал, успею уйти, а
его "стерли" прямо рядом со мной, всю рубашку запачкало кровью... Чуть с ума
не сошел, пришлось глотнуть... Тогда обошлось без последствий, а как сейчас
-- не знаю, эта зараза ядовитая...
Он запрокинул голову и говорил тихо, себе под нос, будто находился под
воздействием "сыворотки правды". Юмашев понимал, что повышенная болтливость
-- одно из последствий пережитого стресса. Недаром захваченного на "горячем"
агента "потрошат" на месте, не давая прийти в себя. Вот и сейчас... Он знал
Тимохина давно, но про эпизод в Заире ничего не слышал.
Банкир в очередной раз посмотрел на часы. Тимохин приехал полчаса
назад. Все должно было свершиться...
Убивать трудно. Не только самому всаживать пулю или нож в тело жертвы,
но и отдавать приказ... Библейский принцип "не убий" изначально заложен в
каждого человека. И если бы все шло так, как задумано Всевышним, на земле
должно было царить всеобщее братство и человеколюбие. Но отдельные особи в
силу общего дегенератизма, примитивности, жадности, жестокости или высокого
чувства долга и специальных тренировок успешно преодолевают этот запрет.
Хотя чем выше духовная организация человека, тем большие муки он испытывает.
Дрожащей рукой Юмашев взял японскую микрорацию и нажал клавишу вызова.
Ровным огоньком загорелась желтая лампочка ожидания.
Тимохин открыл глаза.
-- Кажется, и на этот раз пронесло! -- Он выпрямился в кресле, поправил
узел галстука и кивнул на прибор. -- Что, не отвечают?
Юмашев покачал головой.
Но в это время желтый огонек ожидания сменился зеленым: на сопряженном
аппарате нажали кнопку передачи.
Вторая рация находилась в ресторанчике "Маленький Париж" во внутреннем
кармане убитого со снятой маской. Десять минут назад сюда прибыла милиция.
Поскольку в голове у парализованного страхом Самвела гвоздем сидела ужасная
мысль о расстрелянном майоре милиции, только про Шипулина он и сказал
дежурному, но этого вполне хватило для того, чтобы на место происшествия
выехало руководство Центрального РОВДа. Но рядом с Шипулиным лежали еще
четыре трупа, а заглянув в кабинет, Савушкин увидел торчащие из-под стола
ноги еще двух убитых.
Симаков, Савушкин и Рожков сгрудились возле убитого коллеги. По
паркетному полу с пяти сторон текли ручейки крови, кое-где они пересекались,
превращая обычный паркет в мозаичный. Сильно пахло вареными раками.
-- Вон дырочка в полу, -- заметил остроглазый начальник УРа.
-- Хватит болтать! Объявить "Перехват", вызвать группу, сообщить
прокурору, на улице выставить оцепление! Да в РУОП сообщите! Ивану
Васильевичу я сам доложу...
Перед вышестоящими за подобное ЧП отчитывается начальник райотдела.
Угрюмый Симаков достал из-под длинного кожаного пальто аппарат транковой
связи и принялся нажимать попискивающие кнопки с цифрами прямого телефона
начальника областного УВД.
-- Убери этих! -- Он зло мотнул головой в сторону оцепенелых Ашота и
Самвела, будто именно они и были виноваты во всем.
Майор Рожков, в короткой кожаной на подстежке куртке и надвинутой на
глаза кепке сам похожий на блатного, обнял официантов за плечи и увел в
подсобку.
-- Слушаю! -- раздался из динамика грубый бас Крамского.
-- Здравия желаю, товарищ генерал! Симаков.
Транковые аппараты имеют симплексную систему связи -- прием и передача
идут по одному каналу в зависимости от положения переключателя. Если кнопка
нажата на передачу, слова собеседника не слышны и перебить тебя он не может.
В беседе с генералом это может выглядеть дерзостью, начальник РОВДа
чувствовал себя неуютно и пожалел, что не воспользовался обычным аппаратом.
-- В "Маленьком Париже" застрелен майор Шипулин из РУОПа. А с ним еще
шестеро.
-- Там в машине убитый! -- резко распахнув дверь, с порога выпалил
капитан Макаров. -- В джипе. Помоему, пуля в грудь...
-- Только что доложили -- еще один труп в машине, -- внес коррективы
Симаков. -- Организовал работу, жду указаний. Прием.
Он с облегчением отпустил обтянутую резиной кнопку.
-- Что-то у тебя много стали стрелять! -- ворвался в пахнущий укропом и
смертью зал недовольный голос генерала, как будто это сам Симаков каждый
день убивал людей. -- Следы, очевидцы?
-- Двое свидетелей, сейчас с ними работают. -- Полковник начал говорить
раньше, чем нажал танкетку и понял, что первая фраза получилась неполной. --
Двое свидетелей, пулевое отверстие в полу, гильзы, пистолеты, автомат с
глушителем. Один пистолет неизвестной конструкции. Экспертов вызвали. Будут
результаты -- доложу. Прием.
-- Куда ты пропадаешь? -- раздраженно спросил Крамской. -- Я половину
не слышал. Будут новости -- информируй, я на месте. Особо выясните, что там
делал Шипулин. Надо спецсообщение готовить...
О каждом случае гибели сотрудника милиции немедленно сообщают в Москву,
в МВД. Но эта чрезвычайная мера не в состоянии защитить остальных. Потому
что трагическое сообщение не влечет ввод в город батальона внутренних войск,
чтобы покарать убийцу и отбить у криминального мира и
приблатненно-шелупенного мирка всякое желание поднимать руку на милиционера.
Оно подшивается в папку и может послужить основанием для того, чтобы выдрать
начальника погибшего. Но за утерю оружия дерут сильнее. Это так, к слову.
-- Я понял, -- сказал Симаков. -- Еще указания будут? Прием.
Но из динамика рвались короткие гудки отбоя. Переведя дух, он нажал
кнопку отключения. В этот миг и раздался тональный сигнал вызова.
-- Тэнь-нь-нь... Тэнь-нь-нь...
Симаков покрутил свою трубку в руках, но она не подавала признаков
жизни.
-- Откуда это?
Сигнал повторился. Савушкин нагнул лобастую голову, будто принюхиваясь,
покрутил головой, поймал направление и подошел к трупу, рядом с которым
валялась маска.
-- Кажется, здесь. -- Он осторожно опустился на колени и приблизил ухо
к меховой куртке "пилот", будто хотел прослушать у лежащего биение сердца.
-- Точно здесь...
-- Аккуратно, -- предупредил Симаков, когда зам полез под куртку.
-- Знаю... -- На свет появилась крохотная и даже на вид очень
качественная и дорогая рация с мигающим огоньком вызова.
-- Отвечать? -- В выпуклых и вечно усталых глазах Савушкина загорелся
азарт охотничьего пса, почуявшего дичь. На другом конце связи мог быть
только соучастник преступления.
-- Давай! -- Симакова тоже охватил азарт. Он был доволен, что сообщил
генералу о пулевом отверстии в полу и пистолете неизвестной системы, -- это
показывало, что он умело работает на месте происшествия даже без эксперта и
понимает все в деталях. Если сейчас удастся захватить тех...
Савушкин нажал клавишу.
-- Слушаю, -- коротко и мрачно сказал он. Именно так говорил бы парень,
лежащий навзничь после того, что сделал. Если бы, конечно, остался жив.
-- Все нормально? -- Чувствовалось, что человек на другом конце связи
взволнован и напряжен.
-- Да. Но есть проблема, -- тем же тоном импровизировал Савушкин.
-- Какая? Он жив?! -- Кристально-чистый эфир отчетливо донес то ли
всхлип, то ли вздох.
-- Нет. Все умерли. Он и еще семеро. Потому надо встретиться. Сейчас
же.
Савушкин говорил короткими рублеными фразами, чтобы не выдать себя
интонациями.
-- Почему так много?! Почему семеро?! -- Напряжение невидимого
собеседника перерастало в откровенную панику. В таком состоянии он вряд ли
сможет по голосу распознать подставу.
-- По кочану! -- огрызнулся вошедший в роль Савушкин. -- Стройку
напротив "Интуриста" знаешь?
Убитый никогда не стал бы обращаться к Юмашеву на "ты". Но оперативник
этого не знал. Как охваченный азартом рыбак забывает все, вываживая
заглотившую живца щуку, он думал сейчас только об одном: выманить
напуганного собеседника в известное место и подцепить сачком, а если станет
дергаться -- размазать словно кровавую пиявку...
Банкир находился в таком состоянии, что не обратил внимания на
допущенную ошибку.
-- Знаю...
-- Заезжай с Индустриальной прямо в подвал. Сейчас же!
-- Ну... Ладно... -- неуверенно промямлил Юмашев. Рация отключилась.
-- Что там такое? -- быстро спросил Тимохин, напряженно следивший за
переговорами. Сейчас он был подтянут, бодр и абсолютно спокоен.
-- Они побили кучу народу... Я этого не хотел. -- Банкир с трудом налил
стакан воды, выпил залпом, но в конце подавился и долго не мог откашляться.
Он понимал, что говорит ерунду. Даже косвенная, очень опосредованная
причастность к специальным операциям научила его, что, отдав "острый"
приказ, надо быть готовым к любым последствиям. Потому что исполнитель с
одинаковой долей вероятности может нажать спуск снайперской винтовки либо
заложить бомбу в переполненный "Боинг". Все зависит от конкретных
обстоятельств проведения операции, главным в которой является цель, а не
средства ее достижения. Но теоретически знать что-либо -- это одно, а
услышать, что произнесенные тобой слова убили семерых посторонних людей, --
совсем другое. Тем более что никогда раньше Юмашев не отдавал команд на
ликвидацию.
-- И они назначили встречу... Наверное, в связи с этим...
Юмашев встал, подошел к окну, потом к двери в комнату отдыха, зачем-то
заглянул туда. Он явно не находил себе места.
-- Дай мне эту свою таблетку...
Тимохин отрицательно покачал головой.
-- Она может вывести вас из строя на шесть-восемь часов. Вы собираетесь
ехать?
Банкир кивнул.
-- Тогда лучше немного выпить.
-- Питья не хочу...
-- Кстати, -- насторожился начальник СБ. -- А вообще встреча
планировалась?
-- Только при чрезвычайных обстоятельствах... Если они выйдут из своего
графика, я должен организовать "пересидку".
Тимохин успокоился. В делах подобного рода всевозможные накладки и
случайности неизбежны. А когда находишься в "поле", неважно -- в чужой
стране или в чужом городе, без помощи местных обойтись трудно.
-- Тогда поехали.
Пока шел этот разговор, в "Маленьком Париже" поднялся настоящий
ажиотаж.
-- Поднять всех, кто есть на местах! -- кричал Симаков в трубку
обычного телефона. -- Сформировать три-четыре группы по три человека! Каски,
бронежилеты, автоматы! Скрытно, ты понял, -- скрытно! -- выдвинуться к
стройке оперного театра... Двум группам блокировать выезд, остальным
контролировать территорию! Все скрытно, не привлекая внимания! Ты понял?
-- Понял, -- ошарашенно отвечал дежурный, совершенно не представляя,
как десяток вооруженных автоматами людей в касках и бронежилетах могут
скрытно действовать в самом центре миллионного города. Но с начальством не
спорят.
-- И сюда пришли людей, мы остались без прикрытия, некому даже машину с
трупом охранять! Где группа копается? Следователя прокуратуры подняли?
-- Так точно! Видно, за судмедэкспертом поехали... И к вам я направил
ПА и два экипажа УО2, сейчас все подтянутся...
-- Надо двух следователей или даже трех! -- внезапно додумался
начальник РОВДа. -- И судмедэкспертов столько же! Чтобы работали
одновременно, а то до утра не управятся! Давай, шевелись!
Положив трубку, он повернулся к заму.
-- Кто поедет на место?
-- Сейчас ребята найдут их машину, втроем и поедем... -- отозвался
Савушкин, нетерпеливо перебирая ногами. Симакин подумал, что хотя зам не
дурак выпить и часто волокитит бумаги, но он настоящий опер. В такие минуты
это проявляется особенно наглядно.
У убитого с маской на лице Рожков нашел ключи от автомобиля, они с
Макаровым рванули по улице, намереваясь попробовать их ко всем оставленным
без присмотра машинам. Но далеко бежать не пришлось: дверца приткнутой к
сугробу "шестерки", оставленной в пятидесяти метрах от ресторанчика, сразу
же открылась.
Макаров сел за руль. Рожков лег на заднее сиденье, Савушкин плюхнулся
рядом с водителем.
-- Клац! Клац! Клац! -- щелкнули передергиваемые затворы.
-- С Богом! -- сказал Савушкин, и "шестерка" тронулась с места. Никто