Страница:
тайным каналам и вернулась к остроухому Михееву. Значит, он и правда птица
высокого полета...
Плотно сомкнутые губы слегка скривились в усмешке. Гость заметил, что
произвел впечатление.
-- Фамилии Карданов в природе не существует! И не должно существовать!
Особенно в спарке с фамилией Лапин! Это может нанести серьезный ущерб
интересам государства! Очень серьезный ущерб!
Михеев навалился грудью на стол и, гипнотизирующе впившись взглядом в
усталые глаза генерала, гвоздями вбивал ему в мозг каждую фразу. Крамской
сдался. Сейчас он ничуть не сомневался, что страшноватый незнакомец может
обрушить на его голову гнев министра, а то и председателя правительства.
-- Вторую фамилию мы уберем...
-- И еще... Надо смягчить розыск. Чтобы полностью исключить
преследования, стрельбу и другие эксцессы... Жизнь К... Лапина тоже имеет
большое значение для безопасности страны! Объявите, что он не преступник, а
свидетель, может быть, герой... Предложите ему явиться добровольно.
Соответственно измените свои ориентировки.
-- Это можно сделать только завтра. Сейчас маховик запущен и резкая
остановка бросится всем в глаза.
Михеев подумал. Пожалуй, генерал прав.
-- Тогда завтра с самого утра. А пока дайте своим команду не применять
оружия.
-- Это реально.
-- Ну и отлично.
Человек со звериными ушами встал и быстро оделся.
-- Вам нужна машина? -- Крамской обозначил готовность помогать гостю.
-- Нет. У меня все есть.
Дверь со стуком закрылась. Генерал долго смотрел вслед странному
визитеру. Официальные действия ФСБ выглядели бы совершенно по-иному... Разве
что сложное оперативное мероприятие... На кого работал Тахир? На исламский
мир? Поставки оружия в Армению и Чечню -- такая информация по нему
проходила... Оба киллера и Лапин пользовались одной "крышей". Под него был
изготовлен двойник. Значит, операция готовилась очень серьезно. И ликвидация
проведена блестяще... Зачем тогда рубить своих?
Крамской придвинул фотографию -- ту, неудачную. Придурочный малый с
полуоткрытым ртом. И из-за него поставлены на уши Тиходонск и Москва?
Генерал ничего не мог понять.
"Завтра расспрошу его, -- подумал начальник УВД. -- В крайнем случае --
послезавтра. Никуда он из города не денется".
Тиходонск, 10 февраля, 19 часов 40 минут, минус восемь, ветер.
Лапин-Карданов зашел в несколько канцелярских магазинов. Обычных
перьевых ручек и таблеток сухих чернил нигде не было. Молоденькие
девчонки-продавщицы не понимали, чего он хочет.
-- Вот стержни с любой пастой -- и синей, и черной, и фиолетовой.
Берите любую...
-- У сына в школе требуют, на чистописание, -- мямлил он. -- Именно
такую ручку и такие чернила...
В маленьком киоске недалеко от "Интуриста" ему повезло. Седенькая
старушка порылась под прилавком и извлекла из покрытой пылью коробки
запаянные в целлофан черно-фиолетовые таблетки и деревянную ручку с пером
"рондо".
-- Недавно это все в дефиците было, кому-то из знакомых оставляла, --
печально пояснила она. -- А сейчас нет дефицитов. И разве хорошо?
Выскочив из киоска, Лапин немного поколебался, но решил вернуться в
гостиницу и исправить паспорт в номере, где никто не помешает. Уже подходя к
солидным мраморным ступеням под огромным козырьком, он вдруг отчетливо
понял, что этого делать ни в коем случае нельзя. Лучше зайти на главпочту и
в обеспечивающей анонимность толчее сделать свое дело. Однако, проходя через
парк, он заметил почти пустую стекляшку забегаловки под неоновым названием
"Радуга" и завернул туда. Запахи пищи пробудили аппетит, он взял борщ,
пельмени и чай с медом, подумав, добавил еще пирожок с картошкой. Попросил
обычной воды "запить лекарство", добродушная толстуха за стойкой принесла
полный стакан.
Положив одну таблетку в пепельницу, Лапин плеснул на нее воды и
принялся за еду. Мысли все время возвращались к "Маленькому Парижу" и к
чебуречной Рубена, но они не могли перебить аппетит, что тоже было частью
его нового состояния. Управившись с борщом, он откинулся на спинку стула,
вытер взмокший лоб и машинально уставился на подвешенный в углу телевизор.
Дикторша возмущалась тем, что город завален снегом, а его не убирают. "Ты бы
пошла на Мануфактурный, там вообще никогда не чистили", -- подумал он,
переходя к пельменям и время от времени поглядывая в пепельницу. Таблетка
постепенно растворялась. После пельменей он выпил чай с пирожком, довольно
подмигнул пялящейся в телевизор толстухе, огляделся. В противоположном углу
ужинали четыре молодых парня приличного вида, наверное, студенты.
Повернувшись к ним спиной, Карданов достал ручку, обмакнул перо в
блестящую черную жижу полурастаявшей таблетки, глянул на свет, чтобы не
пропустить волосок, раскрыл и положил на пластиковую поверхность паспорт.
Раз! Один-единственный штрих изменил документ: Лапин превратился в Ларина.
Нехитрый, но очень эффективный прием. При индивидуальной работе с ним,
конечно, разберутся, да и в ультрафиолетовом свете дополнительный штрих не
станет флюоресцировать, как спецчернила. Но при массовых проверках
документов глаза "замыливаются" и не способны идентифицировать новую фамилию
с разыскиваемой. Высохнув, сухие чернила станут неотличимы от специальных, а
ультрафиолет используют только при паспортном контроле на границе... Он
вдруг отчетливо увидел молодого краснощекого сержанта в фуражке с зеленым
околышем, сующего на миг общегражданский паспорт Карданова под деревянный
столик своей кабинки.
-- Лапин Сергей Иванович, -- донеслось откудато, издалека, и Карданов
перенесся из зала вылетов Шереметьева-2 в готовящуюся к закрытию "Радугу".
На экране телевизора красовался он сам, диктор говорил о его причастности к
тяжкому преступлению и предлагал всем, кто знает его местонахождение,
сообщить в милицию.
Студенты не обращали внимания на передачу, зато толстуха не сводила
глаз с экрана. Карданов подул на паспорт, выудил твердую часть таблетки и
бросил ее под батарею, сполоснул пепельницу, омыл перо и выплеснул
фиолетовую водицу туда же. Ручку сунул в карман, проверил, высох ли
один-единственный изменивший документ штрих и спрятал паспорт. Потом сделал
вид, что допивает чай.
Местные новости сменились программой "Вести", и толстуха завороженно
смотрела передачу об убийствах российских офицеров в Таджикистане. Лапин
встал и спокойно направился к выходу. Никто не вскакивал, не показывал на
него пальцем, не кричал, не бежал следом. На этот раз повезло. Но, когда по
телевизору показали твой портрет миллиону зрителей, везение долго
продолжаться не может.
"Надо рвать из города, -- пришла верная мысль. -- Но сначала отвлечь
внимание..."
С того самого момента, как Лапин вышел из чебуречной, его жгло желание
позвонить. Но пробудившийся совсем недавно в числе новых личностных качеств
холодный расчет удерживал от нерациональных поступков. Тем, внутри, все
равно не поможешь, какой смысл засвечиваться лишний раз... Теперь смысл
появился.
Звонить можно по-разному. Обычный звонок, один из сотен за дежурную
смену, вызовет реакцию вялую, медлительную и неуклюжую. Могут вообще не
приехать, могут подослать патрульный автомобиль с ближайшего маршрута, два
олуха в тулупах и валенках будут долго топтаться вокруг, дергать запертую
дверь, светить фонариком в окна, расспрашивать соседей... Не исключено, что
в конце концов они уедут, сообщив дежурному, будто сигнал не подтвердился.
Если хватит ума, смелости и сообразительности взломать дверь, то колесо
завертится, понаедут десятки людей в форме и штатском, сгрудятся желто-синие
"Жигули", "Москвичи" и "УАЗы", соберется толпа... И в том и в другом случае
те, кто должен забрать трупы, навсегда забудут дорогу к "стремному" месту.
Звонить нужно по-другому. И Карданов знал -- как.
На выходе из сквера он присмотрел стоящий на отшибе телефон-автомат, от
него можно было быстро пройти на Богатый, Маркса или Малосадовую, мгновенно
смешавшись с толпой. Диск легко провернулся, набирая универсальный для всех
городов России номер.
-- Милиция! -- сразу же отозвалась девчонкаоператор. Она ровным счетом
ничего не решает -- переключает рычажки на пульте, соединяя с тем или иным
райотделом, да передает поступившие сообщения радисту, держащему связь с
патрульными автомобилями.
-- Мне нужно поговорить с дежурным, -- веско произнес Карданов. -- Не с
помощником, а именно с дежурным.
Этой фразой он показал, что имеет представление о структуре дежурной
части и знает, кто может принимать решения. Тем самым сразу выделив свой
звонок из обычной массы.
-- Дежурный УВД майор Силков, -- раздался несколько напряженный голос.
Необычные звонки почти всегда сулят неприятности: контрольные проверки или
тяжкие преступления.
-- Слушайте меня внимательно, майор. Я состою на связи в ФСБ, моего
куратора нет на месте, а "линия" ваша, потому звоню вам.
-- Слушаю внимательно.
Теперь напряжение исчезло, дело входило в привычную колею,
неприятностей оно не несло, но шутить не позволяло и требовало максимальной
ответственности.
-- Богатый спуск, двадцать два, чебуречная. Там внутри четыре трупа.
Рубен, Сурен, еще один и девчонка-проститутка. Все застрелены.
Лапин перевел дух.
-- Понято, -- четко ответил майор, не задавая ненужных вопросов.
Информация подавалась вполне квалифицированно, что подтверждало ранее
сказанное неизвестным абонентом.
-- Дверь заперта, но во дворе угольный сарай, он открыт, через него
можно проникнуть в кухню. Там следует посадить засаду, за трупами придут...
Он сам не знал, откуда эта уверенность, но был уверен, что не
ошибается.
-- Вы меня поняли? Не посылайте туда патрульные машины, сообщите мою
информацию начальнику уголовного розыска. Все надо сделать скрытно и очень
аккуратно. Вы меня поняли?
-- Я все понял. Что-нибудь еще? Может быть... -- дежурный понизил
голос. -- Может быть, назовете псевдоним?
-- Зачем? Вы его будете проверять дольше, чем мое сообщение. Завтра к
вам придет мой куратор за подтверждением, можете у него спросить.
Последняя фраза показывала, что абонент знает порядок. Если он
действительно осведомитель ФСБ, курирующий офицер обязательно зайдет за
справкой, подтверждающей эффективность сообщения. Это важный показатель его
работы, причем чем громче раскрытое дело, тем выше оценка агента и его
куратора. А если милиция сработает плохо, обиженный офицер доложит своему
руководству, как перегоняли прекрасную информацию, поднимется большой шум со
служебным расследованием и прочими сопутствующими неприятностями. Поэтому
дежурный майор, да и все остальные будут очень стараться сделать все как
надо.
-- Я все понял, -- ответил майор.
-- "СК", -- блеснул Лапин кодовой аббревиатурой и положил трубку.
Профессиональные связисты обозначают так конец связи.
Теперь уходить. Из этого сквера, из этого города, из этой страны... Как
уходил уже много раз... Аэропорты блокируются легче всего, поэтому
предпочтительнее поезд. Составы на Москву идут через каждые час-полтора...
На вокзальной площади было довольно оживленно. Сновал во встречных
направлениях прибывший и отъезжающий люд, тяжело разворачивались огромные
частные автобусы, гаишники вопреки здравому смыслу гоняли провожающих и
встречающих автовладельцев, но те как-то договаривались, поэтому запрещающий
въезд знак и переполненная машинами площадь существовали как бы в разных
измерениях, по отдельности.
Под яркими ртутными фонарями в открытую работали перекрасившиеся
наперсточники: теперь они крутили "лототрон" и завлекали простаков бегущими
по компьютерному монитору лошадьми. Возле бара и пиццерии прогуливались
проститутки предпоследнего класса: ниже вокзальных по градации специалистов
секс-бизнеса идут только подвальные -- откровенные бродяжки, инвалидки,
опустившаяся пьянь. Усиленно добывали свой хлеб нищие -- с жалобными
плакатиками и без таковых, с младенцем или завернутым в пеленки поленом,
выставляющие на всеобщее обозрение культю, изуродованную конечность или
просто умело подвернутую под себя ногу.
Для Карданова этот оживленный пятачок не являлся столь же обыденным
местом, как для других людей. Для него он был пограничной полосой на пути
эксфильтрации. Такой же, как взрыхленная земля перед туго натянутой
проволокой, отгораживающей одно государство от другого. Там приходилось
подолгу неподвижно лежать в импровизированном укрытии, часами рассматривая в
бинокль каждый метр КСП, каждую деталь инженерных сооружений, изучая местную
жизнь и вживаясь в нее. Поэтому перед тем, как направиться к кассам, он
постоял на автобусной остановке, очень внимательно рассматривая, что
происходит вокруг.
У здания вокзала суровые омоновские патрули фильтровали лиц кавказской
национальности, на площади обычные милицейские наряды проверяли документы у
всех подряд. Выход на перрон перекрывали специфического вида
кожано-спортивные молодцы, ставшие привычной приметой новейшего времени, но
почему-то с архаичными повязками дружинников на мощных предплечьях.
Контрольный режим был явно интенсивней обычного. Когдато при сходных
обстоятельствах он прошел сквозь такие же заслоны в Бразилии. Или в
Гондурасе... Только что он там делал?
Лапин тряхнул головой, отгоняя не вовремя вспыхнувшую в мозгу загадку.
Сейчас перед ним стояла более конкретная задача, чем ковыряние в собственном
прошлом... В цветочном киоске у разбитного грузина, не опасавшегося
омоновских проверок, Сергей сторговал за двести тысяч семь шикарных
желто-лимонных роз. Зажав под мышкой красиво оформленный букет, он принялся
неспешно прогуливаться под столбом с часами напротив заброшенного фонтана --
обычном ориентире для встреч на вокзальной площади. И сразу выпал из
нервозного ритма контрольного режима. Потому что никуда не спешащий человек
с дорогим букетом не привлекает настороженного внимания и не вызывает
подозрений. Цветы выполняют роль отвлекающего фактора и переключают внимание
проверяющих на других людей -- издерганных, возбужденных, со странными
сумками, свертками или пакетами в руках.
Мимо проходил худощавый паренек лет семнадцати, и Карданов вежливо
остановил его.
-- Я ожидаю девушку, -- обаятельно улыбнулся он. -- Не могли бы вы
купить мне билет? За эту услугу я хорошо заплачу.
Парень замялся.
-- Да дело не в деньгах... Там может быть очередь, а у меня есть только
сорок минут.
-- Этого вполне хватит, -- Макс протянул небрежно скомканные деньги. --
Один билет до Москвы на ближайший поезд. Купе. Когда вернетесь, я дам вам на
сто тысяч больше, чем здесь.
-- Чтобы не имело смысла убежать, -- догадливо улыбнулся парень. --
Билеты продают по документам...
-- Как раз подруга и должна подвезти паспорт, -- спокойно объяснил
Карданов. -- Объясните это кассиру. Там для него есть сто тысяч. Пусть
выпишет билет на Ларина. Сергей Иванович Ларин. Запомните?
-- Запомню... Я тоже Сергей Иванович.
Через полчаса Лапин получил билет. До прихода поезда оставалось
двадцать минут. Поблагодарив тезку, он расплатился и сделал вид, что
продолжает ожидать не слишком пунктуальную подругу. Парень исчез в толпе.
Когда свистнул электровоз и в просвете между зданиями замелькали
вагоны, он огорченно взглянул на часы и побрел к вокзалу. Наблюдавший за ним
продавец цветов сочувственно покачал головой. Но через двадцать метров
походка Лапина обрела прежнюю упругость, шаг ускорился, на лице появилась
улыбка, и из потерпевшего фиаско неудачника он перевоплотился в счастливого
влюбленного, встречающего предмет своей страсти. Документы у таких не
проверяют, но он сам полез за паспортом, предупредительно раскрыл и поднес к
лицу упитанного младшего лейтенанта. Тот небрежно кивнул, открывая дорогу на
перрон.
Здесь, как и на привокзальной площади, тоже царило оживление, но другое
-- более организованное, целенаправленное и быстротечное. Провожающие
обнимались с отъезжающими, встречающие напряженно всматривались в окна
прибывающих поездов, звонко стукали длинными молоточками по колесным парам
осмотрщики вагонов, громко смеялись сбившиеся в стайку проводницы в черных
шинелях и тапочках на босу ногу, осматривались по сторонам закончившие
путешествие пассажиры, в наспех наброшенной одежде курили, прогуливались,
разминая ноги, подходили к многочисленным киоскам те, для кого Тиходонск был
очередной крупной станцией на длинном пути, волокли тележки с чемоданами
громкоголосые носильщики, тянули неподъемные сумки толстые выносливые тетки,
важно проходили по своим делам железнодорожники в форменной одежде,
подпирали стены и курили на низких скамейках, высоко обнажая ноги,
потасканные проститутки, выгуливал тигрового боксера немолодой мужчина с
чудаковатым лицом.
Здесь тоже ходили патрули, но уже транспортной милиции, они фильтровали
прибывших: отлавливали пьяных и бродяг, проверяли документы у кавказцев и
прочей подозрительной публики, выясняли что-то у проводниц, изредка
заглядывали в плацкартные вагоны. На встречающих и отъезжающих
транспортники, внимания не обращали -- те уже прошли контроль, и сам факт
нахождения на перроне свидетельствовал о том минимуме благонадежности,
который позволял оставить их в покое.
Лапин решил, что опасная зона преодолена, и его мысли опередили
события. Направляясь к своему вагону, он уже прокручивал, что будет делать
внутри, когда поезд отправится. Надо объяснить отсутствие багажа, купить
спортивный костюм и зубную щетку, сумку -- пассажир без вещей бросается в
глаза. Из потока обыденно-практических размышлений его вырвал неприятный
взгляд. Не поворачивая головы, Карданов покосился. Растрепанная, плохо
одетая девка в перекрученных чулках показывала на него своей товарке и, зло
кривя губы, что-то говорила. Это могло ничего не значить, а могло значить и
очень многое. Когда на карту поставлена собственная шкура, случайности,
совпадения и мнительность в расчет не принимаются. Оставлять за спиной
непонятное нельзя.
Шагнув в сторону, он остановился, повернулся, будто осматриваясь, и
оказался с проститутками лицом к лицу.
-- Подержите букет, девчонки, -- он сунул им цветы. Растрепанная
спрятала руки за спину. Она казалась заторможенной и слегка покачивалась, но
спиртным не пахло, только расширенные зрачки блекло-голубых глаз выдавали
причину такого состояния. Ей было не больше двадцати, но выглядела она на
все сорок. Лапина поразил взгляд. Смотрела она в упор и с такой ненавистью,
будто это Лапин сломал ей судьбу, посадил на иглу и выбросил на панель.
Подруга сохранилась получше, хотя от нее явно пахло подвалом, а сбитый
набок начес навевал мысли о кровососущих паразитах. Она взяла цветы и
похабно захохотала.
-- Чего мне ими, подметать, что ли? Или ты решил пожениться? Это мы
мигом! Только давай клевую хавку и бухло! И "капусту"! Правда, Лидка?
Лапин нагнулся, будто завязывая шнурок, глянул назад. Метрах в десяти
безразлично курили два динозавра с крохотными головками на могучих,
упакованных в кожу торсах.
-- Поедем, отдохнем, -- предложил он, выпрямляясь. -- Я должен друга с
телкой встретить. Баня заказана, стол накрыт...
-- А не пиздишь? -- прищурилась она. -- И потом, одной баней не
отделаешься. Знаешь, сколько мы стоим?
-- Нет вопросов. Идите вперед, к тому выходу. Я встречу и подойду.
-- Видишь, Лидка! Это совсем другой...
Растрепанная продолжала разглядывать Лапина в упор. На бледно-синем
лице контрастно выделялись густо намазанные темной помадой губы. Они
шевелились, будто Лидка гримасничала. Но в этом шевелении угадывалось что-то
настораживающее. Он всмотрелся.
-- Чо-кну-тый... Чо-кну-тый... Чо-кну-тый... -- беззвучно, по слогам
повторяла она.
Карданова будто жаром обдало.
"Подстава! Засада! Эту блядь немедленно убрать!"
Пальто на ней было старое, но достаточно толстое. Он скользнул взглядом
по мертвенной маске лица, открытой шее, но остановился на тонкой,
выставленной вперед ноге. Самое удобное, можно не поднимать руку со
"стрелкой". Но пальцы впустую перебирали содержимое кармана -- "стрелки" в
нем не было. У него вообще не было оружия!
-- Пойдем, девчонки! К тому входу...
-- Ты что мне мозги ебешь! -- пронзительно заорала Лидка. Разряд
предстоящего скандала зигзагом пронзил вокзальную толчею. К ним повернулись
неразличимые пятна чужих лиц, динозавры вытащили сигареты. Спокойным шагом
Лапин двинулся дальше.
-- Ты кому фуфло гонишь! -- ударил в спину истерический крик.
Толпа сгущалась вокруг двух вокзальных проституток с букетом, стоившим
больше, чем обе они вместе взятые. Пока никто ничего не понимал, в том числе
и направившиеся к ним динозавры. У Лапина было около трех минут. Возле
спального вагона плотно сдвинулась компания провожающих. Спрятавшись за
ними, он нагнулся и быстро нырнул под вагон. Запахло креозотом, холодным
железом, дымком разгорающейся печки и вымытым туалетом. Спиной он несколько
раз зацепился за какой-то шланг и выступы днища, но нырок закончился, и он
благополучно выпрямился на второй платформе. Следующий путь был свободным,
на третьем тоже стоял состав, пришлось опять нырять, далеко сзади послышался
крик: "Украли деньги! Держи вора!" С четвертого пути отправлялся товарняк на
юг, он вскочил на тормозную площадку, подавил инстинктивное желание
задержаться и выбраться из города столь же примитивным, сколь и опасным
способом, спрыгнул, пока состав не набрал скорость.
Железнодорожные пути закончились, впереди поднимался довольно крутой
склон западной части города. За ним располагался район, называемый в народе
Тиходонск-гора. Частный сектор, плотная застройка, узенькие кривые улочки.
Сзади доносились крики разворачивающейся погони. Лапин нашел тропинку и
побежал вверх. У выходного светофора со скрежетом тормозил товарный состав.
Он все сделал правильно.
Ярко светила полная луна, утоптанный снег казался бледно-голубым,
ботинки скользили, то и дело Сергей падал на четвереньки и по-собачьи
преодолевал особенно крутые участки. Острые льдинки кололи замерзшие ладони,
сильно колотилось сердце, пересохло в гортани. Сказывалось долгое отсутствие
тренировок. Утешало одно: впереди не ждут засады, никто не станет
блокировать Тиходонск-гору, оцеплять район, устраивать прочесывание и
проводить облавы. Макс не ссорился с государством и не заслужил того, чтобы
оно бросало на поимку все имеющиеся силы: милицию, внутренние войска, армию.
Как было в том же Гондурасе.
Самый трудный участок остался позади, он остановился, перевел дух и
осмотрелся. С высоты обрыва открывался хороший обзор. На такой дистанции
двуногих существ видно не было, связанные с ними суета и нервозность
растворились в пространстве, осталось только монументальное, прочное и
основательное, уменьшенное расстоянием, как перевернутым театральным
биноклем. Ступенчатое здание вокзала, черные клавиши шпал на белом снегу,
перечеркнутые отблескивающими ниточками рельсов, миниатюрные вагончики,
невзаправдашние локомотивы, спичечные столбики фонарей... Игрушечная
железная дорога производства ГДР -- недостижимая мечта детдомовского
мальчишки... С первого пути медленно потянулся на север длинный игрушечный
состав. В одном из теплых, уютных и комфортабельных вагончиков пустовала его
полка...
Поезд ушел... Иногда эта присказка имеет самый прямой смысл. Проклятая
сука нарушила все планы, но ничего не достигла. Преследователи побегают по
перронам и успокоятся: мало ли что привиделось обколотой проститутке... Да и
то -- бегать скорей всего будут динозавры и их безмозглые "братаны",
милиционеры походят степенно взад-вперед и посчитают свою миссию
выполненной. Какой интерес у бандитов? Отомстить за убитых дружков-киллеров?
Но почему они действуют в открытую и заодно с полицейскими?
Дыхание пришло в норму, и Макс двинулся дальше. На превращенном в
помойку пустыре его окружила стая голодных и злых собак. Псы лаяли, рычали,
скалили зубы, он подобрал отрезок ржавой водопроводной трубы и, присев,
выставил его перед собой. Обнаглевшие дворняги кидались было, но тут же
отскакивали, кружились вокруг, подступали вплотную, но не осмеливались
окончательно сжать кольцо. Вскоре он вошел в раскинувшийся на пологом склоне
поселок, бездомные собаки отстали, зато изза ветхих заборов принялись
брехать дворовые сторожа. Волны вспыхивающего и затихающего лая прокатились
по узким темным улочкам, пронизав Тихо донск-гору насквозь.
Через полчаса Лапин выбрался на асфальт нового микрорайона, остановил
потрепанный "жигуль" и доехал до местного центра, потом прошагал квартал
пешком и вышел на стоянку такси. За сто долларов пожилой частник согласился
отвезти его в Степнянек. Неновая, но ухоженная "Волга" мягко неслась с
запада на восток. По путепроводу промчались над железнодорожными путями,
слева осталось ступенчатое здание вокзала, но сейчас все это не имело к
Лапину никакого отношения. Лежащий в кармане билет из Тиходонска до Москвы
превратился в ненужную бумажку, от которой следовало избавиться, как и от
любого не представляющего практической ценности документа. Он разорвал
желтоватый бланк на мелкие кусочки и, приспустив стекло, выбросил мигом
высокого полета...
Плотно сомкнутые губы слегка скривились в усмешке. Гость заметил, что
произвел впечатление.
-- Фамилии Карданов в природе не существует! И не должно существовать!
Особенно в спарке с фамилией Лапин! Это может нанести серьезный ущерб
интересам государства! Очень серьезный ущерб!
Михеев навалился грудью на стол и, гипнотизирующе впившись взглядом в
усталые глаза генерала, гвоздями вбивал ему в мозг каждую фразу. Крамской
сдался. Сейчас он ничуть не сомневался, что страшноватый незнакомец может
обрушить на его голову гнев министра, а то и председателя правительства.
-- Вторую фамилию мы уберем...
-- И еще... Надо смягчить розыск. Чтобы полностью исключить
преследования, стрельбу и другие эксцессы... Жизнь К... Лапина тоже имеет
большое значение для безопасности страны! Объявите, что он не преступник, а
свидетель, может быть, герой... Предложите ему явиться добровольно.
Соответственно измените свои ориентировки.
-- Это можно сделать только завтра. Сейчас маховик запущен и резкая
остановка бросится всем в глаза.
Михеев подумал. Пожалуй, генерал прав.
-- Тогда завтра с самого утра. А пока дайте своим команду не применять
оружия.
-- Это реально.
-- Ну и отлично.
Человек со звериными ушами встал и быстро оделся.
-- Вам нужна машина? -- Крамской обозначил готовность помогать гостю.
-- Нет. У меня все есть.
Дверь со стуком закрылась. Генерал долго смотрел вслед странному
визитеру. Официальные действия ФСБ выглядели бы совершенно по-иному... Разве
что сложное оперативное мероприятие... На кого работал Тахир? На исламский
мир? Поставки оружия в Армению и Чечню -- такая информация по нему
проходила... Оба киллера и Лапин пользовались одной "крышей". Под него был
изготовлен двойник. Значит, операция готовилась очень серьезно. И ликвидация
проведена блестяще... Зачем тогда рубить своих?
Крамской придвинул фотографию -- ту, неудачную. Придурочный малый с
полуоткрытым ртом. И из-за него поставлены на уши Тиходонск и Москва?
Генерал ничего не мог понять.
"Завтра расспрошу его, -- подумал начальник УВД. -- В крайнем случае --
послезавтра. Никуда он из города не денется".
Тиходонск, 10 февраля, 19 часов 40 минут, минус восемь, ветер.
Лапин-Карданов зашел в несколько канцелярских магазинов. Обычных
перьевых ручек и таблеток сухих чернил нигде не было. Молоденькие
девчонки-продавщицы не понимали, чего он хочет.
-- Вот стержни с любой пастой -- и синей, и черной, и фиолетовой.
Берите любую...
-- У сына в школе требуют, на чистописание, -- мямлил он. -- Именно
такую ручку и такие чернила...
В маленьком киоске недалеко от "Интуриста" ему повезло. Седенькая
старушка порылась под прилавком и извлекла из покрытой пылью коробки
запаянные в целлофан черно-фиолетовые таблетки и деревянную ручку с пером
"рондо".
-- Недавно это все в дефиците было, кому-то из знакомых оставляла, --
печально пояснила она. -- А сейчас нет дефицитов. И разве хорошо?
Выскочив из киоска, Лапин немного поколебался, но решил вернуться в
гостиницу и исправить паспорт в номере, где никто не помешает. Уже подходя к
солидным мраморным ступеням под огромным козырьком, он вдруг отчетливо
понял, что этого делать ни в коем случае нельзя. Лучше зайти на главпочту и
в обеспечивающей анонимность толчее сделать свое дело. Однако, проходя через
парк, он заметил почти пустую стекляшку забегаловки под неоновым названием
"Радуга" и завернул туда. Запахи пищи пробудили аппетит, он взял борщ,
пельмени и чай с медом, подумав, добавил еще пирожок с картошкой. Попросил
обычной воды "запить лекарство", добродушная толстуха за стойкой принесла
полный стакан.
Положив одну таблетку в пепельницу, Лапин плеснул на нее воды и
принялся за еду. Мысли все время возвращались к "Маленькому Парижу" и к
чебуречной Рубена, но они не могли перебить аппетит, что тоже было частью
его нового состояния. Управившись с борщом, он откинулся на спинку стула,
вытер взмокший лоб и машинально уставился на подвешенный в углу телевизор.
Дикторша возмущалась тем, что город завален снегом, а его не убирают. "Ты бы
пошла на Мануфактурный, там вообще никогда не чистили", -- подумал он,
переходя к пельменям и время от времени поглядывая в пепельницу. Таблетка
постепенно растворялась. После пельменей он выпил чай с пирожком, довольно
подмигнул пялящейся в телевизор толстухе, огляделся. В противоположном углу
ужинали четыре молодых парня приличного вида, наверное, студенты.
Повернувшись к ним спиной, Карданов достал ручку, обмакнул перо в
блестящую черную жижу полурастаявшей таблетки, глянул на свет, чтобы не
пропустить волосок, раскрыл и положил на пластиковую поверхность паспорт.
Раз! Один-единственный штрих изменил документ: Лапин превратился в Ларина.
Нехитрый, но очень эффективный прием. При индивидуальной работе с ним,
конечно, разберутся, да и в ультрафиолетовом свете дополнительный штрих не
станет флюоресцировать, как спецчернила. Но при массовых проверках
документов глаза "замыливаются" и не способны идентифицировать новую фамилию
с разыскиваемой. Высохнув, сухие чернила станут неотличимы от специальных, а
ультрафиолет используют только при паспортном контроле на границе... Он
вдруг отчетливо увидел молодого краснощекого сержанта в фуражке с зеленым
околышем, сующего на миг общегражданский паспорт Карданова под деревянный
столик своей кабинки.
-- Лапин Сергей Иванович, -- донеслось откудато, издалека, и Карданов
перенесся из зала вылетов Шереметьева-2 в готовящуюся к закрытию "Радугу".
На экране телевизора красовался он сам, диктор говорил о его причастности к
тяжкому преступлению и предлагал всем, кто знает его местонахождение,
сообщить в милицию.
Студенты не обращали внимания на передачу, зато толстуха не сводила
глаз с экрана. Карданов подул на паспорт, выудил твердую часть таблетки и
бросил ее под батарею, сполоснул пепельницу, омыл перо и выплеснул
фиолетовую водицу туда же. Ручку сунул в карман, проверил, высох ли
один-единственный изменивший документ штрих и спрятал паспорт. Потом сделал
вид, что допивает чай.
Местные новости сменились программой "Вести", и толстуха завороженно
смотрела передачу об убийствах российских офицеров в Таджикистане. Лапин
встал и спокойно направился к выходу. Никто не вскакивал, не показывал на
него пальцем, не кричал, не бежал следом. На этот раз повезло. Но, когда по
телевизору показали твой портрет миллиону зрителей, везение долго
продолжаться не может.
"Надо рвать из города, -- пришла верная мысль. -- Но сначала отвлечь
внимание..."
С того самого момента, как Лапин вышел из чебуречной, его жгло желание
позвонить. Но пробудившийся совсем недавно в числе новых личностных качеств
холодный расчет удерживал от нерациональных поступков. Тем, внутри, все
равно не поможешь, какой смысл засвечиваться лишний раз... Теперь смысл
появился.
Звонить можно по-разному. Обычный звонок, один из сотен за дежурную
смену, вызовет реакцию вялую, медлительную и неуклюжую. Могут вообще не
приехать, могут подослать патрульный автомобиль с ближайшего маршрута, два
олуха в тулупах и валенках будут долго топтаться вокруг, дергать запертую
дверь, светить фонариком в окна, расспрашивать соседей... Не исключено, что
в конце концов они уедут, сообщив дежурному, будто сигнал не подтвердился.
Если хватит ума, смелости и сообразительности взломать дверь, то колесо
завертится, понаедут десятки людей в форме и штатском, сгрудятся желто-синие
"Жигули", "Москвичи" и "УАЗы", соберется толпа... И в том и в другом случае
те, кто должен забрать трупы, навсегда забудут дорогу к "стремному" месту.
Звонить нужно по-другому. И Карданов знал -- как.
На выходе из сквера он присмотрел стоящий на отшибе телефон-автомат, от
него можно было быстро пройти на Богатый, Маркса или Малосадовую, мгновенно
смешавшись с толпой. Диск легко провернулся, набирая универсальный для всех
городов России номер.
-- Милиция! -- сразу же отозвалась девчонкаоператор. Она ровным счетом
ничего не решает -- переключает рычажки на пульте, соединяя с тем или иным
райотделом, да передает поступившие сообщения радисту, держащему связь с
патрульными автомобилями.
-- Мне нужно поговорить с дежурным, -- веско произнес Карданов. -- Не с
помощником, а именно с дежурным.
Этой фразой он показал, что имеет представление о структуре дежурной
части и знает, кто может принимать решения. Тем самым сразу выделив свой
звонок из обычной массы.
-- Дежурный УВД майор Силков, -- раздался несколько напряженный голос.
Необычные звонки почти всегда сулят неприятности: контрольные проверки или
тяжкие преступления.
-- Слушайте меня внимательно, майор. Я состою на связи в ФСБ, моего
куратора нет на месте, а "линия" ваша, потому звоню вам.
-- Слушаю внимательно.
Теперь напряжение исчезло, дело входило в привычную колею,
неприятностей оно не несло, но шутить не позволяло и требовало максимальной
ответственности.
-- Богатый спуск, двадцать два, чебуречная. Там внутри четыре трупа.
Рубен, Сурен, еще один и девчонка-проститутка. Все застрелены.
Лапин перевел дух.
-- Понято, -- четко ответил майор, не задавая ненужных вопросов.
Информация подавалась вполне квалифицированно, что подтверждало ранее
сказанное неизвестным абонентом.
-- Дверь заперта, но во дворе угольный сарай, он открыт, через него
можно проникнуть в кухню. Там следует посадить засаду, за трупами придут...
Он сам не знал, откуда эта уверенность, но был уверен, что не
ошибается.
-- Вы меня поняли? Не посылайте туда патрульные машины, сообщите мою
информацию начальнику уголовного розыска. Все надо сделать скрытно и очень
аккуратно. Вы меня поняли?
-- Я все понял. Что-нибудь еще? Может быть... -- дежурный понизил
голос. -- Может быть, назовете псевдоним?
-- Зачем? Вы его будете проверять дольше, чем мое сообщение. Завтра к
вам придет мой куратор за подтверждением, можете у него спросить.
Последняя фраза показывала, что абонент знает порядок. Если он
действительно осведомитель ФСБ, курирующий офицер обязательно зайдет за
справкой, подтверждающей эффективность сообщения. Это важный показатель его
работы, причем чем громче раскрытое дело, тем выше оценка агента и его
куратора. А если милиция сработает плохо, обиженный офицер доложит своему
руководству, как перегоняли прекрасную информацию, поднимется большой шум со
служебным расследованием и прочими сопутствующими неприятностями. Поэтому
дежурный майор, да и все остальные будут очень стараться сделать все как
надо.
-- Я все понял, -- ответил майор.
-- "СК", -- блеснул Лапин кодовой аббревиатурой и положил трубку.
Профессиональные связисты обозначают так конец связи.
Теперь уходить. Из этого сквера, из этого города, из этой страны... Как
уходил уже много раз... Аэропорты блокируются легче всего, поэтому
предпочтительнее поезд. Составы на Москву идут через каждые час-полтора...
На вокзальной площади было довольно оживленно. Сновал во встречных
направлениях прибывший и отъезжающий люд, тяжело разворачивались огромные
частные автобусы, гаишники вопреки здравому смыслу гоняли провожающих и
встречающих автовладельцев, но те как-то договаривались, поэтому запрещающий
въезд знак и переполненная машинами площадь существовали как бы в разных
измерениях, по отдельности.
Под яркими ртутными фонарями в открытую работали перекрасившиеся
наперсточники: теперь они крутили "лототрон" и завлекали простаков бегущими
по компьютерному монитору лошадьми. Возле бара и пиццерии прогуливались
проститутки предпоследнего класса: ниже вокзальных по градации специалистов
секс-бизнеса идут только подвальные -- откровенные бродяжки, инвалидки,
опустившаяся пьянь. Усиленно добывали свой хлеб нищие -- с жалобными
плакатиками и без таковых, с младенцем или завернутым в пеленки поленом,
выставляющие на всеобщее обозрение культю, изуродованную конечность или
просто умело подвернутую под себя ногу.
Для Карданова этот оживленный пятачок не являлся столь же обыденным
местом, как для других людей. Для него он был пограничной полосой на пути
эксфильтрации. Такой же, как взрыхленная земля перед туго натянутой
проволокой, отгораживающей одно государство от другого. Там приходилось
подолгу неподвижно лежать в импровизированном укрытии, часами рассматривая в
бинокль каждый метр КСП, каждую деталь инженерных сооружений, изучая местную
жизнь и вживаясь в нее. Поэтому перед тем, как направиться к кассам, он
постоял на автобусной остановке, очень внимательно рассматривая, что
происходит вокруг.
У здания вокзала суровые омоновские патрули фильтровали лиц кавказской
национальности, на площади обычные милицейские наряды проверяли документы у
всех подряд. Выход на перрон перекрывали специфического вида
кожано-спортивные молодцы, ставшие привычной приметой новейшего времени, но
почему-то с архаичными повязками дружинников на мощных предплечьях.
Контрольный режим был явно интенсивней обычного. Когдато при сходных
обстоятельствах он прошел сквозь такие же заслоны в Бразилии. Или в
Гондурасе... Только что он там делал?
Лапин тряхнул головой, отгоняя не вовремя вспыхнувшую в мозгу загадку.
Сейчас перед ним стояла более конкретная задача, чем ковыряние в собственном
прошлом... В цветочном киоске у разбитного грузина, не опасавшегося
омоновских проверок, Сергей сторговал за двести тысяч семь шикарных
желто-лимонных роз. Зажав под мышкой красиво оформленный букет, он принялся
неспешно прогуливаться под столбом с часами напротив заброшенного фонтана --
обычном ориентире для встреч на вокзальной площади. И сразу выпал из
нервозного ритма контрольного режима. Потому что никуда не спешащий человек
с дорогим букетом не привлекает настороженного внимания и не вызывает
подозрений. Цветы выполняют роль отвлекающего фактора и переключают внимание
проверяющих на других людей -- издерганных, возбужденных, со странными
сумками, свертками или пакетами в руках.
Мимо проходил худощавый паренек лет семнадцати, и Карданов вежливо
остановил его.
-- Я ожидаю девушку, -- обаятельно улыбнулся он. -- Не могли бы вы
купить мне билет? За эту услугу я хорошо заплачу.
Парень замялся.
-- Да дело не в деньгах... Там может быть очередь, а у меня есть только
сорок минут.
-- Этого вполне хватит, -- Макс протянул небрежно скомканные деньги. --
Один билет до Москвы на ближайший поезд. Купе. Когда вернетесь, я дам вам на
сто тысяч больше, чем здесь.
-- Чтобы не имело смысла убежать, -- догадливо улыбнулся парень. --
Билеты продают по документам...
-- Как раз подруга и должна подвезти паспорт, -- спокойно объяснил
Карданов. -- Объясните это кассиру. Там для него есть сто тысяч. Пусть
выпишет билет на Ларина. Сергей Иванович Ларин. Запомните?
-- Запомню... Я тоже Сергей Иванович.
Через полчаса Лапин получил билет. До прихода поезда оставалось
двадцать минут. Поблагодарив тезку, он расплатился и сделал вид, что
продолжает ожидать не слишком пунктуальную подругу. Парень исчез в толпе.
Когда свистнул электровоз и в просвете между зданиями замелькали
вагоны, он огорченно взглянул на часы и побрел к вокзалу. Наблюдавший за ним
продавец цветов сочувственно покачал головой. Но через двадцать метров
походка Лапина обрела прежнюю упругость, шаг ускорился, на лице появилась
улыбка, и из потерпевшего фиаско неудачника он перевоплотился в счастливого
влюбленного, встречающего предмет своей страсти. Документы у таких не
проверяют, но он сам полез за паспортом, предупредительно раскрыл и поднес к
лицу упитанного младшего лейтенанта. Тот небрежно кивнул, открывая дорогу на
перрон.
Здесь, как и на привокзальной площади, тоже царило оживление, но другое
-- более организованное, целенаправленное и быстротечное. Провожающие
обнимались с отъезжающими, встречающие напряженно всматривались в окна
прибывающих поездов, звонко стукали длинными молоточками по колесным парам
осмотрщики вагонов, громко смеялись сбившиеся в стайку проводницы в черных
шинелях и тапочках на босу ногу, осматривались по сторонам закончившие
путешествие пассажиры, в наспех наброшенной одежде курили, прогуливались,
разминая ноги, подходили к многочисленным киоскам те, для кого Тиходонск был
очередной крупной станцией на длинном пути, волокли тележки с чемоданами
громкоголосые носильщики, тянули неподъемные сумки толстые выносливые тетки,
важно проходили по своим делам железнодорожники в форменной одежде,
подпирали стены и курили на низких скамейках, высоко обнажая ноги,
потасканные проститутки, выгуливал тигрового боксера немолодой мужчина с
чудаковатым лицом.
Здесь тоже ходили патрули, но уже транспортной милиции, они фильтровали
прибывших: отлавливали пьяных и бродяг, проверяли документы у кавказцев и
прочей подозрительной публики, выясняли что-то у проводниц, изредка
заглядывали в плацкартные вагоны. На встречающих и отъезжающих
транспортники, внимания не обращали -- те уже прошли контроль, и сам факт
нахождения на перроне свидетельствовал о том минимуме благонадежности,
который позволял оставить их в покое.
Лапин решил, что опасная зона преодолена, и его мысли опередили
события. Направляясь к своему вагону, он уже прокручивал, что будет делать
внутри, когда поезд отправится. Надо объяснить отсутствие багажа, купить
спортивный костюм и зубную щетку, сумку -- пассажир без вещей бросается в
глаза. Из потока обыденно-практических размышлений его вырвал неприятный
взгляд. Не поворачивая головы, Карданов покосился. Растрепанная, плохо
одетая девка в перекрученных чулках показывала на него своей товарке и, зло
кривя губы, что-то говорила. Это могло ничего не значить, а могло значить и
очень многое. Когда на карту поставлена собственная шкура, случайности,
совпадения и мнительность в расчет не принимаются. Оставлять за спиной
непонятное нельзя.
Шагнув в сторону, он остановился, повернулся, будто осматриваясь, и
оказался с проститутками лицом к лицу.
-- Подержите букет, девчонки, -- он сунул им цветы. Растрепанная
спрятала руки за спину. Она казалась заторможенной и слегка покачивалась, но
спиртным не пахло, только расширенные зрачки блекло-голубых глаз выдавали
причину такого состояния. Ей было не больше двадцати, но выглядела она на
все сорок. Лапина поразил взгляд. Смотрела она в упор и с такой ненавистью,
будто это Лапин сломал ей судьбу, посадил на иглу и выбросил на панель.
Подруга сохранилась получше, хотя от нее явно пахло подвалом, а сбитый
набок начес навевал мысли о кровососущих паразитах. Она взяла цветы и
похабно захохотала.
-- Чего мне ими, подметать, что ли? Или ты решил пожениться? Это мы
мигом! Только давай клевую хавку и бухло! И "капусту"! Правда, Лидка?
Лапин нагнулся, будто завязывая шнурок, глянул назад. Метрах в десяти
безразлично курили два динозавра с крохотными головками на могучих,
упакованных в кожу торсах.
-- Поедем, отдохнем, -- предложил он, выпрямляясь. -- Я должен друга с
телкой встретить. Баня заказана, стол накрыт...
-- А не пиздишь? -- прищурилась она. -- И потом, одной баней не
отделаешься. Знаешь, сколько мы стоим?
-- Нет вопросов. Идите вперед, к тому выходу. Я встречу и подойду.
-- Видишь, Лидка! Это совсем другой...
Растрепанная продолжала разглядывать Лапина в упор. На бледно-синем
лице контрастно выделялись густо намазанные темной помадой губы. Они
шевелились, будто Лидка гримасничала. Но в этом шевелении угадывалось что-то
настораживающее. Он всмотрелся.
-- Чо-кну-тый... Чо-кну-тый... Чо-кну-тый... -- беззвучно, по слогам
повторяла она.
Карданова будто жаром обдало.
"Подстава! Засада! Эту блядь немедленно убрать!"
Пальто на ней было старое, но достаточно толстое. Он скользнул взглядом
по мертвенной маске лица, открытой шее, но остановился на тонкой,
выставленной вперед ноге. Самое удобное, можно не поднимать руку со
"стрелкой". Но пальцы впустую перебирали содержимое кармана -- "стрелки" в
нем не было. У него вообще не было оружия!
-- Пойдем, девчонки! К тому входу...
-- Ты что мне мозги ебешь! -- пронзительно заорала Лидка. Разряд
предстоящего скандала зигзагом пронзил вокзальную толчею. К ним повернулись
неразличимые пятна чужих лиц, динозавры вытащили сигареты. Спокойным шагом
Лапин двинулся дальше.
-- Ты кому фуфло гонишь! -- ударил в спину истерический крик.
Толпа сгущалась вокруг двух вокзальных проституток с букетом, стоившим
больше, чем обе они вместе взятые. Пока никто ничего не понимал, в том числе
и направившиеся к ним динозавры. У Лапина было около трех минут. Возле
спального вагона плотно сдвинулась компания провожающих. Спрятавшись за
ними, он нагнулся и быстро нырнул под вагон. Запахло креозотом, холодным
железом, дымком разгорающейся печки и вымытым туалетом. Спиной он несколько
раз зацепился за какой-то шланг и выступы днища, но нырок закончился, и он
благополучно выпрямился на второй платформе. Следующий путь был свободным,
на третьем тоже стоял состав, пришлось опять нырять, далеко сзади послышался
крик: "Украли деньги! Держи вора!" С четвертого пути отправлялся товарняк на
юг, он вскочил на тормозную площадку, подавил инстинктивное желание
задержаться и выбраться из города столь же примитивным, сколь и опасным
способом, спрыгнул, пока состав не набрал скорость.
Железнодорожные пути закончились, впереди поднимался довольно крутой
склон западной части города. За ним располагался район, называемый в народе
Тиходонск-гора. Частный сектор, плотная застройка, узенькие кривые улочки.
Сзади доносились крики разворачивающейся погони. Лапин нашел тропинку и
побежал вверх. У выходного светофора со скрежетом тормозил товарный состав.
Он все сделал правильно.
Ярко светила полная луна, утоптанный снег казался бледно-голубым,
ботинки скользили, то и дело Сергей падал на четвереньки и по-собачьи
преодолевал особенно крутые участки. Острые льдинки кололи замерзшие ладони,
сильно колотилось сердце, пересохло в гортани. Сказывалось долгое отсутствие
тренировок. Утешало одно: впереди не ждут засады, никто не станет
блокировать Тиходонск-гору, оцеплять район, устраивать прочесывание и
проводить облавы. Макс не ссорился с государством и не заслужил того, чтобы
оно бросало на поимку все имеющиеся силы: милицию, внутренние войска, армию.
Как было в том же Гондурасе.
Самый трудный участок остался позади, он остановился, перевел дух и
осмотрелся. С высоты обрыва открывался хороший обзор. На такой дистанции
двуногих существ видно не было, связанные с ними суета и нервозность
растворились в пространстве, осталось только монументальное, прочное и
основательное, уменьшенное расстоянием, как перевернутым театральным
биноклем. Ступенчатое здание вокзала, черные клавиши шпал на белом снегу,
перечеркнутые отблескивающими ниточками рельсов, миниатюрные вагончики,
невзаправдашние локомотивы, спичечные столбики фонарей... Игрушечная
железная дорога производства ГДР -- недостижимая мечта детдомовского
мальчишки... С первого пути медленно потянулся на север длинный игрушечный
состав. В одном из теплых, уютных и комфортабельных вагончиков пустовала его
полка...
Поезд ушел... Иногда эта присказка имеет самый прямой смысл. Проклятая
сука нарушила все планы, но ничего не достигла. Преследователи побегают по
перронам и успокоятся: мало ли что привиделось обколотой проститутке... Да и
то -- бегать скорей всего будут динозавры и их безмозглые "братаны",
милиционеры походят степенно взад-вперед и посчитают свою миссию
выполненной. Какой интерес у бандитов? Отомстить за убитых дружков-киллеров?
Но почему они действуют в открытую и заодно с полицейскими?
Дыхание пришло в норму, и Макс двинулся дальше. На превращенном в
помойку пустыре его окружила стая голодных и злых собак. Псы лаяли, рычали,
скалили зубы, он подобрал отрезок ржавой водопроводной трубы и, присев,
выставил его перед собой. Обнаглевшие дворняги кидались было, но тут же
отскакивали, кружились вокруг, подступали вплотную, но не осмеливались
окончательно сжать кольцо. Вскоре он вошел в раскинувшийся на пологом склоне
поселок, бездомные собаки отстали, зато изза ветхих заборов принялись
брехать дворовые сторожа. Волны вспыхивающего и затихающего лая прокатились
по узким темным улочкам, пронизав Тихо донск-гору насквозь.
Через полчаса Лапин выбрался на асфальт нового микрорайона, остановил
потрепанный "жигуль" и доехал до местного центра, потом прошагал квартал
пешком и вышел на стоянку такси. За сто долларов пожилой частник согласился
отвезти его в Степнянек. Неновая, но ухоженная "Волга" мягко неслась с
запада на восток. По путепроводу промчались над железнодорожными путями,
слева осталось ступенчатое здание вокзала, но сейчас все это не имело к
Лапину никакого отношения. Лежащий в кармане билет из Тиходонска до Москвы
превратился в ненужную бумажку, от которой следовало избавиться, как и от
любого не представляющего практической ценности документа. Он разорвал
желтоватый бланк на мелкие кусочки и, приспустив стекло, выбросил мигом