Страница:
шеренги высоких, с округлыми носами "Боингов", приземистых, на маленьких
колесиках, "Геркулесов", почти касающихся земли провисшими брюхами... Теперь
начиналась работа.
Предъявив дипломатический паспорт, он беспрепятственно миновал
пограничный и таможенный контроль, прошелся по залу прилета, набрал
вымышленный номер из ближайшего автомата. Он не проверялся, но знал, что
советский дипломат вполне может быть взят под превентивный контроль ФБР.
Таможенники действительно проявляли лояльность, и вскоре прошедший досмотр
седой, чуть прихрамывающий человек в мешковатом мятом дождевике направился в
туалет. Растрепанные черные усы и очки в массивной оправе придавали ему
чудаковатый вид, через плечо висела желтая дорожная сумка. Это был второй
номер, Генка Прудков.
Макс вошел следом в просторный, светлый и удивительно чистый зал без
специфических запахов и внуковско-шереметьевской толчеи. Почти все кабинки
были свободны, и он занял соседнюю. Дверь в зал больше не открывалась, что
свидетельствовало об отсутствии плотного наблюдения. Значит,
целенаправленного интереса к ним еще не проявляли. Макс отпер кейс, извлек
тщательно упакованный пакет, а чемоданчик вместе с удлиненным демисезонным
пальто и темно-синей шляпой через верх передал напарнику. Взамен тут же
получил дождевик и яркую сумку. Он взглянул на часы. Сейчас в аэропорту
появились сотрудники советского посольства, в том числе и установленные
разведчики, которые враз сконцентрировали на себе внимание агентов ФБР.
Второй номер вышел из кабинки, вымыл руки, разглядывая себя в зеркало,
смыл чуть заметные остатки клея над верхней губой. Теперь он выглядел
неотличимым от прибывшего дипломата. Придерживая пальцем черный "атташе",
Карданов-2 вернулся в зал и через несколько минут был тепло встречен
представителями посольства, которые, обступив гостя со всех сторон, быстро
повели его к машине.
Карданов в парике, очках и усах, мятом дождевике и с приметной сумкой
через плечо, покинул туалет через четверть часа. Силы ФБР уже оттянулись на
перспективные фигуры, он никого не интересовал. Старательно прихрамывая,
Макс вышел на площадь и взял такси до Брайтон-Бич. Отпустив машину, он
прошел несколько кварталов и, не обнаружив наблюдения, вновь нанял таксиста.
Третьеразрядный отель "Луна" находился в получасе езды, там всегда имелись
свободные номера, Макс попросил четыреста третий -- в конце коридора рядом с
запасной лестницей. Ровно в полночь он незамеченным спустился вниз, дошел до
перекрестка и, открыв заднюю дверь, сел в черный "Линкольн", который
немедленно тронулся с места.
-- Все в порядке? -- спросил человек за рулем. На нем был черный плащ с
поднятым воротником и надвинутая на глаза шляпа, но специальный курьер легко
узнал Джека Голла.
-- Да. -- Макс положил на переднее сиденье увесистый пакет.
-- Передайте господину Евсееву: чтобы мы могли продолжать действовать
эффективно на теперешнем уровне, нам требуется два миллиона долларов. Но в
силу особых обстоятельств возник серьезный кризис, и, чтобы выбраться из
него, нам надо еще два миллиона.
-- Я передам, -- ответил Карданов. Несмотря на выполненное задание,
настроение у него было скверным. Голл никогда не писал расписок и редко
пересчитывал деньги, поэтому любые шероховатости могли выйти для курьера
боком. Если Джек заявит, что недополучил сто тысяч, -- кому поверят?
-- Всего четыре миллиона, -- повторил главный коммунист Америки,
останавливая машину на плохо освещенной улице.
-- Передам. -- Макс выбрался наружу и побрел к стоянке такси.
Евсеев требовал личного отчета по крупным суммам и политически важным
партиям, поэтому через тридцать четыре часа он передал просьбу по
назначению. Всегда сдержанный и корректный, Леонид Васильевич неожиданно
выругался.
-- На те деньги, что он от нас получил, можно было давно устроить
революцию! А у него одни разговоры! И кризисы... Каждый новый кризис
возникает, когда он покупает новую виллу!
Макс всегда терялся, когда при нем говорили о вещах, во много раз
превышающих его компетенцию.
-- Мне можно идти?
-- Конечно, спасибо за службу, -- совсем другим, мягким тоном
проговорил Евсеев и протянул руку на прощание.
-- Здесь доктор Брониславский, он работал с Пачулиным и Горемыкиным. Вы
можете сразу проехать к нему.
Кроме личного отчета Евсееву, обязательным последствием передач крупных
сумм являлось психологическое обследование. Макс привык к нему довольно
быстро. Он не понимал, почему аналогичным процедурам подвергаются заведующий
сектором и управделами ЦК, тем более что им этот процесс не нравился и
подчинялись они только в силу партийной дисциплины.
Брониславский уже ожидал в приемной со своим чемоданчиком -- плоским
кожаным "дипломатом" с закрепленными в специальных гнездах шприцами,
ампулами, разборным метрономом и черным ящичком электросна. Они спустились к
машине, где рядом с водителем сидел Куракин. После ответственных рейсов он
лично встречал Макса.
-- Как самочувствие? -- жизнерадостно улыбаясь, спросил доктор. --
Кошмары по ночам не беспокоят? Провалов памяти нет?
-- Да нет... Все нормально.
-- А сны? Детские воспоминания, сказочные сюжеты?
-- Я же говорил, что вообще не помню ничего о своем детстве.
-- Ах да... Такое бывает. Особенности развития личности, становление
механизмов памяти...
Через час машина подъехала к небольшому особнячку в глубине
огороженного забором зеленого двора. Куракин с водителем остались на местах,
а Брониславский с Максом прошли внутрь. Помещение напоминало частную
клинику: уютные комнаты, современное медицинское оборудование,
малочисленный, хорошо вышколенный медицинский персонал. В полутемном
кабинете Карданов привычно раскинулся в кресле, напоминающем зубоврачебное,
только с откидным шлемом, закрывающим голову пациента до бровей. Вначале
внутривенный укол, затем Брониславский включил стационарный метроном, достал
тускло блестящий шарик и вытянул руку, чтобы взгляд пациента имел точку
сосредоточения.
-- Вы спокойны... Вы совершенно спокойны и расслабленны... По телу
разливается приятная усталость...
Макс послушно повторял слова формулы расслабления и чувствовал, как
сознание погружается в белесый туман и тело утрачивает четкие очертания. В
последнее время доктор даже не включал "генератор сна" -- то ли сказывался
введенный в вену препарат, то ли Брониславский блестяще владел гипнозом...
Это была последняя промелькнувшая в сознании мысль. Карданов провалился в
небытие, заново переживая события последней поездки. Идущие от шлема провода
подсоединялись к компьютеру, и на мониторе Брониславский видел четкую линию
основного ментального уровня с зубчиками всплесков эмоций. Затушевать ее,
заглушить, загнать в подсознание -- тут много ума не надо, с этим справится
любой квалифицированный психотерапевт. А вот синхронно наложить ложные
воспоминания запасного уровня, так, чтобы в нужный момент они встали на
место основного -- совсем другое дело, эту ювелирную работу может выполнить
только доктор Брониславский. И он с азартом принялся за дело.
Через полтора часа Макс вышел на улицу. Как всегда после сеанса, ему
хотелось спать. Но с этим неудобством можно было мириться.
10 сентября 1990 года, нейтральное воздушное пространство над
Атлантическим океаном, высота 10 тысяч метров, борт самолета "Ту-154".
До сих пор ему везло. Обычно операции проходили гладко, а если
случалось попадать в переделку, как в Сомали, Гондурасе и Израиле, то
удавалось выйти практически без потерь. Но сейчас Макса почему-то одолевали
дурные предчувствия. Хотя объективно никаких предпосылок для них не было:
развивающаяся страна социалистической ориентации, его ждет сам господин
президент, все спецслужбы и полиция на этот раз должны играть не против
него, а за... И все же...
Описав пологий вираж, лайнер лег на посадочную прямую. Тут же вспыхнул
экран телевизора.
-- Вы вошли в воздушное пространство суверенного государства Борсхана,
-- строго сообщил темнокожий диктор в легком европейском костюме. -- Мы
всегда рады гостям, но при этом надеемся, что они прибывают к нам с открытым
сердцем и чистыми намерениями. Нарушение законов Борсханы сурово
наказывается, что является одним из залогов процветания самого развитого
государства Африканского континента. А сейчас вы познакомитесь с нашей
столицей Харара, которую по справедливости называют жемчужиной Африки...
Диктор говорил на хорошем английском и выглядел умным и цивилизованным
человеком. Почему же с Борсханой связаны глухие нехорошие слухи? Даже не
склонный к преувеличениям полковник Крымский советовал ему не попадать сюда.
Но специальный курьер не выбирает маршрутов. Евсеев долго беседовал с ним
вчера, объяснял про стратегическую важность этого форпоста социализма в
Африке, напомнил про базу подлодок, обеспечивающую выполнение их боевых
задач, и по секрету поведал о планах строительства спутникового центра
радиотехнической разведки, нацеленного на Западное полушарие. Никогда ранее
столь обстоятельная беседа с курьером не проводилась, и Макс расценил ее как
предостережение. В конце прозвучало и настоящее предостережение, облеченное,
правда, в крайне завуалированную форму:
-- Верьте всему, что вам станут говорить. Ничего не подвергайте
сомнению. Ни с чем не спорьте...
На экране тем временем плыли десятки блочных пяти -- и девятиэтажек.
Конечно, эти кварталы не отличались разнообразием, напоминая московские
новостройки семидесятых годов, но по крайней мере показывали, что Борсхана
действительно ушла от соломенно-глиняных хижин. Как раз об этом и принялся
говорить оказавшийся в кадре президент товарищ Мулай Джуба.
-- Идя новым курсом, мы достигли невиданных успехов, выйдя на первое
место в Африке. Темпам роста нашего благосостояния завидуют развитые
государства Америки и Европы! -- важно говорил толстый африканец в белом
одеянии и красном тюрбане на круглой голове. -- Протяженность шоссейных
дорог в Борсхане около десяти тысяч километров. Мы переселили всех наших
жителей из джунглей в современные дома, снабженные необходимыми достижениями
цивилизации. Благодаря изменению структуры питания резко возросла
продолжительность жизни нашего народа. Теперь, когда все вволю едят мяса и
молока, она составляет сто двадцать лет. А ведь еще совсем недавно мужчины
умирали в тридцать пять, а женщины в сорок лет!
"Что за чепуха, -- подумал Макс. -- Неужели никто не редактирует его
выступлений? Как можно за десять лет правления определить, что люди стали
столько жить?"
Знакомое ощущение падения прервало крамольные размышления. Карданов
крепче прижал к себе тяжелый черный "дипломат". Самолет заходил на посадку.
Как ни старался Карданов рассмотреть в иллюминатор только что увиденные
новостройки, это ему не удавалось: внизу всплошную простирались джунгли.
Выйдя из самолета, он наконец увидел то, что искал. Домов было ровно
три, они вплотную примыкали к летному полю, два имели явно нежилой вид.
Похоже, что гостям Борсханы прокручивали ленту, действительно отснятую в
Москве, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что через несколько минут
обман раскроется. Небольшой аэровокзал походил на дворец, тут многочисленные
кадры о встречах и проводах Мулай Джубой гостей государства ничуть не
грешили против истины.
Правда, гости в Борсхану особенно не рвались: по трапу спустились около
пятнадцати человек -- все африканцы. Они почему-то не торопились покидать
посадочную полосу -- сгрудились в тени под крылом самолета и переминались с
ноги на ногу в томительном молчании.
Макса уже ожидала машина -- открытый "Кадиллак" с мрачным шофером в
белой национальной одежде. Зато четверка мотоциклистов сопровождения была
одета в тропический вариант американской военной формы. Кортеж осторожно
проехал под взметнувшимся к яркому небу шлагбаумом. Макс заметил, что
аэропорт окружен плотной цепочкой автоматчиков.
Над шлагбаумом был натянут красный полотняный плакат с белой надписью
по-английски: "Добро пожаловать в свободную Борсхану!" По обе стороны стояли
двухметровые фотографии улыбающегося президента. Портреты заметно выцвели на
солнце.
Через пару сот метров дорога нырнула в джунгли, и Карданов вдруг понял,
что государство Борсхана -- это блеф. Кроме трех домов, аэровокзала и
единственной асфальтовой дороги, здесь ничего не было. Только джунгли и
населяющие их племена. Впрочем, еще должен быть дворец президента и база
советских подлодок. И, конечно, армия. Ну и обязательно суверенитет.
Солнце палило нещадно: вмонтированный в часы Макса термометр показывал
тридцать семь градусов в тени, к этому добавлялась очень высокая влажность,
тело распарилось будто после бани. Но внезапно он похолодел и мгновенно
высох. Впереди справа показался столб с фонарем, но, когда расстояние
сократилось, он с ужасом увидел насаженную на шест человеческую голову.
"Нарушитель закона", -- гласили красные буквы на белой табличке. Он не успел
прийти в себя, как слева промелькнула еще одна голова, потом еще... На
километровом отрезке Макс насчитал восемь "нарушителей закона". Чем-чем, а
количеством казней Борсхана действительно могла потягаться с другими
государствами континента. Но почему пояснительные надписи выполнены на
английском? Значит, предостережение адресовано приезжим? А какое им дело до
соблюдения законов гражданами Борсханы?
Вскоре Макс получил ответ на этот вопрос. Последняя голова была белой.
Стоящий на обочине танк "Т-34" стал предвестником близости
президентской резиденции. На броне сидели два совершенно голых аборигена и
курили сигары. Зигзагообразный поворот прикрывали два старых советских
бронетранспортера-амфибии "БТП-52". Судя по интенсивному шевелению
придорожных кустов, там скрывалась живая сила. "Как бы не залепили очередь
по дурости", -- поежился Макс. При низком уровне организации и дисциплины
такой вариант вполне возможен. Оставалось надеяться, что наглядная
демонстрация последствий нарушений закона повышает ответственность
борсханских солдат.
Замок открылся неожиданно: огромное белое сооружение, причудливо
сочетающее мотивы мавританской и древнекитайской архитектуры. Толстые башни
и золотые купола соседствовали с изогнутыми черепичными крышами и невесомыми
колоннами. На высоких мачтах развевались узкие черно-золотые флаги.
Диссонансом в это великолепие врывался грубый забор из колючей проволоки,
натянутой между бетонными столбами. А поперек ворот стоял еще один танк.
Когда кортеж приблизился, он пыхнул сизым дымом и откатился в сторону,
открывая проход.
По неосознанной привычке Макс оценил систему охраны и расстановки
постов. С наружной стороны вдоль проволоки замерли солдаты в тропической
форме цвета хаки: шорты, рубашки с короткими рукавами и широкополые шляпы.
Вооружены они были автоматами "ППШ" с объемистыми дисковыми магазинами. На
территории несли службу рослые аборигены в набедренных повязках и головных
уборах из ярких перьев, с копьями в руках и утыканными гвоздями палицами у
пояса.
Слуга в белом одеянии с поклоном встретил Макса на мраморных ступенях и
проводил в небольшой зал на первом этаже. Навстречу курьеру вышел Мулай
Джуба -- точно такой же, как на телевизионном экране. Он улыбнулся и пожал
Максу руку.
-- Как долетели? Как доехали? Как здоровье? -- последовали вопросы,
составляющие обязательную формулу гостеприимства. Но прозвучавшая вслед за
этим фраза вызвала недоумение. -- Президент сейчас обедает, но приказал
немедленно провести вас к нему.
Мулай Джуба сделал приглашающий жест и двинулся вперед.
"А это тогда кто? Двойник президента? Или власть переменилась и у них
теперь другой президент? Но старого по местным традициям не оставляют в
живых..." -- Макс терялся в догадках.
Следуя за двойником, он поднялся по полукруглой лестнице на второй
этаж. У больших резных дверей из черного дерева стояли часовые с копьями.
Один из них заступил дорогу и, издав горловой звук, протестующе показал на
чемодан Макса. Двойник сказал что-то в ответ, указав на дверь, и воин нехотя
отступил. Они оказались в огромном высоком зале с узкими сводчатыми окнами.
За массивным столом в одной набедренной повязке сидел человек, не имеющий ни
малейшего сходства с Мулай Джубой. Скошенный лоб с выступающими надбровными
дугами и ритуальные шрамы на щеках придавали ему устрашающий вид. Слева и
справа стояли совершенно голые женщины с кувшинами в руках. Очевидно, они
исполняли роли официанток. Молодые, подтянутые, с развитыми грудями --
словно статуэтки из черного дерева.
-- Президент Борсханы Мулай Джуба! -- торжественно произнес двойник. --
Он не говорит по-английски, поэтому я буду переводить.
-- А вы кто? -- ошарашенно спросил Макс.
-- Я его брат Тилай Джуба, но сейчас больше ни слова...
Поклонившись, Тилай Джуба разразился длинной речью, указывая на гостя.
Человек за столом никак не реагировал, он сосредоточенно обгладывал
нечто, похожее на сосиску.
-- Поклонитесь, -- прошипел брат.
Макс подчинился. Ему не верилось, что этот полуголый дикарь с
перемазанным жиром лицом и есть прогрессивный общественный деятель Африки и
большой друг Советского Союза. Скорей всего он вообще ничего не знает про
Советский Союз!
Отбросив косточку, человек протянул руку к огромной сковороде. Левая
статуэтка мгновенно приподняла крышку, и он, повозившись внутри, вытащил
очередную небольшую колбаску. "Какие-то странные у них сосиски, с
косточками", -- подумал Макс. Правая статуэтка налила что-то из кувшина в
большую деревянную кружку. По-прежнему не обращая внимания на вошедших,
Мулай Джуба отхлебнул, фыркнул и принялся сосредоточенно глодать аппетитно
поджаренный коричневый цилиндрик.
Но вдруг он прервал свое занятие и что-то прорычал. Официантка слева
слила ему на руки, вместо полотенца он использовал густое оволосение в низу
живота обеих женщин.
-- Президент говорит, чтобы вы отдали ему деньги!
Карданов замешкался. В таких условиях ему еще не приходилось
производить передачу. Но другого выхода не было. Здесь настолько отчетливо
ощущалась атмосфера пренебрежения к человеческой жизни, чья бы она ни была,
что Макс прекрасно понимал: одна промашка -- и его голова будет выставлена
на придорожном шесте. И не поможет визитная карточка товарища Горемыкина, да
и авторитет СССР не сыграет никакой роли. Он даже не сможет захватить никого
с собой, потому что "стрелку" на этот раз ему не выдали. "Там не ожидается
никаких опасностей", -- объяснил Куракин.
-- Отдавайте! -- Тилай Джуба больно толкнул его в спину.
Макс подошел к столу и зацепился взглядом за недоеденную "сосиску". Это
была не сосиска. Это был наполовину обглоданный человеческий палец.
Перехватив его взгляд, Мулай Джуба зарычал и смахнул все на пол, освобождая
место. Макс отпер чемодан. Его мутило. Одна из голых женщин незаметно
оказалась между ним и каннибалом. Она и поставила кейс на стол, а Максу
властным жестом приказала вернуться на место. Он ощутил будоражащий аромат
благовоний и обратил внимание, что у женщины развита не только грудь, но и
широчайшие мышцы спины -- верный признак специальной силовой подготовки.
Тилай Джуба сел на пол и показал, чтобы Макс сделал то же самое. Не
понимая зачем, спецкурьер опустился на прохладный мрамор. Дело сделано, пора
в обратный путь. Самолет летает сюда раз в неделю, и опаздывать на рейс ему
не хотелось. Хотя без него командир взлететь не должен...
Но он понял, что ждать придется долго. Потому что Мулай Джуба принялся
разрывать контрольные ленточки и считать деньги, неловко перебирая купюру за
купюрой. В чемодане находились восемьсот тысяч долларов, дикарю предстояло
перебрать восемь тысяч банкнот.
В практике спецкурьера это был первый случай тотальной проверки. Причем
такой, от которой многое зависело -- по исходящему от Тилай Джубы
отчужденному напряжению Макс понял: если пересчет не удовлетворит президента
суверенной Борсханы, его жизнь повиснет на волоске. Припомнились обычаи
восточных деспотий: раб, принесший дурную весть, подвергался казни. Сейчас
специальный курьер второй экспедиции был таким рабом. Но в отличие от
несчастного гонца совершенно не представлял, что именно может вызвать гнев
тирана... Нехватка в пачке одной купюры? Теоретически возможность ошибки
существовала, хотя и близкая к нулю. Помятая или сморщенная банкнота?
Надорванная контрольная лента? Еще какая-нибудь ничего не стоящая ерунда, на
которую в обычном мире не обращают внимания...
Томительно текли минуты, росла на столе куча стодолларовых бумажек,
неподвижно застыли голые женщины -- только упругие животы чуть шевелились в
такт дыханию. Время от времени Мулай Джуба кривым кинжалом делал зарубки на
ребре стола. Его лицо окаменело. Плоский и широкий нос покрывали капли пота,
вывернутые, наружу толстые лиловые губы разошлись, открывая редкие,
заточенные треугольником зубы.
Через полтора часа пересчет закончился. Некоторое время президент
сосредоточенно рассматривал зарубки, потом в очередной раз издал
нечленораздельное рычание.
-- Почему мало денег? -- перевел его брат. -- Обещали гораздо больше!
-- Я не определяю сумму. Мое дело -- только доставить чемоданчик по
назначению, -- сказал Макс чистую правду и тут же понял, насколько
неубедительно она звучит. Потому что здесь он отвечал за все, связанное с
деньгами.
Мулай Джуба сделал знаки, черные статуэтки направились к спецкурьеру.
Макс оцепенело сидел в прежней позе, не зная, что делать. Сильные руки
сорвали его с места и в мгновение ока подтащили к столу. Раз! Умелая
подсечка сбила его на колени. Два! Обе руки оказались за спиной, подтянутые
к лопаткам. Три! Черные ноги намертво зажали голову. Теперь он был
беспомощен, как закованный колодник.
Толстые лиловые губы приняли форму буквы О, треугольные зубы зловеще
блестели, кривой клинок привычно рыскал из стороны в сторону, словно
прицеливаясь.
-- Если обещали еще, значит, я привезу их в следующий раз! --
приглушенно выкрикнул Макс. Тилай Джуба поспешно перевел. Воцарилась тишина.
Макс чувствовал, как колеблются чаши весов, на одной из которых лежала
жизнь, на второй -- смерть. Клинок замер. Президент внезапно потянулся к
удержавшейся на краю стола сковороде, приподнял крышку и заглянул под нее.
Шеей Макс ощущал раскрывшиеся складки и влажный жар женского тела, но это не
производило на него никакого впечатления: все его существо следило за Мулай
Джубой, фиксируя любое движение, жест, взгляд.
Сейчас он действительно был великим и всемогущим правителем, независимо
от того, каким государством управлял и какую армию имел. В данный момент для
Макса президент Мулай Джуба превосходил по могуществу и Горемыкина, и
Евсеева, и Генерального секретаря, и всех других руководителей родного
государства. Ответ на какой важный вопрос ищет он в этой закопченной
сковороде?
Влажные складки стали тереться о шею, вначале едва заметно, потом
ощутимее и наконец вполне откровенно. Мулай Джуба бросил крышку на место и
воткнул в стол кинжал. На весах судьбы жизнь перевесила. Теперь треугольные
зубы выглядывали не из людоедского оскала, а из жутковатой улыбки. Впервые
вождь издал вместо рычания некое подобие визга. Зажимавшая голову колодка
развернулась, и горячая промежность переместилась с шеи на лицо Макса.
Сильные пальцы вцепились в волосы, не давая пригнуться. Черные мускулистые
ноги чуть согнулись и принялись энергично посылать таз взад-вперед, так что
распластанное нутро скользило от подбородка до лба и обратно, ощутимо
цепляясь за нос и оставляя за собой слой остро пахнущей слизи.
Вернувшийся с того света Макс не пытался освободиться. И не потому, что
его крепко держали. Пережитый стресс требует разрядки: водки или женщины. И
хотя происходящее вряд ли можно было отнести к известным формам разрядки,
оно приносило странное облегчение. Поскольку глаза были закрыты, дворец и
его обитатели исчезли, осталось только не испытываемое ранее возбуждение,
всплывшее из первобытных глубин мужского организма, из тех времен, которые
не требовали заворачивать конфету секса в обертку цивилизованной атрибутики.
И когда гладкие бедра сильнее сдавили голову, а темп скользящих
движений приблизился к апогею, высокообразованный посланец самой развитой и
могучей страны мира сделал то, что не могло прийти в голову ни ему самому,
ни пославшим его ответственным руководителям, но естественно получилось у
внезапно пробудившегося прапращура: высунул язык и вонзил его в раскаленную,
соленую и совершенно чужеродную плоть, которая отозвалась сильной пульсацией
и струей горячей жидкости, залившей и без того мокрое лицо. Резкий гортанный
крик прорвался даже в зажатые уши, но в следующую секунду голова и лицо
освободились, да и руки оказались свободными, он услышал визгливый хохот
Мулай Джубы, тяжелое дыхание женщины за спиной и увидел обмякшую рядом с ним
на полу экзотическую партнершу.
Она постепенно приходила в себя и целеустремленно шарила по его телу,
причем он чувствовал, что вполне оправдывает ее ожидания, хотя вернувшаяся
колесиках, "Геркулесов", почти касающихся земли провисшими брюхами... Теперь
начиналась работа.
Предъявив дипломатический паспорт, он беспрепятственно миновал
пограничный и таможенный контроль, прошелся по залу прилета, набрал
вымышленный номер из ближайшего автомата. Он не проверялся, но знал, что
советский дипломат вполне может быть взят под превентивный контроль ФБР.
Таможенники действительно проявляли лояльность, и вскоре прошедший досмотр
седой, чуть прихрамывающий человек в мешковатом мятом дождевике направился в
туалет. Растрепанные черные усы и очки в массивной оправе придавали ему
чудаковатый вид, через плечо висела желтая дорожная сумка. Это был второй
номер, Генка Прудков.
Макс вошел следом в просторный, светлый и удивительно чистый зал без
специфических запахов и внуковско-шереметьевской толчеи. Почти все кабинки
были свободны, и он занял соседнюю. Дверь в зал больше не открывалась, что
свидетельствовало об отсутствии плотного наблюдения. Значит,
целенаправленного интереса к ним еще не проявляли. Макс отпер кейс, извлек
тщательно упакованный пакет, а чемоданчик вместе с удлиненным демисезонным
пальто и темно-синей шляпой через верх передал напарнику. Взамен тут же
получил дождевик и яркую сумку. Он взглянул на часы. Сейчас в аэропорту
появились сотрудники советского посольства, в том числе и установленные
разведчики, которые враз сконцентрировали на себе внимание агентов ФБР.
Второй номер вышел из кабинки, вымыл руки, разглядывая себя в зеркало,
смыл чуть заметные остатки клея над верхней губой. Теперь он выглядел
неотличимым от прибывшего дипломата. Придерживая пальцем черный "атташе",
Карданов-2 вернулся в зал и через несколько минут был тепло встречен
представителями посольства, которые, обступив гостя со всех сторон, быстро
повели его к машине.
Карданов в парике, очках и усах, мятом дождевике и с приметной сумкой
через плечо, покинул туалет через четверть часа. Силы ФБР уже оттянулись на
перспективные фигуры, он никого не интересовал. Старательно прихрамывая,
Макс вышел на площадь и взял такси до Брайтон-Бич. Отпустив машину, он
прошел несколько кварталов и, не обнаружив наблюдения, вновь нанял таксиста.
Третьеразрядный отель "Луна" находился в получасе езды, там всегда имелись
свободные номера, Макс попросил четыреста третий -- в конце коридора рядом с
запасной лестницей. Ровно в полночь он незамеченным спустился вниз, дошел до
перекрестка и, открыв заднюю дверь, сел в черный "Линкольн", который
немедленно тронулся с места.
-- Все в порядке? -- спросил человек за рулем. На нем был черный плащ с
поднятым воротником и надвинутая на глаза шляпа, но специальный курьер легко
узнал Джека Голла.
-- Да. -- Макс положил на переднее сиденье увесистый пакет.
-- Передайте господину Евсееву: чтобы мы могли продолжать действовать
эффективно на теперешнем уровне, нам требуется два миллиона долларов. Но в
силу особых обстоятельств возник серьезный кризис, и, чтобы выбраться из
него, нам надо еще два миллиона.
-- Я передам, -- ответил Карданов. Несмотря на выполненное задание,
настроение у него было скверным. Голл никогда не писал расписок и редко
пересчитывал деньги, поэтому любые шероховатости могли выйти для курьера
боком. Если Джек заявит, что недополучил сто тысяч, -- кому поверят?
-- Всего четыре миллиона, -- повторил главный коммунист Америки,
останавливая машину на плохо освещенной улице.
-- Передам. -- Макс выбрался наружу и побрел к стоянке такси.
Евсеев требовал личного отчета по крупным суммам и политически важным
партиям, поэтому через тридцать четыре часа он передал просьбу по
назначению. Всегда сдержанный и корректный, Леонид Васильевич неожиданно
выругался.
-- На те деньги, что он от нас получил, можно было давно устроить
революцию! А у него одни разговоры! И кризисы... Каждый новый кризис
возникает, когда он покупает новую виллу!
Макс всегда терялся, когда при нем говорили о вещах, во много раз
превышающих его компетенцию.
-- Мне можно идти?
-- Конечно, спасибо за службу, -- совсем другим, мягким тоном
проговорил Евсеев и протянул руку на прощание.
-- Здесь доктор Брониславский, он работал с Пачулиным и Горемыкиным. Вы
можете сразу проехать к нему.
Кроме личного отчета Евсееву, обязательным последствием передач крупных
сумм являлось психологическое обследование. Макс привык к нему довольно
быстро. Он не понимал, почему аналогичным процедурам подвергаются заведующий
сектором и управделами ЦК, тем более что им этот процесс не нравился и
подчинялись они только в силу партийной дисциплины.
Брониславский уже ожидал в приемной со своим чемоданчиком -- плоским
кожаным "дипломатом" с закрепленными в специальных гнездах шприцами,
ампулами, разборным метрономом и черным ящичком электросна. Они спустились к
машине, где рядом с водителем сидел Куракин. После ответственных рейсов он
лично встречал Макса.
-- Как самочувствие? -- жизнерадостно улыбаясь, спросил доктор. --
Кошмары по ночам не беспокоят? Провалов памяти нет?
-- Да нет... Все нормально.
-- А сны? Детские воспоминания, сказочные сюжеты?
-- Я же говорил, что вообще не помню ничего о своем детстве.
-- Ах да... Такое бывает. Особенности развития личности, становление
механизмов памяти...
Через час машина подъехала к небольшому особнячку в глубине
огороженного забором зеленого двора. Куракин с водителем остались на местах,
а Брониславский с Максом прошли внутрь. Помещение напоминало частную
клинику: уютные комнаты, современное медицинское оборудование,
малочисленный, хорошо вышколенный медицинский персонал. В полутемном
кабинете Карданов привычно раскинулся в кресле, напоминающем зубоврачебное,
только с откидным шлемом, закрывающим голову пациента до бровей. Вначале
внутривенный укол, затем Брониславский включил стационарный метроном, достал
тускло блестящий шарик и вытянул руку, чтобы взгляд пациента имел точку
сосредоточения.
-- Вы спокойны... Вы совершенно спокойны и расслабленны... По телу
разливается приятная усталость...
Макс послушно повторял слова формулы расслабления и чувствовал, как
сознание погружается в белесый туман и тело утрачивает четкие очертания. В
последнее время доктор даже не включал "генератор сна" -- то ли сказывался
введенный в вену препарат, то ли Брониславский блестяще владел гипнозом...
Это была последняя промелькнувшая в сознании мысль. Карданов провалился в
небытие, заново переживая события последней поездки. Идущие от шлема провода
подсоединялись к компьютеру, и на мониторе Брониславский видел четкую линию
основного ментального уровня с зубчиками всплесков эмоций. Затушевать ее,
заглушить, загнать в подсознание -- тут много ума не надо, с этим справится
любой квалифицированный психотерапевт. А вот синхронно наложить ложные
воспоминания запасного уровня, так, чтобы в нужный момент они встали на
место основного -- совсем другое дело, эту ювелирную работу может выполнить
только доктор Брониславский. И он с азартом принялся за дело.
Через полтора часа Макс вышел на улицу. Как всегда после сеанса, ему
хотелось спать. Но с этим неудобством можно было мириться.
10 сентября 1990 года, нейтральное воздушное пространство над
Атлантическим океаном, высота 10 тысяч метров, борт самолета "Ту-154".
До сих пор ему везло. Обычно операции проходили гладко, а если
случалось попадать в переделку, как в Сомали, Гондурасе и Израиле, то
удавалось выйти практически без потерь. Но сейчас Макса почему-то одолевали
дурные предчувствия. Хотя объективно никаких предпосылок для них не было:
развивающаяся страна социалистической ориентации, его ждет сам господин
президент, все спецслужбы и полиция на этот раз должны играть не против
него, а за... И все же...
Описав пологий вираж, лайнер лег на посадочную прямую. Тут же вспыхнул
экран телевизора.
-- Вы вошли в воздушное пространство суверенного государства Борсхана,
-- строго сообщил темнокожий диктор в легком европейском костюме. -- Мы
всегда рады гостям, но при этом надеемся, что они прибывают к нам с открытым
сердцем и чистыми намерениями. Нарушение законов Борсханы сурово
наказывается, что является одним из залогов процветания самого развитого
государства Африканского континента. А сейчас вы познакомитесь с нашей
столицей Харара, которую по справедливости называют жемчужиной Африки...
Диктор говорил на хорошем английском и выглядел умным и цивилизованным
человеком. Почему же с Борсханой связаны глухие нехорошие слухи? Даже не
склонный к преувеличениям полковник Крымский советовал ему не попадать сюда.
Но специальный курьер не выбирает маршрутов. Евсеев долго беседовал с ним
вчера, объяснял про стратегическую важность этого форпоста социализма в
Африке, напомнил про базу подлодок, обеспечивающую выполнение их боевых
задач, и по секрету поведал о планах строительства спутникового центра
радиотехнической разведки, нацеленного на Западное полушарие. Никогда ранее
столь обстоятельная беседа с курьером не проводилась, и Макс расценил ее как
предостережение. В конце прозвучало и настоящее предостережение, облеченное,
правда, в крайне завуалированную форму:
-- Верьте всему, что вам станут говорить. Ничего не подвергайте
сомнению. Ни с чем не спорьте...
На экране тем временем плыли десятки блочных пяти -- и девятиэтажек.
Конечно, эти кварталы не отличались разнообразием, напоминая московские
новостройки семидесятых годов, но по крайней мере показывали, что Борсхана
действительно ушла от соломенно-глиняных хижин. Как раз об этом и принялся
говорить оказавшийся в кадре президент товарищ Мулай Джуба.
-- Идя новым курсом, мы достигли невиданных успехов, выйдя на первое
место в Африке. Темпам роста нашего благосостояния завидуют развитые
государства Америки и Европы! -- важно говорил толстый африканец в белом
одеянии и красном тюрбане на круглой голове. -- Протяженность шоссейных
дорог в Борсхане около десяти тысяч километров. Мы переселили всех наших
жителей из джунглей в современные дома, снабженные необходимыми достижениями
цивилизации. Благодаря изменению структуры питания резко возросла
продолжительность жизни нашего народа. Теперь, когда все вволю едят мяса и
молока, она составляет сто двадцать лет. А ведь еще совсем недавно мужчины
умирали в тридцать пять, а женщины в сорок лет!
"Что за чепуха, -- подумал Макс. -- Неужели никто не редактирует его
выступлений? Как можно за десять лет правления определить, что люди стали
столько жить?"
Знакомое ощущение падения прервало крамольные размышления. Карданов
крепче прижал к себе тяжелый черный "дипломат". Самолет заходил на посадку.
Как ни старался Карданов рассмотреть в иллюминатор только что увиденные
новостройки, это ему не удавалось: внизу всплошную простирались джунгли.
Выйдя из самолета, он наконец увидел то, что искал. Домов было ровно
три, они вплотную примыкали к летному полю, два имели явно нежилой вид.
Похоже, что гостям Борсханы прокручивали ленту, действительно отснятую в
Москве, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что через несколько минут
обман раскроется. Небольшой аэровокзал походил на дворец, тут многочисленные
кадры о встречах и проводах Мулай Джубой гостей государства ничуть не
грешили против истины.
Правда, гости в Борсхану особенно не рвались: по трапу спустились около
пятнадцати человек -- все африканцы. Они почему-то не торопились покидать
посадочную полосу -- сгрудились в тени под крылом самолета и переминались с
ноги на ногу в томительном молчании.
Макса уже ожидала машина -- открытый "Кадиллак" с мрачным шофером в
белой национальной одежде. Зато четверка мотоциклистов сопровождения была
одета в тропический вариант американской военной формы. Кортеж осторожно
проехал под взметнувшимся к яркому небу шлагбаумом. Макс заметил, что
аэропорт окружен плотной цепочкой автоматчиков.
Над шлагбаумом был натянут красный полотняный плакат с белой надписью
по-английски: "Добро пожаловать в свободную Борсхану!" По обе стороны стояли
двухметровые фотографии улыбающегося президента. Портреты заметно выцвели на
солнце.
Через пару сот метров дорога нырнула в джунгли, и Карданов вдруг понял,
что государство Борсхана -- это блеф. Кроме трех домов, аэровокзала и
единственной асфальтовой дороги, здесь ничего не было. Только джунгли и
населяющие их племена. Впрочем, еще должен быть дворец президента и база
советских подлодок. И, конечно, армия. Ну и обязательно суверенитет.
Солнце палило нещадно: вмонтированный в часы Макса термометр показывал
тридцать семь градусов в тени, к этому добавлялась очень высокая влажность,
тело распарилось будто после бани. Но внезапно он похолодел и мгновенно
высох. Впереди справа показался столб с фонарем, но, когда расстояние
сократилось, он с ужасом увидел насаженную на шест человеческую голову.
"Нарушитель закона", -- гласили красные буквы на белой табличке. Он не успел
прийти в себя, как слева промелькнула еще одна голова, потом еще... На
километровом отрезке Макс насчитал восемь "нарушителей закона". Чем-чем, а
количеством казней Борсхана действительно могла потягаться с другими
государствами континента. Но почему пояснительные надписи выполнены на
английском? Значит, предостережение адресовано приезжим? А какое им дело до
соблюдения законов гражданами Борсханы?
Вскоре Макс получил ответ на этот вопрос. Последняя голова была белой.
Стоящий на обочине танк "Т-34" стал предвестником близости
президентской резиденции. На броне сидели два совершенно голых аборигена и
курили сигары. Зигзагообразный поворот прикрывали два старых советских
бронетранспортера-амфибии "БТП-52". Судя по интенсивному шевелению
придорожных кустов, там скрывалась живая сила. "Как бы не залепили очередь
по дурости", -- поежился Макс. При низком уровне организации и дисциплины
такой вариант вполне возможен. Оставалось надеяться, что наглядная
демонстрация последствий нарушений закона повышает ответственность
борсханских солдат.
Замок открылся неожиданно: огромное белое сооружение, причудливо
сочетающее мотивы мавританской и древнекитайской архитектуры. Толстые башни
и золотые купола соседствовали с изогнутыми черепичными крышами и невесомыми
колоннами. На высоких мачтах развевались узкие черно-золотые флаги.
Диссонансом в это великолепие врывался грубый забор из колючей проволоки,
натянутой между бетонными столбами. А поперек ворот стоял еще один танк.
Когда кортеж приблизился, он пыхнул сизым дымом и откатился в сторону,
открывая проход.
По неосознанной привычке Макс оценил систему охраны и расстановки
постов. С наружной стороны вдоль проволоки замерли солдаты в тропической
форме цвета хаки: шорты, рубашки с короткими рукавами и широкополые шляпы.
Вооружены они были автоматами "ППШ" с объемистыми дисковыми магазинами. На
территории несли службу рослые аборигены в набедренных повязках и головных
уборах из ярких перьев, с копьями в руках и утыканными гвоздями палицами у
пояса.
Слуга в белом одеянии с поклоном встретил Макса на мраморных ступенях и
проводил в небольшой зал на первом этаже. Навстречу курьеру вышел Мулай
Джуба -- точно такой же, как на телевизионном экране. Он улыбнулся и пожал
Максу руку.
-- Как долетели? Как доехали? Как здоровье? -- последовали вопросы,
составляющие обязательную формулу гостеприимства. Но прозвучавшая вслед за
этим фраза вызвала недоумение. -- Президент сейчас обедает, но приказал
немедленно провести вас к нему.
Мулай Джуба сделал приглашающий жест и двинулся вперед.
"А это тогда кто? Двойник президента? Или власть переменилась и у них
теперь другой президент? Но старого по местным традициям не оставляют в
живых..." -- Макс терялся в догадках.
Следуя за двойником, он поднялся по полукруглой лестнице на второй
этаж. У больших резных дверей из черного дерева стояли часовые с копьями.
Один из них заступил дорогу и, издав горловой звук, протестующе показал на
чемодан Макса. Двойник сказал что-то в ответ, указав на дверь, и воин нехотя
отступил. Они оказались в огромном высоком зале с узкими сводчатыми окнами.
За массивным столом в одной набедренной повязке сидел человек, не имеющий ни
малейшего сходства с Мулай Джубой. Скошенный лоб с выступающими надбровными
дугами и ритуальные шрамы на щеках придавали ему устрашающий вид. Слева и
справа стояли совершенно голые женщины с кувшинами в руках. Очевидно, они
исполняли роли официанток. Молодые, подтянутые, с развитыми грудями --
словно статуэтки из черного дерева.
-- Президент Борсханы Мулай Джуба! -- торжественно произнес двойник. --
Он не говорит по-английски, поэтому я буду переводить.
-- А вы кто? -- ошарашенно спросил Макс.
-- Я его брат Тилай Джуба, но сейчас больше ни слова...
Поклонившись, Тилай Джуба разразился длинной речью, указывая на гостя.
Человек за столом никак не реагировал, он сосредоточенно обгладывал
нечто, похожее на сосиску.
-- Поклонитесь, -- прошипел брат.
Макс подчинился. Ему не верилось, что этот полуголый дикарь с
перемазанным жиром лицом и есть прогрессивный общественный деятель Африки и
большой друг Советского Союза. Скорей всего он вообще ничего не знает про
Советский Союз!
Отбросив косточку, человек протянул руку к огромной сковороде. Левая
статуэтка мгновенно приподняла крышку, и он, повозившись внутри, вытащил
очередную небольшую колбаску. "Какие-то странные у них сосиски, с
косточками", -- подумал Макс. Правая статуэтка налила что-то из кувшина в
большую деревянную кружку. По-прежнему не обращая внимания на вошедших,
Мулай Джуба отхлебнул, фыркнул и принялся сосредоточенно глодать аппетитно
поджаренный коричневый цилиндрик.
Но вдруг он прервал свое занятие и что-то прорычал. Официантка слева
слила ему на руки, вместо полотенца он использовал густое оволосение в низу
живота обеих женщин.
-- Президент говорит, чтобы вы отдали ему деньги!
Карданов замешкался. В таких условиях ему еще не приходилось
производить передачу. Но другого выхода не было. Здесь настолько отчетливо
ощущалась атмосфера пренебрежения к человеческой жизни, чья бы она ни была,
что Макс прекрасно понимал: одна промашка -- и его голова будет выставлена
на придорожном шесте. И не поможет визитная карточка товарища Горемыкина, да
и авторитет СССР не сыграет никакой роли. Он даже не сможет захватить никого
с собой, потому что "стрелку" на этот раз ему не выдали. "Там не ожидается
никаких опасностей", -- объяснил Куракин.
-- Отдавайте! -- Тилай Джуба больно толкнул его в спину.
Макс подошел к столу и зацепился взглядом за недоеденную "сосиску". Это
была не сосиска. Это был наполовину обглоданный человеческий палец.
Перехватив его взгляд, Мулай Джуба зарычал и смахнул все на пол, освобождая
место. Макс отпер чемодан. Его мутило. Одна из голых женщин незаметно
оказалась между ним и каннибалом. Она и поставила кейс на стол, а Максу
властным жестом приказала вернуться на место. Он ощутил будоражащий аромат
благовоний и обратил внимание, что у женщины развита не только грудь, но и
широчайшие мышцы спины -- верный признак специальной силовой подготовки.
Тилай Джуба сел на пол и показал, чтобы Макс сделал то же самое. Не
понимая зачем, спецкурьер опустился на прохладный мрамор. Дело сделано, пора
в обратный путь. Самолет летает сюда раз в неделю, и опаздывать на рейс ему
не хотелось. Хотя без него командир взлететь не должен...
Но он понял, что ждать придется долго. Потому что Мулай Джуба принялся
разрывать контрольные ленточки и считать деньги, неловко перебирая купюру за
купюрой. В чемодане находились восемьсот тысяч долларов, дикарю предстояло
перебрать восемь тысяч банкнот.
В практике спецкурьера это был первый случай тотальной проверки. Причем
такой, от которой многое зависело -- по исходящему от Тилай Джубы
отчужденному напряжению Макс понял: если пересчет не удовлетворит президента
суверенной Борсханы, его жизнь повиснет на волоске. Припомнились обычаи
восточных деспотий: раб, принесший дурную весть, подвергался казни. Сейчас
специальный курьер второй экспедиции был таким рабом. Но в отличие от
несчастного гонца совершенно не представлял, что именно может вызвать гнев
тирана... Нехватка в пачке одной купюры? Теоретически возможность ошибки
существовала, хотя и близкая к нулю. Помятая или сморщенная банкнота?
Надорванная контрольная лента? Еще какая-нибудь ничего не стоящая ерунда, на
которую в обычном мире не обращают внимания...
Томительно текли минуты, росла на столе куча стодолларовых бумажек,
неподвижно застыли голые женщины -- только упругие животы чуть шевелились в
такт дыханию. Время от времени Мулай Джуба кривым кинжалом делал зарубки на
ребре стола. Его лицо окаменело. Плоский и широкий нос покрывали капли пота,
вывернутые, наружу толстые лиловые губы разошлись, открывая редкие,
заточенные треугольником зубы.
Через полтора часа пересчет закончился. Некоторое время президент
сосредоточенно рассматривал зарубки, потом в очередной раз издал
нечленораздельное рычание.
-- Почему мало денег? -- перевел его брат. -- Обещали гораздо больше!
-- Я не определяю сумму. Мое дело -- только доставить чемоданчик по
назначению, -- сказал Макс чистую правду и тут же понял, насколько
неубедительно она звучит. Потому что здесь он отвечал за все, связанное с
деньгами.
Мулай Джуба сделал знаки, черные статуэтки направились к спецкурьеру.
Макс оцепенело сидел в прежней позе, не зная, что делать. Сильные руки
сорвали его с места и в мгновение ока подтащили к столу. Раз! Умелая
подсечка сбила его на колени. Два! Обе руки оказались за спиной, подтянутые
к лопаткам. Три! Черные ноги намертво зажали голову. Теперь он был
беспомощен, как закованный колодник.
Толстые лиловые губы приняли форму буквы О, треугольные зубы зловеще
блестели, кривой клинок привычно рыскал из стороны в сторону, словно
прицеливаясь.
-- Если обещали еще, значит, я привезу их в следующий раз! --
приглушенно выкрикнул Макс. Тилай Джуба поспешно перевел. Воцарилась тишина.
Макс чувствовал, как колеблются чаши весов, на одной из которых лежала
жизнь, на второй -- смерть. Клинок замер. Президент внезапно потянулся к
удержавшейся на краю стола сковороде, приподнял крышку и заглянул под нее.
Шеей Макс ощущал раскрывшиеся складки и влажный жар женского тела, но это не
производило на него никакого впечатления: все его существо следило за Мулай
Джубой, фиксируя любое движение, жест, взгляд.
Сейчас он действительно был великим и всемогущим правителем, независимо
от того, каким государством управлял и какую армию имел. В данный момент для
Макса президент Мулай Джуба превосходил по могуществу и Горемыкина, и
Евсеева, и Генерального секретаря, и всех других руководителей родного
государства. Ответ на какой важный вопрос ищет он в этой закопченной
сковороде?
Влажные складки стали тереться о шею, вначале едва заметно, потом
ощутимее и наконец вполне откровенно. Мулай Джуба бросил крышку на место и
воткнул в стол кинжал. На весах судьбы жизнь перевесила. Теперь треугольные
зубы выглядывали не из людоедского оскала, а из жутковатой улыбки. Впервые
вождь издал вместо рычания некое подобие визга. Зажимавшая голову колодка
развернулась, и горячая промежность переместилась с шеи на лицо Макса.
Сильные пальцы вцепились в волосы, не давая пригнуться. Черные мускулистые
ноги чуть согнулись и принялись энергично посылать таз взад-вперед, так что
распластанное нутро скользило от подбородка до лба и обратно, ощутимо
цепляясь за нос и оставляя за собой слой остро пахнущей слизи.
Вернувшийся с того света Макс не пытался освободиться. И не потому, что
его крепко держали. Пережитый стресс требует разрядки: водки или женщины. И
хотя происходящее вряд ли можно было отнести к известным формам разрядки,
оно приносило странное облегчение. Поскольку глаза были закрыты, дворец и
его обитатели исчезли, осталось только не испытываемое ранее возбуждение,
всплывшее из первобытных глубин мужского организма, из тех времен, которые
не требовали заворачивать конфету секса в обертку цивилизованной атрибутики.
И когда гладкие бедра сильнее сдавили голову, а темп скользящих
движений приблизился к апогею, высокообразованный посланец самой развитой и
могучей страны мира сделал то, что не могло прийти в голову ни ему самому,
ни пославшим его ответственным руководителям, но естественно получилось у
внезапно пробудившегося прапращура: высунул язык и вонзил его в раскаленную,
соленую и совершенно чужеродную плоть, которая отозвалась сильной пульсацией
и струей горячей жидкости, залившей и без того мокрое лицо. Резкий гортанный
крик прорвался даже в зажатые уши, но в следующую секунду голова и лицо
освободились, да и руки оказались свободными, он услышал визгливый хохот
Мулай Джубы, тяжелое дыхание женщины за спиной и увидел обмякшую рядом с ним
на полу экзотическую партнершу.
Она постепенно приходила в себя и целеустремленно шарила по его телу,
причем он чувствовал, что вполне оправдывает ее ожидания, хотя вернувшаяся