Корецкий Александр. Оперативный псевдоним

сверх того. Он снова нажал клавишу дежурной части.
-- Автомат и бронежилет ко мне в кабинет. Я тоже поеду в случае чего.
-- Есть, -- невозмутимо отозвался дежурный.
В чебуречной было темно: любой огонек мог демаскировать засаду. Макаров
пробрался в зал и лег на пол справа от входной двери, положив рядом
тридцатидвухсантиметровый "кипарис" со сложенным прикладом. Рожков и Петров
остались на кухне, майор поручил напарнику стеречь люк в сарай, пока сам
говорил с райотделом. Больше расположиться негде, потому что в подсобке
лежали убитые. Рожков только на миг включил фонарь, но увиденная страшная
картина так и стояла перед глазами Петруши. Помещение наполнял кисловатый
запах, который мог равновероятно исходить либо от прокисшего теста, либо от
трупов. Опытный Рожков предполагал первое, рыжий лейтенант -- второе. Время
от времени он издавал рычащий звук, сдерживая рвоту. Когда-то каждый молодой
должен пройти обкатку серьезным испытанием. Петруше не повезло: к обычному
для первой засады страху добавлялось обычное отвращение к трупам. Сочетание
сразу двух неблагоприятных факторов и множественность трупов делали
испытание особенно жестким.
-- Пятый, я -- Второй, как слышите, прием, -- прорвался сквозь хрипы и
шипение голос Савушкина.
-- Второй на связи, вас слышу.
-- СОБР и ОМОН задействованы в городской операции, я собираю резервную
группу райотдела. Если кто-то появится, дайте сигнал голосом или тоном.
Ориентировочное время прибытия -- восемь минут. Как поняли, прием.
-- Вас понял, конец связи.
Рожков сдержал ругательство, чтобы еще больше не пугать лейтенанта.
Если кто-то появится, все решится за две-три минуты. Или засада их задержит,
или они уйдут. Может быть и по-другому: они покрошат засаду, или засада
положит их... Последнее маловероятно. Милиция не приучена стрелять первой, а
начавший вторым всегда проигрывает. Да и вообще, если начнется заваруха, то
надежда только на себя да на капитана.
-- Стрелять не побоишься? -- тихо спросил начальник УРа.
-- В людей? Не знаю... Наверное, побоюсь, -- невнятно ответил рыжий.
-- Ну и дурак! -- грубо сказал Рожков. -- Тут как в бою -- или ты в
яме, или он! На кладбище хочешь?
Ответа не последовало.
-- Чего молчишь?!
-- Я не молчу... Я головой помотал...
-- Лучше яйцами помаши, пока тебе их не отстрелили! Если начнется --
мочи как только можешь и ни о чем не думай! Ни о гестапо, ни о прокуроре! Об
одном думай -- чтобы своих не покрошить да в посторонних не попасть! Понял?
-- Понял, -- уже уверенней ответил Петров. Грубый тон привел его в
чувство.
-- Автомат на предохранителе?
У них были обычные "АКМ" с исцарапанными деревянными прикладами.
-- Да.
-- Отщелкни вниз, до конца. А то переклинит мозги и забудешь. А
передернуть никто не забывает -- тут рефлекс железный...
Наступила тишина, даже рыжий перестал рычать.
-- Холодно, -- проговорил он, чтобы разбавить гнетущее молчание.
-- Если бы было жарко, пришлось бы сидеть в противогазах. Что лучше?
Лейтенант не успел ответить. Тихий посвист Макарова известил о
появлении тех, кого они ждали. Рожков дважды нажал тон-вызов и отключил
рацию -- теперь она ничего не решала.
Ко входу подъехал "рафик", выкрашенный в защитный цвет с красными
крестами на бортах и на задней двери кузова -- военная медицина. На другой
стороне Богатого спуска остановились два джипа.
Так неблагозвучно называют сотрудники службу собственной безопасности.
Из микроавтобуса вышел человек, в котором Лапин, если бы он находился здесь,
узнал бы четвертого мужчину с последней вечеринки Рубена. Но теперь тот был
одет в милицейскую форму. К нему присоединился второй милиционер, а потом и
два парня в белых халатах с хищными лицами и зажатыми в зубах по-зековски
изогнутыми "беломоринами".
Парни достали носилки, а милиционеры спокойно поднялись на крыльцо, и
"друг" Рубена принялся по-хозяйски отпирать замок. Из джипов за происходящим
наблюдали авторитеты тахировской группировки. Кондратьев первым вылез наружу
и подал знак остальным, решив, что впечатление будет полнее, если они увидят
картину в первозданном виде.
Замок открылся, милиционеры зашли внутрь, следом проскользнули парни с
носилками. Кондратьев, сделав приглашающий жест, вежливо пропустил Керимова,
Ибрагимова и Кулиева, а Гуссейнову заступил дорогу и вошел сам. Макаров
лежал у стены за створкой двери, в темноте его видно не было, но капитан
понимал, что будет обнаружен в течение минуты. Обилие людей смутило его:
втроем можно перестрелять десяток человек, особенно если начать первыми, но
бескровно задержать их вряд ли удастся. Только если испугаются оружия, но
сейчас все прут на стволы не задумываясь, пока хоть один не получит пулю...
Пожалуй, с этого надо начинать -- дать очередь под ноги, кого-то зацепить.
Тогда, может, и лягут...
В зал зашли Гуссейнов, Тагиров и еще двое, они сдвигали столики,
опрокидывали стулья, но не смотрели по сторонам -- их внимание было обращено
вперед, в подсобку. Откуда тут столько народа? Непохоже, что это преступники
собираются вывозить трупы! Может, кто-то позвонил в милицию и прибыла
опергруппа с начальством и понятыми? Плохо, что он ничего не видит...
Рожков тоже ничего не понимал. Он ожидал двух, ну трех, в крайнем
случае четверых! А тут целая толпа, не таясь и не скрываясь... Что-то не то!
Луч фонаря обежал подсобку, высвечивая один труп за другим.
-- Всем видно? -- громко спросил Кондратьев. -- А почему тут темно?
-- Это я пробку вывинтил, -- один из "санитаров" подошел к
электрощитку, взобрался на табуретку.
Одновременно во всех помещениях: в кухне, подсобке, зале, -- вспыхнул
свет. Он проявил оттенки смерти -- трупные пятна, застывший на лицах ужас,
брызги и потеки крови. Картина стала еще ужаснее. Но рассматривать ее не
было времени. Рожков передернул затвор, и характерный металлический лязг
больно ударил по нервам двенадцати человек.
-- Милиция! Всем лечь! -- рявкнул майор, для убедительности поводя
стволом, но черный зрачок автоматного дула зацепился за милицейскую форму --
незнакомый старший лейтенант спокойно смотрел на начальника УРа.
-- Ложись, милиция! -- закричал сзади Макаров, тоже дергая затвор, но и
девятимиллиметровый глаз "кипариса" наткнулся на коллегу в звании капитана.
С грохотом упал с табуретки "санитар", все остальные сохраняли полное
спокойствие и невозмутимость.
-- Ни вас, ни нас не предупредили, выходит? -- спросил старлей. -- Ну и
мудаки! Еще не хватало перестреляться!
Именно так должен был реагировать любой милиционер в подобной ситуации.
-- Откуда вы? -- резко спросил Рожков, не снимая напряженного пальца со
спускового крючка. -- Фамилия?
Когда менты попадаются в столь сомнительной ситуации, веры им нет.
Разбираться должны другие, официально действующие и всем известные
должностные лица -- дежурные, начальники, кадровики.
-- Мельников, полк ППС. Нас прислали проверить заяву...
Он говорил, как настоящий сотрудник.
-- Петров! -- не оборачиваясь, крикнул майор. -- Ты живой?
-- Живой... -- отозвался рыжий лейтенант.
-- Запроси дежурного по городу. Пусть пришлет машину для разбора.
-- Есть, -- вяло ответил Петров. Затрещала рация.
-- А это кто такие? -- продолжал опрос начальник УРа.
-- Они и позвонили в город. А сами ждали здесь...
В глазах Мельникова плеснулся страх, и обостренным восприятием Рожков
понял, что это ряженый, скорей всего из бывших ментов, знающий основы
службы.
-- Кто у вас командир?
-- Что?
Командир полка недавно сменился: Поляков уехал на учебу, на его место
назначили начштаба.
-- Командир кто?!
-- А-а-а... Поляков...
Рука лжемилиционера выскочила из кармана с крепко зажатым пистолетом,
но побеждает тот, кто раньше начал, а Рожков уже давно держал противника на
прицеле.
-- Та-тах! -- оглушительно бухнул сдвоенный выстрел короткой очереди,
старлея отбросило назад, на Тагирова, тот тоже охнул -- прошедшие навылет
пули вошли ему в грудь. Два тела тяжело повалились на пол.
-- Охерел?! В своих стреляешь?! -- истошно завопил "друг" Рубена в
капитанской форме.
У Рожкова помутилось в глазах. Самое трудное: разбираться на месте. Это
потом время расставит все по местам, протоколы допросов, осмотров и акты
экспертиз сделают картину ясной. А когда своей рукой застрелил двух человек,
и еще непонятно -- преступники они или ни в чем не повинные люди, боевой пыл
быстро остывает. Автомат дрогнул.
-- Бах! -- гулко ударило откуда-то снизу. Это "санитар" палил с пола.
Пуля просвистела у носа майора, он шарахнулся назад, но стрелять больше не
мог, палец свело судорогой запрета.
-- Ложись! -- заорал сзади Макаров. "Кипарис" стреканул над головами,
Эльяс и Мирза присели. Кондрат лихорадочно щупал в кармане гладкий овал
гранаты, но вытащить пока не решался и только свел вместе усики чеки.
-- Бах! Бах! -- открыв огонь, "санитар" уже не мог остановиться, хотя
непонятно было -- в кого он целится: шагнувший назад Рожков ушел с линии
огня. Второй "санитар" тоже обнажил ствол, но в этот миг на пороге кухни
появился растрепанный рыжий парень с бледным лицом, горящими глазами и
автоматом наперевес.
-- Ложись, гады! -- истерически заорал он и вкатил очередь в живот
второму "санитару". Тот рухнул рядом с трупом рыжей девчонки, засучил ногами
и вытянулся во весь рост. Первый "санитар" выстрелил в очередной раз и
промахнулся, в следующую секунду струя свинца достала и его.
-- Сдаюсь, не стреляй! -- Эльяс рухнул на колени и сложил руки на
затылке. Его примеру последовали Али и Мирза.
-- Ложись, всех перемочу! -- чувствуя, что наступает психологический
перелом, зарычал Макаров.
Упал на колени Гуссейн, за ним "капитан", потом еще двое, последним
плюхнулся на пол Кондрат. На миг его руки сошлись на уровне живота и тут же
разъединились. В левой осталось стальное кольцо с двумя неровными
проволочными хвостами.
Макаров перевел дух.
-- Вы целы? -- крикнул он в глубину чебуречной.
-- Целы! -- взвинченно ответил Петров. Капитан отметил, что парень
ведет себя вполне профессионально: прижавшись к стене, водит стволом из
стороны в сторону, контролируя и лежащих без движения, и живых. На нем не
было лица, и заметно дрожали руки с автоматом, но это сейчас не играло
никакой роли. В проеме двери появился Рожков, заторможенный, как сомнамбула.
-- Наручники есть? -- спросил он, хотя единственная пара была у него
самого. Что-то ударилось о пол и запрыгало по доскам, проскочив у Макарова
между ног и закатившись в угол зала. По сравнению с произошедшими событиями
это казалось мелочью. Хотя натянутые нервы выделили непонятный факт из
окружающей действительности -- он требовал объяснения. Неосознаваемая
тревога охватила раньше, чем объяснение пришло: слишком быстро бежало время
на поле боя. Оглушительно рвануло, полыхнуло огнем, посыпались стекла окон,
неведомая сила оторвала капитана от земли и шмякнула о стену. Мир для
Макарова перестал существовать, а путь к выходу освободился, и в него
бросился тот, кто знал, что это произойдет, -- Кондратьев. Следом рванулся
Гуссейн. Остальные задержанные были полностью деморализованы и не двинулись
с места.
-- Держи этих! -- бессвязно выкрикнул тонким голосом Петров и побежал
за беглецами.
-- Ложись! -- в очередной раз выкрикнул майор, и на этот раз оставшиеся
в живых ткнулись наконец мордами в грязные, замызганные доски.
Сверху раздавался вой сирены, призрачно мигал синий маячок, вой
приближался. На бегу расстегивая пальто, Кондрат мчался вдоль трамвайной
линии, направляясь к пустырю заброшенной стройки. В руку удобно лег
пластмассовый семнадцатизарядный "глок" -- самая крутая контрабандная
машинка на сегодняшний день. Снег хрустел под ногами, холодный воздух
врывался в разгоряченное горло, рядом бежал Гуссейнов, который тоже достал
пушку, но не пытался отстреливаться. Сзади, отставая метров на сорок, топал
преследователь. Фонари не горели, вряд ли тот мог тщательно прицелиться, но
страх все равно холодил беззащитные спины беглецов.
До забора оставалось совсем немного, но Кондратьев вдруг понял, что
попытка скрыться обязательно спровоцирует огонь, а на фоне светлых досок
темные силуэты станут хорошими мишенями. Он остановился, повернулся, вытянул
руку. "Глок" не надо готовить к стрельбе: ударник взводится автоматически
при нажатии на спуск и автоматически выключаются два предохранителя.
Фосфоресцирующие точки на целике и мушке позволяют точно наводить оружие в
темноте. Ударил выстрел, и Петров упал. Это было слишком хорошо для первого
выстрела, Кондрат заподозрил хитрость, но возвращаться добивать мента не
было ни времени, ни смысла, тем более что Гуссейн уже пролезал в узкую щель,
чернеющую вместо выбитой доски.
Кондрат пролез следом, и сразу лицо опалила вспышка. Ничего не успев
понять, он провалился в небытие, но не любивший случайностей Гуссейн
педантично произвел контрольный выстрел, после чего побежал через пустырь к
ярко освещенному проспекту.
Суточная сводка пополнилась еще одним массовым побоищем: трое убитых и
пятеро тяжело раненных. Пострадали два сотрудника милиции: лейтенант Петров
получил пулю в легкое, а капитан Макаров погиб на месте. Примета
подтвердилась.
Со скальной гряды в бинокль хорошо просматривалась граница.
Нескончаемая цепь загнутых внутрь трехметровых столбов с туго натянутой на
изоляторах колючей проволокой. По земле вьется перепутанная спираль с
ножевидной насечкой. Чуть отступя от основного периметра идет
предварительный, только столбы пониже, метра два с небольшим. Земля между
ограждениями нашпигована противопехотными минами -- обычными, без затей
отрывающими ступню, и "лягушками", с воем взлетающими на уровень головы и
веером рассыпающими зазубренные осколки.
На километр в глубь территории отнесена взрыхленная контрольно-следовая
полоса, вдоль которой перемещаются фигурки в рубашках цвета хаки с
завернутыми по локоть рукавами, защитных же шортах и широкополых шляпах. За
спиной короткие автоматы, на натянутых поводках злые, отлично
выдрессированные доберманы. Патрули появляются с пятнадцатиминутным
интервалом, на ровных участках последующий постоянно видит предыдущий.
Что они так охраняют? Сахарный тростник, древесину? Стратегически
выгодное географическое расположение? Мнимую независимость и вполне реальные
дороги наркотиков из Колумбии в Мексику? При таком свирепом режиме назначать
передачу здесь было безумием! Уж лучше преодолевать заслоны ФБР... Впрочем,
ориентировались не на его удобства: Джек Голл находился тут три дня и
чувствовал себя гораздо свободнее, чем в Штатах. Все равно передача прошла
нормально. Если бы напарник выполнил свою часть плана, сейчас они на
быстроходном катере подходили бы к Гаване... Что случилось с двойником?
Струсил? Или провалилась вся сеть? Нет, тогда бы никто не вышел на связь по
аварийному сигналу и он не получил бы прыжковый баллон -- призрачную надежду
на спасение. В самом прямом смысле слова: если он попадется, его повесят без
всяких дипломатических экивоков, даже если страна захочет за него
вступиться. Впрочем, вступиться должны, он слишком много знает... Как бы там
ни было, неосторожность или предательство, но утечка информации произошла.
Рейнджеры уже должны знать о предполагаемом переходе, иногда кажется,
что головы в шляпах поворачиваются в сторону горной гряды и внимательно
всматриваются, тогда хочется оторваться от бинокля, чтобы разом разорвать
дистанцию, но успокаивает мысль, что солнце находится за спиной и блики линз
не выдадут его местонахождения. А рассмотреть человека на таком расстоянии
среди беспорядочно навороченных серых каменных глыб и рыже-черных осыпей
практически невозможно.
Открытый джип вынырнул из густой тропической зелени и пылит параллельно
КСП -- видно, пограничное начальство или местная контрразведка проверяет
бдительность патрульных. Днем над скалами летал вертолет, не исключено, что
завтра начнется прочесывание... Понадобится очень много людей, но за этим
дело не станет -- чем меньше и бедней страна, тем больше народа она может
задействовать для подобных мероприятий. Теперь его судьбу решало время. И
ветер.
Солнце нырнуло за скалы, сразу стало сумеречно и прохладно. Во фляжке
еще плескалось немного воды, и он несколькими глотками опустошил ее, засунул
ненужный сосуд в щель между камнями, а сверху присыпал мелкими камешками
вперемешку с глиной из осыпи. Оставалось ждать ночи и ветра.
Темнота сгущалась, послышались шорохи, посвистывание, скрипы...
Обитатели скал выбирались на охоту, причем каждый охотник мог сам оказаться
дичью. Но голод сильнее страха. Ему есть не хотелось, хотя под ложечкой
сосало и урчало в животе. У людей инстинкт самосохранения берет верх над
всеми другими. Нашли ли уже машину? А если да, то "привязали" ли его к ней?
Если да, то могли определить направление. А если определили, то уже
приближаются к скалам. Если они рискнут прочесывать ночью... Бесконечное
множество "если" сопровождало его в последние годы. А ведь в обычной жизни
он терпеть не мог неопределенности...
Подул вечерний ветерок, но довольно слабый, а главное, почти
параллельный границе. Если направление изменится... Он лежал на камнях в
облике оптового закупщика сахара, который на самом деле промышляет
наркотиками: легкий кремовый костюм, белая шелковая рубаха с распахнутым
воротом, яркий шейный платок, сандалии из желтой кожи. Титановый "дипломат"
он утопил в проливе, трость с резным костяным набалдашником оставил в
машине, а соломенную шляпу потерял, карабкаясь по крутым тропинкам. Если ее
найдут, собаки легко возьмут след. Хотя вряд ли они рискнут лезть сюда в
темноте.
К полуночи ветер усилился. Теперь он дул прямо в сторону границы.
Человек в перепачканном измятом костюме и нелепой сейчас белой рубахе встал,
подтащил стоявшую чуть в стороне сумку, извлек компактный пакет, бросил
озабоченный взгляд на звездное небо. Звезды демаскируют, хотя вряд ли от них
больше вреда, чем от светлой одежды...
Узкий тяжелый баллон соединялся коротким шлангом с ворохом тончайшей
герметичной ткани. Он нащупал ремни, пропустил одну ногу в петлю, бросил в
сумку бинокль и повернул вентиль. Послышалось шипенье, будто гигантская
кобра надувала трехметровый капюшон. Звуки ночной жизни настороженно
смолкли. Ткань быстро расправлялась, принимая форму шара, который с
нарастающей силой стремился вверх. Ремень врезался в промежность, он
почувствовал, что давно не мочился, но теперь ничего поделать было нельзя.
Вставив ногу под обломок скалы, он уравновесил подъемную силу, а свободной
ногой затолкал сумку в расщелину.
Шар достиг полного объема и уже не увеличивался, только твердел и
пытался оторвать исполняющую функцию якоря ступню. Он обхватил камень
руками, прижался к шершавой поверхности грудью и разгоряченным лицом, чтобы
продержаться лишнюю минуту-две. Подъемная сила никогда не бывает лишней,
лучше подальше улететь в глубь сопредельной территории, чем плюхнуться на
нейтральной полосе, а тем паче -- по эту сторону границы. Шипение стихало,
но привычный звуковой фон не восстанавливался -- будто что-то постороннее
вторглось в ночной мир скальной гряды. В чистый воздух вплелся еле
различимый запаховый оттенок, обостренные чувства подсказывали приближение
опасности.
Газ закончился. Он явственно ощутил запах тлеющего табака. По крайней
мере один из приближающихся людей курил. Хороший специалист не должен этого
делать. Никотин притупляет рефлексы, а запах дыма отвлекает напарников и
придает ситуации обыденность. Обыденность расслабляет, и можно не успеть
выстрелить по мелькнувшей цели. Или даже не заметить ее. Он отпустил скалу.
Черный шар бесшумно прыгнул в небо. От резкого рывка голова качнулась
назад, на миг он потерял ориентировку -- показалось, что тело не взлетает, а
падает. Но это чувство тут же прошло. Далеко внизу в сплошном мраке
отчетливо выделялся вишневый огонек. "Трое, -- неизвестно по каким признакам
безошибочно определил он. И с облегчением понял: -- Прошляпили!" Не подняли
головы, не среагировали на неожиданный светлый силуэт, вопреки законам
природы летящий вверх. Ветер подхватил шар, упруго погнал к границе.
Выстрелов не было. Только странный звук появился вдруг...
Та-та-та-та... Неужели вертолет? Нет, скорей "кукурузник". Но откуда
здесь "кукурузник"? Они вообще по ночам не летают...
Та-та-та-та... Переполненный мочевой пузырь причинял неудобства,
казалось, что сдавливающий тело снизу ремень вот-вот выдавит его содержимое.
Та-та-та-та...
Проснувшийся Карданов-Лапин понял, что это тарахтит дизель. Он лежал на
узком деревянном рундуке, укрытый собственной дубленкой, и прижимался к
мелко вибрирующему борту, от которого ощутимо тянуло холодом. Больше в
кубрике никого не было. Только пустые бутылки, объедки и три стакана на
узком столике напоминали о завершении вчерашнего дня.
Мочевой пузырь не перестал причинять беспокойство и после пробуждения.
Гальюн оказался совсем крохотным, с клепками на железных стенках и мутным
кривоватым зеркалом. Лапин подумал, что обречен смотреть в кривые зеркала до
конца своих дней. Но выглядел он, как ни странно, совсем неплохо. Не только
потому, что накануне почти не пил: привычный облик излучал не свойственную
ему раньше энергию и говорил о скрытой силе. Вот только щетина... Надо будет
одолжить у ребят бритву...
Он прошел в рубку. Толян стоял на руле, Иван был в трюме, у дизеля.
-- Очухался? -- усмехнулся рулевой. -- Наконецто! Только не пойму -- с
чего? Ты вчера и не очень-то...
Сам Толян не выглядел красавчиком: красные глаза, опухшая небритая
физиономия. Но, судя по всему, это состояние было привычным -- штурвал он
держал уверенно. За окном, совсем рядом, проплывал пустынный заснеженный
берег. Город остался позади.
-- Вишь, какой у меня фарватер! -- ворчливо продолжил рулевой. -- А ты
хотел ночью идти! Тут и на свету чуть колыхнешься -- и приплыл!
Действительно, буксир шел по узкому каналу в темно-белесом,
припорошенном снегом льду. От бортов до ледяной кромки было не больше двух
метров.
-- Выше пятнадцатого километра навигации нет. Зимой вообще -- какая
навигация? Надо на прикол становиться. Это вот мы ходим между портом и
базой... Все водку пьют, а мы пашем. Нашли крайних! А тебе на базу зачем?
-- Есть дело, -- неопределенно ответил Макс. -- Раз меня к вам случаем
занесло, зачем по земле кругаля давать?
-- Не по земле, а по суше, -- поправил моряк. -- Ты не брехал насчет
стольника баксов? А то одного горючего сколько сожжем... Кэп вернется --
шкуру спустит.
-- Не брехал. У тебя бритва найдется?
Через сорок минут Лапин спрыгнул на причал центрального портового
склада. Стояла тихая погода, из облаков выглянуло солнце, искрился на
невытоптанных местах снежок. В чистом речном воздухе приятно пахло мокрой
древесиной. На миг Сергею помстилось, что это и есть конечная точка его
маршрута. Остаться здесь, работать крановщиком, электрокарщиком,
грузчиком... Спокойная размеренная жизнь, никаких потрясений, тайн, пугающих
открытий... Но в мире у каждого есть свое место. Здесь его никто не ждал.
Между растрепанными штабелями бревен и досок, аккуратными пирамидами
труб, ровными параллелепипедами бетонных блоков, тяжелыми грудами якорных
цепей он пробрался к выходу. Несколько раз ему попадались смурные работяги,
но никто не заинтересовался посторонним, бродящим среди океана материальных
ценностей. Переступив через провисающую в открытых воротах цепь, он оказался
на площадке, где ожидали клиентов три порожних грузовика. За десять тысяч
напросился до трассы и легко запрыгнул в высокую кабину "КамАЗа".
-- Разве это жизнь? -- сокрушался подвижный, бывалого вида водитель. --
Раньше на куски рвали -- то отвези, это привези... А сейчас машин больше,
чем людей!
-- Поехали в Степнянск, -- предложил Лапин. -- Я заплачу, будто цемент
везешь.
-- Полтинник, -- запросил водитель.
-- Только заедем в Кузяевку на полчаса, -- вмешался Карданов.
-- Идет.
Оставив грузовик у ворот психбольницы. Макс отправился на поиски. По
словам двойника из "Маленького Парижа", с его сознанием что-то делал некий
Брониславский. Ему и следовало задавать вопросы, но сначала его требовалось
найти. В профессиональном мире почти все знают друг друга, поэтому Макс
решил вначале найти доктора Рубинштейна.
-- Вспомнили! -- скривилась молодая женщина в регистратуре. -- Он давно
в Америку укатил. А чего надо-то?
-- Я аспирант из Петербургской военно-медицинской академии, --
отрекомендовался Макс. -- Мне нужно проконсультироваться по диссертации.
-- А... -- женщина подобрела. -- Зайдите в отделение, там сейчас доцент
Садчиков, у него и спросите.
В отделении острых психозов Карданова дальше холла не пустили. Он стоял
у выкрашенной белой краской решетки и ждал, рассматривая вытертую до основы
ковровую дорожку. Остро пахло больницей, лекарствами, человеческой болью, из
глубины коридора доносились неразборчивые выкрики. Через десять минут
появился довольно молодой, но уже рыхлый Садчиков в отменно отбеленном
халате и несвежей шапочке. Макс повторил ему ту же байку.
-- Мне посоветовали познакомиться с Брониславским из Москвы и
Рубинштейном из Тиходонска, -- завершил Карданов свою историю. -- И тут
такая неудача... Даже не знаю, что делать.