Корецкий Александр. Оперативный псевдоним

Во втором кабинете следователь прокуратуры допрашивал Ашота. Самвел уже
дал показания и стоял, безвольно облокотившись на стойку и дожидаясь, пока
все закончится. Он еще не пришел в себя, но понимал, что ничего хорошего ему
не светит. Криминалисты собирали гильзы, фотографировали, снимали на клейкие
светлые и темные пленки окрашенные порошком отпечатки пальцев. Словом, шла
обычная рутинная и крайне неприятная работа.
Жук заглянул в первую кабинку. Блюда с раками здесь уже не было, потому
что Макаров и сержантводитель доедали остывший деликатес в подсобке. Трупы
двух мужчин ждали, пока настанет черед их осмотра. Кто они? Для Ныркова
ответ на этот вопрос был очень важен. От того, в чьей компании трапезничал
последний раз в своей жизни майор Шипулин, многое зависело и для него лично.
Потому что, кроме официального следствия, предстоит служебное расследование,
способное оказать существенное влияние на карьеру полковника.
Лица убитых покрывала запекшаяся кровь. Жук осторожно обшарил карманы,
вынул документы, прочел... И ощутил легкое головокружение.
Тяжело ступая, он вернулся в зал.
-- Там Тахиров со своим телохранителем!
С этого момента картина осмотра резко изменилась, будто включили
ускоренную перемотку. Вскинулся Савушкин, бросился к телефону Симаков,
забился в истерике Самвел:
-- Все, теперь точно конец, скажут -- армяне подстроили!!
Через двадцать минут в ресторанчик прибыли генерал Крамской с
заместителями и прокурор области. Тахиров был куда более крупной фигурой,
чем майор Шипулин.
Раздираемый двумя половинками сознания Лапин, или никому в Тиходонске
не известный Карданов, шел по Богатому спуску в сторону Лысой горы. В конце
концов половинки притерлись друг к другу, хотя и неплотно, через острые
углы. Он испытывал очень странные ощущения: обыденные вещи вдруг открывались
с совершенно неожиданной стороны, выбранная цель произвольно менялась на
другую, в привычные мысли и размышления неожиданно встревали свежие и ранее
неизвестные.
В попавшемся навстречу изможденном парне он безошибочно распознал
наркомана, его тянуло в узкие улочки и проходные дворы, потому что по
магистралям и проспектам патрулировали усиленные наряды милиции, он понимал,
что необходимо срочно переделать паспорт, и знал, как это нужно сделать.
Когда из подворотни шумно выкатилась пьяная компания, он мгновенно вычленил
вожаков и понял, куда и как их ударит, если начнется заварушка. Он
интуитивно чувствовал стоявшего за деревом человека, ощущал исходящие от
окружающих биополя: спокойно-доброжелательные, раздраженноозлобленные,
мрачно-ненавидящие и откровенно опасные. Вторая и третья разновидности
преобладали над остальными.
Он помнил, как расправился с грабителями на пустыре, и был уверен, что
это сделал именно он, а не кто-то другой. Он знал, что двое тяжело
искалечены или убиты, но не испытывал страха или угрызений совести. И
застреленные в кафе киллеры не вызывали сожаления -- они сами избрали такой
путь в жизни. Он почти вспомнил того, чье лицо было знакомо, они
действительно учились вместе в закрытой школе: большое желтое здание за
высоким, из стальных прутьев с острыми наконечниками, забором, никакой
вывески, тихий московский район, который, наверное, сможет найти.
В памяти появилось много нового, но все имело характер калейдоскопных
стеклышек. Чтобы сложить цельную картину, следовало набраться терпения,
выбрать время и кропотливо вращать волшебную трубу, угадывая проявляющиеся
закономерности. Но и осколки сами по себе, в отдельности, тоже были
интересны. Мерно покачивающаяся спина слона далеко внизу, словно он смотрит
с бреющего полета, раздвигаются шуршащие заросли сухого желтого камыша,
приятно будоражащее волнение охоты, придающая уверенность тяжесть штуцера,
ожидание прыжка гибкого полосатого тела...
Черный человек с выступающими надбровными дугами и ритуальными шрамами
на щеках кривит толстые лиловые губы, обнажая острые треугольники зубов...
Это прогрессивный общественный деятель, борец с колониализмом и большой друг
Советского Союза, но почему он так мучительно долго считает деньги? Почему у
него в руке кривой кинжал и что за сосиски он с таким упоением обгладывает?
И черная девушка с точеной фигурой, исступленно дергающая тазом...
Тихий полумрак уютной комнаты, чуть слышная музыка, блестящая палочка,
и вкрадчивый шепот доктора Брониславского: "Я расслаблен, я совершенно
расслаблен и спокоен..." Он повторяет это за ним, хотя не совсем спокоен,
его волнует шприц с тягучей желто-коричневой жидкостью. Это все
Брониславский. Он знает, как сложить мозаику из обрывков воспоминаний, как
уничтожить остатки корки, покрывающей часть мозговых полушарий.
Чебуречная Рубена была все еще закрыта. Что за глупости плел пацан?
Разве стал бы Рубен звать случайного знакомого на такое дело? Но почему у
него закрыто с того дня?
Он зашел во двор, оглядевшись, скользнул к сараю с углем и дровами,
толкнул хлипкую дверцу и проскочил в пахнущую пылью и паутиной темноту.
Странно, Рубен всегда вешал навесной замок, когда уходил. Значит, он внутри!
-- пришла неожиданная мысль, которая раньше никогда бы не появилась, но
сейчас казалась вполне естественной и очевидной.
Он протиснулся мимо ларя с углем к маленькому лазу в кухню, и тот
оказался открытым. Он пожалел, что выбросил "Макаров", а еще больше, что не
взял другой -- "ПСС", в карманах киллера наверняка имелись запасные
магазины. Он чувствовал, что здесь, кроме него, кто-то есть, но этот
"кто-то" не представляет опасности. На плите обычно лежали спички, сейчас
они тоже оказались на месте, желтое пламя выхватило стол с пустой тарелкой,
вилку и стакан. Здесь он ел шашлык с чебуреками и пил водку, с того дня
ничего не изменилось. И вдруг он понял, что увидит сейчас в подсобке...
Осторожно наступая на поскрипывающие половицы, он сделал последние
шаги. Спичка погасла, он зажег следующую. Все они были здесь, вся веселая
компания, так бурно развлекавшаяся в тот вечер. Но сейчас они не веселились.
Они были мертвы. Еще не удушливый, но вполне отчетливый душок был запахом
тления.
Навалился грудью на стол Рубен, откинулся к стене Сурен, скорчился в
углу третий, безымянный. Нет, не все. Четвертого мужчины нигде не видно...
На полу, опрокинутая на спину, лежала рыжая девчонка с бесстыдно
раздвинутыми ногами, с которых кто-то снял жалкие разношенные сапоги. Из
того места, которым она зарабатывала на жизнь, торчал пестик от ступки, в
которой Рубен толок чеснок. Сапоги валялись тут же, а посветив вокруг рыжей
головы, он среди закопченных гильз нашел то, что искал, -- две изжеванные
"беломорины".
-- Точно в "Тихпромбанк"? -- нарочито громко переспросил Нырков. Ашот
испуганно кивал.
-- Так говорил, да. Хорошая работа, много денег... Нет, про деньги он
не говорил, я сам подумал...
-- И ты подтверждаешь?
Теперь кивал Самвел.
-- Похвалился: дело плохо было, совсем плохо, теперь в банк устроился,
дело хорошо будет...
Крамской, Симаков и Нырков переглянулись. О напряжении между
"Тихпромбанком" и Тахиром знали все, подобная развязка не исключалась,
правда, присутствующие здесь старшие офицеры милиции могли поспорить, что
жертвой станет банкир. Но вышло наоборот... И неужели такая грубая работа? В
первую же минуту выплывает юмашевский след...
К служебным автомобилям на улице добавилось не менее двадцати машин
группировки. Можно было бы в очередной раз удивиться быстроте, с которой
утекает информация, но на этот раз причина была в другом: подогнавший
заправленный "мере" Гуссейнов обнаружил убийство и мигом поднял братву. Из
Степнянска вернулся Кондратьев и мрачной глыбой нависал над входом, ожидая,
когда уедут первые лица. Прокурор области недолго задержался на месте, а
Крамской все не выходил. Наконец ему надоело ждать.
-- Передай начальству, -- Кондратьев протянул дежурившему на входе
сержанту визитную карточку. -- Скажи, у меня есть важные сведения.
Первым прямоугольник с лазерной голограммой взял Савушкин, передал
Симакову, а тот Крамскому.
-- Кондратьев Александр Николаевич, заместитель генерального директора
АО "Прогресс", -- медленно прочел генерал и выразительно посмотрел на
Ныркова.
-- Пропустите, посмотрим, какие у него сведения...
Заместитель гендиректора ворвался как ураган, бегло осмотрел бойню,
подошел к начальству, протянул фотографии.
-- Неизвестные люди прислали. Сказали, что это наемный убийца, которого
нанял "Тихпромбанк". Проверьте.
Он бухнул вслепую, наугад, чтобы по ответной реакции понять, что
известно на самом деле. Но попал в точку.
-- Ну-ка, посмотри! -- Нырков протянул фотографии Ашоту.
-- Он! Это он! -- возбужденно выкрикнул тот, радуясь возможности
оказаться полезным. -- Вначале вот так ходил, как бродяга, а потом -- вот
так!
-- Да, все точно, -- подтвердил и Самвел.
Сидящий в среднем кабинете следователь прокуратуры ужаснулся столь
грубому нарушению правил опознания, но делать замечание не рискнул.
-- Подождите! -- воскликнул Нырков. -- Так этот парень убит!
-- Нет, не убит, -- приложив руки к груди, очень тихо и очень
почтительно возразил Ашот. -- Он застрелил этих, которые в масках, и убежал
на улицу. Даже пальто вначале забыл, но потом вернулся...
-- Да, убежал, -- эхом повторил Самвел.
-- Убежал, говорите? -- распалился Нырков. -- Тогда идите сюда!
Тахирова, Шипулина и Садыкова уже увезли, менее важных сложили у стены,
чтобы закончить с ними позже. Несправедливость неравенства продолжала
действовать и после смерти.
-- А это кто? -- Жук указал на труп второго киллера.
Ашот протер глаза, Самвел ущипнул себя за ухо, Крамской сравнивал
фотографию с лицом убитого. Они были идентичны. Дырка в переносице
составляла единственное отличие. Если карандашом нарисовать на снимке кружок
между открытыми пока глазами, то совпадение будет полным.
-- Что скажете? -- торжествовал Нырков. -- Никто никуда не убежал!
Шипулин застрелил бандитов! А этот был с ними!
-- Уберите посторонних, -- скомандовал Крамской. И повернулся к
Кондратьеву: -- Что вы всю улицу загромоздили? Убрать машины немедленно! И
смотрите... У нас рейд по выявлению оружия и вообще... Чтоб никаких
эксцессов!
Что такое "эксцесс", заместитель Тахирова не знал, но догадался. Еще
более отчетливо он понял, какова отныне позиция руководства УВД. Если дать
повод, группировка будет немедленно разгромлена. Тяжело ступая между плохо
затертыми красными потеками, он направился к выходу. Смерть Тахира все
изменила. И его вряд ли оставят во главе азербайджанского клана. Придется
драться за власть!
-- Если этот был с ними, то кто сидел в третьей кабинке? -- спросил
Крамской, и Нырков осекся. Действительно, один человек не может находиться
сразу в двух местах. Значит... Это очень похожий человек или двойник.
Кондратьев не слышал последнюю фразу генерала, но он подумал о том же
самом. Если два свидетеля утверждают, что человек из банка застрелил
нападающих и скрылся, то маловероятно, что он застрелил самого себя. Он
просто "отрубил хвост". А дальше произошла обычная путаница. Но похоже,
менты берут сторону банкиров и отмажут этого гада...
-- Размножить фотографии, раздать всем нашим, попросить друзей,
намертво перекрыть город! -- отдал он первую команду. -- Убрать отсюда
машины, стволы не носить, действовать крайне осторожно...
-- Струсил Кондрат! -- услышал он осторожный шепоток Гуссейнова и,
шагнув вперед, с размаху ударил того в челюсть.
-- Дактокарты киллеров и отпечатки с пистолета немедленно проверить по
нашему и центральному ИЦ. Этого, похожего, вскрыть немедленно! -- приказал
начальник УВД.
Савушкин хотел было сказать, что трупы можно резать не раньше, чем
через двенадцать часов после смерти, но, взглянув на лицо генерала,
промолчал. Зато вышедший из подсобки Макаров не сдержался.
-- Там же еще кровь не свернулась, -- негромко, но отчетливо произнес
он, вытирая платком исцарапанные, пахнущие укропом пальцы. На реплику никто
не обратил внимания.
-- Результаты доложить мне лично! -- Крамской в упор посмотрел на
Симакова, потом Ныркова. Оба кивнули.
-- Кому заниматься? -- кстати поинтересовался Жук.
Если следовать территориальному принципу, розыск должен вести
Центральный райотдел. С учетом тяжести преступления и масштаба фигур убитых
ответственность может быть возложена на городской и областной УР, хотя с
Симакова и Савушкина ее никто не снимет в любом случае. Но, если признать,
что расстрел связан с деятельностью организованных преступных группировок,
на первый план выступает РУОП. То есть возникает конкуренция полномочий,
причем в подобных случаях никто не стремится взять ношу на себя, скорей
наоборот -- перевалить ее на чужое плечо.
-- Всем заниматься, пока не раскроем! -- отрубил Крамской. -- Ввести
план "Кольцо", размножить фотографии, показать по телевидению. Формулировка
такая: "В связи с подозрением в причастности к тяжкому преступлению".
-- Как раки? -- спросил Савушкин, когда дверь за генералом закрылась.
-- Отличные, -- улыбнулся Макаров и понюхал руки.
-- Ну и нервы у тебя!
-- Не жалуюсь...
-- Только зря ты их здесь ел.
-- Почему? Не пропадать же...
-- Примета плохая.
-- Я в приметы не верю.
-- Ну ладно... Давайте, искать этого Лапина!
А речпорговские уже давно инструктировали проституток, картежников,
карманников, наперсточников, лоточников, контролеров автостоянок на вокзалах
и в аэропорту, показывая фотокарточки Чокнутого, купленные у Димки за сто
пятьдесят тысяч. Все, что были в доме, оптом.
Официальные власти и криминалитет различного уровня начинали
широкомасштабный поиск Лапина -- Карданова.
Прямо из машины по пути в управление Крамской связался с Юмашевым.
-- Ты слышал, что Тахирова убили?
Как депутаты и руководители областного масштаба, они часто общались и в
неслужебной обстановке, а потому обращались друг к другу по-свойски.
-- Да, -- бесцветно ответил банкир. -- Слышал. У нас в последнее время
были некоторые трения... Боюсь, что подозрения могут пасть на меня...
Он надеялся услышать опровержение таким мыслям, но Крамской жестко
ответил:
-- И все основания для этого имеются. Твой человек засветился там перед
самым убийством.
-- Мой человек? -- Спазм перехватил юмашевское горло.
-- Да, Лапин. У него, впрочем, есть и другая фамилия -- Карданов. Но
тебе, наверное, известны обе.
-- Почему... Мне ничего не известно... Этот тип устраивался ко мне, я
его не взял -- вот и все! Я не знаю, как он там оказался...
-- Кстати, он застрелил киллеров. И одного и другого. Причем сделал это
мастерски. Словом, "отрубил хвост".
-- Его привел один сотрудник в отдел технической безопасности, --
мямлил банкир. -- У него ряд странностей, мы ему отказали... Я его никуда не
посылал, да и мои люди тоже...
-- Совпадение? -- недоброжелательно спросил генерал.
-- Не знаю... -- упавшим голосом произнес Юмашев. -- Я ничего не
понимаю...
Когда генерал отключился, он повернулся к сидевшему в кабинете
Тимохину:
-- Ты видел фильм "Лифт на эшафот"?
-- Не помню, -- удивился тот.
-- Там один человек тщательно спланировал убийство и организовал себе
блестящее алиби. Но по стечению обстоятельств был обвинен в другом убийстве
и казнен!
-- Какая тут связь? -- не понял начальник СБ.
-- Прямая! Все сделано чисто, никаких следов к нам нети быть не может,
только подозрения, голые подозрения! И вдруг этот идиот два дня "светится" у
нас, а потом оказывается на месте акции и напрямую связывает нас с этим
делом! Это он застрелил спецов... Причем мастерски! А вы все рассусоливаете,
кто он такой!
Юмашев в упор уставился на обалдевшего Тимохина.
-- Я вам скажу, кто он такой! Он человек К!
Начальник СБ озабоченно задумался, взвешивая все детали и анализируя
обстоятельства. Недоумение на его лице постепенно сменилось скептическим
выражением.
-- К, направил его контролером? С лучшими из своих людей? И приказал их
"зачистить" на рядовой по его масштабам акции? Абсурд! Так у него скоро
никого не останется... И зачем было "подводить" его к нам?
Юмашев тоже почувствовал слабость своей позиции.
-- Кто же его тогда "подвел" через этого Терещенко? Я не знаю, что с
ним сделаю!
-- С ним уже ничего нельзя сделать. Он умер.
-- Что?
-- Сегодня ночью. Обширный инфаркт, чего удивляться... Хотя смерть его
и не реабилитирует.
Несколько минут в кабинете стояла тишина. Наконец Юмашев откашлялся.
-- Лапина, или кто он там, надо отыскать! В нем наше алиби! Ведь даже
под пыткой, под "сывороткой правды", на полиграфе он не сможет сказать, что
выполнял наше задание!
Тимохин наморщил лоб.
-- Да, если только...
-- Что "если только"?
-- Если только его роль не состоит в том, чтобы сказать именно это.
Он умел далеко просчитывать многоходовые, хитроумные комбинации
оперативных игр, в которых бывает самый неожиданный конец.
Юмашев это знал, а потому тоже задумался. Зачем тогда К, орал про
бриллианты? Это не игра, это случайно вырвавшийся крик души... И зачем он
собирался самолично прилететь в Тиходонск? Голова у банкира шла кругом, но
бывший финансист тайных операций быстро вычленил суть и перешел от общего к
частному. От непостигнутой теории к понятной конкретике.
-- Раз существует такая возможность, его надо "стереть".
Тимохин еще немного подумал и кивнул.
Выкрашенный в защитный цвет "Як-40", бортовой номер 05, специальным
рейсом прибыл на военный аэродром под Тиходонском в семнадцать тридцать. В
семнадцать двадцать пять через КПП аэродрома прошла черная "Волга" с
дымчатыми стеклами и антеннами специальной связи. Дежурящие у шлагбаума
солдаты беспрепятственно пропустили ее без досмотра и проверки документов.
Не потому, что знали, за кем закреплен госномер "А 002 ТД" -- не их
салабонское дело вникать в такие тонкости, просто начальник караула
лейтенант Евсеев отдал им соответствующее распоряжение еще час назад.
Лейтенант тоже не знал, что машина принадлежит начальнику Управления ФСБ, --
он выполнил указание ответственного дежурного, а тот, в свою очередь,
получил приказ от командира части.
Встречал самолет личный порученец генерала Лизутина. Он не знал
прибывающего в лицо, но не рисковал ошибиться: на борту находился только
один пассажир. Когда трап коснулся земли, в освещенном проеме люка
показалась высокая широкоплечая фигура, будто вырезанная из черного картона.
Ступив на бетон взлетной полосы, московский гость попал под слепящие лучи
прожекторов и сразу обрел объемность тела, недовольно заслонился ладонью от
яркого света, так что лицо закрыла тень растопыренной пятерни. Что-то в его
внешности показалось порученцу необычным, но в задачу майора не входил
анализ необычностей, составлявших значительный объем ежедневной службы.
Поприветствовав гостя, он открыл переднюю дверь, но тот не воспользовался
любезностью и сел на заднее сиденье.
Экипаж из самолета не выходил, что было странно. Два человека в
камуфляжных комбинезонах "Снег" сбежали по трапу и стали у носа и хвоста
"Яка", широко расставив ноги и положив руки на висящие поперек груди
десантные автоматы "АКМС". Это казалось еще более странным, потому что
аэродром хорошо охранялся, насколько можно применить слово "хорошо" к любому
виду служебной деятельности современного военного ведомства.
"Волга" выехала из освещенных ворот в густые зимние сумерки тиходонской
степи, через пятнадцать минут добралась до трассы, а еще через полчаса
въехала в город. В соответствии с приказом Лизутина майор сам вел машину,
пассажир не проронил ни одного слова, и в салоне стояла напряженная тишина,
нарушаемая еле слышным бормотанием и потрескиванием, будто где-то вдали
работала рация. Это, сноровисто настроив маленький японский
приемопередатчик, москвич прослушивал служебную милицейскую волну.
-- Гора, Гора, я Двадцать четвертый, прием...
-- Двадцать четвертый, слушаю вас...
-- На контрольные посты ГАИ прибыли какието люди с красными повязками,
представились сотрудниками фирмы "Прогресс" и хотят участвовать в
заградительных мероприятиях. Жду распоряжений, прием...
-- Какие люди? Документы у них есть?
-- Неизвестные люди. Молодые парни, из этих, нынешних. Показали
удостоверения службы безопасности "Прогресса".
-- Развелось этих служб безопасности... Сейчас запрошу Второго...
-- Внимание, всем машинам в центре города получить фотографии
разыскиваемого. Повторяю, ПА-8,10,12,13,14,15 -- прибыть на базу для
получения фотографий по последней ориентировке...
-- Двадцать второй, я -- Восемнадцатый, два подростка
четырнадцати-пятнадцати лет нанесли ножевое ранение сверстнику в районе
автовокзала, скрылись в вашем направлении. Приметы...
-- Двадцать четвертый, я -- Гора, прием...
-- Слушаю, Двадцать четвертый.
-- Второй не возражает, но держать их под контролем, без нарушений
закона. Чтобы не вышло, что они мстят за своего Тахира под прикрытием
милиции.
-- Чтобы так не получилось, надо гнать их в шею...
-- Нам сейчас не нужны осложнения. Приказано допустить к участию в
заградмероприятиях, но на второстепенных ролях и под контролем наших
сотрудников. Как понял? Прием...
-- Да понял я все... Конец связи.
-- Гора, я -- Десятый, прием...
-- Десятый, слушаю вас.
-- Как фамилия разыскиваемого? Мы проверяем документы у подозрительного
парня. Как должна быть фамилия?
-- Две фамилии. Лапин или Карданов...
Человек на заднем сиденье выругался и вынул из уха крохотную капсулу,
связанную с приемопередатчиком тонким витым шнуром. Потом выругался еще раз.
-- Что вы сказали? -- спросил порученец.
-- Долбоебы! -- повторил гость, и больше вопросов не последовало.
Вскоре "Волга" подъехала к огромному, на квартал, шестиэтажному зданию,
которое когда-то безраздельно принадлежало Управлению НКВД СССР по
Тиходонской области. Теперь здесь располагались УВД и УФСБ, а последнюю
секцию в годы сокращения репрессивных органов отобрали вообще, передав
местному училищу искусств. Москвич упруго выпрыгнул из машины и направился к
большой, обитой медью двери. Порученец догнал гостя уже в вестибюле и сделал
успокаивающий знак вскочившему прапорщику.
-- Пожалуйста на второй этаж, Матвей Фомич вас ждет.
При нормальном свете он рассмотрел лицо пассажира спецрейса и понял,
что показалось необычным: резко выструганный, с обрубленным кончиком нос и
большие, без мочек, заправленные под шапку уши, придавали ему устрашающий,
нечеловеческий вид. Когда в приемной гость разделся, впечатление усилилось:
уши оказались огромными, вытянутыми вверх и остроконечными, такие бывают у
хищных зверей, но не у людей. Разве что у оборотней... Порученец имел
крепкие нервы и умеренно развитую фантазию, но порадовался, что не увидел
всего этого раньше, когда незнакомец сидел за спиной в темной и пустынной
степи.
Майор собирался доложить, но москвич отстранил его и сам зашел в
просторный генеральский кабинет.
-- Здравствуйте, Михаил Анатольевич! -- Лизутин встал, обошел стол,
дружески встретил прибывшего и увлек в уголок для неформального общения -- к
двум креслам по обе стороны журнального столика.
Генерал был крупным мужчиной сановитого "номенклатурного" вида,
вальяжный и уверенный в себе. Правда, в последнее время уверенности
поубавилось: недавно ему исполнилось шестьдесят, поэтому увольнение на
пенсию могло последовать в любой момент. Его тоже неприятно поразила
внешность гостя. Казалось, что нечеловеческие уши обычно покрыты шерстью, а
на острых концах шерсть распускается кисточками, как у рыси, и только на
время официальных визитов звериное оволосение сбривается.
-- Как долетели? -- доброжелательно поинтересовался он. -- Гражданский
аэропорт закрыт ввиду низкой облачности.
-- Уже открылся, -- густым баритоном сказал гость. На вид ему можно
было дать лет сорок пять, но Лизутину показалось, что это усредненное
впечатление -- в действительности разброс мог составить плюс-минус пять лет.
-- Только что приземлился московский рейс.
Генерал неприятно удивился. Незнакомец меньше часа в городе, а
проявляет осведомленность большую, чем хозяин. Если бы он знал, что этим
рейсом прибыли трое сопровождающих остроухого, то перестал бы удивляться и
понял, что прием одного-единственного самолета за сутки вызван не
метеоусловиями, а совершенно другими причинами, далекими от капризов погоды.
Теми же, которыми объясняется столь любезная встреча начальником УФСБ
совершенно неизвестного ему человека.
Остроухий неторопливо полез во внутренний карман, и Лизутин решил, что
он хочет предъявить удостоверение или какое-то секретное предписание, но тот
извлек изящный серебристый цилиндрик, открыл его и вытряхнул
темно-коричневую сигару, от которой сразу же пошел крепкий горьковатый дух.
Он держался очень уверенно и без малейших признаков почтительности, как
будто привык по-хозяйски входить к начальникам областных УФСБ и на равных
держаться с генералами. "Может быть, он тоже генерал", -- пришла внезапная
мысль, и Лизутин вздохнул, окончательно упуская инициативу. Два часа назад
по правительственной связи с ним соединился лично Директор Российской ФСБ и
предупредил о прилете господина Михеева Михаила Анатольевича, которому надо
оказать посильное содействие.
-- Но имейте в виду, это частный визит, -- напоследок сказал Директор,