Страница:
очень важна, поэтому Саваж специально предупрежден: проверить машину,
заправить полный бак, подготовить запаску... Сбоев быть не должно!
Справа мелькнул дорожный указатель с белыми по синему фону буквами:
"Versailles".
-- Куда вам, мсье? Ко дворцу?
-- Нет, Леон. Остановите возле бензоколонки. У меня встреча в
гостинице.
Саваж притормозил у заправки, над которой горела неоновая надпись
"ANTAR". Здесь же располагался небольшой двухэтажный мотель с бистро на
первом этаже.
-- Счастливого пути, Леон.
Снова хлопнула дверца. Саваж дал газ, резко развернулся и рванул
обратно в Париж, стараясь как можно быстрей увеличить разрыв между собой и
опасным пассажиром. Теплый ветер врывался в приоткрытое окно и умиротворяюще
гладил потное лицо и растрепанные волосы. Через полтора километра он
успокоился, а потом и вообще пришел в норму. На этом его миссия завершена.
Кеттлер не пошел в гостиницу. Он зашел в бистро, выпил стаканчик
охлажденного вина и, вновь сверившись с часами, прошел на асфальтовую
площадку за заправкой. Здесь уже стоял перламутровый "Ситроен" с включенными
фарами. Когда Кеттлер подошел ближе, фары мигнули два раза.
-- Здравствуйте. -- На этот раз он поздоровался по-русски, и сидящий за
рулем резидент нелегальной сети ответил также. Пароль, отзыв. Все в порядке.
Кеттлер сел назад. На полу стоял кейс, точно такой, как у него, только
потяжелее. Он сразу взял чемоданчик в руки, а свой поставил на его место.
-- Не люблю работать без подстраховки, -- сказал водитель. -- К
счастью, это случается крайне редко.
-- Что делать, -- философски заметил Кеттлер. -- Я всегда работаю без
подстраховки. И уже привык.
"Ситроен" взял с места и резко набрал скорость. Кеттлер не собирался
осматривать дворцовый комплекс Версаля. Ему надо было в Фонтеной-ле-Флери --
крохотный городок, расположенный неподалеку. Никаких достопримечательностей
в нем не было, зато имелся аэропорт, принимающий в основном частные
самолеты.
Когда они прибыли на место, Кеттлер посидел шесть минут, выбирая время,
потом оставил машину и вышел в шелестящую листвой деревьев ночь. Это был
самый опасный момент всей операции. Но здесь контролировать ситуацию должна
была принимающая сторона. Воздух был свежим, иногда ему казалось, что пахнет
чем-то до боли знакомым -- то ли навозом, то ли перепрелой пшеницей. Он
внимательно слушал окружающую темноту, а левой рукой сжимал "стрелку",
похожую на толстую авторучку.
Впереди включились подфарники. Раз, потом другой. Он приблизился к
большой, похожей на старинный кабриолет машине и остановился в нескольких
метрах. Дверца открылась.
-- Посветите. -- Голос был хриплым, и теперь он говорил по-английски.
Вспыхнул фонарь. Кеттлер перевел дух. Все в порядке. Человек, сидящий в
машине, был хорошо известен не только у себя на родине, но и здесь, в
"третьей стране". И все, кто его знал, никогда не поверили бы, что он
способен проводить тайные ночные встречи во французской провинции. Сейчас он
отдыхал на Ривьере, и вряд ли кто-нибудь, кроме двухтрех доверенных лиц,
узнает про конспиративный выезд из отеля, ночной полет в оба конца, столь же
замаскированное возвращение. Просто завтра он будет спать до полудня,
сославшись на бессонницу и нездоровье...
-- Здравствуйте, -- в который раз за вечер поздоровался Кеттлер и,
шагнув вперед, передал кейс.
Человек взял кейс молча и молча захлопнул дверцу. Заурчал могучий
мотор, и Кеттлер остался один. Если, конечно, где-то здесь не скрывались
люди принимающей стороны. В свежий аромат ночи вплелся бензиновый запах. Он
медленно двинулся назад. Тело было вялым и безвольным, хотя душа ликовала:
пронесло и на этот раз.
"Ситроен" стоял на том же месте. Кеттлер тяжело опустился на заднее
сиденье. Автомобиль тронулся. Руки и ноги дрожали мелкой дрожью. По-научному
это называлось постстрессовым синдромом.
-- Хотите выпить? -- Очевидно, почувствовав его состояние, водитель
протянул назад плоскую, чуть выгнутую фляжку.
-- Что здесь?
-- Водка.
-- Очень патриотично, -- отметил Кеттлер и сделал большой глоток.
В Версале он забрал свой чемоданчик, простился с резидентом и взял
такси до Парижа. После четырехчасового отсутствия господин Эрих Кеттлер,
веселый и слегка выпивший, вернулся в отель "Аленкон". Портье понимающе
улыбнулся. Он знал, какого рода развлечения ищут иностранцы в ночном Париже.
Непонятно одно: какого черта он таскает с собой этот дурацкий кейс?
Тиходонск, 9 февраля 1997 года, 18 часов 20 мину т, минус пять по
Цельсию, поземка.
Лапин проснулся неожиданно, будто от толчка. Не пошевелившись и
продолжая ровно дышать, приоткрыл глаза. Воровато озираясь, Антонина
проверяла карманы пиджака. Он дал ей довести процедуру до конца, а когда
пиджак вновь оказался на стуле, имитировал пробуждение. Сожительница
мгновенно смылась и теперь домовито толклась на кухне.
-- Вот и мой богатенький Лапушок! -- сладенько пропела она, едва Сергей
появился в дверях, и поспешила навстречу. Левой рукой обняла за плечи, тесно
прижалась горячим телом, а правой скользнула в трусы и сноровисто -- сильно,
но осторожно, принялась наминать все, что попалось в жадно распахнутую
ладонь.
-- Не надо, я спешу... -- попытался отговориться Лапин, удивляясь сам
себе -- не в богатяновских правилах отказываться от того, что само идет в
руки. Тем более что еще вчера утром он остро хотел залезть на Тоньку, не
требуя от нее никакой активности -- лишь бы подставилась и дала кончить.
-- А мы быстренько... Мы быстренько... -- лихорадочно шептала она, и он
вспомнил, что она всегда была очень охочей до этого дела, только в последнее
время стала вертеть хвостом, видно, находила искомое на стороне.
-- Бум! -- Тонька скользнула вниз с такой быстротой, что колени гулко
ударились о некрашеные доски пола, но ее это не остановило, она присосалась,
как пиявка, и тут же заработала головой, сразу набрав высокий темп,
постанывая и требовательно урча.
"Ладно, черт с тобой", -- подумал Лапин. Он не испытывал ничего, кроме
брезгливого презрения, и без особых эмоций ожидал неизбежной развязки.
Толстые пальцы судорожно вцепились ему в бедра, гладили кожу, перебирали
волосы, скользили наверх, щекоча промежность и мошонку. В действиях Тоньки
чувствовался до поры до времени тщательно скрываемый профессионализм. "Где ж
она, сука, так напрактиковалась?" Потом рациональные мысли отошли на второй
план, вытесняемые нарастающими ощущениями. Центр эмоций теперь располагался
в низу живота, остро воспринимая горячую ротовую полость, мягкий влажный
язык да изредка задевающие напряженную плоть зубы. Тонька первой принялась
стонать и подпрыгивать, это подстегнуло и его, он дернулся, но почему-то
сдержал рвущиеся наружу звуки, очевидно, чтобы не становиться на одну доску
с охваченной низменными животными чувствами бабой. После вчерашних
упражнений выброс оказался совсем небольшим, и Тонька легко с ним
справилась, впрочем, и полномерные объемы накануне не вызывали у нее
затруднений.
Хотя все закончилось, но пиявка не отлеплялась, Лапину стало больно, и
он оттолкнул ее, рывком освобождая обсмоктанную часть своего тела. Раздался
чмокающий звук, как при прерванном поцелуе, Тонька быстро вытерла губы
обратной стороной ладони, но не торопилась подниматься с колен.
-- Что здесь у тебя? Я никогда не видела... -- все еще хриплым от
возбуждения голосом спросила она.
-- Что ты не видела? -- грубовато поинтересовался Лапин и отстранился.
-- Какие-то шрамы... Раз, два, три... Точечками. И вот здесь, сзади...
Тоже три... Как насквозь прокололи...
Он подошел к окну, нагнулся, всматриваясь в поросшую волосами
внутреннюю поверхность бедра. Действительно, сантиметрах в пяти выше колена
виднелась блестящая плешка рубцовой ткани диаметром миллиметров пять-шесть.
На одной линии кверху проглядывали еще два таких же пятнышка.
-- И вот тут, сзади, -- Тонька услужливо поднесла мутноватое зеркало.
Лапин рассмотрел, что здесь точки были чуть побольше и имели не
круглую, а скорее звездообразную форму.
-- Черт его знает! Может, от аварии! -- Он отстранил сожительницу: --
Не мешай, а то я опоздаю...
Сегодня умывание и бритье были особенно противны: обшарпанные стены,
проржавевший капающий кран, дерущее кожу миллиметровое лезвие, -- все
действовало на нервы. И то, что произошло в убогой кухоньке, только
добавляло раздражения.
-- Чего такой угрюмый? -- добродушно поинтересовалась Тонька, когда он
стал одеваться. -- Не выспался?
-- Да нет, все нормально. Достань мои документы.
-- А завтракать не будешь? -- спросила она, подавая паспорт и военный
билет.
-- Нет, сыт. Где медицинские бумаги?
-- Думаешь, понадобятся? -- Озабоченно покопавшись в шкафу, Антонина
достала полиэтиленовый пакет со справками, выписками и рентгенограммами. Он
тем временем незаметно взял из стола замшевый футлярчик с ключами.
-- Пока!
Лапин вышел на улицу. По обе стороны горбатились отжившие свой век
домишки с дряхлыми фасадами, перекошенными рамами и облупившимися дверями.
По латаным рубероидным крышам шастали предчувствующие близкий март беспутные
коты. На тропинке хрустела под ногами "жужелка" -- так называли здесь печную
золу. Снежные сугробы желтели неровными пятнами и чернели промоинами -- сюда
выплескивали помойные ведра из прилегающих дворов. На углу Богатого
тусовалась группа приблатненных пацанов, Димки среди них не было. При виде
Сергея пацаны перестали материться, приняли степенный вид и вежливо
поздоровались. Вышло это у них довольно неловко, наверное с непривычки.
Хищные крысиные мордочки и вызывающие манеры не позволяли питать иллюзий
относительно будущего богатяновской молодежи.
"Гетто, -- подумал Сергей. -- "Черный" район..."
Странно, но раньше он не воспринимал так придонские трущобы. Да и не
считал их трущобами. Сейчас вокруг лежал чуждый, враждебный мир, в который
он, не признаваясь даже самому себе, не собирался возвращаться. Все свое он
нес с собой: голову, руки, деньги, документы, одежду. В конце концов,
решится вопрос с работой -- можно будет переночевать в гостинице, а за
несколько дней подыскать квартиру в аренду. Пал Палыч и новые коллеги
помогут...
Поднявшись по крутому и довольно скользкому спуску, Лапин попал в
другой мир. Широкие тротуары, отреставрированные фасады зданий, богатые
витрины, потоки автомобилей. Здесь чистили снег и не выливали ссаки прямо на
улицу. И люди выглядели по-другому: чище, ухоженнее, наряднее, здоровей,
наконец. Хотя, возможно, последнее обстоятельство обусловливалось
предыдущими.
Лапину хотелось как-то подогнать себя под стать окружающей цивилизации.
На пути встретилась парикмахерская, он зашел и сделал короткую боксерскую
стрижку, которую раньше никогда не носил. Но, посмотрев в зеркало, остался
доволен: теперь он выглядел резким и энергичным. Заглянул в контору Мелешина
и без проблем получил свои три миллиона. Иметь в кармане крупную сумму денег
становилось привычным -- к хорошему быстро привыкаешь. Затем он отправился в
банк.
В это самое время Терещенко разговаривал о нем с начальником службы
безопасности "Тихпромбанка".
-- Зачем тебе вообще понадобился этот парень? -- Развалившись в черном
кожаном кресле, Тимохин внимательно просматривал какой-то документ.
-- Нам надо ставить акустические и емкостные датчики в филиалах,
оборудовать машины системой "Контур", менять внутренние телекамеры в
основном офисе... Два "Периметра" на складе пылятся, а за них, помнишь,
сколько уплачено? В общем, работы много. А он хороший спец. Даже лучше, чем
я думал. Вчера дал толковые советы по техническим средствам защиты заднего
двора. И даже... Он знает "МК-01"! Но самое интересное, что называет эту
штучку "Сатурном-2"...
-- А это что такое? -- остро глянул Тимохин.
-- Брось! Ты же сам мне и рассказал.
-- Разве? Вряд ли... Ты что-то путаешь. Я вообще никогда такого
названия не слышал...
Тимохин двадцать два года отслужил в Первом главке КГБ, долго занимался
внутренней контрразведкой, поэтому часто темнил и путал следы, даже когда в
этом не было нужды.
-- А почему вчера не сказал?
Накануне, заведя Лапина на тестирование в службу персонала, Терещенко
разговаривал с начальником СБ, но тот спешил и особого интереса к новичку не
проявил.
Первое Главное управление КГБ СССР -- внешняя разведка, ныне СВР РФ.
-- Вчера вообще разговора не было. Так, в общих чертах...
-- В общих, говоришь? -- Тимохин усмехнулся. -- Ну расскажи сейчас
поподробней...
Выслушав подчиненного, начальник СБ усмехнулся еще раз.
-- Значит, простой бедный парень, технарь, еле сводит концы с концами?
Ну-ну... Знаешь, как он, распрощавшись с тобой, провел вчера время?
-- Как? Значит, ты... Ну ты даешь!
-- Я просто никогда не расслабляюсь. Так вот, слушай: вначале зашел в
ЦУМ и отоварился на миллион семьсот. Костюм, сорочка, галстук, все как
положено, даже французская туалетная вода...
Довольный произведенным эффектом, Тимохин заглянул в свой листок.
-- Затем зашел в детский дом, ну это похвально... Потом пообедал в
ресторане на двести пятьдесят тысяч, культурно: белое вино к устрицам,
водочка под горячее, радужная форель и все такое... Потом заглянул в магазин
и накупил на двести тысяч деликатесов. Ты, кстати, ел когда-нибудь суп из
омара? А орхидею покупал жене или кому-то еще?
-- И что из этого следует? Что он американский шпион? Брось! Я его знаю
несколько лет, он тут вырос у всех на виду! Уезжал на несколько лет, да и то
-- армия и режимный завод! Ему вчера отдали долг, вот и гулял на радостях!
-- Может быть, -- согласился Тимохин. -- Я же ничего не говорю. Просто
рассказываю, как он провел вчерашний день. А знаешь, каковы результаты
тестирования? Коэффициент интеллекта -- пятьдесят восемь по
семидесятибалльной шкале, как у меня. У тебя, кстати, сколько -- я что-то
подзабыл...
-- Пятьдесят пять, -- неохотно признался Терещенко, зная, что начальник
СБ никогда и ничего не забывает.
-- Вот видишь, -- неизвестно к чему сказал бывший чекист. -- Смотрим
дальше: способность к риску -- шестьдесят, волевые качества -- шестьдесят
два, гибкость поведения -- сорок девять, быстрота реакции -- пятьдесят
восемь, настойчивость -- шестьдесят один, ну и так далее. Как понимаешь, это
очень высокие показатели, выше, чем у многих наших сотрудников, да и чем у
нас с тобой, пожалуй...
-- И чем это плохо?
-- Да ничем... Он мог стать дипломатом, разведчиком,
летчиком-истребителем, командиром спецназа... А стал... Кем он стал?
Практически никем! Так? Вот тебе одна странность.
-- Есть и другие?
-- Есть. При высоких "разгоняющих" характеристиках у него очень высоки
и "тормозящие". Так не бывает! Смотрим: застенчивость -- сорок восемь,
сомнения в собственных возможностях -- сорок пять, неуверенность в себе --
пятьдесят один... Это как раз и характерно для такого, каков он есть, -- для
никакого! Но разве могут в одном человеке уживаться две личности?
-- У него была травма головы, все в мозгах и перемешалось...
-- А зачем нам психи?
-- Значит, ты против?
-- Ну почему же! Давай посмотрим на него пристальней, проверим. Может,
он и нужный нам парень... "Сатурн-2", говоришь? Очень интересно!
Терещенко встал.
-- Так что с ним делать?
-- Как обычно. Полиграф, потом беседа. Со мной.
Пал Палыч представил, какой будет эта беседа, и почесал в затылке. Тут
на столе Тимохина ожил интерфон.
-- Петр Алексеевич, Терещенко у вас? -- Приятный женский голос ворвался
в кабинет, несколько разрядив обстановку.
-- У меня, Ирочка, -- чуть улыбнувшись, ответил Тимохин. Хотя Пал Палыч
не был профессиональным чекистом, но понял: слухи о том, что Ирочка
скрашивает шефу жизнь не только голосом, возникли не на пустом месте.
-- К нему человек на проходной. Лапин его фамилия.
-- Пусть пропустят, -- скомандовал Тимохин. -- Точнее, пусть сопроводят
на второй этаж, к Слепцову.
-- Поняла, -- мягко ответила Ирочка и отключилась.
-- Давай, занимайся, -- кивнул Петр Алексеевич. На миг воцарилась
тишина. Оба подумали об одном и том же.
-- Когда вернется Юмашев? -- спросил Пал Палыч.
Начальник СБ пожал плечами и тяжело вздохнул.
-- Кто ж это знает?
Оба помрачнели. Может быть, сейчас решается судьба банка, а
следовательно, и их судьба. А это куда важней судьбы какого-то Лапина.
Когда встает вопрос о судьбе любого приносящего доход предприятия, --
коммерческого ларька, пирожковой на два столика, магазина "универсам",
центрового ресторана, автомобильной стоянки, продуктового или центрального
рынка, металлургического комбината, автогигантов "ВАЗ", "ЗИЛ" или "АЗЛК",
нефтегазового комплекса страны, всей отрасли золотодобывающей
промышленности, -- словом, любого лакомого куска приватизированного пирога,
в силу вступают неписаные, но строгие законы последнего времени, которые в
отличие от государственных законов исправно действуют и неукоснительно
исполняются.
Потому что в отличие от времен развитого социализма, когда и магазин, и
отрасль были государственными, а следовательно, ничьими, в нынешние времена
каждый "объект" поит, кормит, одевает, обеспечивает достаток и власть
конкретным людям, которых не устраивает многолетняя волокита арбитражного
суда, решение которого к тому же ничего не значит, потому что, во-первых, не
исполняется, а, во-вторых, если и исполняется, то тогда, когда все
отсуженные суммы превращены инфляцией в насмешку над здравым смыслом и
процессуальным победителем.
Опять-таки особенностью последнего времени является то, что хозяевами
приватизированной собственности стали не скромные законопослушные труженики,
не высоколобые интеллектуалы, не бескорыстные донкихоты, не
подвижники-бессребреники, заботящиеся исключительно о торжестве разума,
порядка и справедливости, а либо мошенники, негодяи и проходимцы, либо
узколобые особи с развитыми кулаками, локтями, коленями и надбровными
дугами, выдающими, по теории Чезаре Ломброзо, склонность к насильственным
преступлениям.
Небольшую часть собственников новой волны, в исключение из общего
правила, составили нормальные люди, далекие от криминала и не умеющие
прибегать к насилию для отстаивания собственных интересов. При отсутствии
государственной власти они остались один на один с особями первого вида и
были обречены на вымирание, но сработал принцип борьбы за жизнь, и они
наняли для отстаивания своих интересов таких же узколобых дегенератов,
умеющих разговаривать с конкурентами на понятном им языке. Так появился
необходимый в условиях беспредела институт прикрытия, быстро и широко
вошедший в новояз постперестроечной эпохи под названием "крыша".
Теперь при возникновении любых проблем как финансового, так и другого
характера (следует отметить, что все проблемы, разрешающиеся
радиоуправляемыми взрывами и автоматной стрельбой, имеют исключительно
имущественную основу) в переговоры вступают "крыши" взаимодействующих сторон
и на основе умения "тереть базар", степени авторитетности в криминальных
кругах, физического превосходства или навыков быстрой и точной стрельбы
решают спор в пользу одной из сторон. Решение "черного арбитража" вступает в
силу немедленно, обжалованию и опротестованию не подлежит, безоговорочно
исполняется не только сторонами, но и третьими лицами и может служить
прецедентом в последующих спорах.
Поэтому любой российский гражданин, встающий на тернистый путь
извлечения доходов, должен найти себе "крышу". Особенно искать и не
приходится: стоит встать с джинсами через руку на "Супермаркете" или вынести
ведро цветов в клинический сквер -- тут же появится человечек, обычно из
"шестерок", который объявит, сколько и кому надо платить. Прикрытием может
быть местный авторитет, трижды судимый дядя Вася, группа спортсменов,
районная блатная "малина", филиал "курирующей" территорию группировки. Чем
круче бизнес, тем солидней "крыша", здесь уже нет места самодеятельности,
дядя Вася и неорганизованные "качки" знают свой уровень и не пытаются
высунуть голову за планку, если не хотят ее потерять. С миллионными доходами
"работают" руководители низовых организаций, с миллиардными -- заправилы
организованной преступности.
В условиях тотальной распродажи всего, что можно продать, и при
систематических задержках нищенских зарплат, "крышу" стали охотно
предоставлять те, кто по долгу службы должен бороться с преступностью, как
организованной, так и не очень. Ментовская, гэбэшная, спецназовская "крыши"
считаются самыми лучшими, потому что, во-первых, сотрудники органов
порядочней откровенных уголовников, во-вторых, на их стороне закон, а
в-третьих, они имеют прямые рычаги воздействия на всевозможных "отморозков",
причем при личной заинтересованности эти рычаги оказываются очень мощными и
высокоэффективными. Да и на "терках" у них явное преимущество: попробуй
"наехать" по-крутому на взаправдашний спецназ!
"Тихпромбанк" имел гэбэшную "крышу". Владимир Николаевич Юмашев много
лет проработал в центральном аппарате на Лубянке, но не оперативником, а
финансистом. Несмотря на сугубо скучную бухгалтерскую профессию, далекую от
романтики глубоко конспиративных акций, специализировался он именно на
материальном обеспечении тайных операций КГБ как внутри страны, так и за
рубежом, а потому являлся одним из самых информированных людей Комитета.
В конце августа 1990 года дальновидные аналитики из ЦК КПСС подготовили
памятную записку "О неотложных мерах по организации коммерческой и
внешнеэкономической деятельности партии", каждый пункт которой Владимир
Николаевич помнил наизусть до сих пор.
-- ...подготовить предложения о создании каких-то новых "промежуточных"
хозяйственных структур (фонды, ассоциации и т.п.), которые при минимальных
видимых связях с ЦК КПСС могли бы стать центрами формирования "невидимой"
партийной экономики;
-- безотлагательно приступить к подготовке предложений об использовании
анонимных форм, маскирующих прямые выходы на КПСС, в развертывании
коммерческой и внешнеэкономической деятельности партии. Рассмотреть, в
частности, вопрос о возможностях присоединения через участие в капитале к
уже функционирующим совместным предприятиям, международным консорциумам и
т.п.;
-- рассмотреть вопросы о создании контролируемого ЦК КПСС банка с
правом ведения валютных операций, об участии партии своими валютными
ресурсами в капитале оперирующих в международном масштабе, контролируемых
хозяйственными организациями друзей... ".
Практическое исполнение партийных задумок, выходящих за пределы
кондиционированных кабинетов, их авторы, как всегда, возложили на боевой
отряд партии. Юмашев заложил финансовую базу концерна "Микропроцессор" (п. 1
Памятной записки), наладил схему кредитования международной фирмы
"Консорциум" (п. 2) и настолько отлично зарекомендовал себя в этой сложной и
деликатной работе, что получил задание создать и возглавить крупный банк с
правом ведения валютных операций (п. З).
Местом дислокации банка был выбран периферийный город, занимающий тем
не менее выгодное геополитическое, удобное географическое и приятное
климатическое положение. Так в Тиходонске появился "Тихпромбанк".
После того как безгранично могучая коммунистическая партия почила в
бозе, ее конспиративные дети продолжили жизнь сами по себе. Благодаря
первоначальным денежным вливаниям и созданной финансовым гением Юмашева
безукоризненной кровеносной системе сироты не только не пропали, но,
наоборот, -- выросли в гигантов, занимающих господствующее положение в
отечественном бизнесе. "Микропроцессор" стал практическим монополистом в
сфере производства и торговли компьютерами, "Консорциум" превратился в
крупнейшую консультационно-посредническую фирму по организации
международного экономического сотрудничества и внешнеэкономической
деятельности, "Тихпромбанк" оформился в надежное и солидное кредитное
учреждение с правом ведения валютных операций.
Во всех названных структурах правили бал бывшие гэбэшники, и Юмашев
взял к себе Тимохина, Ходакова, Митяева, Слепцова и других офицеров из
Системы. Связи самого Юмашева и его людей пронизывали все мало-мальски
значащие социальные слои Тиходонска и столицы, а также криминальные
сообщества. Уровень банка был таким, что не допускал даже возможности
каких-либо "наездов".
А с генеральным директором АО "Прогресс" Тахировым Владимир Николаевич
поддерживал самые дружеские отношения и, поскольку оба были депутатами,
часто встречался и на официальных мероприятиях, и на всевозможных
междусобойчиках. Они неоднократно сотрудничали: банк выдавал немалые кредиты
под залог по-божески оцененной недвижимости, вне очереди пропускал платежи
ведущих тахировских предприятий, закрывал глаза на не вполне законные
обналички.
У них оставались хорошие отношения до последнего дня, когда Тахиров
произнес слова, которые не должен был говорить. А сказав, не должен был
отказываться. Сегодня предстояла "разборка", причем никакие "крыши" в ней не
участвовали, потому что и Юмашев, и Тахиров сами являлись наиболее крутыми
"крышами" в Тиходонске.
"Стрелку" забили не в песчаном карьере или в Задонье, где обычно
стрелялась местная "братва", а в конференц-зале областной администрации,
заправить полный бак, подготовить запаску... Сбоев быть не должно!
Справа мелькнул дорожный указатель с белыми по синему фону буквами:
"Versailles".
-- Куда вам, мсье? Ко дворцу?
-- Нет, Леон. Остановите возле бензоколонки. У меня встреча в
гостинице.
Саваж притормозил у заправки, над которой горела неоновая надпись
"ANTAR". Здесь же располагался небольшой двухэтажный мотель с бистро на
первом этаже.
-- Счастливого пути, Леон.
Снова хлопнула дверца. Саваж дал газ, резко развернулся и рванул
обратно в Париж, стараясь как можно быстрей увеличить разрыв между собой и
опасным пассажиром. Теплый ветер врывался в приоткрытое окно и умиротворяюще
гладил потное лицо и растрепанные волосы. Через полтора километра он
успокоился, а потом и вообще пришел в норму. На этом его миссия завершена.
Кеттлер не пошел в гостиницу. Он зашел в бистро, выпил стаканчик
охлажденного вина и, вновь сверившись с часами, прошел на асфальтовую
площадку за заправкой. Здесь уже стоял перламутровый "Ситроен" с включенными
фарами. Когда Кеттлер подошел ближе, фары мигнули два раза.
-- Здравствуйте. -- На этот раз он поздоровался по-русски, и сидящий за
рулем резидент нелегальной сети ответил также. Пароль, отзыв. Все в порядке.
Кеттлер сел назад. На полу стоял кейс, точно такой, как у него, только
потяжелее. Он сразу взял чемоданчик в руки, а свой поставил на его место.
-- Не люблю работать без подстраховки, -- сказал водитель. -- К
счастью, это случается крайне редко.
-- Что делать, -- философски заметил Кеттлер. -- Я всегда работаю без
подстраховки. И уже привык.
"Ситроен" взял с места и резко набрал скорость. Кеттлер не собирался
осматривать дворцовый комплекс Версаля. Ему надо было в Фонтеной-ле-Флери --
крохотный городок, расположенный неподалеку. Никаких достопримечательностей
в нем не было, зато имелся аэропорт, принимающий в основном частные
самолеты.
Когда они прибыли на место, Кеттлер посидел шесть минут, выбирая время,
потом оставил машину и вышел в шелестящую листвой деревьев ночь. Это был
самый опасный момент всей операции. Но здесь контролировать ситуацию должна
была принимающая сторона. Воздух был свежим, иногда ему казалось, что пахнет
чем-то до боли знакомым -- то ли навозом, то ли перепрелой пшеницей. Он
внимательно слушал окружающую темноту, а левой рукой сжимал "стрелку",
похожую на толстую авторучку.
Впереди включились подфарники. Раз, потом другой. Он приблизился к
большой, похожей на старинный кабриолет машине и остановился в нескольких
метрах. Дверца открылась.
-- Посветите. -- Голос был хриплым, и теперь он говорил по-английски.
Вспыхнул фонарь. Кеттлер перевел дух. Все в порядке. Человек, сидящий в
машине, был хорошо известен не только у себя на родине, но и здесь, в
"третьей стране". И все, кто его знал, никогда не поверили бы, что он
способен проводить тайные ночные встречи во французской провинции. Сейчас он
отдыхал на Ривьере, и вряд ли кто-нибудь, кроме двухтрех доверенных лиц,
узнает про конспиративный выезд из отеля, ночной полет в оба конца, столь же
замаскированное возвращение. Просто завтра он будет спать до полудня,
сославшись на бессонницу и нездоровье...
-- Здравствуйте, -- в который раз за вечер поздоровался Кеттлер и,
шагнув вперед, передал кейс.
Человек взял кейс молча и молча захлопнул дверцу. Заурчал могучий
мотор, и Кеттлер остался один. Если, конечно, где-то здесь не скрывались
люди принимающей стороны. В свежий аромат ночи вплелся бензиновый запах. Он
медленно двинулся назад. Тело было вялым и безвольным, хотя душа ликовала:
пронесло и на этот раз.
"Ситроен" стоял на том же месте. Кеттлер тяжело опустился на заднее
сиденье. Автомобиль тронулся. Руки и ноги дрожали мелкой дрожью. По-научному
это называлось постстрессовым синдромом.
-- Хотите выпить? -- Очевидно, почувствовав его состояние, водитель
протянул назад плоскую, чуть выгнутую фляжку.
-- Что здесь?
-- Водка.
-- Очень патриотично, -- отметил Кеттлер и сделал большой глоток.
В Версале он забрал свой чемоданчик, простился с резидентом и взял
такси до Парижа. После четырехчасового отсутствия господин Эрих Кеттлер,
веселый и слегка выпивший, вернулся в отель "Аленкон". Портье понимающе
улыбнулся. Он знал, какого рода развлечения ищут иностранцы в ночном Париже.
Непонятно одно: какого черта он таскает с собой этот дурацкий кейс?
Тиходонск, 9 февраля 1997 года, 18 часов 20 мину т, минус пять по
Цельсию, поземка.
Лапин проснулся неожиданно, будто от толчка. Не пошевелившись и
продолжая ровно дышать, приоткрыл глаза. Воровато озираясь, Антонина
проверяла карманы пиджака. Он дал ей довести процедуру до конца, а когда
пиджак вновь оказался на стуле, имитировал пробуждение. Сожительница
мгновенно смылась и теперь домовито толклась на кухне.
-- Вот и мой богатенький Лапушок! -- сладенько пропела она, едва Сергей
появился в дверях, и поспешила навстречу. Левой рукой обняла за плечи, тесно
прижалась горячим телом, а правой скользнула в трусы и сноровисто -- сильно,
но осторожно, принялась наминать все, что попалось в жадно распахнутую
ладонь.
-- Не надо, я спешу... -- попытался отговориться Лапин, удивляясь сам
себе -- не в богатяновских правилах отказываться от того, что само идет в
руки. Тем более что еще вчера утром он остро хотел залезть на Тоньку, не
требуя от нее никакой активности -- лишь бы подставилась и дала кончить.
-- А мы быстренько... Мы быстренько... -- лихорадочно шептала она, и он
вспомнил, что она всегда была очень охочей до этого дела, только в последнее
время стала вертеть хвостом, видно, находила искомое на стороне.
-- Бум! -- Тонька скользнула вниз с такой быстротой, что колени гулко
ударились о некрашеные доски пола, но ее это не остановило, она присосалась,
как пиявка, и тут же заработала головой, сразу набрав высокий темп,
постанывая и требовательно урча.
"Ладно, черт с тобой", -- подумал Лапин. Он не испытывал ничего, кроме
брезгливого презрения, и без особых эмоций ожидал неизбежной развязки.
Толстые пальцы судорожно вцепились ему в бедра, гладили кожу, перебирали
волосы, скользили наверх, щекоча промежность и мошонку. В действиях Тоньки
чувствовался до поры до времени тщательно скрываемый профессионализм. "Где ж
она, сука, так напрактиковалась?" Потом рациональные мысли отошли на второй
план, вытесняемые нарастающими ощущениями. Центр эмоций теперь располагался
в низу живота, остро воспринимая горячую ротовую полость, мягкий влажный
язык да изредка задевающие напряженную плоть зубы. Тонька первой принялась
стонать и подпрыгивать, это подстегнуло и его, он дернулся, но почему-то
сдержал рвущиеся наружу звуки, очевидно, чтобы не становиться на одну доску
с охваченной низменными животными чувствами бабой. После вчерашних
упражнений выброс оказался совсем небольшим, и Тонька легко с ним
справилась, впрочем, и полномерные объемы накануне не вызывали у нее
затруднений.
Хотя все закончилось, но пиявка не отлеплялась, Лапину стало больно, и
он оттолкнул ее, рывком освобождая обсмоктанную часть своего тела. Раздался
чмокающий звук, как при прерванном поцелуе, Тонька быстро вытерла губы
обратной стороной ладони, но не торопилась подниматься с колен.
-- Что здесь у тебя? Я никогда не видела... -- все еще хриплым от
возбуждения голосом спросила она.
-- Что ты не видела? -- грубовато поинтересовался Лапин и отстранился.
-- Какие-то шрамы... Раз, два, три... Точечками. И вот здесь, сзади...
Тоже три... Как насквозь прокололи...
Он подошел к окну, нагнулся, всматриваясь в поросшую волосами
внутреннюю поверхность бедра. Действительно, сантиметрах в пяти выше колена
виднелась блестящая плешка рубцовой ткани диаметром миллиметров пять-шесть.
На одной линии кверху проглядывали еще два таких же пятнышка.
-- И вот тут, сзади, -- Тонька услужливо поднесла мутноватое зеркало.
Лапин рассмотрел, что здесь точки были чуть побольше и имели не
круглую, а скорее звездообразную форму.
-- Черт его знает! Может, от аварии! -- Он отстранил сожительницу: --
Не мешай, а то я опоздаю...
Сегодня умывание и бритье были особенно противны: обшарпанные стены,
проржавевший капающий кран, дерущее кожу миллиметровое лезвие, -- все
действовало на нервы. И то, что произошло в убогой кухоньке, только
добавляло раздражения.
-- Чего такой угрюмый? -- добродушно поинтересовалась Тонька, когда он
стал одеваться. -- Не выспался?
-- Да нет, все нормально. Достань мои документы.
-- А завтракать не будешь? -- спросила она, подавая паспорт и военный
билет.
-- Нет, сыт. Где медицинские бумаги?
-- Думаешь, понадобятся? -- Озабоченно покопавшись в шкафу, Антонина
достала полиэтиленовый пакет со справками, выписками и рентгенограммами. Он
тем временем незаметно взял из стола замшевый футлярчик с ключами.
-- Пока!
Лапин вышел на улицу. По обе стороны горбатились отжившие свой век
домишки с дряхлыми фасадами, перекошенными рамами и облупившимися дверями.
По латаным рубероидным крышам шастали предчувствующие близкий март беспутные
коты. На тропинке хрустела под ногами "жужелка" -- так называли здесь печную
золу. Снежные сугробы желтели неровными пятнами и чернели промоинами -- сюда
выплескивали помойные ведра из прилегающих дворов. На углу Богатого
тусовалась группа приблатненных пацанов, Димки среди них не было. При виде
Сергея пацаны перестали материться, приняли степенный вид и вежливо
поздоровались. Вышло это у них довольно неловко, наверное с непривычки.
Хищные крысиные мордочки и вызывающие манеры не позволяли питать иллюзий
относительно будущего богатяновской молодежи.
"Гетто, -- подумал Сергей. -- "Черный" район..."
Странно, но раньше он не воспринимал так придонские трущобы. Да и не
считал их трущобами. Сейчас вокруг лежал чуждый, враждебный мир, в который
он, не признаваясь даже самому себе, не собирался возвращаться. Все свое он
нес с собой: голову, руки, деньги, документы, одежду. В конце концов,
решится вопрос с работой -- можно будет переночевать в гостинице, а за
несколько дней подыскать квартиру в аренду. Пал Палыч и новые коллеги
помогут...
Поднявшись по крутому и довольно скользкому спуску, Лапин попал в
другой мир. Широкие тротуары, отреставрированные фасады зданий, богатые
витрины, потоки автомобилей. Здесь чистили снег и не выливали ссаки прямо на
улицу. И люди выглядели по-другому: чище, ухоженнее, наряднее, здоровей,
наконец. Хотя, возможно, последнее обстоятельство обусловливалось
предыдущими.
Лапину хотелось как-то подогнать себя под стать окружающей цивилизации.
На пути встретилась парикмахерская, он зашел и сделал короткую боксерскую
стрижку, которую раньше никогда не носил. Но, посмотрев в зеркало, остался
доволен: теперь он выглядел резким и энергичным. Заглянул в контору Мелешина
и без проблем получил свои три миллиона. Иметь в кармане крупную сумму денег
становилось привычным -- к хорошему быстро привыкаешь. Затем он отправился в
банк.
В это самое время Терещенко разговаривал о нем с начальником службы
безопасности "Тихпромбанка".
-- Зачем тебе вообще понадобился этот парень? -- Развалившись в черном
кожаном кресле, Тимохин внимательно просматривал какой-то документ.
-- Нам надо ставить акустические и емкостные датчики в филиалах,
оборудовать машины системой "Контур", менять внутренние телекамеры в
основном офисе... Два "Периметра" на складе пылятся, а за них, помнишь,
сколько уплачено? В общем, работы много. А он хороший спец. Даже лучше, чем
я думал. Вчера дал толковые советы по техническим средствам защиты заднего
двора. И даже... Он знает "МК-01"! Но самое интересное, что называет эту
штучку "Сатурном-2"...
-- А это что такое? -- остро глянул Тимохин.
-- Брось! Ты же сам мне и рассказал.
-- Разве? Вряд ли... Ты что-то путаешь. Я вообще никогда такого
названия не слышал...
Тимохин двадцать два года отслужил в Первом главке КГБ, долго занимался
внутренней контрразведкой, поэтому часто темнил и путал следы, даже когда в
этом не было нужды.
-- А почему вчера не сказал?
Накануне, заведя Лапина на тестирование в службу персонала, Терещенко
разговаривал с начальником СБ, но тот спешил и особого интереса к новичку не
проявил.
Первое Главное управление КГБ СССР -- внешняя разведка, ныне СВР РФ.
-- Вчера вообще разговора не было. Так, в общих чертах...
-- В общих, говоришь? -- Тимохин усмехнулся. -- Ну расскажи сейчас
поподробней...
Выслушав подчиненного, начальник СБ усмехнулся еще раз.
-- Значит, простой бедный парень, технарь, еле сводит концы с концами?
Ну-ну... Знаешь, как он, распрощавшись с тобой, провел вчера время?
-- Как? Значит, ты... Ну ты даешь!
-- Я просто никогда не расслабляюсь. Так вот, слушай: вначале зашел в
ЦУМ и отоварился на миллион семьсот. Костюм, сорочка, галстук, все как
положено, даже французская туалетная вода...
Довольный произведенным эффектом, Тимохин заглянул в свой листок.
-- Затем зашел в детский дом, ну это похвально... Потом пообедал в
ресторане на двести пятьдесят тысяч, культурно: белое вино к устрицам,
водочка под горячее, радужная форель и все такое... Потом заглянул в магазин
и накупил на двести тысяч деликатесов. Ты, кстати, ел когда-нибудь суп из
омара? А орхидею покупал жене или кому-то еще?
-- И что из этого следует? Что он американский шпион? Брось! Я его знаю
несколько лет, он тут вырос у всех на виду! Уезжал на несколько лет, да и то
-- армия и режимный завод! Ему вчера отдали долг, вот и гулял на радостях!
-- Может быть, -- согласился Тимохин. -- Я же ничего не говорю. Просто
рассказываю, как он провел вчерашний день. А знаешь, каковы результаты
тестирования? Коэффициент интеллекта -- пятьдесят восемь по
семидесятибалльной шкале, как у меня. У тебя, кстати, сколько -- я что-то
подзабыл...
-- Пятьдесят пять, -- неохотно признался Терещенко, зная, что начальник
СБ никогда и ничего не забывает.
-- Вот видишь, -- неизвестно к чему сказал бывший чекист. -- Смотрим
дальше: способность к риску -- шестьдесят, волевые качества -- шестьдесят
два, гибкость поведения -- сорок девять, быстрота реакции -- пятьдесят
восемь, настойчивость -- шестьдесят один, ну и так далее. Как понимаешь, это
очень высокие показатели, выше, чем у многих наших сотрудников, да и чем у
нас с тобой, пожалуй...
-- И чем это плохо?
-- Да ничем... Он мог стать дипломатом, разведчиком,
летчиком-истребителем, командиром спецназа... А стал... Кем он стал?
Практически никем! Так? Вот тебе одна странность.
-- Есть и другие?
-- Есть. При высоких "разгоняющих" характеристиках у него очень высоки
и "тормозящие". Так не бывает! Смотрим: застенчивость -- сорок восемь,
сомнения в собственных возможностях -- сорок пять, неуверенность в себе --
пятьдесят один... Это как раз и характерно для такого, каков он есть, -- для
никакого! Но разве могут в одном человеке уживаться две личности?
-- У него была травма головы, все в мозгах и перемешалось...
-- А зачем нам психи?
-- Значит, ты против?
-- Ну почему же! Давай посмотрим на него пристальней, проверим. Может,
он и нужный нам парень... "Сатурн-2", говоришь? Очень интересно!
Терещенко встал.
-- Так что с ним делать?
-- Как обычно. Полиграф, потом беседа. Со мной.
Пал Палыч представил, какой будет эта беседа, и почесал в затылке. Тут
на столе Тимохина ожил интерфон.
-- Петр Алексеевич, Терещенко у вас? -- Приятный женский голос ворвался
в кабинет, несколько разрядив обстановку.
-- У меня, Ирочка, -- чуть улыбнувшись, ответил Тимохин. Хотя Пал Палыч
не был профессиональным чекистом, но понял: слухи о том, что Ирочка
скрашивает шефу жизнь не только голосом, возникли не на пустом месте.
-- К нему человек на проходной. Лапин его фамилия.
-- Пусть пропустят, -- скомандовал Тимохин. -- Точнее, пусть сопроводят
на второй этаж, к Слепцову.
-- Поняла, -- мягко ответила Ирочка и отключилась.
-- Давай, занимайся, -- кивнул Петр Алексеевич. На миг воцарилась
тишина. Оба подумали об одном и том же.
-- Когда вернется Юмашев? -- спросил Пал Палыч.
Начальник СБ пожал плечами и тяжело вздохнул.
-- Кто ж это знает?
Оба помрачнели. Может быть, сейчас решается судьба банка, а
следовательно, и их судьба. А это куда важней судьбы какого-то Лапина.
Когда встает вопрос о судьбе любого приносящего доход предприятия, --
коммерческого ларька, пирожковой на два столика, магазина "универсам",
центрового ресторана, автомобильной стоянки, продуктового или центрального
рынка, металлургического комбината, автогигантов "ВАЗ", "ЗИЛ" или "АЗЛК",
нефтегазового комплекса страны, всей отрасли золотодобывающей
промышленности, -- словом, любого лакомого куска приватизированного пирога,
в силу вступают неписаные, но строгие законы последнего времени, которые в
отличие от государственных законов исправно действуют и неукоснительно
исполняются.
Потому что в отличие от времен развитого социализма, когда и магазин, и
отрасль были государственными, а следовательно, ничьими, в нынешние времена
каждый "объект" поит, кормит, одевает, обеспечивает достаток и власть
конкретным людям, которых не устраивает многолетняя волокита арбитражного
суда, решение которого к тому же ничего не значит, потому что, во-первых, не
исполняется, а, во-вторых, если и исполняется, то тогда, когда все
отсуженные суммы превращены инфляцией в насмешку над здравым смыслом и
процессуальным победителем.
Опять-таки особенностью последнего времени является то, что хозяевами
приватизированной собственности стали не скромные законопослушные труженики,
не высоколобые интеллектуалы, не бескорыстные донкихоты, не
подвижники-бессребреники, заботящиеся исключительно о торжестве разума,
порядка и справедливости, а либо мошенники, негодяи и проходимцы, либо
узколобые особи с развитыми кулаками, локтями, коленями и надбровными
дугами, выдающими, по теории Чезаре Ломброзо, склонность к насильственным
преступлениям.
Небольшую часть собственников новой волны, в исключение из общего
правила, составили нормальные люди, далекие от криминала и не умеющие
прибегать к насилию для отстаивания собственных интересов. При отсутствии
государственной власти они остались один на один с особями первого вида и
были обречены на вымирание, но сработал принцип борьбы за жизнь, и они
наняли для отстаивания своих интересов таких же узколобых дегенератов,
умеющих разговаривать с конкурентами на понятном им языке. Так появился
необходимый в условиях беспредела институт прикрытия, быстро и широко
вошедший в новояз постперестроечной эпохи под названием "крыша".
Теперь при возникновении любых проблем как финансового, так и другого
характера (следует отметить, что все проблемы, разрешающиеся
радиоуправляемыми взрывами и автоматной стрельбой, имеют исключительно
имущественную основу) в переговоры вступают "крыши" взаимодействующих сторон
и на основе умения "тереть базар", степени авторитетности в криминальных
кругах, физического превосходства или навыков быстрой и точной стрельбы
решают спор в пользу одной из сторон. Решение "черного арбитража" вступает в
силу немедленно, обжалованию и опротестованию не подлежит, безоговорочно
исполняется не только сторонами, но и третьими лицами и может служить
прецедентом в последующих спорах.
Поэтому любой российский гражданин, встающий на тернистый путь
извлечения доходов, должен найти себе "крышу". Особенно искать и не
приходится: стоит встать с джинсами через руку на "Супермаркете" или вынести
ведро цветов в клинический сквер -- тут же появится человечек, обычно из
"шестерок", который объявит, сколько и кому надо платить. Прикрытием может
быть местный авторитет, трижды судимый дядя Вася, группа спортсменов,
районная блатная "малина", филиал "курирующей" территорию группировки. Чем
круче бизнес, тем солидней "крыша", здесь уже нет места самодеятельности,
дядя Вася и неорганизованные "качки" знают свой уровень и не пытаются
высунуть голову за планку, если не хотят ее потерять. С миллионными доходами
"работают" руководители низовых организаций, с миллиардными -- заправилы
организованной преступности.
В условиях тотальной распродажи всего, что можно продать, и при
систематических задержках нищенских зарплат, "крышу" стали охотно
предоставлять те, кто по долгу службы должен бороться с преступностью, как
организованной, так и не очень. Ментовская, гэбэшная, спецназовская "крыши"
считаются самыми лучшими, потому что, во-первых, сотрудники органов
порядочней откровенных уголовников, во-вторых, на их стороне закон, а
в-третьих, они имеют прямые рычаги воздействия на всевозможных "отморозков",
причем при личной заинтересованности эти рычаги оказываются очень мощными и
высокоэффективными. Да и на "терках" у них явное преимущество: попробуй
"наехать" по-крутому на взаправдашний спецназ!
"Тихпромбанк" имел гэбэшную "крышу". Владимир Николаевич Юмашев много
лет проработал в центральном аппарате на Лубянке, но не оперативником, а
финансистом. Несмотря на сугубо скучную бухгалтерскую профессию, далекую от
романтики глубоко конспиративных акций, специализировался он именно на
материальном обеспечении тайных операций КГБ как внутри страны, так и за
рубежом, а потому являлся одним из самых информированных людей Комитета.
В конце августа 1990 года дальновидные аналитики из ЦК КПСС подготовили
памятную записку "О неотложных мерах по организации коммерческой и
внешнеэкономической деятельности партии", каждый пункт которой Владимир
Николаевич помнил наизусть до сих пор.
-- ...подготовить предложения о создании каких-то новых "промежуточных"
хозяйственных структур (фонды, ассоциации и т.п.), которые при минимальных
видимых связях с ЦК КПСС могли бы стать центрами формирования "невидимой"
партийной экономики;
-- безотлагательно приступить к подготовке предложений об использовании
анонимных форм, маскирующих прямые выходы на КПСС, в развертывании
коммерческой и внешнеэкономической деятельности партии. Рассмотреть, в
частности, вопрос о возможностях присоединения через участие в капитале к
уже функционирующим совместным предприятиям, международным консорциумам и
т.п.;
-- рассмотреть вопросы о создании контролируемого ЦК КПСС банка с
правом ведения валютных операций, об участии партии своими валютными
ресурсами в капитале оперирующих в международном масштабе, контролируемых
хозяйственными организациями друзей... ".
Практическое исполнение партийных задумок, выходящих за пределы
кондиционированных кабинетов, их авторы, как всегда, возложили на боевой
отряд партии. Юмашев заложил финансовую базу концерна "Микропроцессор" (п. 1
Памятной записки), наладил схему кредитования международной фирмы
"Консорциум" (п. 2) и настолько отлично зарекомендовал себя в этой сложной и
деликатной работе, что получил задание создать и возглавить крупный банк с
правом ведения валютных операций (п. З).
Местом дислокации банка был выбран периферийный город, занимающий тем
не менее выгодное геополитическое, удобное географическое и приятное
климатическое положение. Так в Тиходонске появился "Тихпромбанк".
После того как безгранично могучая коммунистическая партия почила в
бозе, ее конспиративные дети продолжили жизнь сами по себе. Благодаря
первоначальным денежным вливаниям и созданной финансовым гением Юмашева
безукоризненной кровеносной системе сироты не только не пропали, но,
наоборот, -- выросли в гигантов, занимающих господствующее положение в
отечественном бизнесе. "Микропроцессор" стал практическим монополистом в
сфере производства и торговли компьютерами, "Консорциум" превратился в
крупнейшую консультационно-посредническую фирму по организации
международного экономического сотрудничества и внешнеэкономической
деятельности, "Тихпромбанк" оформился в надежное и солидное кредитное
учреждение с правом ведения валютных операций.
Во всех названных структурах правили бал бывшие гэбэшники, и Юмашев
взял к себе Тимохина, Ходакова, Митяева, Слепцова и других офицеров из
Системы. Связи самого Юмашева и его людей пронизывали все мало-мальски
значащие социальные слои Тиходонска и столицы, а также криминальные
сообщества. Уровень банка был таким, что не допускал даже возможности
каких-либо "наездов".
А с генеральным директором АО "Прогресс" Тахировым Владимир Николаевич
поддерживал самые дружеские отношения и, поскольку оба были депутатами,
часто встречался и на официальных мероприятиях, и на всевозможных
междусобойчиках. Они неоднократно сотрудничали: банк выдавал немалые кредиты
под залог по-божески оцененной недвижимости, вне очереди пропускал платежи
ведущих тахировских предприятий, закрывал глаза на не вполне законные
обналички.
У них оставались хорошие отношения до последнего дня, когда Тахиров
произнес слова, которые не должен был говорить. А сказав, не должен был
отказываться. Сегодня предстояла "разборка", причем никакие "крыши" в ней не
участвовали, потому что и Юмашев, и Тахиров сами являлись наиболее крутыми
"крышами" в Тиходонске.
"Стрелку" забили не в песчаном карьере или в Задонье, где обычно
стрелялась местная "братва", а в конференц-зале областной администрации,