Страница:
Терзаемый сомнениями в истинности раскола как особого учения и видя постоянную грызню главарей с каждым годом множившихся толков и согласий по ничтожным поводам, он уходит в Переславль-Залесский, становится сначала послушником, а затем и игуменом Никольского на болоте монастыря.
В Переславле произошла встреча Питирима с молодым царем Петром I, создававшим на Плещеевом озере свой "потешный" флот. Их беседы и определили на долгие годы судьбу Питирима, взявшего на себя миссию проповедника истин среди "заблудших раскольщиков".
В 1707 году Питирим с несколькими учениками стал свершать свой "подвиг" в лесах Заволжья. Несмотря на постоянные насмешки со стороны его бывших сотоварищей по расколу, обвинения в предательстве и прямые угрозы физической расправы, он за семь лет проповеднической деятельности обратил в православие около 2000 раскольников. Но со стороны нижегородских митрополитов, державшихся умеренных взглядов на раскол, поддержки он не получал. Тогда 8 марта 1715 года Питирим обратился к Петру I с довольно смелым письмом-требованием: "...в Балахонском и Юрьевецком уездах велено мне, богомольцу Вашему, обращать и в соединение ко святей церкви приводить раскольников... по прошлой 1714 год духовнова и мирскова чину обоих полов из расколу обратилось... больше 2000 человек... всенижайше требую, дабы повелено было именным Вашего Величества указом как главным, так и прочим той губернии правителям подкрепить, дабы они в том были помогательны, а не препинательны и в том бы меня, богомольца вашего и посланных моих старцев же, от всего охраняли и в том дать указ с прочетом..."
Ответ Петра I от 13 марта того же года из Санкт-Петербурга был категоричен: "По сему прошению отца игумена Питирима запрещается всем ему возбранять в сем его равноапостольском деле; но повелевается паче ему вспомогать. Ежели же кто... ему препятствовать будет, тот без всякого милосердия казнен будет смертию, яко враг святыя церкви; а буде кто из начальствующих не будет помогать, тот лишен будет имения своего".
Спустя три года в личном письме от 2 марта 1718 года нижегородскому вице-губернатору Ю. А. Ржевскому Петр I настрого наказывал ему во всем советоваться "с епископом Питиримом тайно". Это письмо Петра I послужило как бы приказом избрания Питирима епископом, коим он тогда еще не был.
Получив таким образом особые полномочия и поняв, что индивидуальными беседами-диспутами можно обратить в лоно официальной церкви лишь сотни раскольников, тогда как за это же время ряды их пополнятся новыми тысячами приверженцев, Питирим пришел к мысли о необходимости взорвать основу идеологии раскольничества, доказав всенародно ее несостоятельность. Для этого он составил 130 вопросов, касающихся толкования обрядов и догматов вероучения и потребовал письменного на них ответа.
Расколоучители отлично поняли, что готовится западня, и, чтобы хоть как-то оттянуть время, предложили Питириму для ответа свои встречные 240 вопросов. Однако Питирим был достаточно начитан, потому быстро составил свои ответы расколоучителям и в который уж раз потребовал от них указания точного времени и места для всенародного диспута по основным положениям ответов. Но прошел 1717, 1718, наступил 1719 год, а расколоучители не спешили. За это время в руководстве нижегородской епархией произошло существенное изменение: митрополита Сильвестра, относившегося к раскольникам примиренчески, перевели в Смоленск, а 23 марта 1719 года местным епископом был рукоположен Питирим.
Теперь уже как глава Нижегородской епархии он вызвал диакона Александра "с сотоварыщи", в свою кремлевскую резиденцию и обвинил их в "неправости", одновременно назначил время и место для обмена ответами - 1 октября 1719 года, село Пафнутово Балахнинского уезда. Эти события достаточно живописно и описаны в романе В. И. Костылева.
Действие романа происходит в самых отдаленных друг от друга районах Нижегородского края: в самом Нижнем Новгороде, лесном Заволжье, в известном на весь мир торговом Макарьеве. Однако описания конкретных мест событий носят порой весьма общий характер, и это вызывает необходимость довоссоздания их исторического образа. Прежде всего следует несколько слов сказать о самом Нижнем Новгороде петровской поры.
К концу XVII столетия Нижний Новгород был одним из крупнейших торгово-промышленных, культурных и военно-стратегических центров Русского государства. В городе насчитывалось более 3300 дворов, из числа которых 827 усадеб принадлежало пушкарям, затинщикам и стрельцам гарнизона.
Раскинувшийся вдоль волжско-окского берега Нижний посад был застроен почти исключительно каменными лавочными корпусами и амбарами, промышленными зданиями кожевенной мануфактуры купцов С. Задорина и В. Шорина, палатами и зимовыми дворами именитых людей Строгановых, бояр, царя, патриарха и подворьями крупных монастырей-феодалов России. Надо всем этим господствовало многоглавие девяти каменных храмов, отмечая небольшие внутригородские площади.
С середины XVII века, со времени официального учреждения под стенами Макарьев-Желтоводского монастыря знаменитой ярмарки, Нижний Новгород приобрел еще значение главной перевалочной базы товаров как русского, так и иностранного купечества, их зимовой квартиры, места найма каждогодно сотен тысяч работных в судовые команды.
Именно таким описал в 1703 году Нижний Новгород Корнилий де Бруин, увидевший живописную панораму города с шедшего по Оке на волжский рейд корабля: "...прибыли, наконец, к верфи, которая тянется вдоль реки до самого предместья Нижняго, в котором первый представился нам прекрасный большой каменный монастырь, окруженный такою же стеною (Благовещенский. Н. Ф.); каменная церковь (Спаса. - Н. Ф.) по середине, тоже окруженная каменными и деревянными домами, простирающимися до самой реки; другая каменная церковь довольно большая и изящно построенная (Строгановская. Н. Ф.) против горы, тоже окруженная со всех сторон домами.
Затем показался город... с кремлем на скале при слиянии Оки с Волгою. Город обнесен прочною каменною стеною и нужно прежде пройти большую длинную улицу или базар, чтобы очутиться у Ивановских ворот, которыя находятся на берегу реки. Ворота эти построены из больших и толстых камней и сами по себе чрезвычайно толсты и низки для прохода. Через эти ворота, поднимаясь постоянно в гору, проходишь по большой улице, покрытой деревянными мостами, до других ворот Димитровских. Близ сих ворот стоит лучшая каменная церковь, называемая Собор, с пятью главами, окрашенными зеленою краскою (муравленой черепицей. - Н. Ф.) и украшенными сверху красивыми крестами; подле церкви большой каменный, отлично сооруженный дворец Митрополита, в середине котораго изящная небольшая церковь с колокольнею, а за тем еще две церкви, одна деревянная, другая каменная (Духовской монастырь. - Н. Ф.)..."
Путешественника поразила своими размерами Дмитриевская башня, под стенами которой с напольной стороны тогда еще пролегал глубокий крепостной ров с переброшенным через него арочным каменным мостом прямо к пятиугольной отводной башне-стрелице, стоявшей в районе начала современной улицы Фигнер.
К башне сбегались многие улицы города: Старая Никольская, Покровская, Алексеевская, Большая Печерская, Стрелецкая, за пределами городского Большого острога продолжавшиеся дорогами на Казань, Арзамас и Москву. В районе площади располагалось несколько каменных и деревянных храмов, просторная таможенная каменная же палата, а возле нее - небольшой торг (место современного Мытного рынка).
Как и во всех средневековых русских городах, нередкие пожары были страшным бедствием, особенно для малоимущих посадских. Многократно горел в начале XVIII столетня и Нижний Новгород, в том числе и 25 июля 1715 года, когда "в первом часу в зачатском девичье Монастыре загорелось и от того выгорело большая половина всего Града вверх по Оке версты на три...".
Во время этого пожара выгорел и кремлевский духовный приказ, возведенный еще в 1670-х годах первым нижегородским митрополитом Филаретом. В обход именного указа Петра I от 1714 года, которым были запрещены по всем городам России каменные работы, а каменщики, кирпичники, кузнецы, плотники, резчики по дереву и камню из Нижнего Новгорода переведены в новостроящуюся столицу Санкт-Петербург, митрополичий дворец к 1718 году был кардинально перестроен.
На каменном первом этаже главных покоев был срублен деревянный жилой этаж с высокой шатровой кровлей "с подзоринами", а его стены расписаны снаружи "розными красками". Официальную приемную - крестовую палату, к которой по обычаю примыкала пятиглавая церковь, перекрыли новым сводом и к ней пристроили кирпичную столовую с тремя ценинными печами и стройную шатровую колокольню. В этих строениях и развертывались многие события, описанные в романе "Питирим".
В. И. Костылев неоднократно переносит действие романа и в окрестности Благовещенского монастыря, в район Канавинского перевоза. Можно, пожалуй, не согласиться с автором, описавшим эти места чуть ли не пустынными, где в пещерах обрывистого берега якобы могли укрываться беглые.
В начале XVIII века окрестности Благовещенского монастыря оставались едва ли не самыми густо заселенными в городе. Возле самого монастыря, представлявшего собой развитый архитектурный ансамбль с шестью храмами и множеством жилых и хозяйственного назначения каменных зданий, располагались его слободы с более чем шестьюстами дворами, занимавшими не только взгорья, но и весь берег. Район же постоянно действующего Канавинского перевоза, сдававшегося погодно на оброк откупщикам и считавшегося одним из доходных предприятий, действовал практически круглосуточно, так как им Нижний Новгород был связан не только с заречными Гривкой и Канавинской слободой, но и многодворной усадьбой Строгановых, с крупными торгово-промышленными посадами Балахны и Городца. Через Канавинский же перевоз пролегали главные ямские тракты из Нижнего Новгорода мимо Пуреха на Ярославль, а через Василеву слободу и Юрьевец-Поволжский - на Кострому.
В романе неоднократно упоминается знаменитая Макарьевская ярмарка, с 1700 - 1703 годов перешедшая в прямое ведение государства. Для охраны покоя торгующих сюда ежегодно присылались воинские команды, которые ни в коем случае не могли допустить вооруженных людей, тем более целые группы их, на территорию торга. Каждый праздношатающийся без "письменного вида" мог быть схвачен и отправлен в оковах на галеры петровского флота, на уральские рудники Демидовых.
Подчеркнем особо, что в середине XVII века раскол как социально-религиозное течение отражал прежде всего протест трудового народа против усиливающегося с каждым годом гнета, против окончательно оформившегося в России крепостничества и носил ярковыраженный антифеодальный характер. Ф. Энгельсом отмечено, что революционная "оппозиция феодализму проходит через все средневековье. Она выступает, соответственно условиям времени, то в виде мистики, то в виде открытой ереси, то в виде вооруженного восстания". Во времена же Петра I расколоучители проповедовали полный отказ от всего нового, в том числе прогрессивного, обращаясь только в призрачное прошлое. Таким образом, в борьбе с расколом, в котором Петр I видел злейшего врага своим многочисленным реформам и начинаниям, охватившим все стороны государственного устройства и жизни русского общества, он был непримирим. Собственно, Петр I лишь продолжил, хотя и более ожесточенно, политику своего отца Алексея Михайловича, старшего брата Федора Алексеевича и сестры - царевны Софьи. В 1716 - 1723 годах действовали еще преимущественно законы XVII века и прежде всего - 1685 года "О учинении наказания и казни еретикам и раскольникам".
Немалое число указов о борьбе с расколом, кликушеством и суевериями принадлежало лично Петру I. Наказы жечь безжалостно "раскольников и богохулителей" содержат Воинский (30 марта 1716 года) и Морской (13 января 1720 года) уставы, Духовный регламент в должности епископской (14 февраля 1721 года), указы от 23 декабря 1713, 2 июня 1715, 15 мая и 16 июля 1722, 16 декабря 1723, 11 февраля и 19 октября 1724 годов.
Таким образом, общий дух непримиримости к расколу официальных властей и лично Петра I в романе В. И. Костылева передан вполне обоснованно.
Питирим в романе показан чрезвычайно активным, влиятельным, скорее светским, чем духовным, властителем в Нижегородском крае, что вполне соответствует историческим данным. Но, пожалуй, главным, прогрессивно оцениваемым наследием Питирима можно считать учрежденные им школы, о которых автор сообщает в романе вскользь и вне временных рамок.
Эллино-греческая и славяно-русская грамматические школы были созданы Питиримом при своем кремлевском дворце в 1721 году, хотя только 29 октября 1723 года по именному указу Петра I и приговору Синода было велено обучать "во всех архиерейских домех священно-служительских и причетнических детей грамматике и протчих к познанию священнаго писания приличных наук".
Таким образом, Нижний Новгород оказался в числе первых городов России, зачинателей широкого образования среди подрастающего поколения, способного для службы в различных, в том числе и государственных, учреждениях. При этом настрого предписывалось "причетнических детей, которые в подушной оклад будут не включены и к школьному учению по летам их потребны, - всех которые в учении быть и не похотят, неволею взять в школы и учить к надежде лучшаго...". Так ранее привилегированное, не облагавшееся податями духовное сословие, приспосабливалось к нуждам государственного устройства.
В романе В. И. Костылева названо немало действительно некогда живших в Нижнем Новгороде людей: А. Ф. Олисов, Я. И. Пушников, Г. Д. Строганов, имена которых взяты из древних хроник. Но заметим, что авторский рассказ о них не всегда соотносится с историческими данными. Так, например, нижегородский купец Афонасий Фирсович Олисов выведен деятельным предпринимателем, активным сторонником старообрядчества, финансировавшим акции расколоучителей, в том числе и разбойничий отряд Софрона. Однако обратимся к биографии А. Ф. Олисова. Впервые нижегородец гостиной сотни Фирс Олисов с сыном Афонасием назван как "полтора человека" в 1647 году. Следовательно, Афонасию Фирсовичу было не менее пятнадцати лет, и он уже начинал посильно принимать участие в торговых делах отца. В 1660-х годах А. Олисов предпринимал неоднократно самостоятельные попытки организации то мыловаренного, то кожевенного промыслов, то налаживал отъезжий торг. Но только получив в 1672 году должность управляющего рыбными и соляными яицко-астраханскими промыслами, он смог не только обогатиться в течение пяти лет службы, но и получил высокое купеческое звание гостя, давшее ему право устанавливать торговые связи и по городам России, и с зарубежьем.
В конце XVII века А. Олисов жил на Ильинской горе возле отстроенной еще в 1672 году своим коштом каменной Успенской церкви. На торгу Нижнего посада у него было 3 лавки, 3 амбара, собственная судовая пристань и зимовой "кладной" двор. А. Олисов торговал в Ярославле, Москве, Казани солью, хлебом и восточными товарами, имел в районе Царицына откупные рыбные ловли с ватагой на 22 лодках, неоднократно избирался нижегородским таможенным головой и земским старостой.
Таким образом, в последней четверти XVII века А. Олисов был весьма активным предпринимателем и общественным деятелем в жизни нижегородского посада. Но к 1704 году он оказался уже в весьма преклонных летах и к тому же, как сам писал, "в скорбях, в безпамятстве своем и в старосте". Так что ко времени повествования романа ему было бы далеко за 80 лет и активным деятелем времени Питирима А. Олисов быть не мог. Скорее всего, к 1719 году его уже не было в живых.
Нечто аналогичное произошло и с рассказом о Григории Дмитриевиче Строганове, который в изначальном варианте романа показан весьма деятельным. Не ставя целью описывать подробно пребывание Г. Д. Строганова в Нижнем Новгороде, отметим, что он навсегда съехал отсюда в 1705 году, после введения государственной монополии на продажу соли, а в 1715 году скончался, так что участником событий романа Г. Д. Строганов быть не мог. Наследником его нижегородского владения во времена Питирима оставался сын Александр Григорьевич, который и упоминается среди действующих лиц романа в его последней редакции.
Однако эти частные замечания ни в коей мере не умаляют достоинств романа, ибо автор художественного произведения имеет право на творческий вымысел и отнюдь не обязан неукоснительно следовать историческим фактам, хотя это и желательно в историко-художественном произведении.
Приезду в мае 1722 года в Нижний Новгород Петра I в романе уделено немало строк. Живописно описана встреча каравана судов во главе с галерой Петра I, его празднование своего 50-летия в хоромах Строганова и осмотр неповторимой по красоте Рождественской церкви, о которой было сложено немало легенд. Один из вариантов сказаний о причинах временного закрытия этого храма приводится в романе. Однако подлинные события, на наш взгляд, более полно характеризуют Петра I и заслуживают своего воссоздания, хотя бы в виде краткой хроники.
Императорский караван судов, миновав Павлов острог и Дудин монастырь, прибыл к Нижнему Новгороду по Оке 26 мая 1722 года. Галера Петра I с 95 гребцами легко оставляла позади себя другие суда, тем более что ее вели опытные лоцманы, крестьяне села Дединова Вавил Перфильев и Илья Тремякин. После торжественной встречи на пристанях Нижнего посада Петр I с женой Екатериной I и цесаревной Анной остановился дневать в кремлевском дворце Питирима. Первые дни пребывания в Нижнем Новгороде у Петра I были заняты осмотром приготовленных здесь для выхода с Волги на Каспий судов, и лишь организованная 28 мая слугами травля собаками свиней на берегу Волги позабавила императора и отвлекла на несколько минут от столь важного дела.
Самым напряженным и торжественным для Петра I в Нижнем Новгороде оказалось 30 мая, день его 50-летия. С утра громогласными трубами, волторнами и барабанами именинника величали солдаты Семеновского и Преображенского полков, после чего Петр I лично раздал своей любимой гвардии сотню рублей. А перед этим всенощную (ночную предпраздничную службу) он выстоял в Рождественской церкви Строгановых, побывав в их усадьбе, где и остался чем-то недоволен, так что действительно приказал закрыть храм на несколько лет - вплоть до своей кончины. Причиной этого вряд ли было устройство в подклетье церкви старообрядческой молельни, а скорее всего - увиденные Петром I иконы, по одной из версий о закрытии храма, написанные Л. Караваком для столичного Петропавловского собора.
Косвенно эту версию подтверждает факт, что среди свиты Петра I в Нижнем Новгороде в 1722 году действительно был Людовик Каравак, на которого император за что-то гневался, и лишь заступничество Екатерины I, портрет которой художник писал во время долгого и скучного пути, тогда защитило его.
Литургию 30 мая Петр I выслушал в кремлевском Спасо-Преображенском соборе, и когда поинтересовался о захороненных в нем именитостях, то приказал показать прежде всего гробницу Козьмы Минина и, поклонившись перед его прахом, произнес слова: "На сем месте погребен освободитель и избавитель России. Что можно больше сего придать к славе его?" Затем Петр I со свитой "изволил откушать" в каменных двухэтажных палатах нижегородского бургомистра Я. Пушникова, располагавшихся на Верхнем посаде прямо напротив Пороховой башни кремля в бывшей Стрелецкой улице (место здания Нижегородской семинарии, а не в палатах Пушникова за Почайной, как это нередко сообщается в краеведческой литературе), посетил нижегородский острог, где раздал тюремным сидельцам милостыню, а затем принял некогда взятых в плен шведов во главе с Яганом Литенем. Эта встреча напомнила Петру I славную победу под Полтавой, поэтому, одарив щедро каждого из 22 бывших пленных деньгами, он приказал их с миром отпустить в Швецию.
Лишь в ночь на 31 мая караван судов Петра I двинулся дальше. Впереди, как и прежде, двигалась галера с 93 гребцами и лоцманом Григорием Пономаревым, крестьянином заволжской Боровской слободы.
Пролистаны главы романа. Перед читателем встала во всей многосложности и противоречивости оценок панорама жизни Нижегородского Поволжья начала XVIII века. В те далекие, грозные времена нас переносит не только занимательный сюжет, бурно развивающиеся события, колоритно выписанные образы героев, но и сама лексика, несмотря на архаичность выражений, легко понимаемая нами, людьми иного, XX века. И мы благодарны писателю Валентину Ивановичу Костылеву за этот великий дар - приобщение к славной странице отечественной истории, истории нашего древнего Нижегородского края.
Н. Ф. ФИЛАТОВ.
В Переславле произошла встреча Питирима с молодым царем Петром I, создававшим на Плещеевом озере свой "потешный" флот. Их беседы и определили на долгие годы судьбу Питирима, взявшего на себя миссию проповедника истин среди "заблудших раскольщиков".
В 1707 году Питирим с несколькими учениками стал свершать свой "подвиг" в лесах Заволжья. Несмотря на постоянные насмешки со стороны его бывших сотоварищей по расколу, обвинения в предательстве и прямые угрозы физической расправы, он за семь лет проповеднической деятельности обратил в православие около 2000 раскольников. Но со стороны нижегородских митрополитов, державшихся умеренных взглядов на раскол, поддержки он не получал. Тогда 8 марта 1715 года Питирим обратился к Петру I с довольно смелым письмом-требованием: "...в Балахонском и Юрьевецком уездах велено мне, богомольцу Вашему, обращать и в соединение ко святей церкви приводить раскольников... по прошлой 1714 год духовнова и мирскова чину обоих полов из расколу обратилось... больше 2000 человек... всенижайше требую, дабы повелено было именным Вашего Величества указом как главным, так и прочим той губернии правителям подкрепить, дабы они в том были помогательны, а не препинательны и в том бы меня, богомольца вашего и посланных моих старцев же, от всего охраняли и в том дать указ с прочетом..."
Ответ Петра I от 13 марта того же года из Санкт-Петербурга был категоричен: "По сему прошению отца игумена Питирима запрещается всем ему возбранять в сем его равноапостольском деле; но повелевается паче ему вспомогать. Ежели же кто... ему препятствовать будет, тот без всякого милосердия казнен будет смертию, яко враг святыя церкви; а буде кто из начальствующих не будет помогать, тот лишен будет имения своего".
Спустя три года в личном письме от 2 марта 1718 года нижегородскому вице-губернатору Ю. А. Ржевскому Петр I настрого наказывал ему во всем советоваться "с епископом Питиримом тайно". Это письмо Петра I послужило как бы приказом избрания Питирима епископом, коим он тогда еще не был.
Получив таким образом особые полномочия и поняв, что индивидуальными беседами-диспутами можно обратить в лоно официальной церкви лишь сотни раскольников, тогда как за это же время ряды их пополнятся новыми тысячами приверженцев, Питирим пришел к мысли о необходимости взорвать основу идеологии раскольничества, доказав всенародно ее несостоятельность. Для этого он составил 130 вопросов, касающихся толкования обрядов и догматов вероучения и потребовал письменного на них ответа.
Расколоучители отлично поняли, что готовится западня, и, чтобы хоть как-то оттянуть время, предложили Питириму для ответа свои встречные 240 вопросов. Однако Питирим был достаточно начитан, потому быстро составил свои ответы расколоучителям и в который уж раз потребовал от них указания точного времени и места для всенародного диспута по основным положениям ответов. Но прошел 1717, 1718, наступил 1719 год, а расколоучители не спешили. За это время в руководстве нижегородской епархией произошло существенное изменение: митрополита Сильвестра, относившегося к раскольникам примиренчески, перевели в Смоленск, а 23 марта 1719 года местным епископом был рукоположен Питирим.
Теперь уже как глава Нижегородской епархии он вызвал диакона Александра "с сотоварыщи", в свою кремлевскую резиденцию и обвинил их в "неправости", одновременно назначил время и место для обмена ответами - 1 октября 1719 года, село Пафнутово Балахнинского уезда. Эти события достаточно живописно и описаны в романе В. И. Костылева.
Действие романа происходит в самых отдаленных друг от друга районах Нижегородского края: в самом Нижнем Новгороде, лесном Заволжье, в известном на весь мир торговом Макарьеве. Однако описания конкретных мест событий носят порой весьма общий характер, и это вызывает необходимость довоссоздания их исторического образа. Прежде всего следует несколько слов сказать о самом Нижнем Новгороде петровской поры.
К концу XVII столетия Нижний Новгород был одним из крупнейших торгово-промышленных, культурных и военно-стратегических центров Русского государства. В городе насчитывалось более 3300 дворов, из числа которых 827 усадеб принадлежало пушкарям, затинщикам и стрельцам гарнизона.
Раскинувшийся вдоль волжско-окского берега Нижний посад был застроен почти исключительно каменными лавочными корпусами и амбарами, промышленными зданиями кожевенной мануфактуры купцов С. Задорина и В. Шорина, палатами и зимовыми дворами именитых людей Строгановых, бояр, царя, патриарха и подворьями крупных монастырей-феодалов России. Надо всем этим господствовало многоглавие девяти каменных храмов, отмечая небольшие внутригородские площади.
С середины XVII века, со времени официального учреждения под стенами Макарьев-Желтоводского монастыря знаменитой ярмарки, Нижний Новгород приобрел еще значение главной перевалочной базы товаров как русского, так и иностранного купечества, их зимовой квартиры, места найма каждогодно сотен тысяч работных в судовые команды.
Именно таким описал в 1703 году Нижний Новгород Корнилий де Бруин, увидевший живописную панораму города с шедшего по Оке на волжский рейд корабля: "...прибыли, наконец, к верфи, которая тянется вдоль реки до самого предместья Нижняго, в котором первый представился нам прекрасный большой каменный монастырь, окруженный такою же стеною (Благовещенский. Н. Ф.); каменная церковь (Спаса. - Н. Ф.) по середине, тоже окруженная каменными и деревянными домами, простирающимися до самой реки; другая каменная церковь довольно большая и изящно построенная (Строгановская. Н. Ф.) против горы, тоже окруженная со всех сторон домами.
Затем показался город... с кремлем на скале при слиянии Оки с Волгою. Город обнесен прочною каменною стеною и нужно прежде пройти большую длинную улицу или базар, чтобы очутиться у Ивановских ворот, которыя находятся на берегу реки. Ворота эти построены из больших и толстых камней и сами по себе чрезвычайно толсты и низки для прохода. Через эти ворота, поднимаясь постоянно в гору, проходишь по большой улице, покрытой деревянными мостами, до других ворот Димитровских. Близ сих ворот стоит лучшая каменная церковь, называемая Собор, с пятью главами, окрашенными зеленою краскою (муравленой черепицей. - Н. Ф.) и украшенными сверху красивыми крестами; подле церкви большой каменный, отлично сооруженный дворец Митрополита, в середине котораго изящная небольшая церковь с колокольнею, а за тем еще две церкви, одна деревянная, другая каменная (Духовской монастырь. - Н. Ф.)..."
Путешественника поразила своими размерами Дмитриевская башня, под стенами которой с напольной стороны тогда еще пролегал глубокий крепостной ров с переброшенным через него арочным каменным мостом прямо к пятиугольной отводной башне-стрелице, стоявшей в районе начала современной улицы Фигнер.
К башне сбегались многие улицы города: Старая Никольская, Покровская, Алексеевская, Большая Печерская, Стрелецкая, за пределами городского Большого острога продолжавшиеся дорогами на Казань, Арзамас и Москву. В районе площади располагалось несколько каменных и деревянных храмов, просторная таможенная каменная же палата, а возле нее - небольшой торг (место современного Мытного рынка).
Как и во всех средневековых русских городах, нередкие пожары были страшным бедствием, особенно для малоимущих посадских. Многократно горел в начале XVIII столетня и Нижний Новгород, в том числе и 25 июля 1715 года, когда "в первом часу в зачатском девичье Монастыре загорелось и от того выгорело большая половина всего Града вверх по Оке версты на три...".
Во время этого пожара выгорел и кремлевский духовный приказ, возведенный еще в 1670-х годах первым нижегородским митрополитом Филаретом. В обход именного указа Петра I от 1714 года, которым были запрещены по всем городам России каменные работы, а каменщики, кирпичники, кузнецы, плотники, резчики по дереву и камню из Нижнего Новгорода переведены в новостроящуюся столицу Санкт-Петербург, митрополичий дворец к 1718 году был кардинально перестроен.
На каменном первом этаже главных покоев был срублен деревянный жилой этаж с высокой шатровой кровлей "с подзоринами", а его стены расписаны снаружи "розными красками". Официальную приемную - крестовую палату, к которой по обычаю примыкала пятиглавая церковь, перекрыли новым сводом и к ней пристроили кирпичную столовую с тремя ценинными печами и стройную шатровую колокольню. В этих строениях и развертывались многие события, описанные в романе "Питирим".
В. И. Костылев неоднократно переносит действие романа и в окрестности Благовещенского монастыря, в район Канавинского перевоза. Можно, пожалуй, не согласиться с автором, описавшим эти места чуть ли не пустынными, где в пещерах обрывистого берега якобы могли укрываться беглые.
В начале XVIII века окрестности Благовещенского монастыря оставались едва ли не самыми густо заселенными в городе. Возле самого монастыря, представлявшего собой развитый архитектурный ансамбль с шестью храмами и множеством жилых и хозяйственного назначения каменных зданий, располагались его слободы с более чем шестьюстами дворами, занимавшими не только взгорья, но и весь берег. Район же постоянно действующего Канавинского перевоза, сдававшегося погодно на оброк откупщикам и считавшегося одним из доходных предприятий, действовал практически круглосуточно, так как им Нижний Новгород был связан не только с заречными Гривкой и Канавинской слободой, но и многодворной усадьбой Строгановых, с крупными торгово-промышленными посадами Балахны и Городца. Через Канавинский же перевоз пролегали главные ямские тракты из Нижнего Новгорода мимо Пуреха на Ярославль, а через Василеву слободу и Юрьевец-Поволжский - на Кострому.
В романе неоднократно упоминается знаменитая Макарьевская ярмарка, с 1700 - 1703 годов перешедшая в прямое ведение государства. Для охраны покоя торгующих сюда ежегодно присылались воинские команды, которые ни в коем случае не могли допустить вооруженных людей, тем более целые группы их, на территорию торга. Каждый праздношатающийся без "письменного вида" мог быть схвачен и отправлен в оковах на галеры петровского флота, на уральские рудники Демидовых.
Подчеркнем особо, что в середине XVII века раскол как социально-религиозное течение отражал прежде всего протест трудового народа против усиливающегося с каждым годом гнета, против окончательно оформившегося в России крепостничества и носил ярковыраженный антифеодальный характер. Ф. Энгельсом отмечено, что революционная "оппозиция феодализму проходит через все средневековье. Она выступает, соответственно условиям времени, то в виде мистики, то в виде открытой ереси, то в виде вооруженного восстания". Во времена же Петра I расколоучители проповедовали полный отказ от всего нового, в том числе прогрессивного, обращаясь только в призрачное прошлое. Таким образом, в борьбе с расколом, в котором Петр I видел злейшего врага своим многочисленным реформам и начинаниям, охватившим все стороны государственного устройства и жизни русского общества, он был непримирим. Собственно, Петр I лишь продолжил, хотя и более ожесточенно, политику своего отца Алексея Михайловича, старшего брата Федора Алексеевича и сестры - царевны Софьи. В 1716 - 1723 годах действовали еще преимущественно законы XVII века и прежде всего - 1685 года "О учинении наказания и казни еретикам и раскольникам".
Немалое число указов о борьбе с расколом, кликушеством и суевериями принадлежало лично Петру I. Наказы жечь безжалостно "раскольников и богохулителей" содержат Воинский (30 марта 1716 года) и Морской (13 января 1720 года) уставы, Духовный регламент в должности епископской (14 февраля 1721 года), указы от 23 декабря 1713, 2 июня 1715, 15 мая и 16 июля 1722, 16 декабря 1723, 11 февраля и 19 октября 1724 годов.
Таким образом, общий дух непримиримости к расколу официальных властей и лично Петра I в романе В. И. Костылева передан вполне обоснованно.
Питирим в романе показан чрезвычайно активным, влиятельным, скорее светским, чем духовным, властителем в Нижегородском крае, что вполне соответствует историческим данным. Но, пожалуй, главным, прогрессивно оцениваемым наследием Питирима можно считать учрежденные им школы, о которых автор сообщает в романе вскользь и вне временных рамок.
Эллино-греческая и славяно-русская грамматические школы были созданы Питиримом при своем кремлевском дворце в 1721 году, хотя только 29 октября 1723 года по именному указу Петра I и приговору Синода было велено обучать "во всех архиерейских домех священно-служительских и причетнических детей грамматике и протчих к познанию священнаго писания приличных наук".
Таким образом, Нижний Новгород оказался в числе первых городов России, зачинателей широкого образования среди подрастающего поколения, способного для службы в различных, в том числе и государственных, учреждениях. При этом настрого предписывалось "причетнических детей, которые в подушной оклад будут не включены и к школьному учению по летам их потребны, - всех которые в учении быть и не похотят, неволею взять в школы и учить к надежде лучшаго...". Так ранее привилегированное, не облагавшееся податями духовное сословие, приспосабливалось к нуждам государственного устройства.
В романе В. И. Костылева названо немало действительно некогда живших в Нижнем Новгороде людей: А. Ф. Олисов, Я. И. Пушников, Г. Д. Строганов, имена которых взяты из древних хроник. Но заметим, что авторский рассказ о них не всегда соотносится с историческими данными. Так, например, нижегородский купец Афонасий Фирсович Олисов выведен деятельным предпринимателем, активным сторонником старообрядчества, финансировавшим акции расколоучителей, в том числе и разбойничий отряд Софрона. Однако обратимся к биографии А. Ф. Олисова. Впервые нижегородец гостиной сотни Фирс Олисов с сыном Афонасием назван как "полтора человека" в 1647 году. Следовательно, Афонасию Фирсовичу было не менее пятнадцати лет, и он уже начинал посильно принимать участие в торговых делах отца. В 1660-х годах А. Олисов предпринимал неоднократно самостоятельные попытки организации то мыловаренного, то кожевенного промыслов, то налаживал отъезжий торг. Но только получив в 1672 году должность управляющего рыбными и соляными яицко-астраханскими промыслами, он смог не только обогатиться в течение пяти лет службы, но и получил высокое купеческое звание гостя, давшее ему право устанавливать торговые связи и по городам России, и с зарубежьем.
В конце XVII века А. Олисов жил на Ильинской горе возле отстроенной еще в 1672 году своим коштом каменной Успенской церкви. На торгу Нижнего посада у него было 3 лавки, 3 амбара, собственная судовая пристань и зимовой "кладной" двор. А. Олисов торговал в Ярославле, Москве, Казани солью, хлебом и восточными товарами, имел в районе Царицына откупные рыбные ловли с ватагой на 22 лодках, неоднократно избирался нижегородским таможенным головой и земским старостой.
Таким образом, в последней четверти XVII века А. Олисов был весьма активным предпринимателем и общественным деятелем в жизни нижегородского посада. Но к 1704 году он оказался уже в весьма преклонных летах и к тому же, как сам писал, "в скорбях, в безпамятстве своем и в старосте". Так что ко времени повествования романа ему было бы далеко за 80 лет и активным деятелем времени Питирима А. Олисов быть не мог. Скорее всего, к 1719 году его уже не было в живых.
Нечто аналогичное произошло и с рассказом о Григории Дмитриевиче Строганове, который в изначальном варианте романа показан весьма деятельным. Не ставя целью описывать подробно пребывание Г. Д. Строганова в Нижнем Новгороде, отметим, что он навсегда съехал отсюда в 1705 году, после введения государственной монополии на продажу соли, а в 1715 году скончался, так что участником событий романа Г. Д. Строганов быть не мог. Наследником его нижегородского владения во времена Питирима оставался сын Александр Григорьевич, который и упоминается среди действующих лиц романа в его последней редакции.
Однако эти частные замечания ни в коей мере не умаляют достоинств романа, ибо автор художественного произведения имеет право на творческий вымысел и отнюдь не обязан неукоснительно следовать историческим фактам, хотя это и желательно в историко-художественном произведении.
Приезду в мае 1722 года в Нижний Новгород Петра I в романе уделено немало строк. Живописно описана встреча каравана судов во главе с галерой Петра I, его празднование своего 50-летия в хоромах Строганова и осмотр неповторимой по красоте Рождественской церкви, о которой было сложено немало легенд. Один из вариантов сказаний о причинах временного закрытия этого храма приводится в романе. Однако подлинные события, на наш взгляд, более полно характеризуют Петра I и заслуживают своего воссоздания, хотя бы в виде краткой хроники.
Императорский караван судов, миновав Павлов острог и Дудин монастырь, прибыл к Нижнему Новгороду по Оке 26 мая 1722 года. Галера Петра I с 95 гребцами легко оставляла позади себя другие суда, тем более что ее вели опытные лоцманы, крестьяне села Дединова Вавил Перфильев и Илья Тремякин. После торжественной встречи на пристанях Нижнего посада Петр I с женой Екатериной I и цесаревной Анной остановился дневать в кремлевском дворце Питирима. Первые дни пребывания в Нижнем Новгороде у Петра I были заняты осмотром приготовленных здесь для выхода с Волги на Каспий судов, и лишь организованная 28 мая слугами травля собаками свиней на берегу Волги позабавила императора и отвлекла на несколько минут от столь важного дела.
Самым напряженным и торжественным для Петра I в Нижнем Новгороде оказалось 30 мая, день его 50-летия. С утра громогласными трубами, волторнами и барабанами именинника величали солдаты Семеновского и Преображенского полков, после чего Петр I лично раздал своей любимой гвардии сотню рублей. А перед этим всенощную (ночную предпраздничную службу) он выстоял в Рождественской церкви Строгановых, побывав в их усадьбе, где и остался чем-то недоволен, так что действительно приказал закрыть храм на несколько лет - вплоть до своей кончины. Причиной этого вряд ли было устройство в подклетье церкви старообрядческой молельни, а скорее всего - увиденные Петром I иконы, по одной из версий о закрытии храма, написанные Л. Караваком для столичного Петропавловского собора.
Косвенно эту версию подтверждает факт, что среди свиты Петра I в Нижнем Новгороде в 1722 году действительно был Людовик Каравак, на которого император за что-то гневался, и лишь заступничество Екатерины I, портрет которой художник писал во время долгого и скучного пути, тогда защитило его.
Литургию 30 мая Петр I выслушал в кремлевском Спасо-Преображенском соборе, и когда поинтересовался о захороненных в нем именитостях, то приказал показать прежде всего гробницу Козьмы Минина и, поклонившись перед его прахом, произнес слова: "На сем месте погребен освободитель и избавитель России. Что можно больше сего придать к славе его?" Затем Петр I со свитой "изволил откушать" в каменных двухэтажных палатах нижегородского бургомистра Я. Пушникова, располагавшихся на Верхнем посаде прямо напротив Пороховой башни кремля в бывшей Стрелецкой улице (место здания Нижегородской семинарии, а не в палатах Пушникова за Почайной, как это нередко сообщается в краеведческой литературе), посетил нижегородский острог, где раздал тюремным сидельцам милостыню, а затем принял некогда взятых в плен шведов во главе с Яганом Литенем. Эта встреча напомнила Петру I славную победу под Полтавой, поэтому, одарив щедро каждого из 22 бывших пленных деньгами, он приказал их с миром отпустить в Швецию.
Лишь в ночь на 31 мая караван судов Петра I двинулся дальше. Впереди, как и прежде, двигалась галера с 93 гребцами и лоцманом Григорием Пономаревым, крестьянином заволжской Боровской слободы.
Пролистаны главы романа. Перед читателем встала во всей многосложности и противоречивости оценок панорама жизни Нижегородского Поволжья начала XVIII века. В те далекие, грозные времена нас переносит не только занимательный сюжет, бурно развивающиеся события, колоритно выписанные образы героев, но и сама лексика, несмотря на архаичность выражений, легко понимаемая нами, людьми иного, XX века. И мы благодарны писателю Валентину Ивановичу Костылеву за этот великий дар - приобщение к славной странице отечественной истории, истории нашего древнего Нижегородского края.
Н. Ф. ФИЛАТОВ.