Страница:
при касании и другим людям. Если изначальное зло было достаточно сильным.
У Смеда чуть живот к спине не присох, пока он вспоминал, не
дотрагивался ли он до руки Тимми. Нет, похоже, не дотрагивался.
С трудом дождавшись, пока за ними закроется дверь, он спросил:
- Старый Рыбак трогал тебя за руку, когда пытался ее лечить?
- Нет. Никто не трогал. Кроме того дока, к которому я ходил. Он пару
раз ткнул туда пальцем.
- Черт!
Смеду все это сильно не нравилось. Опять начинались осложнения, а он
ненавидел сложности. Попытки распутать такой вот клубок обычно только
ухудшали положение дел.
Теперь им придется советоваться с Рыбаком и Талли. Мысли двоюродного
братца предугадать нетрудно: выманить Тимми из города, перерезать ему
глотку, а тело сжечь. И вся недолга.
У Талли была душа змеи. Пожалуй, Смеду пора сматываться. Чем раньше,
тем лучше. А лучше всего - прямо сейчас. Но как тогда получить свою долю,
если им удастся сбыть с рук Клин? Вот черт.
- Тимми, тебе теперь надо напиться хорошенько, отвести душу. Но я хочу,
чтобы ты подумал как следует и сделал выбор. Что бы ты ни решил, я на твоей
стороне. Но ты должен помнить, это затрагивает нас всех. И поглядывай на
Талли. Талли не тот парень, к которому можно поворачиваться спиной, если уж
он начал нервничать.
- Не держи меня за болвана, Смед. Талли не тот парень, к которому можно
поворачиваться спиной, даже когда он не нервничает. Пусть только попробует
выкинуть какой-нибудь грязный фокус. Сразу останется с карманами, полными
дерьма.
Интересные дела.
Наверно, пришло время самому на что-то решаться. Город выше крыши набит
ребятами в сером. Их хозяева вот-вот обнаружат, что Серебряный Клин исчез из
Долины Курганов. Может, пришла пора удариться в бега, затеряться в таких
местах, где никому в голову не придет их искать? Может, настал момент найти
для Клина место ненадежнее, чем мешок с тряпками, валяющийся в их конуре в
"Скелете"? Вообще-то, у Смеда была одна хитроумная идея на этот счет. Идея,
которая заодно могла застраховать его жизнь. Если он опередит события и
проделает все прежде, чем об этом узнают остальные.
***
До чего же ему осточертели всякие осложнения!
Когда они собрались, Талли с ходу поднял страшный шум. Похоже, он терял
здравый смысл с каждым дНем. - Ты что, вообразил себя бессмертным? - спросил
Смед. - Или неприкосновенным? В городе полно проклятых серых, Талли. Стоит
им только тобой заинтересоваться, как они сразу же разберут тебя на кусочки.
А потом снесут эти кусочки к Паутинке и Шелкопряду, чтобы те снова собрали
их вместе и заставили тебя ответить на пару вопросов. Как бы ты ни
выкручивался, они будут продолжать спрашивать дальше. Думаешь, ты такой
герой, что сумеешь продержаться? Против людей из Башни, которых там
специально учили задавать вопросы?
- Прежде чем начать задавать вопросы, им придется меня найти, Смед.
- Думаю, в конце концов мы на чем-нибудь засветимся. Я твержу это уже
минут девять.
- Ничего подобного. Ты весь слюной изошел, пока щелкал клювом,
предлагая нам удрать и забиться в какое-нибудь дерьмовое местечко вроде
Лордов. - А ты действительно считаешь, что можешь притаиться, оставаясь
здесь? Когда они будут знать, кого искать?
- А как они...
- Да почем я знаю? Зато я знаю наверняка, что это тебе не полоумные
придурки с Северной Окраины. Это люди из Чар. Парни вроде нас для них - так,
легкая закуска. Лучший способ не привлечь к себе их внимания - это не
путаться у них под ногами.
- Мы останемся в городе, Смед. - Талли уперся рогом. Упрямый черт.
- Хочешь торчать здесь, пока тебе не врежут дубиной промеж глаз,
оставайся. Дело твое. А я не собираюсь подыхать только из-за того, что тебе
вожжа под хвост попала. Продать Клин и стать богачом? Отличная идея. Но не
настолько она хороша, чтобы отдать за нее жизнь или пойти на дыбу. Мы еще не
успеем начать искать покупателя, как эти волкодавы уже вернутся обратно.
Меня так и подмывает загнать эту штуку первому же, кто согласится ее купить.
Просто чтобы от нее избавиться.
Снова разгорелся яростный спор, который только накалил атмосферу,
несмотря на попытки Рыбака и Тимми примирить противников. Смед злился на
себя почти так же сильно, как на Талли. У него было мерзкое ощущение, что он
только попусту пинает воздух, а когда дело дойдет до того, чтобы принимать
решение, у него не хватит духу пойти против братца. Не бог весть какой, а
все же - родственник.
Пес-Жабодав лежал в тени акации и глодал берцовую кость, бывшую
когда-то ногой одного из солдат Плетеного.
Не больше дюжины из них пережили ту жуткую ночь, когда пал монастырь. С
тех пор умерли еще шестеро. Когда ветер дул с севера, запах тлена становился
непереносимым.
Из всех лесных шаманов в живых остались только двое, да и те едва
дышали. До тех пор пока старики не пришли в себя, Жабодав и Плетеный
чувствовали себя немногим лучше того, что было в начале похода, в Курганье.
Пес-Жабодав краем глаза следил за мантами, скользившими над храмом и
его окрестностями. Они непрерывно пытались найти слабые места в прикрывавших
монастырь магических плазмах, а обнаружив, метали туда свои молнии. Лишь
одна из целой сотни молнии наносила реальные повреждения, но этого было
достаточно, чтобы окончательное разрушение защиты стало лишь вопросом
времени.
Победа Плетеного над воздушным китом принесла ему всего два часа
передышки. Затем появился другой воздушный гигант и сражение возобновилось.
Теперь китов стало четверо; они атаковали со всех сторон света сразу и были
полны решимости отомстить за гибель своего собрата.
Пес-Жабодав поднялся и, огибая особо опасные места, двинулся зигзагами
к стене, окружавшей руины монастыря. Суставы похрустывали, кости ныли. Он
сильно хромал. Его деревянная нога сгорела дотла в пламени страшного пожара,
разразившегося, когда огненный Змей Хромого вернулся, чтобы пожрать
собственного хозяина.
Пес утешался тем, что Хромому пришлось куда хуже. Тот вовсе лишился
тела.
Пожалуй, он того заслужил.
Как им теперь выбираться из этого переплета?
Встав на задние лапы, Жабодав пристроил морду и переднюю лапу на
верхнем краю стены.
Представившееся ему зрелище оказалось даже хуже, чем он ожидал.
Говорящих камней было так много, что они окружали монастырь второй стеной.
Всюду, где в земле была влага, стояли, жадно впитывая ее, рощицы ходячих
деревьев. Привыкшие стойко переносить вечную засуху Равнины Страха, они
наслаждались.
Сколько это еще продлится, прежде чем они двинутся вперед и начнут
взламывать монастырскую стену своими стремительно растущими корнями?
Целые эскадроны кентавров неслись галопом, репетируя атаку и бросая
тяжелые копья. Над их головами парило множество мант.
В один прекрасный день вся эта причудливая орда ринется на приступ.
Пока у Плетеного нет тела, остановить их будет некому.
Они уже пошли бы в атаку, если б только знали, насколько беспомощны
осажденные. Пожалуй, то был единственный разумный поступок Плетеного -
исчезнуть, затаиться так, чтобы странные создания за стеной не знали, где он
находится. Белая Роза решит, рассчитывал. Плетеный, что он завлекает ее в
ловушку, притворяясь бессильным.
Хромому было нужно время. Он пожертвовал бы чем угодно и кем угодно,
лишь бы выиграть это драгоценное время.
Жабодав повернулся и захромал по направлению к полуразрушенным
монастырским строениям. Перепуганные часовые посторонились, пропуская его.
Они знали, что обречены. Все были неслыханно богаты, но уплатили за это
страшную цену, продав и свои души. Им уже не придется насладиться своими
сокровищами. Все награбленное ими теперь гроша ломаного не стоило.
Слишком поздно было искать выход даже в дезертирстве.
Один из них попытался. Те, снаружи, схватили его. Иногда из-за стены
доносились его жуткие вопли, напоминавшие оставшимся, что осаждающие
разозлены до предела и не собираются никого держать в плену.
Протиснувшись сквозь тесные помещения, Жабодав спустился по крутым,
узким ступенькам в глубокий подвал, где находилась берлога Хромого. Здесь,
внизу, тот был надежно укрыт от чудовищных валунов и прочих мерзостей,
которые воздушные киты начинали сбрасывать, когда им становилось невтерпеж.
Большое помещение, где устроился Хромой, как и следовало ожидать, было
сырым и заплесневелым. Но освещалось оно настолько ярко, насколько позволяли
имевшиеся в монастыре светильники. Чтобы как следует выполнить работу,
скульпторы нуждались в хорошем освещении.
Голова Хромого, лишенная тела, стояла на полке, неусыпно наблюдая за
тем, как идет работа. Два вооруженных солдата и один шаман тоже стояли на
страже. Саму работу выполняли три монаха из той дюжины, что осталась в живых
после учиненной в монастыре резни.
Бедняги понятия не имели, какова будет награда за их старания. Они
питали иллюзии, что смогут вернуться к трудам праведным после того, как
закончат эту работу, а их страшные гости навсегда покинут монастырь.
В юго-западном, самом высоком, углу помещения бил небольшой ключ,
откуда монастырь черпал воду для своих нужд. Под ключом находился пласт
самой лучшей в мире гончарной глины. Монахи долгие столетия пользовались ею.
Узнав об этом месторождении, Хромой пришел в неописуемый восторг. Скульпторы
уже успели вчерне сделать новое тело. На радость Хромому. Это будет именно
то, о чем он всегда мечтал, а не та чахлая, искалеченная развалина, которая
некогда была его собственным телом. Вместе с головой на плечах рост
достигнет шести с половиной футов. Это будет прекрасное тело, думал Хромой.
Воплощенная мечта всех женщин на свете.
Тонкие детали были проработаны примерно на треть. Проработаны
действительно очень хорошо, вплоть до тончайших складок, морщин и пор,
свойственных настоящему человеческому телу, но без присущих ему изъянов и
недостатков. На самом деле скульптуру лепил только один монах. Остальные
двое увлажняли глину и умащивали ее поверхность маслом, которое должно было
удерживать внутри фигуры естественную влагу.
Жабодав смотрел на глиняную фигуру ровно столько времени, чтобы
прикинуть, как долго будет длиться пока сопутствовавшая им удача. Результат
наблюдений показался ему малоутешительным. Те создания, за стеной, не будут
вечно откладывать атаку. Они промешкают еще день-другой, не больше.
Он снова поднялся на поверхность и принялся крадучись бродить от одной
стены к другой, высматривая возможные пути для бегства.
Когда грянет гром, он опрометью выскочит наружу, бросится прямо к
ближайшему менгиру и перепрыгнет через него. Они не успеют поразить эго
молнией. А Хромой пусть остается, предоставленный своей судьбе.
Пес сумеет найти себе более благоразумного покровителя. На Хромом свет
клином не сошелся.
Атмосферу в лагере, разбитом к востоку от монастыря, где не так сильно
несло трупным запахом, никак нельзя было назвать товарищеской. Я-то старался
изо всех сил. Мы с братьями Кручеными, говорящим канюком и парочкой
говорящих камней провели несколько совсем неплохих вечеров, вспоминая у
походного костра былые лихие дела. Но остальные вели себя.., как дети малые.
Ворон не делал попыток поговорить с Душечкой. Все ждал, что та придет к
нему первая. Молчун не желал иметь никаких дел с Вороном. Считал, что тот
собирается увести его даму. Которая на самом-то деле его девушкой никогда не
была. Душечка не разговаривала с Вороном, потому что ждала, пока он встанет
перед ней на колени и принесет двадцать тысяч глубочайших извинений. А потом
еще немного помучается, прежде чем она уделит ему часок-другой. Вдобавок она
злилась на Молчуна, за его самонадеянные притязания. Наверно, злилась и на
себя тоже. За то, что сама дала ему повод для этих притязаний.
Строго между нами. Думаю, она умудрилась, несмотря ни на что, до сих
пор остаться стыдливой девственницей.
Впрочем, то были одни досужие домыслы. Просто прошло так много времени
с тех пор, как я последний раз видел рядом женщину, что даже самки дурацких
кентавров шиворот-навыворот вполне могли сойти за баб.
Братья Крученые за это ручались.
Старый колдун Боманц не мог поладить вообще ни с кем. Он был под
завязку набит идеями насчет того, как надо провести следующий акт
представления, а его никто не хотел слушать, кроме говорящего канюка. А
его-то старик терпеть не мог. Имя канюка было Недотрога, но камни обычно
звали его Грязный рот или просто Помойка. За высокоинтеллектуальный стиль
общения.
В общем, я был сыт по горло всеми этими чудаками. Сперва они меня
здорово доставали, но мы торчали тут уже восемь дней, и я слегка
притерпелся. Если не обращать внимания на внешность, то в Гвардии попадались
куда более странные парни.
Одного я никак не мог понять: чего мы тут околачиваемся без дела?
Говорили, что людей у засевшего в монастыре Хромого осталось всего ничего.
Имея такое войско, мы могли бы разделать старого дьявола под орех, даже если
он вдруг и оказался бы в полном порядке. Но самым главнокомандующим здесь
была Душечка. Она приказала, мы ждали.
Сама она получала указания от Праотца-Дерева. Должно быть, дерево-бог
пока довольствовался тем, что Хромой заперт в каменном мешке, откуда не
может никому причинить зла.
***
- Я недооценил ее, - сказал Ворон. - Она вовсе не сидит сложа руки.
- А? Что? - Я дико хотел спать. А ему, видишь ли, вздумалось
поговорить.
- Душечка. Она не сидит сложа руки. Здесь появилось множество всяких
созданий с Равнины Страха, таких маленьких, что ты их не заметил. Или так
похожих на других, привычных тебе тварей, что ты просто не обратил на них
внимания. Они запросто шныряют в монастырь и обратно. Доносят до нее любой
чих оттуда. За каждым кто-нибудь постоянно следит. Кентавры, манты,
сбрасывание валунов - все только для отвода глаз. Когда будет получен
приказ, главной атакующей силой станут эти маленькие создания. Те, внутри,
даже представить себе не могут, что их ждет. Она просто гений. Я горжусь
этой девочкой.
Думаю, за те годы, что она болталась повсюду с Черным Отрядом, у нее
хватало хороших учителей.
- Почему бы тебе не пойти к ней? - спросил я. - Вот пойди и скажи, что
она - гении, что ты гордишься ею, что ты по-прежнему любишь ее.
Может, она смилостивится и простит тебе твои давние грехи. А я хочу
спать.
Но он не пошел к Душечке. А на меня обиделся и наконец оставил в покое.
Жаль, все хорошее так быстро кончается.
Никто еще не знал, может, кроме Молчуна, поскольку Душечка
разговаривала только с ним, что она уже получила от дерева-бога указание
атаковать. И теперь просто выжидала самый удобный момент, чтобы подать
сигнал.
Естественно, самый удобный момент наступил, когда я наконец-то крепко
заснул.
***
В подвале, где прятался Хромой, все было в порядке. Все были при деле.
Вооруженный часовой, шаман-надзиратель, один монах, увлажнявший глину, и два
других, лепивших лапу для Жабодава.
Вдруг земля вздрогнула. Воздушный кит сбросил на здание громадный
валун. Все кинулись к покачнувшейся глиняной фигуре, чтобы не дать ей
свалиться.
Из трещин и теней в подвал хлынули десятки созданий с Равнины Страха.
Полетели маленькие копья. Сверкнули лезвия маленьких межи. Не обращая
внимания на монахов, самые юркие нападающие облепили солдата и шамана. Когда
с теми было покончено, создания принялись уничтожать глиняное тело.
То же самое творилось повсюду. Из людей Хромого не уцелел никто.
Жабодав перепрыгнул монастырскую стену и шумно шлепнулся прямо посреди
толпы кентавров. Засверкали клинки, полетели копья, кентавры гурьбой
навалились на бестию. Но монстр прорвался.
Манты пикировали над его головой, и их было так много, что они
сталкивались друг с другом. Гром от их молний слился в непрерывный грохот
огромных барабанов. Монстр оказался перед преградой из менгиров и ходячих
деревьев. Он сумел перепрыгнуть и ее. Его шерсть дымилась, а бока были
сплошь утыканы дротиками. Ходячие деревья попытались схватить его, но он
оказался слишком силен.
Он продолжал рваться вперед. Прямо на нас.
Менгиры с хлопками возникали на пути монстра, пытаясь задержать, сбить
с ног. Манты горели желанием поджарить его. Кентавры мчались рядом,
забрасывая его копьями, бросались ему под ноги, чтобы подрезать сухожилия.
Ворон, я и братья Крученые всадили в него несколько стрел одновременно. Но
он даже не заметил, продолжая прокладывать себе дорогу и завывая, как все
волки мира сразу.
- В глаза! - кричал Ворон. - Цельтесь ему в глаза!
Конечно, дружище. А как же еще. Но тут же меткость нужна, а мне и в
слона-то было не попасть, так здорово я труханул. Если уцелею на сей раз, то
мне месяца не хватит, чтобы штаны отстирать.
Монстр был от нас всего в сорока футах, когда Молчун, в знак
приветствия, швырнул ему в морду полбочки змей. Те шипели, извивались,
пытались заползти ему в уши, рот, ноздри.
Змеи его тоже не остановили. Но заставили позабыть о намерениях,
которые он питал на наш счет. Он просто протаранил нашу команду.
Я полетел вверх тормашками. Паря в воздухе, я заметил, как Душечка
шагнула вперед с таким безразличным видом, словно собиралась нарезать хлеб
на кухне, и взмахнула двуручным мечом. Никогда бы не подумал, что женщина
может поднять такую штуку. Она взяла слишком высоко. Вместо того, чтобы
вспороть брюхо этой твари, удар пришелся по ребрам.
Я врезался в землю и следующие две минуты изучал астрономию.
Подсчитывал вспыхнувшие у меня в глазах звезды.
Мои подсчеты прервал страшный ливень, мгновенно промочивший меня до
нитки. Я вскочил на ноги и обнаружил, что дело не в дожде. Просто
бросившийся в погоню за Жабодавом воздушный кит избавился от части балласта,
чтобы замедлить свое падение. Разумеется, прямо над моей головой.
Монстр продолжал пробиваться на запад. За ним по пятам следовало
странное мерцающее нечто, похожее на слона, но с пучком щупалец вместо
головы - ценный вклад Боманца в паше общее дело.
То было последнее мгновение, когда в происходящем имелся хоть какой-то
смысл.
Придя в бешенство, говорящие камни появлялись и исчезали с громкими
хлопками. Ходячие деревья прыгали вверх-вниз. Кентавры носились по кругу.
Все, кто умел говорить, орали друг на друга благим матом. Летающие киты
гудели и бросались вниз, словно хотели покончить с собой, разбившись с
землю. Менгир со шрамом громко тараторил Молчуну горячую речь на диалекте,
которого я не понимал, а Молчун под эти пламенные звуки исполнял комбинацию
фламенко и танца с саблями, пытаясь объяснить Душечке, о чем тарахтит валун.
Спотыкаясь, я подошел к Ворону и сказал:
- Дружище! Похоже, вечеринка становится шумноватой. Не пора ли нам
откланяться? Пока сюда не заявились санитары, чтобы уволочь всю эту команду
назад. В тот дурдом, откуда они удрали по чьему-то недосмотру.
Он наблюдал за танцами Молчуна. И произнес:
- Помолчи.
А через минуту объяснил:
- Дерево-бог отзывает всех отсюда. Что-то стряслось на севере. Он
хочет, чтобы каждый бросил все свои дела и отправлялся домой.
Я огляделся вокруг. Два воздушных кита уже лежали на земле. Обитатели
Равнины Страха вовсю грузились на борт. Из менгиров остался только тот, что
говорил с Молчуном.
- Ну что? - спросил я Ворона. - Прокатимся на воздушном ките за твоим
приятелем Костоправом?
Со времени пожара молодое дерево в Курганье пребывало в коме. Пока
заживали раны, его разум находился в подавленном состоянии. Но пришел день,
когда дерево начало реагировать на окружающую действительность. Как раз в
тот день в Курганье поднялись шум и суматоха, каких тут не бывало со времен
великой битвы.
Подчиняющееся наказам своего предка и любопытное само по себе, дерево
вышло из состояния забытья, хотя до полного исцеления ему было еще далеко.
Курганье кишело солдатами сумеречной Северной Окраины Империи. Среди
общей аморфной массы дерево ощущало очаги власти; то были командиры. Они
тщательно исследовали каждый дюйм окрестностей. Почему?
Потом пришли воспоминания. По счастью, не лавиной, а капельками,
лоскутками. Более-менее, в хронологическом порядке. Тварь, что приходила
рыться. Тот ужас, который она откопала. Смерть, пришедшая из леса, чтобы
обрушиться на город...
Пламя... Пламя... Пламя...
Солдаты сперва окаменели от страха и благоговения, а затем в ужасе
обратились в бегство, когда среди ветвей дерева полыхнула молния. Их
изумленные командиры увидели, как неистовый голубой свет озарил всю Долину
Курганов. Дерево сконцентрировало внутренний разум на предке и наконец,
спустя много недель, передало ему весть об этом великом поражении.
Близнецы Паутинка и Шелкопряд нога в ногу, решительно шагали к
успокоившемуся дереву. На обеих были черные кожаные шлемы, совершенно
скрывавшие лицо. Их доспехи, так же как и их тела, были совершенно
одинаковыми. Хотя по смертоносности и мощи своей колдовской силы они во
много раз уступали любому из Десяти Взятых, но, по-обезьяньи копируя одежду
и манеры своих предшественников, близнецы заставили весь мир думать иначе.
Таким образом, они успешно рядились в тогу тех, кем мечтали стать. Если
им суждено прожить достаточно долго, то, неутомимо оттачивая свирепость,
безнравственность и злобу, они действительно когда-нибудь станут неотличимы
от старых колдунов-злодеев, которых почти не осталось на земле. Именно так
умножается зло.
Близнецы остановились в трех ярдах от дерева, тщательно скрывая страх
от своих солдат. Они стояли. Они смотрели. Они разошлись, обходя дерево с
разных сторон. Когда они снова встретились, то уже все поняли.
В их черных сердцах поселился страх, но вместе с ним и искра злобной
надежды.
Они подозвали к себе своих лейтенантов. Через полчаса солдаты уже
двигались по направлению к Веслу.
Черт с ним, с Хромым. Начиналась куда более крупная игра.
День клонился к вечеру. Смед окинул взглядом канунную кладку,
ухмыльнулся. Еще часа два, и закончится срок его приговора: три дня
исправительных работ в трудовом батальоне. За мелкое хулиганство и злостное
возмущение общественного спокойствия. Зато проклятый Клин теперь надежно
упрятан в таком месте, где его никто никогда не найдет. Только он один
отныне знает, что Клин замурован в тайнике под одним из зубцов каменной
стены, двадцать седьмым к востоку от новой башни, возвышающейся над
Северными Воротами. Смед сильно гордился тем, что сам додумался найти такое
отличное место. Разве еще кто-нибудь сообразит? Нет. Но даже если сообразит,
один шанс на миллион, мыслимое ли дело, - разобрать всю стену по камушку,
чтобы найти чертову штуку? Им придется заплатить за информацию.
Он снова ухмыльнулся.
Имперский надсмотрщик нахмурился, но так и не щелкнул кнутом. Этот кнут
быстро приучил Смеда выполнять положенную работу. Даже когда он начинал
грезить наяву.
Ухмылка исчезла с его лица вовсе не потому, что надсмотрщик был им
недоволен. Примерно в миле от стены облако пыли, уже несколько часов
приближавшееся с севера, изрыгнуло из своих клубящихся недр двух черных
всадников. Назад, в город, спешили Паутинка и Шелкопряд.
Они знали про Клин.
Да, парень. Быстро же они вернулись. Ему не хотелось думать о том, что
последует за их возвращением.
По крайней мере, теперь Талли наконец усвоит, каковы эти люди на самом
деле. Когда они снимут перчатки и засучат рукава.
Время шло. Кнут так ни разу и не ужалил его, несмотря на то что Смед
полностью погрузился в мечты об одной девушке. Он познакомился с ней за день
до того, как сам позволил серым поймать себя за написанием непристойности на
старинном доимперском монументе. Пришлось нанять профессионального писца,
чтобы наизусть заучить буквы формулы. Смед не умел читать и не смог бы
самостоятельно написать собственное имя.
Девушка будет ждать его сегодня ночью. Неполных четырнадцать лет
любовного пыла, созревшего для жатвы.
Спускаясь со строительных лесов, он думал о том, чтобы помыться и
переодеться в чистое. Внизу Старый Рыбак дожидался его освобождения, простой
формальности, во время которой с шеи снимался проволочный обруч.
- Ты чего? - спросил Смед.
- Подумал, что кто-то должен приглядеть за тем, чтобы тебя отпустили,
когда положено. Талли плевать хотел. А Тимми до сих пор лежит.
Тимми позволил-таки колдуну оттяпать ему руку. Как раз в то утро, когда
Смед начал отбывать наказание.
- Он в порядке? Все обошлось?
- Похоже на то. Ему очень больно, но это совсем другая боль. Пойдем.
По дороге они почти не разговаривали. Смед поглядывал вокруг из-под
полуопущенных век. Эти ребята сносили постройки в три раза быстрее, чем их
восстанавливали. Люди в сером и раньше бросались в глаза, но теперь они были
повсюду. Быстро и целеустремленно передвигались Ночные Пластуны. Казалось,
на каждом углу стояли посты солдат из других подразделений. Рыбака со Смедом
дважды останавливали, чтобы выяснить их имена и род занятий.
Беспрецедентно.
- Что за чертовщина тут творится? - спросил Смед.
- Не знаю. Когда я шел, чтобы встретить тебя, они еще только начинали.
- Часа два назад из Курганья вернулись Паутинка и Шелкопряд. Я их видел
со стены. Они спешили как на пожар.
У Смеда чуть живот к спине не присох, пока он вспоминал, не
дотрагивался ли он до руки Тимми. Нет, похоже, не дотрагивался.
С трудом дождавшись, пока за ними закроется дверь, он спросил:
- Старый Рыбак трогал тебя за руку, когда пытался ее лечить?
- Нет. Никто не трогал. Кроме того дока, к которому я ходил. Он пару
раз ткнул туда пальцем.
- Черт!
Смеду все это сильно не нравилось. Опять начинались осложнения, а он
ненавидел сложности. Попытки распутать такой вот клубок обычно только
ухудшали положение дел.
Теперь им придется советоваться с Рыбаком и Талли. Мысли двоюродного
братца предугадать нетрудно: выманить Тимми из города, перерезать ему
глотку, а тело сжечь. И вся недолга.
У Талли была душа змеи. Пожалуй, Смеду пора сматываться. Чем раньше,
тем лучше. А лучше всего - прямо сейчас. Но как тогда получить свою долю,
если им удастся сбыть с рук Клин? Вот черт.
- Тимми, тебе теперь надо напиться хорошенько, отвести душу. Но я хочу,
чтобы ты подумал как следует и сделал выбор. Что бы ты ни решил, я на твоей
стороне. Но ты должен помнить, это затрагивает нас всех. И поглядывай на
Талли. Талли не тот парень, к которому можно поворачиваться спиной, если уж
он начал нервничать.
- Не держи меня за болвана, Смед. Талли не тот парень, к которому можно
поворачиваться спиной, даже когда он не нервничает. Пусть только попробует
выкинуть какой-нибудь грязный фокус. Сразу останется с карманами, полными
дерьма.
Интересные дела.
Наверно, пришло время самому на что-то решаться. Город выше крыши набит
ребятами в сером. Их хозяева вот-вот обнаружат, что Серебряный Клин исчез из
Долины Курганов. Может, пришла пора удариться в бега, затеряться в таких
местах, где никому в голову не придет их искать? Может, настал момент найти
для Клина место ненадежнее, чем мешок с тряпками, валяющийся в их конуре в
"Скелете"? Вообще-то, у Смеда была одна хитроумная идея на этот счет. Идея,
которая заодно могла застраховать его жизнь. Если он опередит события и
проделает все прежде, чем об этом узнают остальные.
***
До чего же ему осточертели всякие осложнения!
Когда они собрались, Талли с ходу поднял страшный шум. Похоже, он терял
здравый смысл с каждым дНем. - Ты что, вообразил себя бессмертным? - спросил
Смед. - Или неприкосновенным? В городе полно проклятых серых, Талли. Стоит
им только тобой заинтересоваться, как они сразу же разберут тебя на кусочки.
А потом снесут эти кусочки к Паутинке и Шелкопряду, чтобы те снова собрали
их вместе и заставили тебя ответить на пару вопросов. Как бы ты ни
выкручивался, они будут продолжать спрашивать дальше. Думаешь, ты такой
герой, что сумеешь продержаться? Против людей из Башни, которых там
специально учили задавать вопросы?
- Прежде чем начать задавать вопросы, им придется меня найти, Смед.
- Думаю, в конце концов мы на чем-нибудь засветимся. Я твержу это уже
минут девять.
- Ничего подобного. Ты весь слюной изошел, пока щелкал клювом,
предлагая нам удрать и забиться в какое-нибудь дерьмовое местечко вроде
Лордов. - А ты действительно считаешь, что можешь притаиться, оставаясь
здесь? Когда они будут знать, кого искать?
- А как они...
- Да почем я знаю? Зато я знаю наверняка, что это тебе не полоумные
придурки с Северной Окраины. Это люди из Чар. Парни вроде нас для них - так,
легкая закуска. Лучший способ не привлечь к себе их внимания - это не
путаться у них под ногами.
- Мы останемся в городе, Смед. - Талли уперся рогом. Упрямый черт.
- Хочешь торчать здесь, пока тебе не врежут дубиной промеж глаз,
оставайся. Дело твое. А я не собираюсь подыхать только из-за того, что тебе
вожжа под хвост попала. Продать Клин и стать богачом? Отличная идея. Но не
настолько она хороша, чтобы отдать за нее жизнь или пойти на дыбу. Мы еще не
успеем начать искать покупателя, как эти волкодавы уже вернутся обратно.
Меня так и подмывает загнать эту штуку первому же, кто согласится ее купить.
Просто чтобы от нее избавиться.
Снова разгорелся яростный спор, который только накалил атмосферу,
несмотря на попытки Рыбака и Тимми примирить противников. Смед злился на
себя почти так же сильно, как на Талли. У него было мерзкое ощущение, что он
только попусту пинает воздух, а когда дело дойдет до того, чтобы принимать
решение, у него не хватит духу пойти против братца. Не бог весть какой, а
все же - родственник.
Пес-Жабодав лежал в тени акации и глодал берцовую кость, бывшую
когда-то ногой одного из солдат Плетеного.
Не больше дюжины из них пережили ту жуткую ночь, когда пал монастырь. С
тех пор умерли еще шестеро. Когда ветер дул с севера, запах тлена становился
непереносимым.
Из всех лесных шаманов в живых остались только двое, да и те едва
дышали. До тех пор пока старики не пришли в себя, Жабодав и Плетеный
чувствовали себя немногим лучше того, что было в начале похода, в Курганье.
Пес-Жабодав краем глаза следил за мантами, скользившими над храмом и
его окрестностями. Они непрерывно пытались найти слабые места в прикрывавших
монастырь магических плазмах, а обнаружив, метали туда свои молнии. Лишь
одна из целой сотни молнии наносила реальные повреждения, но этого было
достаточно, чтобы окончательное разрушение защиты стало лишь вопросом
времени.
Победа Плетеного над воздушным китом принесла ему всего два часа
передышки. Затем появился другой воздушный гигант и сражение возобновилось.
Теперь китов стало четверо; они атаковали со всех сторон света сразу и были
полны решимости отомстить за гибель своего собрата.
Пес-Жабодав поднялся и, огибая особо опасные места, двинулся зигзагами
к стене, окружавшей руины монастыря. Суставы похрустывали, кости ныли. Он
сильно хромал. Его деревянная нога сгорела дотла в пламени страшного пожара,
разразившегося, когда огненный Змей Хромого вернулся, чтобы пожрать
собственного хозяина.
Пес утешался тем, что Хромому пришлось куда хуже. Тот вовсе лишился
тела.
Пожалуй, он того заслужил.
Как им теперь выбираться из этого переплета?
Встав на задние лапы, Жабодав пристроил морду и переднюю лапу на
верхнем краю стены.
Представившееся ему зрелище оказалось даже хуже, чем он ожидал.
Говорящих камней было так много, что они окружали монастырь второй стеной.
Всюду, где в земле была влага, стояли, жадно впитывая ее, рощицы ходячих
деревьев. Привыкшие стойко переносить вечную засуху Равнины Страха, они
наслаждались.
Сколько это еще продлится, прежде чем они двинутся вперед и начнут
взламывать монастырскую стену своими стремительно растущими корнями?
Целые эскадроны кентавров неслись галопом, репетируя атаку и бросая
тяжелые копья. Над их головами парило множество мант.
В один прекрасный день вся эта причудливая орда ринется на приступ.
Пока у Плетеного нет тела, остановить их будет некому.
Они уже пошли бы в атаку, если б только знали, насколько беспомощны
осажденные. Пожалуй, то был единственный разумный поступок Плетеного -
исчезнуть, затаиться так, чтобы странные создания за стеной не знали, где он
находится. Белая Роза решит, рассчитывал. Плетеный, что он завлекает ее в
ловушку, притворяясь бессильным.
Хромому было нужно время. Он пожертвовал бы чем угодно и кем угодно,
лишь бы выиграть это драгоценное время.
Жабодав повернулся и захромал по направлению к полуразрушенным
монастырским строениям. Перепуганные часовые посторонились, пропуская его.
Они знали, что обречены. Все были неслыханно богаты, но уплатили за это
страшную цену, продав и свои души. Им уже не придется насладиться своими
сокровищами. Все награбленное ими теперь гроша ломаного не стоило.
Слишком поздно было искать выход даже в дезертирстве.
Один из них попытался. Те, снаружи, схватили его. Иногда из-за стены
доносились его жуткие вопли, напоминавшие оставшимся, что осаждающие
разозлены до предела и не собираются никого держать в плену.
Протиснувшись сквозь тесные помещения, Жабодав спустился по крутым,
узким ступенькам в глубокий подвал, где находилась берлога Хромого. Здесь,
внизу, тот был надежно укрыт от чудовищных валунов и прочих мерзостей,
которые воздушные киты начинали сбрасывать, когда им становилось невтерпеж.
Большое помещение, где устроился Хромой, как и следовало ожидать, было
сырым и заплесневелым. Но освещалось оно настолько ярко, насколько позволяли
имевшиеся в монастыре светильники. Чтобы как следует выполнить работу,
скульпторы нуждались в хорошем освещении.
Голова Хромого, лишенная тела, стояла на полке, неусыпно наблюдая за
тем, как идет работа. Два вооруженных солдата и один шаман тоже стояли на
страже. Саму работу выполняли три монаха из той дюжины, что осталась в живых
после учиненной в монастыре резни.
Бедняги понятия не имели, какова будет награда за их старания. Они
питали иллюзии, что смогут вернуться к трудам праведным после того, как
закончат эту работу, а их страшные гости навсегда покинут монастырь.
В юго-западном, самом высоком, углу помещения бил небольшой ключ,
откуда монастырь черпал воду для своих нужд. Под ключом находился пласт
самой лучшей в мире гончарной глины. Монахи долгие столетия пользовались ею.
Узнав об этом месторождении, Хромой пришел в неописуемый восторг. Скульпторы
уже успели вчерне сделать новое тело. На радость Хромому. Это будет именно
то, о чем он всегда мечтал, а не та чахлая, искалеченная развалина, которая
некогда была его собственным телом. Вместе с головой на плечах рост
достигнет шести с половиной футов. Это будет прекрасное тело, думал Хромой.
Воплощенная мечта всех женщин на свете.
Тонкие детали были проработаны примерно на треть. Проработаны
действительно очень хорошо, вплоть до тончайших складок, морщин и пор,
свойственных настоящему человеческому телу, но без присущих ему изъянов и
недостатков. На самом деле скульптуру лепил только один монах. Остальные
двое увлажняли глину и умащивали ее поверхность маслом, которое должно было
удерживать внутри фигуры естественную влагу.
Жабодав смотрел на глиняную фигуру ровно столько времени, чтобы
прикинуть, как долго будет длиться пока сопутствовавшая им удача. Результат
наблюдений показался ему малоутешительным. Те создания, за стеной, не будут
вечно откладывать атаку. Они промешкают еще день-другой, не больше.
Он снова поднялся на поверхность и принялся крадучись бродить от одной
стены к другой, высматривая возможные пути для бегства.
Когда грянет гром, он опрометью выскочит наружу, бросится прямо к
ближайшему менгиру и перепрыгнет через него. Они не успеют поразить эго
молнией. А Хромой пусть остается, предоставленный своей судьбе.
Пес сумеет найти себе более благоразумного покровителя. На Хромом свет
клином не сошелся.
Атмосферу в лагере, разбитом к востоку от монастыря, где не так сильно
несло трупным запахом, никак нельзя было назвать товарищеской. Я-то старался
изо всех сил. Мы с братьями Кручеными, говорящим канюком и парочкой
говорящих камней провели несколько совсем неплохих вечеров, вспоминая у
походного костра былые лихие дела. Но остальные вели себя.., как дети малые.
Ворон не делал попыток поговорить с Душечкой. Все ждал, что та придет к
нему первая. Молчун не желал иметь никаких дел с Вороном. Считал, что тот
собирается увести его даму. Которая на самом-то деле его девушкой никогда не
была. Душечка не разговаривала с Вороном, потому что ждала, пока он встанет
перед ней на колени и принесет двадцать тысяч глубочайших извинений. А потом
еще немного помучается, прежде чем она уделит ему часок-другой. Вдобавок она
злилась на Молчуна, за его самонадеянные притязания. Наверно, злилась и на
себя тоже. За то, что сама дала ему повод для этих притязаний.
Строго между нами. Думаю, она умудрилась, несмотря ни на что, до сих
пор остаться стыдливой девственницей.
Впрочем, то были одни досужие домыслы. Просто прошло так много времени
с тех пор, как я последний раз видел рядом женщину, что даже самки дурацких
кентавров шиворот-навыворот вполне могли сойти за баб.
Братья Крученые за это ручались.
Старый колдун Боманц не мог поладить вообще ни с кем. Он был под
завязку набит идеями насчет того, как надо провести следующий акт
представления, а его никто не хотел слушать, кроме говорящего канюка. А
его-то старик терпеть не мог. Имя канюка было Недотрога, но камни обычно
звали его Грязный рот или просто Помойка. За высокоинтеллектуальный стиль
общения.
В общем, я был сыт по горло всеми этими чудаками. Сперва они меня
здорово доставали, но мы торчали тут уже восемь дней, и я слегка
притерпелся. Если не обращать внимания на внешность, то в Гвардии попадались
куда более странные парни.
Одного я никак не мог понять: чего мы тут околачиваемся без дела?
Говорили, что людей у засевшего в монастыре Хромого осталось всего ничего.
Имея такое войско, мы могли бы разделать старого дьявола под орех, даже если
он вдруг и оказался бы в полном порядке. Но самым главнокомандующим здесь
была Душечка. Она приказала, мы ждали.
Сама она получала указания от Праотца-Дерева. Должно быть, дерево-бог
пока довольствовался тем, что Хромой заперт в каменном мешке, откуда не
может никому причинить зла.
***
- Я недооценил ее, - сказал Ворон. - Она вовсе не сидит сложа руки.
- А? Что? - Я дико хотел спать. А ему, видишь ли, вздумалось
поговорить.
- Душечка. Она не сидит сложа руки. Здесь появилось множество всяких
созданий с Равнины Страха, таких маленьких, что ты их не заметил. Или так
похожих на других, привычных тебе тварей, что ты просто не обратил на них
внимания. Они запросто шныряют в монастырь и обратно. Доносят до нее любой
чих оттуда. За каждым кто-нибудь постоянно следит. Кентавры, манты,
сбрасывание валунов - все только для отвода глаз. Когда будет получен
приказ, главной атакующей силой станут эти маленькие создания. Те, внутри,
даже представить себе не могут, что их ждет. Она просто гений. Я горжусь
этой девочкой.
Думаю, за те годы, что она болталась повсюду с Черным Отрядом, у нее
хватало хороших учителей.
- Почему бы тебе не пойти к ней? - спросил я. - Вот пойди и скажи, что
она - гении, что ты гордишься ею, что ты по-прежнему любишь ее.
Может, она смилостивится и простит тебе твои давние грехи. А я хочу
спать.
Но он не пошел к Душечке. А на меня обиделся и наконец оставил в покое.
Жаль, все хорошее так быстро кончается.
Никто еще не знал, может, кроме Молчуна, поскольку Душечка
разговаривала только с ним, что она уже получила от дерева-бога указание
атаковать. И теперь просто выжидала самый удобный момент, чтобы подать
сигнал.
Естественно, самый удобный момент наступил, когда я наконец-то крепко
заснул.
***
В подвале, где прятался Хромой, все было в порядке. Все были при деле.
Вооруженный часовой, шаман-надзиратель, один монах, увлажнявший глину, и два
других, лепивших лапу для Жабодава.
Вдруг земля вздрогнула. Воздушный кит сбросил на здание громадный
валун. Все кинулись к покачнувшейся глиняной фигуре, чтобы не дать ей
свалиться.
Из трещин и теней в подвал хлынули десятки созданий с Равнины Страха.
Полетели маленькие копья. Сверкнули лезвия маленьких межи. Не обращая
внимания на монахов, самые юркие нападающие облепили солдата и шамана. Когда
с теми было покончено, создания принялись уничтожать глиняное тело.
То же самое творилось повсюду. Из людей Хромого не уцелел никто.
Жабодав перепрыгнул монастырскую стену и шумно шлепнулся прямо посреди
толпы кентавров. Засверкали клинки, полетели копья, кентавры гурьбой
навалились на бестию. Но монстр прорвался.
Манты пикировали над его головой, и их было так много, что они
сталкивались друг с другом. Гром от их молний слился в непрерывный грохот
огромных барабанов. Монстр оказался перед преградой из менгиров и ходячих
деревьев. Он сумел перепрыгнуть и ее. Его шерсть дымилась, а бока были
сплошь утыканы дротиками. Ходячие деревья попытались схватить его, но он
оказался слишком силен.
Он продолжал рваться вперед. Прямо на нас.
Менгиры с хлопками возникали на пути монстра, пытаясь задержать, сбить
с ног. Манты горели желанием поджарить его. Кентавры мчались рядом,
забрасывая его копьями, бросались ему под ноги, чтобы подрезать сухожилия.
Ворон, я и братья Крученые всадили в него несколько стрел одновременно. Но
он даже не заметил, продолжая прокладывать себе дорогу и завывая, как все
волки мира сразу.
- В глаза! - кричал Ворон. - Цельтесь ему в глаза!
Конечно, дружище. А как же еще. Но тут же меткость нужна, а мне и в
слона-то было не попасть, так здорово я труханул. Если уцелею на сей раз, то
мне месяца не хватит, чтобы штаны отстирать.
Монстр был от нас всего в сорока футах, когда Молчун, в знак
приветствия, швырнул ему в морду полбочки змей. Те шипели, извивались,
пытались заползти ему в уши, рот, ноздри.
Змеи его тоже не остановили. Но заставили позабыть о намерениях,
которые он питал на наш счет. Он просто протаранил нашу команду.
Я полетел вверх тормашками. Паря в воздухе, я заметил, как Душечка
шагнула вперед с таким безразличным видом, словно собиралась нарезать хлеб
на кухне, и взмахнула двуручным мечом. Никогда бы не подумал, что женщина
может поднять такую штуку. Она взяла слишком высоко. Вместо того, чтобы
вспороть брюхо этой твари, удар пришелся по ребрам.
Я врезался в землю и следующие две минуты изучал астрономию.
Подсчитывал вспыхнувшие у меня в глазах звезды.
Мои подсчеты прервал страшный ливень, мгновенно промочивший меня до
нитки. Я вскочил на ноги и обнаружил, что дело не в дожде. Просто
бросившийся в погоню за Жабодавом воздушный кит избавился от части балласта,
чтобы замедлить свое падение. Разумеется, прямо над моей головой.
Монстр продолжал пробиваться на запад. За ним по пятам следовало
странное мерцающее нечто, похожее на слона, но с пучком щупалец вместо
головы - ценный вклад Боманца в паше общее дело.
То было последнее мгновение, когда в происходящем имелся хоть какой-то
смысл.
Придя в бешенство, говорящие камни появлялись и исчезали с громкими
хлопками. Ходячие деревья прыгали вверх-вниз. Кентавры носились по кругу.
Все, кто умел говорить, орали друг на друга благим матом. Летающие киты
гудели и бросались вниз, словно хотели покончить с собой, разбившись с
землю. Менгир со шрамом громко тараторил Молчуну горячую речь на диалекте,
которого я не понимал, а Молчун под эти пламенные звуки исполнял комбинацию
фламенко и танца с саблями, пытаясь объяснить Душечке, о чем тарахтит валун.
Спотыкаясь, я подошел к Ворону и сказал:
- Дружище! Похоже, вечеринка становится шумноватой. Не пора ли нам
откланяться? Пока сюда не заявились санитары, чтобы уволочь всю эту команду
назад. В тот дурдом, откуда они удрали по чьему-то недосмотру.
Он наблюдал за танцами Молчуна. И произнес:
- Помолчи.
А через минуту объяснил:
- Дерево-бог отзывает всех отсюда. Что-то стряслось на севере. Он
хочет, чтобы каждый бросил все свои дела и отправлялся домой.
Я огляделся вокруг. Два воздушных кита уже лежали на земле. Обитатели
Равнины Страха вовсю грузились на борт. Из менгиров остался только тот, что
говорил с Молчуном.
- Ну что? - спросил я Ворона. - Прокатимся на воздушном ките за твоим
приятелем Костоправом?
Со времени пожара молодое дерево в Курганье пребывало в коме. Пока
заживали раны, его разум находился в подавленном состоянии. Но пришел день,
когда дерево начало реагировать на окружающую действительность. Как раз в
тот день в Курганье поднялись шум и суматоха, каких тут не бывало со времен
великой битвы.
Подчиняющееся наказам своего предка и любопытное само по себе, дерево
вышло из состояния забытья, хотя до полного исцеления ему было еще далеко.
Курганье кишело солдатами сумеречной Северной Окраины Империи. Среди
общей аморфной массы дерево ощущало очаги власти; то были командиры. Они
тщательно исследовали каждый дюйм окрестностей. Почему?
Потом пришли воспоминания. По счастью, не лавиной, а капельками,
лоскутками. Более-менее, в хронологическом порядке. Тварь, что приходила
рыться. Тот ужас, который она откопала. Смерть, пришедшая из леса, чтобы
обрушиться на город...
Пламя... Пламя... Пламя...
Солдаты сперва окаменели от страха и благоговения, а затем в ужасе
обратились в бегство, когда среди ветвей дерева полыхнула молния. Их
изумленные командиры увидели, как неистовый голубой свет озарил всю Долину
Курганов. Дерево сконцентрировало внутренний разум на предке и наконец,
спустя много недель, передало ему весть об этом великом поражении.
Близнецы Паутинка и Шелкопряд нога в ногу, решительно шагали к
успокоившемуся дереву. На обеих были черные кожаные шлемы, совершенно
скрывавшие лицо. Их доспехи, так же как и их тела, были совершенно
одинаковыми. Хотя по смертоносности и мощи своей колдовской силы они во
много раз уступали любому из Десяти Взятых, но, по-обезьяньи копируя одежду
и манеры своих предшественников, близнецы заставили весь мир думать иначе.
Таким образом, они успешно рядились в тогу тех, кем мечтали стать. Если
им суждено прожить достаточно долго, то, неутомимо оттачивая свирепость,
безнравственность и злобу, они действительно когда-нибудь станут неотличимы
от старых колдунов-злодеев, которых почти не осталось на земле. Именно так
умножается зло.
Близнецы остановились в трех ярдах от дерева, тщательно скрывая страх
от своих солдат. Они стояли. Они смотрели. Они разошлись, обходя дерево с
разных сторон. Когда они снова встретились, то уже все поняли.
В их черных сердцах поселился страх, но вместе с ним и искра злобной
надежды.
Они подозвали к себе своих лейтенантов. Через полчаса солдаты уже
двигались по направлению к Веслу.
Черт с ним, с Хромым. Начиналась куда более крупная игра.
День клонился к вечеру. Смед окинул взглядом канунную кладку,
ухмыльнулся. Еще часа два, и закончится срок его приговора: три дня
исправительных работ в трудовом батальоне. За мелкое хулиганство и злостное
возмущение общественного спокойствия. Зато проклятый Клин теперь надежно
упрятан в таком месте, где его никто никогда не найдет. Только он один
отныне знает, что Клин замурован в тайнике под одним из зубцов каменной
стены, двадцать седьмым к востоку от новой башни, возвышающейся над
Северными Воротами. Смед сильно гордился тем, что сам додумался найти такое
отличное место. Разве еще кто-нибудь сообразит? Нет. Но даже если сообразит,
один шанс на миллион, мыслимое ли дело, - разобрать всю стену по камушку,
чтобы найти чертову штуку? Им придется заплатить за информацию.
Он снова ухмыльнулся.
Имперский надсмотрщик нахмурился, но так и не щелкнул кнутом. Этот кнут
быстро приучил Смеда выполнять положенную работу. Даже когда он начинал
грезить наяву.
Ухмылка исчезла с его лица вовсе не потому, что надсмотрщик был им
недоволен. Примерно в миле от стены облако пыли, уже несколько часов
приближавшееся с севера, изрыгнуло из своих клубящихся недр двух черных
всадников. Назад, в город, спешили Паутинка и Шелкопряд.
Они знали про Клин.
Да, парень. Быстро же они вернулись. Ему не хотелось думать о том, что
последует за их возвращением.
По крайней мере, теперь Талли наконец усвоит, каковы эти люди на самом
деле. Когда они снимут перчатки и засучат рукава.
Время шло. Кнут так ни разу и не ужалил его, несмотря на то что Смед
полностью погрузился в мечты об одной девушке. Он познакомился с ней за день
до того, как сам позволил серым поймать себя за написанием непристойности на
старинном доимперском монументе. Пришлось нанять профессионального писца,
чтобы наизусть заучить буквы формулы. Смед не умел читать и не смог бы
самостоятельно написать собственное имя.
Девушка будет ждать его сегодня ночью. Неполных четырнадцать лет
любовного пыла, созревшего для жатвы.
Спускаясь со строительных лесов, он думал о том, чтобы помыться и
переодеться в чистое. Внизу Старый Рыбак дожидался его освобождения, простой
формальности, во время которой с шеи снимался проволочный обруч.
- Ты чего? - спросил Смед.
- Подумал, что кто-то должен приглядеть за тем, чтобы тебя отпустили,
когда положено. Талли плевать хотел. А Тимми до сих пор лежит.
Тимми позволил-таки колдуну оттяпать ему руку. Как раз в то утро, когда
Смед начал отбывать наказание.
- Он в порядке? Все обошлось?
- Похоже на то. Ему очень больно, но это совсем другая боль. Пойдем.
По дороге они почти не разговаривали. Смед поглядывал вокруг из-под
полуопущенных век. Эти ребята сносили постройки в три раза быстрее, чем их
восстанавливали. Люди в сером и раньше бросались в глаза, но теперь они были
повсюду. Быстро и целеустремленно передвигались Ночные Пластуны. Казалось,
на каждом углу стояли посты солдат из других подразделений. Рыбака со Смедом
дважды останавливали, чтобы выяснить их имена и род занятий.
Беспрецедентно.
- Что за чертовщина тут творится? - спросил Смед.
- Не знаю. Когда я шел, чтобы встретить тебя, они еще только начинали.
- Часа два назад из Курганья вернулись Паутинка и Шелкопряд. Я их видел
со стены. Они спешили как на пожар.