---------------------------------------------------------------
Glen Cook "The Silver Spike", Black Company #5, 1987
ЧЕРНЫЙ ОТРЯД V
Изд.: "АСТ", www.ast.ru
OCR: Online-Library (www.bestlibrary.ru)
---------------------------------------------------------------
Этот дневник - идея Ворона, но чувствую, он вряд ли бы ею так уж
гордился, доводись ему прочитать, потому что в основном я намерен говорить
правду. Хотя он и лучший мой друг. Если уж Ворону что втемяшивалось в башку,
то он своего всегда добивался. Готов был переться хоть на край света, пока
не сотрет ноги до самой задницы. А потом еще пару-тройку миль на честном
слове. Полупомешанный, это точно. Псих. Не то убийца, не то самоубийца. Но
парень что надо. Решил Ворон с тобой закорешить - и он твой друг до гробовой
доски. И всегда до зубов вооружен.
Зовут меня Кейс. Филодендрон Кейс. Спасибо матери. Об этом даже Ворон
не знает, и именно поэтому я и в армию подался. Чтобы быть подальше от всех
этих жуков навозных, клеящих подобные имена собственным детям. У меня было
четыре брата и семь сестер, когда я последний раз пересчитывал их по
головам. Каждого назвали в честь какого-нибудь чертова цветка.
Если девочку зовут Ирис или Роза, ладно уж. Но вот одного моего братца
назвали Фиалкой, а другого Петуньей. Что же это за люди, способные сотворить
такое с собственными детьми? Чем, к черту, имя Палач или Костыль, к примеру,
хуже?
Жуки навозные.
Всю жизнь в земле роются, с восхода до заката. Картошку копают. Кабачки
растят. Лук, огурцы, салат-шпинат, морковку долбанную. Турнепс. До сих пор
на дух не переношу турнепс. Даже свинье такого не пожелаю. Вот и связался с
армией, как только смог улизнуть.
Они пытались остановить меня. Отец, дядьки, братья, родные и
двоюродные. Да только ничего у них не вышло. До сих пор поражаюсь, как один
старый сержант, постаравшийся выглядеть очень плохим, умудрился опрокинуть
весь мой клан.
Потому и хочу стать таким же. Ну эдаким, который может только встать и
так глянуть, что у людей ноги сразу трястись начинают. Только, думаю, с этим
надо родиться.
У Ворона это есть. Один взгляд на того, кто надумал его обдурить, - и у
чудака морда белей бумаги.
Ну вот, подался я в армию, там меня сперва поднатаскали, а дальше
потянул я солдатскую лямку. Служил вместе с Пером и Странником, служил с
Шепотом. В основном, здесь, на севере. Что я нашел в армии - сам не знаю.
Что служить, что картошку копать - почти без разницы. Но службу я знал, хотя
стоило произвести меня в сержанты, как я тут же выкидывал какой-нибудь
фортель и снова попадал в рядовые. Под конец я получил назначение в гвардию,
в Курганье. Считалось, что это почетно, но я так не считал.
Вот там-то мы с Вороном и повстречались. Только тогда он звался
Вороной. Шпионил в пользу Белой Розы. А я этого не знал. И никто не знал, не
то он давно бы уже червей кормил. Эдакий тихий, безобидный калека. Сам про
себя он болтал, что служил с Хромым, пока ему в бою не изувечили ногу.
Ютился Ворона в заброшенной халупе, где устроился кое-как; на жизнь
зарабатывал, выполняя за парней грязную работу. Платили гвардейцам неплохо,
а девать деньги, кроме как на пьянки, им было некуда: на сто миль вокруг
Курганья стеной стоял Великий Лес. Поэтому дел у Вороны хватало. Тут -
обувку почистить или полы надраить, там - лошадей выскрести.
Частенько он прибирался в полковой канцелярии и играл там с полковником
в шахматы. Там-то мы впервые и столкнулись нос к носу.
И все же с ним что-то было не так с самого начала. Безотносительно к
Белой Розе было очевидно, что он не беглый фермерский сын вроде меня. И не
какой-нибудь там парень из городских трущоб, подмахнувший контракт потому,
что больше никак не умел распорядиться своей никчемной жизнью. Нет, в нем
чувствовался настоящий класс.
И он мог его показать, когда хотел. Он был образован, знал не то пять,
не то шесть языков, умел читать. А как-то раз я своими ушами слышал, как
Ворона толковал с одним стариком о таких вещах, в которых я смыслил не
больше, чем деревенский петух в грамматике.
Тогда мне пришла идея: надо с ним покрепче сблизиться, а потом пусть он
учит меня читать и писать.
Это старая известная истина. Эй, парень! Вступай в армию, бросай ферму,
получай приключения, и жизнь будет великолепна. А научившись читать и
писать, я могу уйти из армии со всеми ее приключениями, и все будет отлично.
Уверен.
Не знаю как остальные, но я не стал бы расспрашивать о подобных вещах.
Но я твердо усвоил: от жизни получаешь не совсем то, чего ждешь, ну а то,
что получаешь, мало удовлетворяет. Я, например, парень с запросами, а сейчас
вынужден делить комнатуху на верхнем этаже с пьяницей, у которого большой
талант вывернуть из себя все то, что он пропустил за воротник, примерно
около ведра самого дешевого вина, какое сумел добыть.
Ну в общем, уломал я Ворона начать меня учить, и он стал в конечном
счете моим приятелем, хотя и был колдуном. Это чуть не вышло мне боком,
когда разразилась та мерзкая буря и он вернулся, чтобы быть лазутчиком. К
моему счастью, моим и его боссам пришлось объединиться, чтобы напасть на
монстра в тех краях, за охрану которых нам, гвардейцам, так хорошо платили.
Только тогда до меня дошло, что на самом деле он - Ворон. Тот самый
парень из Черного Отряда, что сумел вырвать из лап Хромого Белую Розу, когда
та была совсем еще малышкой. А потом воспитывал ее, пока она не смогла взять
свою судьбу в свои руки.
До того я числил его покойником. Как и все остальные, враги и друзья.
Так считала и Белая Роза, любившая его совсем не как брата или отца.
Ворон тоже любил ее. По-своему, но любил. Но чтобы доказать свою
любовь, не нашел ничего лучше, чем назваться Вороной и стать шпионом. Он
надеялся найти для Белой Розы то чудо-оружие, которое могло пригодиться ей в
последней схватке с Госпожой. С моим главным патроном.
А что вышло? Судьба смешала все карты, и что нам выпало при новой
сдаче? Самое черное зло нашего мира. Властелин, древнее чудовище,
погребенное в Курганье, вдруг пробудился и попытался вырваться на волю.
Чтобы одолеть его, пришлось позабыть о старых сварах и навалиться на него
всем вместе. Потому-то в Курганье явилась Госпожа со своими вдвойне
уродливыми героями. Примчалась и Белая Роза с Черным Отрядом. И пошли лихие
дела.
А этот чертов олух. Ворон, оказавшись в самом центре заварухи, вел себя
как лунатик. Надеялся перечеркнуть прошлое и, как ни в чем не бывало,
вернуться к Душечке. Будто не сам смылся от нее, заставив думать о себе как
о покойнике долгие годы.
Чертов олух. Да я куда больше смыслю в колдовстве, чем он в женщинах.
Значит, дали они древнему злу восстать из-под земли, да и навалились на
него всем гуртом. Но так велико и черно оно было, что уничтожить его дух
оказалось невозможным. Потому они убили его плоть, сожгли ее и пепел
развеяли по ветру. А дух заточили в Серебряный Клин, который глубоко загнали
в ствол того молодого растения, что было сыном чего-то вроде бога и всегда
живо. Оно должно было расти, все глубже засасывая Клин в свою сердцевину,
чтобы отныне и во веки веков древнее зло не несло никому бед и несчастий. А
потом они разошлись, каждый в свою сторону. Ушла из Курганья и Душечка с
одним парнем по имени Молчун.
Когда она уходила, в глазах у нее стояли слезы. Любовь к Ворону еще
жила в ее душе. Но она не проявила своих чувств сама и не дала этого сделать
Ворону.
А он стоял и тупо смотрел, как она уходит, кретин. Никак не мог взять в
толк, за что она его так.
Чертов олух.
Странно, что такая простая мысль сразу не пришла никому в голову.
Наверно потому, что людей больше волновало то, что может случиться между
Госпожой и Белой Розой, и то, что это имело значение для Империи и мятежа.
Какое-то время казалось, что полмира погрязло в грабежах и насилии. Каждый,
кто был способен стать налетчиком, рыскал в поисках добычи, стремясь не
упустить свой шанс. Даже с риском для собственной шкуры. Из пойманных
бандитов выходили неплохие евнухи.
Наконец второразрядные авантюристы с северной окраины Весла предприняли
попытку завладеть Серебряным Клином.
***
В тот день, когда Талли Стах принялся ломиться в двери своего
двоюродного брата Смеда, новости из Курганья еще не успели выйти из стадии
кухонных сплетен.
Всю обстановку комнаты, где обитал Смед, составляли около полудюжины
краденых шерстяных одеял, штук шестьдесят глиняных кувшинов из-под вина, а
также кучи мусора да полчища тараканов. Хотя и в "Короне", и в "Шипе" за
кувшины требовали задаток, Смед никогда не носил их на обмен. Мой запас на
черный день, говорил он про них. Когда настанут тяжелые времена, восемь
пустых кувшинов всегда можно будет сменять на один полный.
Талли не раз утверждал, что все это - бестолковая затея. И верно,
стоило Смеду хорошенько надраться, как он начинал буянить, крушащее вокруг.
Доставалось и кувшинам. Запасы на черный день стремительно таяли.
После очередного загула осколки и обломки никто не убирал. Их просто
отгребали к од-, ной из стен, где образовались пыльные залежи, напоминавшие
безжизненную каменистую пустыню.
Когда Талли принялся колотить в дверь, Смед решил, что тот очередной
раз при деньгах и жаждет этим пофорсить. Талли флиртовал с двумя замужними
дамочками, которые одаривали его за те мелкие услуги, которые он оказывал,
когда их старики находились в отъезде. А жил он с одной вдовой, хотя
собирался порвать с ней, как только найдет другую, которая согласится
пустить его на порог. Талли полагал, что неплохо устроился в жизни и что эта
подобная удачливость дает ему право кормить других бесплатными советами.
Дверь трещала от ударов, но Смед не отзывался. Он давал "уроки музыки"
двум девочкам с верхнего этажа, одиннадцати и двенадцати лет. Их звали Шиина
и Марти. В чем мать родила, они занимались постельной гимнастикой на ветхих
одеялах. Музыкальный инструмент на троих имелся только один: кожаный рожок
голого Смеда.
Смед велел девочкам прекратить возню и хихиканье. Мало ли кто там еще
за дверью. Далеко не каждый смог бы по достоинству оценить тот способ, каким
он готовил этих малышек к дальнейшей жизни.
Тук! Тук! Тук!
- А ну открывай, Смед! Это я, Талли!
- Я занят.
- Открывай! Дело есть. Поговорить надо. Вздохнув, Смед кое-как выбрался
из путаницы худеньких детских рук и ног, неохотно поплелся к дверям.
- Мой двоюродный братец, - бросил он через плечо. - Нормальный мужик.
Совершенно пьяные девчушки никак не отреагировали. Им было наплевать.
Они даже не попытались прикрыться. Когда Смед впустил Талли в комнату, они
продолжали сидеть на одеялах, глупо ухмыляясь.
- Мои подружки, - пояснил Смед брату. - Не хочешь попользоваться? Они
не против. - Как-нибудь в другой раз. Выставь их за дверь.
Смед внимательно посмотрел на двоюродного брата.
- Что-то ты сегодня больно деловой, - пробормотал он.
- Ладно. Брысь отсюда, милашки. Только сначала нацепите тряпки. Папа
должен потолковать о делах.
Талли и Смед молча смотрели, как девчушки влезают в свои лохмотья.
Самому Смеду и в голову не пришло одеться. На прощание Шиина игриво шлепнула
старого развратника по голому заду:
- Увидимся позже! Дверь захлопнулась.
- Приключений на задницу ищешь. - заметил Талли.
- Не больше, чем ты. Тебе бы с их мамашей познакомиться.
- А что, у нее деньжата водятся?
- Нет, но она тоже не прочь поиграть разок-другой. Хлебом не корми. Как
начнет, так не оторвать.
- Ты приберешься когда-нибудь в своем свинарнике?
- Ага. Как только горничная вернется из отпуска. Так что же столь
важное разрушило мою вечеринку?
- Слыхал о случившемся в Курганье?
- Слыхал какие-то сказки, да не прислушивался. Какое мне дело? Что так,
что эдак - без разницы.
- Разница есть. Про Серебряный Клин слышал?
Смед подумал немного.
- Да. Они вколотили его в дерево. Я было решил, что такая штука может
пригодиться в хозяйстве. Но потом прикинул, что там не так уж много серебра,
чтобы стоило из-за него дергаться.
- Дело не в самом серебре, братец, а в том, что внутри.
Смед что-то поворочал в мозгах, но так и не понял, к чему клонит Талли.
Большой остротой ума Смед Стах не отличался.
- Растолкуй-ка поподробней. Чтобы до меня дошло, - попросил он наконец.
- В этот здоровенный гвоздь поймана душа Властителя. Это означает один
дурной кусок железа. Ты можешь получить изрядную мзду от профессионального
мага. Бьюсь об заклад, он истолчет это в своего рода вечный талисман.
Знаешь, как в сказках.
- Но мы-то не маги, - нахмурился Смед.
- Мы будем посредниками, - нетерпеливо сказал Талли. - Мы пойдем туда,
расковыряем эту хреновину из дерева и запрячем ее получше, пока повсюду не
пойдут слухи о пропаже. А потом сами пустим слушок, что она продается. И
толкнем ее тому, кто больше заплатит.
Смед нахмурился еще больше, выжимая из своих мозгов все, на что они
были способны. До гениальности ему было далеко, но мелочного хитроумия
хватало ровно на умение выживать при любых обстоятельствах.
- Звучит как чертовски опасное для меня дело. При всех обстоятельствах
нам нужна помощь, чтобы выстоять в этой передряге.
- Верно. Если бы это было так просто добраться до места и высвободить
эту чертову штуковину, но двоим явно не по зубам. Большой Лес особенно
суровое местечко для ребят, которые ничего в лесу не понимают. По мне, так
нужны еще двое, один из которых должен в этом хорошо разбираться.
- Выходит, пирог придется делить на четверых, Талли. И сколько
обломится каждому?
- Почем я знаю? Но если выждать, пока как следует не вздуют цену,
хватит на всю жизнь. Потом, я и в голове не держал делить куш на четверых.
Только на две части, Смед. Тебе и мне. Семейное дело.
Они переглянулись.
- Значит, у тебя уже есть задумка, - сказал Смед. - Выкладывай.
- Знаешь Тимми Локана? Который служил в армии. Правда, недолго.
- Ага. Ровно столько, чтобы хватило времени прикинуть, как слинять
оттуда за ближайший бугор. Знаю. Этот подойдет.
- Он служил достаточно. Тамошние порядки знает, а в Курганье мы
запросто можем нарваться на солдат. Будешь лить слезы, если его однажды
найдут на задворках с проломленной головой?
- Нет, - с легкой душой ответил Смед. О чем речь. Пускай себе находят с
продырявленным черепом кого угодно. Лишь бы не Смеда Стаха.
- А как насчет Старого Рыбака? Он частенько ставит капканы в Великом
Лесу.
- Этому хватит пары добрых стрел. После того, как провернем дело.
- Все, что нам надо - это доброкачественные крючки. Эти ребята не из
тех, кто мог бы попытаться захапать нашу долю. Ну, что скажешь? Согласен
пойти на дело?
- Что нам светит? Повтори-ка еще разок.
- Будем жить как короли. Ну, идем говорить с парнями?
- Почему бы нет, - пожал плечами Смед. - Что я теряю? - Он задумчиво
посмотрел на потолок.
- Ровным счетом ничего, - согласился Талли. - Оделся бы ты, что ли.
***
- Говорить будешь ты, - сказал Смед, спускаясь по лестнице. - У тебя
лучше выходит.
- Годится.
***
Уже на улице Смед вдруг спросил:
- Ты в своей жизни хоть кого-нибудь шлепнул?
- Нет. Нужды не было. Но не вижу проблем.
- А мне раз пришлось. Перерезал парню глотку. Не так легко, как ты
думаешь. Кровищи было... И чертовски много шуму. И прорва времени уходит,
пока такой не сдохнет окончательно. Потом они пытаются тащиться за тобой. До
сих пор по ночам кошмары вижу. Как тот малый пытается меня с собой
прихватить.
Талли искоса посмотрел на двоюродного брата и скорчил презрительную
гримасу - Ну так проверни это как-нибудь иначе в следующий раз.
Каждую ночь, если только луна давала достаточно света, странная хромая
тварь, двигавшаяся бесшумно, словно неясная ночная тень, выскальзывала из
чащи Большого Леса и прокрадывалась в то охваченное запустением гибельное
место, что называется Курганье. В этой обители смерти даже воздух был
насквозь пропитан тленом, одуряющим зловонием гниющей плоти. Здесь, в
неглубоких, выкопанных наспех общих могилах разлагалось великое множество
тел.
Ковыляя на трех конечностях, тварь осторожно огибала неподдающуюся
разложению громадную тушу дракона, пробиралась в яму, которую копала ночь за
ночью, устраивалась там, подобрав под себя задние ноги, а потом принималась
терпеливо и упорно копать единственной передней лапой. Роясь в земле, она
часто поднимала морду, настороженно поглядывая в сторону лежавшего в руинах
городка и находившегося в нескольких сотнях ярдов к западу военного поселка.
Там размещался большой гарнизон, прикрывавший Курганье от вторжения
преступных банд и следивший, не появятся ли хоть малейшие признаки
пробуждения спавшей здесь под землей древней злой тьмы. Долго это тянуться
не могло. Грянула битва, в которой нашел свою погибель дракон и в которой
потеряла переднюю лапу бестия, роющая по ночам яму. После сражения город и
поселок оказались разрушены и опустошены, а нужда в дальнейшей охране
Курганья отпала.
Но властям даже в голову не пришло перевести на новое место службы
оставшихся в живых гвардейцев. Те из них, кто не знал, куда податься и что
делать дальше, так и застряли в здешних гиблых местах.
Для хромой бестии они были самыми заклятыми врагами.
Будь она так же здорова и крепка, как до битвы, эти люди ничуть бы ее
не заботили. Тогда она справилась бы с ними играючи, ведь прежде она одна
стоила целой роты солдат. Теперь же, когда тварь едва ковыляла на трех
лапах, ее смог бы догнать любой. Поэтому, попадись она им на глаза, ей
пришлось бы выдержать отчаянную схватку, прежде чем пуститься в погоню за
вестником, которого гвардейцы наверняка пошлют своим хозяевам, стоит им
обнаружить ее присутствие.
А справиться с их хозяевами, могущественными, жестокими и беспощадными,
она не имела ни малейшего шанса даже в лучшие свои времена.
Ее же собственный господин больше не мог служить ей защитой. Его тело,
искромсанное на куски, сгорело в огне, а душа его оказалась заточенной в тот
Серебряный Клин, которым победители пробили его череп.
Организм бестии, внешне напоминавшей собаку, имел белковую основу, а
размеры она могла менять по собственному желанию. Иногда тварь была
величиной с большого пса. Иногда - со слона. Но увереннее всего она
чувствовала себя, когда ее рост вдвое превышал размеры боевого коня. В
великом сражении она успела разделаться с бесчисленным множеством врагов
своего господина, прежде чем могущественные колдуны сумели изгнать ее с поля
боя.
Снова и снова, крадучись, появлялась бестия у своей ямы. Появлялась,
несмотря на испытываемое ею отчаяние, несмотря на адскую боль от ран,
еженощно рискуя быть обнаруженной. Порой земляные стены осыпались, а после
дождей яма едва не до краев заполнялась водой.
Но главной помехой была неусыпная бдительность единственного
по-настоящему надежного стража, оставленного победителями.
Среди костей, прорастая корнями сквозь прах и тлен, стояло молодое
дерево. Почти бессмертное дитя Бога, оно безмерно превосходило своей мощью
те силы, что еще оставались у хромого ночного пришельца. Всякую ночь, когда
являлась тварь, дерево осознавало ее присутствие и пробуждалось. Каждый раз
его реакция бывала одинаковой, яростной и неистовой.
Среди его ветвей возникали сияющие голубоватые нимбы, мечущие в бестию
бледные, почти бесшумные молнии. Жаркое, но тихое шипение вместо треска и
громовых раскатов. Эти молнии хлестали тварь наотмашь, как хлещут ремнем
провинившегося ребенка взбеленившиеся родители. Не нанося увечий и все же
причиняя нестерпимую боль.
Всякий раз тварь, не выдержав, спасалась бегством. Но лишь для того,
чтобы дождаться следующей ночи, вновь проскользнуть в яму, воспользовавшись
тем, что дитя Бога пробуждается с небольшим запозданием.
Чудовищная работа двигалась медленно.
Душечка даже не оглянулась на Ворона. Она уехала с Молчуном и кучкой
отчаянных парней. Тех немногих, кто уцелел из Черного Отряда, отряда
наемников, которому теперь пришел конец. Когда-то они служили Госпоже, но
что-то вышло для них не так. Взбунтовавшись, они переметнулись на сторону
Мятежа. Долгое время чуть ли не вся армия бунтовщиков из них одних и
состояла.
Ворон стоял и пялился им вслед. Стоял и пялился. Я знал, он готов
разреветься, как малое дитя. Не столько оттого, что его бросили, сколько
потому, что он не мог понять причину. Но он сдержался.
Во многом он был самым жестким, самым крутым мерзавцем из всех, кого я
встречал. Он был смертельно опасен. Я едва не наложил в штаны в тот день,
когда узнал, что мой приятель не Ворона, а Ворон.
Давным-давно жил-был Ворон. Шатался повсюду с Черным Отрядом и даже
среди своих слыл головорезом из головорезов. Прослужил в Отряде всего около
года, но успел заработать громкую, по большей части дурную, славу. Потом
дезертировал. Хороша сказочка?
Уж такой парень.
- Дадим им фору, - сказал он. - Чтобы выглядело, будто мы не хотим
повиснуть у них на хвосте. А через пару часов тоже уберемся отсюда.
- Мы?
- А ты и дальше намерен здесь околачиваться?
- Это дезертирство.
- Никто не знает, живой ты или нет. Нас еще не успели пересчитать по
головам. - Он пожал плечами. - Решай сам. Идти или оставаться.
Он хотел, чтобы я шел с ним. После всего этого у него никого не
осталось, кроме меня. Но просить он не собирался.
Это не для Ворона.
Мне было больше нечего делать в Курганье. Возвращаться к родне, чтобы
опять всей оравой копать картошку? Черта с два! Так что у меня тоже никого
не было на всем белом свете.
- Ладно. Я с тобой.
Мы двинулись в сторону разрушенного городка. Я плелся сзади. Сперва
молчали, потом он вдруг сказал недоуменно:
- У меня не было близких друзей в Отряде. Но с Костоправом я всегда
ладил. - Он был несколько сконфужен.
Сейчас Костоправ командовал наемниками, хотя, когда они с Вороном
служили вместе, оба были рядовыми. Воды с тех пор утекло немало и в Отряде
сменилось несколько капитанов. А недоумевал Ворон оттого, что схлестнулся со
старым другом сразу после того, как разделались с Властелином.
Не иначе как желая угодить Душечке, Ворон надумал перелистнуть старую
страницу. Завязать с прошлым, отделавшись от Госпожи, подрастерявшей во
время битвы былое могущество.
- Нет, - сказал Костоправ. - Ты не отступал и никогда не отступишь от
своего.
И воткнул стрелу в бедро Ворона для подтверждения серьезности своих
намерений.
- А тебе только тот друг, кто на все глаза закроет? - спросил я. - Кто
позволит тебе творить все, чего твоя левая нога пожелает?
Он озадаченно взглянул на меня.
- Потом, может, он куда больше ее друг, чем твой, - продолжал я. -
Ходили слухи, что они почти неразлучны. "Вдвоем на конях, в сторону
заката..." И всякое такое. Ты же знаешь, как эти парни смотрят на воинское
братство. Всегда плечом к плечу, что бы ни случилось; Черный Отряд - их
семья; все вместе против целого мира. Сам мне об этом рассказывал.
Я мог бы добавить. Разжевать и в рот положить. Как в Отряде относятся к
предателям, к примеру. Только до него все равно бы не дошло.
В бою Ворон не отступал ни перед кем и ни перед чем. Таких двужильных я
не встречал. Эмоции, всякие там взрывы чувств - другое дело. Тут он пасовал.
Чуть что не так, тут же был готов смотать удочки. Так он дезертировал из
Отряда, так сбежал от Душечки. Но они и без него могли за себя постоять.
Сдается мне, что самую поганую штуку Ворон выкинул, бросив собственных
детей. Нечистая совесть до сих пор не давала ему спать спокойно.
Он бросил их давно, когда завербовался в Черный Отряд. Наверно, на то
были веские причины. Может, он смог найти себе оправдание. Только из песни
слова не выкинешь: он таки оставил своих детей. Совсем малышами, когда они
еще не могли сами о себе позаботиться. Ворон вообще никому не говорил, что у
него есть дети, одному мне сказал. Да и то мельком, обмолвился по случаю,
когда еще был Вороной и только начал свои попытки найти их. Сейчас они были
уже почти взрослыми. Если выжили.
Он так ни черта и не выяснил.
По моему разумению, теперь он собирался взяться за их поиски всерьез. А
что ему еще оставалось? Он продирался сквозь лесную чащобу, всем своим видом
подтверждая мои догадки. Мы шли на юг.
***
Мы добрались аж до Весла. Там Ворон ударился во все тяжкие и запил.
Взапой. Поначалу я от, него не отставал. Попойки, потаскухи... Обычные дела,
когда парни вроде нас, невесть сколько проторчавшие в лесу, вдруг попадают в
город. Я куролесил четыре дня. Пятый ушел на то, чтобы стряхнуть с себя
тяжкое похмелье. Потом я глянул, как идут дела у Ворона, и мне стало ясно:
парень только пошел на разгон.
Сперва я сыскал для нас жилье попроще, а после нашел и работу. Нанялся
охранником в богатую семью. Это оказалось совсем нетрудно. Повсюду ползли
самые нелепые слухи о бойне в Курганье. Богачи первыми усекли, что наступают
смутные времена, и спешили подстелить себе соломки.
Душечка со своими спутниками какое-то время пробыла в Весле. Здесь же,
в городе, гуляла и кучка парней из Черного Отряда. Мы ни с кем из них так и
не столкнулись.
А потом все они куда-то смылись.
Не прошло и четырех дней после выхода из Весла, а Смеда уже тошнило от
идеи Талли. Ночи держались холодные, укрыться от дождя в лесу было негде.
Одолевали несметные полчища кровососущих, более назойливых, чем блохи, вши
или домашние клопы.
Ты никогда не устроишься поспать на голой земле, если вообще возможно
уснуть под всеми этими непрестанными пытками на протяжении всей ночи.
Glen Cook "The Silver Spike", Black Company #5, 1987
ЧЕРНЫЙ ОТРЯД V
Изд.: "АСТ", www.ast.ru
OCR: Online-Library (www.bestlibrary.ru)
---------------------------------------------------------------
Этот дневник - идея Ворона, но чувствую, он вряд ли бы ею так уж
гордился, доводись ему прочитать, потому что в основном я намерен говорить
правду. Хотя он и лучший мой друг. Если уж Ворону что втемяшивалось в башку,
то он своего всегда добивался. Готов был переться хоть на край света, пока
не сотрет ноги до самой задницы. А потом еще пару-тройку миль на честном
слове. Полупомешанный, это точно. Псих. Не то убийца, не то самоубийца. Но
парень что надо. Решил Ворон с тобой закорешить - и он твой друг до гробовой
доски. И всегда до зубов вооружен.
Зовут меня Кейс. Филодендрон Кейс. Спасибо матери. Об этом даже Ворон
не знает, и именно поэтому я и в армию подался. Чтобы быть подальше от всех
этих жуков навозных, клеящих подобные имена собственным детям. У меня было
четыре брата и семь сестер, когда я последний раз пересчитывал их по
головам. Каждого назвали в честь какого-нибудь чертова цветка.
Если девочку зовут Ирис или Роза, ладно уж. Но вот одного моего братца
назвали Фиалкой, а другого Петуньей. Что же это за люди, способные сотворить
такое с собственными детьми? Чем, к черту, имя Палач или Костыль, к примеру,
хуже?
Жуки навозные.
Всю жизнь в земле роются, с восхода до заката. Картошку копают. Кабачки
растят. Лук, огурцы, салат-шпинат, морковку долбанную. Турнепс. До сих пор
на дух не переношу турнепс. Даже свинье такого не пожелаю. Вот и связался с
армией, как только смог улизнуть.
Они пытались остановить меня. Отец, дядьки, братья, родные и
двоюродные. Да только ничего у них не вышло. До сих пор поражаюсь, как один
старый сержант, постаравшийся выглядеть очень плохим, умудрился опрокинуть
весь мой клан.
Потому и хочу стать таким же. Ну эдаким, который может только встать и
так глянуть, что у людей ноги сразу трястись начинают. Только, думаю, с этим
надо родиться.
У Ворона это есть. Один взгляд на того, кто надумал его обдурить, - и у
чудака морда белей бумаги.
Ну вот, подался я в армию, там меня сперва поднатаскали, а дальше
потянул я солдатскую лямку. Служил вместе с Пером и Странником, служил с
Шепотом. В основном, здесь, на севере. Что я нашел в армии - сам не знаю.
Что служить, что картошку копать - почти без разницы. Но службу я знал, хотя
стоило произвести меня в сержанты, как я тут же выкидывал какой-нибудь
фортель и снова попадал в рядовые. Под конец я получил назначение в гвардию,
в Курганье. Считалось, что это почетно, но я так не считал.
Вот там-то мы с Вороном и повстречались. Только тогда он звался
Вороной. Шпионил в пользу Белой Розы. А я этого не знал. И никто не знал, не
то он давно бы уже червей кормил. Эдакий тихий, безобидный калека. Сам про
себя он болтал, что служил с Хромым, пока ему в бою не изувечили ногу.
Ютился Ворона в заброшенной халупе, где устроился кое-как; на жизнь
зарабатывал, выполняя за парней грязную работу. Платили гвардейцам неплохо,
а девать деньги, кроме как на пьянки, им было некуда: на сто миль вокруг
Курганья стеной стоял Великий Лес. Поэтому дел у Вороны хватало. Тут -
обувку почистить или полы надраить, там - лошадей выскрести.
Частенько он прибирался в полковой канцелярии и играл там с полковником
в шахматы. Там-то мы впервые и столкнулись нос к носу.
И все же с ним что-то было не так с самого начала. Безотносительно к
Белой Розе было очевидно, что он не беглый фермерский сын вроде меня. И не
какой-нибудь там парень из городских трущоб, подмахнувший контракт потому,
что больше никак не умел распорядиться своей никчемной жизнью. Нет, в нем
чувствовался настоящий класс.
И он мог его показать, когда хотел. Он был образован, знал не то пять,
не то шесть языков, умел читать. А как-то раз я своими ушами слышал, как
Ворона толковал с одним стариком о таких вещах, в которых я смыслил не
больше, чем деревенский петух в грамматике.
Тогда мне пришла идея: надо с ним покрепче сблизиться, а потом пусть он
учит меня читать и писать.
Это старая известная истина. Эй, парень! Вступай в армию, бросай ферму,
получай приключения, и жизнь будет великолепна. А научившись читать и
писать, я могу уйти из армии со всеми ее приключениями, и все будет отлично.
Уверен.
Не знаю как остальные, но я не стал бы расспрашивать о подобных вещах.
Но я твердо усвоил: от жизни получаешь не совсем то, чего ждешь, ну а то,
что получаешь, мало удовлетворяет. Я, например, парень с запросами, а сейчас
вынужден делить комнатуху на верхнем этаже с пьяницей, у которого большой
талант вывернуть из себя все то, что он пропустил за воротник, примерно
около ведра самого дешевого вина, какое сумел добыть.
Ну в общем, уломал я Ворона начать меня учить, и он стал в конечном
счете моим приятелем, хотя и был колдуном. Это чуть не вышло мне боком,
когда разразилась та мерзкая буря и он вернулся, чтобы быть лазутчиком. К
моему счастью, моим и его боссам пришлось объединиться, чтобы напасть на
монстра в тех краях, за охрану которых нам, гвардейцам, так хорошо платили.
Только тогда до меня дошло, что на самом деле он - Ворон. Тот самый
парень из Черного Отряда, что сумел вырвать из лап Хромого Белую Розу, когда
та была совсем еще малышкой. А потом воспитывал ее, пока она не смогла взять
свою судьбу в свои руки.
До того я числил его покойником. Как и все остальные, враги и друзья.
Так считала и Белая Роза, любившая его совсем не как брата или отца.
Ворон тоже любил ее. По-своему, но любил. Но чтобы доказать свою
любовь, не нашел ничего лучше, чем назваться Вороной и стать шпионом. Он
надеялся найти для Белой Розы то чудо-оружие, которое могло пригодиться ей в
последней схватке с Госпожой. С моим главным патроном.
А что вышло? Судьба смешала все карты, и что нам выпало при новой
сдаче? Самое черное зло нашего мира. Властелин, древнее чудовище,
погребенное в Курганье, вдруг пробудился и попытался вырваться на волю.
Чтобы одолеть его, пришлось позабыть о старых сварах и навалиться на него
всем вместе. Потому-то в Курганье явилась Госпожа со своими вдвойне
уродливыми героями. Примчалась и Белая Роза с Черным Отрядом. И пошли лихие
дела.
А этот чертов олух. Ворон, оказавшись в самом центре заварухи, вел себя
как лунатик. Надеялся перечеркнуть прошлое и, как ни в чем не бывало,
вернуться к Душечке. Будто не сам смылся от нее, заставив думать о себе как
о покойнике долгие годы.
Чертов олух. Да я куда больше смыслю в колдовстве, чем он в женщинах.
Значит, дали они древнему злу восстать из-под земли, да и навалились на
него всем гуртом. Но так велико и черно оно было, что уничтожить его дух
оказалось невозможным. Потому они убили его плоть, сожгли ее и пепел
развеяли по ветру. А дух заточили в Серебряный Клин, который глубоко загнали
в ствол того молодого растения, что было сыном чего-то вроде бога и всегда
живо. Оно должно было расти, все глубже засасывая Клин в свою сердцевину,
чтобы отныне и во веки веков древнее зло не несло никому бед и несчастий. А
потом они разошлись, каждый в свою сторону. Ушла из Курганья и Душечка с
одним парнем по имени Молчун.
Когда она уходила, в глазах у нее стояли слезы. Любовь к Ворону еще
жила в ее душе. Но она не проявила своих чувств сама и не дала этого сделать
Ворону.
А он стоял и тупо смотрел, как она уходит, кретин. Никак не мог взять в
толк, за что она его так.
Чертов олух.
Странно, что такая простая мысль сразу не пришла никому в голову.
Наверно потому, что людей больше волновало то, что может случиться между
Госпожой и Белой Розой, и то, что это имело значение для Империи и мятежа.
Какое-то время казалось, что полмира погрязло в грабежах и насилии. Каждый,
кто был способен стать налетчиком, рыскал в поисках добычи, стремясь не
упустить свой шанс. Даже с риском для собственной шкуры. Из пойманных
бандитов выходили неплохие евнухи.
Наконец второразрядные авантюристы с северной окраины Весла предприняли
попытку завладеть Серебряным Клином.
***
В тот день, когда Талли Стах принялся ломиться в двери своего
двоюродного брата Смеда, новости из Курганья еще не успели выйти из стадии
кухонных сплетен.
Всю обстановку комнаты, где обитал Смед, составляли около полудюжины
краденых шерстяных одеял, штук шестьдесят глиняных кувшинов из-под вина, а
также кучи мусора да полчища тараканов. Хотя и в "Короне", и в "Шипе" за
кувшины требовали задаток, Смед никогда не носил их на обмен. Мой запас на
черный день, говорил он про них. Когда настанут тяжелые времена, восемь
пустых кувшинов всегда можно будет сменять на один полный.
Талли не раз утверждал, что все это - бестолковая затея. И верно,
стоило Смеду хорошенько надраться, как он начинал буянить, крушащее вокруг.
Доставалось и кувшинам. Запасы на черный день стремительно таяли.
После очередного загула осколки и обломки никто не убирал. Их просто
отгребали к од-, ной из стен, где образовались пыльные залежи, напоминавшие
безжизненную каменистую пустыню.
Когда Талли принялся колотить в дверь, Смед решил, что тот очередной
раз при деньгах и жаждет этим пофорсить. Талли флиртовал с двумя замужними
дамочками, которые одаривали его за те мелкие услуги, которые он оказывал,
когда их старики находились в отъезде. А жил он с одной вдовой, хотя
собирался порвать с ней, как только найдет другую, которая согласится
пустить его на порог. Талли полагал, что неплохо устроился в жизни и что эта
подобная удачливость дает ему право кормить других бесплатными советами.
Дверь трещала от ударов, но Смед не отзывался. Он давал "уроки музыки"
двум девочкам с верхнего этажа, одиннадцати и двенадцати лет. Их звали Шиина
и Марти. В чем мать родила, они занимались постельной гимнастикой на ветхих
одеялах. Музыкальный инструмент на троих имелся только один: кожаный рожок
голого Смеда.
Смед велел девочкам прекратить возню и хихиканье. Мало ли кто там еще
за дверью. Далеко не каждый смог бы по достоинству оценить тот способ, каким
он готовил этих малышек к дальнейшей жизни.
Тук! Тук! Тук!
- А ну открывай, Смед! Это я, Талли!
- Я занят.
- Открывай! Дело есть. Поговорить надо. Вздохнув, Смед кое-как выбрался
из путаницы худеньких детских рук и ног, неохотно поплелся к дверям.
- Мой двоюродный братец, - бросил он через плечо. - Нормальный мужик.
Совершенно пьяные девчушки никак не отреагировали. Им было наплевать.
Они даже не попытались прикрыться. Когда Смед впустил Талли в комнату, они
продолжали сидеть на одеялах, глупо ухмыляясь.
- Мои подружки, - пояснил Смед брату. - Не хочешь попользоваться? Они
не против. - Как-нибудь в другой раз. Выставь их за дверь.
Смед внимательно посмотрел на двоюродного брата.
- Что-то ты сегодня больно деловой, - пробормотал он.
- Ладно. Брысь отсюда, милашки. Только сначала нацепите тряпки. Папа
должен потолковать о делах.
Талли и Смед молча смотрели, как девчушки влезают в свои лохмотья.
Самому Смеду и в голову не пришло одеться. На прощание Шиина игриво шлепнула
старого развратника по голому заду:
- Увидимся позже! Дверь захлопнулась.
- Приключений на задницу ищешь. - заметил Талли.
- Не больше, чем ты. Тебе бы с их мамашей познакомиться.
- А что, у нее деньжата водятся?
- Нет, но она тоже не прочь поиграть разок-другой. Хлебом не корми. Как
начнет, так не оторвать.
- Ты приберешься когда-нибудь в своем свинарнике?
- Ага. Как только горничная вернется из отпуска. Так что же столь
важное разрушило мою вечеринку?
- Слыхал о случившемся в Курганье?
- Слыхал какие-то сказки, да не прислушивался. Какое мне дело? Что так,
что эдак - без разницы.
- Разница есть. Про Серебряный Клин слышал?
Смед подумал немного.
- Да. Они вколотили его в дерево. Я было решил, что такая штука может
пригодиться в хозяйстве. Но потом прикинул, что там не так уж много серебра,
чтобы стоило из-за него дергаться.
- Дело не в самом серебре, братец, а в том, что внутри.
Смед что-то поворочал в мозгах, но так и не понял, к чему клонит Талли.
Большой остротой ума Смед Стах не отличался.
- Растолкуй-ка поподробней. Чтобы до меня дошло, - попросил он наконец.
- В этот здоровенный гвоздь поймана душа Властителя. Это означает один
дурной кусок железа. Ты можешь получить изрядную мзду от профессионального
мага. Бьюсь об заклад, он истолчет это в своего рода вечный талисман.
Знаешь, как в сказках.
- Но мы-то не маги, - нахмурился Смед.
- Мы будем посредниками, - нетерпеливо сказал Талли. - Мы пойдем туда,
расковыряем эту хреновину из дерева и запрячем ее получше, пока повсюду не
пойдут слухи о пропаже. А потом сами пустим слушок, что она продается. И
толкнем ее тому, кто больше заплатит.
Смед нахмурился еще больше, выжимая из своих мозгов все, на что они
были способны. До гениальности ему было далеко, но мелочного хитроумия
хватало ровно на умение выживать при любых обстоятельствах.
- Звучит как чертовски опасное для меня дело. При всех обстоятельствах
нам нужна помощь, чтобы выстоять в этой передряге.
- Верно. Если бы это было так просто добраться до места и высвободить
эту чертову штуковину, но двоим явно не по зубам. Большой Лес особенно
суровое местечко для ребят, которые ничего в лесу не понимают. По мне, так
нужны еще двое, один из которых должен в этом хорошо разбираться.
- Выходит, пирог придется делить на четверых, Талли. И сколько
обломится каждому?
- Почем я знаю? Но если выждать, пока как следует не вздуют цену,
хватит на всю жизнь. Потом, я и в голове не держал делить куш на четверых.
Только на две части, Смед. Тебе и мне. Семейное дело.
Они переглянулись.
- Значит, у тебя уже есть задумка, - сказал Смед. - Выкладывай.
- Знаешь Тимми Локана? Который служил в армии. Правда, недолго.
- Ага. Ровно столько, чтобы хватило времени прикинуть, как слинять
оттуда за ближайший бугор. Знаю. Этот подойдет.
- Он служил достаточно. Тамошние порядки знает, а в Курганье мы
запросто можем нарваться на солдат. Будешь лить слезы, если его однажды
найдут на задворках с проломленной головой?
- Нет, - с легкой душой ответил Смед. О чем речь. Пускай себе находят с
продырявленным черепом кого угодно. Лишь бы не Смеда Стаха.
- А как насчет Старого Рыбака? Он частенько ставит капканы в Великом
Лесу.
- Этому хватит пары добрых стрел. После того, как провернем дело.
- Все, что нам надо - это доброкачественные крючки. Эти ребята не из
тех, кто мог бы попытаться захапать нашу долю. Ну, что скажешь? Согласен
пойти на дело?
- Что нам светит? Повтори-ка еще разок.
- Будем жить как короли. Ну, идем говорить с парнями?
- Почему бы нет, - пожал плечами Смед. - Что я теряю? - Он задумчиво
посмотрел на потолок.
- Ровным счетом ничего, - согласился Талли. - Оделся бы ты, что ли.
***
- Говорить будешь ты, - сказал Смед, спускаясь по лестнице. - У тебя
лучше выходит.
- Годится.
***
Уже на улице Смед вдруг спросил:
- Ты в своей жизни хоть кого-нибудь шлепнул?
- Нет. Нужды не было. Но не вижу проблем.
- А мне раз пришлось. Перерезал парню глотку. Не так легко, как ты
думаешь. Кровищи было... И чертовски много шуму. И прорва времени уходит,
пока такой не сдохнет окончательно. Потом они пытаются тащиться за тобой. До
сих пор по ночам кошмары вижу. Как тот малый пытается меня с собой
прихватить.
Талли искоса посмотрел на двоюродного брата и скорчил презрительную
гримасу - Ну так проверни это как-нибудь иначе в следующий раз.
Каждую ночь, если только луна давала достаточно света, странная хромая
тварь, двигавшаяся бесшумно, словно неясная ночная тень, выскальзывала из
чащи Большого Леса и прокрадывалась в то охваченное запустением гибельное
место, что называется Курганье. В этой обители смерти даже воздух был
насквозь пропитан тленом, одуряющим зловонием гниющей плоти. Здесь, в
неглубоких, выкопанных наспех общих могилах разлагалось великое множество
тел.
Ковыляя на трех конечностях, тварь осторожно огибала неподдающуюся
разложению громадную тушу дракона, пробиралась в яму, которую копала ночь за
ночью, устраивалась там, подобрав под себя задние ноги, а потом принималась
терпеливо и упорно копать единственной передней лапой. Роясь в земле, она
часто поднимала морду, настороженно поглядывая в сторону лежавшего в руинах
городка и находившегося в нескольких сотнях ярдов к западу военного поселка.
Там размещался большой гарнизон, прикрывавший Курганье от вторжения
преступных банд и следивший, не появятся ли хоть малейшие признаки
пробуждения спавшей здесь под землей древней злой тьмы. Долго это тянуться
не могло. Грянула битва, в которой нашел свою погибель дракон и в которой
потеряла переднюю лапу бестия, роющая по ночам яму. После сражения город и
поселок оказались разрушены и опустошены, а нужда в дальнейшей охране
Курганья отпала.
Но властям даже в голову не пришло перевести на новое место службы
оставшихся в живых гвардейцев. Те из них, кто не знал, куда податься и что
делать дальше, так и застряли в здешних гиблых местах.
Для хромой бестии они были самыми заклятыми врагами.
Будь она так же здорова и крепка, как до битвы, эти люди ничуть бы ее
не заботили. Тогда она справилась бы с ними играючи, ведь прежде она одна
стоила целой роты солдат. Теперь же, когда тварь едва ковыляла на трех
лапах, ее смог бы догнать любой. Поэтому, попадись она им на глаза, ей
пришлось бы выдержать отчаянную схватку, прежде чем пуститься в погоню за
вестником, которого гвардейцы наверняка пошлют своим хозяевам, стоит им
обнаружить ее присутствие.
А справиться с их хозяевами, могущественными, жестокими и беспощадными,
она не имела ни малейшего шанса даже в лучшие свои времена.
Ее же собственный господин больше не мог служить ей защитой. Его тело,
искромсанное на куски, сгорело в огне, а душа его оказалась заточенной в тот
Серебряный Клин, которым победители пробили его череп.
Организм бестии, внешне напоминавшей собаку, имел белковую основу, а
размеры она могла менять по собственному желанию. Иногда тварь была
величиной с большого пса. Иногда - со слона. Но увереннее всего она
чувствовала себя, когда ее рост вдвое превышал размеры боевого коня. В
великом сражении она успела разделаться с бесчисленным множеством врагов
своего господина, прежде чем могущественные колдуны сумели изгнать ее с поля
боя.
Снова и снова, крадучись, появлялась бестия у своей ямы. Появлялась,
несмотря на испытываемое ею отчаяние, несмотря на адскую боль от ран,
еженощно рискуя быть обнаруженной. Порой земляные стены осыпались, а после
дождей яма едва не до краев заполнялась водой.
Но главной помехой была неусыпная бдительность единственного
по-настоящему надежного стража, оставленного победителями.
Среди костей, прорастая корнями сквозь прах и тлен, стояло молодое
дерево. Почти бессмертное дитя Бога, оно безмерно превосходило своей мощью
те силы, что еще оставались у хромого ночного пришельца. Всякую ночь, когда
являлась тварь, дерево осознавало ее присутствие и пробуждалось. Каждый раз
его реакция бывала одинаковой, яростной и неистовой.
Среди его ветвей возникали сияющие голубоватые нимбы, мечущие в бестию
бледные, почти бесшумные молнии. Жаркое, но тихое шипение вместо треска и
громовых раскатов. Эти молнии хлестали тварь наотмашь, как хлещут ремнем
провинившегося ребенка взбеленившиеся родители. Не нанося увечий и все же
причиняя нестерпимую боль.
Всякий раз тварь, не выдержав, спасалась бегством. Но лишь для того,
чтобы дождаться следующей ночи, вновь проскользнуть в яму, воспользовавшись
тем, что дитя Бога пробуждается с небольшим запозданием.
Чудовищная работа двигалась медленно.
Душечка даже не оглянулась на Ворона. Она уехала с Молчуном и кучкой
отчаянных парней. Тех немногих, кто уцелел из Черного Отряда, отряда
наемников, которому теперь пришел конец. Когда-то они служили Госпоже, но
что-то вышло для них не так. Взбунтовавшись, они переметнулись на сторону
Мятежа. Долгое время чуть ли не вся армия бунтовщиков из них одних и
состояла.
Ворон стоял и пялился им вслед. Стоял и пялился. Я знал, он готов
разреветься, как малое дитя. Не столько оттого, что его бросили, сколько
потому, что он не мог понять причину. Но он сдержался.
Во многом он был самым жестким, самым крутым мерзавцем из всех, кого я
встречал. Он был смертельно опасен. Я едва не наложил в штаны в тот день,
когда узнал, что мой приятель не Ворона, а Ворон.
Давным-давно жил-был Ворон. Шатался повсюду с Черным Отрядом и даже
среди своих слыл головорезом из головорезов. Прослужил в Отряде всего около
года, но успел заработать громкую, по большей части дурную, славу. Потом
дезертировал. Хороша сказочка?
Уж такой парень.
- Дадим им фору, - сказал он. - Чтобы выглядело, будто мы не хотим
повиснуть у них на хвосте. А через пару часов тоже уберемся отсюда.
- Мы?
- А ты и дальше намерен здесь околачиваться?
- Это дезертирство.
- Никто не знает, живой ты или нет. Нас еще не успели пересчитать по
головам. - Он пожал плечами. - Решай сам. Идти или оставаться.
Он хотел, чтобы я шел с ним. После всего этого у него никого не
осталось, кроме меня. Но просить он не собирался.
Это не для Ворона.
Мне было больше нечего делать в Курганье. Возвращаться к родне, чтобы
опять всей оравой копать картошку? Черта с два! Так что у меня тоже никого
не было на всем белом свете.
- Ладно. Я с тобой.
Мы двинулись в сторону разрушенного городка. Я плелся сзади. Сперва
молчали, потом он вдруг сказал недоуменно:
- У меня не было близких друзей в Отряде. Но с Костоправом я всегда
ладил. - Он был несколько сконфужен.
Сейчас Костоправ командовал наемниками, хотя, когда они с Вороном
служили вместе, оба были рядовыми. Воды с тех пор утекло немало и в Отряде
сменилось несколько капитанов. А недоумевал Ворон оттого, что схлестнулся со
старым другом сразу после того, как разделались с Властелином.
Не иначе как желая угодить Душечке, Ворон надумал перелистнуть старую
страницу. Завязать с прошлым, отделавшись от Госпожи, подрастерявшей во
время битвы былое могущество.
- Нет, - сказал Костоправ. - Ты не отступал и никогда не отступишь от
своего.
И воткнул стрелу в бедро Ворона для подтверждения серьезности своих
намерений.
- А тебе только тот друг, кто на все глаза закроет? - спросил я. - Кто
позволит тебе творить все, чего твоя левая нога пожелает?
Он озадаченно взглянул на меня.
- Потом, может, он куда больше ее друг, чем твой, - продолжал я. -
Ходили слухи, что они почти неразлучны. "Вдвоем на конях, в сторону
заката..." И всякое такое. Ты же знаешь, как эти парни смотрят на воинское
братство. Всегда плечом к плечу, что бы ни случилось; Черный Отряд - их
семья; все вместе против целого мира. Сам мне об этом рассказывал.
Я мог бы добавить. Разжевать и в рот положить. Как в Отряде относятся к
предателям, к примеру. Только до него все равно бы не дошло.
В бою Ворон не отступал ни перед кем и ни перед чем. Таких двужильных я
не встречал. Эмоции, всякие там взрывы чувств - другое дело. Тут он пасовал.
Чуть что не так, тут же был готов смотать удочки. Так он дезертировал из
Отряда, так сбежал от Душечки. Но они и без него могли за себя постоять.
Сдается мне, что самую поганую штуку Ворон выкинул, бросив собственных
детей. Нечистая совесть до сих пор не давала ему спать спокойно.
Он бросил их давно, когда завербовался в Черный Отряд. Наверно, на то
были веские причины. Может, он смог найти себе оправдание. Только из песни
слова не выкинешь: он таки оставил своих детей. Совсем малышами, когда они
еще не могли сами о себе позаботиться. Ворон вообще никому не говорил, что у
него есть дети, одному мне сказал. Да и то мельком, обмолвился по случаю,
когда еще был Вороной и только начал свои попытки найти их. Сейчас они были
уже почти взрослыми. Если выжили.
Он так ни черта и не выяснил.
По моему разумению, теперь он собирался взяться за их поиски всерьез. А
что ему еще оставалось? Он продирался сквозь лесную чащобу, всем своим видом
подтверждая мои догадки. Мы шли на юг.
***
Мы добрались аж до Весла. Там Ворон ударился во все тяжкие и запил.
Взапой. Поначалу я от, него не отставал. Попойки, потаскухи... Обычные дела,
когда парни вроде нас, невесть сколько проторчавшие в лесу, вдруг попадают в
город. Я куролесил четыре дня. Пятый ушел на то, чтобы стряхнуть с себя
тяжкое похмелье. Потом я глянул, как идут дела у Ворона, и мне стало ясно:
парень только пошел на разгон.
Сперва я сыскал для нас жилье попроще, а после нашел и работу. Нанялся
охранником в богатую семью. Это оказалось совсем нетрудно. Повсюду ползли
самые нелепые слухи о бойне в Курганье. Богачи первыми усекли, что наступают
смутные времена, и спешили подстелить себе соломки.
Душечка со своими спутниками какое-то время пробыла в Весле. Здесь же,
в городе, гуляла и кучка парней из Черного Отряда. Мы ни с кем из них так и
не столкнулись.
А потом все они куда-то смылись.
Не прошло и четырех дней после выхода из Весла, а Смеда уже тошнило от
идеи Талли. Ночи держались холодные, укрыться от дождя в лесу было негде.
Одолевали несметные полчища кровососущих, более назойливых, чем блохи, вши
или домашние клопы.
Ты никогда не устроишься поспать на голой земле, если вообще возможно
уснуть под всеми этими непрестанными пытками на протяжении всей ночи.