Страница:
заплетался. - С этой бестией было что-то еще. Куда более страшное. Что-то
черное, как сама тьма.
Я не знал, что сказать. Ворон в это верил, а я - нет. Он кое-как подтер
за собой рвоту и принялся, трясущимися руками, запихивать вещи в мешок.
- Где ты поставил лошадей? - спросил он чуть погодя.
Он был серьезен. Не в состоянии ориентироваться, слепо тычащийся по
углам. Ворон готов был мчаться к чертям собачьим. И прямо сейчас.
- Так, конец, приехали. В чем дело? Куда ты собрался?
- Нам нужна помощь.
- Помощь? Нам? Ты забыл, что я на службе? У меня есть обязательства. Да
я просто не могу, вот так, прыгнуть в седло и мчаться в погоню за
блуждающими болотными огнями. Которые тебе просто примерещились. Потому, что
ты выжрал целую бочку поганой самодельной бормотухи.
Он психанул. Я тоже. Мы орали и крыли друг друга как могли. Он был не в
той форме, чтобы догнать меня, и потому швырял в меня посуду. А я топтал
бурдюк с вином, пока вконец не расквасил его, и картинно любовался
кроваво-красными струйками вина, растекшимися по полу.
Тут в нашу дверь вломилась хозяйка дома. Она весила фунтов двести и
была зловредна, как ядовитая змея.
- Вы, скоты! - заорала она с порога. - Сколько раз я вам говорила, что
не собираюсь больше терпеть вашего...
И тут мы набросились на нее. Она вечно придиралась, врала, плутовала на
каждом шагу. И всегда норовила спереть что-нибудь у своих постояльцев. Если
была уверена, что ее не застукают за этим делом. Мы спустили ее с лестницы
и, отряхнув руки, покатились со смеху, как дворовые безобразники.
Докатившись до самого низу, хозяйка опять принялась пронзительно вопить.
Похоже, падение только прибавило ей новые силы.
Вдруг мне стало не смешно. Она не свернула себе шею, верно. Но могла. А
ведь я даже не был пьян. Что это на меня нашло?
- Как я понял, собираешься выехать прямо сейчас? - спросил я Ворона.
- Да.
Юмор его тоже оставил. И он по-прежнему имел бледный вид.
- А как ты будешь выбираться из города? Посреди ночи?
- Наличные. Волшебное средство на все случаи жизни. - Он перекинул
лямку мешка через плечо. - Ну, ты готов?
Сукин сын с самого начала знал, что никуда я не денусь.
***
- Эй, Лу! - едва заслышав звон монет в кармане Ворона, заорал часовой у
ворот в сторону привратницкой. - Оторви свою задницу от лежанки! Новый
клиент пожаловал.
Часовой, ухмыляясь, снова повернулся к нам.
- Днем Лу тоже вкалывает, на другой работе, - пояснил он. - Цыплят
потрошит. Чертову прорву детей настругал. Любой другой научился бы
сдерживаться после первой дюжины. Но только не Лу. - Он опять ухмыльнулся.
- Твоя правда, - не стал спорить я. - А ты неплохо устроился. Мало кому
из парней так повезло с работенкой, как тебе.
- Ага. Только по ночам бывает скучновато. Но сегодня неплохая ночка.
Прибыльная.
- Что, пропустил кого-то до нас? - спросил Ворон.
- Только одного пердуна, около часа назад, старика. Спешил как на
пожар. Монету швырял горстями.
Ворон пропустил этот прозрачный намек мимо ушей. Мы с часовым успели
перекинуться еще парой слов, пока Лу возился с ключами, открывая небольшую
дверцу в воротах. Когда он ее все-таки открыл. Ворон швырнул горсть серебра.
- Вот это да! Благодарю, ваша светлость! Заглядывайте сюда в любое
время дня и ночи. В любое время. Теперь у вас есть настоящие друзья. Здесь,
у Южных Ворот.
Ворон промолчал, только слегка покривился и тронул лошадь вперед, на
залитую лунным светом дорогу.
- Спасибо, - сказал я привратнику. - Пока, ребята. Еще увидимся.
- В любое время, ваша светлость. В любое время. Всегда к вашим услугам.
Наверно, Ворон действительно заплатил им по-королевски.
А гримаса, мелькнувшая на его лице, была мне хорошо знакома, хотя в
последнее время я ее не замечал.
- Опять бедро беспокоит? - спросил я.
- Все в норме. Бывало и похуже, - угрюмо ответил он.
Этот гад почти протрезвел. Но похмелье есть похмелье.
- Что-то оно долго не заживает.
- А ты чего хотел? Я уже не мальчик. И потом, хоть стрелял Костоправ,
но то была одна из Ее стрел.
Не то чтобы Ворон затаил на них злобу. Просто до сих пор не мог взять в
толк, что тогда произошло.
Может, на самом-то деле, он и не хотел ничего понимать. Ворон всегда
сам себя считал не мыслителем, а человеком дела.
Иногда я просто диву давался, как он умудряется жить с такой кашей в
голове.
В грязи, у перекрестка дорог, около взъерошенной клячи, стоял
смертельно уставший старик.
К востоку отсюда лежали Лорды. Южная дорога вела в Розы, а через них -
к другим большим городам. Те, за кем он шел следом, разделились здесь на две
группы. Он не знал наверняка, кто куда поехал, хотя и мог предположить, что
Белая Роза свернула, направляясь в свою крепость в Равнине Страха, а Госпожа
двинулась прямо, к своей твердыне, Башне Чар.
В тот момент, когда они расстались, краткому перемирию между ними
пришел конец.
- Куда направимся? - спросил старик у лошадки.
Похоже, лохматый пони своего мнения не имел. А старик никак не мог
решить, к какой из женщин ему лучше обратиться со своими новостями. Он
больше склонен был тронуться на юг, но лишь потому, что по дороге на восток
его бы слепило лучами восходящего солнца.
- Слишком стары мы для этого, лошадка? Животное выдохнуло какой-то
звук, который старик готов был посчитать ответом. Но пони оглядывался назад,
на ту дорогу, которая привела их сюда.
Пыльное облако. Быстро приближающийся бешеный стук копыт. Похоже,
скакали двое. Спустя минуту он узнал мчавшегося впереди по его манере
держаться в седле.
- Скоро мы получим ответ на мой вопрос, - пробормотал старик. - А пока
спрячемся.
Он заспешил вперед, по восточной дороге, потом свернул с нее в сторону
и притаился в придорожной рощице, выбрав там местечко, откуда мог видеть
всадников. Решено. По какой бы дороге они ни двинулись дальше, он выберет
другую.
Ведь они появились здесь погоняя лошадей так, будто черти хватали их за
пятки, по той же самой причине, что и он. Думать иначе было бы просто глупо.
Тот, которого звали Вороном, конечно же, услышал сигнал тревоги. В его жизни
было время, когда он немного упражнялся в искусстве колдовства, а потом его
дух долго блуждал в лабиринтах Долины Курганов. Да, Ворон был достаточно
восприимчив. Старик приготовил настой из трав, который должен был помочь ему
оставаться настороже, пока не выяснятся намерения тех двоих. Потом он устало
смежил веки.
Натянув поводья. Ворон пустил лошадь шагом.
- Кажется, мы нагнали на того старика страху, - сказал он.
- Наверно, принял нас за бандитов, - отозвался я. - Так мы на них и
похожи. Ты собрался загнать лошадей насмерть прямо сегодня? Или мы все-таки
дадим им немного отдохнуть?
- Иногда ты говоришь дело, Кейс, - нехотя проворчал Ворон. - Нет
никакого смысла в такой спешке, если потом придется ухлопать вдвое больше
времени, пробираясь остаток пути на своих двоих. Странно. Этот старикан
напомнил мне колдуна Боманца. Которого в Курганье сожрал Дракон.
- Для меня все старичье на одно лицо.
- Может быть. Постой! - Он принялся изучать пыль на развилке дорог. А я
пытался высмотреть, куда спрятался старик. Я был уверен, что он следит за
нами.
- Ну? - наконец спросил я.
- Здесь они разошлись в разные стороны. Как и намеревались.
- Не спрашивайте меня, откуда он знал это. Он знал. А может, просто
выдумал. Мне к таким его фокусам было не привыкать.
- Душечка отправилась на восток. Костоправ отсюда тронулся на юг. Я
решил немного подыграть ему и спросил:
- Почему ты так решил?
- С ним была Она. - Ворон потер бедро. - А Она, конечно, направилась в
Башню.
- Верно. Твоя правда.
- Тоже мне, оракул.
- А мы по какой дороге двинем? В любом случае, скоро понадобится отдых.
- Да. Скоро понадобится. Лошадям.
- Конечно.
Я постарался сохранить на лице равнодушие. Жаль, у меня не хватало
мужества заорать на него. Какого черта он корчит из себя железного человека?
Что хочет доказать? Кому? Если мне, так доказал бы лучше, что может
перестать себя жалеть да вино трескать, по полведра в день. Хочешь показать
мне силу воли? Ладно. Так покажи, что у тебя ее хватит, чтобы найти своих
детей и попросить у них прощения.
Он что, решил покрасоваться перед тем стариком, который все еще
прятался в придорожных кустах?
Всегда чувствую себя неуютно, когда знаю, что за мной подсматривают.
Скорей бы уж Ворон объявлял свое решение. Чего тянет? И так все ясно.
- Кончай тянуть, - поторопил я его. - Куда двинемся?
Вместо ответа он пришпорил лошадь и свернул на южную дорогу.
Что за ерунда? Я уже начал поворачивать на восток, прежде чем
сообразил, что он делает.
Догнав его, я спросил:
- Почему на юг?
Он уклонился от прямого ответа, сказал только:
- Костоправ всегда был понятливым парнем. И зла ни на кого долго не
держал.
Похоже, окончательно рехнулся.
А может, наоборот? Внезапно очухался и решил больше не лить слез по
своей Душечке?
Трехногая бестия принесла голову в самое сердце Большого леса, к алтарю
в центре круга из вздыбленных каменных глыб. Капище находилось здесь уже
несколько тысяч лет. Тварь едва сумела протиснуться между стволами древних
дубов, окружавших величайшее святилище вымирающих, но все еще многочисленных
лесных дикарей.
Пристроив голову поудобнее, тварь захромала прочь и скрылась в лесу.
***
Отловив одного за другим шаманов всех лесных племен, бестия силой
приволокла их в святилище. Туда, где находилась голова. Увидев голову, эти
жалкие старые колдуны, ничтожные знахари, пришли в ужас, упали лицом в грязь
и принялись биться в поклонах как перед божеством. Вконец запуганные
щелкающими челюстями бестии, они принесли чудовищной голове клятву верности,
после чего стали поклоняться ей как могли.
Ни у одного из них даже и мысли не мелькнуло уничтожить голову, пока
она была бессильна помешать этому. Страх перед ней слишком сильно укрепился
в их слабом рассудке; сама мысль о сопротивлении была для них невозможна.
К тому же рядом всегда находился верный раб головы, Жабо дав, также
нагонявший на них суеверный ужас.
Покинув святилище, они принялись срезать ивовые прутья и стебли
растений, пригодных для изготовления веревок, собирать заговоренные травы и
камни с магическими свойствами, готовить священные перья, куски выделанной и
невыделанной кожи. Они поймали несколько мелких животных, пригодных для
ритуала жертвоприношения, и даже приволокли в святилище одного вора,
которого давно собирались убить. Страшась, что душа его попадет в рабство к
страшному богу и будет обречена на вечные муки, вор истошно вопил, умоляя
казнить его обычным способом.
Большая часть собранного ими была обыкновенным мусором, а их магия, в
основном, - обыкновенной бутафорией. Но когда-то вся эта чепуха произросла
из глубинных истин, из источника, дававшего подлинную власть над миром. Это
была реальная сила, достаточная, чтобы завершить замысел головы.
В самом древнем, в самом священном из своих святилищ шаманы изготовили
фигуру плетеного человека. Они сплели ее из ивовых прутьев, связав их
веревками из травы и ремешками из сыромятной кожи. Они воскурили священные
травы; совершили жертвоприношение; они дали плетеному человеку имя и
окропили его жертвенной кровью. Их песенные заклинания растянулись на
несколько дней. Почти все были полной бессмыслицей, но в их ритм иногда
вплетались лишь наполовину понятные, а то и вовсе забытые слова, имевшие
истинную власть. И силы этих слов оказалось достаточно.
Закончив ритуал, шаманы водрузили голову на шею плетеного человека.
Трижды медленно мигнули глаза...
Деревянная рука вырвала жезл у стоявшего рядом колдуна. Старик упал.
Пошатываясь, соединенное двинулось к ближайшему участку мягкой земли. Концом
жезла стало царапать на ней неровные печатные буквы.
Получив приказы чудовища, старые колдуны торопливо покинули святилище.
Уже через неделю они были готовы внести усовершенствования в свое кошмарное
творение.
На сей раз ритуалы оказались более причудливыми. И куда более
кровавыми. Были принесены в жертву два человека, похищенных из разрушенного
городка на краю Курганья. Эти двое умирали медленно. Очень медленно.
Когда ритуал закончился, плетеный человек стал передвигаться гораздо
лучше, хотя никто, даже по ошибке, не принял бы это чучело за человека.
Теперь голова могла говорить. Тихим, замогильным шепотом.
- Соберите здесь пятьдесят ваших лучших воинов - приказала она.
Старые колдуны заартачились было. Ведь свою часть дела они уже сделали
и не имели никакого желания больше ни во что ввязываться.
Тогда монстр прошептал короткое заклинание, в котором не было ни одного
лишнего слова. Три старика упали на землю. Они умирали в страшных мучениях,
вопя от боли. Пожираемые червями изнутри.
- Соберите пятьдесят лучших воинов! - вновь прошептала голова.
Оставшиеся в живых шаманы сделали как им было ведено.
Вскоре появились воины. Они помогли чудищу взобраться на спину хромой
бестии. Ни одно другое лесное животное, будь то лошадь или бык, не давало
ему на себя усесться. Монстр привел свою банду в Курганье, к разрушенному
городку.
- Прикончить всех, - прошептал он. - До единого.
И началась резня. А Плетеный двинулся дальше. Его изуродованное лицо
было постоянно обращено на юг. В его глазах все сильнее разгорался огонь
гибельной, безумной ненависти.
Тимми вихрем ворвался в лагерь спустя несколько минут после того, как в
городке началось побоище. Он был настолько перепуган, что едва мог говорить.
- Надо уносить ноги, - судорожно выдавливал он слова. - Та бестия опять
вернулась. А верхом на ней еще какой-то монстр. Лесные дикари режут в
городке всех подряд.
Старый Рыбак только кивнул и тут же залила костер водой.
- Пока тварь про нас не вспомнила. Все как мы договаривались.
- Да бросьте вы, - злобно заворчал Талли. - Наверно, Тимми просто
увидел, как...
Тут дерево вдруг выпустило громадную шаровую молнию, прародительницу
всех молний мира. Лес заполнился ее яростным сиянием, а когда она лопнула -
загудел и затрясся от мощных громовых раскатов. - Мама дорогая! - прошептал
Талли. И дал деру не разбирая дороги, ломясь сквозь кусты, словно
перепуганный медведь.
Остальные отстали от него не слишком сильно.
Смед бежал крупной рысью. Он прижимал к груди охапку барахла и
соображал на бегу. Предусмотрительность Старого Рыбака, похоже, оправдалась.
Как сказал старик, они ничего не потеряют, если слиняют отсюда на какое-то
время.
Позади сверкнул язык пламени, окрашенный в розоватые тона; в ответ
полыхнула голубая вспышка. Потом раздался странный звук, словно мяукала
пропащая душа гигантской кошки.
Последнее время Талли все талдычил, что Рыбак слишком много о себе
воображает. Но именно Рыбак оказывался рядом в трудную минуту и мог хоть
что-то предложить. А Талли потихоньку занял место Смеда. Увиливал от работы,
вечно ныл. Вот Тимми совсем не изменился. Все тот же шустрый коротышка с
кучей историй на все случаи жизни.
От Рыбака и Тимми куда больше проку, чем от Талли. Рука не поднимется
перерезать им глотки. Особенно ежели куш окажется так велик, как считает
Талли. Так ли необходимо жмотиться и попусту лить кровь?
Смед присел на корточки возле заранее приготовленного бревна и
пристроил свои вещи среди специально оставленных для этого веток. Талли уже
плыл прочь от берега, бешено молотя по воде руками.
- Тс-сс! - вдруг сказал Рыбак.
Все замерли. Кроме Талли, конечно. Тот продолжал плыть, поднимая вокруг
себя брызги.
Старый Рыбак прислушался.
Смед не слышал ничего, кроме звенящей тишины. Огненных вспышек тоже
больше не было видно.
Облегченно вздохнув. Рыбак сказал:
- Поблизости никого. Есть время снять тряпки. Смед не стал спорить, но
не стал и тратить время на то, чтобы раздеться. Он оттолкнулся от берега и
поплыл.
Лежа на бревне, один посреди реки и один посреди ночи, он ощутил
приступ паники. Острова, куда они направлялись, все не было видно. Правда,
Рыбак говорил, что они просто не могут мимо него промахнуться, если отплывут
от берега в нужном месте. Течение должно само вынести их к этому острову.
Но Смед не был до конца уверен. А плавать он не умел. Что, если он
промахнется? Тогда плыть ему на бревне и плыть. До самого синего моря.
Внезапно целый каскад голубых вспышек осветил реку. Он слегка удивился,
увидав совсем рядом Тимми и Рыбака. Даже Талли, несмотря на все его бешеные
усилия, опередил их ярдов на сто, не больше.
Смеду остро захотелось перекинуться с кем-нибудь из них парой слов. Это
добавило бы ему смелости. Но он промолчал. Сейчас важнее всего было молчать
в тряпочку. Не буди лиха, пока спит тихо.
За прошедший час Смед заново пережил все когда-либо мучившие его
страхи, все приключавшиеся с ним беды и несчастья. Когда он наконец увидел
прямо перед собой неясные темные-очертания острова, его нервы были уже на
пределе.
Островок оказался небольшим, ярдов двести в длину и всего десять в
ширину. Едва выступающая из-под воды узкая полоска илистой отмели, поросшая
сорняками и кустарником. Все кусты были едва в человеческий рост. Довольно
жалкое убежище, подумал Смед.
Но в первый момент оно показалось ему райскими кущами.
- Здесь мелко, можно встать на дно, - прошептал возникший рядом Старый
Рыбак. - Обойдем вокруг, там и вылезем. Не надо оставлять следов с этой
стороны.
Смед соскользнул с бревна. Глубина здесь оказалась ему по пояс. Он
двинулся вслед за Рыбаком, оскальзываясь, путаясь ногами в стеблях водяных
растений. Впереди испуганно вякнул Тимми, наступивший на какую-то
извивающуюся тварь.
Смед оглянулся назад. Ничего. Фейерверк стих. Вспышки, позволившие ему
разглядеть на воде остальных, были последними. Лес вернулся к своей обычной
жизни, наполнившись привычными ночными звуками.
- Вы где там застряли? - напряженным голосом спросил из темноты Талли.
- Надо было прихватить с собой хоть что-нибудь, - огрызнулся Смед. -
Потому и задержались. Не подыхать же нам тут с голоду. А вот что будешь
жевать ты? Шаровые молнии?
Братцу хорошая встряска только на пользу, подумал он. Может, в нем
здравый смысл проснется. Беспомощно плывя на бревне, Смед припомнил кое-что
полезное.
Талли много раз сбегал от него и раньше. Просто так, из садизма, когда
они были малышами. Посреди драки с уличной шпаной, когда они стали постарше.
Или когда какой-нибудь торговец принимался колотить Смеда за то, что он, сам
того не желая, отвлек его внимание, позволив Талли стащить горсть медяков и
дать Деру.
Сам Талли всегда выходил сухим из воды. Пожалуй, теперь Смед мог
заглянуть в будущее. Пускай Старый Рыбак с Тимми Локаном выковыривают из
дерева Клин. А болван Смед перережет им глотки, когда они управятся с этим
делом. А потом останется просто прихватить добычу и слинять. Кому тогда
будет жаловаться Смед, имея на руках кровь своих компаньонов?
В самый раз - Талли. Очень даже на него похоже.
***
Они проторчали на острове четыре дня. Кормили комаров, жарились на
солнце. Выжидали. Хуже всех пришлось Талли. Он выклянчил-таки достаточно
жратвы, чтобы продержаться, но ни сухой одежды, ни хотя бы одеяла для защиты
от солнца выпросить ему так и не удалось.
Смеду даже показалось, что Рыбак волынил на острове нарочно.
Специально, чтобы проучить Талли.
Старик отправился на разведку только на четвертый день, после полудня.
Реку он перешел вброд. Рукав между островом и берегом оказался мелким, по
грудь в самых глубоких местах. Узел со своими вещами Рыбак перенес на
голове.
Когда он вернулся, было уже совсем темно.
- Ну? - требовательно спросил Талли. Единственный, кто еще страдал
избытком нетерпения.
- Они ушли. Но перед этим обнаружили наш лагерь и разнесли его в
клочья. Отравили всю жратву, повсюду устроили десятки ловушек. Возвращаться
туда не имеет смысла. Может, найдем в городке то, что нам нужно. Тамошним
парням уже никогда ничего не понадобится.
***
Насколько был прав Старый Рыбак, Смед понял на следующий день. Сперва
они прошли мимо лагеря, в доказательство Талли, что тот попусту тратит
время, оплакивая свое барахло.
Бойня в городке была тотальной. Дикари вырезали все живое, включая
собак, куриц и домашний скот. Утро выдалось жаркое. В неподвижном воздухе
висел густой звон: сюда слетелись мириады мух. Повсюду лаяли, тявкали,
клекотали, щелкали челюстями и клювами, сражаясь за добычу, пожиратели
падали. Хотя, будь их даже вдесятеро больше, пиршество удовлетворило бы
всех.
Уже в четверти мили от городка стояло такое невыносимое зловоние, что
желудок подступал к горлу.
Смед остановился.
- Я собираюсь взглянуть на дерево, - выдавил он. - Здесь мне делать
нечего.
- А я буду у тебя на подхвате, - засуетился Тимми.
Талли взглянул на Смеда и что-то злобно проворчал. Старый Рыбак только
пожал плечами.
- Ладно. Увидимся там. Попозже. Ни вонь, ни горы трупов, похоже, его
ничуть не волновали.
Плетеный шествовал по улицам разрушенного города подобно богу мщения,
спокойно переступающему через легионы мертвых. За ним следовали оставшиеся в
живых лесные воины, потрясенные грандиозностью города, испытывающие
благоговейный трепет перед создавшим этот город великим волшебством. Позади
подавленно тащились имперские солдаты, несколько сот человек из гарнизона
Весла. Они признали власть захватчика - больше потому, что иначе и их
постигла бы участь тех, чья кровь потоками лилась по булыжнику мостовых, чьи
вывороченные внутренности забили все городские водостоки.
Повсюду полыхали пожары. Обитатели Весла возносили к небесам стенания и
горестные жалобы и тут же умолкали, когда поблизости раздавался в ночи звук
тяжелых шагов Плетеного. Укрываясь в тени стен, спешила скрыться из города
вынырнувшая из своих укромных местечек всякая мелкая нечисть. Страх этих
сущностей был так велик, что они не могли тихо дожидаться, пока черный ужас
сам уйдет из города. Но Плетеный ни на что не обращал внимания. Всякое
сопротивление было подавлено.
Он ничего не замечал, кроме пожаров. Огня он боялся.
Вдруг загудела тетива боевых луков и Плетеный вмиг оказался утыкан
стрелами, словно мишень для стрельбы. Во все стороны полетели ивовые щепки и
куски камней. Он пошатнулся и, если б его не поддержали лесные воины, рухнул
бы навзничь.
Сперва его ослепила бешеная ярость. Затем пришли слова, тихие и
ужасные, сковавшие смертельным холодом сердца тех, кто стоял так близко, что
мог их услышать. Новые стрелы прорвали черное полотно ночи, вонзились в
Плетеного, отсекли ему ухо, унесли жизнь одного из поддерживавших его
дикарей. Но он завершил заклинание.
Из темноты, в пятидесяти ярдах, раздались дикие вопли. Они были так
ужасны, что на глазах солдат, следовавших за Плетеным, выступили слезы.
Им пришлось перешагивать через судорожно дергающиеся, жалобно стонущие,
скрученные страшной силой останки людей, носивших точно такую же форму, как
они сами. Через тела своих братьев по оружию, чья смелость оказалась под
стать их верности. Кое-кто пожал плечами и отвел глаза. Некоторые проявили
милосердие, прекратив мучения несчастных быстрыми ударами копий. Другие,
узнав среди павших своих прежних товарищей, поклялись про себя при первом же
удобном случае свести с монстром счеты.
Плетеный казался неудержимым, как стихийное бедствие. Он прошел из
конца в конец Весла, сея повсюду смерть и разрушение, увлекая за собой
последователей. Наконец он подошел к Южным Воротам. Лу со своим напарником
давно исчез оттуда. Плетеный поднял руку, произнес тайные слова. Ворота тут
же разлетелись на щепки размером с зубочистку. Он прошел сквозь проем и
остановился, пристально вглядываясь в темневшую впереди дорогу.
Отсюда, перекрывая друг друга, шло сразу несколько следов. След
намеченной жертвы смешивался с другими запахами, не менее знакомыми и
мучительно ненавистными.
- Тем лучше, - прошептал Плетеный. - Тем лучше. Разберись в следах и
принимайся за дело! - Он втянул воздух носом. - Его след! И этой проклятой
Белой Розы. И того, кто встал мне поперек дороги в Опале. И того старого
колдуна, давшего нам свободу. - Изуродованные губы на мгновение дрогнули от
страха. Да. Даже ему было знакомо чувство страха. - А вот и Ее след!
Жабодав считал, что Она потеряла свое былое могущество. Плетеному тоже
хотелось так думать. Вне всякого сомнения, в этом была бы восхитительная,
высшая справедливость. Но он не решался поверить окончательно. Пока не
удостоверится собственными глазами. Потому что Она была коварным, вероломным
существом. Как и все остальные люди.
Кроме того, однажды он уже пытался справиться с Ней и потерпел неудачу,
приведшую его к нынешнему положению, Жабодав, расталкивая солдат,
протискивался через проем ворот. С его морды капала кровь. Несколько часов
он рыскал по городу, пока не утолил свой древний инстинкт, первобытную
кровожадность. Теперь у него появилась четвертая нога, из того же материала,
что и тело Плетеного. Подойдя ближе, он тоже уставился на дорогу.
Выдохшиеся лесные воины, повалившись от усталости кто где был, заснули.
Плетеный тоже притомился, но нянчиться со своими сторонниками и не
собирался. Приковылявший к нему из последних сил шаман попытался убедить
черное, как сама тьма.
Я не знал, что сказать. Ворон в это верил, а я - нет. Он кое-как подтер
за собой рвоту и принялся, трясущимися руками, запихивать вещи в мешок.
- Где ты поставил лошадей? - спросил он чуть погодя.
Он был серьезен. Не в состоянии ориентироваться, слепо тычащийся по
углам. Ворон готов был мчаться к чертям собачьим. И прямо сейчас.
- Так, конец, приехали. В чем дело? Куда ты собрался?
- Нам нужна помощь.
- Помощь? Нам? Ты забыл, что я на службе? У меня есть обязательства. Да
я просто не могу, вот так, прыгнуть в седло и мчаться в погоню за
блуждающими болотными огнями. Которые тебе просто примерещились. Потому, что
ты выжрал целую бочку поганой самодельной бормотухи.
Он психанул. Я тоже. Мы орали и крыли друг друга как могли. Он был не в
той форме, чтобы догнать меня, и потому швырял в меня посуду. А я топтал
бурдюк с вином, пока вконец не расквасил его, и картинно любовался
кроваво-красными струйками вина, растекшимися по полу.
Тут в нашу дверь вломилась хозяйка дома. Она весила фунтов двести и
была зловредна, как ядовитая змея.
- Вы, скоты! - заорала она с порога. - Сколько раз я вам говорила, что
не собираюсь больше терпеть вашего...
И тут мы набросились на нее. Она вечно придиралась, врала, плутовала на
каждом шагу. И всегда норовила спереть что-нибудь у своих постояльцев. Если
была уверена, что ее не застукают за этим делом. Мы спустили ее с лестницы
и, отряхнув руки, покатились со смеху, как дворовые безобразники.
Докатившись до самого низу, хозяйка опять принялась пронзительно вопить.
Похоже, падение только прибавило ей новые силы.
Вдруг мне стало не смешно. Она не свернула себе шею, верно. Но могла. А
ведь я даже не был пьян. Что это на меня нашло?
- Как я понял, собираешься выехать прямо сейчас? - спросил я Ворона.
- Да.
Юмор его тоже оставил. И он по-прежнему имел бледный вид.
- А как ты будешь выбираться из города? Посреди ночи?
- Наличные. Волшебное средство на все случаи жизни. - Он перекинул
лямку мешка через плечо. - Ну, ты готов?
Сукин сын с самого начала знал, что никуда я не денусь.
***
- Эй, Лу! - едва заслышав звон монет в кармане Ворона, заорал часовой у
ворот в сторону привратницкой. - Оторви свою задницу от лежанки! Новый
клиент пожаловал.
Часовой, ухмыляясь, снова повернулся к нам.
- Днем Лу тоже вкалывает, на другой работе, - пояснил он. - Цыплят
потрошит. Чертову прорву детей настругал. Любой другой научился бы
сдерживаться после первой дюжины. Но только не Лу. - Он опять ухмыльнулся.
- Твоя правда, - не стал спорить я. - А ты неплохо устроился. Мало кому
из парней так повезло с работенкой, как тебе.
- Ага. Только по ночам бывает скучновато. Но сегодня неплохая ночка.
Прибыльная.
- Что, пропустил кого-то до нас? - спросил Ворон.
- Только одного пердуна, около часа назад, старика. Спешил как на
пожар. Монету швырял горстями.
Ворон пропустил этот прозрачный намек мимо ушей. Мы с часовым успели
перекинуться еще парой слов, пока Лу возился с ключами, открывая небольшую
дверцу в воротах. Когда он ее все-таки открыл. Ворон швырнул горсть серебра.
- Вот это да! Благодарю, ваша светлость! Заглядывайте сюда в любое
время дня и ночи. В любое время. Теперь у вас есть настоящие друзья. Здесь,
у Южных Ворот.
Ворон промолчал, только слегка покривился и тронул лошадь вперед, на
залитую лунным светом дорогу.
- Спасибо, - сказал я привратнику. - Пока, ребята. Еще увидимся.
- В любое время, ваша светлость. В любое время. Всегда к вашим услугам.
Наверно, Ворон действительно заплатил им по-королевски.
А гримаса, мелькнувшая на его лице, была мне хорошо знакома, хотя в
последнее время я ее не замечал.
- Опять бедро беспокоит? - спросил я.
- Все в норме. Бывало и похуже, - угрюмо ответил он.
Этот гад почти протрезвел. Но похмелье есть похмелье.
- Что-то оно долго не заживает.
- А ты чего хотел? Я уже не мальчик. И потом, хоть стрелял Костоправ,
но то была одна из Ее стрел.
Не то чтобы Ворон затаил на них злобу. Просто до сих пор не мог взять в
толк, что тогда произошло.
Может, на самом-то деле, он и не хотел ничего понимать. Ворон всегда
сам себя считал не мыслителем, а человеком дела.
Иногда я просто диву давался, как он умудряется жить с такой кашей в
голове.
В грязи, у перекрестка дорог, около взъерошенной клячи, стоял
смертельно уставший старик.
К востоку отсюда лежали Лорды. Южная дорога вела в Розы, а через них -
к другим большим городам. Те, за кем он шел следом, разделились здесь на две
группы. Он не знал наверняка, кто куда поехал, хотя и мог предположить, что
Белая Роза свернула, направляясь в свою крепость в Равнине Страха, а Госпожа
двинулась прямо, к своей твердыне, Башне Чар.
В тот момент, когда они расстались, краткому перемирию между ними
пришел конец.
- Куда направимся? - спросил старик у лошадки.
Похоже, лохматый пони своего мнения не имел. А старик никак не мог
решить, к какой из женщин ему лучше обратиться со своими новостями. Он
больше склонен был тронуться на юг, но лишь потому, что по дороге на восток
его бы слепило лучами восходящего солнца.
- Слишком стары мы для этого, лошадка? Животное выдохнуло какой-то
звук, который старик готов был посчитать ответом. Но пони оглядывался назад,
на ту дорогу, которая привела их сюда.
Пыльное облако. Быстро приближающийся бешеный стук копыт. Похоже,
скакали двое. Спустя минуту он узнал мчавшегося впереди по его манере
держаться в седле.
- Скоро мы получим ответ на мой вопрос, - пробормотал старик. - А пока
спрячемся.
Он заспешил вперед, по восточной дороге, потом свернул с нее в сторону
и притаился в придорожной рощице, выбрав там местечко, откуда мог видеть
всадников. Решено. По какой бы дороге они ни двинулись дальше, он выберет
другую.
Ведь они появились здесь погоняя лошадей так, будто черти хватали их за
пятки, по той же самой причине, что и он. Думать иначе было бы просто глупо.
Тот, которого звали Вороном, конечно же, услышал сигнал тревоги. В его жизни
было время, когда он немного упражнялся в искусстве колдовства, а потом его
дух долго блуждал в лабиринтах Долины Курганов. Да, Ворон был достаточно
восприимчив. Старик приготовил настой из трав, который должен был помочь ему
оставаться настороже, пока не выяснятся намерения тех двоих. Потом он устало
смежил веки.
Натянув поводья. Ворон пустил лошадь шагом.
- Кажется, мы нагнали на того старика страху, - сказал он.
- Наверно, принял нас за бандитов, - отозвался я. - Так мы на них и
похожи. Ты собрался загнать лошадей насмерть прямо сегодня? Или мы все-таки
дадим им немного отдохнуть?
- Иногда ты говоришь дело, Кейс, - нехотя проворчал Ворон. - Нет
никакого смысла в такой спешке, если потом придется ухлопать вдвое больше
времени, пробираясь остаток пути на своих двоих. Странно. Этот старикан
напомнил мне колдуна Боманца. Которого в Курганье сожрал Дракон.
- Для меня все старичье на одно лицо.
- Может быть. Постой! - Он принялся изучать пыль на развилке дорог. А я
пытался высмотреть, куда спрятался старик. Я был уверен, что он следит за
нами.
- Ну? - наконец спросил я.
- Здесь они разошлись в разные стороны. Как и намеревались.
- Не спрашивайте меня, откуда он знал это. Он знал. А может, просто
выдумал. Мне к таким его фокусам было не привыкать.
- Душечка отправилась на восток. Костоправ отсюда тронулся на юг. Я
решил немного подыграть ему и спросил:
- Почему ты так решил?
- С ним была Она. - Ворон потер бедро. - А Она, конечно, направилась в
Башню.
- Верно. Твоя правда.
- Тоже мне, оракул.
- А мы по какой дороге двинем? В любом случае, скоро понадобится отдых.
- Да. Скоро понадобится. Лошадям.
- Конечно.
Я постарался сохранить на лице равнодушие. Жаль, у меня не хватало
мужества заорать на него. Какого черта он корчит из себя железного человека?
Что хочет доказать? Кому? Если мне, так доказал бы лучше, что может
перестать себя жалеть да вино трескать, по полведра в день. Хочешь показать
мне силу воли? Ладно. Так покажи, что у тебя ее хватит, чтобы найти своих
детей и попросить у них прощения.
Он что, решил покрасоваться перед тем стариком, который все еще
прятался в придорожных кустах?
Всегда чувствую себя неуютно, когда знаю, что за мной подсматривают.
Скорей бы уж Ворон объявлял свое решение. Чего тянет? И так все ясно.
- Кончай тянуть, - поторопил я его. - Куда двинемся?
Вместо ответа он пришпорил лошадь и свернул на южную дорогу.
Что за ерунда? Я уже начал поворачивать на восток, прежде чем
сообразил, что он делает.
Догнав его, я спросил:
- Почему на юг?
Он уклонился от прямого ответа, сказал только:
- Костоправ всегда был понятливым парнем. И зла ни на кого долго не
держал.
Похоже, окончательно рехнулся.
А может, наоборот? Внезапно очухался и решил больше не лить слез по
своей Душечке?
Трехногая бестия принесла голову в самое сердце Большого леса, к алтарю
в центре круга из вздыбленных каменных глыб. Капище находилось здесь уже
несколько тысяч лет. Тварь едва сумела протиснуться между стволами древних
дубов, окружавших величайшее святилище вымирающих, но все еще многочисленных
лесных дикарей.
Пристроив голову поудобнее, тварь захромала прочь и скрылась в лесу.
***
Отловив одного за другим шаманов всех лесных племен, бестия силой
приволокла их в святилище. Туда, где находилась голова. Увидев голову, эти
жалкие старые колдуны, ничтожные знахари, пришли в ужас, упали лицом в грязь
и принялись биться в поклонах как перед божеством. Вконец запуганные
щелкающими челюстями бестии, они принесли чудовищной голове клятву верности,
после чего стали поклоняться ей как могли.
Ни у одного из них даже и мысли не мелькнуло уничтожить голову, пока
она была бессильна помешать этому. Страх перед ней слишком сильно укрепился
в их слабом рассудке; сама мысль о сопротивлении была для них невозможна.
К тому же рядом всегда находился верный раб головы, Жабо дав, также
нагонявший на них суеверный ужас.
Покинув святилище, они принялись срезать ивовые прутья и стебли
растений, пригодных для изготовления веревок, собирать заговоренные травы и
камни с магическими свойствами, готовить священные перья, куски выделанной и
невыделанной кожи. Они поймали несколько мелких животных, пригодных для
ритуала жертвоприношения, и даже приволокли в святилище одного вора,
которого давно собирались убить. Страшась, что душа его попадет в рабство к
страшному богу и будет обречена на вечные муки, вор истошно вопил, умоляя
казнить его обычным способом.
Большая часть собранного ими была обыкновенным мусором, а их магия, в
основном, - обыкновенной бутафорией. Но когда-то вся эта чепуха произросла
из глубинных истин, из источника, дававшего подлинную власть над миром. Это
была реальная сила, достаточная, чтобы завершить замысел головы.
В самом древнем, в самом священном из своих святилищ шаманы изготовили
фигуру плетеного человека. Они сплели ее из ивовых прутьев, связав их
веревками из травы и ремешками из сыромятной кожи. Они воскурили священные
травы; совершили жертвоприношение; они дали плетеному человеку имя и
окропили его жертвенной кровью. Их песенные заклинания растянулись на
несколько дней. Почти все были полной бессмыслицей, но в их ритм иногда
вплетались лишь наполовину понятные, а то и вовсе забытые слова, имевшие
истинную власть. И силы этих слов оказалось достаточно.
Закончив ритуал, шаманы водрузили голову на шею плетеного человека.
Трижды медленно мигнули глаза...
Деревянная рука вырвала жезл у стоявшего рядом колдуна. Старик упал.
Пошатываясь, соединенное двинулось к ближайшему участку мягкой земли. Концом
жезла стало царапать на ней неровные печатные буквы.
Получив приказы чудовища, старые колдуны торопливо покинули святилище.
Уже через неделю они были готовы внести усовершенствования в свое кошмарное
творение.
На сей раз ритуалы оказались более причудливыми. И куда более
кровавыми. Были принесены в жертву два человека, похищенных из разрушенного
городка на краю Курганья. Эти двое умирали медленно. Очень медленно.
Когда ритуал закончился, плетеный человек стал передвигаться гораздо
лучше, хотя никто, даже по ошибке, не принял бы это чучело за человека.
Теперь голова могла говорить. Тихим, замогильным шепотом.
- Соберите здесь пятьдесят ваших лучших воинов - приказала она.
Старые колдуны заартачились было. Ведь свою часть дела они уже сделали
и не имели никакого желания больше ни во что ввязываться.
Тогда монстр прошептал короткое заклинание, в котором не было ни одного
лишнего слова. Три старика упали на землю. Они умирали в страшных мучениях,
вопя от боли. Пожираемые червями изнутри.
- Соберите пятьдесят лучших воинов! - вновь прошептала голова.
Оставшиеся в живых шаманы сделали как им было ведено.
Вскоре появились воины. Они помогли чудищу взобраться на спину хромой
бестии. Ни одно другое лесное животное, будь то лошадь или бык, не давало
ему на себя усесться. Монстр привел свою банду в Курганье, к разрушенному
городку.
- Прикончить всех, - прошептал он. - До единого.
И началась резня. А Плетеный двинулся дальше. Его изуродованное лицо
было постоянно обращено на юг. В его глазах все сильнее разгорался огонь
гибельной, безумной ненависти.
Тимми вихрем ворвался в лагерь спустя несколько минут после того, как в
городке началось побоище. Он был настолько перепуган, что едва мог говорить.
- Надо уносить ноги, - судорожно выдавливал он слова. - Та бестия опять
вернулась. А верхом на ней еще какой-то монстр. Лесные дикари режут в
городке всех подряд.
Старый Рыбак только кивнул и тут же залила костер водой.
- Пока тварь про нас не вспомнила. Все как мы договаривались.
- Да бросьте вы, - злобно заворчал Талли. - Наверно, Тимми просто
увидел, как...
Тут дерево вдруг выпустило громадную шаровую молнию, прародительницу
всех молний мира. Лес заполнился ее яростным сиянием, а когда она лопнула -
загудел и затрясся от мощных громовых раскатов. - Мама дорогая! - прошептал
Талли. И дал деру не разбирая дороги, ломясь сквозь кусты, словно
перепуганный медведь.
Остальные отстали от него не слишком сильно.
Смед бежал крупной рысью. Он прижимал к груди охапку барахла и
соображал на бегу. Предусмотрительность Старого Рыбака, похоже, оправдалась.
Как сказал старик, они ничего не потеряют, если слиняют отсюда на какое-то
время.
Позади сверкнул язык пламени, окрашенный в розоватые тона; в ответ
полыхнула голубая вспышка. Потом раздался странный звук, словно мяукала
пропащая душа гигантской кошки.
Последнее время Талли все талдычил, что Рыбак слишком много о себе
воображает. Но именно Рыбак оказывался рядом в трудную минуту и мог хоть
что-то предложить. А Талли потихоньку занял место Смеда. Увиливал от работы,
вечно ныл. Вот Тимми совсем не изменился. Все тот же шустрый коротышка с
кучей историй на все случаи жизни.
От Рыбака и Тимми куда больше проку, чем от Талли. Рука не поднимется
перерезать им глотки. Особенно ежели куш окажется так велик, как считает
Талли. Так ли необходимо жмотиться и попусту лить кровь?
Смед присел на корточки возле заранее приготовленного бревна и
пристроил свои вещи среди специально оставленных для этого веток. Талли уже
плыл прочь от берега, бешено молотя по воде руками.
- Тс-сс! - вдруг сказал Рыбак.
Все замерли. Кроме Талли, конечно. Тот продолжал плыть, поднимая вокруг
себя брызги.
Старый Рыбак прислушался.
Смед не слышал ничего, кроме звенящей тишины. Огненных вспышек тоже
больше не было видно.
Облегченно вздохнув. Рыбак сказал:
- Поблизости никого. Есть время снять тряпки. Смед не стал спорить, но
не стал и тратить время на то, чтобы раздеться. Он оттолкнулся от берега и
поплыл.
Лежа на бревне, один посреди реки и один посреди ночи, он ощутил
приступ паники. Острова, куда они направлялись, все не было видно. Правда,
Рыбак говорил, что они просто не могут мимо него промахнуться, если отплывут
от берега в нужном месте. Течение должно само вынести их к этому острову.
Но Смед не был до конца уверен. А плавать он не умел. Что, если он
промахнется? Тогда плыть ему на бревне и плыть. До самого синего моря.
Внезапно целый каскад голубых вспышек осветил реку. Он слегка удивился,
увидав совсем рядом Тимми и Рыбака. Даже Талли, несмотря на все его бешеные
усилия, опередил их ярдов на сто, не больше.
Смеду остро захотелось перекинуться с кем-нибудь из них парой слов. Это
добавило бы ему смелости. Но он промолчал. Сейчас важнее всего было молчать
в тряпочку. Не буди лиха, пока спит тихо.
За прошедший час Смед заново пережил все когда-либо мучившие его
страхи, все приключавшиеся с ним беды и несчастья. Когда он наконец увидел
прямо перед собой неясные темные-очертания острова, его нервы были уже на
пределе.
Островок оказался небольшим, ярдов двести в длину и всего десять в
ширину. Едва выступающая из-под воды узкая полоска илистой отмели, поросшая
сорняками и кустарником. Все кусты были едва в человеческий рост. Довольно
жалкое убежище, подумал Смед.
Но в первый момент оно показалось ему райскими кущами.
- Здесь мелко, можно встать на дно, - прошептал возникший рядом Старый
Рыбак. - Обойдем вокруг, там и вылезем. Не надо оставлять следов с этой
стороны.
Смед соскользнул с бревна. Глубина здесь оказалась ему по пояс. Он
двинулся вслед за Рыбаком, оскальзываясь, путаясь ногами в стеблях водяных
растений. Впереди испуганно вякнул Тимми, наступивший на какую-то
извивающуюся тварь.
Смед оглянулся назад. Ничего. Фейерверк стих. Вспышки, позволившие ему
разглядеть на воде остальных, были последними. Лес вернулся к своей обычной
жизни, наполнившись привычными ночными звуками.
- Вы где там застряли? - напряженным голосом спросил из темноты Талли.
- Надо было прихватить с собой хоть что-нибудь, - огрызнулся Смед. -
Потому и задержались. Не подыхать же нам тут с голоду. А вот что будешь
жевать ты? Шаровые молнии?
Братцу хорошая встряска только на пользу, подумал он. Может, в нем
здравый смысл проснется. Беспомощно плывя на бревне, Смед припомнил кое-что
полезное.
Талли много раз сбегал от него и раньше. Просто так, из садизма, когда
они были малышами. Посреди драки с уличной шпаной, когда они стали постарше.
Или когда какой-нибудь торговец принимался колотить Смеда за то, что он, сам
того не желая, отвлек его внимание, позволив Талли стащить горсть медяков и
дать Деру.
Сам Талли всегда выходил сухим из воды. Пожалуй, теперь Смед мог
заглянуть в будущее. Пускай Старый Рыбак с Тимми Локаном выковыривают из
дерева Клин. А болван Смед перережет им глотки, когда они управятся с этим
делом. А потом останется просто прихватить добычу и слинять. Кому тогда
будет жаловаться Смед, имея на руках кровь своих компаньонов?
В самый раз - Талли. Очень даже на него похоже.
***
Они проторчали на острове четыре дня. Кормили комаров, жарились на
солнце. Выжидали. Хуже всех пришлось Талли. Он выклянчил-таки достаточно
жратвы, чтобы продержаться, но ни сухой одежды, ни хотя бы одеяла для защиты
от солнца выпросить ему так и не удалось.
Смеду даже показалось, что Рыбак волынил на острове нарочно.
Специально, чтобы проучить Талли.
Старик отправился на разведку только на четвертый день, после полудня.
Реку он перешел вброд. Рукав между островом и берегом оказался мелким, по
грудь в самых глубоких местах. Узел со своими вещами Рыбак перенес на
голове.
Когда он вернулся, было уже совсем темно.
- Ну? - требовательно спросил Талли. Единственный, кто еще страдал
избытком нетерпения.
- Они ушли. Но перед этим обнаружили наш лагерь и разнесли его в
клочья. Отравили всю жратву, повсюду устроили десятки ловушек. Возвращаться
туда не имеет смысла. Может, найдем в городке то, что нам нужно. Тамошним
парням уже никогда ничего не понадобится.
***
Насколько был прав Старый Рыбак, Смед понял на следующий день. Сперва
они прошли мимо лагеря, в доказательство Талли, что тот попусту тратит
время, оплакивая свое барахло.
Бойня в городке была тотальной. Дикари вырезали все живое, включая
собак, куриц и домашний скот. Утро выдалось жаркое. В неподвижном воздухе
висел густой звон: сюда слетелись мириады мух. Повсюду лаяли, тявкали,
клекотали, щелкали челюстями и клювами, сражаясь за добычу, пожиратели
падали. Хотя, будь их даже вдесятеро больше, пиршество удовлетворило бы
всех.
Уже в четверти мили от городка стояло такое невыносимое зловоние, что
желудок подступал к горлу.
Смед остановился.
- Я собираюсь взглянуть на дерево, - выдавил он. - Здесь мне делать
нечего.
- А я буду у тебя на подхвате, - засуетился Тимми.
Талли взглянул на Смеда и что-то злобно проворчал. Старый Рыбак только
пожал плечами.
- Ладно. Увидимся там. Попозже. Ни вонь, ни горы трупов, похоже, его
ничуть не волновали.
Плетеный шествовал по улицам разрушенного города подобно богу мщения,
спокойно переступающему через легионы мертвых. За ним следовали оставшиеся в
живых лесные воины, потрясенные грандиозностью города, испытывающие
благоговейный трепет перед создавшим этот город великим волшебством. Позади
подавленно тащились имперские солдаты, несколько сот человек из гарнизона
Весла. Они признали власть захватчика - больше потому, что иначе и их
постигла бы участь тех, чья кровь потоками лилась по булыжнику мостовых, чьи
вывороченные внутренности забили все городские водостоки.
Повсюду полыхали пожары. Обитатели Весла возносили к небесам стенания и
горестные жалобы и тут же умолкали, когда поблизости раздавался в ночи звук
тяжелых шагов Плетеного. Укрываясь в тени стен, спешила скрыться из города
вынырнувшая из своих укромных местечек всякая мелкая нечисть. Страх этих
сущностей был так велик, что они не могли тихо дожидаться, пока черный ужас
сам уйдет из города. Но Плетеный ни на что не обращал внимания. Всякое
сопротивление было подавлено.
Он ничего не замечал, кроме пожаров. Огня он боялся.
Вдруг загудела тетива боевых луков и Плетеный вмиг оказался утыкан
стрелами, словно мишень для стрельбы. Во все стороны полетели ивовые щепки и
куски камней. Он пошатнулся и, если б его не поддержали лесные воины, рухнул
бы навзничь.
Сперва его ослепила бешеная ярость. Затем пришли слова, тихие и
ужасные, сковавшие смертельным холодом сердца тех, кто стоял так близко, что
мог их услышать. Новые стрелы прорвали черное полотно ночи, вонзились в
Плетеного, отсекли ему ухо, унесли жизнь одного из поддерживавших его
дикарей. Но он завершил заклинание.
Из темноты, в пятидесяти ярдах, раздались дикие вопли. Они были так
ужасны, что на глазах солдат, следовавших за Плетеным, выступили слезы.
Им пришлось перешагивать через судорожно дергающиеся, жалобно стонущие,
скрученные страшной силой останки людей, носивших точно такую же форму, как
они сами. Через тела своих братьев по оружию, чья смелость оказалась под
стать их верности. Кое-кто пожал плечами и отвел глаза. Некоторые проявили
милосердие, прекратив мучения несчастных быстрыми ударами копий. Другие,
узнав среди павших своих прежних товарищей, поклялись про себя при первом же
удобном случае свести с монстром счеты.
Плетеный казался неудержимым, как стихийное бедствие. Он прошел из
конца в конец Весла, сея повсюду смерть и разрушение, увлекая за собой
последователей. Наконец он подошел к Южным Воротам. Лу со своим напарником
давно исчез оттуда. Плетеный поднял руку, произнес тайные слова. Ворота тут
же разлетелись на щепки размером с зубочистку. Он прошел сквозь проем и
остановился, пристально вглядываясь в темневшую впереди дорогу.
Отсюда, перекрывая друг друга, шло сразу несколько следов. След
намеченной жертвы смешивался с другими запахами, не менее знакомыми и
мучительно ненавистными.
- Тем лучше, - прошептал Плетеный. - Тем лучше. Разберись в следах и
принимайся за дело! - Он втянул воздух носом. - Его след! И этой проклятой
Белой Розы. И того, кто встал мне поперек дороги в Опале. И того старого
колдуна, давшего нам свободу. - Изуродованные губы на мгновение дрогнули от
страха. Да. Даже ему было знакомо чувство страха. - А вот и Ее след!
Жабодав считал, что Она потеряла свое былое могущество. Плетеному тоже
хотелось так думать. Вне всякого сомнения, в этом была бы восхитительная,
высшая справедливость. Но он не решался поверить окончательно. Пока не
удостоверится собственными глазами. Потому что Она была коварным, вероломным
существом. Как и все остальные люди.
Кроме того, однажды он уже пытался справиться с Ней и потерпел неудачу,
приведшую его к нынешнему положению, Жабодав, расталкивая солдат,
протискивался через проем ворот. С его морды капала кровь. Несколько часов
он рыскал по городу, пока не утолил свой древний инстинкт, первобытную
кровожадность. Теперь у него появилась четвертая нога, из того же материала,
что и тело Плетеного. Подойдя ближе, он тоже уставился на дорогу.
Выдохшиеся лесные воины, повалившись от усталости кто где был, заснули.
Плетеный тоже притомился, но нянчиться со своими сторонниками и не
собирался. Приковылявший к нему из последних сил шаман попытался убедить