Страница:
- Ага. Вот оно что. - Рыбак покосился на Смеда, его кустистые седые
брови изогнулись, словно две мохнатые гусеницы. - Ты замуровал его в стену?
Смед промолчал.
- Отлично. Наверно, именно так и следовало поступить. Ты избрал
наилучший выход. Вообще-то, я предполагал, что ты можешь решиться на
что-нибудь в таком духе.
Они шли, прислушиваясь к шелесту уличных слухов, среди которых рефреном
выделялась главная новость: солдаты наглухо закрыли город. Войти в него мог
любой, кто хотел. Выйти не мог никто. Пока не будет найдено что-то такое,
что они твердо решили найти. Уже начались повальные обыски, дом за домом.
Имперцы проводили их так же основательно, как делали любое дело.
- У нас появилась проблема, - сказал Смед.
- И не одна.
- Я твердил об этом Талли, пока не посинел.
- Ты должен был предложить остаться в городе. Он вполне мог
заупрямиться, по привычке. Решил бы, что должен убраться отсюда.
- Надо будет запомнить. А сейчас нам нужно собраться, всем четверым.
Чтобы вколотить некоторые вещи в его пустую голову.
- Конечно. А можно просто сделать то, что должно быть сделано,
понравится ему это или нет.
- Можно и так.
Они свернули на улицу, проходившую мимо "Скелета". Смед шарахался от
всякой тени. За каждым углом ему мерещились подстерегающие их Паутинка и
Шелкопряд. Даже назначенное на сегодняшнюю ночь свидание начисто вылетело у
него из головы.
- Нам ничего не остается, кроме как зарыться поглубже и постараться
пережить все это, - сказал он. - Если они ничего не найдут, то решат, что
Клина в городе нет.
- Может, и так.
- Рано или поздно им придется ослабить петлю. Такой город, как Весло,
нельзя держать на замке слишком долго.
- Они не найдут это легко, Смед, и примутся копать глубже. Может быть,
предложат вознаграждение. Большое вознаграждение, судя по тому, насколько
они переполошились.
- Пожалуй.
- Я тут видел доктора, к которому ходил Тим-ми. Помнишь? Я почти
уверен, что он подцепил от Тимми заразу. Выглядит он точно так же.
- Вот черт! - Смед даже остановился.
- Ага. А еще есть колдун, который резал руку. Две стрелы, летящие прямо
в нас. Слишком поздно бежать или уворачиваться. Нам предстоит сделать
тяжелый выбор.
Смед стоял и смотрел, как над высокими шпилями, вздымающимися в центре
города, сгущаются фиолетовые сумерки. Вот оно. То, чего он боялся, что
должно было случиться в самом начале. Хотя ему придется воткнуть свой нож не
в Рыбака и не в Тимми.
- - Думаю, что смогу сделать это, если иначе нельзя, - хрипло сказал
он. - А ты?
- Да. Если мы так решим.
- Нам надо выпить и прокрутить варианты.
- Смотри не надрызгайся. Если мы решим что-либо предпринять, тогда с
колдуном надо КОНчать сегодня. Он не дурак. Очень скоро он сообразит, что
серые ищут ту самую штуку, которая сожгла руку Тимми. После этого он еще
быстрее поймет, что, добравшись до него, мы помешаем солдатам добраться до
нас. С ним будет нелегко справиться, если он будет ждать нашего появления.
- Я все же собираюсь как следует промочить горло.
Они вошли в "Скелет". Наступил час, когда вся округа отдыхала от
дневных забот. Но многие столики пустовали. Хозяин был не тем человеком, в
заведение которого стали бы стекаться толпы желающих спокойно отдохнуть. К
облегчению Смеда, его двоюродный братец тоже изволил отсутствовать.
Оба молчали, пока перед ними не появился кувшин. Смед отхлебнул из него
изрядную порцию, вытер рот рукавом.
- Давай думать, - сказал он. - По-моему, у нас тут, так сказать, полный
кворум. Ты и я. Тимми ничего не может, даже если б захотел. А Талли только
стал бы спорить, шуметь и требовать, чтобы мы поступали по его указке. После
чего провалил бы все дело. А тогда нам - хана.
- Это точно.
- Ну, так что же мы будем делать?
- Хочешь, чтобы решал я? - слабо улыбнулся Старый Рыбак. - Чтобы я
объяснил тебе, как надо поступить? Потому что тогда твоя вина будет меньше:
просто сделал, что тебе сказали, и все. Так?
Осознанных мыслей на этот счет Смед не имел. Но он даже вздрогнул,
настолько в точку попал старик.
- Все нормально, - сказал Рыбак. - Тебе просто надо во всем разобраться
самому. Не хочется лезть в такое дело, а?
Ответить на этот вопрос было легче легкого.
- Не хочется. Парни ничего плохого нам не сделали. Пытались помочь по
нашей же просьбе. Но лучше взять их жизни, чем отдать свою. Я не собираюсь
позволить им сдать меня серым только потому, что буду паршиво себя
чувствовать потом, когда сделаю единственную, как я теперь вижу, вещь,
которая позволит нам держаться от серых подальше.
- Видишь? Выходит, ты уже решил.
- Похоже на то, - подумав, согласился Смед. У него желудок подступил к
горлу.
- Значит, один голос - за.
- Если ты думаешь иначе, решающее слово придется предоставить Тимми.
Или Талли.
Смед разрывался на части. Одна из них питала дурацкую надежду, что его
голос останется в меньшинстве. Другая напоминала ему о том, как прекрасно
жить. Пускай даже с нечистой совестью.
- Я думаю так же. - Рыбак выдавил бледную улыбку. - Единогласно. Мне
это тоже не нравится. Но я не вижу никакого другого выхода. Если придумаешь
что-нибудь, только свистни. Буду просто счастлив переменить свое мнение. - И
он плеснул себе пива.
Желудок Смеда окончательно взбунтовался.
Жабодав проскользнул в монастырь беззвучно, как сама Смерть. Воздушные
киты, спешившие, на север, еще не скрылись за горизонтом. По какой-то
непонятной причине они вдруг прекратили боевые действия, когда до полной
победы оставался всего один шаг. Монстр был озадачен до крайности, но не
позволял себе отвлекаться. Великое множество ран и без того причиняло ему
немало забот.
Пробравшись через руины, он спустился в подвал, где накрыл на месте
преступления монаха, сладострастно топтавшего остатки глиняной фигуры. Один
щелчок челюстей прекратил это безобразие, но спасать что-либо было уже
поздно.
Затем он уставился на голову, которая плавала в бочонке с маслом.
Жабодав соображал не очень быстро, но упорства у него хватало, поэтому он
всегда добивался того, чего хотел. Требовалось только время. Сейчас на
повестке дня стоял вопрос о том, стоит ли ему дальше иметь дело со столь
очевидно безумным и неуправляемым существом, как Хромой.
Голова тоже пристально смотрела на него, настороженная, сознающая всю
важность момента. И абсолютно беспомощная. Монстр не относился к тонко
чувствующим натурам, а потому не заметил иронии судьбы, превратившей чуть ли
не самое опасное и могучее существо в мире в одно из самых беззащитных.
В пристальном взгляде головы чувствовалась огромная напряженность,
будто она должна была любой ценой передать сообщение решающей важности. Но
существовавшая раньше между ними мысленная связь больше не действовала.
Жабо дав фыркнул, сжал голову челюстями и вынес ее из монастыря. Он
спрятал ее в месте, которое показалось ему надежным, после чего устало
захромал прочь.
Пришло время начинать все сначала, а он не имел ни малейшего
представления, где ему искать новых сторонников, способных решить ту задачу,
которая перед ним стояла. Правда, он знал, где их искать не надо. На севере.
Там, где они прошли, оставив за собой лишь пепелища, разруху и запустение..
Жабодав не спешил. От него не требовалось немедленных действий. Он
будет жить и жить, пока не столкнется с существом, достаточно могучим, чтобы
одолеть его.
Он полагал, что впереди у него - вечность.
В доме колдуна горел свет.
- Он живет один? - спросил Рыбак.
- Не знаю, - ответил Смед. Наверно, колдун был самым богатым человеком
во всей округе. В его доме были настоящие окна. Со стеклами.
Изнутри, на бумажную штору, упала чья-то тень.
- Впрочем, неважно. Может, у него клиент. Или друзей пригласил.
Смед вздрогнул. Он не предусмотрел такую возможность. Неужели убийство
превратится в бойню? Он посмотрел в ту сторону, куда ушел патруль. Серые
парни были повсюду. Дело должно быть сделано быстро и тихо.
- Ты железно справишься со своей частью? - спросил он Рыбака.
- Да. Я привел себя в то же самое состояние, в котором находился перед
тем, как мы атаковали Чары. Великий колдун или обыкновенный, риск почти
одинаковый.
- Ты ходил на Чары? Ни за что бы не подумал.
- Я был молод и глуп. Но сделанного не воротишь. Для серых та драка все
еще не кончилась. Они из кожи вон лезут, чтобы ни один из тех, кто тогда
атаковал Башню, не умер в своей постели.
- Патруль.
Они нырнули в тень между двумя домами, пригнулись как можно ниже, почти
уткнувшись носами в мусор и собачье дерьмо. В тот же момент появился свет в
дверном проеме дома колдуна. На пороге появилась женщина. Дверь закрылась.
Звук шагов патруля ускорился. Солдаты подошли к женщине, когда та
сворачивала на улицу.
- Добрый вечер, мадам, - сказал один из них. - Что-то вы припозднились.
Ходили к колдуну за советом?
Женщину Смед не видел, не хватало света. Но он и без того знал, что та
испуганно поглядывает па солдат, пытаясь сообразить, как лучше ответить.
- Да, - наконец хрипло сказала она.
- Назовите свое имя. Мы должны собирать сведения о каждом, кто приходит
и уходит.
- Это еще зачем?
- Не знаю, мадам. Таков приказ. Во всем городе взяты под наблюдение
дома тех, кто занят этим ремеслом. Нам с Люком, как всегда, повезло: на нашу
долю пришелся здешний шут гороховый. Похоже, он не угомонится всю ночь.
- Можете спокойно передохнуть в таверне. Или заняться чем-нибудь еще,
что вам больше по нраву. Сегодня вечером я - его последний клиент.
- Да, мадам. Так мы и сделаем. Как только узнаем ваше имя и где вас
можно найти, если начальству вдруг понадобится с вами поговорить.
Женщина пошумела немного, но дала солдатам сведения о себе. Если серые
чего-нибудь хотели, обычно они это получали.
- Спасибо, мадам. Мы высоко ценим ваше сотрудничество. Ночные улицы
небезопасны. Люк проводит вас до вашего дома, чтобы убедиться, что вы
добрались в целости и сохранности.
Смед ухмыльнулся. Этого серого на мякине не проведешь. Ушлый малый.
Молчаливый солдат ушел с женщиной. Второй продолжил патрулирование.
Смед выпрямился.
- Если нам повезет, серый на самом деле завернет хлебнуть пивка, -
сказал он.
- Нам еще больше повезет, если этого ублюдка колдуна удар хватит. Прямо
сейчас, - пробурчал Рыбак. - Ты готов?
- Да.
- Тогда - вперед! Как можно тише. Смед метнулся на другую сторону
улицы. Как можно тише. Старик должен был дать ему время обогнуть дом. И
только потом Рыбак, с которым колдун никогда не встречался, постучит в
переднюю дверь. А Смеду предстояло пробраться внутрь через заднюю - как
можно тише - и напасть на колдуна со спины.
Подобная тактика казалась Смеду лишенной смысла. Но командовал здесь не
он.
Вдруг он остановился. Одно из боковых окон было приоткрыто, чтобы
впустить в дом прохладный ночной воздух. Он помедлил, успокаивая дыхание,
потом заглянул внутрь.
Это была та самая комната, где колдун осматривал Тимми, когда они
приходили сюда в первый раз. Старик и сейчас был там, бродил из угла в угол,
переставлял вещи с места на место, что-то бормоча себе под нос.
Окно было куда лучше, чем какая-то чертова задняя дверь.
Рыбак постучался так тихо, что Смед едва расслышал этот звук. Колдун
поднял голову, насторожился. Похоже, он раздумывал, отвечать или нет. Потом,
продолжая бормотать себе под нос, он вышел из комнаты.
Быстро проскользнув в окно, Смед последовал за ним. Насколько он
помнил, пол в комнате не скрипел. Лишь бы память не сыграла с ним скверную
шутку, поскольку никаких мер предосторожности против скрипа он сейчас не
предпринимал.
Нервы отсутствовали. Казалось, он наблюдал за собой со стороны.
Отметил, что двигается более плавно, чем обычно, словно кошка, готовая к
чему угодно в любой фазе движения.
- Что за спешка? - проворчал колдун. - Смотри там, из штанов не
выскочи. - Он уже начал возиться с дверным засовом, когда Рыбак постучал в
третий раз.
Смед осторожно выглянул в прихожую.
Колдун, стоявший спиной к нему футах в десяти, наконец справился с
засовом и открыл дверь.
- Профессор Дамитц? - спросил Рыбак.
- Да. Чем могу...
Это было все.
Смед увидел, как колдун поднялся на цыпочки и сделал руками такое
движение, словно пытался кого-то схватить. Затем в дом протиснулся Рыбак,
захлопнув за собой дверь. Заметив Смеда, Рыбак удивился.
- Как тебе удалось так быстро попасть внутрь? - спросил он, опуская
тело колдуна на пол.
- Через открытое боковое окно, - ответил Смед. Он не мог отвести взгляд
от мертвеца. - А почему ты его проткнул именно так?
Рукоятка длинного ножа торчала у колдуна где-то под подбородком. Крови
почти не было.
- Чтобы лезвие вошло прямо в мозг. Чтобы он, умирая, не успел напустить
на нас какую-нибудь порчу.
Смед продолжал смотреть на тело. Теперь план Рыбака стал ему понятен.
Старик послал его к черному ходу только для того, чтобы он не путался у него
под ногами.
- Ты в порядке? - спросил Рыбак. - Поджилки не трясутся?
- В порядке. Я вообще почти ничего не чувствую.
- Он вел записи или подсчеты? Не осталось ли здесь каких-нибудь
конторских книг или тетрадей, куда он мог записать какие-то сведения про
Тимми?
- Не знаю. Пока мы были здесь, он ничего такого не делал.
- Будет лучше, если мы обыщем дом. Ты начнешь с... Слушай, ты до сих
пор ничего не чувствуешь? Точно?
- Теперь чувствую. Мне немного жаль ту женщину. Когда обнаружат труп,
за нее возьмутся.
- Да. Первое время ей придется туго. Внимательно осмотрись. Постарайся
не наследить, копайся в вещах поаккуратней. И не возись слишком долго. Нам
надо сматываться отсюда побыстрее. - Рыбак прошел в комнату, где колдун
принимал посетителей.
Через несколько минут к нему присоединился Смед, державший в руках
большую банку и пару конторских книг. - Что за чертовщину ты приволок?
- Здесь рука Тимми. Я нашел ее в задней комнате. Там полным-полно
всякой колдовской муры.
- Вот черт. Я рад, что мы задержались, чтобы проверить дом. - Старик
тоже держал в руках несколько книг. - А теперь пора проваливать отсюда. Нам
еще надо избавиться от этого барахла. Вылезем через окно. Когда мы его
захлопнем за собой, задвижка на нем закроется сама. Я полезу первым,
посмотрю, все ли вокруг тихо.
***
Руки Смеда все-таки тряслись, когда он наливал себе первую кружку пива.
Но, в конце концов, дело оказалось не таким уж страшным, как он себе
представлял. Теперь наступила реакция. У Старого Рыбака она проявлялась не
так сильно.
О руке и книгах они уже позаботились. Они оборвали самую опасную
ниточку. Оставалось сделать еще одну вещь.
В зал ввалился их благодетель, капрал Ночных Пластунов, с неизменным
кувшином в руках. Оглядевшись вокруг, он пошел за новой порцией.
- Черт возьми! - сказал Смед. - Я же совершенно забыл. Сегодня ночью у
меня свидание.
Рыбак несколько секунд соболезнующе смотрел на него, потом сказал:
- Допивай. Потом вздремни чуток. Дело пока сделано всего наполовину. Мы
должны его закончить.
Я что-то не заметил, чтобы Душечка соответствовала той громкой славе,
которая шла Белой Розе. На первый взгляд она казалась довольно невзрачной.
Слегка неряшливая блондинка со спутанными волосами, двадцати лет с гаком.
Деревенская девка, которой самое место на картофельной ферме. Разве что на
ферме такая выглядела бы более замученной, нарожав за десять лет кучу
ребятишек.
Большинство людей вообще с трудом отличает глухоту и немоту от тупости.
Я думаю, Душечку трудно было принимать всерьез еще и потому, что все у нее
выходило очень уж легко, как бы случайно. Взять ту атаку на монастырь. Ведь
она прошла как по маслу. Никто бы вообще не пострадал, если бы Пес-Жабо дав
не шлепнулся прямо в толпу кентавров, когда удирал. Но они были сами в этом
виноваты: слишком уж рвались в бой. Если бы держались немного дальше от
стены, как им было ведено, то успели бы убраться с его дороги.
Она, безусловно, пользовалась уважением дерева-бога и теми
преимуществами, которые это уважение давало. По-моему, Праотец-Дерево был
готов потакать ей во всем.
Но она не задирала нос перед другими.
Все выглядело как-то странно. Рядом с Душечкой постоянно торчал Молчун,
пытавшийся оказаться между ней и Вороном и одновременно между ней и
Боманцем. Хотя Ворон с колдуном нигде не появлялись вместе, потому что не
доверяли друг другу еще больше, чем Молчун не доверял им обоим.
Впрочем, это было даже забавно. Когда находишься на спине чудища на
высоте в две мили, имея под боком две сотни жутковатых созданий, готовых,
чуть что не так, слопать тебя на завтрак, нечего и думать выйти сухим из
воды, если ты рискнул сморозить какую-нибудь глупость.
Я прекрасно это понимал. Понимала Душечка. Даже братья Крученые, и те
понимали. Но три великие личности, Боманц, Ворон и Молчун, были настолько
заняты решением важнейшего вопроса о том, кто из них первым заткнет дырку от
бублика в центре вселенной, что такая простая мысль ну никак не могла прийти
им в голову.
Правда, Крученых немного беспокоило мое присутствие. Как-никак, я
раньше служил в Гвардии, а они были из Черного Отряда. Они думали, что я мог
иметь против них зуб.
Как я уже говорил. Белая Роза не задирала перед другими нос из-за того,
что она - Белая Роза. Она вообще не любила, когда ее звали как-то иначе, а
не Душечкой. Она была не против, когда я захотел поговорить с ней. Против
были Ворон и Молчун. Когда Ворон высказал мне свои претензии, я посоветовал
ему заткнуть их себе кое-куда. Думаю, она сказала то же самое Молчуну. Тот
пока ничего не предпринимал, но, когда я разговаривал с ней, он вечно торчал
поблизости с видом мясника, примеривающегося, как бы половчее разделать
тушу.
Только подумать, взрослые же люди. Оба куда старше меня.
В том, что я вообще мог с ней разговаривать, Ворону некого было винить,
кроме себя самого. Именно он когда-то, чуть ли не насильно, выучил меня
языку знаков. Чтобы мы могли обмениваться сообщениями, когда нельзя было
говорить вслух.
Поначалу у нас с Душечкой было маловато тем для бесед. Так,
здравствуй-как-поживаешь и тому подобная чепуха. У меня плохо получалось. Но
потом она научила меня многим новым знакам и наши беседы сделались более
содержательными.
Я чувствовал, что она давно уже изголодалась по общению, хотя ни разу
не сказала об этом прямо. Ей нужен был еще какой-нибудь собеседник кроме
Молчуна, постоянно висевшего у нее над душой.
Вначале мне просто хотелось выяснить, как она на самом деле относится к
Ворону, и все. Чтобы помешать парню выставлять себя большим дураком, чем он
уже был. Наверно, она поняла это. Потому что ни разу не дала мне возможности
перевести разговор на эту тему. Она была очень проницательной.
Через пару дней мы уже болтали о том о сем, словно два деревенских
подростка, незаметно повзрослевших, пока повсюду вокруг шла бесконечная
война. Понять, почему она избрала тот путь, по которому теперь шла, было
нетрудно. Ее историю знали все, поэтому объяснений не требовалось.
Я рассказал ей, что пошел в армию, чтобы удрать с фермы. И что в то
время мятежники для меня выглядели ничуть не лучше, чем имперцы. Даже хуже,
поскольку тогда она еще не приступила к чистке своих рядов. Вдобавок Империя
платила своим солдатам. Хорошо и в срок.
Казалось, мои слова не задели ее. Тогда я осмелел и выложил свою тайную
жизненную философию: те идиоты, которые идут служить не за деньги, а во имя
какой-то идеи, вполне заслуживают того, чтобы погибнуть во славу отечества.
Вот здесь я ее здорово зацепил. Несколько минут мне было жарковато.
Потом страсти слегка улеглись, но она продолжала горячо убеждать меня, что в
мире существуют абстракции, за которые стоит сражаться и умирать. Ничего
подобного, упрямо настаивал я, к какой бы прекрасной цели ты ни стремился,
она все равно не стоит того, чтобы отдавать за нее жизнь. Потому что через
каких-нибудь двадцать лет никто про тебя даже не вспомнит. А если вспомнит,
так выругается.
В таких спорах прошло еще два дня. Думаю, если бы между Вороном и
Молчуном не лежало слишком много личного, они объединились бы и задали мне
перцу за то, что я узурпировал их подружку.
С ней было легко разговаривать. Поэтому я выкладывал такие вещи, о
которых прежде помалкивал. Мне казалось, они мало чего стоят, если учесть,
кто о них говорит. Так, всякая ерунда о том, что движет людьми и как устроен
мир.
Пытался втолковать, что повстанцы не обещают людям в будущем ничего,
кроме свободы от тирании прошлого, а потому не вызывают у меня доверия.
Убеждал, что их движение, как показывает моя нехитрая философия, полностью
игнорирует природу человека. Если даже удастся когда-нибудь опрокинуть
Империю, объяснял я, результат будет самый плачевный. Все новые режимы
всегда оказываются куда гаже предыдущих, иначе им просто не продержаться. И
никаких исключений из этого правила история не знает.
В самом деле, что предлагает ее движение вместо Империи? Я задержался
на этой теме. Попав под власть Империи, обычные простые люди становились
более трудолюбивыми, более зажиточными, ощущали себя в большей безопасности,
чем прежде. Повсюду, кроме тех мест, где активно действовали повстанцы. Я
знал это не понаслышке. Потом я сказал Душечке, что для большинства людей
свобода - отнюдь не главная проблема. А в том виде, в каком ее исповедуют
мятежники, обывателям эта концепция вообще чужда.
Например, для крестьян - а крестьяне составляли около трех четвертей
всего населения - быть свободным означало: обеспечить семью всем
необходимым, а излишки выгодно продать на рынке.
Когда я уходил в армию, люди на картофельной ферме трудились сообща.
Тяжелая, утомительная работа. Скучная. Но никто не жил впроголодь, причем
даже в неурожайные годы излишков хватало на покупку разных городских
товаров. А вот во времена моего дедушки все наши поля были лишь одним, среди
десятков других таких Же, владением, принадлежавшим богатому помещику. Люди
были по закону приписаны к земле и являлись частью его собственности. Такой
же собственности, как вода, земля, деревья и дичь. Помимо крестьянского
труда у них была масса всяких других повинностей, которые они были обязаны
отработать на своего лендлорда. А еще они должны были с каждого урожая
отдавать лендлорду фиксированную часть. Сперва. В неурожайный год лорд мог
забрать все.
Да, тогда на них не простиралась темная власть Госпожи. Но что толку?
Их блаженный душевный покой был сродни спокойствию домашних животных.
Я напомнил Душечке, что теперь основной костяк Восстания составляют
дети таких землевладельцев, которые полны решимости освободить земли своих
предков. И восстановить там прежние порядки.
Я сказал ей, что не питаю никаких иллюзий по части чувств, испытываемых
Госпожой по отношению к простолюдинам. Ни заботой, ни любовью там не пахнет.
Она уничтожила прежний правящий класс лишь для того, чтобы ее власти ничто
не угрожало. Чтобы заранее избавиться от возможных сложностей. У нее у самой
имелось немало отвратительных фаворитов, в чьих владениях жизнь людей была
сущим адом, но это ее ничуть не беспокоило.
Под конец я попытался доказать Душечке, что, хотя она и разоружила
Госпожу в Курганье, никакой реальной угрозы для целостности Империи все
равно не возникло. Госпожа всегда была одержима навязчивой идеей расширить
границы Империи и раздвинуть пределы своей власти. Поэтому она создала
эффективный механизм управления всеми внутренними делами. И этот механизм
пока что работал исправно.
Мы летели без остановок четыре дня. На четвертый день к вечеру
коричневая земля впереди уступила место туманной голубизне моря Мук. За
короткое время мы проделали длинный путь. Вот так и надо путешествовать,
черт возьми! А сколько всякого дерьма мы нахлебались с Вороном, пока
добрались до того монастыря. Тьфу, пропасть! Даже вспоминать не хочется.
Я перестал спорить с Душечкой. Чувствовал себя немного виноватым. К
концу нашего разговора она возражала мне все реже и реже. Похоже, я вывалил
на нее слишком много всякой всячины, о которой она прежде не задумывалась.
Мне уже приходилось встречать людей, чересчур неуклонно стремившихся к
поставленной цели. Любой ценой, не задумываясь о последствиях. Правда, от
тех людей не так уж много зависело.
Конечно же, я промахнулся. Как и многие до меня. Недооценил ее, черт
побери.
На следующий день я не сталкивался с Душечкой до полудня. Наверно,
подсознательно избегал встречи. А когда я увидел ее, она отвернулась.
Примерно в то же время на севере, вблизи горизонта, появились неясные
очертания береговой линии. Я почувствовал, что мы начали снижаться.
Остальные киты перестроились, образовав сверху над нами треугольник. Манты
поднялись в воздух и заскользили в сторону побережья.
- Что случилось? - спросил я на языке знаков. - Где мы находимся?
- Приближаемся к Опалу, - замелькали ее пальцы. - Надо отыскать детей
Ворона. Мы заставим его взглянуть в лицо своему прошлому.
Еще одно свидетельство того, насколько ценит и уважает ее
Праотец-Дерево. Ведь он спешно отозвал своих подданных из-под стен монастыря
и приказал им торопиться на север. Времени у него было в обрез, и все же он
позволил ей прервать полет по причине, которую она считала для себя важной.
Полагаю, Ворон не знал, что его ждет. Бедолаге потребуется поддержка,
когда это произойдет. Я пошел взглянуть на него.
брови изогнулись, словно две мохнатые гусеницы. - Ты замуровал его в стену?
Смед промолчал.
- Отлично. Наверно, именно так и следовало поступить. Ты избрал
наилучший выход. Вообще-то, я предполагал, что ты можешь решиться на
что-нибудь в таком духе.
Они шли, прислушиваясь к шелесту уличных слухов, среди которых рефреном
выделялась главная новость: солдаты наглухо закрыли город. Войти в него мог
любой, кто хотел. Выйти не мог никто. Пока не будет найдено что-то такое,
что они твердо решили найти. Уже начались повальные обыски, дом за домом.
Имперцы проводили их так же основательно, как делали любое дело.
- У нас появилась проблема, - сказал Смед.
- И не одна.
- Я твердил об этом Талли, пока не посинел.
- Ты должен был предложить остаться в городе. Он вполне мог
заупрямиться, по привычке. Решил бы, что должен убраться отсюда.
- Надо будет запомнить. А сейчас нам нужно собраться, всем четверым.
Чтобы вколотить некоторые вещи в его пустую голову.
- Конечно. А можно просто сделать то, что должно быть сделано,
понравится ему это или нет.
- Можно и так.
Они свернули на улицу, проходившую мимо "Скелета". Смед шарахался от
всякой тени. За каждым углом ему мерещились подстерегающие их Паутинка и
Шелкопряд. Даже назначенное на сегодняшнюю ночь свидание начисто вылетело у
него из головы.
- Нам ничего не остается, кроме как зарыться поглубже и постараться
пережить все это, - сказал он. - Если они ничего не найдут, то решат, что
Клина в городе нет.
- Может, и так.
- Рано или поздно им придется ослабить петлю. Такой город, как Весло,
нельзя держать на замке слишком долго.
- Они не найдут это легко, Смед, и примутся копать глубже. Может быть,
предложат вознаграждение. Большое вознаграждение, судя по тому, насколько
они переполошились.
- Пожалуй.
- Я тут видел доктора, к которому ходил Тим-ми. Помнишь? Я почти
уверен, что он подцепил от Тимми заразу. Выглядит он точно так же.
- Вот черт! - Смед даже остановился.
- Ага. А еще есть колдун, который резал руку. Две стрелы, летящие прямо
в нас. Слишком поздно бежать или уворачиваться. Нам предстоит сделать
тяжелый выбор.
Смед стоял и смотрел, как над высокими шпилями, вздымающимися в центре
города, сгущаются фиолетовые сумерки. Вот оно. То, чего он боялся, что
должно было случиться в самом начале. Хотя ему придется воткнуть свой нож не
в Рыбака и не в Тимми.
- - Думаю, что смогу сделать это, если иначе нельзя, - хрипло сказал
он. - А ты?
- Да. Если мы так решим.
- Нам надо выпить и прокрутить варианты.
- Смотри не надрызгайся. Если мы решим что-либо предпринять, тогда с
колдуном надо КОНчать сегодня. Он не дурак. Очень скоро он сообразит, что
серые ищут ту самую штуку, которая сожгла руку Тимми. После этого он еще
быстрее поймет, что, добравшись до него, мы помешаем солдатам добраться до
нас. С ним будет нелегко справиться, если он будет ждать нашего появления.
- Я все же собираюсь как следует промочить горло.
Они вошли в "Скелет". Наступил час, когда вся округа отдыхала от
дневных забот. Но многие столики пустовали. Хозяин был не тем человеком, в
заведение которого стали бы стекаться толпы желающих спокойно отдохнуть. К
облегчению Смеда, его двоюродный братец тоже изволил отсутствовать.
Оба молчали, пока перед ними не появился кувшин. Смед отхлебнул из него
изрядную порцию, вытер рот рукавом.
- Давай думать, - сказал он. - По-моему, у нас тут, так сказать, полный
кворум. Ты и я. Тимми ничего не может, даже если б захотел. А Талли только
стал бы спорить, шуметь и требовать, чтобы мы поступали по его указке. После
чего провалил бы все дело. А тогда нам - хана.
- Это точно.
- Ну, так что же мы будем делать?
- Хочешь, чтобы решал я? - слабо улыбнулся Старый Рыбак. - Чтобы я
объяснил тебе, как надо поступить? Потому что тогда твоя вина будет меньше:
просто сделал, что тебе сказали, и все. Так?
Осознанных мыслей на этот счет Смед не имел. Но он даже вздрогнул,
настолько в точку попал старик.
- Все нормально, - сказал Рыбак. - Тебе просто надо во всем разобраться
самому. Не хочется лезть в такое дело, а?
Ответить на этот вопрос было легче легкого.
- Не хочется. Парни ничего плохого нам не сделали. Пытались помочь по
нашей же просьбе. Но лучше взять их жизни, чем отдать свою. Я не собираюсь
позволить им сдать меня серым только потому, что буду паршиво себя
чувствовать потом, когда сделаю единственную, как я теперь вижу, вещь,
которая позволит нам держаться от серых подальше.
- Видишь? Выходит, ты уже решил.
- Похоже на то, - подумав, согласился Смед. У него желудок подступил к
горлу.
- Значит, один голос - за.
- Если ты думаешь иначе, решающее слово придется предоставить Тимми.
Или Талли.
Смед разрывался на части. Одна из них питала дурацкую надежду, что его
голос останется в меньшинстве. Другая напоминала ему о том, как прекрасно
жить. Пускай даже с нечистой совестью.
- Я думаю так же. - Рыбак выдавил бледную улыбку. - Единогласно. Мне
это тоже не нравится. Но я не вижу никакого другого выхода. Если придумаешь
что-нибудь, только свистни. Буду просто счастлив переменить свое мнение. - И
он плеснул себе пива.
Желудок Смеда окончательно взбунтовался.
Жабодав проскользнул в монастырь беззвучно, как сама Смерть. Воздушные
киты, спешившие, на север, еще не скрылись за горизонтом. По какой-то
непонятной причине они вдруг прекратили боевые действия, когда до полной
победы оставался всего один шаг. Монстр был озадачен до крайности, но не
позволял себе отвлекаться. Великое множество ран и без того причиняло ему
немало забот.
Пробравшись через руины, он спустился в подвал, где накрыл на месте
преступления монаха, сладострастно топтавшего остатки глиняной фигуры. Один
щелчок челюстей прекратил это безобразие, но спасать что-либо было уже
поздно.
Затем он уставился на голову, которая плавала в бочонке с маслом.
Жабодав соображал не очень быстро, но упорства у него хватало, поэтому он
всегда добивался того, чего хотел. Требовалось только время. Сейчас на
повестке дня стоял вопрос о том, стоит ли ему дальше иметь дело со столь
очевидно безумным и неуправляемым существом, как Хромой.
Голова тоже пристально смотрела на него, настороженная, сознающая всю
важность момента. И абсолютно беспомощная. Монстр не относился к тонко
чувствующим натурам, а потому не заметил иронии судьбы, превратившей чуть ли
не самое опасное и могучее существо в мире в одно из самых беззащитных.
В пристальном взгляде головы чувствовалась огромная напряженность,
будто она должна была любой ценой передать сообщение решающей важности. Но
существовавшая раньше между ними мысленная связь больше не действовала.
Жабо дав фыркнул, сжал голову челюстями и вынес ее из монастыря. Он
спрятал ее в месте, которое показалось ему надежным, после чего устало
захромал прочь.
Пришло время начинать все сначала, а он не имел ни малейшего
представления, где ему искать новых сторонников, способных решить ту задачу,
которая перед ним стояла. Правда, он знал, где их искать не надо. На севере.
Там, где они прошли, оставив за собой лишь пепелища, разруху и запустение..
Жабодав не спешил. От него не требовалось немедленных действий. Он
будет жить и жить, пока не столкнется с существом, достаточно могучим, чтобы
одолеть его.
Он полагал, что впереди у него - вечность.
В доме колдуна горел свет.
- Он живет один? - спросил Рыбак.
- Не знаю, - ответил Смед. Наверно, колдун был самым богатым человеком
во всей округе. В его доме были настоящие окна. Со стеклами.
Изнутри, на бумажную штору, упала чья-то тень.
- Впрочем, неважно. Может, у него клиент. Или друзей пригласил.
Смед вздрогнул. Он не предусмотрел такую возможность. Неужели убийство
превратится в бойню? Он посмотрел в ту сторону, куда ушел патруль. Серые
парни были повсюду. Дело должно быть сделано быстро и тихо.
- Ты железно справишься со своей частью? - спросил он Рыбака.
- Да. Я привел себя в то же самое состояние, в котором находился перед
тем, как мы атаковали Чары. Великий колдун или обыкновенный, риск почти
одинаковый.
- Ты ходил на Чары? Ни за что бы не подумал.
- Я был молод и глуп. Но сделанного не воротишь. Для серых та драка все
еще не кончилась. Они из кожи вон лезут, чтобы ни один из тех, кто тогда
атаковал Башню, не умер в своей постели.
- Патруль.
Они нырнули в тень между двумя домами, пригнулись как можно ниже, почти
уткнувшись носами в мусор и собачье дерьмо. В тот же момент появился свет в
дверном проеме дома колдуна. На пороге появилась женщина. Дверь закрылась.
Звук шагов патруля ускорился. Солдаты подошли к женщине, когда та
сворачивала на улицу.
- Добрый вечер, мадам, - сказал один из них. - Что-то вы припозднились.
Ходили к колдуну за советом?
Женщину Смед не видел, не хватало света. Но он и без того знал, что та
испуганно поглядывает па солдат, пытаясь сообразить, как лучше ответить.
- Да, - наконец хрипло сказала она.
- Назовите свое имя. Мы должны собирать сведения о каждом, кто приходит
и уходит.
- Это еще зачем?
- Не знаю, мадам. Таков приказ. Во всем городе взяты под наблюдение
дома тех, кто занят этим ремеслом. Нам с Люком, как всегда, повезло: на нашу
долю пришелся здешний шут гороховый. Похоже, он не угомонится всю ночь.
- Можете спокойно передохнуть в таверне. Или заняться чем-нибудь еще,
что вам больше по нраву. Сегодня вечером я - его последний клиент.
- Да, мадам. Так мы и сделаем. Как только узнаем ваше имя и где вас
можно найти, если начальству вдруг понадобится с вами поговорить.
Женщина пошумела немного, но дала солдатам сведения о себе. Если серые
чего-нибудь хотели, обычно они это получали.
- Спасибо, мадам. Мы высоко ценим ваше сотрудничество. Ночные улицы
небезопасны. Люк проводит вас до вашего дома, чтобы убедиться, что вы
добрались в целости и сохранности.
Смед ухмыльнулся. Этого серого на мякине не проведешь. Ушлый малый.
Молчаливый солдат ушел с женщиной. Второй продолжил патрулирование.
Смед выпрямился.
- Если нам повезет, серый на самом деле завернет хлебнуть пивка, -
сказал он.
- Нам еще больше повезет, если этого ублюдка колдуна удар хватит. Прямо
сейчас, - пробурчал Рыбак. - Ты готов?
- Да.
- Тогда - вперед! Как можно тише. Смед метнулся на другую сторону
улицы. Как можно тише. Старик должен был дать ему время обогнуть дом. И
только потом Рыбак, с которым колдун никогда не встречался, постучит в
переднюю дверь. А Смеду предстояло пробраться внутрь через заднюю - как
можно тише - и напасть на колдуна со спины.
Подобная тактика казалась Смеду лишенной смысла. Но командовал здесь не
он.
Вдруг он остановился. Одно из боковых окон было приоткрыто, чтобы
впустить в дом прохладный ночной воздух. Он помедлил, успокаивая дыхание,
потом заглянул внутрь.
Это была та самая комната, где колдун осматривал Тимми, когда они
приходили сюда в первый раз. Старик и сейчас был там, бродил из угла в угол,
переставлял вещи с места на место, что-то бормоча себе под нос.
Окно было куда лучше, чем какая-то чертова задняя дверь.
Рыбак постучался так тихо, что Смед едва расслышал этот звук. Колдун
поднял голову, насторожился. Похоже, он раздумывал, отвечать или нет. Потом,
продолжая бормотать себе под нос, он вышел из комнаты.
Быстро проскользнув в окно, Смед последовал за ним. Насколько он
помнил, пол в комнате не скрипел. Лишь бы память не сыграла с ним скверную
шутку, поскольку никаких мер предосторожности против скрипа он сейчас не
предпринимал.
Нервы отсутствовали. Казалось, он наблюдал за собой со стороны.
Отметил, что двигается более плавно, чем обычно, словно кошка, готовая к
чему угодно в любой фазе движения.
- Что за спешка? - проворчал колдун. - Смотри там, из штанов не
выскочи. - Он уже начал возиться с дверным засовом, когда Рыбак постучал в
третий раз.
Смед осторожно выглянул в прихожую.
Колдун, стоявший спиной к нему футах в десяти, наконец справился с
засовом и открыл дверь.
- Профессор Дамитц? - спросил Рыбак.
- Да. Чем могу...
Это было все.
Смед увидел, как колдун поднялся на цыпочки и сделал руками такое
движение, словно пытался кого-то схватить. Затем в дом протиснулся Рыбак,
захлопнув за собой дверь. Заметив Смеда, Рыбак удивился.
- Как тебе удалось так быстро попасть внутрь? - спросил он, опуская
тело колдуна на пол.
- Через открытое боковое окно, - ответил Смед. Он не мог отвести взгляд
от мертвеца. - А почему ты его проткнул именно так?
Рукоятка длинного ножа торчала у колдуна где-то под подбородком. Крови
почти не было.
- Чтобы лезвие вошло прямо в мозг. Чтобы он, умирая, не успел напустить
на нас какую-нибудь порчу.
Смед продолжал смотреть на тело. Теперь план Рыбака стал ему понятен.
Старик послал его к черному ходу только для того, чтобы он не путался у него
под ногами.
- Ты в порядке? - спросил Рыбак. - Поджилки не трясутся?
- В порядке. Я вообще почти ничего не чувствую.
- Он вел записи или подсчеты? Не осталось ли здесь каких-нибудь
конторских книг или тетрадей, куда он мог записать какие-то сведения про
Тимми?
- Не знаю. Пока мы были здесь, он ничего такого не делал.
- Будет лучше, если мы обыщем дом. Ты начнешь с... Слушай, ты до сих
пор ничего не чувствуешь? Точно?
- Теперь чувствую. Мне немного жаль ту женщину. Когда обнаружат труп,
за нее возьмутся.
- Да. Первое время ей придется туго. Внимательно осмотрись. Постарайся
не наследить, копайся в вещах поаккуратней. И не возись слишком долго. Нам
надо сматываться отсюда побыстрее. - Рыбак прошел в комнату, где колдун
принимал посетителей.
Через несколько минут к нему присоединился Смед, державший в руках
большую банку и пару конторских книг. - Что за чертовщину ты приволок?
- Здесь рука Тимми. Я нашел ее в задней комнате. Там полным-полно
всякой колдовской муры.
- Вот черт. Я рад, что мы задержались, чтобы проверить дом. - Старик
тоже держал в руках несколько книг. - А теперь пора проваливать отсюда. Нам
еще надо избавиться от этого барахла. Вылезем через окно. Когда мы его
захлопнем за собой, задвижка на нем закроется сама. Я полезу первым,
посмотрю, все ли вокруг тихо.
***
Руки Смеда все-таки тряслись, когда он наливал себе первую кружку пива.
Но, в конце концов, дело оказалось не таким уж страшным, как он себе
представлял. Теперь наступила реакция. У Старого Рыбака она проявлялась не
так сильно.
О руке и книгах они уже позаботились. Они оборвали самую опасную
ниточку. Оставалось сделать еще одну вещь.
В зал ввалился их благодетель, капрал Ночных Пластунов, с неизменным
кувшином в руках. Оглядевшись вокруг, он пошел за новой порцией.
- Черт возьми! - сказал Смед. - Я же совершенно забыл. Сегодня ночью у
меня свидание.
Рыбак несколько секунд соболезнующе смотрел на него, потом сказал:
- Допивай. Потом вздремни чуток. Дело пока сделано всего наполовину. Мы
должны его закончить.
Я что-то не заметил, чтобы Душечка соответствовала той громкой славе,
которая шла Белой Розе. На первый взгляд она казалась довольно невзрачной.
Слегка неряшливая блондинка со спутанными волосами, двадцати лет с гаком.
Деревенская девка, которой самое место на картофельной ферме. Разве что на
ферме такая выглядела бы более замученной, нарожав за десять лет кучу
ребятишек.
Большинство людей вообще с трудом отличает глухоту и немоту от тупости.
Я думаю, Душечку трудно было принимать всерьез еще и потому, что все у нее
выходило очень уж легко, как бы случайно. Взять ту атаку на монастырь. Ведь
она прошла как по маслу. Никто бы вообще не пострадал, если бы Пес-Жабо дав
не шлепнулся прямо в толпу кентавров, когда удирал. Но они были сами в этом
виноваты: слишком уж рвались в бой. Если бы держались немного дальше от
стены, как им было ведено, то успели бы убраться с его дороги.
Она, безусловно, пользовалась уважением дерева-бога и теми
преимуществами, которые это уважение давало. По-моему, Праотец-Дерево был
готов потакать ей во всем.
Но она не задирала нос перед другими.
Все выглядело как-то странно. Рядом с Душечкой постоянно торчал Молчун,
пытавшийся оказаться между ней и Вороном и одновременно между ней и
Боманцем. Хотя Ворон с колдуном нигде не появлялись вместе, потому что не
доверяли друг другу еще больше, чем Молчун не доверял им обоим.
Впрочем, это было даже забавно. Когда находишься на спине чудища на
высоте в две мили, имея под боком две сотни жутковатых созданий, готовых,
чуть что не так, слопать тебя на завтрак, нечего и думать выйти сухим из
воды, если ты рискнул сморозить какую-нибудь глупость.
Я прекрасно это понимал. Понимала Душечка. Даже братья Крученые, и те
понимали. Но три великие личности, Боманц, Ворон и Молчун, были настолько
заняты решением важнейшего вопроса о том, кто из них первым заткнет дырку от
бублика в центре вселенной, что такая простая мысль ну никак не могла прийти
им в голову.
Правда, Крученых немного беспокоило мое присутствие. Как-никак, я
раньше служил в Гвардии, а они были из Черного Отряда. Они думали, что я мог
иметь против них зуб.
Как я уже говорил. Белая Роза не задирала перед другими нос из-за того,
что она - Белая Роза. Она вообще не любила, когда ее звали как-то иначе, а
не Душечкой. Она была не против, когда я захотел поговорить с ней. Против
были Ворон и Молчун. Когда Ворон высказал мне свои претензии, я посоветовал
ему заткнуть их себе кое-куда. Думаю, она сказала то же самое Молчуну. Тот
пока ничего не предпринимал, но, когда я разговаривал с ней, он вечно торчал
поблизости с видом мясника, примеривающегося, как бы половчее разделать
тушу.
Только подумать, взрослые же люди. Оба куда старше меня.
В том, что я вообще мог с ней разговаривать, Ворону некого было винить,
кроме себя самого. Именно он когда-то, чуть ли не насильно, выучил меня
языку знаков. Чтобы мы могли обмениваться сообщениями, когда нельзя было
говорить вслух.
Поначалу у нас с Душечкой было маловато тем для бесед. Так,
здравствуй-как-поживаешь и тому подобная чепуха. У меня плохо получалось. Но
потом она научила меня многим новым знакам и наши беседы сделались более
содержательными.
Я чувствовал, что она давно уже изголодалась по общению, хотя ни разу
не сказала об этом прямо. Ей нужен был еще какой-нибудь собеседник кроме
Молчуна, постоянно висевшего у нее над душой.
Вначале мне просто хотелось выяснить, как она на самом деле относится к
Ворону, и все. Чтобы помешать парню выставлять себя большим дураком, чем он
уже был. Наверно, она поняла это. Потому что ни разу не дала мне возможности
перевести разговор на эту тему. Она была очень проницательной.
Через пару дней мы уже болтали о том о сем, словно два деревенских
подростка, незаметно повзрослевших, пока повсюду вокруг шла бесконечная
война. Понять, почему она избрала тот путь, по которому теперь шла, было
нетрудно. Ее историю знали все, поэтому объяснений не требовалось.
Я рассказал ей, что пошел в армию, чтобы удрать с фермы. И что в то
время мятежники для меня выглядели ничуть не лучше, чем имперцы. Даже хуже,
поскольку тогда она еще не приступила к чистке своих рядов. Вдобавок Империя
платила своим солдатам. Хорошо и в срок.
Казалось, мои слова не задели ее. Тогда я осмелел и выложил свою тайную
жизненную философию: те идиоты, которые идут служить не за деньги, а во имя
какой-то идеи, вполне заслуживают того, чтобы погибнуть во славу отечества.
Вот здесь я ее здорово зацепил. Несколько минут мне было жарковато.
Потом страсти слегка улеглись, но она продолжала горячо убеждать меня, что в
мире существуют абстракции, за которые стоит сражаться и умирать. Ничего
подобного, упрямо настаивал я, к какой бы прекрасной цели ты ни стремился,
она все равно не стоит того, чтобы отдавать за нее жизнь. Потому что через
каких-нибудь двадцать лет никто про тебя даже не вспомнит. А если вспомнит,
так выругается.
В таких спорах прошло еще два дня. Думаю, если бы между Вороном и
Молчуном не лежало слишком много личного, они объединились бы и задали мне
перцу за то, что я узурпировал их подружку.
С ней было легко разговаривать. Поэтому я выкладывал такие вещи, о
которых прежде помалкивал. Мне казалось, они мало чего стоят, если учесть,
кто о них говорит. Так, всякая ерунда о том, что движет людьми и как устроен
мир.
Пытался втолковать, что повстанцы не обещают людям в будущем ничего,
кроме свободы от тирании прошлого, а потому не вызывают у меня доверия.
Убеждал, что их движение, как показывает моя нехитрая философия, полностью
игнорирует природу человека. Если даже удастся когда-нибудь опрокинуть
Империю, объяснял я, результат будет самый плачевный. Все новые режимы
всегда оказываются куда гаже предыдущих, иначе им просто не продержаться. И
никаких исключений из этого правила история не знает.
В самом деле, что предлагает ее движение вместо Империи? Я задержался
на этой теме. Попав под власть Империи, обычные простые люди становились
более трудолюбивыми, более зажиточными, ощущали себя в большей безопасности,
чем прежде. Повсюду, кроме тех мест, где активно действовали повстанцы. Я
знал это не понаслышке. Потом я сказал Душечке, что для большинства людей
свобода - отнюдь не главная проблема. А в том виде, в каком ее исповедуют
мятежники, обывателям эта концепция вообще чужда.
Например, для крестьян - а крестьяне составляли около трех четвертей
всего населения - быть свободным означало: обеспечить семью всем
необходимым, а излишки выгодно продать на рынке.
Когда я уходил в армию, люди на картофельной ферме трудились сообща.
Тяжелая, утомительная работа. Скучная. Но никто не жил впроголодь, причем
даже в неурожайные годы излишков хватало на покупку разных городских
товаров. А вот во времена моего дедушки все наши поля были лишь одним, среди
десятков других таких Же, владением, принадлежавшим богатому помещику. Люди
были по закону приписаны к земле и являлись частью его собственности. Такой
же собственности, как вода, земля, деревья и дичь. Помимо крестьянского
труда у них была масса всяких других повинностей, которые они были обязаны
отработать на своего лендлорда. А еще они должны были с каждого урожая
отдавать лендлорду фиксированную часть. Сперва. В неурожайный год лорд мог
забрать все.
Да, тогда на них не простиралась темная власть Госпожи. Но что толку?
Их блаженный душевный покой был сродни спокойствию домашних животных.
Я напомнил Душечке, что теперь основной костяк Восстания составляют
дети таких землевладельцев, которые полны решимости освободить земли своих
предков. И восстановить там прежние порядки.
Я сказал ей, что не питаю никаких иллюзий по части чувств, испытываемых
Госпожой по отношению к простолюдинам. Ни заботой, ни любовью там не пахнет.
Она уничтожила прежний правящий класс лишь для того, чтобы ее власти ничто
не угрожало. Чтобы заранее избавиться от возможных сложностей. У нее у самой
имелось немало отвратительных фаворитов, в чьих владениях жизнь людей была
сущим адом, но это ее ничуть не беспокоило.
Под конец я попытался доказать Душечке, что, хотя она и разоружила
Госпожу в Курганье, никакой реальной угрозы для целостности Империи все
равно не возникло. Госпожа всегда была одержима навязчивой идеей расширить
границы Империи и раздвинуть пределы своей власти. Поэтому она создала
эффективный механизм управления всеми внутренними делами. И этот механизм
пока что работал исправно.
Мы летели без остановок четыре дня. На четвертый день к вечеру
коричневая земля впереди уступила место туманной голубизне моря Мук. За
короткое время мы проделали длинный путь. Вот так и надо путешествовать,
черт возьми! А сколько всякого дерьма мы нахлебались с Вороном, пока
добрались до того монастыря. Тьфу, пропасть! Даже вспоминать не хочется.
Я перестал спорить с Душечкой. Чувствовал себя немного виноватым. К
концу нашего разговора она возражала мне все реже и реже. Похоже, я вывалил
на нее слишком много всякой всячины, о которой она прежде не задумывалась.
Мне уже приходилось встречать людей, чересчур неуклонно стремившихся к
поставленной цели. Любой ценой, не задумываясь о последствиях. Правда, от
тех людей не так уж много зависело.
Конечно же, я промахнулся. Как и многие до меня. Недооценил ее, черт
побери.
На следующий день я не сталкивался с Душечкой до полудня. Наверно,
подсознательно избегал встречи. А когда я увидел ее, она отвернулась.
Примерно в то же время на севере, вблизи горизонта, появились неясные
очертания береговой линии. Я почувствовал, что мы начали снижаться.
Остальные киты перестроились, образовав сверху над нами треугольник. Манты
поднялись в воздух и заскользили в сторону побережья.
- Что случилось? - спросил я на языке знаков. - Где мы находимся?
- Приближаемся к Опалу, - замелькали ее пальцы. - Надо отыскать детей
Ворона. Мы заставим его взглянуть в лицо своему прошлому.
Еще одно свидетельство того, насколько ценит и уважает ее
Праотец-Дерево. Ведь он спешно отозвал своих подданных из-под стен монастыря
и приказал им торопиться на север. Времени у него было в обрез, и все же он
позволил ей прервать полет по причине, которую она считала для себя важной.
Полагаю, Ворон не знал, что его ждет. Бедолаге потребуется поддержка,
когда это произойдет. Я пошел взглянуть на него.