догнать. - Он неожиданно ухмыльнулся. - Но должен сказать, будущее выглядит
совсем не так скверно, как последние месяцы.
У Ворона все смешалось в голове, пока он падал со стены, вцепившись в
истошно вопившую колдунью. Перед глазами нелепо кувыркалась стремительно
летевшая навстречу земля, в ушах отдавался громовой рев летающего кита,
недовольного тем, что все попытки схватить вырвавшееся из котла чудовище
остались безуспешными...
Удар! Он почувствовал, как лезвие ножа вонзилось в хребет колдуньи,
прошло между позвонков. И тут же громко хрустнула его нога, оказавшаяся в
момент удара под телом проклятой ведьмы. Оба взвыли еще раз, с треском
ударившись друг об друга головами.
Ему повезло больше. Он не потерял сознание, а тело кое-как подчинялось
воле. Ворон отполз на несколько футов в сторону и попытался понять,
насколько серьезно повреждена нога. На сложный перелом не похоже. Но боль
все равно адская.
Вокруг него валялись неподвижные тела. Дышал только один Боманц. Ворон
приложил к ноге снег; она быстро онемела, и боль немного утихла.
Сверху что-то кричали. Он заметил Кейса, который подпрыгивал и
размахивал руками. Ворон посмотрел в ту сторону, куда указывал Кейс.
К ним приближалось чудовище, вырвавшееся из котла. До него оставалось
не больше сотни ярдов. Казалось, ничто уже не сможет его остановить. Манты
буквально засыпали его своими молниями, но оно не обращало на это ни
малейшего внимания. Им владела одна мысль: Серебряный Клин.
Кейс орал, требовал, просил, чтобы он нашел этот Клин и швырнул его
обратно на стену, пока то чудовище не завладело проклятой железкой.
Боманц перевернулся на живот, встал на четвереньки, потряс головой,
тупо огляделся вокруг, заметил приближавшегося монстра... Лицо его побелело
как снег. - Я попытаюсь задержать его, - прохрипел старик. - Найди Клин и
отдай Душечке. Любой ценой.
Пошатываясь, колдун поднялся на ноги и заковылял навстречу монстру.
Ворон подумал мельком, что эта тварь - уже не Хромой, а что-то совсем
другое, хотя чудовищем по-прежнему двигали безумие, неуправляемая ярость,
злоба и амбиции, свойственные всем Взятым.
Он принялся озираться вокруг, надеясь найти хоть какие-нибудь признаки
того, куда упал Клин. Боль раздирала ногу. Ему было во сто крат хуже, чем в
тот раз, когда Костоправ всадил в него одну из стрел Госпожи.
Казалось, Ворон наконец понял, чего мы от него хотим. Я уже собирался
сам спрыгнуть вниз, но Душечка мне не позволила.
- Похоже, у него сломана нога, - сказал я. В ответ она только кивнула.
Боманц встретил тварь, вырвавшуюся из котла, одним из лучших своих
заклинаний. Та осела от удара, рухнула на брюхо, вспыхнула ядовито-желтым
пламенем и мерзко заскулила.
Двое Ночных Пластунов втащили назад на стену бригадира Головню. У нее
оказались сломаны плечо и пара ребер в придачу. Выглядела она сейчас
страшнее, чем смертный грех, но была готова сражаться до последнего.
- Похоже, - сказал я, - ты теперь самая главная Головня во всей
Империи.
- Похоже, - согласилась она, окинув взглядом кровавую кашу вокруг.
По-моему, она ни малейшего понятия не имела, что делать дальше.
С неба на крепостную стену свалился говорящий камень. Мой старый
приятель, с трещиной. Он просто жаждал получить от Белой Розы хоть
какой-нибудь приказ. Но никаких приказов не последовало.
Ворон продолжал неловко елозить по снегу. Тварь из котла снова начала
двигаться. Вокруг скакали кентавры, осыпая ее копьями. Заклинание Боманца
ослабило защиту, и большинство копий вонзалось в чудовище, превратив его в
подобие дикобраза. Но оно не обращало никакого внимания на осыпавшие его
дождем метательные снаряды. Страшное дело - все эти маньяки? Боманц врезал
ему еще разок. Монстр снова осел. Он дымился. Вонзившиеся в него копья
горели. Но вывести эту тварь из игры никак не удавалось. Она лишь
приостановилась. Боманц бессильно пожал плечами. Он больше ничего не мог
сделать.
Ворон продолжал медленно копаться в снегу, волоча за собой сломанную
ногу. Он даже не поднимал головы, чтобы поглядеть на приближавшееся к нему
чудовище. Да и зачем? Либо он успеет найти Серебряный Клин вовремя, либо
нет..
- Раз уж мы все равно торчим тут без дела, отчего бы нам не, сбросить
вниз веревки, чтобы помочь моим приятелям подняться на стену? - сказал я
Головне, посматривая на Молчуна. Тот уже поднялся на ноги, но вид у него был
такой, словно он только на десять процентов находится в этой реальности.
Чистый лунатик, с пеной у рта.
Головня посмотрела на меня так, будто у меня началось размягчение
мозгов. Конечно. Раз мне пришла в голову мысль, что она может спасти гадких
повстанцев. Пришлось ей кой о чем напомнить.
- Над нашими головами летает чертова туча голодных летающих китов, -
намекнул я, а менгир тут же исчез, чтобы передать указание ближайшему
гиганту. Тот сразу резко пошел на снижение. Рубец, с довольным кудахтаньем,
опять возник на прежнем месте.
Головня чуть не испепелила меня взглядом, но приказала нескольким своим
ребятам запустить одну из лебедок, при помощи которых разбирали стену.
- Готовься, парень! - крикнул я Молчуну. - Сейчас тебя поднимут наверх!
Он просто не расслышал меня. Похоже, готовил Хромому особый сюрприз.
Старина Боманц завопил изо всех сил, разродившись самым страшным из
своих заклинаний, и одновременно попытался отскочить в сторону. Ни то ни
другое не принесло ему особой пользы.
Чудовище обрушилось на него, навалившись всем своим весом. Старик еще
раз крикнул - то был скорее вопль ярости, чем крик страха или боли - и
попытался дать отпор.
Молчун задрал голову, посмотрел наверх, на Душечку. Он улыбнулся сквозь
слезы, потом коротко кивнул головой, как бы отдавая прощальный поклон и..,
прыгнул вперед.
Псих ненормальный. Черт бы его побрал!
Он запрыгнул чудовищу на спину. Плоть твари расплескалась, как вода, и
вспыхнула, словно нефть. Только пламя было зеленым. Любимый цвет Молчуна.
Монстр упал на спину и начал кататься по земле, оставляя на ней ошметки
своего горящего тела.
Ворон продолжал рыться в снегу.
Душечка несколько раз ударила кулаком по каменной кладке; по ее щекам
тихо струились слезы. Потом, резко повернувшись ко мне, она сделала
несколько знаков:
- Пусть кит хватает эту тварь сейчас. Слабее она уже не станет.
Мне не пришлось переводить менгиру. Тот умел читать язык знаков и почти
мгновенно исчез.
К тому времени, как он вернулся, кит уже снова рвал монстра на части
своими щупальцами.
- Как ты считаешь, - спросил я Головню, - вы не упустите котел снова?
Сможете сделать так, чтобы он кипел все время, если мы опять побросаем туда
эти клецки?
У нее на физиономии появилось выражение базарной торговки, готовой
ринуться в бои, но она кое-как сдержалась.
- Делайте свою часть дела, а уж я позабочусь о своей. Но при нас не
осталось никого из колдунов. Как вы собираетесь снова накрыть котел крышкой?
Это как раз было проще простого.
- Булыжник, - позвал я, - передай кому-нибудь из тех мордоворотов, что
без толку летают там, наверху. Пусть прикроют кастрюльку. А заодно пускай
прихватят где-нибудь по дороге несколько сотен тонн дровишек.
Головня внимательно посмотрела на меня. Похоже, взяла себя в руки
окончательно.
- Может быть, ты и не такой дурак, каким кажешься, - сказала она на
прощание. Солдаты подняли ее и понесли со стены вниз, на улицу.
Около южного участка стены, где находились проломы, началось массовое
столпотворение. Люди хлынули из города таким мощным потоком, остановить
который серые были просто не в силах. Даже если бы попытались.
Куски искрошенного китом чудовища снова плюхнулись в котел. Сверху с
тяжелым звоном упала крышка. Все. Конец.
***
И тут раздался вопль Ворона.
Он наконец нашел Серебряный Клин. А может быть, наоборот: Серебряный
Клин нашел его.
Я посмотрел на Душечку. Та, в отчаянии, опять несколько раз ударила
рукой по каменной кладке, в кровь разбив свой кулак.
Ворон схватился за проклятую железку голыми руками!
Он поднялся на ноги. А ведь одна из них была сломана! Он поднял над
головой Серебряный Клин, показывая его нам. Я окликнул парня.
Он взглянул на меня. Я не узнал своего старого приятеля. В мгновение
ока в нем произошла страшная перемена. Ворон расхохотался леденящим душу
смехом.
- Мой! - взревел он. И снова дико захохотал: - Он мой!
Его глаза были теперь глазами Властителя. Они горели безумием и жаждой
власти. Как в тот день, в Курганье, когда Госпожа расправилась со своим
мужем. Его глаза были глазами Хромого, готового наслаждаться агонией целого
мира. Глазами любого из тех злодеев, кто тысячелетиями пестовал старые обиды
и вдруг обнаружил, что в его власти поступить с этим миром, со всеми
населяющими его существами как угодно, не страшась возмездия.
- Он мой! - И снова безумный, ликующий хохот.
Я посмотрел на Душечку, ища поддержки. Такого рвущего душу отчаяния мне
еще не приходилось испытывать в своей жизни.
Она смахнула слезы, а потом сказала мне несколько слов на языке знаков.
Всего одну фразу. Ее лицо было белее мела.
- Я не смогу, - ответил я, отчаянно мотнув головой.
- Мы должны! - Слезы опять заструились по ее щекам.
Она, как и я, не могла решиться на это сама. Но это было необходимо
сделать, иначе весь ад, сквозь который мы прошли, все страдания и жертвы
оказались бы напрасными.
Когда-то Ворон немного обучался искусству колдовства. Давным-давно и
совсем немного. Но след тех времен остался в одном из уголков его души.
Маленькое пятнышко, которого оказалось достаточно, чтобы зло, заключенное в
Серебряном Клине, сумело там угнездиться.
- Сделай это! - приказала Душечка. Будь она проклята! Ведь парень был
моим лучшим и единственным другом. Будь проклят этот чертов менгир! Он в
любой момент мог отдать приказ кому-нибудь с Равнины Страха, но медлил,
выжидая. Чтобы мы никогда ни в чем не смогли обвинить его драгоценного
Праотца-Дерево.
- Прикончи его! - сказал я говорящему камню. - Пока не поздно. Пока зло
еще не полностью овладело его душой и телом.
Казалось, менгир никак не отреагировал.
Но там, внизу, один из кентавров поднял руку, метнул копье. Оно
стремительно мелькнуло в воздухе; его острие пробило Ворону голову, войдя в
один висок и выйдя из другого.
Он рухнул на землю. На сей раз парень не притворялся. На сей раз ему
уже не найти дороги назад из страны мертвых.
Я сел на холодный камень стены и отключился от происходящего. Я все
спрашивал себя: неужели я не мог поживей шевелить ногами по дороге на юг,
когда мы гнались за Костоправом? Если б мы с Вороном тогда его догнали,
наверняка не вляпались бы в эту мерзкую историю. Чудовищный груз таких
мыслей теперь будет давить меня всегда. До конца жизни.
Душечка безотчетно кривила губы. Наверняка думала о том же самом. На
свой лад.
Похоже, один только Крученый помнил, что дело еще не сделано. Он взял
деревянный сундучок, надел рукавицы, соскользнул по веревке к подножию
стены, взял Серебряный Клин из мертвых рук Ворона... Забравшись назад, он
поставил сундучок у ног Душечки, потом подошел ко мне и, не глядя в глаза,
проговорил:
- Скажешь ей, что я выхожу из игры, Кейс. Скажешь, что я больше не
могу. Сломался. - Он побрел прочь. Может, хотел посмотреть, что стало с тем
его братом, который ушел с Вороном и не вернулся. Не знаю. Больше мы его
никогда не видели, У меня язык не поворачивается винить его за это.
Смед поправил последний камень в пирамидке, сложенной на могиле Старого
Рыбака. Слезы на лице давно подсохли. Утихла бессильная злость. Конечно,
несправедливо, что старика, сумевшего уцелеть в схватке с самыми
отъявленными мерзавцами, съехавшимися в Весло чуть ли не со всей Империи,
напоследок достала холера. Но в этом мире нет справедливости.
А если бы она была, сейчас здесь стоял бы Тимми Локан, а не Смед Стах.
Смед вздохнул и поплелся по дороге, ведущей в Розы.
Спустя год он уже был там уважаемым членом общества, владельцем
большого пивоваренного завода. Он ни в чем себе не отказывал, но жил без
глупой показухи, которая могла привлечь к нему ненужное любопытство. Он
никому и словом не обмолвился о своей истории.
Ни одной живой душе.
ЭПИЛОГ
Сколько бы раз я ни ходил вокруг, дыра в пространство, приготовленная
деревом-богом между двумя вселенными, выглядела все так же. Просто полотнище
из черного шелка, Повисшее в ярде над землей. Третьего измерения оно не
имело.
Душечка бросила туда сундучок с Серебряным Клином; он растаял
бесследно. Потом мы вдвоем сколотили что-то вроде гроба, куда сложили то,
что осталось в большом котле, который кипел на костре целую неделю, пока не
выкипел досуха. Этот ящик последовал за сундучком, после чего черное
полотнище исчезло, словно ловкий фокусник смахнул его своим рукавом.
Потом мы почистились и помылись. Как мне показалось - в первый раз за
долгие годы. Душечка привела меня в какое-то строение, напоминавшее большой
курятник, одно из тех, что долгие годы служили убежищами подпольщикам и
ребятам из Черного Отряда. Очаровательное местечко. Черт знает через что
пришлось пройти тем ребятам. В том числе и через этот вонючий кроличий
загон... Я мысленно пожелал им всем лучшей доли. Где бы они ни находились.
Там с нами наконец произошло то, чего не могут избежать мужчина и
Женщина, оставшись наедине. После этого она надела платье простой
крестьянки, без кольчуги и меча.
- В чем дело? - спросил я.
- Белая Роза умерла, - ответила она. - Для нее теперь нет места в этом
мире. Она больше не нужна.
Я не стал спорить. Зачем? В общем-то я никогда не сочувствовал
Движению.
Потом мы попросили Праотца-Дерево доставить нас на мою старую ферму,
где мы могли бы ознакомиться с последними достижениями в картофельной
индустрии. Никаких более удачных мыслей нам в голову не пришло.
Больших изменений там не было, если не считать того, что люди, которых
я знавал прежде, заметно постарели.
***
Наши внуки не верят ни единому слову из того, что мы порой им
рассказываем.
Но они с наслаждением расквасят нос любому, кто только посмеет вякнуть,
что их старики врут занудно.
совсем не так скверно, как последние месяцы.
У Ворона все смешалось в голове, пока он падал со стены, вцепившись в
истошно вопившую колдунью. Перед глазами нелепо кувыркалась стремительно
летевшая навстречу земля, в ушах отдавался громовой рев летающего кита,
недовольного тем, что все попытки схватить вырвавшееся из котла чудовище
остались безуспешными...
Удар! Он почувствовал, как лезвие ножа вонзилось в хребет колдуньи,
прошло между позвонков. И тут же громко хрустнула его нога, оказавшаяся в
момент удара под телом проклятой ведьмы. Оба взвыли еще раз, с треском
ударившись друг об друга головами.
Ему повезло больше. Он не потерял сознание, а тело кое-как подчинялось
воле. Ворон отполз на несколько футов в сторону и попытался понять,
насколько серьезно повреждена нога. На сложный перелом не похоже. Но боль
все равно адская.
Вокруг него валялись неподвижные тела. Дышал только один Боманц. Ворон
приложил к ноге снег; она быстро онемела, и боль немного утихла.
Сверху что-то кричали. Он заметил Кейса, который подпрыгивал и
размахивал руками. Ворон посмотрел в ту сторону, куда указывал Кейс.
К ним приближалось чудовище, вырвавшееся из котла. До него оставалось
не больше сотни ярдов. Казалось, ничто уже не сможет его остановить. Манты
буквально засыпали его своими молниями, но оно не обращало на это ни
малейшего внимания. Им владела одна мысль: Серебряный Клин.
Кейс орал, требовал, просил, чтобы он нашел этот Клин и швырнул его
обратно на стену, пока то чудовище не завладело проклятой железкой.
Боманц перевернулся на живот, встал на четвереньки, потряс головой,
тупо огляделся вокруг, заметил приближавшегося монстра... Лицо его побелело
как снег. - Я попытаюсь задержать его, - прохрипел старик. - Найди Клин и
отдай Душечке. Любой ценой.
Пошатываясь, колдун поднялся на ноги и заковылял навстречу монстру.
Ворон подумал мельком, что эта тварь - уже не Хромой, а что-то совсем
другое, хотя чудовищем по-прежнему двигали безумие, неуправляемая ярость,
злоба и амбиции, свойственные всем Взятым.
Он принялся озираться вокруг, надеясь найти хоть какие-нибудь признаки
того, куда упал Клин. Боль раздирала ногу. Ему было во сто крат хуже, чем в
тот раз, когда Костоправ всадил в него одну из стрел Госпожи.
Казалось, Ворон наконец понял, чего мы от него хотим. Я уже собирался
сам спрыгнуть вниз, но Душечка мне не позволила.
- Похоже, у него сломана нога, - сказал я. В ответ она только кивнула.
Боманц встретил тварь, вырвавшуюся из котла, одним из лучших своих
заклинаний. Та осела от удара, рухнула на брюхо, вспыхнула ядовито-желтым
пламенем и мерзко заскулила.
Двое Ночных Пластунов втащили назад на стену бригадира Головню. У нее
оказались сломаны плечо и пара ребер в придачу. Выглядела она сейчас
страшнее, чем смертный грех, но была готова сражаться до последнего.
- Похоже, - сказал я, - ты теперь самая главная Головня во всей
Империи.
- Похоже, - согласилась она, окинув взглядом кровавую кашу вокруг.
По-моему, она ни малейшего понятия не имела, что делать дальше.
С неба на крепостную стену свалился говорящий камень. Мой старый
приятель, с трещиной. Он просто жаждал получить от Белой Розы хоть
какой-нибудь приказ. Но никаких приказов не последовало.
Ворон продолжал неловко елозить по снегу. Тварь из котла снова начала
двигаться. Вокруг скакали кентавры, осыпая ее копьями. Заклинание Боманца
ослабило защиту, и большинство копий вонзалось в чудовище, превратив его в
подобие дикобраза. Но оно не обращало никакого внимания на осыпавшие его
дождем метательные снаряды. Страшное дело - все эти маньяки? Боманц врезал
ему еще разок. Монстр снова осел. Он дымился. Вонзившиеся в него копья
горели. Но вывести эту тварь из игры никак не удавалось. Она лишь
приостановилась. Боманц бессильно пожал плечами. Он больше ничего не мог
сделать.
Ворон продолжал медленно копаться в снегу, волоча за собой сломанную
ногу. Он даже не поднимал головы, чтобы поглядеть на приближавшееся к нему
чудовище. Да и зачем? Либо он успеет найти Серебряный Клин вовремя, либо
нет..
- Раз уж мы все равно торчим тут без дела, отчего бы нам не, сбросить
вниз веревки, чтобы помочь моим приятелям подняться на стену? - сказал я
Головне, посматривая на Молчуна. Тот уже поднялся на ноги, но вид у него был
такой, словно он только на десять процентов находится в этой реальности.
Чистый лунатик, с пеной у рта.
Головня посмотрела на меня так, будто у меня началось размягчение
мозгов. Конечно. Раз мне пришла в голову мысль, что она может спасти гадких
повстанцев. Пришлось ей кой о чем напомнить.
- Над нашими головами летает чертова туча голодных летающих китов, -
намекнул я, а менгир тут же исчез, чтобы передать указание ближайшему
гиганту. Тот сразу резко пошел на снижение. Рубец, с довольным кудахтаньем,
опять возник на прежнем месте.
Головня чуть не испепелила меня взглядом, но приказала нескольким своим
ребятам запустить одну из лебедок, при помощи которых разбирали стену.
- Готовься, парень! - крикнул я Молчуну. - Сейчас тебя поднимут наверх!
Он просто не расслышал меня. Похоже, готовил Хромому особый сюрприз.
Старина Боманц завопил изо всех сил, разродившись самым страшным из
своих заклинаний, и одновременно попытался отскочить в сторону. Ни то ни
другое не принесло ему особой пользы.
Чудовище обрушилось на него, навалившись всем своим весом. Старик еще
раз крикнул - то был скорее вопль ярости, чем крик страха или боли - и
попытался дать отпор.
Молчун задрал голову, посмотрел наверх, на Душечку. Он улыбнулся сквозь
слезы, потом коротко кивнул головой, как бы отдавая прощальный поклон и..,
прыгнул вперед.
Псих ненормальный. Черт бы его побрал!
Он запрыгнул чудовищу на спину. Плоть твари расплескалась, как вода, и
вспыхнула, словно нефть. Только пламя было зеленым. Любимый цвет Молчуна.
Монстр упал на спину и начал кататься по земле, оставляя на ней ошметки
своего горящего тела.
Ворон продолжал рыться в снегу.
Душечка несколько раз ударила кулаком по каменной кладке; по ее щекам
тихо струились слезы. Потом, резко повернувшись ко мне, она сделала
несколько знаков:
- Пусть кит хватает эту тварь сейчас. Слабее она уже не станет.
Мне не пришлось переводить менгиру. Тот умел читать язык знаков и почти
мгновенно исчез.
К тому времени, как он вернулся, кит уже снова рвал монстра на части
своими щупальцами.
- Как ты считаешь, - спросил я Головню, - вы не упустите котел снова?
Сможете сделать так, чтобы он кипел все время, если мы опять побросаем туда
эти клецки?
У нее на физиономии появилось выражение базарной торговки, готовой
ринуться в бои, но она кое-как сдержалась.
- Делайте свою часть дела, а уж я позабочусь о своей. Но при нас не
осталось никого из колдунов. Как вы собираетесь снова накрыть котел крышкой?
Это как раз было проще простого.
- Булыжник, - позвал я, - передай кому-нибудь из тех мордоворотов, что
без толку летают там, наверху. Пусть прикроют кастрюльку. А заодно пускай
прихватят где-нибудь по дороге несколько сотен тонн дровишек.
Головня внимательно посмотрела на меня. Похоже, взяла себя в руки
окончательно.
- Может быть, ты и не такой дурак, каким кажешься, - сказала она на
прощание. Солдаты подняли ее и понесли со стены вниз, на улицу.
Около южного участка стены, где находились проломы, началось массовое
столпотворение. Люди хлынули из города таким мощным потоком, остановить
который серые были просто не в силах. Даже если бы попытались.
Куски искрошенного китом чудовища снова плюхнулись в котел. Сверху с
тяжелым звоном упала крышка. Все. Конец.
***
И тут раздался вопль Ворона.
Он наконец нашел Серебряный Клин. А может быть, наоборот: Серебряный
Клин нашел его.
Я посмотрел на Душечку. Та, в отчаянии, опять несколько раз ударила
рукой по каменной кладке, в кровь разбив свой кулак.
Ворон схватился за проклятую железку голыми руками!
Он поднялся на ноги. А ведь одна из них была сломана! Он поднял над
головой Серебряный Клин, показывая его нам. Я окликнул парня.
Он взглянул на меня. Я не узнал своего старого приятеля. В мгновение
ока в нем произошла страшная перемена. Ворон расхохотался леденящим душу
смехом.
- Мой! - взревел он. И снова дико захохотал: - Он мой!
Его глаза были теперь глазами Властителя. Они горели безумием и жаждой
власти. Как в тот день, в Курганье, когда Госпожа расправилась со своим
мужем. Его глаза были глазами Хромого, готового наслаждаться агонией целого
мира. Глазами любого из тех злодеев, кто тысячелетиями пестовал старые обиды
и вдруг обнаружил, что в его власти поступить с этим миром, со всеми
населяющими его существами как угодно, не страшась возмездия.
- Он мой! - И снова безумный, ликующий хохот.
Я посмотрел на Душечку, ища поддержки. Такого рвущего душу отчаяния мне
еще не приходилось испытывать в своей жизни.
Она смахнула слезы, а потом сказала мне несколько слов на языке знаков.
Всего одну фразу. Ее лицо было белее мела.
- Я не смогу, - ответил я, отчаянно мотнув головой.
- Мы должны! - Слезы опять заструились по ее щекам.
Она, как и я, не могла решиться на это сама. Но это было необходимо
сделать, иначе весь ад, сквозь который мы прошли, все страдания и жертвы
оказались бы напрасными.
Когда-то Ворон немного обучался искусству колдовства. Давным-давно и
совсем немного. Но след тех времен остался в одном из уголков его души.
Маленькое пятнышко, которого оказалось достаточно, чтобы зло, заключенное в
Серебряном Клине, сумело там угнездиться.
- Сделай это! - приказала Душечка. Будь она проклята! Ведь парень был
моим лучшим и единственным другом. Будь проклят этот чертов менгир! Он в
любой момент мог отдать приказ кому-нибудь с Равнины Страха, но медлил,
выжидая. Чтобы мы никогда ни в чем не смогли обвинить его драгоценного
Праотца-Дерево.
- Прикончи его! - сказал я говорящему камню. - Пока не поздно. Пока зло
еще не полностью овладело его душой и телом.
Казалось, менгир никак не отреагировал.
Но там, внизу, один из кентавров поднял руку, метнул копье. Оно
стремительно мелькнуло в воздухе; его острие пробило Ворону голову, войдя в
один висок и выйдя из другого.
Он рухнул на землю. На сей раз парень не притворялся. На сей раз ему
уже не найти дороги назад из страны мертвых.
Я сел на холодный камень стены и отключился от происходящего. Я все
спрашивал себя: неужели я не мог поживей шевелить ногами по дороге на юг,
когда мы гнались за Костоправом? Если б мы с Вороном тогда его догнали,
наверняка не вляпались бы в эту мерзкую историю. Чудовищный груз таких
мыслей теперь будет давить меня всегда. До конца жизни.
Душечка безотчетно кривила губы. Наверняка думала о том же самом. На
свой лад.
Похоже, один только Крученый помнил, что дело еще не сделано. Он взял
деревянный сундучок, надел рукавицы, соскользнул по веревке к подножию
стены, взял Серебряный Клин из мертвых рук Ворона... Забравшись назад, он
поставил сундучок у ног Душечки, потом подошел ко мне и, не глядя в глаза,
проговорил:
- Скажешь ей, что я выхожу из игры, Кейс. Скажешь, что я больше не
могу. Сломался. - Он побрел прочь. Может, хотел посмотреть, что стало с тем
его братом, который ушел с Вороном и не вернулся. Не знаю. Больше мы его
никогда не видели, У меня язык не поворачивается винить его за это.
Смед поправил последний камень в пирамидке, сложенной на могиле Старого
Рыбака. Слезы на лице давно подсохли. Утихла бессильная злость. Конечно,
несправедливо, что старика, сумевшего уцелеть в схватке с самыми
отъявленными мерзавцами, съехавшимися в Весло чуть ли не со всей Империи,
напоследок достала холера. Но в этом мире нет справедливости.
А если бы она была, сейчас здесь стоял бы Тимми Локан, а не Смед Стах.
Смед вздохнул и поплелся по дороге, ведущей в Розы.
Спустя год он уже был там уважаемым членом общества, владельцем
большого пивоваренного завода. Он ни в чем себе не отказывал, но жил без
глупой показухи, которая могла привлечь к нему ненужное любопытство. Он
никому и словом не обмолвился о своей истории.
Ни одной живой душе.
ЭПИЛОГ
Сколько бы раз я ни ходил вокруг, дыра в пространство, приготовленная
деревом-богом между двумя вселенными, выглядела все так же. Просто полотнище
из черного шелка, Повисшее в ярде над землей. Третьего измерения оно не
имело.
Душечка бросила туда сундучок с Серебряным Клином; он растаял
бесследно. Потом мы вдвоем сколотили что-то вроде гроба, куда сложили то,
что осталось в большом котле, который кипел на костре целую неделю, пока не
выкипел досуха. Этот ящик последовал за сундучком, после чего черное
полотнище исчезло, словно ловкий фокусник смахнул его своим рукавом.
Потом мы почистились и помылись. Как мне показалось - в первый раз за
долгие годы. Душечка привела меня в какое-то строение, напоминавшее большой
курятник, одно из тех, что долгие годы служили убежищами подпольщикам и
ребятам из Черного Отряда. Очаровательное местечко. Черт знает через что
пришлось пройти тем ребятам. В том числе и через этот вонючий кроличий
загон... Я мысленно пожелал им всем лучшей доли. Где бы они ни находились.
Там с нами наконец произошло то, чего не могут избежать мужчина и
Женщина, оставшись наедине. После этого она надела платье простой
крестьянки, без кольчуги и меча.
- В чем дело? - спросил я.
- Белая Роза умерла, - ответила она. - Для нее теперь нет места в этом
мире. Она больше не нужна.
Я не стал спорить. Зачем? В общем-то я никогда не сочувствовал
Движению.
Потом мы попросили Праотца-Дерево доставить нас на мою старую ферму,
где мы могли бы ознакомиться с последними достижениями в картофельной
индустрии. Никаких более удачных мыслей нам в голову не пришло.
Больших изменений там не было, если не считать того, что люди, которых
я знавал прежде, заметно постарели.
***
Наши внуки не верят ни единому слову из того, что мы порой им
рассказываем.
Но они с наслаждением расквасят нос любому, кто только посмеет вякнуть,
что их старики врут занудно.