Курков Андрей. Игра в отрезанный палец

   Возле каждого образца стояла цена. Виктор выбрал длинный запеченный багет, из которого выглядывали края ветчины. Ткнул в него пальцем.
   Выложив за багет три фунта, он уже протянул руку, но смуглый работник английского общепита сунул сначала багет в микроволновку.
   Наконец, получив его в руки, тепленький и аппетитно пахнущий, Виктор вгрызся в багет и, жуя, отошел к столику. Присел.
   В кафе зашли двое смуглых парней. Поздоровались с барменом. Но не по-английски.
   Он поставил в магнитофон кассету, и в кафе зазвучала приятная и странная полувосточная музыка. Наевшись, Виктор почувствовал себя веселее. Идя дальше по улице, увидел «паб» — английскую пивную. Что и как здесь делать, он уже знал — после разговора с Рефатом они с Войчеком сходили в один «паб» рядом с гостиницей, выпили там темного ирландского пива. Как оно называлось? Кажется, «Мэрфис».
   Виктсф зашел в «паб», взял бокал «Мэрфиса», присел на дубовую скамейку.
   Осмотрелся. Обычные люди сидели со своими бокалами, уставившись в большой плоский телевизионный экран, свисавший с потолка. На экране шел футбольный матч. Комментатор почти рычал от ярости.
   «Если б еще что-то понятно было!» — подумал Виктор, но уже без ощущения комплекса неполноценности.
   Допил пиво, снова вышел на улицу и продолжил путь в сторону гостиницы.
   Минут через пять дорогу преградила девушка лет двадцати двух — в слишком теплой «дутой» куртке металлического цвета. Что-то спросила.
   Виктор в ответ развел руками. Сказал: «Ай донт спик инг-лиш!» Но это откровение ее не остановило. Она продолжила что-то горячо объяснять.
   Виктор смотрел на нее тупо и начинал уже уставать. Набрал воздуха в легкие и шагнул в сторону. Она тут же оказалась перед ним и, расстегнув молнию на куртке, распахнула правую половину и показала Виктору большую, но вялую грудь с вытатуированной фиолетово-красной розочкой. — Тьфу ты! — Виктор в сердцах сплюнул, сообразив, в чем дело.
   Оттолкнул ее и быстрым шагом пошел дальше.
   В номере разделся. Включил телевизор, нащелкал музыкальный канал и оставил его петь и показывать танцующих девушек. А сам достал из пиджака конверт с фотографиями от Войчека. Всмотрелся в лица. Если Рефат не ошибался, то помощь его была огромна. Фотографии без фамилии гораздо больше значат, чем фамилии без лица. Тут уже можно было развернуться вовсю. Надо только будет спросить у Рефата, как лучше этим воспользоваться, ведь не светить же его помощь или помощь поляка. Хотя, может, поляка как раз и можно светить?!
   Насмотревшись на фотоснимки, Виктор открыл холодильник-бар. Посмотрел жадным взглядом на выбор маленьких бутылочек, облизнулся и снова закрыл. Войчек ему уже сказал, что по цене каждая такая микробутылочка стоит дороже, чем литровая в магазине.
   «Ладно, — подумал Виктор. — Завтра что-нибудь в магазине купим и, может, с Войчеком разопьем. Хороший парень! Видно, что лет на десять, если не больше, старше, а чувствуешь себя с ним легко, на равных!»
   Часы показывали одиннадцать. Виктор залез под легкое одеяло, сжимая в руке телевизионный пульт. Под голову подложил вторую подушку и стал смотреть очередной клип. Настроение было хорошее. Его медленно клонило ко сну. Вот-вот приблизится легкий сон, и тогда — щелк пультом — и потухнет экран. И вставать не надо.
   Правда, эти комфортные расчеты Виктора не осуществились. Заснул он под негромкую музыку все еще работавшего телевизора. А проснулся очень скоро от осторожного стука в дверь.
   — Открыто! — сонно сказал он и только после этого понял, что действительно оставил дверь открытой. Ключ лежал на столе возле графина.
   В дверной проем проскользнула переводчица Вика в строгой черной юбке до колен и заправленной в нее изумрудного цвета блузке. На щеках винный румянец, глаза мокрые. Быстро закрыла за собой дверь, сбросила туфли.
   — Извини, — сказала негромко. — Еле-еле от этого шведа отбилась! Потащил меня сначала в бар, а потом к себе хотел затянуть. Можно, я тут побуду?
   Виктор кивнул. До него постепенно доходила абсурдность ситуации — надо бы встать, но он уже разделся, а одежду бросил за кровать к балконной двери.
   Просить же Вику отвернуться было как-то неудобно, по-мальчишечьи.
   — Ванная там? — спросила она вдруг, показав взглядом в сторону короткого коридорчика.
   Как только она зашла в ванную комнату, Виктор вскочил, с армейской скоростью оделся и даже поправил одеяло на широкой двойной кровати. Присел в кресло и стал ждать. Показалось ему вдруг, что в ресторане Вика была одета по-другому, как-то веселее. Но, может, это только показалось, ведь на самом деле он не помнил, во что она была одета, он просто не обратил на это внимания.
   — Ну вот, — проговорила Вика, входя в комнату. Виктор привстал. Увидел, что блузку Вика «выпустила» и сразу ее наряд приобрел совершенно не деловой и не строгий вид.
   — У тебя есть что-нибудь выпить? — спросила, подойдя к столу, Вика.
   Поправила свои волосы.
   — Только там, — Виктор кивнул на бар.
   — Можно я что-нибудь возьму?
   Виктор кивнул.
   Она опустилась на корточки, открыла дверцу бара-холодильничка, заглянула внутрь. Взяла бутылочку «Кампари» и бутылочку апельсинового сока. Поднялась, слила и то, и другое в один стаканчик. Потом обернулась.
   — А ты что будешь?
   Виктор меньше всего ожидал такого вопроса. Он пожал плечами.
   — Может, коньяка? — Хорошо, — согласился он.
   Получив в руки стаканчик с коньяком, Виктор поднес его ко рту и задержал у губ, посмотрев на Вику.
   Она подошла, протянула свой стаканчик навстречу. Чокнулись.
   — Ты извини, — Вика смущенно улыбнулась. — Работа заставляет иногда делать то, что совсем не хочется. Но ведь иначе сидела бы в Киеве…
   «А чем в Киеве плохо?» — подумал было Виктор, но промолчал.
   И правильно сделал, потому что Вика продолжила свою непотревоженную мысль.
   — …и мир бы не посмотрела, и неизвестно еще где бы работала! Может, какой-нибудь секретаршей… А так все-таки в Лондоне…
   Виктор кивнул. Этот кивок, словно одобрение выбора, воодушевил ее на искреннюю улыбку. Она еще раз протянула свой стакан и они снова чокнулись, но на этот раз оба уже пригубили.
   — Думаешь, мне там в ресторане интересно было? — спросила она, откинув назад за ухо сползший на лоб локон. — Не-а, мне уже эти игры надоели, но надо…Если б взять и изменить все в жизни, но только так, чтобы здесь остаться… или в Париж поехать…
   В ее голосе зазвучали мечтательные романтические нотки. Виктор чувствовал, что ему достаточно молчать и слушать, чтобы Вике было уютно и хорошо. Только одна мысль пронеслась в голове, уколов сознание: а каково будет провожать ее неизвестно куда по ночному Лондону?
   Но и эту мысль он как-то пропустил мимо. Коньяк был неплохой, но все-таки хуже армянского. — Сделай погромче, — попросила вдруг Вика, глянув на экран телевизора. — Это «Тэйк зэт», они уже распались.
   Виктор исполнил ее желание и тут же поймал на себе благодарный взгляд девушки.
   — А с тобой легко, — сказала она и пожала плечиками. Они сидели и смотрели-слушали клипы. Потом он еще раз разрешил ей выбрать что-нибудь в баре.
   И сам тоже получил. В этот раз — ром, но так как стакан он не сполоснул, то ром был с запахом коньяка. Ничего особенного и вкусного, но за язык щипал.
   В какой-то момент Вика снова сходила в ванную и ее не было минут пятнадцать. Виктор слышал сквозь музыку журчание душа.
   Она вышла, завернутая в большое махровое полотенце.
   — Уже поздно, я не хочу, чтобы ты ехал меня провожать…
   И она нырнула под легкое одеяло, оттолкнула подушки в сторону.
   Виктор растерялся.
   — Выключи телевизор, уже поздно! — прошептала Вика. В темноте Виктор разделся и тоже осторожно забрался под одеяло. Тут же наткнулся на ее теплые руки.
   — Ты не бойся, я тоже замужем!.. Не бойся!..
   Его руки быстро привыкли к ее упругой коже. Ее острые ногти словно специально царапали его спину, плечи, но ему не было больно. Он просто чувствовал это, сам что было сил прижимаясь к Вике. Напряжение, возникшее в нем из-за ее тепла и близости, искало разрешения. «Бред какой-то!» — мелькнула мысль. Он мотнул головой, прогоняя ее. Плоть побеждала и победила. Он отдался ей, словно это он был женщиной. А она любила его жестко, с какой-то внутренней болью. Царапины на спине уже начинали зудеть, но он не обращал на них внимания.
   Время от времени вслед за скольжением ее руки по его спине оставалась холодная дорожка металла. Словно ожог холодом. «Это ее кольцо», — понял он.

* * *

   Утро для Ника в этот раз наступило в полпервого. Опять на улице царствовало осеннее солнце и его желтые лучи, падавшие на пол комнаты, казались гуще и насыщеннее летних.
   Сахно похрапывал на своей половине, а у дверей стоял, как и прошлым утром, коричневый кожаный чемодан. Только теперь его присутствие не вызвало у Ника никаких вопросов. Он только удивился, как быстро некоторые вещи обретают хозяев и становятся частью интерьера.
   Поднявшись, он сходил в душ, постоял минут пять под холодной водой и выскочил оттуда резко посвежевшим. Обтерся полотенцем. Оделся. Оглянулся на Сергея — тот все еще счастливо похрапывал во сне, уткнувшись носом в подушку.
   Вспомнился прошлый вечер и ночь, тихая стрельба по невидимым Нику собакам и телефонный звонок без ответа. Тут же память напомнила и о деньгах, которые обещали оставить в почтовом ящике. Ведь, проснувшись. Сахно наверняка первым же делом о них спросит.
   Ник спустился вниз, нашел свой почтовый ящик и действительно вытащил оттуда конверт.
   Вернувшись в квартиру, проверил содержимое — тысяча марок. Не много и не мало. Сумма показалась излишне оптимальной, как пособие по безработице или зарплата.
   Взяв сто марок. Ник оставил конверт на столе, а сам отправился в магазинчик, находившийся на соседней улице.
   Когда вернулся с бумажным пакетом, в котором лежали две бутылки красного вина, бутылка «Смирновской» и пиво, Сахно уже делал зарядку, стоя лицом к окну на своей половине комнаты.
   — Ну как? — спросил он, обернувшись.
   — Все в порядке. Деньги в конверте. Вино и водку купил, так что можем сегодня и выпить!
   — Ага, — усмехнулся Сахно. — Отпраздновать начало охотничьего сезона!..
   Выпьем, обязательно выпьем. Ты, кстати, молока черепахе купил?
   Ник растерянно улыбнулся. О чем о чем, а о молоке для черепахи он не подумал. Он вообще сегодня еще не вспоминал, что живут они здесь не вдвоем, а втроем с черепахой.
   — Вот так ты животных любишь! — полушутя произнес Сахно.
   — Ладно, сейчас схожу, — пообещал без особого оптимизма Ник.
   — Давай-давай, а я пока лисицу разогрею! — пообещал Сахно.
   Ник уже выходил, когда Сергей его окликнул.
   — Ты какое вино купил? — спросил он.
   — Красное.
   — А сколько?
   — Две бутылки.
   — Возьми еще одну и купи буханку хлеба, такую круглую, знаешь?
   Ник понял, что имеет в виду Сергей.
   — Мину заряжать хочешь? — спросил он.
   — Ага, — Сахно кивнул. — Друзей помянем…
   Ник пожал плечами и вышел.
   Идя по пустынной улочке под теплым немецким солнцем, Ник вдруг ощутил дрожь на коже. На сегодняшнюю реальность вдруг наслоилось какое-то прошлое ощущение, другая прогулка по другой улице под другим, но тоже теплым солнцем.
   Где это было? Куда он тогда шел? Вспомнился воздух, его свежесть, его влажность. Рядом была река. Саратов! Он шел к ним, к Тане и Володьке, которые ждали его на даче саратовской родни, где они вместе отдыхали. Господи, когда это было?
   Вспомнилась буржуйка, стоявшая в углу большой комнаты. Буржуйка, которую они никогда не топили. Ее сделал дед Тани, слесарь какого-то саратовского завода, на случай, если придется на даче зимовать. Сейчас, наверно, еще тепло и там. Но что будет дальше? Сколько им там жить и ждать? Ведь он просил Ивана Львовича отправить им телеграмму, что он задерживается максимум до конца лета.
   А теперь уже осень, теплая немецкая осень. Что теперь? Может, послать им отсюда письмо? Ничего не объяснять, а просто извиниться и попросить еще потерпеть.
   Ведь что-то уже происходит, что-то сдвинулось и когда-то, должно быть скоро, все закончится. И он вернется в Киев и вызовет наконец их к себе.
   Сергей критически рассматривал круглую, но небольшую буханку, купленную Ником. Принюхивался к ней, словно она могла быть отравленной.
   — С тмином, что ли? — спросил он.
   — Там других не было, только нарезанные в пластике!
   — Во что они хлеб превратили! — Сахно покачал головой. — Ладно, доставай ножи и вилки!
   Пока Ник выставлял на стол тарелки и вилки-ножи, Сергей налил в блюдце молока. И позвал: «Нина! Нина!» Ник удивленно обернулся.
   — Ты что, ей уже имя дал? — спросил он.
   — Да, — кивнул Сахно.
   — А ты уверен, что она — девочка?
   — Это ее проблемы! Черепаха — всегда женского рода.
   — Ну да, — с улыбочкой согласился Ник.
   Черепаха окунула маленькую мордочку в блюдце с молоком, и удовлетворенный Сергей подошел к столу. Открыл водку и налил по стопочке. Потом заглянул в холодильник и вытащил оттуда кусок колбасы.
   — Ну что, за собак! — он поднял свою стопку. — Помянем! Чокнулись и выпили одним глотком.
   — На поминках не чокаются, — сказал Ник.
   — Да какие же это поминки, — Сахно пристально осмотрел стол. — Это так, праздничный обед. Надо же расслабиться!
   Он взял в руки маленький острый нож с черной пластмассовой ручкой. Уложил буханку на блюдо, и в его лице Ник вдруг увидел враждебную сосредоточенность.
   Он смотрел на буханку хлеба, как на врага, которого готовился убить. Медленно занес нож над хлебом, прочертил взглядом узкую окружность по центру буханки и четким движением конвейерного робота вырезал кружок корки. Подцепил его лезвием ножа, поддел пальцами и оглянулся на бутылку водки.
   — Налей!
   Ник разлил по стопкам.
   — Давай, — Сахно приподнял свою стопку. — За светлое будущее!..
   Выпив, он закусил кружком хлебной корки и возвратил свой взгляд на буханку.
   — Открывай вино!
   Ник передал Сергею первую бутылку и стал следить за уже знакомым ритуалом, во время которого Сахно, казалось, становился совершенно другим человеком, еще менее понятным и предсказуемым, чем обычно.
   Буханка приняла в себя только полторы бутылки. Красное вино остановилось и заблестело маленьким круглым озерком на месте вырезанной корочки.
   На лице Сергея прочитывалось явное раздражение. Он смотрел на оставшееся во второй бутылке вино и покачивал головой. Потом обернулся к Нику:
   — Налей водки и лису разложи!
   Ник послушно исполнил указания. Ему не хотелось сейчас перечить Сергею или ставить его на место. Это было бы не только бесполезным, но, возможно, и опасным делом. Было видно, что все, накипевшее в Сергее за последнее время, постепенно выходило на поверхность. Он словно готовился освободить свою психику от злости и напряжения. Так уж пусть лучше разряжается на буханке хлеба, пусть называет черепаху Ниной, пусть даже объясняется ей в любви — лишь бы все это возвратило его в конце концов в спокойное и рабочее состояние. Тем более что работа уже началась. И он действительно безропотно взял на себя функцию топора.
   Ведь именно так его летом назвал Иван Львович, еще перед тем, как Ник с ним познакомился. Топор многоразового использования…
   — Ну что, за успех разминирования! — Сахно кивнул на налитую вином буханку. Поднял стопку с водкой.
   Ник присел на стул перед тарелкой, в которой лежали и пускали пар два кусочка поджаренной лисятины, с виду скорее напоминавшей кролика. Правда, кролики жесткими не бывают.
   Выпили. Сергей тоже уселся. На его лицо наползла неуверенная улыбка.
   — Ну что, рискнешь? — спросил он, снова указывая взглядом на буханку.
   Ник кивнул. Взял острый нож. Наклонился над буханкой, немного пародируя движения Сахно. Вставил острие ножа в середину винного озерка. Медленно повел ножом к краю. Дойдя до края буханки, подождал. Потом провел вторую сквозную линию ножом и, подложив лезвие плашмя под отрезанный ломоть, приподнял его и тут же мягко опустил на блюдце. Буханка теперь была похожа на начатый торт.
   Вино немного сочилось из обнажившейся мякоти хлеба.
   — Молодец! — удовлетворенно произнес Сахно. — Не зря живешь!
   Ник внутренне усмехнулся. Он почувствовал себя студентом, а Сергея экзаменатором.
   Сахно умело отрезал и себе ломоть пропитанного вином хлеба. Уложил его на блюдце, поднес ко рту. Сначала отпил просочившееся вино, потом аккуратно взял ломоть рукой и, поддерживая блюдце рядом, откусил хлеб.
   Ник тоже откусил свой ломоть и вкус его показался удивительно приятным.
   Словно тминного вина выпил.
   Время бежало быстро и незаметно. Солнце перекатилось на другую сторону дома и постепенно ушло дальше, освободив место сумеркам. Ник включил свет.
   Сергей — магнитофон. Хлеб был доеден. После водки и «винного» хлеба даже мясо лисицы показалось вкусным и не таким уж жестким.
   Открыли третью бутылку вина. Пили молча, под Шуфутинского.
   — А знаешь, — неожиданно заговорил Сахно и голос его прозвучал удивительно свежо и чисто, как у подростка. — Я когда деньги получу, уеду в Чехию, в горы… У меня там одна знакомая есть…
   Замолчал он так же неожиданно, как заговорил. Подошел к магнитофону, поставил кассету с другой стороны.
   Ник тяжело вздохнул, услышав запись ритма сердца.
   «Хоть бы уж быстрее опьянел, да заснул», — подумал Ник о Сергее.
   Но Сахно был бодр. Он снова налил себе вина. Выпил, потом закурил папиросу.
   Ник учуял знакомый сладковатый запах травки.
   — Хочешь? — спросил Сергей.
   Сначала Ник хотел отказаться, но неожиданно для самого себя он протянул руку и получил от Сергея папироску. Тоже закурил.
   — Ты дым в легких задерживай! — посоветовал Сахно. Ник последовал совету.
   Через несколько минут курения ощутил заметную потерю веса, необычайную легкость в теле.
   — Ну как? — спросил Сергей. Ник кивнул.
   На фоне легкости откуда-то издалека, из внутреннего далека приближалась головная боль, а он чувствами, нервами-докладчиками следил за ней, полностью сконцентрировавшись на себе и своих внутренних ощущениях.
   Вдруг вспомнилась вчерашняя газета с заметкой о смерти Погодинского, о которой он еще ничего Сергею не сказал. Мысли замедлили свой ход и потянулись в голове лениво, словно специально задерживаясь и зависая.
   "Сказать или не сказать? — думал Ник, глядя на Сахно. — А, лучше завтра…
   Он все равно не поймет, а если поймет, то не так…"
   Сработал автостоп магнитофона, и Ник заметил, как стало приятно тихо.
   Исчезло назойливое биение сердца. Сергей не заметил перемены и продолжал спокойно курить.
   Спать легли они довольно рано, но на улице уже было темно. Посуда осталась на столе. А Ник и Сергей просто разбрелись каждый к своей постели.
   Сахно тут же захрапел, но, слава Богу, не громко.
   Ник прилег, закрыл глаза, но головная боль отвлекала его от сна. Он крутился. Пытался ни о чем не думать, чтобы легче заснуть. Ничего не получалось. Помучившись часа два, он ощутил колючую сухость во рту. Встал, выпил воды из-под крана. В комнате стоял сладковатый дым, дышать было нечем.
   Может, из-за этого он и не мог заснуть?
   Ник открыл настежь оба окна и снова улегся. Уже засыпая, ощутил на щеках движение прохладного воздуха.
   Проснулся утром с совершенно свежей головой. Тут же услышал какой-то странный негромкий звук. Оглянулся, не понимая, откуда этот звук донесся.
   Сахно спал, накрывшись с головой одеялом.
   Проснулся он раздраженный и охрипший.
   — Ты что, хочешь, чтобы я туберкулез подхватил! — рассерженно уставился он на Ника, стоявшего у плиты.
   — От свежего воздуха еще никто туберкулез не подхватывал!
   Сахно поднялся, захлопнул оба окна. Кашлянул и снова уставился на Ника.
   Словно ожидал объяснений.
   Опять в тишине квартиры прозвучал странный звук, и Ник оглянулся. На глаза попалась черепаха, сидевшая на ее любимом месте — под плоским радиатором.
   — Ты даже ее простудил!
   — Кого простудил?
   — Нину! Она только что чихала!
   — С какой стати черепаха будет чихать? — ехидно спросил Ник и тут же звук повторился и донесся он действительно со стороны черепахи.
   Они оба подошли к ней, присели на корточки. Она вытянула шею, посмотрела на двух людей каким-то тупым обиженным взглядом и на самом деле чихнула.
   Сахно мотнул головой, посмотрел на Ника уничтожающе.
   Поднялся на ноги и выглянул в окно.
   — Хорошо хоть, что солнце светит. Я пойду, пущу ее погреться на солнышке, — сказал Сергей.
   Одевшись, он схватил черепаху и вышел, хлопнув дверью.
   Ник тяжело вздохнул. Медленно перемыл посуду вытер стол.

* * *

   Снова вспомнил про вчерашнюю газету. Зазвонил телефон.
   — Ну как? — спросил знакомый голос.
   — Все в порядке, — доложил Ник. — Четыре собаки.
   — Потом звонили?
   — Да.
   — Отлично, завтра перезвоню.
   Опустив трубку на место, Ник вдруг подумал, а что случится, если эта газета попадется на глаза этим невидимым режиссерам их действий? Что они сделают?
   Ответа не было.
   В квартиру ворвался Сахно с перепуганным лицом.
   — Она убежала, пойдем! — торопливо затараторил он.
   — Кто убежал?
   — Черепаха!
   Ник поначалу подумал, что Сахно разыгрывает его.
   — Да я прикорнул на минутку на скамеечке, потом открыл глаза — а ее нет!
   Выбежали на улицу.
   — Вот здесь она была. — Сахно показал на аккуратный газон перед домом.
   — Тут же и бежать некуда! — удивился Ник. Они обошли пару раз вокруг дома. Проходя мимо похоронного лимузина на стоянке, Ник заметил на своем сиденье вчерашнюю газету.
   Прошли, наклонившись, над несколькими декоративными кустиками, посаженными вокруг уличных фонарей.
   — Что вы там делаете? — спросила по-немецки старушка из окна первого этажа.
   Ник объяснил ей, что они потеряли черепаху. Старушка засуетилась, закрыла окно и через минуту вышла на улицу. Присоединилась к поискам, не заметив на себе раздраженные взгляды Сергея.
   Она же ее и нашла, спрятавшуюся за мусорной урной рядом со скамеечкой, на которой Сахно прикорнул.
   Довольный Сергей сразу побежал с черепахой наверх. Ник поблагодарил старушку и тоже пошел домой.
   — Заходите на чаек! — на прощанье сказала тоненьким голоском старушка. — Сын редко приезжает — он у меня полицейский…

* * *

   Последний рабочий день конференции был посвящен банкам, через которые проводились «черные» деньги. Уже в третий раз какой-то низкорослый специалист по борьбе с финансовыми преступлениями, англичанин в строгом коричневом костюме и лакированных коричневых туфлях, показывал с помощью эпидеоскопа схему отмывания денег через несколько банков.
   Вика старательно переводила. После той ночи вела она себя так же официально, как и прежде. Словно ничего между ними не произошло. Виктор уже начал было сомневаться: а было ли что-то? А не приснилось ли все ему?
   Во время кофейного перерыва она внезапно заулыбалась и посмотрела в глаза Виктору поприветливее, но лишь затем, чтобы высказать новую просьбу.
   — Вы не могли бы для нас познакомиться с вашим российским коллегой? Его зовут Рефат Сибиров. Вон он там стоит! — и она показала взглядом на Рефата, общавшегося с двумя другими участниками конференции.
   Виктор посмотрел на девушку вопросительно.
   — Вам же для этого иностранный язык не нужен! — добавила она, не убирая улыбку с лица.
   — А о чем мне с ним говорить?
   — Ну расскажите, чем вы сейчас занимаетесь, а он вам расскажет, чем он занят…
   — Я не могу рассказывать о своих делах, есть такое понятие, как тайна следствия. Да и он вряд ли что-то расскажет.
   — А вы попробуйте! — настаивала Вика. — Даже если просто познакомитесь, уже хорошо. В следующий раз встретитесь, как друзья…
   Довольно озадаченный этой просьбой, Виктор отошел от переводчицы. Постоял с кружкой жидкого кофе в руке, отхлебнул. Потом не спеша приблизился к Рефату и его собеседникам. Они разговаривали по-английски.
   Виктору пришла вдруг в голову забавная идея и он вернулся к Вике.
   — Вы знаете, они там по-английски говорят. Может, вы меня представите и немного попереводите?
   Вика кивнула, и они уже вдвоем подошли. Заметив подошедших, Рефат и его собеседники вежливо замолчали.
   Вика представила им Виктора Слуцкого. Обменялись рукопожатиями. Однако разговор после знакомства не завязался. Да и перерыв подошел к концу. Все заспешили в конференц-зал.
   Прощальный фуршет был назначен на семь тридцать вечера. Вика убежала по своим делам сразу после окончания последней «сешн». В гостиницу Виктор возвращался пешком вместе с Войчеком. По дороге они зашли в «паб» и взяли по бокалу пива.
   — Ну как, много нового узнал здесь? — спросил Войчек.
   — Нет, — признался Виктор. — Я почти ничего в этих банковских делах не понимаю… У меня даже счета ни в одном банке нет…
   — Я не о конференции, — перебил его Войчек, чем вызвал у Виктора задумчивую паузу.
   — А о чем? — спросил наконец Виктор.
   — Ну я так понял, что и ты, и мы с Рефатом занимаемся одним делом…
   Виктор сделал длинный глоток пива. Задумался. В принципе все и так было понятно, и фотографии он получил от Войчека, и Рефат, ясное дело, занимался тем же, чем и он, Виктор. Только вот как можно было назвать то, чем они все вместе занимались. «Дело Броницкого»? Но теперь уже было ясно, что убийство генерала Броницкого являлось лишь маленькой частью чего-то большего. Чего-то гораздо более серьезного, чем Виктор представлял себе раньше. Хотя с самого начала важность этого дела была очевидной — и мобильник, постоянно звонивший в кармане пиджака, и служебная «мазда». Но теперь, когда стало понятно, что и польские службы интересуются этим делом и даже готовы делиться информацией, Виктор немного растерялся. Он сам себе вдруг показался каким-то мелковатым и малоопытным для такого дела. Но это длилось лишь мгновение, и новый глоток пива придал больше самоуверенности и самоуважения.