Страница:
— Вы к кому? — громко спросил Виктор, не открывая дверь.
— Курьерская почта. На ваш адрес пакет из Москвы, — ответил парень, снова подойдя к двери.
Упоминание Москвы сняло с Виктора остатки напряжения, и он приоткрыл дверь.
Получив пакет и расписавшись в получении, он закрыл дверь. Вернулся на кухню.
В пакете оказалось отпечатанное письмо от Рефата и ксерокопия какого-то другого, рукописного письма.
Перед тем как прочитать полученное, Виктору пришлось заварить чай. Потом уже, снова усевшись за стол и поставив перед собой кружку с чаем, Виктор опустил костыль на пол у ног и взял в руки письмо от Рефата. Собственно, этот текст можно было назвать письмом с таким же успехом, как и сообщением какого-нибудь информационного агентства. Ни «добрый день», ни «здравствуй», ни «как дела?». Сразу с места и в карьер:
«Наш четвертый друг оказался в Ойскирхене — маленьком городке недалеко от Кельна. Он прислал письмо жене и сыну. Правда, у письма очень странный вид, что требует какого-то объяснения. Похоже, что письмо вместе с конвертом попало в грязь, после чего его отмывали, сушили и гладили. Посылаю ксероксы письма и конверта. Мне кажется, что наш друг хотел его отправить еще при жизни, но его остановили. А потом, чтобы создать впечатление, что он еще жив, письмо отмыли, „привели в порядок“ и отправили. Если это так, то их действия выглядят очень непрофессионально. Есть о чем подумать».
Дочитав, Виктор обратил внимание, что листок без подписи. Конечно, было бы глупо сомневаться в том, что этот пакет пришел от Рефата, но ни подписи, ни обратного адреса не было.
Пробежав глазами странное короткое письмо от Николая Ценского жене и сыну, Виктор рассмотрел ксерокс конверта, на котором по диагонали стояла большая печать почты: «Получено в поврежденном виде».
Достал фото двух беглецов, посмотрел на Николая Ценского. Посмотрел пристально и вздохнул. Стало Виктору жалко этого человека. Показалось, что из строчек его письма им самим специально вынута душа, вместе с деталями, которые могли бы что-то объяснить, поведать о его сегодняшней жизни.
"А что, если Рефат прав и его действительно уже нет в живых? — подумал Виктор, переведя взгляд на второго — Сергея Сахно по кличке Сапер. — В таком случае этого тоже нет.
Но его как раз и не жалко…"
Виктор отпил чаю, посмотрел в окно. Издалека, из спальни, донесся плач дочери, не хотевшей засыпать.
Приблизил лицо к стеклу и посмотрел вниз. Увидел перед парадным микроавтобус, в кабине которого горел свет. Рядом остановилась еще какая-то легковушка. Из нее вышел мужчина. А микроавтобус медленно отъехал, развернулся и завилял по грунтовой «дороге жизни» в сторону Харьковского шоссе.
Сахно метался по квартире, собирая веши, которых, вроде, и было-то почти ничего. Отнесли все пакеты и сумки в лимузин, положили на место для гроба. Улли уже сидела на пассажирском месте, Ник стоял у машины, не понимая, как они втроем поедут, или его тоже запихнут на место для покойника. А Сахно побежал наверх за черепахой, забытой во время суеты сбора вещей.
Наконец он выбежал, передал черепаху в руки Нику как какую-то вещь и крикнул: «Садись к ней!» Сам же уселся за руль.
Ник потеснил Улли. Она с пониманием и болезненной, но приятной улыбкой подвинулась. Хорошо, что сиденье оказалось пошире обычных.
— С Богом, — прошептал Сахно, заводя мотор. Пристроились в хвост к другой выезжавшей с их улочки машине. Даже определить, что это была за машина, мешал снег.
Только огни.
— Возьми атлас! — скомандовал Сергей Нику. — Едем в Бельгию.
Ник скривил губы, глядя в лобовое стекло, по которому елозили два автодворника, борясь с падавшим снегом.
— С такой скоростью мы далеко не уедем, — сказал Ник, на самом деле думая, что лучше бы и не ехать туда, ведь на границе будут проверять и документы, и машину. А на такую машину обязательно обратят внимание, тем более что она должна быть в розыске после стрельбы в Кобленце.
— Тише едешь — дальше будешь, — спокойно произнес Сергей.
Ник позавидовал его самоуверенности. Выехали на дорогу. Здесь уже можно было ехать побыстрее. Черепаха, до этого смирно лежавшая на коленях Ника, попыталась куда-то сползти. Пришлось повернуть ее на спину, укрепив панцирь между колен.
— Жалко, что здесь нет магнитолы, — недовольно сказал Сахно. — Было бы веселее…
— Да, похоронный лимузин с музычкой… — усмехнулся Ник.
— А чего? — хихикнул Сахно. — Покойный очень любил музыку… Да мы-то живы!.. Слушай, там в магнитофоне батарейки… — Сахно показал взглядом на подиум для гроба, заваленный вещами, среди которых был и магнитофон. — А-а!
Потом, когда остановимся!
Перед выездом на автобан пришлось постоять минут десять в вялотекущей пробке. Сахно использовал момент, чтобы «переговорить» с Улли. Разговор окончился поцелуем. Ника для них в это время не существовало. Он тоже делал вид, что его нет, уткнувшись в раскрытый атлас автодорог, прикидывая, сколько времени им предстоит добираться до границы с Бельгией. Вообще-то до нее было, может, километров сто — сто двадцать. Только погода делала и это расстояние большим. Но погода же делала их поездку более безопасной. Ведь так же, как они не могли рассмотреть ехавшие впереди машины, так никто не мог бы рассмотреть и их похоронный, или как там его назвали в газете — ритуальный лимузин.
По автобану можно было ехать еще быстрее, но даже эту скорость нельзя было назвать на самом деле быстрой — пятьдесят километров в час.
Монотонное движение по автобану стало утомлять Сергея. Он тер руками глаза и увал. Улли тронула его за плечо и, когда он обернулся, что-то сказала ему руками.
Машина ушла влево и остановилась на нулевой, аварийной полосе автобана.
Ник быстро понял, в чем дело, еще до того, как Улли и Сахно поменялись местами.
Улли самоуверенно возвратила лимузин во второй ряд, и теперь Сахно уже зевал рядом с Ником. У Ника началась цепная реакция — он тоже зевал вслед за Сергеем. Давала о себе знать бессонная ночь. В конце концов они оба задремалиНик, уронив атлас автодорог под ноги, опустил руки на лежавшую теперь смирно на его коленях черепаху.
Разбудили его через какое-то время удивительная тишина и холод. Ник ощущал на своем левом плече тяжесть. Повернувшись, увидел, что к его плечу приник головой спящий Сергей. Улли тоже спала, улегшись головой на скрещенные поверх руля руки.
Стекла, залепленные снегом, от которого словно шло слабое электрическое свечение, усилили ощущение холода, и Ник поежился. Захотелось тепла. Захотелось пошевелиться, но он сдержал себя, не желая разбудить Сергея. Мысли о холоде и желание тепла вызвали в душе боль. Встал перед глазами далекий Саратов. На языке привидением появился привкус дыма. Ник вспоминал свое прощанье с Таней и Володькой, вспоминал в подробных деталях. Даже сухой горячий таджикский ветерок, шершавой рукой дотрагивавшийся до его щек на вокзале Душанбе, и тот словно появился вдруг на мгновение в машине. Жизнь заносила его куда-то все дальше и дальше от дома, которого больше не было, от семьи, которая не погибла бы, придумай он что-нибудь другое для их будущего. Жизнь объединила его с убийцей, сделала его солдатом несуществующей спецслужбы и в конце концов превратила в беглеца, который, как казалось теперь, бежит не от опасности, а наоборот — к ней.
Слеза медленно скатилась по щеке, оставив на коже ощущение холода. Ник утер ее. Где они теперь? Который час? Посмотрел на Улли, на Сергея. Они все еще спали. А к Нику вернулась бодрость, но бодрость эта была только физическая.
Утомленная душа, казалось, раздражалась бодростью тела.
Первой проснулась Улли. Растормошила Сергея, что-то сказала ему руками, когда он оторвал голову от плеча Ника.
Потом она завела мотор и включила дворники. Две резиновые лапы смели с лобового стекла снег, очистили «картинку», и Ник обомлел, словно впервые попав в кинотеатр. Перед ними лежала пустынная обычная дорога, уже не автобан. По обе стороны сплошной стеной стоял сосновый лес, но кроме сосен по обе стороны дороги через равные промежутки стояли фонарные столбы. И фонари на них горели ярким желтым светом. Снег не шел.
— Где это мы? — недоуменно спросил Сахно. Повернулся к Улли и что-то спросил ее руками. — Бельгия, — сказал он, обернувшись к Нику. — Мы уже здесь.
— А что дальше?
— Дальше где-нибудь позавтракаем. Видишь, мы почти в городе — и фонари горят! Потом купим теплые кальсоны и поедем через Люксембург в Трир к герру Вайнбергу… Ник хотел было высказать свое сомнение, но вдруг понял, что план Сахно вполне разумен и логичен. Логичен, но только к чему все это теперь Нику? Они вне закона со всех сторон. И на Ивана Львовича они уже не работают, да и смысл самой работы куда-то пропал…
Ник прикусил нижнюю губу.
— Тебе не нравится? Можешь выйти! — сухо произнес Сергей. — Я тебе марок сто дам и иди к е… матери!
Ник отрицательно мотнул головой. Некуда было ему идти. Некуда и незачем.
Лимузин тронулся. Улли расслабленно смотрела на пустую дорогу. Сахно и Ник молчали.
— Что-то город никак не начинается! — протянул через полчаса Сахно и бросил взгляд на Ника. — Фонари горят, а города нет!
Город появился минут через двадцать и назывался он Льеж. Все его улицы были заставлены машинами, так что даже приткнуться было негде. Наконец, после затянувшейся медленной езды по окраинным улочкам, Улли увидела подходящее место и умело «встряла» их похоронным лимузином между двух грязных машин.
Втроем они зашли в первый же попавшийся магазинчик одежды, где их встретил улыбчивый араб, то ли продавец, то ли хозяин.
Сахно ткнул пальцем на черные дутые куртки, висевшие на металлической вешалке-елочке в центре единственного зала.
— Сколько их деньги стоят? — спросил Сергей, прищуренно глядя на бирки с ценами.
Ник пожал плечами. Сахно достал сто марок и показал их арабу. Потом снова ткнул пальцем в куртки.
Араб кивнул, снял с вешалки куртку и протянул ее Сергею. Сергей мотнул головой и показал пальцами, что ему нужно две куртки.
Теперь уже араб отрицательно замотал головой.
— Слушай, спроси его, может он немецкий знает? — попросил Сахно Ника.
Араб немецкий знал, и через пять минут и Ник и Сахно натягивали на себя теплые черные куртки, заплатив за них сто пятьдесят марок.
— Так, теперь надо что-то для Улли… — Сахно обвел внимательным взглядом магазин. Снова остановил взгляд на арабе и показал пальцем на Улли.
Она тем временем отошла к деревянному стелажу со свитерами и уже держала в руках свитер изумрудного цвета.
— Спроси, сколько он стоит! — скорее приказал, чем попросил Сахно.
За сорок марок свитер был тут же куплен и надет. Потом араб вытащил откуда-то коротенькую коричневую куртку из замши. Сахно скривился, глядя на нее, но Улли она понравилась. Она сразу приложила к себе, потом надела ее и подошла к зеркалу.
Заплатив еще и за куртку двести марок, они вышли на улицу. Теперь нулевая температура была им не страшна. Но хотелось есть.
— Я из твоей доли потом все вычту! — сказал Сахно полушутя, повернувшись на ходу к Нику. — А то сел на шею, как…
Фантазии, видно, в этот момент Сергею не хватило и он, так и не найдя с кем сравнить Ника, замолчал. Но молчал недолго.
Остановились перед занюханного вида вьетнамским кафе, в витрине которого были вывешены цветные фотографии блюд с их ценами.
— Вот! — решительно произнес Сахно и глянул на Улли. Девушка кивнула.
Внутри стояли всего три столика. Вьетнамец сразу подскочил к ним с пластиковым меню, но Сахно решительно отвел рукой меню и позвал вьетнамца за собой на улицу. Там он пальцем заказал по фотографиям три разных блюда.
— Что ты заказал? — спросил его Ник, когда тот вернулся за столик.
— Хрен его знает, самое красивое, — ответил Сергей. — Но всем разное.
Самое красивое в конце концов оказалось для Ника клубком вермишели с грибами и кусочками ветчины, политой соевым соусом. Для Улли принесли что-то вроде плова, политого кетчупом. Ну а для себя Сахно получил больших вареных кре-, веток с овощами.
Все трое жадно набросились на пищу. И хотя сперва вкус соевого соуса Нику не очень понравился, но уже через минуту завтрак показался ему чрезвычайно вкусным.
Он вдруг удивился, поняв, что Сергей не заказал спиртного. Но напоминать ему об этом не стал.
— Сколько отсюда до Люксембурга? — спросил, жуя, Сахно. Ник не знал и Сергей перевел взгляд на Улли. Задал ей тот же вопрос руками и, удовлетворенный ответом, кивнул.
— Так сколько? — теперь спросил Ник.
— Три часа езды и потом еще час до Трира. Если не спешить, то к вечеру будем в гостях… — На лице у Сергея появилась недобрая улыбка. — Как ты думаешь, тысяч двести баксов с него скачаем?
Ник пожал плечами.
— Скачаем, — уверенно произнес Сахно и сам себе кивнул. — Я тебе пятьдесят дам минус расходы. И можешь валить куда хочешь!
— А ты куда поедешь? — спросил Ник.
— А мы… есть одно место… Выпить бы… Да нельзя. Я, пока не получим бабки, завязал!..
Уже приближаясь к машине, Сахно вдруг насторожился и остановил их жестом руки. Возле их лимузина копошились двое парней.
Сахно, показав жестом оставаться на месте, прокрался на согнутых вперед.
Потом оглянулся и Ник даже с разделявшего их расстояния метров в пятьдесят, увидел в его глазах ярость.
Через минуту раздался крик. Возле машины возникла суета. Ник и Улли бросились туда. Когда подскочили, увидели, как Сахно с остервенением избивает ногами высокого парня. Рядом на асфальте лежали вытащенные из машины магнитофон и сумки. Стекло задней дверцы было разбито.
— Хватит! — сказал Ник, видя, что парень уже не двигается. Но Сахно, сцепив зубы, продолжал пинать его ногой. Улли стояла и спокойно наблюдала за происходящим. В ее глазах Ник, наоборот, увидел восторг. Наконец Сахно остановился видимо, просто устал.
Открыл дверцу, забросил вещи обратно. Потом кивком подозвал Ника.
— Помоги! — сказал он, показывая на парня, лежавшего без сознания. — Второй удрал!
Сахно взял парня за ноги. Ник, не совсем понимая, что они делают, подхватил лежавшего под мышки.
— Давай его в машину! — скомандовал Сергей.
— Зачем?
— Мальчик для битья всегда пригодится! «Мальчика для битья» затолкали на подиум для гроба, обложив с боков вещами. Он теперь лежал на животе, руки вытянуты вдоль тела.
— Я ему, суке, покажу, как в похоронный лимузин вламываться! — бросил Сахно, с силой хлопнув задней дверцей.
Улли села за руль, а Сахно и Ник заняли пассажирское сиденье.
— А где Нина? — спросил вдруг Сахно.
Ник растерялся. Он вспомнил, что держал черепаху всю дорогу на коленях, но где она теперь. Посмотрел под ноги, пошарил рукой под сиденьем. Там ее и нашли.
Теперь она лежала на коленях у Сахно и он, глядя в лобовое стекло, гладил ее панцирь рукой.
Они выехали из города. Дорога, точно такая же, по какой они въехали в Льеж, теперь поднималась вверх, в гору, словно ровная узкая просека в густом сосновом лесу. Машин на шоссе было мало. Промелькнула большая табличка с надписью.
— Что там было? — спросил Сахно.
— Рут де солей. Арденны, — ответил Ник.
— Чего?
— Солнечное шоссе, так дорога называется. А Солнечное шоссе тем временем поднималось все выше и выше, и воздух становился словно гуще от холода. И сидеть им вдвоем на одном сиденье было теперь теснее из-за черных дутых курток.
Зато было тепло.
Ник поглядывал в зеркальце заднего вида, висевшее над лобовым стеклом, на плексигласовую прозрачную перегородку, за которой было видно спину лежавшего ничком парня.
Зачем они потащили его с собой? Ник вздохнул. Душевная утомленность начинала побеждать утренний заряд физической бодрости.
Он скосил взгляд на Сергея, на черепаху, спрятавшуюся внутри своего панциря, на правую руку Сахно, которой он безостановочно гладил этот панцирь, словно панцирь сам по себе был способен воспринять или даже отреагировать на человеческую ласку. Да и была ли это вообще ласка? Чего он прицепился к этой черепахе, прицепился и теперь тащил ее с собой, как тащил с собой избитого парня, пытавшегося «почистить» их машину. Ну избил бы да и бросил. Это было бы понятно — тот заслужил. Но тащить его с собой?
Ник еще раз глянул в зеркальце и заметил, что парень, лежавший на подиуме для гроба, зашевелился.
Когда жена с Яночкой закрылись на кухне, в квартире наступила тишина. И длилась она, может быть, с полчаса, пока не позвонили в дверь. Этот звонок не разбудил Виктора полностью, но словно вытащил его из сна на поверхность. Он услышал голос жены и чей-то другой голос, кажется, мужской. Слов разобрать было невозможно, да к тому же эти голоса вместе с дверным звонком могли и присниться.
Через пару минут опять все стихло. Виктор попытался повернуться на бок, забыв, что тяжелая, закованная в гипс нога все равно не позволит ему это сделать. Это было какое-то неосознанное движение, словно само тело хотело изменить позу. Не удалось.
Когда Виктор открыл глаза, часы на стене показывали полдень. Подняв с пола костыль, он проковылял на кухню.
За окном светило белесое солнце. На узеньком железном карнизе за окном искрился снег.
— Ира! — позвал Виктор.
Вместо ответа услышал шаги. Жена зашла на кухню босиком, в спортивном костюме.
— Кто-то приходил утром?
— Да, какой-то парень. Предлагал дешевый ремонт… Я сказала, что не нужно. Еще говорил, что может дополнительную антенну поставить для телевизора, чтобы качество было лучше…
— Ты ему открыла двери?
— Но ты ведь дома! Да и он во все квартиры на площадке звонил.
Заметив на лице мужа выражение недовольства, Ира пожала плечиками. Сама поставила на плиту чайник.
— Садись! Кофе хочешь?
Виктор кивнул.
Ира сделала кофе и себе. Села за стол напротив.
— А что Яночка делает? — спросил Вистор. — Кукольный домик убирает.
— Ты знаешь, — задумчиво произнес Виктор, — не открывай больше никому… Я думаю, что авария была не случайной…
— Тебя хотели убить? — испугалась Ира.
— Не знаю… есть подозрение… Не волнуйся. Главное-будь осторожнее!
Допив кофе, жена ушла из кухни, а Виктор выглянул в окно. Погода стояла отличная. Захотелось выйти прогуляться или просто посидеть возле дома.
Ира помогла натянуть на загипсованную ногу спортивные шерстяные брюки.
Надев куртку, он с костылем под мышкой вышел и вызвал лифт.
Уже на улице ощутил слабую боль в ноге, но не придал ей значения.
Действительно, нога скорее ныла, чем болела.
Прошелся вокруг дома. Присел на скамейке у входа в подъезд. Осмотрелся.
Взгляд его остановился на микроавтобусе, стоявшем метрах в двадцати от дома.
Это был грузовой микроавтобус. «Мюллер ЛТД — подвесные потолки» — прочитал Виктор надпись на его боку. В кабине никого не было.
Подумал о потолке в своем кабинете, да и во всем райотделе. Вот где не мешало бы установить такие потолки, чтобы старая штукатурка не сыпалась, да и трещины чтоб были не видны. Но ведь это, наверно, дорого! Хотя там у них потолки высокие, метра четыре — даже с подвесными осталось бы три восемьдесят!
Практически незаметно. Это здесь, в новых квартирах, если подвесные поставить, то и голову не поднимешь…
Размышляя, Виктор вдруг подумал, что вряд ли кому-нибудь пришло в голову ставить подвесные потолки в их доме. А значит, просто кто-то из этой фирмы здесь жил. Может, водитель.
Из подъезда вышли двое аккуратно одетых парней, прошли к микроавтобусу.
Через пару минут он исчез из виду, завернув за угол дома.
Вечером позвонил Георгий.
— Тебя огорчить? — довольно веселым голосом спросил он.
— Давай.
— Ты же в Париж хотел? Теперь не поедешь. Больше не к кому.
— Как не к кому?
— Помощник военного атташе господин Кылимник приказал долго жить.
Выбросился со второго этажа украинского посольства головой вниз. Притом во двор, а не на улицу — видно, не хотел посольство компрометировать…
— Надо было туда лететь, а не под штабом три дня торчать, — огорченно произнес в трубку Виктор.
— Ну, — вздохнул Георгий. — Если б ты не торчал под штабом, его бы и не выбросили… Но что ни случается — все к лучшему. При встрече я тебе подробно объясню, что произошло.
Виктор оживился.
— Когда встретимся? — спросил он.
— Тебе ведь завтра на снятие гипса?
— Да, в три.
— Ну вот после трех я тебе и позвоню.
На следующий день в полтретьего пришла машина из госпиталя и забрала Виктора. Его, словно он еще не ходил, приняли из машины прямо на каталку. Потом на лифте на третий этаж. Привезли, переложили на койку.
В палате все койки были отделены друг от друга белыми непрозрачными занавесками, напоминавшими застиранные и перекрахмаленные простыни. И на каждой лиловела инвентарная печать.
Пришла женщина-врач в белом халате. Подкатила к койке хромированный столик на колесиках. На нем лежали какие-то инструменты. Виктор только хотел было приподнять голову и рассмотреть ее инструментарий.
— Лежите спокойно! — приказала она, охладив его пыл. Механические звуки со стороны его ног доносились минут пять. В какой-то момент Виктор ощутил, как бывшая переломанная нога потеряла в весе, и даже захотелось ее приподнять.
— Полежите теперь минут десять без движений, я вернусь. — сказала врач.
Скрипнула дверь, и Виктор остался в тишине палаты.
— Ну что, с выздоровлением! — прозвучал из-за белой ширмы-занавеси знакомый голос. Виктор обернулся.
— Нога уже не болит?
— Почти.
— Отлично. Тогда поздравляю с возвращением в невидимый строй. Теперь слушай. Пока ты следил за дверью в штаб, мы подбросили фотографии, которые ты привез, одному генералу — его кабинет как раз на втором этаже над дверью. Так, чтобы он мог одновременно и их рассматривать, и тебя через окошко видеть.
Эффект получился отличный. Стальные генеральские нервы не выдержали. Он сделал сразу три ошибки, которыми практически признал себя виновным. Приказал отправить на тебя «МАЗ», дал команду избавиться от Кылимника и — самое глупое — в панике поспешил встретиться со своими сообщниками. Думаю, что и он в ближайшее время выпадет из окна своего второго этажа насмерть — в том случае, если его сообщники не так глупы, каким оказался он. Понимаешь, у этих военных только один козырь в подобных ситуациях — дисциплина. Ходить на цыпочках они не умеют, в шахматы они не играют — все больше в преферанс.
— Теперь известно, кто сообщники? — спросил Виктор.
— Да, — ответил Георгий. — Известно. Но до них нам не добраться. По крайней мере сейчас. Они слишком высоко, да и сам генерал, похоже, является скорее доверенным исполнителем, чем стратегом в этом деле. А дело приобретает государственное значение. Может, даже сам президент рассчитывал на эти деньги…
— Какие деньги? — удивился Виктор.
— Да ладно! Давай пока о твоих планах поговорим. Думаю, что тебе надо готовиться к длительной командировке. Сначала в Саратов, потом дальше.
— А зачем в Саратов?
— Встретиться с женой четвертого. Может, узнаешь побольше про него на случай, если он еще жив. Хороший муж должен как-то сообщать жене о своих делах, особенно если он в «командировке».
Виктор задумался. То, что он уже знал от Рефата, могло вполне быть максимумом возможной информации из Саратова. А значит, поездка в Саратов вообще была не нужна. Разве что для того, чтобы скрыть Рефата как источник информации.
Но последние события настораживали, и уезжать отсюда, оставлять Иру и Яночку одних было опасно. Но ведь Георгий только что упомянул, что после Саратова надо будет ехать дальше!
— А потом что? — спросил Виктор. — После Саратова.
— В зависимости от того, что привезешь. Видишь, съездил в Лондон, и дела сразу пошли в гору. Тебе надо почаще ездить.
— В Париж я уже опоздал, — выдохнул Виктор.
— Почему? Еще попадешь! Кто-то ведь там остался из наших будущих клиентов.
Знать бы кто! Ладно. Сейчас врач придет. Будешь пока исполнять ее указания, а я завтра перезвоню.
И точно. Как только Георгий замолчал, дверь в палату открылась, и вошла врач.
— Ну как? — спросила, подойдя к изголовью койки.
— Нормально. Не болит.
— Тогда поднимайтесь.
Виктор уселся на койке. Опустил ноги на пол. Нога, с которой сняли гипс, все еще казалась легче здоровой.
— Вас отвезут домой. Начинайте разрабатывать ногу, но осторожно. Вот вам упражнения, — она передала два листка с отксеренным текстом и рисунками, иллюстрирующими упражнения. — Ходить пока лучше с костылем или палочкой.
Нагрузки добавлять постепенно — там все написано!
Отблагодарив врача, Виктор, подпихнув под мышку костыль, дошел до лифта.
Лифтерша, крупная пожилая женщина тоже в белом халате, нажала на кнопку, и громоздкий госпитальный лифт пополз вниз.
Уже приехав домой и усевшись на кухне, Виктор заволновался. Ситуация с ожидаемой поездкой в Саратов казалась совершенно идиотской. Можно было, конечно, посоветоваться с Рефатом, но тогда получалось, что его, Виктора, решение зависело не от прямого начальства, а от коллеги по делу, чье присутствие в этом деле Виктор тщательно скрывал. Ситуацию иначе как щекотливой назвать было сложно.
— Курьерская почта. На ваш адрес пакет из Москвы, — ответил парень, снова подойдя к двери.
Упоминание Москвы сняло с Виктора остатки напряжения, и он приоткрыл дверь.
Получив пакет и расписавшись в получении, он закрыл дверь. Вернулся на кухню.
В пакете оказалось отпечатанное письмо от Рефата и ксерокопия какого-то другого, рукописного письма.
Перед тем как прочитать полученное, Виктору пришлось заварить чай. Потом уже, снова усевшись за стол и поставив перед собой кружку с чаем, Виктор опустил костыль на пол у ног и взял в руки письмо от Рефата. Собственно, этот текст можно было назвать письмом с таким же успехом, как и сообщением какого-нибудь информационного агентства. Ни «добрый день», ни «здравствуй», ни «как дела?». Сразу с места и в карьер:
«Наш четвертый друг оказался в Ойскирхене — маленьком городке недалеко от Кельна. Он прислал письмо жене и сыну. Правда, у письма очень странный вид, что требует какого-то объяснения. Похоже, что письмо вместе с конвертом попало в грязь, после чего его отмывали, сушили и гладили. Посылаю ксероксы письма и конверта. Мне кажется, что наш друг хотел его отправить еще при жизни, но его остановили. А потом, чтобы создать впечатление, что он еще жив, письмо отмыли, „привели в порядок“ и отправили. Если это так, то их действия выглядят очень непрофессионально. Есть о чем подумать».
Дочитав, Виктор обратил внимание, что листок без подписи. Конечно, было бы глупо сомневаться в том, что этот пакет пришел от Рефата, но ни подписи, ни обратного адреса не было.
Пробежав глазами странное короткое письмо от Николая Ценского жене и сыну, Виктор рассмотрел ксерокс конверта, на котором по диагонали стояла большая печать почты: «Получено в поврежденном виде».
Достал фото двух беглецов, посмотрел на Николая Ценского. Посмотрел пристально и вздохнул. Стало Виктору жалко этого человека. Показалось, что из строчек его письма им самим специально вынута душа, вместе с деталями, которые могли бы что-то объяснить, поведать о его сегодняшней жизни.
"А что, если Рефат прав и его действительно уже нет в живых? — подумал Виктор, переведя взгляд на второго — Сергея Сахно по кличке Сапер. — В таком случае этого тоже нет.
Но его как раз и не жалко…"
Виктор отпил чаю, посмотрел в окно. Издалека, из спальни, донесся плач дочери, не хотевшей засыпать.
Приблизил лицо к стеклу и посмотрел вниз. Увидел перед парадным микроавтобус, в кабине которого горел свет. Рядом остановилась еще какая-то легковушка. Из нее вышел мужчина. А микроавтобус медленно отъехал, развернулся и завилял по грунтовой «дороге жизни» в сторону Харьковского шоссе.
* * *
Снег валил сплошной пеленой, задерживая рассвет или просто игнорируя его.Сахно метался по квартире, собирая веши, которых, вроде, и было-то почти ничего. Отнесли все пакеты и сумки в лимузин, положили на место для гроба. Улли уже сидела на пассажирском месте, Ник стоял у машины, не понимая, как они втроем поедут, или его тоже запихнут на место для покойника. А Сахно побежал наверх за черепахой, забытой во время суеты сбора вещей.
Наконец он выбежал, передал черепаху в руки Нику как какую-то вещь и крикнул: «Садись к ней!» Сам же уселся за руль.
Ник потеснил Улли. Она с пониманием и болезненной, но приятной улыбкой подвинулась. Хорошо, что сиденье оказалось пошире обычных.
— С Богом, — прошептал Сахно, заводя мотор. Пристроились в хвост к другой выезжавшей с их улочки машине. Даже определить, что это была за машина, мешал снег.
Только огни.
— Возьми атлас! — скомандовал Сергей Нику. — Едем в Бельгию.
Ник скривил губы, глядя в лобовое стекло, по которому елозили два автодворника, борясь с падавшим снегом.
— С такой скоростью мы далеко не уедем, — сказал Ник, на самом деле думая, что лучше бы и не ехать туда, ведь на границе будут проверять и документы, и машину. А на такую машину обязательно обратят внимание, тем более что она должна быть в розыске после стрельбы в Кобленце.
— Тише едешь — дальше будешь, — спокойно произнес Сергей.
Ник позавидовал его самоуверенности. Выехали на дорогу. Здесь уже можно было ехать побыстрее. Черепаха, до этого смирно лежавшая на коленях Ника, попыталась куда-то сползти. Пришлось повернуть ее на спину, укрепив панцирь между колен.
— Жалко, что здесь нет магнитолы, — недовольно сказал Сахно. — Было бы веселее…
— Да, похоронный лимузин с музычкой… — усмехнулся Ник.
— А чего? — хихикнул Сахно. — Покойный очень любил музыку… Да мы-то живы!.. Слушай, там в магнитофоне батарейки… — Сахно показал взглядом на подиум для гроба, заваленный вещами, среди которых был и магнитофон. — А-а!
Потом, когда остановимся!
Перед выездом на автобан пришлось постоять минут десять в вялотекущей пробке. Сахно использовал момент, чтобы «переговорить» с Улли. Разговор окончился поцелуем. Ника для них в это время не существовало. Он тоже делал вид, что его нет, уткнувшись в раскрытый атлас автодорог, прикидывая, сколько времени им предстоит добираться до границы с Бельгией. Вообще-то до нее было, может, километров сто — сто двадцать. Только погода делала и это расстояние большим. Но погода же делала их поездку более безопасной. Ведь так же, как они не могли рассмотреть ехавшие впереди машины, так никто не мог бы рассмотреть и их похоронный, или как там его назвали в газете — ритуальный лимузин.
По автобану можно было ехать еще быстрее, но даже эту скорость нельзя было назвать на самом деле быстрой — пятьдесят километров в час.
Монотонное движение по автобану стало утомлять Сергея. Он тер руками глаза и увал. Улли тронула его за плечо и, когда он обернулся, что-то сказала ему руками.
Машина ушла влево и остановилась на нулевой, аварийной полосе автобана.
Ник быстро понял, в чем дело, еще до того, как Улли и Сахно поменялись местами.
Улли самоуверенно возвратила лимузин во второй ряд, и теперь Сахно уже зевал рядом с Ником. У Ника началась цепная реакция — он тоже зевал вслед за Сергеем. Давала о себе знать бессонная ночь. В конце концов они оба задремалиНик, уронив атлас автодорог под ноги, опустил руки на лежавшую теперь смирно на его коленях черепаху.
Разбудили его через какое-то время удивительная тишина и холод. Ник ощущал на своем левом плече тяжесть. Повернувшись, увидел, что к его плечу приник головой спящий Сергей. Улли тоже спала, улегшись головой на скрещенные поверх руля руки.
Стекла, залепленные снегом, от которого словно шло слабое электрическое свечение, усилили ощущение холода, и Ник поежился. Захотелось тепла. Захотелось пошевелиться, но он сдержал себя, не желая разбудить Сергея. Мысли о холоде и желание тепла вызвали в душе боль. Встал перед глазами далекий Саратов. На языке привидением появился привкус дыма. Ник вспоминал свое прощанье с Таней и Володькой, вспоминал в подробных деталях. Даже сухой горячий таджикский ветерок, шершавой рукой дотрагивавшийся до его щек на вокзале Душанбе, и тот словно появился вдруг на мгновение в машине. Жизнь заносила его куда-то все дальше и дальше от дома, которого больше не было, от семьи, которая не погибла бы, придумай он что-нибудь другое для их будущего. Жизнь объединила его с убийцей, сделала его солдатом несуществующей спецслужбы и в конце концов превратила в беглеца, который, как казалось теперь, бежит не от опасности, а наоборот — к ней.
Слеза медленно скатилась по щеке, оставив на коже ощущение холода. Ник утер ее. Где они теперь? Который час? Посмотрел на Улли, на Сергея. Они все еще спали. А к Нику вернулась бодрость, но бодрость эта была только физическая.
Утомленная душа, казалось, раздражалась бодростью тела.
Первой проснулась Улли. Растормошила Сергея, что-то сказала ему руками, когда он оторвал голову от плеча Ника.
Потом она завела мотор и включила дворники. Две резиновые лапы смели с лобового стекла снег, очистили «картинку», и Ник обомлел, словно впервые попав в кинотеатр. Перед ними лежала пустынная обычная дорога, уже не автобан. По обе стороны сплошной стеной стоял сосновый лес, но кроме сосен по обе стороны дороги через равные промежутки стояли фонарные столбы. И фонари на них горели ярким желтым светом. Снег не шел.
— Где это мы? — недоуменно спросил Сахно. Повернулся к Улли и что-то спросил ее руками. — Бельгия, — сказал он, обернувшись к Нику. — Мы уже здесь.
— А что дальше?
— Дальше где-нибудь позавтракаем. Видишь, мы почти в городе — и фонари горят! Потом купим теплые кальсоны и поедем через Люксембург в Трир к герру Вайнбергу… Ник хотел было высказать свое сомнение, но вдруг понял, что план Сахно вполне разумен и логичен. Логичен, но только к чему все это теперь Нику? Они вне закона со всех сторон. И на Ивана Львовича они уже не работают, да и смысл самой работы куда-то пропал…
Ник прикусил нижнюю губу.
— Тебе не нравится? Можешь выйти! — сухо произнес Сергей. — Я тебе марок сто дам и иди к е… матери!
Ник отрицательно мотнул головой. Некуда было ему идти. Некуда и незачем.
Лимузин тронулся. Улли расслабленно смотрела на пустую дорогу. Сахно и Ник молчали.
— Что-то город никак не начинается! — протянул через полчаса Сахно и бросил взгляд на Ника. — Фонари горят, а города нет!
Город появился минут через двадцать и назывался он Льеж. Все его улицы были заставлены машинами, так что даже приткнуться было негде. Наконец, после затянувшейся медленной езды по окраинным улочкам, Улли увидела подходящее место и умело «встряла» их похоронным лимузином между двух грязных машин.
Втроем они зашли в первый же попавшийся магазинчик одежды, где их встретил улыбчивый араб, то ли продавец, то ли хозяин.
Сахно ткнул пальцем на черные дутые куртки, висевшие на металлической вешалке-елочке в центре единственного зала.
— Сколько их деньги стоят? — спросил Сергей, прищуренно глядя на бирки с ценами.
Ник пожал плечами. Сахно достал сто марок и показал их арабу. Потом снова ткнул пальцем в куртки.
Араб кивнул, снял с вешалки куртку и протянул ее Сергею. Сергей мотнул головой и показал пальцами, что ему нужно две куртки.
Теперь уже араб отрицательно замотал головой.
— Слушай, спроси его, может он немецкий знает? — попросил Сахно Ника.
Араб немецкий знал, и через пять минут и Ник и Сахно натягивали на себя теплые черные куртки, заплатив за них сто пятьдесят марок.
— Так, теперь надо что-то для Улли… — Сахно обвел внимательным взглядом магазин. Снова остановил взгляд на арабе и показал пальцем на Улли.
Она тем временем отошла к деревянному стелажу со свитерами и уже держала в руках свитер изумрудного цвета.
— Спроси, сколько он стоит! — скорее приказал, чем попросил Сахно.
За сорок марок свитер был тут же куплен и надет. Потом араб вытащил откуда-то коротенькую коричневую куртку из замши. Сахно скривился, глядя на нее, но Улли она понравилась. Она сразу приложила к себе, потом надела ее и подошла к зеркалу.
Заплатив еще и за куртку двести марок, они вышли на улицу. Теперь нулевая температура была им не страшна. Но хотелось есть.
— Я из твоей доли потом все вычту! — сказал Сахно полушутя, повернувшись на ходу к Нику. — А то сел на шею, как…
Фантазии, видно, в этот момент Сергею не хватило и он, так и не найдя с кем сравнить Ника, замолчал. Но молчал недолго.
Остановились перед занюханного вида вьетнамским кафе, в витрине которого были вывешены цветные фотографии блюд с их ценами.
— Вот! — решительно произнес Сахно и глянул на Улли. Девушка кивнула.
Внутри стояли всего три столика. Вьетнамец сразу подскочил к ним с пластиковым меню, но Сахно решительно отвел рукой меню и позвал вьетнамца за собой на улицу. Там он пальцем заказал по фотографиям три разных блюда.
— Что ты заказал? — спросил его Ник, когда тот вернулся за столик.
— Хрен его знает, самое красивое, — ответил Сергей. — Но всем разное.
Самое красивое в конце концов оказалось для Ника клубком вермишели с грибами и кусочками ветчины, политой соевым соусом. Для Улли принесли что-то вроде плова, политого кетчупом. Ну а для себя Сахно получил больших вареных кре-, веток с овощами.
Все трое жадно набросились на пищу. И хотя сперва вкус соевого соуса Нику не очень понравился, но уже через минуту завтрак показался ему чрезвычайно вкусным.
Он вдруг удивился, поняв, что Сергей не заказал спиртного. Но напоминать ему об этом не стал.
— Сколько отсюда до Люксембурга? — спросил, жуя, Сахно. Ник не знал и Сергей перевел взгляд на Улли. Задал ей тот же вопрос руками и, удовлетворенный ответом, кивнул.
— Так сколько? — теперь спросил Ник.
— Три часа езды и потом еще час до Трира. Если не спешить, то к вечеру будем в гостях… — На лице у Сергея появилась недобрая улыбка. — Как ты думаешь, тысяч двести баксов с него скачаем?
Ник пожал плечами.
— Скачаем, — уверенно произнес Сахно и сам себе кивнул. — Я тебе пятьдесят дам минус расходы. И можешь валить куда хочешь!
— А ты куда поедешь? — спросил Ник.
— А мы… есть одно место… Выпить бы… Да нельзя. Я, пока не получим бабки, завязал!..
Уже приближаясь к машине, Сахно вдруг насторожился и остановил их жестом руки. Возле их лимузина копошились двое парней.
Сахно, показав жестом оставаться на месте, прокрался на согнутых вперед.
Потом оглянулся и Ник даже с разделявшего их расстояния метров в пятьдесят, увидел в его глазах ярость.
Через минуту раздался крик. Возле машины возникла суета. Ник и Улли бросились туда. Когда подскочили, увидели, как Сахно с остервенением избивает ногами высокого парня. Рядом на асфальте лежали вытащенные из машины магнитофон и сумки. Стекло задней дверцы было разбито.
— Хватит! — сказал Ник, видя, что парень уже не двигается. Но Сахно, сцепив зубы, продолжал пинать его ногой. Улли стояла и спокойно наблюдала за происходящим. В ее глазах Ник, наоборот, увидел восторг. Наконец Сахно остановился видимо, просто устал.
Открыл дверцу, забросил вещи обратно. Потом кивком подозвал Ника.
— Помоги! — сказал он, показывая на парня, лежавшего без сознания. — Второй удрал!
Сахно взял парня за ноги. Ник, не совсем понимая, что они делают, подхватил лежавшего под мышки.
— Давай его в машину! — скомандовал Сергей.
— Зачем?
— Мальчик для битья всегда пригодится! «Мальчика для битья» затолкали на подиум для гроба, обложив с боков вещами. Он теперь лежал на животе, руки вытянуты вдоль тела.
— Я ему, суке, покажу, как в похоронный лимузин вламываться! — бросил Сахно, с силой хлопнув задней дверцей.
Улли села за руль, а Сахно и Ник заняли пассажирское сиденье.
— А где Нина? — спросил вдруг Сахно.
Ник растерялся. Он вспомнил, что держал черепаху всю дорогу на коленях, но где она теперь. Посмотрел под ноги, пошарил рукой под сиденьем. Там ее и нашли.
Теперь она лежала на коленях у Сахно и он, глядя в лобовое стекло, гладил ее панцирь рукой.
Они выехали из города. Дорога, точно такая же, по какой они въехали в Льеж, теперь поднималась вверх, в гору, словно ровная узкая просека в густом сосновом лесу. Машин на шоссе было мало. Промелькнула большая табличка с надписью.
— Что там было? — спросил Сахно.
— Рут де солей. Арденны, — ответил Ник.
— Чего?
— Солнечное шоссе, так дорога называется. А Солнечное шоссе тем временем поднималось все выше и выше, и воздух становился словно гуще от холода. И сидеть им вдвоем на одном сиденье было теперь теснее из-за черных дутых курток.
Зато было тепло.
Ник поглядывал в зеркальце заднего вида, висевшее над лобовым стеклом, на плексигласовую прозрачную перегородку, за которой было видно спину лежавшего ничком парня.
Зачем они потащили его с собой? Ник вздохнул. Душевная утомленность начинала побеждать утренний заряд физической бодрости.
Он скосил взгляд на Сергея, на черепаху, спрятавшуюся внутри своего панциря, на правую руку Сахно, которой он безостановочно гладил этот панцирь, словно панцирь сам по себе был способен воспринять или даже отреагировать на человеческую ласку. Да и была ли это вообще ласка? Чего он прицепился к этой черепахе, прицепился и теперь тащил ее с собой, как тащил с собой избитого парня, пытавшегося «почистить» их машину. Ну избил бы да и бросил. Это было бы понятно — тот заслужил. Но тащить его с собой?
Ник еще раз глянул в зеркальце и заметил, что парень, лежавший на подиуме для гроба, зашевелился.
* * *
После полубессонной ночи — засыпать на спине было все тяжелее и тяжелее — наступило утро. И только усталость в конце концов сморила Виктора. Сквозь некрепкий сон, скорее даже не сон, а дрему, он слышал все утренние шумы квартиры. Шаги жены, смешное бормотание дочери. Даже движение открываемых и закрываемых дверей было слышно, несмотря на то, что Ира старалась и ходить мимо его дивана на цыпочках, и двери открывала осторожно и практически бесшумно.Когда жена с Яночкой закрылись на кухне, в квартире наступила тишина. И длилась она, может быть, с полчаса, пока не позвонили в дверь. Этот звонок не разбудил Виктора полностью, но словно вытащил его из сна на поверхность. Он услышал голос жены и чей-то другой голос, кажется, мужской. Слов разобрать было невозможно, да к тому же эти голоса вместе с дверным звонком могли и присниться.
Через пару минут опять все стихло. Виктор попытался повернуться на бок, забыв, что тяжелая, закованная в гипс нога все равно не позволит ему это сделать. Это было какое-то неосознанное движение, словно само тело хотело изменить позу. Не удалось.
Когда Виктор открыл глаза, часы на стене показывали полдень. Подняв с пола костыль, он проковылял на кухню.
За окном светило белесое солнце. На узеньком железном карнизе за окном искрился снег.
— Ира! — позвал Виктор.
Вместо ответа услышал шаги. Жена зашла на кухню босиком, в спортивном костюме.
— Кто-то приходил утром?
— Да, какой-то парень. Предлагал дешевый ремонт… Я сказала, что не нужно. Еще говорил, что может дополнительную антенну поставить для телевизора, чтобы качество было лучше…
— Ты ему открыла двери?
— Но ты ведь дома! Да и он во все квартиры на площадке звонил.
Заметив на лице мужа выражение недовольства, Ира пожала плечиками. Сама поставила на плиту чайник.
— Садись! Кофе хочешь?
Виктор кивнул.
Ира сделала кофе и себе. Села за стол напротив.
— А что Яночка делает? — спросил Вистор. — Кукольный домик убирает.
— Ты знаешь, — задумчиво произнес Виктор, — не открывай больше никому… Я думаю, что авария была не случайной…
— Тебя хотели убить? — испугалась Ира.
— Не знаю… есть подозрение… Не волнуйся. Главное-будь осторожнее!
Допив кофе, жена ушла из кухни, а Виктор выглянул в окно. Погода стояла отличная. Захотелось выйти прогуляться или просто посидеть возле дома.
Ира помогла натянуть на загипсованную ногу спортивные шерстяные брюки.
Надев куртку, он с костылем под мышкой вышел и вызвал лифт.
Уже на улице ощутил слабую боль в ноге, но не придал ей значения.
Действительно, нога скорее ныла, чем болела.
Прошелся вокруг дома. Присел на скамейке у входа в подъезд. Осмотрелся.
Взгляд его остановился на микроавтобусе, стоявшем метрах в двадцати от дома.
Это был грузовой микроавтобус. «Мюллер ЛТД — подвесные потолки» — прочитал Виктор надпись на его боку. В кабине никого не было.
Подумал о потолке в своем кабинете, да и во всем райотделе. Вот где не мешало бы установить такие потолки, чтобы старая штукатурка не сыпалась, да и трещины чтоб были не видны. Но ведь это, наверно, дорого! Хотя там у них потолки высокие, метра четыре — даже с подвесными осталось бы три восемьдесят!
Практически незаметно. Это здесь, в новых квартирах, если подвесные поставить, то и голову не поднимешь…
Размышляя, Виктор вдруг подумал, что вряд ли кому-нибудь пришло в голову ставить подвесные потолки в их доме. А значит, просто кто-то из этой фирмы здесь жил. Может, водитель.
Из подъезда вышли двое аккуратно одетых парней, прошли к микроавтобусу.
Через пару минут он исчез из виду, завернув за угол дома.
Вечером позвонил Георгий.
— Тебя огорчить? — довольно веселым голосом спросил он.
— Давай.
— Ты же в Париж хотел? Теперь не поедешь. Больше не к кому.
— Как не к кому?
— Помощник военного атташе господин Кылимник приказал долго жить.
Выбросился со второго этажа украинского посольства головой вниз. Притом во двор, а не на улицу — видно, не хотел посольство компрометировать…
— Надо было туда лететь, а не под штабом три дня торчать, — огорченно произнес в трубку Виктор.
— Ну, — вздохнул Георгий. — Если б ты не торчал под штабом, его бы и не выбросили… Но что ни случается — все к лучшему. При встрече я тебе подробно объясню, что произошло.
Виктор оживился.
— Когда встретимся? — спросил он.
— Тебе ведь завтра на снятие гипса?
— Да, в три.
— Ну вот после трех я тебе и позвоню.
На следующий день в полтретьего пришла машина из госпиталя и забрала Виктора. Его, словно он еще не ходил, приняли из машины прямо на каталку. Потом на лифте на третий этаж. Привезли, переложили на койку.
В палате все койки были отделены друг от друга белыми непрозрачными занавесками, напоминавшими застиранные и перекрахмаленные простыни. И на каждой лиловела инвентарная печать.
Пришла женщина-врач в белом халате. Подкатила к койке хромированный столик на колесиках. На нем лежали какие-то инструменты. Виктор только хотел было приподнять голову и рассмотреть ее инструментарий.
— Лежите спокойно! — приказала она, охладив его пыл. Механические звуки со стороны его ног доносились минут пять. В какой-то момент Виктор ощутил, как бывшая переломанная нога потеряла в весе, и даже захотелось ее приподнять.
— Полежите теперь минут десять без движений, я вернусь. — сказала врач.
Скрипнула дверь, и Виктор остался в тишине палаты.
— Ну что, с выздоровлением! — прозвучал из-за белой ширмы-занавеси знакомый голос. Виктор обернулся.
— Нога уже не болит?
— Почти.
— Отлично. Тогда поздравляю с возвращением в невидимый строй. Теперь слушай. Пока ты следил за дверью в штаб, мы подбросили фотографии, которые ты привез, одному генералу — его кабинет как раз на втором этаже над дверью. Так, чтобы он мог одновременно и их рассматривать, и тебя через окошко видеть.
Эффект получился отличный. Стальные генеральские нервы не выдержали. Он сделал сразу три ошибки, которыми практически признал себя виновным. Приказал отправить на тебя «МАЗ», дал команду избавиться от Кылимника и — самое глупое — в панике поспешил встретиться со своими сообщниками. Думаю, что и он в ближайшее время выпадет из окна своего второго этажа насмерть — в том случае, если его сообщники не так глупы, каким оказался он. Понимаешь, у этих военных только один козырь в подобных ситуациях — дисциплина. Ходить на цыпочках они не умеют, в шахматы они не играют — все больше в преферанс.
— Теперь известно, кто сообщники? — спросил Виктор.
— Да, — ответил Георгий. — Известно. Но до них нам не добраться. По крайней мере сейчас. Они слишком высоко, да и сам генерал, похоже, является скорее доверенным исполнителем, чем стратегом в этом деле. А дело приобретает государственное значение. Может, даже сам президент рассчитывал на эти деньги…
— Какие деньги? — удивился Виктор.
— Да ладно! Давай пока о твоих планах поговорим. Думаю, что тебе надо готовиться к длительной командировке. Сначала в Саратов, потом дальше.
— А зачем в Саратов?
— Встретиться с женой четвертого. Может, узнаешь побольше про него на случай, если он еще жив. Хороший муж должен как-то сообщать жене о своих делах, особенно если он в «командировке».
Виктор задумался. То, что он уже знал от Рефата, могло вполне быть максимумом возможной информации из Саратова. А значит, поездка в Саратов вообще была не нужна. Разве что для того, чтобы скрыть Рефата как источник информации.
Но последние события настораживали, и уезжать отсюда, оставлять Иру и Яночку одних было опасно. Но ведь Георгий только что упомянул, что после Саратова надо будет ехать дальше!
— А потом что? — спросил Виктор. — После Саратова.
— В зависимости от того, что привезешь. Видишь, съездил в Лондон, и дела сразу пошли в гору. Тебе надо почаще ездить.
— В Париж я уже опоздал, — выдохнул Виктор.
— Почему? Еще попадешь! Кто-то ведь там остался из наших будущих клиентов.
Знать бы кто! Ладно. Сейчас врач придет. Будешь пока исполнять ее указания, а я завтра перезвоню.
И точно. Как только Георгий замолчал, дверь в палату открылась, и вошла врач.
— Ну как? — спросила, подойдя к изголовью койки.
— Нормально. Не болит.
— Тогда поднимайтесь.
Виктор уселся на койке. Опустил ноги на пол. Нога, с которой сняли гипс, все еще казалась легче здоровой.
— Вас отвезут домой. Начинайте разрабатывать ногу, но осторожно. Вот вам упражнения, — она передала два листка с отксеренным текстом и рисунками, иллюстрирующими упражнения. — Ходить пока лучше с костылем или палочкой.
Нагрузки добавлять постепенно — там все написано!
Отблагодарив врача, Виктор, подпихнув под мышку костыль, дошел до лифта.
Лифтерша, крупная пожилая женщина тоже в белом халате, нажала на кнопку, и громоздкий госпитальный лифт пополз вниз.
Уже приехав домой и усевшись на кухне, Виктор заволновался. Ситуация с ожидаемой поездкой в Саратов казалась совершенно идиотской. Можно было, конечно, посоветоваться с Рефатом, но тогда получалось, что его, Виктора, решение зависело не от прямого начальства, а от коллеги по делу, чье присутствие в этом деле Виктор тщательно скрывал. Ситуацию иначе как щекотливой назвать было сложно.