Страница:
Все их встречи проходили по одному и тому же сценарию: поиск компромисса, взаимные оскорбления, неохотное согласие Локки и зубовный скрежет старика, пока он брал товар и прятал его под стойку. Под конец Гарца проворно сгреб обратно в мешок те вещи, которые его не заинтересовали.
– Ну, мои сладкие недоумки, похоже, мы сойдемся на шестнадцати солонах и пяти медяках. Хорошая сумма, ради этого имеет смысл тащить сюда телегу дерьма.
– Или держать ломбард, – широко усмехнулся Локки.
– Очень смешно! – огрызнулся старик, отсчитывая шестнадцать потертых серебряных монет и пять меньших медных кружочков. – Я дарю вам легендарное потерянное сокровище Каморра. Собирайте свое барахло и проваливайте до следующей недели. Если, конечно, Серый Король не выпустит из вас кишки за это время.
Когда Благородные Подонки, посмеиваясь про себя, вышли из лавки I арцы, дождь сменился мелкой моросью.
– Помните, как говаривал отец Цепп? – улыбнулся Локки. – Ничто не дарит большую свободу, чем постоянная недооценка со стороны окружающих.
– О боги, именно так! – Кало закатил глаза и высунул язык. – Будь мы еще чуточку посвободнее, оторвались бы от земли и улетели, как птички.
К плавучей крепости Барсави напрямую тянулся длинный мост, достаточно широкий, чтобы на нем разошлись два человека. На берегу его охраняли четверо, чье оружие хорошо просматривалось под промокшими плащами. Локки был уверен, что еще столько же, если не больше, стражей притаилось в засаде на расстоянии полета стрелы. Приблизившись к мосту, он проделал все сложные сигнальные знаки, установленные на текущий месяц. Разумеется, охрана хорошо знала Благородных Подонков, но здесь было не принято пренебрегать формальностями, особенно в такое неспокойное время.
– Привет, Ламора. – Самый старший из стражников, жилис-, тый старик с выцветшими татуировками в виде акул на шее и щеках, шагнул вперед. Воры крепко пожали друг другу руки. – Слыхал про Тессо?
– И ты тоже здравствуй, Бернел. Один из Серолицых уже сообщил нам по дороге. Так это правда насчет того, что его повесили и отрезали яйца?
– Истинная правда. Можешь представить себе, в каком настроении капа. Кстати, Нацца утром отдала распоряжение по этому поводу. Она хотела обязательно повидать вас. Так и сказала: придете с данью – не пускать, пока не встретитесь с ней. Вы же пришли платить дань, не так ли?
Вместо ответа Локки потряс маленьким мешочком, в котором звенели монеты – двадцать солонов Жеана и шестнадцать с небольшим Гарцы.
– А как же! Готовы исполнить свой долг честных подданных.
– Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь сейчас пришел по другой причине. Послушай, Локки, я знаю, что вы – особенные, у вас сама Нацца в друзьях и вообще… Но тем не менее ты же хочешь, чтобы сегодня все прошло гладко? Сегодня тут крутится много пезонов, и явных, и скрытых. Короче, все очень строго. Сейчас капа допрашивает парней из Полных Крон, где те были прошлой ночью.
– Допрашивает?!
– Да, по всем правилам. Так что следите сегодня за собой и ни в коем случае не делайте резких движений, хорошо?
– Уяснили, – протянул Локки. – Спасибо, что предупредил.
– Без проблем. Арбалетные болты тоже стоят денег. Стыдно тратить их на таких, как вы.
Бернел помахал им, и Благородные Подонки вступили на деревянный мост длиной в сто ярдов. Он упирался в корму неповоротливого судна, где были сняты несколько секций внешней обшивки, а на их место установлена пара окованных железом крепких дверей. Там тоже стояла охрана – вооруженные мужчина и женщина. Оба выглядели изрядно усталыми. Заметив приближающихся гостей, женщина стукнула в дверь четыре раза. Прошло несколько мгновений, прежде чем створки открылись внутрь. Подавив зевок, женщина вновь прислонилась к стене и поглубже натянула мокрый капюшон. Тучи уже относило к северу, и солнце снова начинало палить по-летнему.
Зал для публичных приемов на Плавучей Могиле был очень высоким, вчетверо выше человеческого роста. Это и неудивительно – горизонтальные переборки галеона сняли много лет назад, оставив только шкафут и верхнюю палубу. Пол и стены были выполнены из твердых пород светлого дерева. Переборки покрывали великолепные гобелены в черно-красных тонах с узором из акульих зубов, вытканных золотом и серебром. Тут тоже находилось полдюжины головорезов со взведенными арбалетами в руках. Поверх шелковых рубах на телохранителях были кожаные дублеты с металлическими накладками и боевые наручи; шеи их защищали плотные кожаные воротники. Да и зал выглядел под стать обитателям: вместо цветов и нарядных светильников – корзины для арбалетных болтов и стойки для запасных клинков.
– Эй, вы, полегче, – прикрикнула на стражей девушка, стоящая у них за спиной. – Понимаю, они выглядят охренеино подозрительно, но все-таки Серого Короля среди них не наблюдается.
На девушке были мужские бриджи и свободная блуза из черного шелка с пышными рукавами, поверх – рифленая кожаная кираса, причем, судя по ее виду, ее носили куда чаще, чем хранили в кладовке. По полу звонко процокали подбитые железом башмаки, вкус к которым она не потеряла с детства. Девушка радушно улыбнулась, но эта улыбка не затронула ее глаз, которые настороженно смотрели из-за стекол очков в простои черной оправе.
– Приношу извинения за подобный прием, дорогие мои, – обратилась Нацца Барсави ко всем Благородным Подонкам, но руку положила на левое плечо Локки. Она была выше его на добрых два дюйма. – Должна огорчить вас, но четверым придется подождать здесь, пока мы с Локки будем внутри. Вход только для гаррист. Папа сегодня в дурном настроении.
В этот момент из-за дверей, ведущих во внутренние покои Плавучей Могилы, раздался приглушенный вопль, за ним последовали неясные звуки – крики, проклятья, опять вопли. Нацца потерла виски и со вздохом откинула со лба непослушную прядь.
– Дознание с пристрастием, – пояснила она. – С целью подробного выяснения обстоятельств у ребят из Полных Крон папа пригласил Мудрого Праведника.
– Тринадцать Богов! – пробормотал Кало. – Уж лучше мы подождем здесь.
– Точно, – поддержал его Галь до, полез в карман и вытащил слегка намокшую колоду карт. – Полагаю, мы и здесь найдем себе неплохое занятие. Скучать не придется.
Он лучезарно улыбнулся охранникам, но те при виде братьев Санца с картами в руках не проявили ни малейшего воодушевления. Некоторые просто попятились, другие, казалось, испытали желание снова взяться за арбалеты.
– Да что ж это такое, парни! – обиженно воскликнул Гальдо. – И вы туда же? Все это брехня чистейшей воды! Просто у всех за тем столом выдался на редкость неудачный вечер…
За широкими тяжелыми дверями открывался короткий пустой коридор. Охраны здесь не было. Нацца плотно прикрыла двери и лишь потом повернулась к Локки, протянула руку и пригладила его мокрые волосы. Уголки губ у нее печально опустились.
– Здравствуй, пезон. Я смотрю, ты опять недоедаешь.
– Да нет, я вроде питаюсь регулярно.
– Может, и регулярно, но недостаточно плотно. Помнится, когда-то давно я уже говорила, что ты похож на скелет.
– А я, помнится, был удивлен, что семилетняя девочка так бессовестно клянчит выпивку.
– Возможно, ты и прав – тогда я действительно перебрала. Но, надеюсь, сегодня ты простишь мне мою бесцеремонность. Пойми, Локки, дела у папы совсем плохи. Потому я и решила перехватить тебя до того, как вы с ним увидитесь. Полагаю, он заведет разговор… о некоторых вещах. И я хочу, чтобы ты… Неважно, что он потребует… но, Локки, ради меня… не прекословь ему. Соглашайся, понимаешь?
– Но это же естественно, Нацца! Ни один гарриста, если он, конечно, ценит жизнь, не поступит иначе. Неужели ты думаешь, что сегодня – особенно сегодня! – я пришел сюда сознательно злить его? Да если твой отец прикажет полаять, как собака, я тут же спрошу: «Какой породы, ваша честь?»
– Я понимаю, прости… Но я о другом: он не в себе, Локки. Он напуган. Безумно, неподдельно напутан. Я помню, каким угрюмым он был, когда умерла мама, но сейчас… Он кричит во сне. Пьет и принимает опиум каждый день, просто чтобы продержаться. Раньше только мне запрещалось покидать Могилу, но сейчас он велит сидеть здесь и Анжаису, и Пачеро. С нами постоянно пятьдесят стражей. Наверное, герцога – и того так не охраняют! Папа с братьями спорили об этом всю ночь.
– Что тут скажешь, Нацца? Мне… поверь, мне очень жаль. Но я не вижу, чем могу помочь. И о чем же он собирается просить меня?
Нацца бросила на него нерешительный взгляд, открыла было рот, но затем передумала. Она стояла, нахмурившись и плотно сжав губы.
– Черт побери, Нацца! Я сделаю все, что ты попросишь. Ради тебя я готов прыгнуть в залив и заарканить акулу. Но сначала ты должна мне рассказать, насколько эта акула большая и голодная. Понимаешь?
– Да. Послушай, Локки… право же, мне неловко, но думаю, будет лучше, если он сам скажет тебе. Ты просто помни, о чем мы с тобой говорили. Слушайся его. Повинуйся… а потом мы как-нибудь разберемся, ладно? Если оно у нас будет – это потом.
– ЕСЛИ? Ты пугаешь меня, Нацца. Во мне борются страх и любопытство.
– Что делать, Локки, так уж сложилось… Все очень плохо. Серый Король подбирается к папе. У бедного Тессо было шестьдесят бойцов, и десять из них находилось при нем неотлучно. Ты же знаешь, Тессо ходил в любимчиках, папа строил на его счет определенные планы – и вот… Долгие годы он все делал по-своему, а сейчас… я даже не уверена, держит ли он ситуацию в руках. Мне кажется, папа решил свернуть все дела и просто отсидеться тут с нами. Он настроен на долгую осаду.
– О-хо-хо, – тяжко вздохнул Локки. – Ты сама знаешь, что до сих пор он действовал вполне благоразумно, и я уверен…
– Да это чистое безумие – сидеть вот так взаперти до скончания веков! Раньше папа половину вечеров проводил в «Последней ошибке». В любое время дня и ночи он гулял по докам, по Маре Каморрацце, по Муравейнику. Он не боялся показываться на Процессии Теней и бросал медяки в толпу! Это герцог Каморра может запереться в своей башне и править по установленным законам. У капы Каморра так не получится. Он обязан появляться на людях!
– О да, и подставляться наемным убийцам Серого Короля.
– Локки, я торчу на этом долбаном корыте уже два месяца и знаю, о чем говорю. Поверь, здесь мы ничуть не в большей безопасности, чем если бы купались нагишом в самой грязной луже самого захудалого двора в Чертовом Котле! – Нацца сжалась и так крепко обхватила себя руками, что кожаный доспех на ней заскрипел. – Что нам делать? Кто такой этот Серый Король и где он прячется? Кто его люди? Мы сидим и ничего о нем не знаем… А эта сволочь преспокойно убивает наших подчиненных – по своему выбору, ни за что ни про что. Это неправильно! Мы чего-то не понимаем… за ним стоит какая-то сила, о которой мы не догадываемся.
– У него есть ум и удача. Но это не навечно, поверь мне, Нацца.
– Дело не только в его хитрости и везучести, Локки. Согласна, на любую старуху бывает случайная беременность… – Она нервно хихикнула. – Но знать бы, что припасено у него в рукаве? Какие-то сведения? Или люди? Если только ему не помогает кто-то… если в нашем стане не завелись предатели – а я почти уверена, что до сих пор этого не было, – значит, он намного превосходит нас по всем статьям.
– До сих пор?
– Не придуривайся, Локки! Дела будут катиться по наезженной колее – даже при том, что мы с папой безвылазно торчим на Плавучей Могиле. За нас работают Анжаис и Пачеро. Однако если ои перестанет выпускать и их, все полетит на хрен. Возможно, гарристы сочтут разумным, когда прячется часть семьи Барсави. Но если мы ВСЕ запремся здесь, они назовут нас трусами. И не мне объяснять, что они недолго будут перешептываться у нас за спиной. Вожаки попросту выберут нового капу… или несколько кап. Или даже самого Серого Короля.
– Не думаю, что твои братья согласятся сидеть взаперти.
– Все зависит от того, насколько съехала крыша у нашего старика. Но даже если они сохранят свободу передвижения, это не решит всех проблем. Посмотри, мы уже проигрываем! Под нами ходит три тысячи ножей, а этот призрак скрутил нас в бараний рог!
– Ты думаешь, здесь замешано колдовство?
– Я могу подозревать все, что угодно. По слухам, Серый Король может убить одним своим прикосновением. Говорят, будто холодное железо не причиняет ему вреда. Тут впору заподозрить самих богов. Анжаис и Пачеро смеются надо мной… думают, я схожу с ума! Сами-то они расценивают происходящее как обычную войну за власть. Считают, что стоит потянуть время, запереть в безопасном месте старика-отца с младшей сестренкой и подождать, пока противник раскроет свои карты. А затем ответить ударом на удар. Но у них ничего не выйдет, Локки. Мне все это напоминает игру в кошки-мышки. Рано или поздно кошка сомкнет когти, как бы мышка ни дергалась. Неужели вы не понимаете?!
– Нацца, я знаю, ты взволнована. Говори – я буду слушать и молчать как рыба. Можешь кричать на меня, если хочешь. Но скажи, что я могу сделать при таком раскладе? Я всего-навсего простой вор, один из самых мелких подчиненных твоего отца. Спорим, если ты найдешь во всем Каморре банду меньшую, чем моя, я готов перекинуться в карты в пасти у акулы!
– Я хочу, чтобы ты успокоил папу, Локки. Мне необходимо привести его в состояние, хотя бы отдаленно напоминающее обычное, чтобы он мог выслушать меня серьезно. Вот почему я прошу тебя отправиться туда и постараться порадовать его. Как-нибудь особенно порадовать. Пусть он увидит перед собой преданного гарристу, который готов немедленно выполнить любое приказание. Как только он начнет строить планы на будущее, это будет означать, что он пришел во вменяемое состояние.
Короткий коридор упирался в еще одни массивные двери, похожие на те, что вели в приемный зал. Однако в отличие от первых эти двери оказались заперты на сложный вераррскии замок, в котором часовой механизм приводил в действие целую систему надежных стальных засовов. В центре двери виднелась дюжина замочных скважин. Нацца сняла два ключа с цепочки, которую носила на шее, и, загородившись от Локки, принялась возиться с замком. Механизм внутри двери пришел в движение, раздалась серия щелчков – это срабатывали скрытые запоры. Железные засовы пришли в движение, и дверь открылась.
Раздался очередной крик; не приглушенный толстыми стенами, он прозвучал нестерпимо громко и отчаянно.
– Смотреть еще хуже, чем слушать, – предупредила девушка.
– Нацца, я в курсе, какую работу выполняет Праведник для твоего отца.
– Знать – одно, а видеть собственными глазами… Обычно Мудрый Праведник берет одного-двоих за раз. А сегодня папа заставил этого подонка работать целый день.
– Я, кажется, ясно дал понять, что мне это не нравится, – зловеще проговорил капа Барсави. – Почему же ты упорствуешь и заставляешь меня повторяться?
Темноволосый юноша был распят на деревянной дыбе. Он висел вниз головой, удерживаемый за кандалы на ногах, с вывернутыми до предела руками. Кулак капы попал несчастному в район подмышки – раздался звук, похожий на удар молотка для отбивания мяса. Брызнул пот, узник закричал, извиваясь в своих оковах.
– Зачем ты так оскорбляешь меня, Федерико? – кулак старика с выставленными костяшками снова обрушился в то же самое место. – Может, потрудишься придумать более убедительную байку?
Ребром ладони капа Барсави ударил Федерико по горлу. Парнишка задохнулся: кровь, пот и слюна текли ему в нос.
Сердцевина Плавучей Могилы напоминала роскошную бальную залу со скругленными углами. Теплый янтарный свет сочился из хрустальных шаров, подвешенных на серебряных цепях под самым потолком. Лестницы вели на круговые галереи, а уже оттуда – на часть палубы под шелковыми навесами. В дальнем конце зала на возвышении стояло большое удобное деревянное кресло, в котором капа Барсави обычно принимал посетителей. Убранство зала отличалось изысканным вкусом и роскошью, но сегодня здесь было неприятно находиться – в воздухе стоял запах пота, страха и обмоченных штанов.
Под потолком полукругом крепилось восемь деревянных рам, которые при необходимости можно было спускать вниз. На одной из них сейчас и висел несчастный Федерико. Надо сказать, Барсави достаточно часто занимался подобными делами, так что присутствие пыточного инвентаря в его покоях выглядело вполне оправданным. Шесть из восьми окровавленных стоек уже пустовало, на двух последних корчились пленники.
Капа обернулся на звук открываемой двери. Увидев дочь с Локки, он коротко кивнул им и жестом приказал подождать у стены. С возрастом Барсави не утратил своей массивности, за которую его часто сравнивали с быком, но стал как-то круглее и мягче. Три его бороды теперь опирались на тройной подбородок, вся фигура излучала довольство и умиротворение. Но в последнее время под глазами капы залегли темные круги, а щеки приобрели нездоровый румянец под воздействием неумеренных возлияний. Похоже, даже привычные пытки были для него непосильным напряжением – вспотевший и раскрасневшийся, Барсави скинул камзол и стоял возле дыбы в одной шелковой рубашке. Кроме капы и его жертв, в комнате находились Анжаис и Пачеро Барсави, старшие братья Наццы. Анжаис являлся миниатюрной копией отца – тот же капа, но за вычетом тридцати лет и двух бород. Пачеро же скорее походил на сестру – высокий, стройный, с непокорно вьющимися волосами. Оба брата тоже носили очки: покойную мадам Барсави, страдавшую близорукостью, угораздило передать свой недостаток всем трем выжившим детям.
Поодаль, возле стены, стояли в ленивых позах две женщины. Они отнюдь не являли собой образец красоты и изящества: лица невыразительные, на загорелых руках, изуродованных многочисленными шрамами, бугрились почти мужские бицепсы. Обе давно миновали юношеский возраст, но, несмотря на это, буквально излучали ауру силы и физического здоровья. Неразличимо похожие, близнецы Черина и Раиза Беранджиас были величайшими контрареквиллами, каких видел Каморр за свою многовековую историю. Всегда выступая в паре, сестры дали уже больше сотни представлений на Речных Игрищах, в ходе которых сражались с волчьими акулами, кальмарами, удильщиками и другими хищниками Стального моря.
Последние пять лет сестры Беранджиас служили личными телохранительницами и палачами капы Барсави. Их длинные дымно-черные гривы были убраны под серебряные сетки, украшенные блестящими акульими зубами. Если верить молве, каждый такой зуб означал смерть человека – одного из тех, которых сестры убили по приказу Барсави.
И, наконец, следовало упомянуть последнего из присутствующих в зале людей – хотя, зная его репутацию, вряд ли кто-нибудь решился бы назвать его «последним». Это был Мудрый Праведник – круглоголовый мужчина средних лет и умеренной комплекции. Его коротко стриженые волосы соломенного цвета выдавали принадлежность к исконно теринскому роду – таких светловолосых людей нередко можно было видеть в западных городах Картена и Лашена. Глаза Праведника всегда казались подернутыми влагой, как будто он вот-вот заплачет под действием сильных чувств, но выражение лица при этом оставалось неизменно безразличным. Вероятно, Мудрый Праведник был самым флегматичным человеком в Каморре – даже ногти своим жертвам он выдирал с равнодушием человека, полирующего туфли. Капа Барсави слыл весьма опытным специалистом по части пыток, но в случае затруднения всегда обращался за помощью к Праведнику – а уж тот никогда не разочаровывал своего хозяина.
– Он ничего не знает! – вдруг завизжал последний из пленников, которого, по всей видимости, еще не трогали. После того как Барсави нанес очередной изуверский удар Федерико, у парня сдали нервы. – Капа… ваша честь, умоляю! Никто из нас ничего не знает! О боги! Никто ничего не помнит!
Барсави подошел к юноше и схватил его за горло.
– Разве тебя о чем-то спрашивали? Или соскучился, не терпится принять участие? Ты молчал, когда шестеро твоих дружков один за другим отправились под воду. Чего же сейчас орешь?
– Пожалуйста, – прохрипел парень, жадно хватая воздух, едва Барсави ослабил хватку. – Прошу вас… это же бессмысленно. Во имя всего святого, капа, вы должны верить нам! Мы бы давно все рассказали, если б знали хоть что-то. Но мы ничего не помним! Мы просто не…
Капа заставил его заткнуться, с силой ударив по лицу. На мгновение в зале повисла тишина, прерываемая лишь хрипами и сдавленными рыданиями жертв.
– С какой стати я должен верить вам? Да будет тебе известно, Джулиан: я никому и ничего не должен. Ты пытаешься всучить мне дерьмо на палочке и утверждаешь, будто это жареная отбивная? Вы все занимались этим, даже не потрудившись запастись более или менее правдоподобной версией! Если бы вы слаженно врали… хрен вам в душу, я бы тоже разозлился, но, по крайней мере, мог бы понять это. Так нет же – вы целый день вопите, что просто ничего не помните! Вы – наиболее уважаемые после Тессо члены банды. Он сам вас выбрал! Его друзья, телохранители, его вернейшие пезоны. Тессо умер бы от стыда еще раз, наблюдая, как вы тут мешаете слезы с соплями и несете полный бред. Неужели ни один из вас не помнит, где он был прошлой ночью – как раз тогда, когда умер красавчик Тессо?
– Но это правда, капа Барсави. Умоляю вас…
– Еще раз спрашиваю – вы были пьяны?
– Нет, совсем нет!
– Может, вы обкурились? Все вместе?
– Нет-нет, мы ничего не курили… по крайней мере, все вместе.
– А как насчет гляделок? Чуть-чуть порошка от извращенных джеремитских алхимиков?
– Тессо нам не разрешал…
– Отлично, – Барсави небрежно, как бы ненароком, ударил юношу в солнечное сплетение. Наблюдая, как Джулиан судорожно хватает ртом воздух, капа покачал головой, затем повернулся и театрально воздел руки. – Что ж, раз мы перебрали все возможные объяснения вашей непонятной забывчивости, остается сослаться на колдовство или божественное вмешательство… Ах, извините, вы случайно не были заколдованы самими Двенадцатью Богами? Уж такое-то вы не просмотрели бы, правда?
Джулиан снова задергался в своих путах.
– Прошу вас, капа… прошу…
– Значит, все-таки не боги. Так я и думал. Боюсь, твоя маленькая игра чертовски меня утомила. Праведник!
Круглоголовый мужчина склонил голову, да так и застыл, прижав подбородок к груди и вытянув руки ладонями вверх, словно собирался принять подарок.
– Все это так скучно! Хотелось бы чего-нибудь ТВОРЧЕСКОГО. Если Федерико так ничего и не скажет, дадим Джулиану еще один, последний шанс.
Федерико начал визжать еще до того, как Барсави закончил говорить – по зале разнесся высокий отчаянный вопль, в котором жило предчувствие близкой запредельной боли. Локки изо всех сил сжал зубы, чтобы подавить дрожь. Как часто в этой жизни приходится сталкиваться с кровью и болью… Похоже, у Двенадцати Богов особый вкус к извращенной жестокости.
Мудрый Праведник подошел к маленькому столику, на котором рядом с горкой мелких стекляшек лежал плотный мешок с завязками. Он бросил в мешок несколько осколков и начал колотить им об стол. Дикие вопли Федерико заглушали звук бьющегося стекла, но Локки явственно представлял себе его. Несколько секунд спустя палач, очевидно, достиг желаемого результата. Захватив с собой мешок, он с неспешной ленцой направился к Федерико.
– Нет, нет… нет! Пожалуйста, не делайте этого… нет, прошу вас…
Удерживая одной рукой голову юноши на месте, Праведник быстро натянул мешок ему на голову и ловко затянул завязки на шее. Мешок заглушал крики мученика, которые становились все более истошными и бессвязными. Праведник начал мять мешок, сначала осторожно, почти нежно. Длинные пальцы палача вдавливали осколки в лицо Федерико. Сквозь ткань мешка начали проступать красные пятна. Палач месил мешок с ловкостью скульптора, придающего форму глине. Через какое-то время Федерико затих – из-под мешка доносились только страшные стоны. Локки молился всем Богам, чтобы несчастный поскорее впал в благословенное забытье.
Праведник увеличил силу нажима. Он давил там, где должны быть глаза юноши, нос, рот, подбородок. Ткань мешка насыщалась кровью, пока Федерико не перестал дергаться. Когда палач отнял руки от мешка, они выглядели так, будто он давил перезрелые помидоры. Грустно улыбаясь, Праведник отряхнул руки – с них стекали красные струйки. Затем так же молча он пошел к Джулиану, пристально глядя на него.
– Если даже это тебя не убедило, уж не знаю, что и делать, – вздохнул Барсави, – Это все, на что мы способны. Будешь говорить или нет?
– Капа, пожалуйста, – очень тихо прошептал Джулиан. – В этом нет нужды. Мне нечего вам сказать. Спросите меня о чем-нибудь другом… о чем угодно. Я все сделаю с радостью. Но то, что случилось прошлой ночью, для меня загадка. Я бы все рассказал вам – но, милостивые боги, я ничего не могу вспомнить. Пожалуйста, капа, верьте мне – я не стал бы ничего скрывать. Мы ведь были его верными пезонами, самыми преданными из всех.
– Искренне надеюсь, что не самыми, – Барсави, кажется, пришел к определенному решению. Он жестом подозвал сестер Беранджиас и указал на Джулиана. Сестры работали быстро и слаженно – аккуратно освободили юношу от узлов и кандалов, которые удерживали его на дыбе, но оставили все веревки, опутывавшие его от шеи до лодыжек, а затем без труда подняли дрожащего паренька.
– Ну, мои сладкие недоумки, похоже, мы сойдемся на шестнадцати солонах и пяти медяках. Хорошая сумма, ради этого имеет смысл тащить сюда телегу дерьма.
– Или держать ломбард, – широко усмехнулся Локки.
– Очень смешно! – огрызнулся старик, отсчитывая шестнадцать потертых серебряных монет и пять меньших медных кружочков. – Я дарю вам легендарное потерянное сокровище Каморра. Собирайте свое барахло и проваливайте до следующей недели. Если, конечно, Серый Король не выпустит из вас кишки за это время.
5
Когда Благородные Подонки, посмеиваясь про себя, вышли из лавки I арцы, дождь сменился мелкой моросью.
– Помните, как говаривал отец Цепп? – улыбнулся Локки. – Ничто не дарит большую свободу, чем постоянная недооценка со стороны окружающих.
– О боги, именно так! – Кало закатил глаза и высунул язык. – Будь мы еще чуточку посвободнее, оторвались бы от земли и улетели, как птички.
К плавучей крепости Барсави напрямую тянулся длинный мост, достаточно широкий, чтобы на нем разошлись два человека. На берегу его охраняли четверо, чье оружие хорошо просматривалось под промокшими плащами. Локки был уверен, что еще столько же, если не больше, стражей притаилось в засаде на расстоянии полета стрелы. Приблизившись к мосту, он проделал все сложные сигнальные знаки, установленные на текущий месяц. Разумеется, охрана хорошо знала Благородных Подонков, но здесь было не принято пренебрегать формальностями, особенно в такое неспокойное время.
– Привет, Ламора. – Самый старший из стражников, жилис-, тый старик с выцветшими татуировками в виде акул на шее и щеках, шагнул вперед. Воры крепко пожали друг другу руки. – Слыхал про Тессо?
– И ты тоже здравствуй, Бернел. Один из Серолицых уже сообщил нам по дороге. Так это правда насчет того, что его повесили и отрезали яйца?
– Истинная правда. Можешь представить себе, в каком настроении капа. Кстати, Нацца утром отдала распоряжение по этому поводу. Она хотела обязательно повидать вас. Так и сказала: придете с данью – не пускать, пока не встретитесь с ней. Вы же пришли платить дань, не так ли?
Вместо ответа Локки потряс маленьким мешочком, в котором звенели монеты – двадцать солонов Жеана и шестнадцать с небольшим Гарцы.
– А как же! Готовы исполнить свой долг честных подданных.
– Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь сейчас пришел по другой причине. Послушай, Локки, я знаю, что вы – особенные, у вас сама Нацца в друзьях и вообще… Но тем не менее ты же хочешь, чтобы сегодня все прошло гладко? Сегодня тут крутится много пезонов, и явных, и скрытых. Короче, все очень строго. Сейчас капа допрашивает парней из Полных Крон, где те были прошлой ночью.
– Допрашивает?!
– Да, по всем правилам. Так что следите сегодня за собой и ни в коем случае не делайте резких движений, хорошо?
– Уяснили, – протянул Локки. – Спасибо, что предупредил.
– Без проблем. Арбалетные болты тоже стоят денег. Стыдно тратить их на таких, как вы.
Бернел помахал им, и Благородные Подонки вступили на деревянный мост длиной в сто ярдов. Он упирался в корму неповоротливого судна, где были сняты несколько секций внешней обшивки, а на их место установлена пара окованных железом крепких дверей. Там тоже стояла охрана – вооруженные мужчина и женщина. Оба выглядели изрядно усталыми. Заметив приближающихся гостей, женщина стукнула в дверь четыре раза. Прошло несколько мгновений, прежде чем створки открылись внутрь. Подавив зевок, женщина вновь прислонилась к стене и поглубже натянула мокрый капюшон. Тучи уже относило к северу, и солнце снова начинало палить по-летнему.
Зал для публичных приемов на Плавучей Могиле был очень высоким, вчетверо выше человеческого роста. Это и неудивительно – горизонтальные переборки галеона сняли много лет назад, оставив только шкафут и верхнюю палубу. Пол и стены были выполнены из твердых пород светлого дерева. Переборки покрывали великолепные гобелены в черно-красных тонах с узором из акульих зубов, вытканных золотом и серебром. Тут тоже находилось полдюжины головорезов со взведенными арбалетами в руках. Поверх шелковых рубах на телохранителях были кожаные дублеты с металлическими накладками и боевые наручи; шеи их защищали плотные кожаные воротники. Да и зал выглядел под стать обитателям: вместо цветов и нарядных светильников – корзины для арбалетных болтов и стойки для запасных клинков.
– Эй, вы, полегче, – прикрикнула на стражей девушка, стоящая у них за спиной. – Понимаю, они выглядят охренеино подозрительно, но все-таки Серого Короля среди них не наблюдается.
На девушке были мужские бриджи и свободная блуза из черного шелка с пышными рукавами, поверх – рифленая кожаная кираса, причем, судя по ее виду, ее носили куда чаще, чем хранили в кладовке. По полу звонко процокали подбитые железом башмаки, вкус к которым она не потеряла с детства. Девушка радушно улыбнулась, но эта улыбка не затронула ее глаз, которые настороженно смотрели из-за стекол очков в простои черной оправе.
– Приношу извинения за подобный прием, дорогие мои, – обратилась Нацца Барсави ко всем Благородным Подонкам, но руку положила на левое плечо Локки. Она была выше его на добрых два дюйма. – Должна огорчить вас, но четверым придется подождать здесь, пока мы с Локки будем внутри. Вход только для гаррист. Папа сегодня в дурном настроении.
В этот момент из-за дверей, ведущих во внутренние покои Плавучей Могилы, раздался приглушенный вопль, за ним последовали неясные звуки – крики, проклятья, опять вопли. Нацца потерла виски и со вздохом откинула со лба непослушную прядь.
– Дознание с пристрастием, – пояснила она. – С целью подробного выяснения обстоятельств у ребят из Полных Крон папа пригласил Мудрого Праведника.
– Тринадцать Богов! – пробормотал Кало. – Уж лучше мы подождем здесь.
– Точно, – поддержал его Галь до, полез в карман и вытащил слегка намокшую колоду карт. – Полагаю, мы и здесь найдем себе неплохое занятие. Скучать не придется.
Он лучезарно улыбнулся охранникам, но те при виде братьев Санца с картами в руках не проявили ни малейшего воодушевления. Некоторые просто попятились, другие, казалось, испытали желание снова взяться за арбалеты.
– Да что ж это такое, парни! – обиженно воскликнул Гальдо. – И вы туда же? Все это брехня чистейшей воды! Просто у всех за тем столом выдался на редкость неудачный вечер…
За широкими тяжелыми дверями открывался короткий пустой коридор. Охраны здесь не было. Нацца плотно прикрыла двери и лишь потом повернулась к Локки, протянула руку и пригладила его мокрые волосы. Уголки губ у нее печально опустились.
– Здравствуй, пезон. Я смотрю, ты опять недоедаешь.
– Да нет, я вроде питаюсь регулярно.
– Может, и регулярно, но недостаточно плотно. Помнится, когда-то давно я уже говорила, что ты похож на скелет.
– А я, помнится, был удивлен, что семилетняя девочка так бессовестно клянчит выпивку.
– Возможно, ты и прав – тогда я действительно перебрала. Но, надеюсь, сегодня ты простишь мне мою бесцеремонность. Пойми, Локки, дела у папы совсем плохи. Потому я и решила перехватить тебя до того, как вы с ним увидитесь. Полагаю, он заведет разговор… о некоторых вещах. И я хочу, чтобы ты… Неважно, что он потребует… но, Локки, ради меня… не прекословь ему. Соглашайся, понимаешь?
– Но это же естественно, Нацца! Ни один гарриста, если он, конечно, ценит жизнь, не поступит иначе. Неужели ты думаешь, что сегодня – особенно сегодня! – я пришел сюда сознательно злить его? Да если твой отец прикажет полаять, как собака, я тут же спрошу: «Какой породы, ваша честь?»
– Я понимаю, прости… Но я о другом: он не в себе, Локки. Он напуган. Безумно, неподдельно напутан. Я помню, каким угрюмым он был, когда умерла мама, но сейчас… Он кричит во сне. Пьет и принимает опиум каждый день, просто чтобы продержаться. Раньше только мне запрещалось покидать Могилу, но сейчас он велит сидеть здесь и Анжаису, и Пачеро. С нами постоянно пятьдесят стражей. Наверное, герцога – и того так не охраняют! Папа с братьями спорили об этом всю ночь.
– Что тут скажешь, Нацца? Мне… поверь, мне очень жаль. Но я не вижу, чем могу помочь. И о чем же он собирается просить меня?
Нацца бросила на него нерешительный взгляд, открыла было рот, но затем передумала. Она стояла, нахмурившись и плотно сжав губы.
– Черт побери, Нацца! Я сделаю все, что ты попросишь. Ради тебя я готов прыгнуть в залив и заарканить акулу. Но сначала ты должна мне рассказать, насколько эта акула большая и голодная. Понимаешь?
– Да. Послушай, Локки… право же, мне неловко, но думаю, будет лучше, если он сам скажет тебе. Ты просто помни, о чем мы с тобой говорили. Слушайся его. Повинуйся… а потом мы как-нибудь разберемся, ладно? Если оно у нас будет – это потом.
– ЕСЛИ? Ты пугаешь меня, Нацца. Во мне борются страх и любопытство.
– Что делать, Локки, так уж сложилось… Все очень плохо. Серый Король подбирается к папе. У бедного Тессо было шестьдесят бойцов, и десять из них находилось при нем неотлучно. Ты же знаешь, Тессо ходил в любимчиках, папа строил на его счет определенные планы – и вот… Долгие годы он все делал по-своему, а сейчас… я даже не уверена, держит ли он ситуацию в руках. Мне кажется, папа решил свернуть все дела и просто отсидеться тут с нами. Он настроен на долгую осаду.
– О-хо-хо, – тяжко вздохнул Локки. – Ты сама знаешь, что до сих пор он действовал вполне благоразумно, и я уверен…
– Да это чистое безумие – сидеть вот так взаперти до скончания веков! Раньше папа половину вечеров проводил в «Последней ошибке». В любое время дня и ночи он гулял по докам, по Маре Каморрацце, по Муравейнику. Он не боялся показываться на Процессии Теней и бросал медяки в толпу! Это герцог Каморра может запереться в своей башне и править по установленным законам. У капы Каморра так не получится. Он обязан появляться на людях!
– О да, и подставляться наемным убийцам Серого Короля.
– Локки, я торчу на этом долбаном корыте уже два месяца и знаю, о чем говорю. Поверь, здесь мы ничуть не в большей безопасности, чем если бы купались нагишом в самой грязной луже самого захудалого двора в Чертовом Котле! – Нацца сжалась и так крепко обхватила себя руками, что кожаный доспех на ней заскрипел. – Что нам делать? Кто такой этот Серый Король и где он прячется? Кто его люди? Мы сидим и ничего о нем не знаем… А эта сволочь преспокойно убивает наших подчиненных – по своему выбору, ни за что ни про что. Это неправильно! Мы чего-то не понимаем… за ним стоит какая-то сила, о которой мы не догадываемся.
– У него есть ум и удача. Но это не навечно, поверь мне, Нацца.
– Дело не только в его хитрости и везучести, Локки. Согласна, на любую старуху бывает случайная беременность… – Она нервно хихикнула. – Но знать бы, что припасено у него в рукаве? Какие-то сведения? Или люди? Если только ему не помогает кто-то… если в нашем стане не завелись предатели – а я почти уверена, что до сих пор этого не было, – значит, он намного превосходит нас по всем статьям.
– До сих пор?
– Не придуривайся, Локки! Дела будут катиться по наезженной колее – даже при том, что мы с папой безвылазно торчим на Плавучей Могиле. За нас работают Анжаис и Пачеро. Однако если ои перестанет выпускать и их, все полетит на хрен. Возможно, гарристы сочтут разумным, когда прячется часть семьи Барсави. Но если мы ВСЕ запремся здесь, они назовут нас трусами. И не мне объяснять, что они недолго будут перешептываться у нас за спиной. Вожаки попросту выберут нового капу… или несколько кап. Или даже самого Серого Короля.
– Не думаю, что твои братья согласятся сидеть взаперти.
– Все зависит от того, насколько съехала крыша у нашего старика. Но даже если они сохранят свободу передвижения, это не решит всех проблем. Посмотри, мы уже проигрываем! Под нами ходит три тысячи ножей, а этот призрак скрутил нас в бараний рог!
– Ты думаешь, здесь замешано колдовство?
– Я могу подозревать все, что угодно. По слухам, Серый Король может убить одним своим прикосновением. Говорят, будто холодное железо не причиняет ему вреда. Тут впору заподозрить самих богов. Анжаис и Пачеро смеются надо мной… думают, я схожу с ума! Сами-то они расценивают происходящее как обычную войну за власть. Считают, что стоит потянуть время, запереть в безопасном месте старика-отца с младшей сестренкой и подождать, пока противник раскроет свои карты. А затем ответить ударом на удар. Но у них ничего не выйдет, Локки. Мне все это напоминает игру в кошки-мышки. Рано или поздно кошка сомкнет когти, как бы мышка ни дергалась. Неужели вы не понимаете?!
– Нацца, я знаю, ты взволнована. Говори – я буду слушать и молчать как рыба. Можешь кричать на меня, если хочешь. Но скажи, что я могу сделать при таком раскладе? Я всего-навсего простой вор, один из самых мелких подчиненных твоего отца. Спорим, если ты найдешь во всем Каморре банду меньшую, чем моя, я готов перекинуться в карты в пасти у акулы!
– Я хочу, чтобы ты успокоил папу, Локки. Мне необходимо привести его в состояние, хотя бы отдаленно напоминающее обычное, чтобы он мог выслушать меня серьезно. Вот почему я прошу тебя отправиться туда и постараться порадовать его. Как-нибудь особенно порадовать. Пусть он увидит перед собой преданного гарристу, который готов немедленно выполнить любое приказание. Как только он начнет строить планы на будущее, это будет означать, что он пришел во вменяемое состояние.
Короткий коридор упирался в еще одни массивные двери, похожие на те, что вели в приемный зал. Однако в отличие от первых эти двери оказались заперты на сложный вераррскии замок, в котором часовой механизм приводил в действие целую систему надежных стальных засовов. В центре двери виднелась дюжина замочных скважин. Нацца сняла два ключа с цепочки, которую носила на шее, и, загородившись от Локки, принялась возиться с замком. Механизм внутри двери пришел в движение, раздалась серия щелчков – это срабатывали скрытые запоры. Железные засовы пришли в движение, и дверь открылась.
Раздался очередной крик; не приглушенный толстыми стенами, он прозвучал нестерпимо громко и отчаянно.
– Смотреть еще хуже, чем слушать, – предупредила девушка.
– Нацца, я в курсе, какую работу выполняет Праведник для твоего отца.
– Знать – одно, а видеть собственными глазами… Обычно Мудрый Праведник берет одного-двоих за раз. А сегодня папа заставил этого подонка работать целый день.
6
– Я, кажется, ясно дал понять, что мне это не нравится, – зловеще проговорил капа Барсави. – Почему же ты упорствуешь и заставляешь меня повторяться?
Темноволосый юноша был распят на деревянной дыбе. Он висел вниз головой, удерживаемый за кандалы на ногах, с вывернутыми до предела руками. Кулак капы попал несчастному в район подмышки – раздался звук, похожий на удар молотка для отбивания мяса. Брызнул пот, узник закричал, извиваясь в своих оковах.
– Зачем ты так оскорбляешь меня, Федерико? – кулак старика с выставленными костяшками снова обрушился в то же самое место. – Может, потрудишься придумать более убедительную байку?
Ребром ладони капа Барсави ударил Федерико по горлу. Парнишка задохнулся: кровь, пот и слюна текли ему в нос.
Сердцевина Плавучей Могилы напоминала роскошную бальную залу со скругленными углами. Теплый янтарный свет сочился из хрустальных шаров, подвешенных на серебряных цепях под самым потолком. Лестницы вели на круговые галереи, а уже оттуда – на часть палубы под шелковыми навесами. В дальнем конце зала на возвышении стояло большое удобное деревянное кресло, в котором капа Барсави обычно принимал посетителей. Убранство зала отличалось изысканным вкусом и роскошью, но сегодня здесь было неприятно находиться – в воздухе стоял запах пота, страха и обмоченных штанов.
Под потолком полукругом крепилось восемь деревянных рам, которые при необходимости можно было спускать вниз. На одной из них сейчас и висел несчастный Федерико. Надо сказать, Барсави достаточно часто занимался подобными делами, так что присутствие пыточного инвентаря в его покоях выглядело вполне оправданным. Шесть из восьми окровавленных стоек уже пустовало, на двух последних корчились пленники.
Капа обернулся на звук открываемой двери. Увидев дочь с Локки, он коротко кивнул им и жестом приказал подождать у стены. С возрастом Барсави не утратил своей массивности, за которую его часто сравнивали с быком, но стал как-то круглее и мягче. Три его бороды теперь опирались на тройной подбородок, вся фигура излучала довольство и умиротворение. Но в последнее время под глазами капы залегли темные круги, а щеки приобрели нездоровый румянец под воздействием неумеренных возлияний. Похоже, даже привычные пытки были для него непосильным напряжением – вспотевший и раскрасневшийся, Барсави скинул камзол и стоял возле дыбы в одной шелковой рубашке. Кроме капы и его жертв, в комнате находились Анжаис и Пачеро Барсави, старшие братья Наццы. Анжаис являлся миниатюрной копией отца – тот же капа, но за вычетом тридцати лет и двух бород. Пачеро же скорее походил на сестру – высокий, стройный, с непокорно вьющимися волосами. Оба брата тоже носили очки: покойную мадам Барсави, страдавшую близорукостью, угораздило передать свой недостаток всем трем выжившим детям.
Поодаль, возле стены, стояли в ленивых позах две женщины. Они отнюдь не являли собой образец красоты и изящества: лица невыразительные, на загорелых руках, изуродованных многочисленными шрамами, бугрились почти мужские бицепсы. Обе давно миновали юношеский возраст, но, несмотря на это, буквально излучали ауру силы и физического здоровья. Неразличимо похожие, близнецы Черина и Раиза Беранджиас были величайшими контрареквиллами, каких видел Каморр за свою многовековую историю. Всегда выступая в паре, сестры дали уже больше сотни представлений на Речных Игрищах, в ходе которых сражались с волчьими акулами, кальмарами, удильщиками и другими хищниками Стального моря.
Последние пять лет сестры Беранджиас служили личными телохранительницами и палачами капы Барсави. Их длинные дымно-черные гривы были убраны под серебряные сетки, украшенные блестящими акульими зубами. Если верить молве, каждый такой зуб означал смерть человека – одного из тех, которых сестры убили по приказу Барсави.
И, наконец, следовало упомянуть последнего из присутствующих в зале людей – хотя, зная его репутацию, вряд ли кто-нибудь решился бы назвать его «последним». Это был Мудрый Праведник – круглоголовый мужчина средних лет и умеренной комплекции. Его коротко стриженые волосы соломенного цвета выдавали принадлежность к исконно теринскому роду – таких светловолосых людей нередко можно было видеть в западных городах Картена и Лашена. Глаза Праведника всегда казались подернутыми влагой, как будто он вот-вот заплачет под действием сильных чувств, но выражение лица при этом оставалось неизменно безразличным. Вероятно, Мудрый Праведник был самым флегматичным человеком в Каморре – даже ногти своим жертвам он выдирал с равнодушием человека, полирующего туфли. Капа Барсави слыл весьма опытным специалистом по части пыток, но в случае затруднения всегда обращался за помощью к Праведнику – а уж тот никогда не разочаровывал своего хозяина.
– Он ничего не знает! – вдруг завизжал последний из пленников, которого, по всей видимости, еще не трогали. После того как Барсави нанес очередной изуверский удар Федерико, у парня сдали нервы. – Капа… ваша честь, умоляю! Никто из нас ничего не знает! О боги! Никто ничего не помнит!
Барсави подошел к юноше и схватил его за горло.
– Разве тебя о чем-то спрашивали? Или соскучился, не терпится принять участие? Ты молчал, когда шестеро твоих дружков один за другим отправились под воду. Чего же сейчас орешь?
– Пожалуйста, – прохрипел парень, жадно хватая воздух, едва Барсави ослабил хватку. – Прошу вас… это же бессмысленно. Во имя всего святого, капа, вы должны верить нам! Мы бы давно все рассказали, если б знали хоть что-то. Но мы ничего не помним! Мы просто не…
Капа заставил его заткнуться, с силой ударив по лицу. На мгновение в зале повисла тишина, прерываемая лишь хрипами и сдавленными рыданиями жертв.
– С какой стати я должен верить вам? Да будет тебе известно, Джулиан: я никому и ничего не должен. Ты пытаешься всучить мне дерьмо на палочке и утверждаешь, будто это жареная отбивная? Вы все занимались этим, даже не потрудившись запастись более или менее правдоподобной версией! Если бы вы слаженно врали… хрен вам в душу, я бы тоже разозлился, но, по крайней мере, мог бы понять это. Так нет же – вы целый день вопите, что просто ничего не помните! Вы – наиболее уважаемые после Тессо члены банды. Он сам вас выбрал! Его друзья, телохранители, его вернейшие пезоны. Тессо умер бы от стыда еще раз, наблюдая, как вы тут мешаете слезы с соплями и несете полный бред. Неужели ни один из вас не помнит, где он был прошлой ночью – как раз тогда, когда умер красавчик Тессо?
– Но это правда, капа Барсави. Умоляю вас…
– Еще раз спрашиваю – вы были пьяны?
– Нет, совсем нет!
– Может, вы обкурились? Все вместе?
– Нет-нет, мы ничего не курили… по крайней мере, все вместе.
– А как насчет гляделок? Чуть-чуть порошка от извращенных джеремитских алхимиков?
– Тессо нам не разрешал…
– Отлично, – Барсави небрежно, как бы ненароком, ударил юношу в солнечное сплетение. Наблюдая, как Джулиан судорожно хватает ртом воздух, капа покачал головой, затем повернулся и театрально воздел руки. – Что ж, раз мы перебрали все возможные объяснения вашей непонятной забывчивости, остается сослаться на колдовство или божественное вмешательство… Ах, извините, вы случайно не были заколдованы самими Двенадцатью Богами? Уж такое-то вы не просмотрели бы, правда?
Джулиан снова задергался в своих путах.
– Прошу вас, капа… прошу…
– Значит, все-таки не боги. Так я и думал. Боюсь, твоя маленькая игра чертовски меня утомила. Праведник!
Круглоголовый мужчина склонил голову, да так и застыл, прижав подбородок к груди и вытянув руки ладонями вверх, словно собирался принять подарок.
– Все это так скучно! Хотелось бы чего-нибудь ТВОРЧЕСКОГО. Если Федерико так ничего и не скажет, дадим Джулиану еще один, последний шанс.
Федерико начал визжать еще до того, как Барсави закончил говорить – по зале разнесся высокий отчаянный вопль, в котором жило предчувствие близкой запредельной боли. Локки изо всех сил сжал зубы, чтобы подавить дрожь. Как часто в этой жизни приходится сталкиваться с кровью и болью… Похоже, у Двенадцати Богов особый вкус к извращенной жестокости.
Мудрый Праведник подошел к маленькому столику, на котором рядом с горкой мелких стекляшек лежал плотный мешок с завязками. Он бросил в мешок несколько осколков и начал колотить им об стол. Дикие вопли Федерико заглушали звук бьющегося стекла, но Локки явственно представлял себе его. Несколько секунд спустя палач, очевидно, достиг желаемого результата. Захватив с собой мешок, он с неспешной ленцой направился к Федерико.
– Нет, нет… нет! Пожалуйста, не делайте этого… нет, прошу вас…
Удерживая одной рукой голову юноши на месте, Праведник быстро натянул мешок ему на голову и ловко затянул завязки на шее. Мешок заглушал крики мученика, которые становились все более истошными и бессвязными. Праведник начал мять мешок, сначала осторожно, почти нежно. Длинные пальцы палача вдавливали осколки в лицо Федерико. Сквозь ткань мешка начали проступать красные пятна. Палач месил мешок с ловкостью скульптора, придающего форму глине. Через какое-то время Федерико затих – из-под мешка доносились только страшные стоны. Локки молился всем Богам, чтобы несчастный поскорее впал в благословенное забытье.
Праведник увеличил силу нажима. Он давил там, где должны быть глаза юноши, нос, рот, подбородок. Ткань мешка насыщалась кровью, пока Федерико не перестал дергаться. Когда палач отнял руки от мешка, они выглядели так, будто он давил перезрелые помидоры. Грустно улыбаясь, Праведник отряхнул руки – с них стекали красные струйки. Затем так же молча он пошел к Джулиану, пристально глядя на него.
– Если даже это тебя не убедило, уж не знаю, что и делать, – вздохнул Барсави, – Это все, на что мы способны. Будешь говорить или нет?
– Капа, пожалуйста, – очень тихо прошептал Джулиан. – В этом нет нужды. Мне нечего вам сказать. Спросите меня о чем-нибудь другом… о чем угодно. Я все сделаю с радостью. Но то, что случилось прошлой ночью, для меня загадка. Я бы все рассказал вам – но, милостивые боги, я ничего не могу вспомнить. Пожалуйста, капа, верьте мне – я не стал бы ничего скрывать. Мы ведь были его верными пезонами, самыми преданными из всех.
– Искренне надеюсь, что не самыми, – Барсави, кажется, пришел к определенному решению. Он жестом подозвал сестер Беранджиас и указал на Джулиана. Сестры работали быстро и слаженно – аккуратно освободили юношу от узлов и кандалов, которые удерживали его на дыбе, но оставили все веревки, опутывавшие его от шеи до лодыжек, а затем без труда подняли дрожащего паренька.