– Прийти сюда меня заставила кровь моей дочери, а не твой зов, – отрезал Барсави.
   – Не имеет значения, – безразлично пожал плечами Локки, но в душе горячо взмолился: «О боги! Нацца, голубка, прости меня, если сможешь». – Вряд ли ты был столь же чувствителен двадцать лет назад, когда завоевывал для себя этот город.
   – Значит, по твоему мнению, сейчас происходит именно это? – усмехнулся Барсави. – Ты отнимаешь у меня мой город?
   Теперь их разделяло каких-то сорок футов.
   – Да, я вызвал тебя, чтобы обсудить наши разногласия, – заявил Локки. – Так сказать, разрешить их к обоюдному удовольствию.
   Похоже, он все делал правильно. Во всяком случае, Сокольничий не считал нужным вмешиваться.
   – Боюсь, это невозможно, – отрезал капа Барсави. Он вскинул левую руку, и из толпы вышел человек. Локки впился в него взглядом: немолодой, лысеющий, по виду не силач и, главное – совершенно безоружный. Любопытно… Приближавшийся человечек откровенно трусил.
   – Делай, как мы договорились, Аймон, – подбодрил его капа. – Сделай это, и я честно выполню свою часть обязательств.
   Безоружный мужчина по имени Аймон медленно, через силу дви-нулся вперед, с нескрываемым ужасом глядя на серую неподвижную фигуру. Шаг, еще шаг… Несмотря на свой страх, он приближался к Локки, а все остальные – десятки людей – молча за ним наблюдали.
   – Надеюсь, он знает, что делает, – с добродушной усмешкой обронил Локки.
   – Сейчас мы это увидим, – откликнулся Барсави.
   – Ты же знаешь, что меня нельзя ни зарезать, ни пронзить стрелой, – напомнил Локки. – А твой человек умрет, как только попробует прикоснуться ко мне.
   – Я слышал об этом, – хладнокровно ответил капа.
   Аймон продолжал двигаться вперед. Расстояние между ним и Локки сократилось до тридцати футов, затем до двадцати…
   – Остановись, Аймон, – тихо произнес Локки. – Тебя просто используют.
   «О боги, не дайте этому случиться, – взмолился он в душе. – Не вынуждайте Сокольничего убивать его!»
   Аймон по-прежнему шел вперед – челюсть у него тряслась, сиплое дыхание со свистом вырывалось из груди. Он выставил перед собой трясущиеся руки, как человек, который собирается войти в огонь.
   «Всемогущий Тринадцатый, сделай так, чтоб он испугался! – воззвал Локки. – Пожалуйста, пусть он остановится. Сокольничий, нашли на него страх… ты же можешь! Сделай что-нибудь, чтобы не пришлось его убивать». По спине у него ручейком сбегал пот. Локки вскинул голову и попытался поймать взгляд безумца. Теперь их разделяло не более десяти футов.
   – Аймон, тебя предупредили, – строго произнес Локки. – Ты подвергаешь себя смертельной опасности.
   – О да, – ответил мужчина дрожащим голосом. – Я знаю это.
   Он сделал последний шаг, протянул обе руки и крепко ухватился за правый рукав мнимого Серого Короля.
   Внутри Локки все сжалось. И хотя он знал, что несчастного Аймона убьет Сокольничий, а не он сам…
   И… ничего не произошло. Он отпрянул назад, вырываясь из цепких рук человечка.
   В глазах Аймона вспыхнул безумный огонь, и в следующий миг он, к ужасу Локки, прыгнул вперед и обеими руками вцепился в свою добычу – так изголодавшаяся птица-падальшик набрасывается на тухлое мясо.
   – А-а-а! – разнесся его крик. На какой-то безумный миг Локки подумалось: «Ну вот, свершилось…» Но ничего подобного: Аймон был вполне жив и к тому же держал его мертвой хваткой.
   – Хрен тебе в душу! – запоздало спохватился Локки. Он попытался занести левый кулак, чтобы ударить противника, но момент был упущен: диспозиция сложилась не в его пользу. Он с трудом удерживал равновесие, а Аймон навалился на него с немыслимой для такого доходяги силой.
   – А-а-а-а!!! – теперь в его вопле слышался откровенный триумф. Локки успел этому удивиться, прежде чем оступился и упал на собственный зад.
   И тут все пришло в движение – застучали десятки башмаков, черные силуэты метнулись к Локки, ухватили его за руки, за ноги и буквально распяли на грязной каменной поверхности.
   Капа Барсави растолкал толпу, властным движением отодвинул в сторону ошалевшего Аймона и оказался лицом к лицу с распластанным Локки. На его грубом расплывшемся лице застыло радостное предвкушение.
   – Так-так, ваше величество, – с расстановкой проговорил он. – Готов поспорить, что вы удивлены не меньше моего. Теперь все в порядке – я вижу перед собой обделавшегося вонючего урода.
   Его люди загомонили и засмеялись. Затем пудовый кулак капы обрушился Локки под дых, и воздух со свистом вылетел из его легких. Черная волна боли с головой накрыла Благородного Подонка, и он с пронзительной ясностью осознал, как крупно и непоправимо влип.
 
4
 
   – Я бы сказал, что все это невероятно странно, – продолжал капа Барсави, прохаживаясь взад-вперед перед своим пленником. Локки по-прежнему лежал неподвижно, удерживаемый десятками рук, и мог лишь следить за стариком. – Ну-ка, парни, откиньте его дурацкий капюшон.
   Тут же бесцеремонные пальцы ухватились за его плащ, потянули назад. Капа холодно смотрел на беспомощного распростертого человека, и рука его бессознательно поглаживала бороду, обильно тронутую сединой.
   – Все серое, с ног до головы… Прямо как на сцене, – усмехнулся Барсави. – А какой тощий! Что за недомерок попался нам сегодня, ребята! И ведь именует себя Серым Королем, повелителем теней, туманов и чего-то там еще!
   Капа презрительно, наотмашь ударил Локки по лицу – раз, другой… Тот даже не сразу ощутил жгучую боль – настолько сильным было потрясение. Голова его поникла, но тут же грубые руки потянули сзади за волосы и заставили смотреть прямо в лицо мучителю. Мысли, как безумные, ходили по кругу. Что происходит? Неужели люди Барсави накрыли Сокольничего? Может, они что-то предприняли, как-то отвлекли его? Слабо верится, чтобы капа рискнул убить контрмага… но вдруг?
   – Мы знаем, что тебя нельзя ранить ножом или пронзить стрелой, – продолжал издеваться Барсави. – Какая жалость! Но как насчет простых побоев, а? Любопытная штука – чары этого контрмага. Весьма своеобразная, не правда ли?
   И он снова под одобрительный шумок своих приспешников пнул Локки в живот. Тот подсознательно попытался закрыться, скорчиться, но его пленители держали крепко, не позволяя даже вздохнуть, пока волны мучительной боли захлестывали тело.
   – Знаешь ли, – усмехнулся старик, – а ведь сегодня утром один твой парень объявился у меня на Плавучей Могиле.
   У Локки по спине побежали мурашки.
   – Прислав тело Наццы в таком виде, ты оскорбил своим деянием не одного меня, – продолжал Барсави, и тон его не предвещал ничего хорошего. – Похоже, кое-кто из вашей команды не разделяет твоего чувства юмора и счел это недопустимым осквернением. Так или иначе, мы потолковали с твоим человечком и, можно сказать, сторговались. Он порассказал мне много удивительного, раскрыл все твои хитрые фокусы… Вот так-то. История про то, что ты убиваешь одним прикосновением – дерьмо собачье.
   «Попался! – прошелестел неслышный голос где-то на грани сознания Локки – отнюдь не голос Сокольничего. – Попался, попался». Вот хрен! Ну разумеется, контрмага не схватили и не отвлекли… Теперь все окончательно стало на свои места.
   – Правда, я не был ни в чем уверен до последнего момента – твой парень мог и обмануть, – продолжал откровенничать капа. – Поэтому пришлось подстраховаться с Аймоном, которого, я уверен, ты не знаешь лично. Дело в том, что этот человек все равно умирает. У него что-то вроде рака легких – опухоли повсюду, и в спине, и в брюхе. Врач сказал, это не лечится. Жить ему осталось от силы месяц-другой, – Барсави одобрительно, даже с какой-то гордостью похлопал по плечу доходягу Аймона. – Вот я и предложил – почему бы тебе не выйти вперед, Аймон, и не попытаться сцапать этого маленького грязного ублюдка? Если он действительно убьет тебя одним прикосновением – что ж, ты получишь легкую смерть. Зато если такого не случится…
   Капа ухмыльнулся, щеки его при этом пошли гротескными морщинами.
   – Тогда я получу тысячу полновесных крон, – хихикнул Аймон.
   – Это для начала, – веско произнес Барсави. – Я дал обещание и намерен его сдержать. Более того, я собираюсь его расширить. Я пообещал Аймону, что он умрет на собственной вилле, в окружении золота и шелков, и его будут ублажать полдюжины девочек из Гильдии Лилий по его собственному выбору. Клянусь, я придумаю для него еще что-нибудь этакое! Аймон Дансьер проживет остаток жизни не хуже нашего гадского герцога. И все потому, что сегодня ночью он показал себя самым храбрым из мужчин Каморра.
   В толпе поднялся одобрительный гомон: люди захлопали и застучали ладонями по своим облаченным в кожу бокам.
   – Вот пример тебе, подлому, трусливому куску дерьма, который убил мою единственную дочь. Который даже не посмел сделать это своими руками, передоверив дело грязной магии. Мерзкий отравитель! – Барсави с презрением плюнул в лицо Локки, и тот даже сквозь плотную массу грима почувствовал тепло капель. – Твой человек рассказал мне, как контрмаг сначала навел свои чары, а затем решил бросить тебя. Подонок, ты был настолько самоуверен, что не захотел платить ему! Что ж, я от души аплодирую твоей бережливости.
   Капа сделал знак сыновьям, и те шагнули к Локки. Лица их были подобны высеченным из камня маскам. Одинаковым зловещим жестом они сняли очки и убрали их в карманы камзолов. Локки открыл было рот, желая объясниться… и промолчал, поскольку на него нахлынуло окончательное понимание ситуации. Его положение было даже хуже, чем показалось ему вначале. Откровенно говоря, он даже не мог представить себе такой кучи дерьма, в которой сейчас оказался.
   Конечно, он мог бы сейчас открыться – содрать накладные усы, оттереть фальшивые морщины, с рыданиями поведать капе свою историю, – но что это даст? Ему все равно не поверят – ведь он только что на глазах у всех использовал защитные чары контрмага. А если он назовет свое настоящее имя, сотни людей Барсави тут же начнут охоту за Жеаном, Жуком и братьями Санца. Благородные Подонки не посмеют и носа сунуть на улицы Каморра, ибо за их жизнь никто не даст и ломаного медяка.
   Нет, если он не хочет подставлять товарищей, ему придется играть роль Серого Короля до самого конца – и надеяться, что конец этот будет не слишком мучительным. А что до Локки Ламоры… он просто исчезнет, растворится в пустоте. Пусть друзья куда-нибудь уедут и начнут новое дело в расчете на удачу.
   Чувствуя, как на глаза ему наворачиваются жгучие слезы, Локки заставил себя нагло усмехнуться в лицо братьям Барсави.
   – Ну что, дворняжки? – прошипел он. – С вашим отцом мы уже познакомились. Посмотрим, на что способны вы.
   Анжаис и Пачеро умели убить человека одним-единственным ударом, но сейчас это не входило в их намерения. Они били Локки долго и со вкусом – отбили все ребра, ободрали кожу с рук, отшибли бока, вволю попинали его несчастную голову – она моталась из стороны в сторону, как привязанная, – и так сместили позвонки в спине, что каждый вдох отзывался мучительной болью. Наконец Анжаис снова швырнул его на землю пинком и, склонившись, поднял за подбородок – так, чтобы посмотреть в глаза.
   – А это тебе подарочек от Локки Ламоры, – произнес он. Придерживая подбородок одним пальцем, он нанес Локки такой мощный удар, что у того перед глазами будто взорвалась молния. Затем все затянула багровая тьма, в которой плавали ослепительные звезды. Закашлявшись, Локки сплюнул кровью и облизал разбитые опухшие губы.
   – Теперь настало время для моего отцовского правосудия, – раздался голос капы Барсави, и он трижды хлопнул в ладоши.
   На улице послышался шум: кто-то поднимался по каменным ступеням с тяжелым грузом, нещадно кляня все на свете. Затем в дверном проеме показалось с полдюжины людей капы Барсави, тащивших огромную деревянную бочку – точно такую же, в какой доставили несчастную Наццу. Погребальная бочка… Толпа вокруг капы Барсави и его сыновей расступилась, чтобы дать пройти носильщикам. Те опустили свою ношу на пол, и Локки услышал, как внутри тяжело колыхнулась жидкость.
   «О Тринадцать Богов!» – пронеслось у него в голове.
   – Нельзя зарезать, нельзя пронзить, – приговаривал капа, будто размышляя вслух. – Но, как выяснилось, тебя вполне можно избить. И, конечно же, тебе требуется воздух, чтобы дышать…
   Двое из его слуг откинули крышку бочки и подтащили Локки поближе. В лицо ему ударила такая удушающая вонь конской мочи, что Локки поперхнулся и зашелся в мучительном кашле пополам с тошнотой.
   – Смотрите, как плачет Серый Король, – прошептал Барсави. – Смотрите, как он рыдает. Это зрелище я сохраню в памяти до конца дней, как самую большую драгоценность, – голос его окреп и возвысился. – Скажи, а дочь моя Нацца рыдала? Она плакала, размазывая слезы, когда ты ее казнил? Что-то мне не верится.
   Теперь капа кричал на всю Гулкую Дыру:
   – Посмотрите на него в последний раз! Он получит то же, что и моя дочь Нацца Барсави. Он умрет той же смертью, что и она – но от моей руки!
   Как Локки ни упирался, Барсави подтащил его за волосы к проклятой бочке и едва не окунул лицом в ее содержимое. На какое-то безумное мгновение Локки возликовал, что его желудок пуст и не может ничего извергнуть наружу. Однако сухие спазмы, сотрясавшие его измученное тело, быстро заставили позабыть об этой глупости.
   – Я убью тебя одним легким движением, – продолжал капа, глотая слезы. – Шевельну пальцем – и тебе конец, выродок. И даже не мечтай о яде! Я не дам тебе легкой смерти. Ты у меня выпьешь эту чашу до дна… все распробуешь, пока не сдохнешь.
   Кряхтя и ворча, он приподнял Локки за шиворот. На помощь ему кинулись несколько человек. Вместе они перевалили мнимого Серого Короля через край бочки и швырнули его вниз головой… о боги, прямо в густую тепловатую мерзость, которая заслонила собой весь мир вокруг. В зловонную тьму, которая обожгла его глаза и многочисленные ушибы, прежде чем поглотить целиком…
   Люди капы захлопнули крышку и накрепко заколотили ее деревянными молотками и обухами топоров. Напоследок Барсави грохнул по ней кулаком и широко, облегченно улыбнулся, хотя по щекам у него продолжали течь слезы.
   – Вот тебе твои переговоры, грязный подонок!
   Толпа вокруг зашумела и заулюлюкала. Вверх взлетели десятки рук с дымящими факелами, породив причудливые тени на стенах.
   – А теперь бросьте в море этого ублюдка, – велел капа, махнув в сторону водопада.
   Тут же с десяток человек подхватили тяжеленную бочку и со смехом потащили ее в северо-западный угол – туда, где шумный водопад низвергал свои воды с потолка и уходил в бездонную черную дыру диаметром примерно восемь футов.
   – Раз-два, взяли, – скомандовал один из них. На следующий счет помощники капы сбросили бочку вниз. Через несколько мгновений оттуда донесся тяжелый всплеск – дело было сделано. Носильщики отряхнули руки и радостно загомонили.
   – Сегодня ночью, – выкрикнул Барсави, – герцог Никованте может спокойно спать в своей стеклянной башне! Ибо проклятый Серый Король навечно упокоился в бочке с мочой – так я решил! Сегодня моя ночь! Кто правит Каморром?
   – Барсави!!! – вырвался оглушительный крик из десятков глоток. Он разнесся по всей Гулкой Дыре, отразился от чуждых символов на стенах и вернулся к капе. Тот стоял посреди ликующей толпы – гордый и недоступный.
   – Сегодня ночью, – продолжал он, – пошлите гонцов во все уголки моих владений! Пусть несутся в «Последнюю ошибку»! Пусть бегут в Огневой район! Разбудите Чертов Котел и Муравейник, Отстойник и Западню! Скажите всем, что сегодня ночью двери моего дома открыты для них. Я зову в гости на Плавучую Могилу всех Правильных Людей Каморра! Пусть простые горожане покрепче запирают двери, а «желтые куртки» помалкивают в своих казармах – сегодня ночью мы гуляем, да так, что боги будут смотреть на нас с небес и удивляться, что за шум!
   – Бар-са-ви! Бар-са-ви! Бар-са-ви! – скандировала толпа.
   – Сегодня ночью, – завершил свою речь капа, – мы будем праздновать достойное событие. Каморр в последний раз видел последнего из королей!

Интерлюдия. Война с Полукронами

1
 
   Со временем Локки и другие Благородные Подонки получили возможность проводить за стенами храма время, свободное от уроков. На тот момент Локки и Жеану было уже почти двенадцать, братья Санца выглядели чуть постарше. Отец Цепп рассудил, что все равно мальчишек не удержать взаперти в подземелье, и разрешил им выходить в город, одевшись во что-нибудь нейтральное. Разумеется, это дозволялось лишь тогда, когда – они не сидели на ступенях во имя Переландро или не занимались «ученичеством».
   Под «ученичеством» понималось следующее: Цепп упорно и планомерно рассылал мальчишек по храмам остальных одиннадцати теринских божеств, разбросанным по всем уголкам Каморра. Обычно юный Благородный Подонок заявлялся в храм под вымышленным именем, но не просто так, а на подготовленную почву. Безглазый Священник заранее проводил переговоры с кем надо и подкупал всех, кого мог. Справедливости ради стоит отметить, что его воспитанники ни разу не посрамили своего покровителя. Они неизменно радовали учителей безупречным почерком, глубокими теологическими познаниями, железной дисциплиной и искренней верой. Каждый раз выходило так, что новички ускоренно проходили базовый курс обучения и вскоре уже приступали к постижению «сокровенных ритуалов» – так назывались молитвы и обряды, которые священники творили в узком кругу.
   Впрочем, особого секрета они не представляли, ибо никому даже в голову не приходило, что какой-то дерзкий лицемер посмеет внедриться в храм, дабы проникнуть в святая святых чужой веры. Зачем? Даже те, кто знал о еретическом культе Тринадцатого Божества, даже немногие его последователи – и те не могли вообразить себе авантюру, задуманную Цеппом.
   Дальше все развивалось по одному и тому же сценарию: несколько месяцев спустя после успешного завершения курса обучения юный блестящий ученик погибал в результате какого-нибудь несчастного случая. Например, Кало, как правило, «тонул», поскольку любил подводное плавание и умел надолго задерживать дыхание. Гальдо предпочитал исчезать во время сильного шторма или другого стихийного бедствия. Локки же, верный своим привычкам, разработал целый спектакль, который потребовал от него двухнедельной подготовки. В один прекрасный день он странным образом пропал из ордена Нары – Повелительницы чумы, Госпожи неотвратимых недугов. Встревоженные служители храма обнаружили в уединенной аллейке его растерзанную, забрызганную кровью (кроличьей) рясу, рядом с которой лежали тетрадка и несколько писем.
   Как бы то ни было, каждый мальчишка, набравшись новых знаний, возвращался к отцу Цеппу и рассказывал всем остальным о том, что видел и слышал.
   – Помните, что я не стремлюсь сделать из вас членов Высшего конклава Двенадцати Богов, – приговаривал Безглазый Священник. – Ваша задача – получить необходимый минимум сведений, чтобы в случае необходимости натянуть рясу и правдоподобно изобразить служителя определенного ордена. В случае со священником все просто – люди видят одеяние, а не человека.
   Однако в тот день, о котором пойдет речь, никто из мальчишек не был занят «ученичеством». Жеан, как всегда, упражнялся в Обители Хрустальных Роз, а остальные поджидали товарища на южном конце Плавучего рынка. Стоял весенний денек, достаточно ветреный и свежий. По небу плыли низкие облака, предвещавшие близкие грозы.
   Локки, Кало и Гальдо сидели на каменных плитах и наблюдали результаты недавнего столкновения плавучей лавки, торгующей курами, и перевозчика кошек. Когда маленькие лодочки налетели друг на друга, несколько клеток опрокинулось и раскрылось. Теперь переполошенные продавцы бегали взад и вперед, пытаясь положить конец избиению несчастных птиц полосатыми хищниками. Несколько цыплят-подростков в панике попрыгали в заводь и сейчас беспомощно шлепали крыльями по воде и пищали – увы, шансов на спасение у них было немного, ибо природа приспособила их к плаванию еще меньше, чем к полетам…
   – Гляньте на них! – раздался голос у мальчишек за спиной. – Эти мелкие бездельники – как раз то, что нам нужно.
   Локки и братья Санца повернулись, как по команде, и увидели перед собой с полдюжины мальчишек и девчонок примерно своего возраста. Одеты они были, как и юные Благородные Подонки, в простонародную одежду самого незамысловатого покроя. Лишь их предводитель имел своеобразный знак отличия – черную шелковую ленту, которой была схвачена на затылке его темная вьющаяся грива.
   – И кто вы такие, парни? Может, вы друзья наших друзей? Типа Правильные Люди? – темноволосый паренек стоял, уперев руки в бока. За его спиной девчонка-коротышка сделала несколько жестов, удостоверяющих принадлежность к организации капы Барсави.
   – Именно так – мы друзья ваших друзей, – подтвердил Локки.
   – Самые что ни на есть Правильные Люди, – поддержал его Гальдо, делая соответствующие знаки в ответ.
   – Славно. Мы – младшие Полных Крон из Муравейника, называем себя Полукронами. А вы кто такие?
   – Благородные Подонки из Храмового района, – сообщил Локки.
   – И чьи младшие?
   – Ничьи, – пожал плечами Гальдо. – Мы сами по себе. Просто Благородные Подонки, и все.
   – Уяснил, – с дружелюбной ухмылкой кивнул темноволосый. – Меня зовут Тессо Воланти, а это моя команда. Мы здесь, чтобы стрясти с вас монету. Давайте, мелкие, вытряхивайте карманы… или вставайте на колени и признавайте наши преференции.
   Локки нахмурился. «Признать преференции» на языке Правильных Людей означало согласиться, что чужая банда сильнее и круче твоей собственной. После этого пришлось бы постоянно уступать им дорогу на улицах и беспрекословно сносить любые издевательства.
   – Мое имя Локки Ламора, – сообщил мальчик, медленно поднимаясь на ноги. – И я довожу до вашего сведения, что Благородные Подонки не преклоняют колен ни перед кем, кроме нашего капы.
   – Неужели? – притворно удивился Тессо. – Даже тогда, когда их трое против шестерых? Тогда придется слегка потолковать – если вы, конечно, не передумали.
   – Ты, должно быть, не расслышал, парень, – произнес Кало, поднимаясь на ноги одновременно с братом. – Свои преференции ты получишь, когда выберешь весь горох из нашего дерьма и сожрешь его на обед.
   – Надо же, какая наглость! – возмутился'Тессо. – Похоже, пора навести порядок в ваших пустых черепушках.
   Не успел он закончить эту фразу, как Полукроны ринулись в бой. Из всех собравшихся Локки выглядел самым маленьким и слабым – даже включая девочек. Поэтому, хотя он принял боевую стойку и принялся беспорядочно махать кулачками, толку от него было немного. Довольно скоро он пропустил удар и свалился на землю. Одна из девчонок постарше взгромоздилась ему на спину, а ее подружка принялась щедро швырять каменную крошку Локки в лицо.
   Первый же мальчишка, подскочивший к Кало, получил отменный удар в пах и с завываниями рухнул наземь. Но следом за ним шел Тессо, у которого оказалась изрядная сила в правой руке. Очень скоро Кало выбыл из строя. На смену ему встал Гальдо – обхватил главаря Полукрон за пояс и попытался свалить с ног. В результате оба упали и покатились по земле, молотя и кроя друг друга почем зря.
   «Слегка потолковать» означало, что в ход идут только кулаки – никакого оружия, никакого членовредительства. В принципе, братья Санца были не новички в подобных разборках, но численное превосходство сделало свое дело. Даже не дай Локки слабины, все равно Благородные Подонки вряд ли могли рассчитывать на успех. Через несколько минут все пришло к закономерному концу – троица из Храмового района, изрядно запыленная и помятая, валялась посреди аллеи.
   – Довольно с вас или как? – навис над ними Тессо. – Как насчет преференций? Будете говорить?
   – Поцелуй себя в зад, – огрызнулся Локки.
   – Ответ неверен, урод безмозглый, – ухмыльнулся вожак Полукрон и, пока один из его подручных держал жертву за руки, старательно обшарил карманы Локки. – Хм… ничего. Ладно, сладенькие мои, придется еще раз встретиться с вами завтра. И послезавтра… И на следующий день. Так будет, пока вы не встанете на колени. Мы вас не оставим в покое и, будь уверен, очень усложним вашу поганую жизнь. Помяни мое слово, Локки Ламора.
   Полукроны развернулись и зашагали прочь. Некоторые из них на ходу зализывали ссадины и царапины, хотя им и вполовину не досталось так, как оказавшимся в меньшинстве Благородным Подонкам. Постанывая, близнецы Санца поднялись на ноги и помогли встать Локки. Прихрамывая и поминутно оглядываясь, мальчишки побрели к родному храму и незаметно проскользнули в стеклянное подземелье, откуда по дренажной трубе можно было добраться до потайной двери.
   – Вы не поверите, что с нами произошло, – затараторил Локки, входя вместе с близнецами в столовую.
   Отец Цепп с невозмутимым видом сидел у стола и разглядывал свою драгоценную коллекцию пергаментов. Мельком взглянув на мальчишек, он принялся что-то аккуратно выводить на одном из свитков остро заточенным гусиным пером. Подделка деловых бумаг служила для священника чем-то вроде хобби – так иные разводят сады или выводят гончих редких пород. Готовые документы Цепп хранил в специальной кожаной папке и при случае не гнушался их продажей, выручая несколько серебряных монет.