Страница:
– Забавно, но многие люди, которые в глаза не видели Каморра и других столиц, называют эти поселочки гордым словом «город», – подал голос отец Цепп. – Это я к тому, что как ты не знаешь деревни, точно так же и крестьяне понятия не имеют о городской жизни. Поэтому держи рот на замке, а глаза – широко открытыми. Все примечай и запоминай, особенно в первые дни, пока тебя еще не загрузили работой.
– Но к чему все это, Цепп? В чем смысл этой поездки?
– Возможно, когда-нибудь тебе придется прикидываться человеком из простонародья, Локки. Вот тогда-то и пригодится это маленькое путешествие. Если ты знаком с жизнью крестьян, тебе нетрудно будет понять и возницу, и багорщика с баржи, и сельского кузнеца, и коновала, и даже разбойника с большой дороги.
Сейчас они ехали по старой дороге времен Теринского Престола. Перед ними тянулась бесконечная мощеная полоса с неглубокими канавами по обочинам. Поверх вымостки лежал тонкий слой гравия и металлических опилок – свидетельство близости Угольного района. Под действием дождей железная крошка местами проржавела и спеклась в рыжеватую корку, которая звонко хрустела под колесами двуколки.
– Знаешь, большинство «черных курток» – это выходцы из северных хуторов и деревень. Испокон веков каморрские герцоги направляют своих вербовщиков именно туда, когда хотят набрать настоящих мужчин, а не обычный городской сброд, который, как правило, является на призывные пункты. Крестьян заманивают в армию высокой платой и обещанием собственных земельных участков, которые солдаты получат после того, как оттрубят свои двадцать пять лет – при условии, конечно, что их не убьют за это время. Да, мой мальчик… Они приходят в Каморр с севера и снова уходят к себе на север.
– Поэтому «черные куртки» и «желтые куртки» недолюбливают друг друга?
– Тонко подмечено, – блеснул глазами священник. – В чем-то ты прав, мой мальчик. Большинство «желтых курток» – это городские ребята, что называется, парни из центра, и, как правило, они стремятся таковыми и остаться. Но армия – это болото, в котором выживают только самые злобные и самостоятельные люди. Ты уж мне поверь, я-то знаю. Они постоянно грызутся из-за всякой ерунды – из-за цвета форменных шляп, фасона башмаков…
– А вы что, отец, когда-то прикидывались солдатом?
– О всемогущие Тринадцать, нет, конечно! Я БЫЛ солдатом.
– «Черной курткой»?
– О да, – вздохнул Цепп и откинулся на деревянную спинку скамьи. – Тому уж тридцать лет, сынок… пожалуй, даже больше тридцати. Я служил копейщиком еще у старого герцога Никованте. Из нашей деревни многие ушли в армию – почитай, все мои сверстники. Тогда были тяжелые, неспокойные времена – война за войной. Герцогу требовалось пушечное мясо, а нам требовалась еда и звонкая монета.
– А как называлась ваша деревня?
– Вилла Сенциано, – священник одарил мальчика кривоватой усмешкой.
– Вот оно что…
– О боги, у нас тогда полдеревни ушло на войну… – на какое-то время Цепп замолчал, так что было слышно лишь дребезжание колес по гравию, затем продолжил со вздохом: – А обратно вернулись лишь трое. Во всяком случае, трое выбрались живыми из этой мясорубки.
– Так мало?
– По крайней мере, трое из тех, кого я знал, – Цепп задумчиво поскреб бороду. – К одному из них я как раз тебя и везу. Его зовут Вандрос. Хороший человек. Не очень образованный, зато крепок природной смекалкой. Он один из немногих, кому удалось прослужить свои двадцать пять лет и получить от герцога клочок земли в аренду.
– Как это – в аренду?
– Видишь ли, большинство простого народа в деревне не имеют собственной земли и вынуждены жить и работать на чужой. Вроде того, как мы в городе снимаем жилье. Так и мой товарищ – он владеет своей фермой, пока не умрет. Что-то вроде благодарности от герцога, – священник недобро рассмеялся. – Взамен ушедшей молодости и утраченного здоровья…
– Но вы-то не отслужили полностью свой срок, отец Цепп?
– Угадал, мой мальчик, – священник снова поскреб подбородок привычно-нервным жестом. – Проклятье, как хочется курить! Но в ордене Эллизы это не поощряется, имей в виду… Я тогда сильно захворал после одного боя. Не то чтобы ноги болели или что-то в этом роде – нет, прихватило по-крупному. Затяжная лихорадка, слыхал о такой? Ходить не мог, не то что воевать. Думали, вообще не выживу. Вот они меня и бросили… так же, как и других. Оставили на попечение странствующих священников Переландро.
– И вы не умерли, да?
– Умный мальчик, – усмехнулся Цепп. – Как это ты догадался? Вроде бы всего три года живешь у меня…
– И что же произошло потом?
– Потом творилось всякое-разное… произошла чертова уйма вещей. А конец тебе известен: я трясусь на этой повозке и развлекаю тебя болтовней.
– А что случилось с третьим парнем из вашей деревни?
– С ним-то все в порядке. У этого деятеля всегда была голова на плечах. Вскоре после того, как я слег с лихорадкой, он выслужился до сержанта-знаменосца. В битве при Нессеке он помогал молодому герцогу, когда старый Никованте схлопотал стрелу аккурат промеж глаз. Причем умудрился выжить и подняться по службе – так что и в следующих войнах служил нашему герцогу.
– И где он сейчас?
– В настоящий момент? Понятия не имею, – пожал плечами Цепп. – Но знаю, что сегодня после обеда он, как обычно, будет заниматься с Жеаном Танненом в Обители Хрустальных Роз.
– Теперь понятно…
– Как забавен наш мир, – вздохнул Цепп. – Три сельских парня ушли в солдаты… потом один из них стал крестьянином, другой бароном, а третий священником-вором.
– И мне теперь тоже предстоит стать крестьянином. На какое-то время.
– Да, я считаю, что это будет полезно для твоего образования. Но дело не только в этом.
– А в чем же еще?
– Тебе предстоит еще одна проверка, мой мальчик. Просто еще одна проверка.
– В каком смысле?
– Видишь ли, все эти годы за тобой кто-нибудь присматривал. Чаще всего я… иногда Кало с Гальдо, или Жеан, или Сабета. Ты привык к нашему храму, чувствуешь себя в нем, как дома. Но время – это река, сынок. И мы сплавляемся по ней, иногда заплывая дальше, чем предполагали, – он бросил на мальчика непривычно теплый взгляд. – Я не могу всю жизнь держать тебя за руку, Локки. Настало время убедиться, что ты способен выжить один в непривычном месте. Надеюсь, что ты справишься с этим.
Глава 8. Погребальная бочка
Все началось с медленного ритмичного боя похоронных барабанов. Они задавали неспешный ритм траурной процессии, которая двигалась на север со стороны Плавучей Могилы. Участники процессии несли в руках горящие факелы, и под темным облачным небом протянулась двойная цепочка красных огней.
В самом центре шагал сам Венкарло Барсави, капа Каморра, с обеих сторон его поддерживали сыновья. Перед ними двигались носилки с гробом, убранные черным шелком и золотой парчой. Их несли две шестерки носильщиков – в черных плащах и черных же масках, каждая из которых изображала одного из теринских Двенадцати Богов. С ними шла жрица Безымянного Тринадцатого божества, тоже закутанная в черный плащ. За спиной Барсави еще шесть человек катили тележку с большой деревянной бочкой, а за ней следовали хмурые сестры Беранджиас.
Грохот похоронных барабанов эхом отдавался от каменных стен и разносился по всем улицам, мостам и каналам. Свет факелов отражался в окнах домов и в каждом осколке Древнего стекла, встречавшемся по пути. Те горожане, что были посмелее, высовывались на улицу и провожали процессию опасливыми взглядами. Однако таких было немного – большинство предпочитало отсиживаться за закрытыми дверями и плотно затворенными ставнями. Именно так обычно проходили похороны богатых каморрцев: медленное шествие на Холм Шепотов, церемония погребения, а следом за ней печальное празднество, посмертная дань усопшему родственнику. Произносились негромкие тосты в его честь, живые тихо радовались тому, что Аза Гуилла, госпожа Долгого Молчания, еще не призвала их на свой последний суд… Но сейчас обычный канон погребения был нарушен уже одним видом пресловутой бочки.
В десятом часу процессия миновала Деревяшки и направилась в район Чертова Котла. Ни один пьяница или уличный мальчишка не смел перейти ей дорогу. Местные банды и даже «глядельцы» выстроились вдоль улицы, разделяя скорбь своего повелителя и его близких.
Капа Барсави прошествовал через Угольный район и вошел в Закуток. Вокруг царило безмолвие, лишь серебристый туман поднимался над водной гладью каналов и стелился вслед молчаливой процессии. На улицах не было видно ни одной «желтой куртки» – приспешники капы заранее позаботились, чтобы у стражников сыскались дела в других районах города. Пусть рыщут в западной части, а весь восток Каморра этой ночью принадлежал Венкарло Барсави и его горю. Честные же горожане и вовсе спешили укрыться за запертыми дверями. В такую минуту лучше сидеть тихо, надеясь, что всемогущий капа пройдет мимо, не затянув их в водоворот своих дел и печалей.
Однако если бы они исхитрились выглянуть в какую-нибудь щелочку, то увидели бы много интересного. Например, то, что похоронная процессия, уверенно миновав поворот на Холм Шепотов, направилась вместо этого на север и змеей проползла в самый западный конец Ржавой Заводи, где в ночной мгле смутно темнело сооружение под названием Гулкая Дыра.
Любопытный наблюдатель подивился бы внушительному размеру процессии – здесь собралось свыше сотни человек – и в особенности ее необычной экипировке. Только носильщики были одеты сообразно печальному поводу. Все остальные шли в полном боевом облачении – кожаные доспехи с металлическими заклепками, защитные воротники и шлемы, руки прикрыты наручами и перчатками, из-за поясов торчат дубинки, ножи и топоры. Тут присутствовали лучшие из лучших подданных Барсави, самые надежные из Правильных Людей, мужчины и женщины с холодными глазами, имена которых заставляли трепетать весь Каморр. Они явились по зову капы из всех районов города, представляя все подвластные капе банды – Краснорукие и Пастушьи Псы, Серолицые и Арсенальные Парни, Речные Прыгуны и Черные Крутилы, Огневые Бароны и многие, многие другие.
Но самая любопытная деталь была надежно скрыта от глаз сторонних наблюдателей. Знать о ней полагалось лишь немногим.
Дело в том, что тело Наццы Барсави – в черном саване, пропитанном специальным алхимическим раствором, – осталось лежать в ее старой комнате на Плавучей Могиле. Минувшей ночью там прошла церемония прощания с дочерью капы. Локки Ламора и еще двенадцать жрецов Безымянного Тринадцатого Бога, Хранителя воров, сделали все, что необходимо, – зажгли освященные свечи и прочитали полагающиеся молитвы. А затем ушли и оставили лежать бездыханную Наццу Барсави, пока ее отец покончит с делом, которое, строго говоря, не имело никакого отношения к Холму Шепотов. Гроб же, который несли на задрапированных носилках, был пуст.
– Я Серый Король, – произнес Локки Ламора. – Я Серый Король – пусть боги вырвут его глаза, – я тот самый Серый Король.
– Возьми на тон ниже и добавь хрипа, – посоветовал Жеан Таннен, сражавшийся с одним из манжетов на сером камзоле Локки. – А также легкий намек на тал-вераррский выговор. Ты вроде упоминал, что он говорит с акцентом?
– Я Серый Король, – снова повторил Локки. – И мне станет не до шуток, когда Благородные Подонки разберутся со мной!
– О, вот так гораздо лучше, – одобрил Кало, который натирал волосы Локки специальной алхимической пастой, придавая им характерный землисто-серый оттенок. – Лично мне нравится. По-моему, очень убедительно.
Локки стоял неподвижно, будто портновский манекен, а Кало, Гальдо и Жеан хлопотали вокруг над его костюмом, гримом и прической. Жук же стоял на страже – перегнувшись через стенку их укрытия, следил, чтобы случайный прохожий не стал свидетелем их приготовлений.
На самом деле эта предосторожность была излишней. Благородные Подонки прятались в заброшенном доме Ржавой Заводи, всего в нескольких кварталах от Гулкой Дыры. Ржавая же Заводь давно уже была мертвым островом – почти необитаемой окраиной с дурной славой. Если многие другие предрассудки каморрцы успели отвергнуть, отнеся их к категории бабкиных сказок, то со здешними местами все обстояло иначе. За этим районом давно и безоговорочно закрепилась репутация «плохого места». Поговаривали, что в лагуне Ржавой Заводи водятся некие создания – вроде акул-людоедов, но куда более древние и ужасные. Трудно сказать, насколько правдивы были эти слухи, однако место выглядело идеальным для предстоящей разборки капы Барсави и Серого Короля. Локки подозревал, что самого его в достопамятную ночь похищения в Серебристой роще тоже привезли куда-то сюда.
Мало-помалу все детали образа ненавистного Серого Короля занимали свое место. Выкрашенные волосы отливали сединой – в тон одежде, на ногах были башмаки с толстой подметкой, которые добавили Локки пару дюймов роста. Не забыли и пегие вислые усы, накрепко приклеенные над верхней губой.
– Отлично выглядишь, – заметил Жук.
– Чертовски безвкусный прикид, но в принципе Жук прав, – согласился Жеан. – Теперь, когда я подогнал этот идиотский костюм под твой размер, ты выглядишь обалденно.
– Жалко, что не мы придумали эту игру, – вздохнул Гальдо. – Я бы получил огромное удовольствие. Наклонись вперед, Локки, добавим тебе морщин.
Осторожными движениями он стал покрывать лицо товарища теплой маслянистой субстанцией, от которой сразу защипало кожу. Через минуту она застыла и затвердела, заставив лицо Локки съежиться и стянуться. Теперь он имел первоклассный набор морщин: «гусиные лапки» на скулах, мимические морщинки в уголках глаз, возрастные складки на щеках. На вид ему можно было дать лет сорок пять, а то и больше. Подобный грим выглядел бы убедительно даже при дневном свете, ночью же Локки стал просто неузнаваем.
– Виртуозная работа, – похвалил Жеан. – Особенно с учетом недостатка времени и средств, которыми мы располагаем.
Локки накинул капюшон и натянул серые кожаные перчатки.
– Я Серый Король, – произнес он низким голосом, имитируя акцент истинного Серого Короля.
– Ничего себе! – восхитился Жук. – Даже я поверил.
– Вот и отлично. Давайте тогда сворачиваться, – Локки подвигал челюстями, ощущая, как играют на коже искусственные морщины. – Галь до, будь добр, передай мои стилеты. Полагаю, один надо положить в сапог, а второй в рукав…
И в этот миг в его голове раздался тихий призрачный голос Сокольничего:
«Ламора…»
Локки напрягся, и Жеан сразу это заметил.
– В чем дело? – спросил он.
– Сокольничий, – пояснил Локки. – Он… он снова играет в свои поганые игры…
«Барсави уже приближается. Тебе и твоим друзьям следует поторопиться, чтобы заранее занять позицию.»
– Ишь как не терпится нашему контрмагу! – хмыкнул Локки. – Ладно, поторопимся, ребята. Жук, ты помнишь сценарий? Где в точности ты должен находиться?
– Там, где чертовски глубоко и холодно, – проворчал мальчишка. – На сей раз даже не придется прыгать с крыши храма. Так что не беспокойся.
– Жеан, а ты доволен своим местом?
– Не особенно, но что поделать, – Жеан похрустел костяшками пальцев. – Мы с Жуком будем видеть друг друга там, под полом. Если что-то пойдет не так, и ты увидишь, что вся игра летит на хрен, не забудь прыгнуть в этот проклятый водопад – а я уж тебя прикрою.
– Кало, Гальдо, – Локки обернулся к близнецам, которые поспешно собирали инструменты и гримировальные принадлежности. – У вас все готово, чтобы по-быстрому убраться из города?
– Если уж мы беремся за дело, все проходит гладко, – отозвался Гальдо. – Наши сладкие жирненькие денежки давно упакованы в мешки, две повозки и лошади стоят наготове, провизии припасено на целый день пути.
– А на заставе у Врат Висконте стоят верные люди – мигом пропустят, будто нас и не было в Каморре, – добавил Кало.
– Отлично… Черт, пора закругляться с подготовкой, – Локки нервно потер руки в перчатках. – Сегодня я не настроен на цветистые речи, поэтому давайте просто помолимся, чтобы у нас все выгорело.
Жук шагнул вперед и прочистил горло.
– Я иду на это лишь потому, что обожаю прятаться в заброшенных домах Древних, особенно темными промозглыми ночами.
– Ты лжешь! – торжественно объявил Жеан и продолжал: – А я иду на это лишь потому, что всегда мечтал увидеть, как злобный призрак Древнего сожрет Жука.
– Вранье! – вступил Кало. – Я иду на это, потому что нет ничего приятнее, чем сначала перетаскать полтонны золотых монет из подземелья, а затем уложить их в телегу.
– Лжец! – хохотнул Гальдо. – А я иду на это потому, что собираюсь заложить все наше добро у Гарцы-Безнадеги, пока вы будете заняты.
– Вы все безбожно врете, – заявил Локки под устремленными на него взглядами. – Мы идем на это потому, что в Каморре нет никого, кто справится с этим лучше нас. И нет таких глупцов, которые взялись бы за подобное дело.
– Подонок!!! – воскликнули все хором, на мгновение позабыв, где и по какой причине находятся.
«Сил нет слушать, как вы орете, – снова раздался из-за грани голос Сокольничего. – Вы что, с ума посходили?»
– Дядюшке контрмагу не нравятся наши забавы, – вздохнул Локки. – Приступим к делу. Да пребудет с нами милость Тринадцатого. Надеюсь снова увидеться с вами в нашем храме после того, как уляжется суета.
Гулкая Дыра представляла собой кубическую постройку из камня, при помощи цементного раствора соединенного с матовым сортом Древнего стекла. Что интересно, в таком сочетании Древнее стекло не испускало Лжесвета. Строение казалось абсолютно непроницаемым, вообще не отражая никакого света. Оно было примерно ста футов в ширину и длину, и в нем имелся только один вход – невысокая, примерно в человеческий рост, дверь располагалась на высоте двадцати футов над землей. Попасть туда можно было по широкой лестнице.
Выше по течению от Анжевены отходила единственная протока, огибала с юга Мельничные водопады и прибегала в Ржавую Заводь.
Ее быстрые журчащие воды утекали куда-то под Гулкую Дыру. Из-за такого соседства и сама речка считалась нехорошей, несущей в себе некое древнее зло. Каморрцы избегали даже приближаться к протоке без особой нужды, не то что использовать ее в хозяйстве.
Внутри самого здания имелось отверстие в полу, куда и обрушивались воды речушки, образуя небольшой, но шумный водопад. Куда они деваются дальше, никто доподлинно не знал. Под Гулкой Дырой располагалась сложная разветвленная сеть катакомб, по которой и продолжала свой путь протока, распавшаяся на сотни ручейков. Некоторые из них впадали в Ржавую Заводь, иные и вовсе уходили невесть куда.
В полной темноте Локки Ламора стоял в центре Гулкой Дыры, прислушиваясь к грохоту водопада и напряженно вглядываясь в серое пятно на противоположной стене, которое обозначало входную дверь. Положение не из приятных. Единственным утешением ему служила мысль, что Жеан и Жук, скорчившиеся где-то в сыром подполье, наверняка чувствуют себя еще хуже – по крайней мере, пока события не начали развиваться.
«Они близко, – сообщил незримый Сокольничий. – Очень близко. Будь наготове.»
Локки и сам услышал звуки процессии, прежде чем сумел что-то разглядеть. Сквозь открытые двери донесся невнятный бой похоронных барабанов, временами заглушаемый журчанием падающей воды. Постепенно звук становился все громче. За дверью обозначилось красное свечение, и Локки непроизвольно отметил, что серый туман на улице ощутимо сгустился. Факелы светили тускло, будто из-под толщи воды. Свечение все разгоралось, теперь уже можно было разглядеть очертания комнаты, в которой он находился. Внезапно барабанный бой стих, и Локки снова остался наедине с шумом водопада. Вскинув голову и заложив одну руку за спину, он неотрывно смотрел на дверной проем, прислушивался к шуму крови в ушах и ждал.
Наконец прямо перед ним засветились два красных огонька – будто глаза дракона из сказки, промелькнуло в голове у Локки. Он успел еще припомнить, что Жеан всегда был любителем таких сказок, но затем обратил внимание на темные контуры, обрисовавшиеся позади огоньков, и сосредоточился исключительно на них. Вскоре глаза его привыкли к неяркому свету, и он смог разглядеть фигуры двух мужчин – довольно высоких, в плащах и при оружии. Более того, он настолько хорошо различал лица и позы незнакомцев, что даже уловил их удивление – казалось, они не ждали встретить его здесь. После небольшой заминки мужчины продолжили свое движение в обход комнаты – один приближался к нему справа, другой слева. Локки не предпринимал никаких действий, просто стоял и ждал.
В дверях показались новые факелы – два, за ними еще два: похоже, капа Барсави засылал своих людей попарно. Вскоре их собралось уже немало – они расположились перед Локки широким полукругом. Свет факелов осветил внутренность помещения, и стало видно, что стены покрыты полустертой резьбой. Старинные символы принадлежали языку Древних, который не смог расшифровать никто из людей.
Дюжина факелов, две дюжины… люди капы Барсави все прибывали. Вскоре Локки начал различать знакомые лица. Здесь собрались все самые отпетые головорезы, мучители, убийцы. Чертова прорва народу – как и обещал Барсави, стоя над телом дочери.
Время шло. Локки по-прежнему ничего не предпринимал. В комнату входили все новые мужчины и женщины. Вот появились сестры Беранджиас – даже в полутьме Локки безошибочно узнал их самоуверенную повадку. Обе стояли в центре толпы молча, скрестив руки на груди, их угрюмые глаза поблескивали в колеблющемся свете факелов. Никто из вновь прибывших не становился за спиной у Локки – очевидно, на сей счет были получены четкие указания. Он по-прежнему стоял один против толпы, физически ощущая давление со стороны собравшихся Правильных Людей…
Локки слышал их дыхание, легкий шепот и поскрипывание кожаных доспехов. Эхо отражалось от стен и смешивалось с шумом падающей воды. В какой-то момент факелы начали гаснуть – стало темнее, комната наполнилась смолистым духом. В конце концов остался гореть лишь каждый пятый факел.
Но и этого света хватило, чтобы Локки различил фигуру капы Барсави, когда тот появился из-за угла и шагнул в помещение. Седеющие волосы гладко убраны назад, тройная бородка аккуратно расчесана и умащена ароматическим маслом. На капе был его любимый камзол из акульей кожи и черный бархатный плащ с золотым шитьем, наброшенный на одно плечо. Справа от него стоял Анжаис, слева – Паче-ро. В их глазах Локки не видел ничего, кроме холодного обещание смерти.
«Все совсем не так, как тебе кажется, – раздался насмешливый голос Сокольничего. – Стой и не дергайся.»
Сделав еще пару шагов, Барсави остановился перед толпой и уставился на Локки. Он молча разглядывал его капюшон, из-под которого поблескивали красноватые глаза, серый плащ, тяжелые башмаки и кожаные перчатки.
– Король, – наконец произнес он.
– Капа, – откликнулся Локки, усилием воли заставляя себя хранить надменный тон, собирая в кулак остатки решимости и борясь с дурными предчувствиями. Он старательно играл человека, который, не дрогнув, с улыбкой глядит в глаза десяткам убийц. Который бросил вызов всемогущему капе при помощи кучи трупов, последним из которых стала его любимая дочь. Логика игры диктовала свои условия. Сейчас он был не другом погибшей Наццы, но ее убийцей, не послушным подданным Барсави, а его противником. Равным… если не больше.
Оскалив зубы в волчьей усмешке, он откинул плащ с левого плеча и приветственно махнул Барсави. Жест вышел издевательским: так громила подзывает к себе жертву в темном переулке – мол, подходи, потолкуем.
– Внимание, – скомандовал капа, и дюжина людей вскинула арбалеты, беря Локки на прицел.
«Святой Ловкач, дай мне силы!» – взмолился Локки. В ожидании он скрипнул зубами и ощутил, как натянулась под гримом кожа на скулах.
По комнате пронесся ощутимый шорох тетивы дюжины арбалетов. Промелькнули неуловимые в своем движении болты – и, щелкнув о невидимую преграду, россыпью упали подле ног Локки, как стайка мертвых птиц.
Он рассмеялся с неподдельной радостью человека, чудом оставшегося в живых. В этот момент Локки готов был расцеловать Сокольничего, если б тот оказался рядом.
– Ты меня удивляешь, капа, – игриво воскликнул он. – Разве ты не слышал о моей неуязвимости?
– Это была всего лишь маленькая проверка личности, ваше величество, – в тон ему ответил Барсави. Употребленный им титул прозвучал откровенной насмешкой. Это насторожило Локки – он ожидал, что неудача с арбалетной атакой смутит противника. Но капа остался невозмутимым. Он сделал еще один шаг вперед.
– Рад, что ты откликнулся на мой зов, – перешел в наступление Локки.
– Но к чему все это, Цепп? В чем смысл этой поездки?
– Возможно, когда-нибудь тебе придется прикидываться человеком из простонародья, Локки. Вот тогда-то и пригодится это маленькое путешествие. Если ты знаком с жизнью крестьян, тебе нетрудно будет понять и возницу, и багорщика с баржи, и сельского кузнеца, и коновала, и даже разбойника с большой дороги.
Сейчас они ехали по старой дороге времен Теринского Престола. Перед ними тянулась бесконечная мощеная полоса с неглубокими канавами по обочинам. Поверх вымостки лежал тонкий слой гравия и металлических опилок – свидетельство близости Угольного района. Под действием дождей железная крошка местами проржавела и спеклась в рыжеватую корку, которая звонко хрустела под колесами двуколки.
– Знаешь, большинство «черных курток» – это выходцы из северных хуторов и деревень. Испокон веков каморрские герцоги направляют своих вербовщиков именно туда, когда хотят набрать настоящих мужчин, а не обычный городской сброд, который, как правило, является на призывные пункты. Крестьян заманивают в армию высокой платой и обещанием собственных земельных участков, которые солдаты получат после того, как оттрубят свои двадцать пять лет – при условии, конечно, что их не убьют за это время. Да, мой мальчик… Они приходят в Каморр с севера и снова уходят к себе на север.
– Поэтому «черные куртки» и «желтые куртки» недолюбливают друг друга?
– Тонко подмечено, – блеснул глазами священник. – В чем-то ты прав, мой мальчик. Большинство «желтых курток» – это городские ребята, что называется, парни из центра, и, как правило, они стремятся таковыми и остаться. Но армия – это болото, в котором выживают только самые злобные и самостоятельные люди. Ты уж мне поверь, я-то знаю. Они постоянно грызутся из-за всякой ерунды – из-за цвета форменных шляп, фасона башмаков…
– А вы что, отец, когда-то прикидывались солдатом?
– О всемогущие Тринадцать, нет, конечно! Я БЫЛ солдатом.
– «Черной курткой»?
– О да, – вздохнул Цепп и откинулся на деревянную спинку скамьи. – Тому уж тридцать лет, сынок… пожалуй, даже больше тридцати. Я служил копейщиком еще у старого герцога Никованте. Из нашей деревни многие ушли в армию – почитай, все мои сверстники. Тогда были тяжелые, неспокойные времена – война за войной. Герцогу требовалось пушечное мясо, а нам требовалась еда и звонкая монета.
– А как называлась ваша деревня?
– Вилла Сенциано, – священник одарил мальчика кривоватой усмешкой.
– Вот оно что…
– О боги, у нас тогда полдеревни ушло на войну… – на какое-то время Цепп замолчал, так что было слышно лишь дребезжание колес по гравию, затем продолжил со вздохом: – А обратно вернулись лишь трое. Во всяком случае, трое выбрались живыми из этой мясорубки.
– Так мало?
– По крайней мере, трое из тех, кого я знал, – Цепп задумчиво поскреб бороду. – К одному из них я как раз тебя и везу. Его зовут Вандрос. Хороший человек. Не очень образованный, зато крепок природной смекалкой. Он один из немногих, кому удалось прослужить свои двадцать пять лет и получить от герцога клочок земли в аренду.
– Как это – в аренду?
– Видишь ли, большинство простого народа в деревне не имеют собственной земли и вынуждены жить и работать на чужой. Вроде того, как мы в городе снимаем жилье. Так и мой товарищ – он владеет своей фермой, пока не умрет. Что-то вроде благодарности от герцога, – священник недобро рассмеялся. – Взамен ушедшей молодости и утраченного здоровья…
– Но вы-то не отслужили полностью свой срок, отец Цепп?
– Угадал, мой мальчик, – священник снова поскреб подбородок привычно-нервным жестом. – Проклятье, как хочется курить! Но в ордене Эллизы это не поощряется, имей в виду… Я тогда сильно захворал после одного боя. Не то чтобы ноги болели или что-то в этом роде – нет, прихватило по-крупному. Затяжная лихорадка, слыхал о такой? Ходить не мог, не то что воевать. Думали, вообще не выживу. Вот они меня и бросили… так же, как и других. Оставили на попечение странствующих священников Переландро.
– И вы не умерли, да?
– Умный мальчик, – усмехнулся Цепп. – Как это ты догадался? Вроде бы всего три года живешь у меня…
– И что же произошло потом?
– Потом творилось всякое-разное… произошла чертова уйма вещей. А конец тебе известен: я трясусь на этой повозке и развлекаю тебя болтовней.
– А что случилось с третьим парнем из вашей деревни?
– С ним-то все в порядке. У этого деятеля всегда была голова на плечах. Вскоре после того, как я слег с лихорадкой, он выслужился до сержанта-знаменосца. В битве при Нессеке он помогал молодому герцогу, когда старый Никованте схлопотал стрелу аккурат промеж глаз. Причем умудрился выжить и подняться по службе – так что и в следующих войнах служил нашему герцогу.
– И где он сейчас?
– В настоящий момент? Понятия не имею, – пожал плечами Цепп. – Но знаю, что сегодня после обеда он, как обычно, будет заниматься с Жеаном Танненом в Обители Хрустальных Роз.
– Теперь понятно…
– Как забавен наш мир, – вздохнул Цепп. – Три сельских парня ушли в солдаты… потом один из них стал крестьянином, другой бароном, а третий священником-вором.
– И мне теперь тоже предстоит стать крестьянином. На какое-то время.
– Да, я считаю, что это будет полезно для твоего образования. Но дело не только в этом.
– А в чем же еще?
– Тебе предстоит еще одна проверка, мой мальчик. Просто еще одна проверка.
– В каком смысле?
– Видишь ли, все эти годы за тобой кто-нибудь присматривал. Чаще всего я… иногда Кало с Гальдо, или Жеан, или Сабета. Ты привык к нашему храму, чувствуешь себя в нем, как дома. Но время – это река, сынок. И мы сплавляемся по ней, иногда заплывая дальше, чем предполагали, – он бросил на мальчика непривычно теплый взгляд. – Я не могу всю жизнь держать тебя за руку, Локки. Настало время убедиться, что ты способен выжить один в непривычном месте. Надеюсь, что ты справишься с этим.
Глава 8. Погребальная бочка
1
Все началось с медленного ритмичного боя похоронных барабанов. Они задавали неспешный ритм траурной процессии, которая двигалась на север со стороны Плавучей Могилы. Участники процессии несли в руках горящие факелы, и под темным облачным небом протянулась двойная цепочка красных огней.
В самом центре шагал сам Венкарло Барсави, капа Каморра, с обеих сторон его поддерживали сыновья. Перед ними двигались носилки с гробом, убранные черным шелком и золотой парчой. Их несли две шестерки носильщиков – в черных плащах и черных же масках, каждая из которых изображала одного из теринских Двенадцати Богов. С ними шла жрица Безымянного Тринадцатого божества, тоже закутанная в черный плащ. За спиной Барсави еще шесть человек катили тележку с большой деревянной бочкой, а за ней следовали хмурые сестры Беранджиас.
Грохот похоронных барабанов эхом отдавался от каменных стен и разносился по всем улицам, мостам и каналам. Свет факелов отражался в окнах домов и в каждом осколке Древнего стекла, встречавшемся по пути. Те горожане, что были посмелее, высовывались на улицу и провожали процессию опасливыми взглядами. Однако таких было немного – большинство предпочитало отсиживаться за закрытыми дверями и плотно затворенными ставнями. Именно так обычно проходили похороны богатых каморрцев: медленное шествие на Холм Шепотов, церемония погребения, а следом за ней печальное празднество, посмертная дань усопшему родственнику. Произносились негромкие тосты в его честь, живые тихо радовались тому, что Аза Гуилла, госпожа Долгого Молчания, еще не призвала их на свой последний суд… Но сейчас обычный канон погребения был нарушен уже одним видом пресловутой бочки.
В десятом часу процессия миновала Деревяшки и направилась в район Чертова Котла. Ни один пьяница или уличный мальчишка не смел перейти ей дорогу. Местные банды и даже «глядельцы» выстроились вдоль улицы, разделяя скорбь своего повелителя и его близких.
Капа Барсави прошествовал через Угольный район и вошел в Закуток. Вокруг царило безмолвие, лишь серебристый туман поднимался над водной гладью каналов и стелился вслед молчаливой процессии. На улицах не было видно ни одной «желтой куртки» – приспешники капы заранее позаботились, чтобы у стражников сыскались дела в других районах города. Пусть рыщут в западной части, а весь восток Каморра этой ночью принадлежал Венкарло Барсави и его горю. Честные же горожане и вовсе спешили укрыться за запертыми дверями. В такую минуту лучше сидеть тихо, надеясь, что всемогущий капа пройдет мимо, не затянув их в водоворот своих дел и печалей.
Однако если бы они исхитрились выглянуть в какую-нибудь щелочку, то увидели бы много интересного. Например, то, что похоронная процессия, уверенно миновав поворот на Холм Шепотов, направилась вместо этого на север и змеей проползла в самый западный конец Ржавой Заводи, где в ночной мгле смутно темнело сооружение под названием Гулкая Дыра.
Любопытный наблюдатель подивился бы внушительному размеру процессии – здесь собралось свыше сотни человек – и в особенности ее необычной экипировке. Только носильщики были одеты сообразно печальному поводу. Все остальные шли в полном боевом облачении – кожаные доспехи с металлическими заклепками, защитные воротники и шлемы, руки прикрыты наручами и перчатками, из-за поясов торчат дубинки, ножи и топоры. Тут присутствовали лучшие из лучших подданных Барсави, самые надежные из Правильных Людей, мужчины и женщины с холодными глазами, имена которых заставляли трепетать весь Каморр. Они явились по зову капы из всех районов города, представляя все подвластные капе банды – Краснорукие и Пастушьи Псы, Серолицые и Арсенальные Парни, Речные Прыгуны и Черные Крутилы, Огневые Бароны и многие, многие другие.
Но самая любопытная деталь была надежно скрыта от глаз сторонних наблюдателей. Знать о ней полагалось лишь немногим.
Дело в том, что тело Наццы Барсави – в черном саване, пропитанном специальным алхимическим раствором, – осталось лежать в ее старой комнате на Плавучей Могиле. Минувшей ночью там прошла церемония прощания с дочерью капы. Локки Ламора и еще двенадцать жрецов Безымянного Тринадцатого Бога, Хранителя воров, сделали все, что необходимо, – зажгли освященные свечи и прочитали полагающиеся молитвы. А затем ушли и оставили лежать бездыханную Наццу Барсави, пока ее отец покончит с делом, которое, строго говоря, не имело никакого отношения к Холму Шепотов. Гроб же, который несли на задрапированных носилках, был пуст.
2
– Я Серый Король, – произнес Локки Ламора. – Я Серый Король – пусть боги вырвут его глаза, – я тот самый Серый Король.
– Возьми на тон ниже и добавь хрипа, – посоветовал Жеан Таннен, сражавшийся с одним из манжетов на сером камзоле Локки. – А также легкий намек на тал-вераррский выговор. Ты вроде упоминал, что он говорит с акцентом?
– Я Серый Король, – снова повторил Локки. – И мне станет не до шуток, когда Благородные Подонки разберутся со мной!
– О, вот так гораздо лучше, – одобрил Кало, который натирал волосы Локки специальной алхимической пастой, придавая им характерный землисто-серый оттенок. – Лично мне нравится. По-моему, очень убедительно.
Локки стоял неподвижно, будто портновский манекен, а Кало, Гальдо и Жеан хлопотали вокруг над его костюмом, гримом и прической. Жук же стоял на страже – перегнувшись через стенку их укрытия, следил, чтобы случайный прохожий не стал свидетелем их приготовлений.
На самом деле эта предосторожность была излишней. Благородные Подонки прятались в заброшенном доме Ржавой Заводи, всего в нескольких кварталах от Гулкой Дыры. Ржавая же Заводь давно уже была мертвым островом – почти необитаемой окраиной с дурной славой. Если многие другие предрассудки каморрцы успели отвергнуть, отнеся их к категории бабкиных сказок, то со здешними местами все обстояло иначе. За этим районом давно и безоговорочно закрепилась репутация «плохого места». Поговаривали, что в лагуне Ржавой Заводи водятся некие создания – вроде акул-людоедов, но куда более древние и ужасные. Трудно сказать, насколько правдивы были эти слухи, однако место выглядело идеальным для предстоящей разборки капы Барсави и Серого Короля. Локки подозревал, что самого его в достопамятную ночь похищения в Серебристой роще тоже привезли куда-то сюда.
Мало-помалу все детали образа ненавистного Серого Короля занимали свое место. Выкрашенные волосы отливали сединой – в тон одежде, на ногах были башмаки с толстой подметкой, которые добавили Локки пару дюймов роста. Не забыли и пегие вислые усы, накрепко приклеенные над верхней губой.
– Отлично выглядишь, – заметил Жук.
– Чертовски безвкусный прикид, но в принципе Жук прав, – согласился Жеан. – Теперь, когда я подогнал этот идиотский костюм под твой размер, ты выглядишь обалденно.
– Жалко, что не мы придумали эту игру, – вздохнул Гальдо. – Я бы получил огромное удовольствие. Наклонись вперед, Локки, добавим тебе морщин.
Осторожными движениями он стал покрывать лицо товарища теплой маслянистой субстанцией, от которой сразу защипало кожу. Через минуту она застыла и затвердела, заставив лицо Локки съежиться и стянуться. Теперь он имел первоклассный набор морщин: «гусиные лапки» на скулах, мимические морщинки в уголках глаз, возрастные складки на щеках. На вид ему можно было дать лет сорок пять, а то и больше. Подобный грим выглядел бы убедительно даже при дневном свете, ночью же Локки стал просто неузнаваем.
– Виртуозная работа, – похвалил Жеан. – Особенно с учетом недостатка времени и средств, которыми мы располагаем.
Локки накинул капюшон и натянул серые кожаные перчатки.
– Я Серый Король, – произнес он низким голосом, имитируя акцент истинного Серого Короля.
– Ничего себе! – восхитился Жук. – Даже я поверил.
– Вот и отлично. Давайте тогда сворачиваться, – Локки подвигал челюстями, ощущая, как играют на коже искусственные морщины. – Галь до, будь добр, передай мои стилеты. Полагаю, один надо положить в сапог, а второй в рукав…
И в этот миг в его голове раздался тихий призрачный голос Сокольничего:
«Ламора…»
Локки напрягся, и Жеан сразу это заметил.
– В чем дело? – спросил он.
– Сокольничий, – пояснил Локки. – Он… он снова играет в свои поганые игры…
«Барсави уже приближается. Тебе и твоим друзьям следует поторопиться, чтобы заранее занять позицию.»
– Ишь как не терпится нашему контрмагу! – хмыкнул Локки. – Ладно, поторопимся, ребята. Жук, ты помнишь сценарий? Где в точности ты должен находиться?
– Там, где чертовски глубоко и холодно, – проворчал мальчишка. – На сей раз даже не придется прыгать с крыши храма. Так что не беспокойся.
– Жеан, а ты доволен своим местом?
– Не особенно, но что поделать, – Жеан похрустел костяшками пальцев. – Мы с Жуком будем видеть друг друга там, под полом. Если что-то пойдет не так, и ты увидишь, что вся игра летит на хрен, не забудь прыгнуть в этот проклятый водопад – а я уж тебя прикрою.
– Кало, Гальдо, – Локки обернулся к близнецам, которые поспешно собирали инструменты и гримировальные принадлежности. – У вас все готово, чтобы по-быстрому убраться из города?
– Если уж мы беремся за дело, все проходит гладко, – отозвался Гальдо. – Наши сладкие жирненькие денежки давно упакованы в мешки, две повозки и лошади стоят наготове, провизии припасено на целый день пути.
– А на заставе у Врат Висконте стоят верные люди – мигом пропустят, будто нас и не было в Каморре, – добавил Кало.
– Отлично… Черт, пора закругляться с подготовкой, – Локки нервно потер руки в перчатках. – Сегодня я не настроен на цветистые речи, поэтому давайте просто помолимся, чтобы у нас все выгорело.
Жук шагнул вперед и прочистил горло.
– Я иду на это лишь потому, что обожаю прятаться в заброшенных домах Древних, особенно темными промозглыми ночами.
– Ты лжешь! – торжественно объявил Жеан и продолжал: – А я иду на это лишь потому, что всегда мечтал увидеть, как злобный призрак Древнего сожрет Жука.
– Вранье! – вступил Кало. – Я иду на это, потому что нет ничего приятнее, чем сначала перетаскать полтонны золотых монет из подземелья, а затем уложить их в телегу.
– Лжец! – хохотнул Гальдо. – А я иду на это потому, что собираюсь заложить все наше добро у Гарцы-Безнадеги, пока вы будете заняты.
– Вы все безбожно врете, – заявил Локки под устремленными на него взглядами. – Мы идем на это потому, что в Каморре нет никого, кто справится с этим лучше нас. И нет таких глупцов, которые взялись бы за подобное дело.
– Подонок!!! – воскликнули все хором, на мгновение позабыв, где и по какой причине находятся.
«Сил нет слушать, как вы орете, – снова раздался из-за грани голос Сокольничего. – Вы что, с ума посходили?»
– Дядюшке контрмагу не нравятся наши забавы, – вздохнул Локки. – Приступим к делу. Да пребудет с нами милость Тринадцатого. Надеюсь снова увидеться с вами в нашем храме после того, как уляжется суета.
3
Гулкая Дыра представляла собой кубическую постройку из камня, при помощи цементного раствора соединенного с матовым сортом Древнего стекла. Что интересно, в таком сочетании Древнее стекло не испускало Лжесвета. Строение казалось абсолютно непроницаемым, вообще не отражая никакого света. Оно было примерно ста футов в ширину и длину, и в нем имелся только один вход – невысокая, примерно в человеческий рост, дверь располагалась на высоте двадцати футов над землей. Попасть туда можно было по широкой лестнице.
Выше по течению от Анжевены отходила единственная протока, огибала с юга Мельничные водопады и прибегала в Ржавую Заводь.
Ее быстрые журчащие воды утекали куда-то под Гулкую Дыру. Из-за такого соседства и сама речка считалась нехорошей, несущей в себе некое древнее зло. Каморрцы избегали даже приближаться к протоке без особой нужды, не то что использовать ее в хозяйстве.
Внутри самого здания имелось отверстие в полу, куда и обрушивались воды речушки, образуя небольшой, но шумный водопад. Куда они деваются дальше, никто доподлинно не знал. Под Гулкой Дырой располагалась сложная разветвленная сеть катакомб, по которой и продолжала свой путь протока, распавшаяся на сотни ручейков. Некоторые из них впадали в Ржавую Заводь, иные и вовсе уходили невесть куда.
В полной темноте Локки Ламора стоял в центре Гулкой Дыры, прислушиваясь к грохоту водопада и напряженно вглядываясь в серое пятно на противоположной стене, которое обозначало входную дверь. Положение не из приятных. Единственным утешением ему служила мысль, что Жеан и Жук, скорчившиеся где-то в сыром подполье, наверняка чувствуют себя еще хуже – по крайней мере, пока события не начали развиваться.
«Они близко, – сообщил незримый Сокольничий. – Очень близко. Будь наготове.»
Локки и сам услышал звуки процессии, прежде чем сумел что-то разглядеть. Сквозь открытые двери донесся невнятный бой похоронных барабанов, временами заглушаемый журчанием падающей воды. Постепенно звук становился все громче. За дверью обозначилось красное свечение, и Локки непроизвольно отметил, что серый туман на улице ощутимо сгустился. Факелы светили тускло, будто из-под толщи воды. Свечение все разгоралось, теперь уже можно было разглядеть очертания комнаты, в которой он находился. Внезапно барабанный бой стих, и Локки снова остался наедине с шумом водопада. Вскинув голову и заложив одну руку за спину, он неотрывно смотрел на дверной проем, прислушивался к шуму крови в ушах и ждал.
Наконец прямо перед ним засветились два красных огонька – будто глаза дракона из сказки, промелькнуло в голове у Локки. Он успел еще припомнить, что Жеан всегда был любителем таких сказок, но затем обратил внимание на темные контуры, обрисовавшиеся позади огоньков, и сосредоточился исключительно на них. Вскоре глаза его привыкли к неяркому свету, и он смог разглядеть фигуры двух мужчин – довольно высоких, в плащах и при оружии. Более того, он настолько хорошо различал лица и позы незнакомцев, что даже уловил их удивление – казалось, они не ждали встретить его здесь. После небольшой заминки мужчины продолжили свое движение в обход комнаты – один приближался к нему справа, другой слева. Локки не предпринимал никаких действий, просто стоял и ждал.
В дверях показались новые факелы – два, за ними еще два: похоже, капа Барсави засылал своих людей попарно. Вскоре их собралось уже немало – они расположились перед Локки широким полукругом. Свет факелов осветил внутренность помещения, и стало видно, что стены покрыты полустертой резьбой. Старинные символы принадлежали языку Древних, который не смог расшифровать никто из людей.
Дюжина факелов, две дюжины… люди капы Барсави все прибывали. Вскоре Локки начал различать знакомые лица. Здесь собрались все самые отпетые головорезы, мучители, убийцы. Чертова прорва народу – как и обещал Барсави, стоя над телом дочери.
Время шло. Локки по-прежнему ничего не предпринимал. В комнату входили все новые мужчины и женщины. Вот появились сестры Беранджиас – даже в полутьме Локки безошибочно узнал их самоуверенную повадку. Обе стояли в центре толпы молча, скрестив руки на груди, их угрюмые глаза поблескивали в колеблющемся свете факелов. Никто из вновь прибывших не становился за спиной у Локки – очевидно, на сей счет были получены четкие указания. Он по-прежнему стоял один против толпы, физически ощущая давление со стороны собравшихся Правильных Людей…
Локки слышал их дыхание, легкий шепот и поскрипывание кожаных доспехов. Эхо отражалось от стен и смешивалось с шумом падающей воды. В какой-то момент факелы начали гаснуть – стало темнее, комната наполнилась смолистым духом. В конце концов остался гореть лишь каждый пятый факел.
Но и этого света хватило, чтобы Локки различил фигуру капы Барсави, когда тот появился из-за угла и шагнул в помещение. Седеющие волосы гладко убраны назад, тройная бородка аккуратно расчесана и умащена ароматическим маслом. На капе был его любимый камзол из акульей кожи и черный бархатный плащ с золотым шитьем, наброшенный на одно плечо. Справа от него стоял Анжаис, слева – Паче-ро. В их глазах Локки не видел ничего, кроме холодного обещание смерти.
«Все совсем не так, как тебе кажется, – раздался насмешливый голос Сокольничего. – Стой и не дергайся.»
Сделав еще пару шагов, Барсави остановился перед толпой и уставился на Локки. Он молча разглядывал его капюшон, из-под которого поблескивали красноватые глаза, серый плащ, тяжелые башмаки и кожаные перчатки.
– Король, – наконец произнес он.
– Капа, – откликнулся Локки, усилием воли заставляя себя хранить надменный тон, собирая в кулак остатки решимости и борясь с дурными предчувствиями. Он старательно играл человека, который, не дрогнув, с улыбкой глядит в глаза десяткам убийц. Который бросил вызов всемогущему капе при помощи кучи трупов, последним из которых стала его любимая дочь. Логика игры диктовала свои условия. Сейчас он был не другом погибшей Наццы, но ее убийцей, не послушным подданным Барсави, а его противником. Равным… если не больше.
Оскалив зубы в волчьей усмешке, он откинул плащ с левого плеча и приветственно махнул Барсави. Жест вышел издевательским: так громила подзывает к себе жертву в темном переулке – мол, подходи, потолкуем.
– Внимание, – скомандовал капа, и дюжина людей вскинула арбалеты, беря Локки на прицел.
«Святой Ловкач, дай мне силы!» – взмолился Локки. В ожидании он скрипнул зубами и ощутил, как натянулась под гримом кожа на скулах.
По комнате пронесся ощутимый шорох тетивы дюжины арбалетов. Промелькнули неуловимые в своем движении болты – и, щелкнув о невидимую преграду, россыпью упали подле ног Локки, как стайка мертвых птиц.
Он рассмеялся с неподдельной радостью человека, чудом оставшегося в живых. В этот момент Локки готов был расцеловать Сокольничего, если б тот оказался рядом.
– Ты меня удивляешь, капа, – игриво воскликнул он. – Разве ты не слышал о моей неуязвимости?
– Это была всего лишь маленькая проверка личности, ваше величество, – в тон ему ответил Барсави. Употребленный им титул прозвучал откровенной насмешкой. Это насторожило Локки – он ожидал, что неудача с арбалетной атакой смутит противника. Но капа остался невозмутимым. Он сделал еще один шаг вперед.
– Рад, что ты откликнулся на мой зов, – перешел в наступление Локки.