Страница:
Локки задумался, глядя на тлеющий жар плитки.
– Интересно, Жеан… в самом деле интересно. Что чувствуют другие люди – те, кого мы обманываем? Неужели они так же злятся и негодуют, когда мы обираем их и исчезаем… а они НИЧЕГО не могут с этим поделать?
Повисло долгое молчание. Свет алхимического камня понемногу угасал.
– Мы ведь, кажется, уже давно решили: они просто получают по заслугам, – наконец подал голос Жеан. – Вот и все. И вообще, Локки, кончай страдать хренью. Сейчас совсем не подходящий для этого момент.
– Страдать хренью? – переспросил Локки, озадаченно моргая – так, словно только что проснулся. – Нет, Жеан, ты должен меня понять. Это такое ужасное чувство, когда нет выхода! Раньше я ничего подобного не испытывал. Привык считать, что «нет выхода» – это для других, не для Благородных Подонков. Черт, мне не нравится ощущать себя в ловушке!
Еще секунду он сидел молча, затем жестом показал, что хочет встать. Жеан помог другу подняться. Трудно сказать, что помогло, теплый плащ или снадобье Джиссалины, но Локки перестал дрожать.
– И правильно, – сказал он уже окрепшим голосом. – Это действительно не для Благородных Подонков. Знаешь, давай поскорее покончим с этим дерьмовым заданием, а потом уже решим, что будем делать с нашим серым крысом и его ручным колдунишкой. Но сначала я должен сплясать под его дудку.
Жеан усмехнулся и похрустел пальцами, разминая их. Потом привычным жестом прикоснулся к плечу – на месте ли Злобные Сестрички?
– Ты уверен, что готов для Виноградной лестницы? – в последний раз спросил он.
– Настолько, насколько это возможно, Жеан. Черт, сейчас я вешу явно меньше, чем до приема зелья, так что спуститься по лестнице будет легче легкого. Во всяком случае, проще всего остального, что предстоит нам этой ночью.
От самого переулка по западной стене Расколотой башни поднималась вверх своеобразная решетка – деревянная рама, оплетенная старыми крепкими лозами, которая проходила мимо всех окон и таким образом связывала все этажи. Прогулка по Виноградной лестнице являлась небезопасным делом, но иного способа избежать встречи в Расколотой башне с несколькими дюжинами знакомых не было. Поэтому Благородные Подонки часто пользовались таким путем.
На верхнем этаже лязгнули ставни окна, выходящего в переулок. Массивный темный силуэт отделился от подоконника и скользнул в путаницу лоз. Вскоре за ним последовала тень меньших размеров. Цепляясь белыми от напряжения пальцами, Локки осторожно закрыл ставни. Он мечтал только об одном – чтобы его бедный желудок не так яростно возмущался тяготами спуска. И тут же Ветер Палача, рвущийся на соленые просторы Стального моря, подхватил невидимыми пальцами шляпу и плащ Аокки и окатил его запахами болот, полей и далеких деревень.
Жеан спускался первым – на два-три фута ниже Локки. Оба двигались очень осторожно, нащупывая в темноте опору для рук и ног. Благородные Подонки миновали шестой этаж, где, судя по всему, никого не было.
На пятом этаже из-под ставен лился мягкий янтарный свет. Оба верхолаза, не сговариваясь, замедлили движение и постарались превратиться в бесшумные серые тени на фоне ночного неба.
Как раз в тот момент, когда Жеан проползал слева от окна, ставни с тяжелыми металлическими задвижками резко распахнулись наружу. Одна из них угодила ему в плечо, не столько причинив боль, сколько нарушив равновесие, едва не сбив вниз. Жеан покрепче вцепился в деревянную решетку и бросил взгляд в окно. Не успевший сориентироваться Локки почти наступил ему на голову, пришлось срочно подтягиваться вверх.
– Молчи лучше, сучка несчастная, – прошипел незнакомый мужской голос. – Сам знаю, что другого пути тут нет!
Решетка, на которой висели два друга, тяжело застонала: кто-то вылез из окна и забарахтался в лозах. В окно высунулась черноволосая женщина. Она явно собралась что-то ответить своему приятелю, но увидев в щель между стеной и ставней фигуру Жеана, задохнулась от неожиданности. Ее сдавленный писк привлек внимание кавалера – мужчины весьма солидной комплекции (в темноте он казался даже больше Жеана).
– Это еще что за дерьмо, черт побери?! – фыркнул он. – А ты что здесь делаешь?
– Развлекаю богов, придурок, – Жеан сделал попытку лягнуть громилу в надежде сдвинуть его вниз, но куда там! – Давай, ползи, не задерживай движение!
– Нет, ты мне скажи, какого черта делаешь под этим окном? Небось, любишь подглядывать, мерзавец? Ну я тебе покажу! Сейчас ты у меня увидишь все, что надо, петух поганый!
Рыча и сопя от напряжения, мужчина принялся карабкаться вверх. Одной рукой цепляясь за лозы, другой он попытался ухватить за пятки Жеана. Тот резко дернулся и на мгновение потерял равновесие. Мир завертелся вокруг него в бешеной карусели, пока он отчаянно старался найти точку опоры: черная стена, черное небо, влажный черный булыжник в пятнадцати футах внизу. Только бы не упасть, во имя всех Богов! Навернешься с такой высоты – хоронить будет нечего…
– Эй вы, убирайтесь от моего окна, уроды! Все вон отсюда! Ференц, во имя Моргайте оставь его в покое и спускайся же наконец вниз! – завопила женщина.
– Вот зараза, – пробормотал Локки, зависнув в нескольких футах слева от окна. От страха все его красноречие куда-то улетучилось, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы найти нужные слова. – Мадам, вы невероятно усложняете нам жизнь! Поэтому прошу вас, прекратите визжать и закройте это чертово окно, пока мы не влезли к вам в комнату и не заткнули глотку.
Девица вздрогнула и в ужасе уставилась наверх.
– Ах, так вас двое? Да мне плевать! Убирайтесь все отсюда! Вы слышали? Вон отсюда… Вон!!!
– Закрой окно! Окно закрой, стерва! Да закрой же наконец свое чертово окно!!!
– Все, вы меня достали, козлы поганые! – взревел Ференц. – Сейчас вы у меня полетите вниз, как долбаные желуди с ветки…
В этот момент раздался душераздирающий скрежет, и вся решетка, сверху донизу, затряслась под весом троих мужчин, припавших к лозам.
– Спасибо тебе, Ференц, – воскликнул Локки. – Ну ты и удружил нам всем!
Это были последние членораздельные слова. За ними последовал многоголосый поток проклятий и ругательств, различить в котором отдельные голоса не представлялось возможным. Решетка еще могла выдержать двоих человек, двигающихся медленно и аккуратно. Но трое мужчин, к тому же беспорядочно и злобно дергающихся на лозах – это было чересчур: виноградные плети с шумом и треском начали отрываться от своего ненадежного пристанища на стене.
Ференц беспорядочно дрыгал руками и ногами, пытаясь преодолеть силу земного притяжения и удержать на решетке свой немалый вес. В этой неравной борьбе победила сила тяжести – бедняга неотвратимо заскользил вниз, обдирая в кровь руки и срывая на своем пути все новые и новые плети. Наконец, когда до земли ему оставалось еще футов двадцать, зеленая масса лоз окончательно подалась и рухнула вниз, увлекая незадачливого любовника в непроглядный мрак ночной аллеи. Вместе с ними обрушился и большой кусок деревянной решетки – примерно тридцать футов высотой. Ноги Локки и Жеана зависли в пустоте.
Локки подсознательно рванулся вправо и обрушился на узкий карниз под окном. При этом он задел каблуком скандальную даму и впихнул ее в комнату. Жеан в свою очередь лихорадочно заработал руками, пытаясь вскарабкаться выше окна, поскольку открытая ставня мешала ему добраться до спасительного подоконника. Уже чувствуя, как деревянная решетка ломается под его ладонями, он одним красивым движением перемахнул через преграду и ввалился в комнату, прихватив с собой Локки.
Увлекаемые инерцией, они со всего маху рухнули на жесткий пол.
– Выметайтесь вон в это чертово окно, сейчас же! – завопила дама с удвоенной яростью. Чтобы ее слова были восприняты всерьез, она подчеркивала каждое из них пинком Жеану под ребра. Слава богам, у нее была привычка ходить по дому босиком.
– Совершенно неприемлемое предложение, – проворчал Локки откуда-то из-под туши напарника.
– Эй, мадам! – запротестовал и сам Жеан, подвергшийся столь непочтительному обхождению. – Нельзя ли полегче?
Потеряв терпение, он схватил нелюбезную хозяйку за ногу и резко дернул на себя. Та рухнула как подкошенная. По счастью, она приземлилась на свое подвесное ложе – что-то вроде двухместного гамака из дешевой шелковой сетки, подвешенного к потолку на четырех креплениях. Тут Локки и Жеан невольно заметили, что хозяйка дома одета в одну лишь нижнюю рубашку. А поскольку стояло жаркое лето, рубашка эта прикрывала крайне незначительную площадь тела…
– Вон отсюда, ублюдки! – продолжала верещать дама. – Я сказала, вон! Вон!!!
Пока незваные гости, которым было адресовано столь экспансивное обращение, поднимались на ноги и глазели на полуобнаженную хозяйку, дверь в комнату внезапно распахнулась, и на пороге встал широкоплечий громила с хорошо развитыми мышцами. По виду его можно было принять за грузчика со стажем или сельского кузнеца. В глазах у здоровяка горело мстительное удовлетворение, вдобавок его окутывало столь плотное облако алкогольных паров, что кисловатый терпкий запах ощущался даже на другом конце комнаты.
На мгновение Локки замешкался, пытаясь сообразить, как Ференцу удалось так быстро подняться обратно. Впрочем, в следующую секунду он понял, что это вовсе не Ференц. Осознав пикантность ситуации, он невольно хихикнул, хотя положение дел вовсе не располагало к веселью.
Порыв ночного ветра резко, со стуком захлопнул ставню за его спиной.
Дама издала полузадушенный вопль, прозвучавший так, будто какой-то озорник швырнул крысу в глубокий и темный колодец. Впрочем, судя по всему, ее отчаяние не вызвало у нетрезвого здоровяка ни малейшего сочувствия.
– Ах ты, грязная шлюха! – прогрохотал он, презрительно растягивая слова. – Гадина, подлая сучка! Я так и знал, что ты здесь не одна! – он смачно сплюнул и недоверчиво покачал головой, уставившись на Жеана с Локки. – Да еще и с двумя… Вот это да! Значит, тебе понадобилось сразу два ухажера, чтобы заменить меня одного? Ну что, козлики? – продолжал он, наклоняясь и вытягивая из сапога девятидюймовое лезвие вороненой стали. – Надеюсь, вы на славу оттянулись с бесхозной бабой, потому что это была последняя приятность в вашей жизни. Сейчас я вас самих превращу в девочек.
Жеан мгновенно принял боевую стойку. Левая рука его метнулась к плечу, где прятались под плащом верные Сестрички. Одновременно правой рукой он отпихнул Локки, чтобы тот оказался у него за спиной.
– Стойте-стойте! – вмешался Локки, непроизвольно размахивая руками. – Послушай, приятель, я понимаю, как все это выглядит… но тут совсем другое дело. Поверь, мы не имеем никакого отношения к твоей подружке, – он кивнул в сторону хозяйки дома, растянувшейся на постели во всей своей красе. – Она была здесь задолго до нас!
Похоже, его слова вывели даму из оцепенения.
– Гатис! – прошипела она. – Ты мужчина или нет? Эти люди вломились в мою комнату и напали на меня. Спаси меня, Гатис!
С яростным рычанием тот развернулся в сторону непрошеных гостей. Он стоял, чуть наклонившись и размахивая перед собой ножом. Вся поза Гатиса выдавала в нем опытного бойца, но он был слишком пьян и слишком взбешен. Все произошло мгновенно – здоровяк, как разъяренный бык, ринулся на Жеана, и Аокки мгновенно отскочил в сторону, чтобы дать другу свободу действий. Жеан поймал противника на лету, крепко ухватил за руку и ловкой подсечкой уложил на пол.
Раздался устрашающий грохот, блеснуло вылетевшее из руки Гатиса лезвие. Удерживая его запястье железной хваткой, Жеан резко развернулся и отскочил в сторону в тот самый момент, когда тяжелая туша рухнула на пол. В первое мгновение Гатис был слишком ошеломлен, чтобы как-то воспринимать случившееся. Но уже в следующую секунду боль проникла в его одурманенный мозг, и комната огласилась громоподобным воем.
Ухватив здоровяка за ворот рубахи, Жеан рывком поставил его на ноги и со всего размаху приложил о стену слева от окна. Голова несчастного Гатиса, как мяч, отскочила от кирпичной кладки – надо думать, не слишком мягкой, – и он начал медленно падать вперед, в утешительные объятия беспамятства. Увы, даже в этой милости ему было отказано: пудовый кулак Жеана описал в воздухе смазанную дугу и с неприятным звуком встретился с челюстью бедолаги. Столь мощное препятствие роковым образом изменило траекторию движения Гатиса, и вместо того, чтобы упасть в дружеские объятия Жеана, он бесформенной грудой осел на пол.
– Здорово! – внезапно завопила женщина с постели. – Отличный прием! А теперь вышвырни его в окно!
– Сама определяйся со своими кавалерами, – озлился Локки. – Выбери кого-то одного и кувыркайся с ним в свое удовольствие.
– И заруби себе на носу, – вмешался Жеан. – Если завтра поутру этого несчастного найдут мертвым под твоими окнами, я вернусь и повторю тот же прием, но уже с тобой. Уяснила?
– А если ты хоть словечком обмолвишься кому-нибудь о нашем появлении, – зловеще добавил Локки, – тебе придется на коленях умолять, чтобы мой друг вернулся и выполнил свое обещание.
– Но Гатис вас запомнил, – завизжала дама. – Он обязательно всем разболтает!
– Этот самый громила разболтает, как его вздули один на один в спальне собственной подружки?! Я тебя умоляю, – пренебрежительно пожал плечами Жеан. Аккуратно расправив складки плаща, он вновь водрузил на голову оброненную было шляпу. – Спорим, завтра он будет всем рассказывать, как на него напали семеро мордоворотов с вот такими дубинами!
С этими словами друзья поспешили к той двери, из которой недавно появился разъяренный Гатис. Миновав ее, они очутились на лестничной площадке пятого этажа с северной стороны башни. Не самый уединенный путь, но что поделать, если столь удобная Виноградная лестница безвозвратно загублена? Только спускаться, как все прочие люди, и от души надеяться, что всемогущий Благодетель убережет их от ненужных свидетелей. Локки решительно захлопнул за собой дверь, оставив ошарашенную даму в обществе ее бесчувственного приятеля, мирно растянувшегося на полу.
– Похоже, боги сегодня на нашей стороне, – заметил Локки, спускаясь по скрипучим ступеням. – Во всяком случае, мы все еще не потеряли свои дурацкие шляпы.
И тут перед ними промелькнула стремительная тень – на фоне огней ночного Каморра они разглядели крылья и острый клюв.
– Мои поздравления, – подвел итог Локки. – Не знаю, радоваться или горевать, но с этого момента мы под опекой Сокольничего.
Интерлюдия. Вверх по реке
Жеана не было в храме – он находился в Обители Стеклянных роз, – когда Локки узнал, что его отправляют пожить на одну из удаленных ферм, расположенных выше по течению Анжевены.
В тот день – День Бездельника – шел сильный дождь, поэтому Цепп собрал Локки, Кало и Гальдо в столовой, чтобы поучить их карточной игре «Богач, нищий, герцог, солдат». Смысл игры заключался в том, чтобы при помощи различных уловок выманить у соседа все деньги до последней монетки. Стоит ли говорить, что юные мошенники быстро освоились с правилами и вошли во вкус.
– Двойка, тройка и пятерка пик, – объявил Кало. – А еще «Двенадцать» сверху.
– Ха, умри от зависти, недоумок, – самодовольно ухмыльнулся Гальдо. – У меня полный комплект червей и к нему «Солнце»!
– Как бы не так! Сам недоумок! Давай гони денежку.
– На самом деле его карты сильнее, Кало, – вмешался отец Цепп. – Подвижная карта бьет неподвижную. Хотя…
– Никого не интересует, что на руках у МЕНЯ? – произнес Локки.
– Да не особо, – откликнулся священник, – поскольку у меня полный набор «Герцогов».
Он выложил карты и самодовольно постучал костяшками по столешнице.
– Это нечестно, – запротестовал Локки. – Мы играли всего шесть раз, и уже два раза у вас были «герцоги». Вы передергиваете!
– Конечно, передергиваю, – ухмыльнулся Цепп. – А какой смысл играть без обмана? Вот когда ты наконец просечешь, КАК я это делаю, можно будет говорить о каком-то прогрессе с твоей стороны.
– Напрасно вы сказали нам это, отец Цепп, – заявил Кало.
– Мы теперь будем упражняться всю неделю, – поддержал его брат.
– Вот увидите, в следующий День Бездельника обдерем вас до основания, – пообещал Локки.
– Не думаю, – снова усмехнулся священник. – Во всяком случае, не ты, Локки. Ибо ближайшие три месяца – до Дня Покаяния – тебе предстоит провести на стажировке.
– Где-где?
– Помнишь, в прошлом году я отсылал Кало в Лашен – изображать служку из ордена Гандоло? А Гальдо ездил в Ашмер, чтобы внедриться в орден Сендовани. Теперь настал твой черед. Отправишься на одну из ферм и несколько месяцев побудешь крестьянином.
– Крестьянином?!
– Ну да, есть такие люди – может, слышал? – Цепп собрал карты со стола и ловким движением перетасовал колоду, – Они еще привозят нам продукты.
– Я же ничего не знаю о крестьянском труде…
– Ясное дело, не знаешь. Но ты точно так же не знал, как готовить еду и прислуживать за столом, как одеваться подобно благородному господину и говорить по-вадрански. Затем ты попал к нам и всему научился. А сейчас тебе предстоит узнать кое-что еще.
– И где же это?
– Милях в семи-восьми по течению Анжевены есть местечко под названием Вилла Сенциано. Там живут крестьяне, которые арендуют землю у герцога или мелкой знати с Альсегранте. Я переоденусь священником Госпожи Эллизы, а ты будешь моим служкой. Якобы я отправил тебя поработать на земле – у них в храме это принято.
– А что мне известно об ордене Госпожи Эллизы?
– Тебе и не понадобится проявлять свои знания. Человек, к которому я тебя отсылаю, в курсе наших дел. А легенда придумана для посторонних.
– А чем нам заниматься, пока вас не будет? – спросил Кало.
– Да ничем особенным, присматривайте за храмом… Меня не будет всего-то пару дней. В конце концов, может Безглазый Священник заболеть и посидеть в своей комнате? Да, на ступени без меня не выходите, сделаем передышку. Это даже полезно – когда меня какое-то время нет, люди потом легче раскошеливаются, особенно если я по возвращении кашляю и чихаю. Так что можете развлекаться. Только смотрите не разнесите мне храм к чертям собачьим.
– К тому времени, как я вернусь, меня сможет обыграть в карты любой, – вздохнул Локки.
– Это уж точно, – довольно поддакнул Кало. – Счастливой дороги тебе, Локки.
– Наслаждайся сельским воздухом, – присоединился к нему Гальдо. – Отдыхай, пока не надоест.
Пять башен смутно маячили над Каморром, подобные простертой длани огромного незримого божества. Пять гигантских цилиндров из Древнего стекла парили в небе, радуя глаз всевозможными башенками, шпилями и крытыми переходами – все это досталось людям в наследство от иных существ, тех, что обитали здесь прежде, радовались жизни и строили в соответствии со своими вкусами, не всегда совпадающими с человеческими.
Ближе всех к востоку располагалась башня под названием Ловушка Зари, высотой в четыреста футов. Она была удивительного серебристо-красного цвета, словно кусок алеющего горизонта отразился в стоячей воде. Рядом с ней вырастала вторая башня, чуть повыше, из обсидиана, переливающегося всеми цветами радуги – будто луч солнца угодил на нефтяную пленку. Она называлась Черным Шпилем. На противоположном конце – так, что и взглядом не дотянешься, надо голову повернуть – стояла самая западная башня из фиолетового турмалина с жемчужно-белыми прожилками. Имя у нее было соответствующее – Западный Страж. Возле нее высился Янтарный Кубок с его многочисленными желобами и канавками – именно благодаря этой архитектурной особенности башня отзывалась на всякий порыв ветра жалобными зловещими мелодиями. И наконец, в самом центре стояла наиболее высокая и величественная постройка, служившая резиденцией герцогу Никованте. По какой-то причине ее называли Вороновым Насестом, хотя внешнее великолепие (башня нестерпимо блестела на солнце, будто расплавленное серебро) и венчавший ее Небесный сад с роскошными виноградными лозами, повисшими в воздухе на высоте шестисот футов над землей, – все это взыскало более возвышенного имени.
Между верхушками отдельных башен и их пристроек протянулась сложная сеть стекловидных тросов. Когда-то, столетия назад, под Каморром обнаружились огромные запасы – десятки миль – тонкого кабеля из Древнего стекла, который и был использован для постройки подвесных дорог. Грузовые клети перемещались вверх-вниз по кабелям при помощи мускульной силы слуг, вращающих огромные скрипящие кабестаны. В этих клетях перевозили как грузы, так и пассажиров. Простые горожане почитали эти подвесные дороги сущим безумием, но знатные каморрцы из числа Пяти семейств находили особый вкус в таком рискованном и волнующем способе путешествия над зияющими пропастями. Должно быть, они видели в этом подтверждение своей сословной доблести.
Локки с жадным любопытством смотрел на тяжелые клети, которые покидали выступающие платформы Башен и уплывали вверх или вниз, в зависимости от места назначения. Они напомнили ему «паучьи клетки», которые он видел во Дворце Терпения.
Мальчик сидел рядом со своим наставником на деревянной скамье в небольшой двуколке, за сиденьем священник припрятал под брезентом несколько мешков со всяким полезным добром. Цепп был одет в свободное многослойное одеяние коричневого цвета с серебристо-зеленой вышивкой, изобличавшей в нем члена ордена Госпожи Эллизы, Матери дождей и жатвы. На Локки были простые штаны и длинная рубаха навыпуск – обувь была сочтена излишней роскошью для будущего крестьянина.
Запряженные в повозку две лошадки – не Кроткие, поскольку Цепп предпочитал не использовать белоглазых тварей за пределами города, – мерно трусили по мощеной извилистой улице Семи колес, которая пролегала в самом центре района Мельничных водопадов. На самом деле колес было не семь, а гораздо больше – они бодро вспенивали воды Анжевены, куда ни посмотри.
Пять башен стояли на обширном плато, возвышавшемся примерно на шестьдесят футов над Нижним городом. Вниз по течению Анжевены располагались острова Альсегранте, на которых высились роскошные особняки каморрской знати. Сама река вытекала с восточной части плато и обрушивалась вниз шестиступенчатым водопадом около двухсот ярдов в поперечнике. Мельничные колеса были установлены на самом верху, в основании длинного моста из камня и стекла, щедро застроенного деревянными мельницами.
Однако ими дело не ограничивалось – понизу, там, куда падали пенистые струи водопада, тоже стояли мельничные колеса, загромождая оба берега реки. Они приводили в действие бесчисленные жернова, а также кузнечные мехи, гнавшие горячий воздух от печей к огромным пивоваренным чанам. Это был трудовой район, где обитали всевозможные рабочие и лишь изредка появлялись богатые хозяева – большей частью для того, чтобы проверить, как идет работа.
Здесь священник повернул лошадей направо, к Вратам Сенциа, через которые проходила главная дорога в западном направлении. И сразу же они попали в страшную толчею, с которой едва справлялись дежурные «желтые куртки». Из провинции в город тянулись бесконечные караваны груженых телег. Едва миновав Врата Сенциа, они попадали в лапы таможенников и сборщиков налогов, которых было нетрудно узнать по высоким черным шляпам без полей. Между собой трудовой народ называл эту публику одним емким неласковым словом – «догребатели», но не приведи боги было обронить подобное при герцогских служащих: догребутся так, что мало не покажется.
Несмотря на ранний час – было только начало десятого, – вдоль обочин гомонила и толкалась обычная придорожная толпа. Мелкие лоточники торговали разной снедью, от теплого пива до печеной моркови. Тут же восседали профессиональные попрошайки, готовые поведать любому желающему душещипательную историю своих бедствий и показать раны, полученные в боях, которые завершились задолго до их рождения. «Желтые куртки» прохаживались среди них и черными лакированными жезлами отгоняли подальше самых настырных и самых зловонных.
– Это еще что! – усмехнулся Цепп. – Тебе стоило бы взглянуть на это место через пару часов, ближе к полудню. А еще лучше во время уборки урожая. Или в дождь. О боги…
Одеяние священника, а также серебряный солон, переданный из рук в руки, сотворили чудо – они миновали заставу без всяких задержек, еще и с добрыми напутствиями: «Удачного вам дня, ваша святость». Врата Сенциа представляли собой массивное сооружение с решетчатыми створками – пятнадцать ярдов в ширину и почти столько же в высоту. Их охраняла уже не обычная городская стража, а «черные куртки» – солдаты регулярной армии. Они скучали на наблюдательных вышках, установленных на вершине толстенной, в двадцать футов, стены.
К северу от Каморра стало попросторнее. Здесь тоже тянулась жилая застройка, но дома стали поменьше, появилась зелень, кое-где камень уступал место дереву – во всем чувствовался пригородный покой и простор, которые начисто отсутствовали на скученных островках Каморра. Берега реки тоже изменились, став более топкими и болотистыми. К северу и востоку от Анжевены террасами поднимались холмы, приспособленные под поля и огороды. Локки с удивлением заметил, что жизнерадостно-зеленая поверхность земли крест-накрест исчерчена белыми каменными полосками – это пограничные межи разделяли отдельные участки крестьян. Даже воздух стал другим: в зависимости от направления ветра в нем то витали запахи морской соли и просмоленной древесины, то волнами наплывали ароматы унавоженных полей и оливковых рощ.
– Интересно, Жеан… в самом деле интересно. Что чувствуют другие люди – те, кого мы обманываем? Неужели они так же злятся и негодуют, когда мы обираем их и исчезаем… а они НИЧЕГО не могут с этим поделать?
Повисло долгое молчание. Свет алхимического камня понемногу угасал.
– Мы ведь, кажется, уже давно решили: они просто получают по заслугам, – наконец подал голос Жеан. – Вот и все. И вообще, Локки, кончай страдать хренью. Сейчас совсем не подходящий для этого момент.
– Страдать хренью? – переспросил Локки, озадаченно моргая – так, словно только что проснулся. – Нет, Жеан, ты должен меня понять. Это такое ужасное чувство, когда нет выхода! Раньше я ничего подобного не испытывал. Привык считать, что «нет выхода» – это для других, не для Благородных Подонков. Черт, мне не нравится ощущать себя в ловушке!
Еще секунду он сидел молча, затем жестом показал, что хочет встать. Жеан помог другу подняться. Трудно сказать, что помогло, теплый плащ или снадобье Джиссалины, но Локки перестал дрожать.
– И правильно, – сказал он уже окрепшим голосом. – Это действительно не для Благородных Подонков. Знаешь, давай поскорее покончим с этим дерьмовым заданием, а потом уже решим, что будем делать с нашим серым крысом и его ручным колдунишкой. Но сначала я должен сплясать под его дудку.
Жеан усмехнулся и похрустел пальцами, разминая их. Потом привычным жестом прикоснулся к плечу – на месте ли Злобные Сестрички?
– Ты уверен, что готов для Виноградной лестницы? – в последний раз спросил он.
– Настолько, насколько это возможно, Жеан. Черт, сейчас я вешу явно меньше, чем до приема зелья, так что спуститься по лестнице будет легче легкого. Во всяком случае, проще всего остального, что предстоит нам этой ночью.
5
От самого переулка по западной стене Расколотой башни поднималась вверх своеобразная решетка – деревянная рама, оплетенная старыми крепкими лозами, которая проходила мимо всех окон и таким образом связывала все этажи. Прогулка по Виноградной лестнице являлась небезопасным делом, но иного способа избежать встречи в Расколотой башне с несколькими дюжинами знакомых не было. Поэтому Благородные Подонки часто пользовались таким путем.
На верхнем этаже лязгнули ставни окна, выходящего в переулок. Массивный темный силуэт отделился от подоконника и скользнул в путаницу лоз. Вскоре за ним последовала тень меньших размеров. Цепляясь белыми от напряжения пальцами, Локки осторожно закрыл ставни. Он мечтал только об одном – чтобы его бедный желудок не так яростно возмущался тяготами спуска. И тут же Ветер Палача, рвущийся на соленые просторы Стального моря, подхватил невидимыми пальцами шляпу и плащ Аокки и окатил его запахами болот, полей и далеких деревень.
Жеан спускался первым – на два-три фута ниже Локки. Оба двигались очень осторожно, нащупывая в темноте опору для рук и ног. Благородные Подонки миновали шестой этаж, где, судя по всему, никого не было.
На пятом этаже из-под ставен лился мягкий янтарный свет. Оба верхолаза, не сговариваясь, замедлили движение и постарались превратиться в бесшумные серые тени на фоне ночного неба.
Как раз в тот момент, когда Жеан проползал слева от окна, ставни с тяжелыми металлическими задвижками резко распахнулись наружу. Одна из них угодила ему в плечо, не столько причинив боль, сколько нарушив равновесие, едва не сбив вниз. Жеан покрепче вцепился в деревянную решетку и бросил взгляд в окно. Не успевший сориентироваться Локки почти наступил ему на голову, пришлось срочно подтягиваться вверх.
– Молчи лучше, сучка несчастная, – прошипел незнакомый мужской голос. – Сам знаю, что другого пути тут нет!
Решетка, на которой висели два друга, тяжело застонала: кто-то вылез из окна и забарахтался в лозах. В окно высунулась черноволосая женщина. Она явно собралась что-то ответить своему приятелю, но увидев в щель между стеной и ставней фигуру Жеана, задохнулась от неожиданности. Ее сдавленный писк привлек внимание кавалера – мужчины весьма солидной комплекции (в темноте он казался даже больше Жеана).
– Это еще что за дерьмо, черт побери?! – фыркнул он. – А ты что здесь делаешь?
– Развлекаю богов, придурок, – Жеан сделал попытку лягнуть громилу в надежде сдвинуть его вниз, но куда там! – Давай, ползи, не задерживай движение!
– Нет, ты мне скажи, какого черта делаешь под этим окном? Небось, любишь подглядывать, мерзавец? Ну я тебе покажу! Сейчас ты у меня увидишь все, что надо, петух поганый!
Рыча и сопя от напряжения, мужчина принялся карабкаться вверх. Одной рукой цепляясь за лозы, другой он попытался ухватить за пятки Жеана. Тот резко дернулся и на мгновение потерял равновесие. Мир завертелся вокруг него в бешеной карусели, пока он отчаянно старался найти точку опоры: черная стена, черное небо, влажный черный булыжник в пятнадцати футах внизу. Только бы не упасть, во имя всех Богов! Навернешься с такой высоты – хоронить будет нечего…
– Эй вы, убирайтесь от моего окна, уроды! Все вон отсюда! Ференц, во имя Моргайте оставь его в покое и спускайся же наконец вниз! – завопила женщина.
– Вот зараза, – пробормотал Локки, зависнув в нескольких футах слева от окна. От страха все его красноречие куда-то улетучилось, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы найти нужные слова. – Мадам, вы невероятно усложняете нам жизнь! Поэтому прошу вас, прекратите визжать и закройте это чертово окно, пока мы не влезли к вам в комнату и не заткнули глотку.
Девица вздрогнула и в ужасе уставилась наверх.
– Ах, так вас двое? Да мне плевать! Убирайтесь все отсюда! Вы слышали? Вон отсюда… Вон!!!
– Закрой окно! Окно закрой, стерва! Да закрой же наконец свое чертово окно!!!
– Все, вы меня достали, козлы поганые! – взревел Ференц. – Сейчас вы у меня полетите вниз, как долбаные желуди с ветки…
В этот момент раздался душераздирающий скрежет, и вся решетка, сверху донизу, затряслась под весом троих мужчин, припавших к лозам.
– Спасибо тебе, Ференц, – воскликнул Локки. – Ну ты и удружил нам всем!
Это были последние членораздельные слова. За ними последовал многоголосый поток проклятий и ругательств, различить в котором отдельные голоса не представлялось возможным. Решетка еще могла выдержать двоих человек, двигающихся медленно и аккуратно. Но трое мужчин, к тому же беспорядочно и злобно дергающихся на лозах – это было чересчур: виноградные плети с шумом и треском начали отрываться от своего ненадежного пристанища на стене.
Ференц беспорядочно дрыгал руками и ногами, пытаясь преодолеть силу земного притяжения и удержать на решетке свой немалый вес. В этой неравной борьбе победила сила тяжести – бедняга неотвратимо заскользил вниз, обдирая в кровь руки и срывая на своем пути все новые и новые плети. Наконец, когда до земли ему оставалось еще футов двадцать, зеленая масса лоз окончательно подалась и рухнула вниз, увлекая незадачливого любовника в непроглядный мрак ночной аллеи. Вместе с ними обрушился и большой кусок деревянной решетки – примерно тридцать футов высотой. Ноги Локки и Жеана зависли в пустоте.
Локки подсознательно рванулся вправо и обрушился на узкий карниз под окном. При этом он задел каблуком скандальную даму и впихнул ее в комнату. Жеан в свою очередь лихорадочно заработал руками, пытаясь вскарабкаться выше окна, поскольку открытая ставня мешала ему добраться до спасительного подоконника. Уже чувствуя, как деревянная решетка ломается под его ладонями, он одним красивым движением перемахнул через преграду и ввалился в комнату, прихватив с собой Локки.
Увлекаемые инерцией, они со всего маху рухнули на жесткий пол.
– Выметайтесь вон в это чертово окно, сейчас же! – завопила дама с удвоенной яростью. Чтобы ее слова были восприняты всерьез, она подчеркивала каждое из них пинком Жеану под ребра. Слава богам, у нее была привычка ходить по дому босиком.
– Совершенно неприемлемое предложение, – проворчал Локки откуда-то из-под туши напарника.
– Эй, мадам! – запротестовал и сам Жеан, подвергшийся столь непочтительному обхождению. – Нельзя ли полегче?
Потеряв терпение, он схватил нелюбезную хозяйку за ногу и резко дернул на себя. Та рухнула как подкошенная. По счастью, она приземлилась на свое подвесное ложе – что-то вроде двухместного гамака из дешевой шелковой сетки, подвешенного к потолку на четырех креплениях. Тут Локки и Жеан невольно заметили, что хозяйка дома одета в одну лишь нижнюю рубашку. А поскольку стояло жаркое лето, рубашка эта прикрывала крайне незначительную площадь тела…
– Вон отсюда, ублюдки! – продолжала верещать дама. – Я сказала, вон! Вон!!!
Пока незваные гости, которым было адресовано столь экспансивное обращение, поднимались на ноги и глазели на полуобнаженную хозяйку, дверь в комнату внезапно распахнулась, и на пороге встал широкоплечий громила с хорошо развитыми мышцами. По виду его можно было принять за грузчика со стажем или сельского кузнеца. В глазах у здоровяка горело мстительное удовлетворение, вдобавок его окутывало столь плотное облако алкогольных паров, что кисловатый терпкий запах ощущался даже на другом конце комнаты.
На мгновение Локки замешкался, пытаясь сообразить, как Ференцу удалось так быстро подняться обратно. Впрочем, в следующую секунду он понял, что это вовсе не Ференц. Осознав пикантность ситуации, он невольно хихикнул, хотя положение дел вовсе не располагало к веселью.
Порыв ночного ветра резко, со стуком захлопнул ставню за его спиной.
Дама издала полузадушенный вопль, прозвучавший так, будто какой-то озорник швырнул крысу в глубокий и темный колодец. Впрочем, судя по всему, ее отчаяние не вызвало у нетрезвого здоровяка ни малейшего сочувствия.
– Ах ты, грязная шлюха! – прогрохотал он, презрительно растягивая слова. – Гадина, подлая сучка! Я так и знал, что ты здесь не одна! – он смачно сплюнул и недоверчиво покачал головой, уставившись на Жеана с Локки. – Да еще и с двумя… Вот это да! Значит, тебе понадобилось сразу два ухажера, чтобы заменить меня одного? Ну что, козлики? – продолжал он, наклоняясь и вытягивая из сапога девятидюймовое лезвие вороненой стали. – Надеюсь, вы на славу оттянулись с бесхозной бабой, потому что это была последняя приятность в вашей жизни. Сейчас я вас самих превращу в девочек.
Жеан мгновенно принял боевую стойку. Левая рука его метнулась к плечу, где прятались под плащом верные Сестрички. Одновременно правой рукой он отпихнул Локки, чтобы тот оказался у него за спиной.
– Стойте-стойте! – вмешался Локки, непроизвольно размахивая руками. – Послушай, приятель, я понимаю, как все это выглядит… но тут совсем другое дело. Поверь, мы не имеем никакого отношения к твоей подружке, – он кивнул в сторону хозяйки дома, растянувшейся на постели во всей своей красе. – Она была здесь задолго до нас!
Похоже, его слова вывели даму из оцепенения.
– Гатис! – прошипела она. – Ты мужчина или нет? Эти люди вломились в мою комнату и напали на меня. Спаси меня, Гатис!
С яростным рычанием тот развернулся в сторону непрошеных гостей. Он стоял, чуть наклонившись и размахивая перед собой ножом. Вся поза Гатиса выдавала в нем опытного бойца, но он был слишком пьян и слишком взбешен. Все произошло мгновенно – здоровяк, как разъяренный бык, ринулся на Жеана, и Аокки мгновенно отскочил в сторону, чтобы дать другу свободу действий. Жеан поймал противника на лету, крепко ухватил за руку и ловкой подсечкой уложил на пол.
Раздался устрашающий грохот, блеснуло вылетевшее из руки Гатиса лезвие. Удерживая его запястье железной хваткой, Жеан резко развернулся и отскочил в сторону в тот самый момент, когда тяжелая туша рухнула на пол. В первое мгновение Гатис был слишком ошеломлен, чтобы как-то воспринимать случившееся. Но уже в следующую секунду боль проникла в его одурманенный мозг, и комната огласилась громоподобным воем.
Ухватив здоровяка за ворот рубахи, Жеан рывком поставил его на ноги и со всего размаху приложил о стену слева от окна. Голова несчастного Гатиса, как мяч, отскочила от кирпичной кладки – надо думать, не слишком мягкой, – и он начал медленно падать вперед, в утешительные объятия беспамятства. Увы, даже в этой милости ему было отказано: пудовый кулак Жеана описал в воздухе смазанную дугу и с неприятным звуком встретился с челюстью бедолаги. Столь мощное препятствие роковым образом изменило траекторию движения Гатиса, и вместо того, чтобы упасть в дружеские объятия Жеана, он бесформенной грудой осел на пол.
– Здорово! – внезапно завопила женщина с постели. – Отличный прием! А теперь вышвырни его в окно!
– Сама определяйся со своими кавалерами, – озлился Локки. – Выбери кого-то одного и кувыркайся с ним в свое удовольствие.
– И заруби себе на носу, – вмешался Жеан. – Если завтра поутру этого несчастного найдут мертвым под твоими окнами, я вернусь и повторю тот же прием, но уже с тобой. Уяснила?
– А если ты хоть словечком обмолвишься кому-нибудь о нашем появлении, – зловеще добавил Локки, – тебе придется на коленях умолять, чтобы мой друг вернулся и выполнил свое обещание.
– Но Гатис вас запомнил, – завизжала дама. – Он обязательно всем разболтает!
– Этот самый громила разболтает, как его вздули один на один в спальне собственной подружки?! Я тебя умоляю, – пренебрежительно пожал плечами Жеан. Аккуратно расправив складки плаща, он вновь водрузил на голову оброненную было шляпу. – Спорим, завтра он будет всем рассказывать, как на него напали семеро мордоворотов с вот такими дубинами!
С этими словами друзья поспешили к той двери, из которой недавно появился разъяренный Гатис. Миновав ее, они очутились на лестничной площадке пятого этажа с северной стороны башни. Не самый уединенный путь, но что поделать, если столь удобная Виноградная лестница безвозвратно загублена? Только спускаться, как все прочие люди, и от души надеяться, что всемогущий Благодетель убережет их от ненужных свидетелей. Локки решительно захлопнул за собой дверь, оставив ошарашенную даму в обществе ее бесчувственного приятеля, мирно растянувшегося на полу.
– Похоже, боги сегодня на нашей стороне, – заметил Локки, спускаясь по скрипучим ступеням. – Во всяком случае, мы все еще не потеряли свои дурацкие шляпы.
И тут перед ними промелькнула стремительная тень – на фоне огней ночного Каморра они разглядели крылья и острый клюв.
– Мои поздравления, – подвел итог Локки. – Не знаю, радоваться или горевать, но с этого момента мы под опекой Сокольничего.
Интерлюдия. Вверх по реке
1
Жеана не было в храме – он находился в Обители Стеклянных роз, – когда Локки узнал, что его отправляют пожить на одну из удаленных ферм, расположенных выше по течению Анжевены.
В тот день – День Бездельника – шел сильный дождь, поэтому Цепп собрал Локки, Кало и Гальдо в столовой, чтобы поучить их карточной игре «Богач, нищий, герцог, солдат». Смысл игры заключался в том, чтобы при помощи различных уловок выманить у соседа все деньги до последней монетки. Стоит ли говорить, что юные мошенники быстро освоились с правилами и вошли во вкус.
– Двойка, тройка и пятерка пик, – объявил Кало. – А еще «Двенадцать» сверху.
– Ха, умри от зависти, недоумок, – самодовольно ухмыльнулся Гальдо. – У меня полный комплект червей и к нему «Солнце»!
– Как бы не так! Сам недоумок! Давай гони денежку.
– На самом деле его карты сильнее, Кало, – вмешался отец Цепп. – Подвижная карта бьет неподвижную. Хотя…
– Никого не интересует, что на руках у МЕНЯ? – произнес Локки.
– Да не особо, – откликнулся священник, – поскольку у меня полный набор «Герцогов».
Он выложил карты и самодовольно постучал костяшками по столешнице.
– Это нечестно, – запротестовал Локки. – Мы играли всего шесть раз, и уже два раза у вас были «герцоги». Вы передергиваете!
– Конечно, передергиваю, – ухмыльнулся Цепп. – А какой смысл играть без обмана? Вот когда ты наконец просечешь, КАК я это делаю, можно будет говорить о каком-то прогрессе с твоей стороны.
– Напрасно вы сказали нам это, отец Цепп, – заявил Кало.
– Мы теперь будем упражняться всю неделю, – поддержал его брат.
– Вот увидите, в следующий День Бездельника обдерем вас до основания, – пообещал Локки.
– Не думаю, – снова усмехнулся священник. – Во всяком случае, не ты, Локки. Ибо ближайшие три месяца – до Дня Покаяния – тебе предстоит провести на стажировке.
– Где-где?
– Помнишь, в прошлом году я отсылал Кало в Лашен – изображать служку из ордена Гандоло? А Гальдо ездил в Ашмер, чтобы внедриться в орден Сендовани. Теперь настал твой черед. Отправишься на одну из ферм и несколько месяцев побудешь крестьянином.
– Крестьянином?!
– Ну да, есть такие люди – может, слышал? – Цепп собрал карты со стола и ловким движением перетасовал колоду, – Они еще привозят нам продукты.
– Я же ничего не знаю о крестьянском труде…
– Ясное дело, не знаешь. Но ты точно так же не знал, как готовить еду и прислуживать за столом, как одеваться подобно благородному господину и говорить по-вадрански. Затем ты попал к нам и всему научился. А сейчас тебе предстоит узнать кое-что еще.
– И где же это?
– Милях в семи-восьми по течению Анжевены есть местечко под названием Вилла Сенциано. Там живут крестьяне, которые арендуют землю у герцога или мелкой знати с Альсегранте. Я переоденусь священником Госпожи Эллизы, а ты будешь моим служкой. Якобы я отправил тебя поработать на земле – у них в храме это принято.
– А что мне известно об ордене Госпожи Эллизы?
– Тебе и не понадобится проявлять свои знания. Человек, к которому я тебя отсылаю, в курсе наших дел. А легенда придумана для посторонних.
– А чем нам заниматься, пока вас не будет? – спросил Кало.
– Да ничем особенным, присматривайте за храмом… Меня не будет всего-то пару дней. В конце концов, может Безглазый Священник заболеть и посидеть в своей комнате? Да, на ступени без меня не выходите, сделаем передышку. Это даже полезно – когда меня какое-то время нет, люди потом легче раскошеливаются, особенно если я по возвращении кашляю и чихаю. Так что можете развлекаться. Только смотрите не разнесите мне храм к чертям собачьим.
– К тому времени, как я вернусь, меня сможет обыграть в карты любой, – вздохнул Локки.
– Это уж точно, – довольно поддакнул Кало. – Счастливой дороги тебе, Локки.
– Наслаждайся сельским воздухом, – присоединился к нему Гальдо. – Отдыхай, пока не надоест.
2
Пять башен смутно маячили над Каморром, подобные простертой длани огромного незримого божества. Пять гигантских цилиндров из Древнего стекла парили в небе, радуя глаз всевозможными башенками, шпилями и крытыми переходами – все это досталось людям в наследство от иных существ, тех, что обитали здесь прежде, радовались жизни и строили в соответствии со своими вкусами, не всегда совпадающими с человеческими.
Ближе всех к востоку располагалась башня под названием Ловушка Зари, высотой в четыреста футов. Она была удивительного серебристо-красного цвета, словно кусок алеющего горизонта отразился в стоячей воде. Рядом с ней вырастала вторая башня, чуть повыше, из обсидиана, переливающегося всеми цветами радуги – будто луч солнца угодил на нефтяную пленку. Она называлась Черным Шпилем. На противоположном конце – так, что и взглядом не дотянешься, надо голову повернуть – стояла самая западная башня из фиолетового турмалина с жемчужно-белыми прожилками. Имя у нее было соответствующее – Западный Страж. Возле нее высился Янтарный Кубок с его многочисленными желобами и канавками – именно благодаря этой архитектурной особенности башня отзывалась на всякий порыв ветра жалобными зловещими мелодиями. И наконец, в самом центре стояла наиболее высокая и величественная постройка, служившая резиденцией герцогу Никованте. По какой-то причине ее называли Вороновым Насестом, хотя внешнее великолепие (башня нестерпимо блестела на солнце, будто расплавленное серебро) и венчавший ее Небесный сад с роскошными виноградными лозами, повисшими в воздухе на высоте шестисот футов над землей, – все это взыскало более возвышенного имени.
Между верхушками отдельных башен и их пристроек протянулась сложная сеть стекловидных тросов. Когда-то, столетия назад, под Каморром обнаружились огромные запасы – десятки миль – тонкого кабеля из Древнего стекла, который и был использован для постройки подвесных дорог. Грузовые клети перемещались вверх-вниз по кабелям при помощи мускульной силы слуг, вращающих огромные скрипящие кабестаны. В этих клетях перевозили как грузы, так и пассажиров. Простые горожане почитали эти подвесные дороги сущим безумием, но знатные каморрцы из числа Пяти семейств находили особый вкус в таком рискованном и волнующем способе путешествия над зияющими пропастями. Должно быть, они видели в этом подтверждение своей сословной доблести.
Локки с жадным любопытством смотрел на тяжелые клети, которые покидали выступающие платформы Башен и уплывали вверх или вниз, в зависимости от места назначения. Они напомнили ему «паучьи клетки», которые он видел во Дворце Терпения.
Мальчик сидел рядом со своим наставником на деревянной скамье в небольшой двуколке, за сиденьем священник припрятал под брезентом несколько мешков со всяким полезным добром. Цепп был одет в свободное многослойное одеяние коричневого цвета с серебристо-зеленой вышивкой, изобличавшей в нем члена ордена Госпожи Эллизы, Матери дождей и жатвы. На Локки были простые штаны и длинная рубаха навыпуск – обувь была сочтена излишней роскошью для будущего крестьянина.
Запряженные в повозку две лошадки – не Кроткие, поскольку Цепп предпочитал не использовать белоглазых тварей за пределами города, – мерно трусили по мощеной извилистой улице Семи колес, которая пролегала в самом центре района Мельничных водопадов. На самом деле колес было не семь, а гораздо больше – они бодро вспенивали воды Анжевены, куда ни посмотри.
Пять башен стояли на обширном плато, возвышавшемся примерно на шестьдесят футов над Нижним городом. Вниз по течению Анжевены располагались острова Альсегранте, на которых высились роскошные особняки каморрской знати. Сама река вытекала с восточной части плато и обрушивалась вниз шестиступенчатым водопадом около двухсот ярдов в поперечнике. Мельничные колеса были установлены на самом верху, в основании длинного моста из камня и стекла, щедро застроенного деревянными мельницами.
Однако ими дело не ограничивалось – понизу, там, куда падали пенистые струи водопада, тоже стояли мельничные колеса, загромождая оба берега реки. Они приводили в действие бесчисленные жернова, а также кузнечные мехи, гнавшие горячий воздух от печей к огромным пивоваренным чанам. Это был трудовой район, где обитали всевозможные рабочие и лишь изредка появлялись богатые хозяева – большей частью для того, чтобы проверить, как идет работа.
Здесь священник повернул лошадей направо, к Вратам Сенциа, через которые проходила главная дорога в западном направлении. И сразу же они попали в страшную толчею, с которой едва справлялись дежурные «желтые куртки». Из провинции в город тянулись бесконечные караваны груженых телег. Едва миновав Врата Сенциа, они попадали в лапы таможенников и сборщиков налогов, которых было нетрудно узнать по высоким черным шляпам без полей. Между собой трудовой народ называл эту публику одним емким неласковым словом – «догребатели», но не приведи боги было обронить подобное при герцогских служащих: догребутся так, что мало не покажется.
Несмотря на ранний час – было только начало десятого, – вдоль обочин гомонила и толкалась обычная придорожная толпа. Мелкие лоточники торговали разной снедью, от теплого пива до печеной моркови. Тут же восседали профессиональные попрошайки, готовые поведать любому желающему душещипательную историю своих бедствий и показать раны, полученные в боях, которые завершились задолго до их рождения. «Желтые куртки» прохаживались среди них и черными лакированными жезлами отгоняли подальше самых настырных и самых зловонных.
– Это еще что! – усмехнулся Цепп. – Тебе стоило бы взглянуть на это место через пару часов, ближе к полудню. А еще лучше во время уборки урожая. Или в дождь. О боги…
Одеяние священника, а также серебряный солон, переданный из рук в руки, сотворили чудо – они миновали заставу без всяких задержек, еще и с добрыми напутствиями: «Удачного вам дня, ваша святость». Врата Сенциа представляли собой массивное сооружение с решетчатыми створками – пятнадцать ярдов в ширину и почти столько же в высоту. Их охраняла уже не обычная городская стража, а «черные куртки» – солдаты регулярной армии. Они скучали на наблюдательных вышках, установленных на вершине толстенной, в двадцать футов, стены.
К северу от Каморра стало попросторнее. Здесь тоже тянулась жилая застройка, но дома стали поменьше, появилась зелень, кое-где камень уступал место дереву – во всем чувствовался пригородный покой и простор, которые начисто отсутствовали на скученных островках Каморра. Берега реки тоже изменились, став более топкими и болотистыми. К северу и востоку от Анжевены террасами поднимались холмы, приспособленные под поля и огороды. Локки с удивлением заметил, что жизнерадостно-зеленая поверхность земли крест-накрест исчерчена белыми каменными полосками – это пограничные межи разделяли отдельные участки крестьян. Даже воздух стал другим: в зависимости от направления ветра в нем то витали запахи морской соли и просмоленной древесины, то волнами наплывали ароматы унавоженных полей и оливковых рощ.