Ливий Тит. История Рима от основания Города

⁹, чья власть продлевалась. (10) Марк Эмилий Лепид получил приказание принять и провинцию, и войско от Луция Валерия, которого он сменял, (11) а Луция Валерия, буде покажется нужным, оставить в провинции как пропретора, самоё же провинцию ¹⁰разделить, так чтобы одна ее часть простиралась бы от Агригента до Пахина, другая же – от Пахина до Тиндарея, каковую приморскую область сторожить Луцию Валерию с двадцатью военными кораблями. (12) Тому же претору было поручено, взыскав с сицилийцев две хлебных десятины ¹¹, озаботиться отправкой зерна к морю и доставкой его в Грецию. (13) Точно так же две десятины поручено было собрать Луцию Оппию на Сардинии; оттуда, однако, хлеб предлагалось отправить не в Грецию, а в Рим. (14) Гай Ливий, претор, которому досталось командование флотом, получил приказание подготовить тридцать судов и тотчас плыть в Грецию, а там принять корабли от Атилия ¹². (15) Находившиеся на верфях старые корабли было велено починить и оснастить претору Марку Юнию; экипаж для этого флота ему предстояло набрать из отпущенников.
   3. (1) В Африку, к карфагенянам и в Нумидию, было послано по трое легатов, чтобы просить о хлебе для отправки в Грецию; римский народ был готов за него заплатить. (2) Государство настолько озабочено было военными приготовлениями и сборами, что консул Публий Корнелий приказал, (3) чтобы никто из сенаторов, а также из тех, кому разрешено подавать голос в сенате ¹³, или из младших должностных лиц, отлучаясь из города Рима, не удалялся настолько, чтобы оттуда нельзя было в тот же день воротиться; кроме того, запрещалось отсутствовать одновременно более чем пяти сенаторам.
   (4) Со всем рвением готовя флот, претор Гай Ливий мало-помалу втянулся в распрю с жителями приморских колоний. (5) Дело было в том, что когда он стал принудительно набирать их во флот, они обратились с жалобой к народным трибунам. Трибуны переслали их к сенату, а тот при полном единодушии постановил, что никакого освобождения от морской службы этим колонистам не полагается. (6) Об освобождении тягались с претором Остия, Фрегены, Новая Крепость, Пирги, Антий, Таррацина, Минтурны и Синуэсса.
   (7) Затем консул Маний Ацилий по решению сената запросил коллегию фециалов, следует ли объявлять войну самому царю Антиоху или достаточно возвестить о том какому-нибудь гарнизону; (8) далее, нужно ли этолийцам объявить войну отдельно и полагается ли предварительно расторгнуть с ними союз и дружбу ¹⁴. (9) Фециалы ответствовали, что они уже ранее, когда с ними совещались насчет Филиппа ¹⁵, вынесли решение, что нет никакой разницы, самому ли царю объявить войну или какому-нибудь гарнизону; (10) дружеские отношения с этолийцами, по мнению фециалов, были уже прерваны; ведь к ним столько раз являлись послы с требованиями об удовлетворении, но получили отказ. (11) Этолийцы сами объявили себе войну, силой захватив союзный римлянам город Деметриаду, осадив с суши и с моря Халкиду, (12) приведя в Европу царя Антиоха для войны с римским народом ¹⁶.
   (13) Когда все уже было достаточно подготовлено, консул Маний Ацилий приказал, чтобы те воины, каких набрал Луций Квинкций, а также собранные им латинские союзники, коим предстояло идти с консулом в провинцию, а равно и военные трибуны первого и третьего легионов ¹⁷, – чтобы все они в майские иды собрались в Брундизий. (14) Сам же он в военном плаще отбыл из города за пять дней до майских нон. В те же дни отбыли к провинциям и преторы.
   4. (1) Тогда же в Рим прибыли и послы от двух царей, Филиппа и Птолемея Египетского ¹⁸. Филипп обещал военную помощь, деньги и продовольствие; (2) Птолемей прислал тысячу фунтов золота и двадцать тысяч фунтов серебра. (3) Этих даров не приняли; обоим царям выразили признательность. И тот и другой обещали прибыть со всеми их силами в Этолию и участвовать в войне; Птолемею передали, что в этом нет нужды, (4) послам же Филиппа ответили, что он окажет услугу сенату и народу римскому, если присоединится к консулу Манию Ацилию. (5) Прибыли также послы от карфагенян и от царя Масиниссы. Карфагеняне обещали доставить войску пятьсот тысяч модиев пшеницы и пятьсот тысяч – ячменя, причем половину этого – в Рим; (6) они просили, чтобы римляне приняли это от них как дар. За свой счет они готовы были снарядить и флот, (7) а также выплатить сразу всю дань, которую должны были выплачивать много лет в рассрочку ¹⁹. (8) Послы Масиниссы сообщили, что царь собирается отправить войску в Греции пятьсот тысяч модиев пшеницы и триста тысяч – ячменя, а в Рим – триста тысяч модиев пшеницы и двести пятьдесят тысяч – ячменя; наконец, консулу Ацилию – двадцать слонов. (9) Относительно зерна и тем и другим был дан ответ, что римский народ воспользуется им только за плату. По поводу флота карфагенян просили не беспокоиться, разве что какие-то корабли они задолжали по условиям договора ²⁰. По поводу денег им тоже ответили, что римляне не примут ничего раньше срока.
   5. (1) Покуда все это происходило в Риме ²¹, Антиох, находясь на зимних [192/191 гг.] квартирах в Халкиде, не хотел терять времени даром: он и сам рассылал послов возбуждать города, и к нему прибывали посольства. Так, явились к нему, с единодушного одобрения всего племени, послы от эпирцев, а также элейцы с Пелопоннеса. (2) Элейцы просили помощи против ахейцев: когда те объявляли войну Антиоху, элейцы-де были против, почему и уверены, что их город подвергнется вооруженному нападению. (3) Им была послана тысяча пехотинцев во главе с Эвфаном Критянином. Но вот эпирские послы отнюдь не были столь же откровенны и прямодушны. Им хотелось войти в милость к царю и вместе обезопасить себя от недовольства римлян. (4) Поэтому они просили царя, чтобы он не втягивал их, не подумавши, в свое предприятие ²², ибо их побережье глядит на Италию и они, прикрывая собою всех греков, первыми примут на себя римский натиск. (5) Но если бы сам он со своими сухопутными и морскими силами стал на защиту Эпира, то все эпирцы с ликованием приняли бы его в своих городах и гаванях. Если же он сделать это не в силах, они просят его не ввергать их, нагих и безоружных, в войну с римлянами. (6) Ясно было, что у эпирских послов цель двойная: полагая более вероятным, что царь будет держаться в стороне от Эпира, они хотели в глазах римских войск выглядеть ни во что не замешанными, в то же время снискав милость и у царя своей готовностью принять его, если он придет. (7) Ну а приди он на самом деле, у эпирцев оставалась бы надежда добиться от римлян прощения, ведь их помощь была далеко, а царские силы – под боком. (8) Царь не нашелся, что отвечать на столь хитро сплетенные речи, и обещал отправить к ним послов для обсуждения дел, равно касающихся и их, и его.
   6. (1) А сам царь отправился в Беотию; видимой причиной гнева беотийцев против римлян было то, о чем я рассказывал раньше ²³, а именно: гибель Брахилла и война, начатая Квинкцием против Коронеи из-за убийства римских солдат. (2) В действительности же все дело было в том, что строгий порядок, коим некогда славилось это племя, уже в течение многих поколений подтачивался как в общественной, так и в частной жизни, и положение многих стало столь неустойчиво, что потрясения были неизбежны ²⁴. (3) Антиох прибыл в Фивы, где был встречен сошедшимися отовсюду беотийскими старейшинами. Хотя он уже совершил нападение на римский отряд у Делия ²⁵и под Халкидой, положив тем самым нешуточное и недвусмысленное начало войне, тем не менее на народном собрании в Фивах он произнес ту же речь, что и на первых переговорах под Халкидой, (4) и – через послов своих – на сходке ахейцев ²⁶: он, мол, просит об установлении дружбы с ним, а не об объявлении войны римлянам. Ему никого не удалось обмануть насчет своих намерений, (5) и все же принято было такое решение, в котором за мягкостью слов скрывалось расположение к царю и неприязнь к римлянам.
   (6) Склонив на свою сторону и этот народ, Антиох вернулся в Халкиду. Затем, разослав наперед письма, приглашавшие этолийских старейшин собраться в Деметриаде, чтобы обсудить с ними наиважнейшие дела, он и сам прибыл туда на корабле в назначенный для совещания день. (7) Участвовали в совещании также и Аминандр, вызванный для совета из Афамании, и пуниец Ганнибал, которого давно уже не приглашали ²⁷. (8) Говорили о фессалийцах, чьи намерения всем присутствующим представлялось необходимым выяснить. (9) Мнения разделились лишь в том, что одни настаивали на немедленных действиях, а другие предлагали отсрочку до начала весны – ведь половина зимы уже почти что прошла, одни предлагали отправить только послов, (10) а другие считали нужным идти со всеми войсками, чтобы припугнуть, если понадобится, колеблющихся.
   7. (1) Все обсуждение сосредоточилось было на этом одном, но Ганнибал, прямо спрошенный о его мнении, обратил мысли царя и всех присутствующих к судьбам войны в целом. Вот что он сказал ²⁸: (2) «Даже если бы меня стали приглашать на совет с того времени, как мы переправились в Грецию, то я и при обсуждении вопросов о Евбее, об ахейцах, о Беотии высказал бы то же самое мнение, что и сегодня, когда речь идет о Фессалии. (3) Я считаю, что прежде всего следует любыми средствами вовлечь в военный союз Филиппа и македонян. (4) Ибо в том, что касается Евбеи, беотийцев, фессалийцев, никаких сомнений и нет: как все, у кого мало сил, они заискивают всегда у тех, кто сейчас с ними рядом; такие и на совете высказываются несмело, и потом с той же радостью испрашивают себе пощаду. (5) Лишь только завидев в Греции римское войско, они вновь прибегнут под сень привычной им власти, и никто им даже не попеняет за то, что, пока римляне были далеко, они не посмели противостоять тебе и твоему войску. (6) Насколько ж важнее и безотлагательнее привлечь на нашу сторону Филиппа, нежели их! Во-первых, если он уж ввяжется в это дело, обратной дороги ему не будет; во-вторых, он приведет с собою такие силы, которые могут быть не только подспорьем в войне, но которые недавно и без посторонней помощи выдерживали римский натиск. (7) Если эта сила присоединится к нам, то – не во вред будь сказано – разве можно будет усомниться в успехе, видя, как те, с чьею помощью римляне взяли верх над Филиппом ²⁹, теперь сами на них ополчились: (8) ведь всем известно, что этолийцы победили Филиппа, а теперь они заодно с ним станут воевать против римлян. (9) Плечом к плечу с нами станет и Аминандр с афаманским племенем, которое сыграло вторую после этолийцев роль в этой войне. (10) Тогда Филипп вынес на своих плечах всю тяжесть борьбы, ты же оставался в стороне. А теперь вы оба, могущественнейшие цари Азии и Европы, пойдете войною против одного народа, который – чтобы не говорить мне о своем переменчивом счастье – еще во времена отцов наших уступал даже одному лишь царю эпирцев (которому разве сравниться с вами двумя?).
   (11) Итак, что сообщает мне веру в возможность присоединения к нам Филиппа? Во-первых, общая выгода – прочнейшая скрепа любого союза; во-вторых, ваши уверения, этолийцы. (12) Это же ваш посол Фоант, повторяя все, что привык говорить, когда вызывал Антиоха в Грецию, прежде всего утверждал, что Филипп ропщет и тяготится тем рабством, какое навязали ему под видом мира. (13) По крайней мере, Фоант сравнивал в своих речах разгневанного царя с диким зверем, посаженным на цепь или запертым в клетку и жаждущим разбить замки ³⁰. Если его чувства действительно таковы, так освободим же его от оков, сломаем же запоры, дадим возможность столь долго сдерживаемому гневу обрушиться на общего врага! (14) Если же наше посольство ни на что его не подвигнет, то давайте, коль невозможно присоединить его к себе, так по крайности обезопасим себя от того, чтобы он переметнулся к нашим врагам. (15) Твой сын Селевк находится в Лисимахии. Если с тем войском, какое есть у него, он вторгнется через Фракию в ближайшие пределы Македонии и станет разорять их, то с легкостью отвлечет Филиппа от оказания помощи римлянам, заставив оборонять его собственные владения. (16) Теперь ты знаешь, что думаю я о Филиппе. Что же касается моих суждений о войне в целом, то я не скрывал их от тебя с самого начала. Если бы ты тогда меня выслушал, то римляне узнавали бы сейчас не о взятии евбейской Халкиды, не об осаде еврипской крепости – война сейчас полыхала бы в Этрурии, а также на побережье Лигурии и Предальпийской Галлии. Мало того, римляне услышали бы, что в Италии находится Ганнибал, а страшнее этого для них нет ничего. (17) Я и сейчас считаю, что тебе нужно вызвать все морские и сухопутные силы; за флотом должны следовать грузовые корабли с продовольствием, ибо если нас слишком мало здесь для войны, то для скудных запасов съестного, напротив того, чересчур много. (18) Когда ты стянешь все свои силы, раздели флот на части. Одну поставь у Коркиры, дабы у римлян не было там свободной и надежной переправы; (19) другую переведи к италийскому побережью, туда, где оно обращено к Сардинии и Африке, сам же со всеми сухопутными силами ступай в буллидские земли ³¹: (20) оттуда ты будешь господствовать над Грецией и покажешь римлянам, что ты собрался переправляться в Италию, и, если потребуется, действительно туда переправишься. Это советую тебе я, который если не понаторел в войнах вообще, то уж во всяком случае на собственных удачах и промахах научился воевать с римлянами. (21) То, что я тебе присоветовал, обещает верный и скорый успех. Боги же да благословят то решение, которое тебе покажется наилучшим».
   8. (1) Вот какова была примерно речь Ганнибала. Присутствовавшие ее похвалили, но ей не вняли. Ни один из советов Ганнибаловых не был выполнен, разве что царь послал Поликсенида вызвать из Азии флот и военные силы. (2) В Ларису на собрание фессалийцев отправлены были послы, а этолийцам и Аминандру назначили день для сбора войск в Ферах. Туда же со своими силами без промедления прибыл и царь. (3) Ожидая там Аминандра и этолийцев, он послал мегалополитанца Филиппа ³²с двумя тысячами человек к Киноскефалам, где в свое время произошло решающее сражение с Филиппом-царем, – собирать кости македонян. (4) То ли это и придумал сам Филипп Мегалополитанец, желавший снискать себе расположение македонского племени и внушить неприязнь к царю, оставившему воинов непогребенными, а может быть, это решение, по видимости великодушное, а на самом деле суетное, было внушено Антиоху тщеславием, которое свойственно царям. (5) Рассеянные по полю кости были снесены в одно место, и из них был насыпан холм. У македонян это не вызвало благодарности, а царя Филиппа привело в бешенство. (6) До этого он только-только собрался вверить себя судьбе, но теперь послал к пропретору Марку Бебию, извещая его о нападении Антиоха на Фессалию: пусть-де пропретор, если тот сочтет нужным, снимается с зимних квартир, а он, Филипп, выйдет к нему навстречу, чтобы держать совет о дальнейшем.
   9. (1) Антиох уже стоял лагерем подле Фер ³³, где к нему присоединились этолийцы и Аминандр; прибывшие из Ларисы послы спрашивали его, за какие проступки или речи фессалийцев идет он на них войной. (2) Они просили царя отвести назад войско и, если он чем-нибудь недоволен, разобраться с ними через послов. (3) Одновременно в Феры было послано подкрепление из пятисот воинов под командой Гипполоха – этот отряд не смог пройти в город, поскольку все подходы были уже перекрыты царскими воинами, и отступил в Скотусу. (4) Послам же ларисцев царь кротко ответил, что вступил в Фессалию не ради войны, но во имя сохранения и упрочения свободы фессалийцев. (5) То же самое говорил человек, которого царь уполномочил иметь дело с ферейцами. Не дав ему никакого ответа, те сами отрядили послом к царю начальствовавшего у них Павсания. (6) Он заявил примерно то же, что в сходных обстоятельствах говорили за халкидян на переговорах у Еврипского пролива ³⁴; кое в чем он был даже более резок. (7) Царь на это велел им хорошенько подумать, как бы в самое ближайшее время не пришлось им раскаяться в своей чрезмерной предусмотрительности и излишней осторожности насчет будущего. С этим он отослал Павсания. (8) Когда о посольстве узнали в Ферах, там без колебаний решили претерпеть ради верности римлянам все, какую бы участь ни принесла горожанам война. (9) Таким образом, и они всеми силами принялись готовиться к обороне города, и царь сразу со всех сторон подступил к его стенам. Он достаточно понимал (в этом не могло быть сомнений), (10) что от того, как сложится судьба этого города, первым подвергшегося его нападению, зависит будущее отношение к нему всего фессалийского племени: станут они царя презирать или же бояться. Поэтому Антиох всеми средствами старался внушить страх осажденным. (11) Первый натиск те выдержали стойко, но затем, когда многие защитники пали или были ранены, стало распространяться уныние. (12) Укоряя горожан, предводители вновь их призвали к упорству, и так как сил уже не хватало, те оставили внешнюю стену и отступили во внутреннюю часть города, окруженную не столь длинной стеной. Но в конце концов невзгоды сломили их, и, опасаясь, что, если город будет взят приступом, победители не пощадят никого, ферейцы сдались. (13) Пока общий страх еще не улегся, царь не мешкая послал четыре тысячи воинов на Скотусу. Там город сдался незамедлительно: подействовал свежий пример ферейцев, (14) которые сначала упорно сопротивлялись, но в конце концов все равно покорились своему несчастью. Вместе с самим городом сдался и Гипполох с отрядом ларисцев. (15) Все они были невредимы отпущены царем, который считал это очень важным, чтобы снискать расположение ларисцев.
   10. (1) На десятый день после прихода в Феры, покончив свои дела, Антиох со всем войском двинулся к Кранону ³⁵и взял его с ходу. (2) Затем он захватил Киерий, Метрополь и окружающие их крепости. Таким образом, вся эта область, за исключением Атрака и Гиртона, оказалась в его власти. (3) Тогда царь решил идти на Ларису, полагая, что горожане не станут уж очень упорствовать: на них должны были подействовать либо страх, внушенный захватом других городов, либо благодеяние царя, отпустившего ларисский отряд, либо, наконец, пример стольких покорившихся общин. (4) Для пущего устрашения Антиох велел поставить впереди слонов и четырехугольным строем двинулся к городу. Большинство ларисцев пребывало в растерянности и колебаниях: верх брал то страх перед неприятелем, который был рядом, то верность далеким союзникам.
   (5) В эти же дни Аминандр с отрядом афаманской молодежи захватил Пеллиней ³⁶, а Менипп с тремя тысячами этолийской пехоты и двумя сотнями всадников, вторгшись в Перребию ³⁷, приступом взял Маллойю и Киретии, а также разорил земли Триполиса. (6) Стремительно разделавшись со всем этим, они вернулись к царю под Ларису: он позвал их посоветоваться, что следует предпринять в отношении этого города. (7) Мнения на совете были высказаны самые разные. Одни считали, что следует применить силу и не откладывая подвести к стенам осадные сооружения и устройства сразу со всех сторон: город лежит на равнине, и к нему легко подойти откуда угодно. (8) Другие же говорили о том, что город этот хорошо защищен (нечего и сравнивать его с Ферами), и напоминали о том, что зима – время мало подходящее для всякого военного предприятия, но менее всего благоприятствующее осаде и взятию городов. (9) Царь колебался между надеждой и опасениями, когда в него вдохнули уверенность фарсальские послы, как раз тут и явившиеся, чтобы сдать свой город.
   (10) Меж тем Марк Бебий, встретившись в Дассаретии ³⁸с царем Филиппом, по общему их уговору послал Аппия Клавдия ³⁹для защиты Ларисы. Тот прошел скорым ходом через Македонию к горному хребту, возвышающемуся над Гонном ⁴⁰. (11) Этот город отстоит от Ларисы на двадцать миль, располагаясь при самом входе в Темпейское ущелье. Поставив там лагерь, более обширный, чем это требовалось для его сил, и разжегши костров больше, чем было бы достаточно для собственных нужд, он рассчитано создал у врага впечатление, что в лагере находится все римское войско вместе с царем Филиппом. (12) И вот Антиох, всего лишь день пробыв под Ларисой, вернулся в Деметриаду, объясняя своим, что все дело в приходе зимы. Этолийцы же и афаманы вернулись к себе. (13) Хотя Аппий и видел, что осада снята, и та цель, ради которой его послали, выполнена, он тем не менее спустился в Ларису, дабы ободрить союзников на будущее. (14) Ларисцы ликовали вдвойне, неприятель покинул их пределы, а в город вступил римский гарнизон.
   11. (1) Из Деметриады царь уехал в Халкиду и там влюбился в халкидскую девушку, дочь Клеоптолема ⁴¹. Сначала он слал к ее отцу сватов, а потом и сам стал являться к нему, надоедая открытыми домогательствами, (2) при том что отец не хотел связываться с человеком несоизмеримо высшего звания. Добившись в конце концов своего, Антиох отпраздновал свадьбу, словно в мирное время. На остаток зимы царь забыл об обоих великих своих замыслах: и о войне с Римом, и об освобождении Греции. Не заботясь более ни о чем, он проводил время в попойках и утехах, сопутствующих вину, а также в сне, настигавшем его скорей от усталости, нежели от пресыщения. (3) Та же изнеженность охватила и всех царских военачальников, стоявших на зимних квартирах повсюду, но главным образом в Беотии. В конце концов в праздность впали и воины: никто из них не брал в руки оружия, не выходил на заставы или в караулы (4) и вообще не делал ничего, что предписывают воинские обязанности и долг. (5) Итак, когда в начале весны ⁴²Антиох через Фокиду прибыл в Херонею, куда должны были отовсюду собраться его войска, он тут же понял, что воины зимовали в условиях ничуть не более строгих, чем их командующий. (6) Оттуда царь послал Александра с войском в Акарнанию, а македонянина Мениппа – в Страт в Этолии. Сам же он, свершив в Дельфах жертвоприношение Аполлону, отправился в Навпакт. (7) Оттуда после совещания с этолийскими старейшинами он двинулся по дороге, идущей в Страт ⁴³мимо Калидона и Лисимахии, навстречу своим войскам, шедшим вдоль Малийского залива. (8) Там знатный акарнанец Мнасилох, подкупленный огромными дарами, не только склонил на сторону царя все племя, но и убедил в своей правоте претора Клита, в чьих руках находилась высшая власть. (9) Только Левкадии ⁴⁴, главный город Акарнании, нелегко было склонить в измене: горожане опасались римского флота, как того, которым командовал Атилий, так и находившегося у Кефаллении. Зная это, Мнасилох взял их хитростью. (10) На сходке он заявил, что необходимо охранять внутренние области Акарнании и что всем способным носить оружие надо выступить в Медион и Тирей, чтобы Антиох или этолийцы не смогли захватить эти города. (11) Нашлись и такие, кто утверждал, что нет никаких оснований без толку суетиться и вполне достаточно гарнизона в пятьсот человек. Заполучив эту молодежь, Мнасилох расположил триста человек в Медионе и двести в Тирее в качестве гарнизона; он делал это, чтобы они, попав в руки царя, оказались заложниками.
   12. (1) В те же дни царские послы явились в Медион. Выслушав их в собрании, горожане стали совещаться о том, как ответить царю. Одни считали, что нужно остаться в союзе с римлянами, (2) другие – что не следует пренебрегать царской дружбой. Самым умеренным показалось и потому было принято суждение Клита; решено было отправить к царю послов (3) с просьбой позволить медионянам посовещаться о таком важном деле в собрании акарнанцев. (4) В это посольство с умыслом включили Мнасилоха и его приверженцев. Они тайно известили царя, что пора вести войско, а сами продолжали тянуть время. (5) Так что, лишь только успели послы выйти из города, как Антиох уже был в медионских пределах и вскоре появился у ворот. Те, кто не знал об измене, в ужасе и смятении принялись звать молодежь к оружию, но Клит с Мнасилохом уже ввели царя в город. (6) И вот даже те, кто был против Антиоха, подгоняемые страхом, явились встречать его бок о бок с теми, кто пришел по доброй воле. Царь своей кроткой речью утешил напуганных, так что еще несколько акарнанских общин переметнулись на его сторону в уповании на прославленную царскую снисходительность. (7) Из Медиона он пошел в Тирей, выслав вперед все того же Мнасилоха и послов. Однако обнаружившийся в Медионе обман сделал тирейцев осторожнее, хотя и не боязливее. (8) Их ответ был совершенно недвусмыслен: без согласия римских полководцев они не станут заключать никакого нового союза. Заперши ворота, горожане выставили на стенах караулы. (9) Очень кстати прибыл в Левкаду Гней Октавий, посланный Квинкцием укрепить мужество акарнанцев. От Авла Постумия, которого легат Атилий ⁴⁵поставил управлять Кефалленией, Октавий получил отряд воинов и несколько кораблей. (10) Он обнадежил союзников, уверив их в том, что консул Маний Ацилий с легионами уже переплыл море и в Фессалии стоят лагерем римляне. (11) Коль скоро время года благоприятствовало мореплаванью, слух этот выглядел вполне достоверно, – царь отступил от Тирея и, оставив гарнизоны в Медионе и некоторых других крепостях Акарнании, через этолийские и фокидские города вернулся в Халкиду.