Ливий Тит. История Рима от основания Города

⁸⁶. (7) Филопемен приказал вспомогательным отрядам всеми силами продолжать преследование – ведь врагам, особенно конникам, труднее было бежать. Сам он повел тяжелую пехоту более широкой дорогой к реке Евроту. (8) Разбив там под вечер лагерь, он стал дожидаться легковооруженных, оставленных для преследования неприятеля. Они прибыли в первую стражу с известием, что тиран и немногие его приближенные добрались до города, а остальные лакедемоняне, безоружные, разбрелись по всему ущелью. Филопемен велел новоприбывшим отдыхать. (9) Сам же выбрал из множества воинов тех, что прибыли в лагерь первыми и успели уже подкрепить свои силы пищей и кратким отдыхом; их, вооруженных одними только мечами, он немедленно вывел из лагеря и поставил при дорогах, идущих от двух городских ворот – одна к Фарам, другая же к Барносфену. Он был уверен, что именно этими путями будут возвращаться скрывшиеся после бегства враги. (10) И он не обманулся в своих расчетах, ибо лакедемоняне прятались по лесным тропинкам в глубине чащи, покуда еще не померк свет дня, а с наступлением вечера, завидев огни вражеского лагеря, боковыми дорожками потянулись прочь от него. (11) Миновав эти огни и полагая себя в безопасности, они спускались на большие дороги. Там-то и перехватывал их засевший неприятель: перебито и захвачено было столь много, что не больше четверти всего войска избегло такой участи. (12) Заперши тирана в городе, Филопемен затем около тридцати дней провел, разоряя поля лаконцев. Он вернулся восвояси, ослабив и почти сломив мощь тирана. (13) По славе ратных подвигов ахейцы приравнивали Филопемена к римскому командующему и даже ставили его выше в том, что касается лаконской войны ⁸⁷.
   31. (1) Пока ахейцы воевали с тираном, римские послы объезжали союзные города в опасении, что часть из них под воздействием этолийцев отдала свою благосклонность Антиоху. (2) Меньше всего усилий они потратили на ахейцев, которые были враждебны Набису, а потому сочтены достаточно надежными и во всем прочем. (3) Прежде всего послы прибыли в Афины, оттуда в Халкиду, оттуда в Фессалию и, обратившись с речью к многолюдному собранию фессалийцев, направились дальше в Деметриаду. Там было назначено собрание магнесийцев ⁸⁸, (4) а с ними следовало говорить осторожнее, все обдумывая, ибо часть их знати, изменив римлянам, полностью перешла на сторону Антиоха и этолийцев. (5) Ведь когда разнеслась весть о том, что Филиппу возвращают его сына-заложника и прощают наложенную на него дань ⁸⁹, то среди прочих безосновательных слухов возник и такой: будто римляне собираются также вернуть ему Деметриаду. (6) Эврилох, глава магнесийцев, и некоторые из его приверженцев предпочитали, чтобы все было повергнуто в смятение приходом этолийцев и Антиоха. (7) Выступать против этих смутьянов следовало так, чтобы, развеяв пустые их страхи, не лишить надежды и не оттолкнуть Филиппа, который во всех отношениях значил больше, чем магнесийцы. (8) Вот почему послы ограничились напоминанием о том, что вся Греция обязана своей свободой благодеянию римлян, а этот город в особенности: (9) ведь там не только стоял македонский гарнизон, но и был построен царский дворец, чтобы жители всегда могли созерцать своего властителя. (10) Так что толку было освобождать их, если в Филиппов дворец этолийцы приведут Антиоха и вместо старого, знакомого им царя появится новый, еще неведомый.
   (11) Высшее должностное лицо магнесийцев называется магнетархом. Тогда им был Эврилох. Опираясь на эту свою власть, он заявил, что и он, и магнесийцы должны открыто сказать, что распространился слух о возвращении Деметриады Филиппу. (12) Для предотвращения этого магнесийцам надо испробовать все и на все отважиться. Увлеченный страстностью собственной речи, он по опрометчивости зашел слишком далеко, утверждая, что и теперь Деметриада лишь по видимости свободна, на самом же деле все вершится по мановению римлян. (13) При этих словах по толпе прошел разноречивый ропот: одни выражали согласие, другие негодовали, как он осмелился сказать подобное. Квинкций же воспылал таким гневом, что, простирая руки к небу, призвал богов в свидетели неблагодарности и вероломства магнесийцев. (14) Все были напуганы этим восклицанием, а один из старейшин, Зенон, пользовавшийся большим влиянием, которое заслужил как своей безукоризненно прожитой жизнью, так и неколебимой приверженностью римлянам, (15) со слезами на глазах стал упрашивать Квинкция и послов, чтобы они не вменяли в вину всему городу безумие одного человека. Пусть каждый сходит с ума лишь себе на погибель! Магнесийцы-де обязаны Титу Квинкцию и народу римскому не просто свободой, но всем тем, что свято и дорого для людей. (16) И у бессмертных богов никто не осмелился бы просить того, что дали римляне магнесийцам. Даже лишившись рассудка, они скорей станут терзать собственное тело, чем посягнут на дружбу с римлянами!
   32. (1) За его речью последовали мольбы толпы. Эврилох тайно бежал из собрания к городским воротам, а оттуда прямиком к этолийцам. (2) Ведь теперь с каждым днем этолийцы все откровеннее выказывали свое отступничество. Почти в то же самое время Фоант, глава этолийцев ⁹⁰которого посылали они к Антиоху, вернулся оттуда и привез с собой царского посла Мениппа. (3) Еще раньше чем выступить перед собранием, они прожужжали всем уши рассказами о сухопутных и морских силах царя: (4) прибудет, говорили они, великое множество пехоты и конницы, а из Индии востребованы слоны. Но главное, чем они собирались потрясти душу толпы, – это золото, которого обещали привезти столько, что хватило бы купить и самих римлян. (5) Было ясно, как подействует эта речь на собрание – ведь римским послам доносили и о приезде, и о всех действиях Мениппа с Фоантом. (6) И хотя дело это было почти безнадежное, все же Квинкций нашел полезным, чтобы на собрании присутствовали какие-нибудь союзнические послы, которые напомнили бы этолийцам о договоре с римлянами, дерзнули бы возвысить свободный голос против царского посла. (7) Наиболее подходящими для этого сочли афинян вследствие значимости этого города и его давней дружбы с этолийцами ⁹¹. Квинкций обратился к ним с просьбой отрядить послов на Всеэтолийское собрание.
   (8) Первым на нем говорил Фоант, который доложил о своем посольстве. Затем слово было дано Мениппу. Он заявил: если бы Антиох смог вмешаться, пока дело Филиппа еще не было проиграно, это было бы самым лучшим для всех, кто живет в Греции и в Азии. (9) Каждый тогда владел бы своим и не подчинилось бы все власти и мановению римлян. (10) «Но и сейчас,– продолжал он,– стоит вам неуклонно довести до конца свои начинания – и Антиох с помощью богов и при поддержке союзников-этолийцев сможет вернуть Греции ее былое, пошатнувшееся ныне достоинство. (11) А оно заключается в свободе, опирающейся на свои силы, а не зависящей от чужой милости». (12) Вслед за царским посольством возможность высказаться была предоставлена афинянам. Избегая всякого упоминания о царе, они говорили этолийцам об их союзе с римлянами ⁹²и о заслугах Тита Квинкция перед всей Грецией, (13) советуя не разрушать достигнутого самонадеянными и чересчур скороспелыми решениями. Пылкие и дерзостные замыслы хороши лишь на первый взгляд: осуществление их мучительно, а результаты печальны. Римские послы, и среди них Тит Квинкций, находятся неподалеку. (14) Лучше, пока еще не поздно, в переговорах обсудить спорные вопросы, чем снаряжать Азию и Европу на пагубную войну!
   33. (1) Охочая до новшеств толпа вся была на стороне Антиоха и стояла за то, чтобы не допускать римлян в собрание. Однако старейшие среди знати добились для них разрешения высказаться. (2) Когда афиняне сообщили Квинкцию об этом постановлении, он решил отправиться в Этолию; (3) либо ему удастся как-то поправить дело, либо все люди станут свидетелями тому, что виновники войны – этолийцы, а римляне за оружие возьмутся по праву и почти что по принуждению.
   (4) Прибыв в собрание, Квинкций начал свою речь от истоков этолийско-римского союза. Он перечислил, сколько раз другая сторона нарушала условия договора. Несколько слов сказал он и о правовом положении тех городов, о которых шел спор. (5) И если этолийцы считают, что справедливость на их стороне, то не лучше ли было бы им отрядить послов в Рим, (6) чтобы решить дело либо третейским судом, либо обратившись к сенату? Но стравливая римский народ с Антиохом, а себе отводя роль ланисты ⁹³, этолийцы накличут великое потрясение на весь род человеческий и погибель на Грецию. Но никто так скоро не почувствует на себе ужасы этой войны, как ее подстрекатели. (7) Все это римлянин будто напророчил, но все понапрасну.
   За ним говорили Фоант и другие люди того же толка; выслушанные при всеобщем одобрении, они добились того, (8) что тут же безотлагательно, не дождавшись и отъезда римлян, решено было пригласить Антиоха, чтобы освободить Грецию и рассудить этолийцев с римлянами. (9) К высокомернейшему постановлению Дамокрит, этолийский претор, добавил еще и оскорбление от себя: когда Квинкций потребовал само это постановление, тот, не смущаясь достоинством столь великого мужа, (10) заявил, что должен теперь обратиться к другим, более насущным делам, а постановление и ответ Квинкций вскоре получит в Италии на берегах Тибра ⁹⁴, где этолийцы поставят свой лагерь. (11) Вот какое безумие овладело тогда этолийским племенем, вот в каком исступлении пребывали его должностные лица.
   34. (1) Квинкций с послами вернулись в Коринф. Затем, поскольку каждое <...> Антиоха <...> сами этолийцы ничего не предприняли и, казалось, сложа руки ждали прихода царя ⁹⁵. (2) После отбытия римлян они больше не созывали общеэтолийское собрание, но через апоклетов (так они называют особый совет, состоящий из выбранных лиц), совещались о том, как распространить по Греции смуту. (3) Всем было ясно, что в любом городе знать и лучшие люди держатся союза с римлянами и довольны существующим положением, а к переворотам стремится толпа и все те, кто недоволен состоянием своих дел. (4) Решение, принятое этолийцами, было не просто дерзким, но даже бесстыдным как по сути, так и чаяниям – захватить Деметриаду, Халкиду и Лакедемон ⁹⁶. (5) В эти города были направлены видные люди: Фоант – в Халкиду, Алексамен – в Лакедемон, Диокл – в Деметриаду. (6) Последнему содействовал изгнанник Эврилох (как и почему он бежал, рассказано выше ⁹⁷), ведь иной надежды вернуться в отечество у него не было. (7) Наущенные письмами Эврилоха, его близкие, друзья и соумышленники вывели на многолюдную сходку его жену и детей в скорбной одежде, с масличными ветвями в руках ⁹⁸– они заклинали всех вместе и каждого по отдельности не попустить безвинному и неосужденному состариться в ссылке. (8) В простых людях пробуждено было сострадание, в негодяях и недовольных – надежда на новую смуту, затеваемую этолийцами. Итак, рассуждая каждый по-своему, горожане повелели вызвать Эврилоха домой. (9) После этих приготовлений Диокл со всем конным войском (он был тогда начальником конницы), будто бы провожая домой воспользовавшегося его гостеприимством изгнанника, проделал в течение дня и ночи огромный путь и, оказавшись в шести милях от Деметриады, на рассвете ушел вперед с тремя отборными турмами ⁹⁹, а остальной коннице велел двигаться следом. (10) Подойдя к городским воротам, он приказал всем спешиться и вести коней под уздцы, а строй сломать, чтобы походить скорее на свиту начальника, чем на передовой отряд войска. (11) Оставив одну турму у ворот, чтобы не оказаться отрезанным от подтягивающейся сзади конницы, Диокл за руку проводил Эврилоха домой. Они шли посреди города через форум под приветственные возгласы множества встречных. (12) Вскоре весь город наполнился конниками, которые стали занимать нужные им места. Тут разосланные по домам убийцы уничтожили главных из тех, кто держался другой стороны. Так Деметриада оказалась в руках этолийцев.
   35. (1) В Лакедемоне надо было не город брать силой, но хитростью захватить тирана, (2) которого римляне уже лишили приморских городов, а ахейцы попросту заперли в стенах Лакедемона. Тот, кто взялся убить его, стяжал бы великую благодарность лакедемонян. (3) Повод отправить туда людей имелся – ведь Набис, восставший по наущению этолийцев, теперь сам докучал им просьбами о подкреплениях. (4) Алексамену была дана тысяча пехотинцев и тридцать отборных конников из молодежи. Этих последних претор Дамокрит в уже упомянутом тайном совете этолийского племени напутствовал так: (5) пусть они не думают, будто отправляются на войну с ахейцами или вообще на какое-то дело, доступное их предположениям. Чего бы от них не потребовал вдруг, сообразуясь с обстановкой, Алексамен, они должны беспрекословно выполнить все, и даже если дело покажется им неожиданным, безрассудным, дерзким, им следует все воспринять так, как если бы они точно знали, что для одного этого и посланы туда из дому.
   (6) С так подготовленными людьми Алексамен явился к тирану и тотчас его обнадежил: (7) Антиох, мол, уже переправился в Европу; скоро он будет в Греции, скоро заполонит и сушу, и море оружьем своим и мужами ¹⁰⁰. Римлянам предстоит убедиться, что они имеют дело не с Филиппом: невозможно сосчитать, сколько тут пехоты, конницы, кораблей; а строй слонов обеспечит победу в войне одним своим видом. (8) Этолийцы готовы со всей армией явиться в Лакедемон, как только потребуется, но пока что они хотят показать все свои силы прибывающему царю. (9) Да и Набису не следует допускать, чтобы его воины коснели в безделье, сидя по домам, – пусть он выводит их за город и устраивает им смотры в полной выкладке, укрепляя этим их дух и упражняя тело; (10) ведь привычка облегчает труды, а обходительность и доброжелательство полководца способны их превратить даже в удовольствие.
   После этого они часто стали выводить войско на поле перед городом, к реке Евроту. (11) Телохранители тирана всегда находились в гуще рядов, а сам он много с тремя всадниками, среди которых обычно был и Алексамен, разъезжал перед строем, осматривая его от одного фланга до другого. (12) На правом крыле стояли этолийцы: и те, что уже раньше служили у тирана во вспомогательных частях, и прибывшая с Алексаменом тысяча воинов. (13) Во время этих смотров Алексамен взял себе за привычку то находиться среди немногочисленных спутников Набиса, вместе с ним объезжавших строй, и давать по ходу дела советы, то (14) скакать на правый фланг к своим и вскоре возвращаться к тирану, словно отдав необходимые распоряжения. (15) Но в тот день, который Алексамен назначил для исполнения замысла, он немного поездил верхами с тираном, а потом ускакал к своим и так обратился к тем конникам, что с ним вместе посланы были в Лакедемон: (16) «Теперь – к делу. Тому самому, что вам приказано выполнить твердой рукой под моим водительством. (17) Мужайтесь – дух ваш и тело должны быть готовы. Смотрите, что буду делать я, и пусть ни один не останется в стороне. А кто промедлит или поступит по-своему, не по-моему, тот пусть знает – возврата домой ¹⁰¹ему нет!» Ужас объял всех. Они вспомнили, с какими напутствиями их снаряжали в дорогу. (18) Тиран направлялся к ним от левого фланга. Тут Алексамен приказывает конникам опустить копья и не спускать глаз со своего предводителя. И сам он собирается с духом, пришедшим было в смятение от мыслей о предстоящем. Но тот уже рядом – Алексамен кидается на него и, пронзив коня, сбрасывает тирана на землю; (19) конники колют лежащего. Много ударов пришлось на панцирь, пока наконец они добрались до неприкрытых частей тела. Тиран испустил дух, прежде чем из середины строя к нему подоспели на выручку.
   36. (1) Алексамен, пришпорив коня и ведя за собою всех этолийцев, помчался захватывать царский дворец. (2) Телохранители, на чьих глазах это все разыгралось, сперва оцепенели от страха; (3) затем, увидев, что этолийский отряд удаляется, они сбежались к брошенному телу тирана, превратившись из охранителей его жизни и отмстителей смерти в простую толпу зевак. (4) Никто бы не шевельнулся, если бы тут же была объявлена сходка, куда, отложивши оружие, явилась бы вся толпа и где была бы произнесена подходящая к случаю речь, а потом многочисленные этолийцы держались бы вместе вооруженным отрядом, не причиняя никому вреда. (5) Но, как и должно было быть, вероломные злоумышленники все сделали себе на скорейшую гибель. (6) Их предводитель, запершись в царском дворце, день и ночь потратил, обшаривая сокровищницы тирана; этолийцы принялись грабить, словно захваченный, город, освободителями которого они и хотели выглядеть. (7) Гнусное поведение и высокомерие этолийцев побудили лакедемонян собраться на сходку. Одни говорили, что нужно, изгнав врага, воспользоваться случаем и вернуть себе свободу, похищенную у них в тот самый миг, когда, казалось, она восстанавливается. Другие предлагали для вида воспользоваться кем-нибудь из царского рода, чтобы возглавить движение. (8) Лаконик ¹⁰², мальчик такого происхождения, воспитывался вместе с детьми тирана. И вот горожане сажают его на коня и, взявшись за оружие, избивают этолийцев, рыщущих по городу. (9) Потом они нападают на дворец и там приканчивают Алексамена, сопротивлявшегося с горсткой своих. Этолийцы, что собрались у Халкиойка (это медный храм Минервы ¹⁰³), были перебиты. (10) Немногие, бросив оружие, бежали – частью в Тегею, частью – в Мегалополь. Там они были захвачены властями и проданы с торгов ¹⁰⁴.
   37. (1) Прослышав об убийстве тирана, Филопемен отправился в Лакедемон. Найдя город в полнейшем смятении и ужасе, (2) он созвал знатных горожан и, произнеся речь, какую следовало бы держать Алексамену, присоединил лакедемонян к Ахейскому союзу. (3) Это удалось ему тем легче, что почти тогда же к Гитию пришел и Авл Атилий с двадцатью четырьмя квинкверемами.
   (4) В эти же дни Фоант действовал вокруг Халкиды. Он снесся с Эвтимидом, знатным мужем, который изгнан был из Халкиды сторонниками союза с Римом, вошедшими в силу после прибытия Тита Квинкция и послов; (5) Фоанту помогал также и Геродор, купец из Киоса, очень богатый, а потому могущественный и в Халкиде. Приверженцы Эвтимида были готовы выдать город Фоанту, но ему отнюдь не сопутствовала та же удача, что позволила этолийцам через Эврилоха овладеть Деметриадой. (6) Эвтимид из Афин, где он предпочел поселиться, отправился сначала в Фивы, а оттуда в Салганеи, Геродор же – в Троний. (7) Неподалеку оттуда, на Малийском заливе, Фоант держал две тысячи пехотинцев, двести конников и до тридцати легких грузовых судов. Геродору было приказано на этих судах с шестьюстами пехотинцами переправиться на остров Аталанту, (8) чтобы оттуда плыть дальше к Халкиде, как только узнает, что сухопутные силы уже подходят к Авлиде ¹⁰⁵и Еврипу. (9) А сам Фоант, двигаясь по большей части ночью, быстро, как мог, вел остальное войско к Халкиде.
   38. (1) Высшая власть в Халкиде принадлежала после изгнания Эвтимида Микитиону и Ксеноклиду. Сами ли они заподозрили неладное, или им донесли о заговоре, но только, сначала охваченные страхом, они не надеялись ни на что, кроме бегства. (2) Однако позже, когда страх унялся, стало понятно, что преданным, брошенным на произвол судеб останется и отечество, и союз с римлянами. И вот они придумали выход.
   (3) В это время в Эретрии как раз справлялось ежегодное священнодействие в честь Дианы Амаринфской ¹⁰⁶, праздновать которое сходятся как тамошние жители, так и каристийцы. (4) Туда-то и послали Микитион и Ксеноклид, умоляя эретрийцев и каристийцев как уроженцев того же острова сжалиться над их долей и вспомнить о союзе с римлянами. Да не попустят они стать Халкиде этолийской – ведь, захватив город, они овладеют и Евбеей. Суровыми господами были македоняне – еще невыносимее будут этолийцы. (5) Уважение к римлянам побудило города действовать – (6) ведь они успели уже изведать как доблесть римлян на войне, так и их справедливость и благожелательность после победы. Итак, оба города вооружили и отправили в поход весь цвет своей молодежи. (7) Халкидцы препоручили им охрану городских стен, а сами всем войском переправились через Еврип и разбили лагерь у Салганей ¹⁰⁷. (8) Оттуда к этолийцам отряжен был сначала гонец, а затем и послы спросить, что же халкидцы сказали или сделали такого, чтобы этолийцы, союзники их и друзья, пошли брать приступом их город. (9) Фоант, предводитель этолийцев, ответил, что не брать город идут они, но освобождать его от римлян; (10) сейчас, дескать, халкидцы закованы в цепи, пусть более блестящие, но и более тяжкие, чем в те времена, когда у них в крепости стоял македонский гарнизон. Но халкидцы возражали, говоря, что никем они не порабощены и в защите ничьей не нуждаются. (11) Так переговорив, они разошлись; послы вернулись к своим, а Фоант с этолийцами – восвояси, поскольку все надежды они возлагали на неожиданность нападения, (12) а к правильной войне и осаде города, укрепленного с суши и с моря, были совсем не готовы. (13) Эвтимид, услышав, что его соотечественники разбили лагерь у Салганей, а этолийцы уходят, и сам возвратился из Фив в Афины. (14) Геродор же несколько дней провел в напряженном ожидании на Аталанте; так и не дождавшись условленного знака, он послал дозорное судно узнать, в чем причина задержки. Убедившись, что союзники отказываются от предприятия, он отправился назад, в Троний, откуда и прибыл.
   39. (1) Квинкций, тоже услыхав о случившемся, двинулся с кораблями из Коринфа и в халкидском Еврипе повстречался с царем Эвменом ¹⁰⁸. (2) Было решено, что пятьсот воинов Эвмена остаются в Халкиде для защиты города, а сам царь направляется в Афины. (3) Квинкций продолжал путь в Деметриаду: он рассчитывал на то, что пример освобожденной Халкиды побудит и магнесийцев к восстановлению союза с римлянами. (4) И вот, желая обеспечить какую-то поддержку своим сторонникам, он написал претору фессалийцев ¹⁰⁹Энному, чтобы тот вооружал молодежь, а в Деметриаду Квинкций послал вперед себя Виллия разузнать, какие там настроения. Он собирался приступить к делу только в том случае, если хоть часть горожан склоняется к соблюдению прежнего союза. (5) Виллий прибыл на квинквереме ко входу в гавань. Когда туда высыпал весь народ магнесийцев, он спросил, чего им хочется больше: чтобы он пришел к ним как друг или же как враг. (6) Магнетарх Эврилох отвечал, что Виллий прибыл к друзьям, но лучше бы он не входил в гавань, а позволил бы магнесийцам жить в согласии и свободе и не возбуждал бы толпу под видом переговоров. (7) Далее речи перешли в препирательство: римлянин бранил магнесийцев за неблагодарность, пророчил им неминуемые бедствия, а толпа роптала, обвиняя то сенат, то Квинкция. Так, ничего не добившись, Виллий вернулся к Квинкцию, который послал гонца к претору ¹¹⁰– сказать, чтобы тот уводил войско домой. (8) А сам Квинкций вернулся с кораблями в Коринф.
   40. (1) Греческие дела, переплетшиеся с римскими, отклонили в сторону мой рассказ, и не потому что описание их стоило бы труда само по себе, а потому что это они послужили причиной войны с Антиохом.
   (2) После того как были избраны консулы на будущий год [191 г.] (ибо именно с этого места я отклонился в сторону), консулы Луций Квинкций и Гней Домиций отправились к провинциям: первый против лигурийцев, второй против бойев. (3) Бойи были замирены, и даже все их сенаторы вместе с детьми и начальники с конницей – всего до полутора тысяч человек – сдались консулу. (4) Другой консул во многих местах разорил лигурийские земли и овладел несколькими крепостями. Оттуда не только вывезена была разного рода добыча и пленники, но были также возвращены некоторые римские граждане и союзники, находившиеся во власти врага ¹¹¹.
   (5) В том же самом году по сенатскому решению и по постановлению народа была выведена колония в Вибону ¹¹². Отправилось туда три тысячи семьсот пехотинцев и триста конников. (6) Вывели ее триумвиры Квинт Невий, Марк Минуций и Марк Фурий Крассипед. Пехотинцам дали по пятнадцать югеров земли на каждого, а конникам – вдвое. До раздела земля эта принадлежала бруттийцам; бруттийцы ее отобрали у греков.
   (7) Тогда же в Риме случились два очень пугающих бедствия; одно было долгим, но менее тяжким: тридцать восемь дней колебалась земля. Столько же дней, тревожных и полных страха, оставались приостановленными все дела. По этому поводу были проведены трехдневные молебствия. (8) Второе несчастье принесло уже не только пустые страхи, но настоящее несчастье для многих: это был пожар, начавшийся с Бычьего рынка, – в течение дня и ночи пылали все здания, обращенные к Тибру. Сгорели все лавки с товарами, стоившими больших денег.
   41. (1) Год уже подходил к концу; со дня на день настойчивей делались слухи о войне с Антиохом и росла озабоченность сенаторов. (2) Они уже рассуждали о том, какие провинции дать должностным лицам будущего года, чтобы те могли лучше подготовиться. (3) Решили одному из консулов поручить Италию, а другому, что сенат сочтет нужным (все знали, что это война с Антиохом). (4) Тот, кому выпал бы этот жребий, должен был получить четыре тысячи пехоты и триста конников из римских граждан, а также шесть тысяч пехоты и четыреста конников из латинов-союзников. (5) Набрать их поручено было консулу Луцию Квинкцию