Ливий Тит. История Рима от основания Города

⁶⁹, (12) опустошил эти пригородные места, что радовали взор и привлекали множество горожан, а увидевши, что никто не показывается из ворот, перенес лагерь на берег Еврота. Оттуда разорял он долину у подножия Тайгета и поля, которые тянутся вплоть до моря.
   29. (1) Примерно в то же время Луций Квинкций ⁷⁰вновь занял многие приморские города; какие сдались по доброй воле, какие от страха, а какие взяты были силой. (2) Затем Луций удостоверился, что Гитий ⁷¹– место сбора всех морских сил лакедемонян, и, зная, сколь близко от моря стоят лагерем римляне, решил напасть на город всеми римскими войсками. (3) Гитий был тогда городом крепким, жили там и свои граждане, и чужестранцы, и хватало всего, что надобно для войны. (4) Так что дело предстояло нелегкое, но, к счастью для Квинкция, подошли на помощь царь Эвмен и флот родосцев, оказавшиеся весьма кстати. (5) Воины трех союзных флотов сошлись во множестве и в несколько дней подготовили все, что надо для осады города, укрепленного и с суши, и с моря. (6) Придвинулись к стенам черепахи ⁷², воины вели подкопы, и таран уже сотрясал стены. Вскоре под частыми ударами обрушилась одна башня, а за нею и часть стены. (7) Римляне кинулись в пролом, другие в это же время пытались ворваться в город со стороны порта, там, где не так круто, и тем отвлекали врагов от пролома. (8) Цель была близка, да римляне ослабили натиск, понадеявшись, что город сдастся, но того не случилось. (9) Власть в Гитии делили меж собою Дексагорид и Горгоп. Дексагорид послал сказать римскому полководцу, что готов сдать город; (10) и было уже договорено, когда это сделать и как, но тут Горгоп убил предателя. При одном военачальнике защита города усилилась. И взять его становилось много труднее, но тут явился Тит Квинкций с четырьмя тысячами отборных солдат. (11) И когда показался он во главе войска на гребне холма неподалеку от крепостных стен, а со стороны своих осадных сооружений стал наседать Луций Квинкций, действуя и с суши, и с моря, (12) Горгоп, потерявши всякую надежду, сделал то, за что покарал смертью Дексагорида, – сдал город, (13) договорившись, что ему разрешат вывести воинов, которыми защищал его. (14) Еще до падения Гития Пифагор, которому тиран доверил защищать Аргос, передал командование Тимократу из Пеллены, а сам с тысячью наемников и двумя тысячами аргосцев ушел в Лакедемон, к Набису.
   30. (1) Нежданный приход римского флота и сдача приморских городов напугали Набиса, (2) но потом упорное сопротивление Гития затеплило в нем некоторую надежду; когда же услышал он, что и этот город сдался римлянам, не осталось у него больше надежд, ибо оказался окружен на суше (3) и совсем отрезан от моря. Тогда Набис решил уступить судьбе и послал в римский лагерь разузнать, примут ли от него послов. (4) И когда сговорились, явился к римскому командующему Пифагор с одной только просьбой – чтобы встретился Квинкций с тираном. (5) Квинкций собрал совет, и все сказали – пусть встретится, и назначен был день и место. (6) Квинкций и Набис – каждый с небольшим отрядом – сошлись на холмах посреди равнины. Солдат своих оставили тот и другой в таком месте, чтобы их видеть, а сами сошли вниз – Набис с телохранителями, (7) а Квинкций со своим братом, с царем Эвменом, с родосцем Сосилом, с Аристеном, вождем ахейцев, и с несколькими военными трибунами.
   31. (1) Тирану предоставили выбор, первым ли говорить или слушать, что ему скажут; он предпочел говорить и сказал так: «Если бы мог угадать я, Тит Квинкций и вы все, здесь присутствующие, почему объявили вы мне войну, почему воюете против меня, я стал бы в молчании ожидать, как решится моя участь. (2) Но не могу заставить душу свою отказаться от всякой попытки узнать перед смертью, за что предстоит мне погибнуть. (3) Клянусь богами, походи вы на карфагенян, которые, как рассказывают, ни во что не ставят святость союзов, тогда, конечно, не дивился бы я, видя, что вам ничего не стоит вести себя так со мною. (4) Но я смотрю на вас, я вижу перед собою римлян, тех, для кого верность договорам с другими народами – самое святое из всех божественных дел, а верность союзникам – самое святое из дел человеческих. (5) Я смотрю на себя и льщусь надеждой, что я (если говорить об обстоятельствах государственных) – тот, кто вместе с другими лакедемонянами издавна связан с вами договором ⁷³, а по-человечески – тот, кто сам связан с вами дружбой и союзом, а недавно и возобновил их, когда воевали против Филиппа. (6) Но не нарушил ли я дружбу и союз, не подорвал ли я их, держа под своею властью Аргос? (7) Что тут сказать? На суть ли дела сослаться или на обстоятельства? Если по сути, то мне есть два оправдания: сами аргосцы меня призвали, сами сдали мне город, и я принял его под свою власть, а не захватил: и было это тогда, когда аргосцы держали руку Филиппа и не были вашими союзниками. (8) Что же до обстоятельств, то и они в мою пользу: ведь я уже владел Аргосом, когда заключил с вами договор, и вы потребовали прислать вам воинов, а вывести войско из этого города не требовали. (9) И, конечно, в споре об Аргосе справедливость на моей стороне, ибо не ваш принял я под власть город, а вражеский, по желанию граждан, (10) а не принудив их силой; и сделал то с вашего согласия, ибо по условиям договора вы оставили Аргос мне. (11) Кроме прочего, тяготеет надо мной имя тирана и молва о делах, тиранам свойственных, – что призываю рабов к свободе, а неимущих наделяю землей. (12) Что до имени тирана, могу сказать: кто бы ни называл меня так, я-то остался таким, каким был, когда сам ты, Тит Квинкций, заключал со мною союз. (13) И помнится, тогда называли вы меня царем, а теперь вот зовете тираном ⁷⁴. Если стал я властвовать по-другому, то должен ответить за непостоянство свое, а если та же власть стала зваться у вас по-другому, то уж за ваше непостоянство надлежит ответить вам. (14) А что давал я рабам свободу, дабы увеличить число граждан, и оделял бедняков землею, могу и тут сослаться на время, и буду прав. (15) Ведь делал я это тогда, когда вы заключили со мной союз и приняли от меня войско против Филиппа. (16) Но даже если бы и сейчас делал я то же, то не стал бы спрашивать, что тут для вас оскорбительного и чем нарушил я дружбу с вами, а сказал бы лишь, что следую обычаям и установлениям наших предков. (17) Не судите о том, что делается в Лакедемоне, по вашим обычаям и законам. Не сравнивайте по отдельности то одно, то другое. У вас по цензу набирают конников, по цензу – пехотинцев, и считаете правильным, что, кто богаче, тот и командует, а простой народ подчиняется ⁷⁵. (18) Наш же законодатель ⁷⁶, напротив, не хотел, чтобы государство стало достоянием немногих, тех, что у вас зовутся сенатом, не хотел, чтобы одно или другое сословие первенствовало в государстве; он стремился уравнять людей в достоянии и в положении и тем дать отечеству больше защитников. Слишком много сказал я и говорил долее, чем принято было у отцов наших ⁷⁷. Можно сказать и короче: после того как заключил с вами союз, я ничего не сделал такого, дабы раскаиваться вам, что приняли меня в друзья».
   32. (1) Римский полководец отвечал на это так: «Не с тобой вовсе заключили римляне договор о дружбе и союзе, (2) а с Пелопом, истинным и законным царем лакедемонян ⁷⁸; права его, как и власть, тираны захватили силой и удерживали за собой, ибо мы заняты были войнами то с карфагенянами, то с галлами, то с другими народами. Тем же воспользовался и ты совсем недавно, во время Македонской войны. (3) Разве подобает тому, кто вел войну с Филиппом за свободу Греции, вести дружбу с тираном, да еще с самым жестоким и самым свирепым к своим согражданам, какой когда-либо существовал? (4) Даже если бы ты не захватил коварным обманом Аргос, не удерживал бы его и дальше, нам все равно надлежало, раз уж освобождаем мы всю Грецию, восстановить старинную свободу и законы Лакедемона, на которые ссылаешься ты, словно второй Ликург. (5) Как! Мы заставили Филиппа вывести войска из Иаса и из Баргилий, и если позволим тебе попирать Аргос и Лакедемон, два достославных города, некогда светочи Греции, то навек запятнаем свою славу освободителей Греции! (6) Но аргосцы, скажешь ты, были в сговоре с Филиппом. Не заботься о наших обидах. Да к тому же мы знаем, что повинны тут два или три человека, а не весь город; (7) и, клянусь богами, не по решению народа призвали в город тебя и твоих солдат и открыли вам ворота крепости! (8) Вот фессалийцы, фокейцы и жители Локр – те с общего согласия присоединились к Филиппу, это нам известно; однако и их мы освободили, как и всю остальную Грецию. Как же, по-твоему, должны мы поступить с Аргосом, где собрание граждан ни в чем не повинно? (9) Ты говорил здесь – вменяют тебе в преступление, что призывал рабов к свободе и раздавал земли неимущим. Провинность немалая, спору нет. Но чего стоит она в сравнении с неслыханными злодеяниями, что вершите ты и твои приспешники каждый день? (10) Вот созовем мы свободные собрания граждан, будь то в Аргосе, будь то в Лакедемоне, услышишь тогда, какие преступления вершит самая наглая из тираний. (11) Я уж не говорю обо всех прежних жестокостях; а какую резню устроил зять твой Пифагор в Аргосе почти на моих глазах! Сколько крови пролил ты сам, когда я уж почти вступил на землю лакедемонян! (12) Ты приказал бы хоть привести сюда, пусть в цепях, тех, кого схватили на сходке, кому в присутствии сограждан обещал ты, что пребудут хоть и в тюрьме, да в безопасности; несчастные родители, что оплакивают их как умерших, пусть утешатся, увидевши, что они живы. (13) А если и так, скажешь ты, вам-то, римляне, что за дело? И такое посмеешь ты молвить освободителям Греции? Воинам, которые пересекли море, бились на море и на суше, чтобы возвратить вам свободу? (14) Все равно, скажешь ты, я-то сам дружбу с вами ведь не нарушил, на наш союз не посягнул. Сколько раз доказывать тебе, что именно это-то ты и сделал? Не стану говорить о многом, скажу лишь об одном, о главном. (15) Какими деяниями кладут конец дружбе? Не тем ли, что нападают на союзников наших как на врагов? Не тем ли, что вступают в союз с нашими врагами? (16) Ты сделал и то, и другое. Союзник Рима, ты посмел силой оружия покорить себе другого союзника Рима – город Мессену ⁷⁹, принятый в число друзей наших на таких же правах, что и Лакедемон ⁸⁰. (17) С Филиппом же, врагом нашим, не только заключил ты союз, но – о боги! – вступил в родство через префекта его Филокла. (18) Словно неприятель, ведущий с нами войну, заполонил ты море вокруг Малеи пиратскими кораблями. Римских граждан убил ты и захватил в плен не больше ли, чем сам царь Филипп? (19) Кораблям, что везут нашим воинам продовольствие, способнее теперь проходить даже у берегов Македонии, нежели мимо Малеи. (20) И нечего тебе взывать к верности дружбе и союзу! Не пытайся говорить как простой человек, говори истинным своим языком – языком тирана и врага римлян».
   33. (1) Тогда Аристен принялся уговаривать и молить Набиса, чтобы тот спасал свою жизнь и достояние, покуда еще не поздно. (2) По именам называл он тиранов соседних городов, что по доброй воле сложили с себя власть, восстановили свободу сограждан и потом жили до старости в мире и даже в почете. (3) Пока говорили да слушали, приблизилась ночь и положила конец собранию. На другой день Набис сказал, что раз римлянам так угодно, он уходит из Аргоса, выводит свой гарнизон и намерен также вернуть пленных и перебежчиков. (4) Если же римляне захотят еще чего-либо, пусть письменно изложат свои требования, чтобы мог он обсудить их с друзьями. (5) Тирану дали время посоветоваться со своими; Квинкций тоже собрал совет, на который допущены были самые видные граждане союзных городов. (6) Большинство твердо стояло за то, чтобы продолжить войну и покончить с тираном, иначе свобода Греции всегда будет в опасности; (7) разумнее было не начинать войну против Набиса, нежели теперь прекращать уже начатую; (8) ведь он укрепит тогда свое владычество, и получится, будто сам римский народ вручил ему неправую власть; а это поощрит многих других в стремлении отнять свободу у сограждан. (9) Однако Квинкций мыслями своими склонялся к миру. Он видел, что враг заперся за стенами, и значит, придется осаждать город, а осада будет долгой и неизвестно еще чем кончится. (10) Лакедемон не Гитий, который даже и брать не пришлось, ибо он сдался сам, но город весьма могущественный, и много у него оружия и защитников. (11) Одна надежда, что, когда приблизится римское войско, начнутся распри между самими сторонниками Набиса или жители поднимутся против него. А тогда никто и не станет сражаться, едва увидят знамена когорт почти уже в воротах Лакедемона. (12) К тому же легат Виллий объявил ведь, возвращаясь от Антиоха, что мир, заключенный им с этим царем, ненадежен и Антиох уже переправил в Европу гораздо более сухопутных и морских сил, нежели раньше. (13) Если армия занята будет осадой Лакедемона, какие войска выставит он, Квинкций, против столь могущественного царя? (14) Так говорил консул вслух, про себя же опасался, что новый консул получит по жребию в управление провинцию Грецию и придется тогда почти уже добытую славу победителя уступить преемнику.
   34. (1) Доводы его, однако, нисколько не убедили союзников; тогда Квинкций притворился, будто согласен с ними и тем сумел добиться, что они согласились с ним. (2) «Ну, ладно!– сказал он.– Раз вы так хотите, давайте осадим Лакедемон. Но не надо обманываться на этот счет: осаждать город – дело весьма долгое, так что зачастую осаждающие теряют терпение прежде, чем осажденные. Придется вам, значит, приготовиться зиму провести под стенами Лакедемона. (3) Если бы долгое это дело сулило нам одни лишь опасности да труды, кои и души ваши и тела готовы выдержать, я сам призывал бы вас к осаде; (4) но ведь потребуются еще и большие расходы; чтобы осаждать столь огромный город, нужны и осадные сооружения, и метательные устройства, да и немало понадобится обозов с продовольствием и для ваших воинов, и для наших, чтобы сыты были всю зиму. (5) Так что следует все предусмотреть, дабы после не стали вы колебаться или не отреклись бы позорно от начатого. По-моему, следует каждому из вас написать в свой город и узнать, что там думают и сколько войска могут выставить. (6) У меня вспомогательных войск хватает даже с избытком, только чем мы многочисленнее, тем больше нам всего нужно. Во вражеской стране вокруг нас – голая земля, а зима уже близко, и трудно будет доставлять припасы, да и привозить их придется издалека». (7) Такая речь тотчас заставила каждого живо вообразить, как встретят у него в городе предложение начать осаду: равнодушие, злоречие и зависть тех, кто остается дома, к тем, кто идет на войну; (8) свобода мнений, из-за которой трудно достичь единодушия; скудость городской казны да хитрости, на которые пускаются люди, когда приходится отдавать деньги на общие нужды. (9) И тогда они отказались от прежнего своего мнения и решили: пусть полководец сам выбирает путь, какой сочтет наиболее выгодным для римского народа и его союзников.
   35. (1) Квинкций, посоветовавшись только со своими легатами и трибунами, составил условия, (2) на которых мог бы быть заключен мир с тираном. Условия были такие: между Набисом, с одной стороны, и римлянами, царем Эвменом и родосцами – с другой, устанавливается перемирие на шесть месяцев; Тит Квинкций и Набис пошлют в Рим послов, дабы договор был скреплен властью сената; (3) начнется перемирие с того дня, когда эти условия в письменном виде будут вручены Набису; из Аргоса и из всех других городов в его землях Набис за первые десять дней выведет свои гарнизоны и передаст эти города римлянам безоружными и свободными; (4) Набис не уведет с собою ни единого раба, будь то рабы царские, либо государственные, либо простых граждан; а если какие уже уведены, возвратит их, как положено, господам ⁸¹; (5) Набис вернет приморским городам корабли, которые у них отнял, себе же оставит лишь два легких судна не более чем с шестнадцатью гребцами каждое; (6) всем упомянутым союзникам римского народа Набис возвратит пленных и перебежчиков, а мессенцам к тому же и имущество, какое отыщется и узнано будет владельцами; (7) к людям, изгнанным из Лакедемона, отправит Набис их детей и жен, тех, что пожелают вновь соединиться со своими мужьями, не принуждая ни одну разделять с супругом изгнание; (8) Набис вернет все добро тем солдатам-наемникам, которые либо вернулись домой, либо перешли к римлянам; (9) ни один город острова Крита не сохранит Набис под своей властью, и те, которыми владеет на острове, возвратит римлянам; ни с кем из критян и ни с каким другим народом не вступит Набис в союз и не будет вести войну; (10) из всех городов, какие он возвратил и какие сами отдались под власть и покровительство римского народа, Набис выведет все свои гарнизоны; и никакого ущерба не будут чинить тем городам ни сам Набис, ни его люди; (11) ни одного поселения, ни одной крепости не станет строить Набис ни на своей земле, ни на чьей-либо; а дабы не усомнились римляне, что выполнит Набис эти условия, даст он пятерых заложников по выбору римского полководца – и в их числе собственного сына – и уплатит сто талантов серебра сейчас, а по пятьдесят талантов будет платить каждый год восемь лет подряд.
   36. (1) Условия записали, Квинкций перенес лагерь ближе к Лакедемону и послал условия в город. (2) Некоторые из них не слишком пришлись тирану по нраву. Он, однако, не ждал, что вовсе не упомянут о возвращении изгнанников и весьма тому обрадовался; более же всего оскорбился Набис тем, что лишали его кораблей и приморских городов. (3) Он и вправду стал чрезвычайно богат благодаря морю, ибо его пиратские корабли бесчинствовали по всему побережью Малеи. Да и солдат набирал он отличных из юношей тех приморских городов. (4) Хоть и обсуждал Набис условия со своими друзьями тайно, вскоре все о них узнали, ибо приспешники царские столь же мало способны блюсти тайну своего государя, сколь мало надежны и во всем остальном. (5) Советчики Набиса хулили не все условия, а каждый порицал лишь то, которое было ему не в прибыль. Кто женился на супругах изгнанников или завладел их имуществом, тот кричал против возвращения жен и имуществ, ибо, говорил, то не возмещение изгнанникам, а грабеж нам. (6) Рабы, освобожденные было тираном, теряли не только свободу – взорам их предстояло рабство еще более ужасное, нежели прежнее, когда окажутся вновь во власти разгневанных своих господ. (7) Наемники тосковали, что с заключением мира лишатся наград за службу, а домой возвратиться не смогут, ибо ненависть их сограждан к пособникам тирана равна была ненависти к нему самому.
   37. (1) Поначалу ропот шел лишь по дружеским кружкам, но вскоре недовольные устремились к оружию. (2) По доносившемуся гулу толпы тиран решил, что народ уже достаточно накален, и приказал созвать сходку. (3) Там он рассказал, что велено было римлянами, коварно прибавляя от себя кое-что, сулившее жителям еще более тягот и еще сильнее приводившее их в негодование. На каждое требование толпа отвечала криком – то общим, то в какой-нибудь части сходки. Тут Набис и спросил, чего они от него хотят, что ему отвечать и как действовать. (4) И все почти закричали в один голос: «Ничего не отвечай! Будем воевать!» И как в обычае у толпы, каждый желал ему бодрости духа и добрых надежд и твердили, что фортуна помогает смелым. (5) Тиран и сам от их воплей одушевился и стал хвалиться, что Антиох и этолийцы придут на помощь, да, впрочем, у него и без них хватит войска, чтобы выдержать осаду. (6) О мире больше не было и речи; все разбежались по местам, назначенным каждому заранее. Некоторые тотчас сделали вылазку и стали бросать в римлян дротики, так что у тех не осталось больше сомнений в том, что воевать придется. (7) Потом четыре дня шли легкие стычки, которые ничего не дали. (8) На пятый же день начался бой почти настоящий. Лакедемонян загнали обратно за стены и так напугали, что некоторые из римских воинов, когда преследовали беглецов, смогли ворваться, не встретив сопротивления, в город, там, где в стенах образовались проломы.
   38. (1) И тогда Квинкций, уверившись, что враги, исполненные страха, больше не решатся на вылазки, понял, что пришло время ему приняться за осаду. Пославши людей за кораблями союзников, что стояли у Гития, сам он тем временем вместе с военными трибунами стал объезжать стены, дабы рассмотреть расположение города. (2) Некогда Спарта вовсе не имела стен, их возвели лишь недавно тираны в местах открытых и ровных, а на труднодоступных и возвышенных вместо укреплений расставили караулы. (3) Осмотрев все, Квинкций рассудил, что следует взять город в кольцо, и окружил его всеми своими силами – было же их у него, считая и римлян, и союзников, пехоту и конницу, наземные войска и моряков, до пятидесяти тысяч человек. (4) Одни тащили лестницы, другие – факелы и все прочее, нужное не только для осады города, но и чтобы навести на осажденных страх; Квинкций приказал кинуться на стены с громкими криками сразу со всех сторон, дабы лакедемоняне, с ужасом видя опасность отовсюду, не знали, куда броситься сначала и куда бежать на помощь. (5) Лучших своих воинов разделил он на три отряда: первый пошел на город со стороны храма Аполлона, второй – со стороны храма Диктинны ⁸², а третий – из местности, называемой Гептагонии; во всех этих местах город открыт и лишен стен. (6) Великий ужас отовсюду надвигался на Лакедемон, то тут, то там слышались внезапные крики, со всех сторон шли тревожные вести; все же поначалу тиран и сам кидался туда, где было всего опаснее, и посылал своих военачальников; (7) но под конец, видя, что страх сделался всеобщим, впал в оцепенение и не мог больше ни говорить, ни слушать. Не только не в силах был он принимать решения, но даже, казалось, совсем потерял рассудок.
   39. (1) В узких проходах, в трех разных местах против трех отрядов римлян стояли лакедемоняне поначалу твердо; но бой разгорался и мало-помалу стал неравным. (2) Лакедемоняне бросали дроты, но римляне легко защищались от них своими большими щитами, и дроты либо не доставали воинов, либо задевали лишь слегка; (3) а проходы были узки, и слишком тесны, так что негде было разбежаться, чтобы бросить дротик с силою; даже двигаться свободно не удавалось и устоять при метании было трудно. (4) Брошенные без разбега дроты тел не достигали и лишь немногие воткнулись в щиты. (5) Некоторые из римлян были, правда, ранены дротами, которые бросали воины, стоявшие выше; когда же римляне продвинулись дальше, то стали бросать на них с крыш домов уже не только дроты, но и черепицу. (6) Воины Квинкция такой напасти не ожидали, однако подняли щиты над головами, сошлись плотно и тем самым не оставили места, куда могли попасть дроты, что метали издали и вслепую, – даже вблизи не найти было места, куда воткнуть копье; и вот под защитой такой «черепахи» стали двигаться вперед. (7) Сначала шли медленно и с трудом, ибо улицы были узки и полны толпою своих и врагов, но, тесня противника, достигли улиц более просторных, и тут уж лакедемонянам невозможно стало держаться против римской силы и натиска. (8) Они повернули назад и врассыпную устремились к тем частям города, что лежат выше. Набис счел, что город уже взят, и, весь дрожа, искал, куда бы спрятаться. (9) Римляне и в самом деле взяли бы Лакедемон, но тут Пифагор, который и вообще действовал смело, как того требует долг полководца, один из всех догадался, как спасти город. Он приказал поджечь дома, что возле стен. (10) Раздували пожар с тем тщанием, с каким обычно тушат, и оттого дома загорались вмиг; (11) на римлян обрушились крыши, осколки черепицы, горящие балки; вихри пламени понеслись по улицам, а в тучах дыма опасность казалась страшнее. (12) Те римляне, что бросились было в бой, отхлынули от стен; те же, что ворвались уже внутрь, когда пожар поднялся позади их, испугались, что будут отрезаны от своих, и поторопились выбежать обратно. (13) Увидев, что происходит, Квинкций велел трубить отбой, и римлянам пришлось отойти от города, который они почти уже захватили, и воротиться в лагерь.
   40. (1) Квинкций больше надежд возлагал на то, чтобы напугать врагов, чем на положение дел. Поэтому и следующие три дня он старался все время их тревожить: то затевал стычки, то строил сооружения в разных местах, чтобы закрыть неприятелю пути к бегству. (2) Действия эти испугали тирана, и он вновь ⁸³послал Пифагора к римскому полководцу. Поначалу Квинкций не пожелал вовсе его слушать и приказал покинуть лагерь; но Пифагор принялся молить его самыми униженными словами, даже встал на колени и наконец добился-таки, что его выслушали. (3) Сперва всё говорил он, что как римляне решат, так оно и будет. (4) Когда же слова эти не возымели действия, ибо сочли их пустыми и ненужными, сказал, что, как и записано в условиях, переданных несколькими днями ранее, Набис согласен заключить мир, уплатить деньги и выдать заложников.
   (5) Тиран был еще в осаде, а вести, которые непрестанно приходили в Аргос, исполнили жителей мужества, (6) и они, предводительствуемые неким Архиппом, изгнали спартанцев из города. Пифагор увел с собою лучших воинов, оставленных же в крепости было мало, и аргосцы их попросту презрели. (7) Тимократу из Пеллены, так как пользовался он своею властию милосердно, сохранили жизнь и отпустили под честное слово. Квинкций заключил мир с тираном, отпустил Эвмена и родосцев, а брата своего Луция Квинкция отправил обратно к флоту; после чего прибыл в Аргос, где встречен был с радостью.