Страница:
Я сам не помню, как вывалился из седла и залег среди кустиков брусники. Рядом со мной залег Веллан, понявший, что противостоять странным лучникам как граф Мораддин, он не сможет.
— Проклятый грифон, — прошипел бритуниец. — Всю дорогу говорил, что здесь безопасно!
Энунд, раздвигая боками кусты, вышел обратно на тропинку и приглушенно сказал, если так можно выразиться, сквозь клюв:
— Кто тут хотел увидеть альвов? Пожалуйста…
Грифон, схватив за шкирку, удерживал в клюве маленькое существо с бледной кожей и редкими светлыми волосами. Пойманная Энундом тварь напоминала очень низкорослого человека, только была значительно безобразнее — короткопалые ручки и кривые ножки, тонкий длинный нос на узком лице и громадные зеленые глаза. Я себе альвов представлял по-другому…
Энунд разжал клюв, существо упало на траву и сразу было прижато к земле мощной лапой грифона.
— Вы что творите, мерзавцы? — прямо в лицо перепуганного альва прошипел наш провожатый. — Это гости! Их нельзя трогать!
— Это не я стрелял! — закрыв от ужаса глаза, пискнул альв. — Это Элрадан! Он же удрал, ты сам видел! Я не виноват, я вовсе не хотел обидеть гостей!
— Ври больше, — грифон был разъярен и я испугался, что он сейчас попросту раздавит маленького альва. — Вас тут много прячется?
— Нет, нет, — запричитал альв. — Мы с Элраданом пошли на охоту и случайно вас увидели. Это все он, а не я!
Грифон поднял голову и уставился на меня. Я ждал объяснений.
— Маленькие пакостники, — проскрипел наконец Энунд. — По-моему, альвы стреляли просто чтобы поразвлечься.
— И часто они так развлекаются? — Веллан встал на ноги и начал отряхивать с одежды старые еловые иголки и пожелтевшие осенние листики. — Спасибо графу, сумел перехватить стрелу…
— Это Эларадан виноват! — опять заверещало существо.
— Мы поняли, — Энунд снова обратил взгляд на альва, помолчал немного и вдруг спросил: — Вы ведь шляетесь по всему Ямурлаку, правильно? А ну расскажи, где сейчас Тач, старейший? Спит у себя в пещере или пошел на пастбище? И вообще, как тебя зовут?
— Даэрон… — захныкал недомерок.
— Отвечай, я задал тебе вопрос!
— Великий Тач пять дней назад ушел к Розовым холмам, — немедленно ответил альв. — Мы его видели неподалеку от Льдистого водопада. Я могу проводить, только не убивайте!
— Не надо нас провожать, — рыкнул грифон и снял лапу с груди карлика. — Сами дорогу найдем. Учти, если вы еще хоть раз посмеете обидеть гостей — приведу весь свой клан и грифоны разгромят ваш городишко! Понял, недомерок?
Альв вскочил, отбежал к кустам, и, едва тощая фигурка малыша скрылась в зарослях, в Энунда оттуда полетела еловая шишка.
— Дождешься, что люди набьют из тебя чучело! — послышалась злорадная пискливая речь. — А их самих сожрет Тач!
Грифон сел на дорожку, и, покачав головой, сказал нам:
— Альвы неисправимы. Не понимаю, как в таком маленьком существе может жить столько злости? Идемте, до Розовых холмов полдня пути верхом.
— Альв говорил, будто Тач нас сожрет, — настороженно буркнул Веллан. — К кому ты нас ведешь?
— Сами увидите, — Энунд встал и затрусил вперед по тропинке. Мораддин забрался в седло, отпихнув прозрачного сармака, разлегшегося у самой луки и сказал, что поедет позади всех.
…Мы двигались по тропе, вившейся между поросшими сосной холмами, до времени, когда на башне в Тарантии обычно звенел пятый послеполуденный колокол. Наконец, леса сменились вересковыми пустошами и скалами, а это значило, что мы достигли предгорий Киммерийского хребта. Я понял, отчего обитатели Ямурлака называли это место Розовыми холмами — куда ни посмотришь, увидишь заросли вереска: розоватые, фиолетовые, лиловые пятна на фоне осенней природы выглядели радостно и ярко.
— Водопад, — вытянул руку Мораддин. — Энунд, про это место говорил альв?
— Верно, — кивнул грифон. — Предупреждаю, относитесь к Тачу почтительно. Он не любит панибратства. И ради всех богов, не бойтесь его. На памяти грифонов не было случая, чтобы старейший убил разумную тварь… Ага, вон он!
— Где? — не понял Веллан, а мы с Мораддином молча всмотрелись в вересковые луга и окружавшие их скалы. С одной из них низвергался бурный шумливый водопад, превращавшийся внизу в речку, с полуночной стороны возвышались нагромождения валунов, а в полутысяче шагов к закату из земли вырастал бурый выветрившийся скальный выход. Я не мог заметить ни одного живого существа, кроме стайки птиц, усевшихся на темных камнях.
— Прямо на него смотрите, — невозмутимо сказал Энунд. — Я же говорил — он большой. Присмотритесь как следует! Идемте к нему.
И грифон повел нас прямо к вытянутой, поросшей мхом скале.
— Великий Митра! — Мораддин натянул поводья и остановил лошадь. — Дракон! Честное слово, это настоящий дракон! Только какой громадный!
— Тач не дракон, — Энунд услышал слова графа. — Просто похож немножко.
— Где дракон? — всполошился Веллан. — Мораддин, что ты увидел?
Я выехал вперед и, призвав на помощь все воображение, начал осматривать скалу. Великие боги… Да, Ямурлак не зря славится чудесами.
То, что вначале показалось нам скальным выходом, было живым существом. Сейчас оно не шевелилось, и поэтому мы приняли его за часть ландшафта. Невообразимо огромное животное, похожее на ящерицу, лежало среди пустоши, положив бугристую голову на лапы — один коготь Тача превосходил длиной мою лошадь, а голова была размером с вместительный дом зажиточного крестьянина. Наверное, от кончика носа до кончика хвоста чудовища было не меньше полутора тысяч шагов.
— Это невероятно! — замотал головой Веллан. — Такую огромную тварь невозможно прокормить! Он, скорее всего, даже двигаться не может!
— Еще как может, — Энунд издал звук, похожий на смешок. — Я думаю, он использует магию… Тач спит, его надо разбудить.
— Вот и займись этим, — заявил Веллан и покосился на графа Мораддина. — Вы, месьоры, не подумайте, я никогда не был трусом. Но уж больно он здоровый…
— Мне и самому боязно, — честно ответил Мораддин. — Никогда не думал, что в нашем мире могут существовать настолько… ну, настолько необычные животные. Господин Хальк, ты встречал упоминания о чем-либо подобном в хрониках?
— Нет, — признался я. — Никогда.
Энунд безбоязненно подошел к голове Тача, запрыгнул ему на лапу, прошелся по переносице, будто по широчайшей улице Тарантии, и постучал клювом о бочкообразный бугор, видимо, бывший веком старейшего жителя Ямурлака, а может быть, и всего мира…Я смотрел на грифона и мне казалось, что муравей ползет по туловищу боевого коня.
— Проснись, старейший! — ветер донес до нас слова Энунда. — К тебе пришли люди!
Послышался скрежет заросшей мхом чешуи, чудовище шевельнулось и приоткрыло один глаз, тот самый, рядом с которым стоял Энунд.
— Грифоны, — приоткрылась пасть и мы услышали глубокий хриплый голос. Лошади заплясали от страха. — Почему вы такие любопытные? Ты кто? Я тебя не вижу, спустись на землю с моего носа.
Энунд спрыгнул вниз, сначала на толстенную лапу Тача, а затем на валявшийся рядом валун. Тварь открыла второй глаз и уставилась узкими ящеричьими зрачками на грифона.
— Теперь вижу, — медленно сказал Тач. — И даже узнаю. Ты — Энунд из клана Стигов. Правильно?
— Да, мудрейший, — грифон напряг голос, чтобы гигант мог его слышать. — Я привел людей из королевства Аквилония…
— Откуда? — в речи Тача послышались недоуменные нотки. — А почему люди находятся в Ямурлаке? Да и где они?
Грифон обернулся и махнул здоровым крылом, подзывая нас.
— Веллан, может быть, ты лошадей подержишь? — неуверенно спросил я бритунийца. — А мы с графом подойдем ближе…
— Не дождетесь, — рявкнул оборотень. — Когда расскажу об этом Эртелю, королевский племянничек от зависти подохнет!
Мораддин быстро спутал лошадям ноги, чтобы не убежали, и мы втроем подошли к лапе существа, встав рядом с Энундом. Крылатый сармак прибежал вслед. Вблизи казалось, что Тач вырастает из земли и действительно является ожившим каменным изваянием. Шипы на его спине поднимались над нашими головами локтей на пятьдесят. Я, поборов дрожь в коленях, шагнул вперед и выпалил первое пришедшее на ум:
— Приветствую тебя, о великий дракон!
— Действительно, люди… — прохрипел Тач. — Вы здорово изменились со времен Атлантиды. Одеты необычно… Я не дракон, пусть это вам будет известно. Валузийцы и атланты называли моих соплеменников василисками.
— Еще не хватало, — едва слышно простонал за моим плечом Веллан. — Сейчас превратит нас в гранитные статуи… Я, конечно, хотел памятник, но не такой!
— Заткнись, — бросил я оборотню и снова посмотрел на Тача. Василиск молчал, вероятно, ждал моих вопросов.
— Я говорю от имени короля людей Конана Аквилонского… — начал я. — У нас беда. Энунд сказал, будто ты помнишь и знаешь все…
— За последние восемь тысяч солнечных кругов — помню, — поразмыслив, ответил василиск. — Если нужно — я дам вам совет. Но потом вы мне расскажете, что происходит в землях закатного материка. Я уже много столетий не покидал Ямурлак и не ведаю, что происходит в широком мире… Договорились?
— Конечно, — судорожно сглотнув слюну, ответил я. — Может быть, ты знаешь, почтеннейший, от чего могут появляться фонтаны зеленого пламени, изменяющего людей и убивающего других живых существ?
— Опять? Он вернулся?.. — голова василиска поднялась над нами локтей на тридцать. Не очень-то приятно, когда над тобой завис целый дом… — Хорошо, я расскажу…
Глава двенадцатая
Ианта, столица Офира. Полдень.
22 день второй осенней луны, 1288 г.
«…Потрясения в людских умах и душах, вызванные явлением подземного огня, распространялись, как волны от брошенного в воду камня. Где-то они уже успевали затихнуть, а где-то только-только становились достоянием общества, превращаясь из неясных слухов в официально подтвержденные сведения. И, как волны, сталкиваясь, порождают бурю, так и дошедшие до умов правителей и обывателей удаленных земель подлинные сведения о положении дел в Аквилонии и Немедии служили источником многочисленных бедствий и лихорадочного устроения многоразличных текущих дел. Ибо, как известно, неприятности твоего соседа — благоприятный шанс для твоих неблаговидных действий. Сосед слишком занят обрушившимися на него бедствиями, чтобы наблюдать за тобой и вовремя дать надлежащий отпор. Итак, отчего бы слегка не осложнить жизнь и без того отягощенному тяжким грузом соседу?..»
Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства
Хорошо иметь репутацию взбалмошной женщины.
Спрашивается, почему?
Сейчас объясню. Во-первых, всегда можно позволить себе нечто из ряда вон выходящее, а потом с милой улыбкой извиняться и говорить, что, мол, «настроение было подходящее».
Во-вторых, когда вы отколете что-нибудь по-настоящему идущее вразрез с общественными представлениями о приличиях, все только вздохнут, пожмут плечами и соболезнующе пояснят: «Что с нее возьмешь, она всегда такая…»
В-третьих, вы всегда можете позволить себе маленькие и большие отступления от этикета и заведенных распорядков. От вас даже ожидают очередного преступления против традиций, дабы потом вволю посудачить о нем.
А в-четвертых — никому и никогда не придет в голову воспринимать вас серьезно.
При моем образе жизни и роде занятий четвертая причина порой является самой главной. Чтобы в дальнейшем не возникало недоуменных вопросов, сразу назову мое ремесло. Оно несколько своеобразно… Я — конфидент. Еще меня можно именовать лазутчиком, осведомителем, шпионом, ищейкой или просто одной из скромных служащих Пятого департамента личной Канцелярии Его величества короля Немедии Нимеда I.
Хотя не такой уж и скромной. Я — лучшая. Этого положения я добилась сама и только сама, а потому имею все основания гордиться. Чем иногда и занимаюсь — смотрю в зеркало и сообщаю своему отражению: «Ну до чего же ты у нас умная, прямо сил нет!» Отражение со мной полностью согласно. Мои друзья — тоже. Враги вынуждены соглашаться по не зависящим от них причинам. У них просто не остается другого выбора.
Что до моего занятия… Я считаю, что оно ничем не хуже других, и выполняю свою работу так, что никто не сумеет придраться. Работа мне нравится и менять ее в угоду чьим-то представлениям я не собираюсь.
Хотя в последнее время я обнаружила, что эти необычные для женщины занятия наносят значительный ущерб моей личной жизни. С мужем мы обмениваемся письмами, носящими чаще всего сугубо деловой характер, а детей я вижу раз в полгода. Мать, называется… Еще немного — и они забудут, как я выгляжу.
Впрочем, я и сама порой это забываю. Опять же — требования ремесла. Разве можно допустить, чтобы лучшую из ищеек Нимеда знали в лицо и могли назвать по имени? Конечно, нет. Потому у меня по меньшей мере сотня имен и такое же множество обликов.
Сейчас меня зовут госпожа Хилена. Вот она и есть на редкость капризная, вздорная и сумасбродная девица. В данный миг эта особа валяется на огромной кровати (хотя уже давно за полдень), поглощает третью кисть винограда (зачем-то плюя косточками на обошедшийся в целое состояние иранистанский ковер), и с интересом разглядывает весьма любопытные картинки в толстенном вендийском трактате. Вообще-то подразумевается, что молодые девицы моего положения и воспитания даже догадываться не должны о существовании подобных книг, а уж тем более — иметь представление о вещах, описываемых в оных. Однако, как уже говорилось, госпожа Хилена — женщина со своими собственными представлениями о правилах и приличиях.
А книга и на самом деле интересная. И большая, так что мне надолго хватит чтения. Все равно сейчас делать мне совершенно нечего. Человек, в доме которого я обитаю вот уже полгода, утром дисциплинированно отбыл на службу (на всякий случай я разыграла сцену трогательного прощания), а ехать куда-либо с визитами или по делам не хочется.
Опять же для внесения ясности — с начала этого, 1288 года по основанию Аквилонии или, как считают в странах Восхода — 106 года Огненного Дракона, я обитаю в городе Ианте, столице Офира. В качестве «подруги жизни и сердца» (название-то какое придумали! Ох, сил моих нет — выслушивать по нескольку раз за вечер эти изысканные перлы придворной куртуазности!) некоего почтеннейшего месьора Аксалаута, графа Тэлиер. Сей добродетельный муж, между прочим, заведует личной королевской почтой и отвечает за получение секретных депеш. В своем служебном рвении он предпочитает хранить эти запечатанные несколькими грозными печатями послания в самом недоступном (как он считает) месте — у себя дома.
Бедняга, если бы он знал, насколько облегчает мои труды… Но прекрасная госпожа Хилена, как известно всем, не интересуется политикой. Она еще с превеликим трудом может вспомнить, кто правит Офиром, но дальше этого ее скромные познания не идут. Зато она всегда может вам рассказать, чем шелк кхитайской выделки отличается от камбуджийского или какую прическу модно носить этой осенью.
От подобных бесед я скоро с ума сойду. И от безделья. Подозреваю, что в Ианту меня отправили именно за этим — чтобы я немного поскучала. Дело в том, что в конце прошлого года я сумела провернуть несколько дел с далеко идущими последствиями, и мое начальство здраво рассудило, что мне лучше временно исчезнуть. Следуя вечной истине — «Светлее всего под свечой» — мне предложили в качестве убежища Ианту, где я теперь и пребываю, маясь от тоски. Скука же на меня действует, как хлыст на лошадь — я хватаюсь за любую возможность что-нибудь натворить. А что, спрашивается, можно натворить в благословенной всеми богами Ианте?
Действительно, благословенной… Сверх всякого приличия. Ианта мне напоминает разряженную в пух и прах фаворитку старого, но до отвращения богатого и не слишком умного правителя. И все потому, что Офир — страна золота. Здешние копи — крупнейшие во всем мире. Богатство здесь — удел не только благородного сословия, но и простолюдинов всех мастей, от купцов до последних крестьян. Иштар Великая, по-моему, тут даже ночные горшки делают из золота!..
А я тихо зверею от скуки посреди всей этой вульгарной пышности. Единственное, что всполошило двор короля Амальрика в последние дни — градом посыпавшиеся известия о странных происшествиях, охвативших полуночные страны, Немедию и Аквилонию. Говорили о каких-то чудовищах и зеленом огне, вырывавшемся из-под земли, но дальше разговоров и досужих сплетен дело не пошло. Видимо, и Трон Дракона, и Трон Льва сумели предотвратить с опасность, на чем все и затихло. Вернусь в Бельверус — обязательно поподробнее разузнаю, что же там творилось.
Я перевернула очередной лист моего познавательного чтения, полюбовалась на яркие краски и необычность стиля представшей перед глазами картинки, и горестно призадумалась: «Чем бы мне заняться?» Перспектива безвылазно проторчать целый день в почти пустом и безвкусно-роскошном доме вовсе не привлекала. Вот он, главнейший недостаток моей работы — иногда приходится просто ничего не делать и ждать: вокруг начнет что-то происходить? По-моему, нет ничего хуже, чем вот так маяться в ожидании. Всю сноровку с опытом потерять недолго… А, придумала!..
Переплетенный в лиловый бархат том с треском захлопнулся и отправился под подушки — до лучших времен. Я прислушалась — в доме тихо. Служанки либо прибираются в комнатах нижнего этажа, либо на кухне перемывают косточки приятельницам. Пойду-ка я прогуляюсь в кабинет моего дражайшего покровителя. Вроде бы сегодняшним утром гонцы доставили господину графу какие-то очень привлекательно выглядевшие послания. Доставили как раз в тот момент, когда он отправлялся в королевский дворец, провожаемый моими откровенно сожалеющими о сем прискорбном событии взглядами. Уезжать ему явно не хотелось, но верность долгу все же взяла вверх. Мне было велено «не грустить» и «сходить куда-нибудь развеяться». Чем я сейчас и займусь.
Наверное, в Шадизаре — городе воров — я бы очень скоро прославилась. Сделанный по особому заказу секретный замок на двери кабинета не сопротивлялся даже для виду. Впрочем, я давно подобрала к нему и к находящимся в комнате разнообразным шкатулкам для бумаг и сундукам неплохой набор отмычек.
Войдя, я огляделась и уже в который раз с сожалением пожала плечами. Странные в Офире представления о том, как должна выглядеть рабочая комната придворного, занимающегося тайными делами своего правителя. Повсюду какие-то безделушки, частью серебряные, частью из резной кости, на полу не одна, а целых три тигровых шкуры, положенных одна на другую, а от обилия позолоты у меня в глазах желтеет. Стол, за которым месьору Аксалауту полагалось бы проводить дни и ночи, представлял собой выдающийся образец безвкусицы, украшенный пластинками цветного камня и бронзовыми накладками. А венчалось это безобразие маленькой скульптурной группой, изображавшей нечто символическо-патриотическое. Меня при взгляде на сие монументальное сооружение бросало в дрожь, но работа есть работа.
К счастью, мне не понадобилось перерывать все многочисленные ящички и шкафчики стола. Небрежно брошенные письма валялись посреди малахитовой столешницы, так что оставалось только взять их и просмотреть.
Я уселась прямо на пушистых шкурах и приступила к чтению. Первое письмо оказалось всего лишь очередным докладом о том, как обстоят дела на золотых рудниках, и я его пока отложила в сторону. Следующее было адресовано дворцовому распорядителю и наверняка содержало отчеты об отправленных ко двору припасах. Это меня тоже не интересовало.
Зато третье послание оказалось весьма загадочным. Без имен адресата и отправителя, запечатанное зеленой сургучной печатью с плохо оттиснувшимся изображением летящей птицы, несомненно из числа хищных. Я покрутила письмо так и эдак, посмотрела на свет — не помогло. Придется вскрывать, да так, чтобы потом милейший граф Аксалаут не заподозрил чьего-то постороннего интереса к его почте.
Все предметы, необходимые для того, чтобы удалить печать, не повредив ее, находились при мне, а свечу я позаимствовала у хозяина кабинета. Дело простейшее: немного подержать письмо надо огнем, чтобы сургуч стал помягче, затем осторожно подцепить печать острием кинжала — и готово!
Сложенный в несколько раз пергамент с готовностью развернулся, явив несколько строчек, начертанных, судя по всему, в большой спешке. И что же такое пишет неизвестно кто неизвестно кому, посылая свои вести через Ианту?
«Сим сообщаем, что труды наши не достигли успеха. Нанятые люди не сумели справиться с возложенной на них задачей. В оправдание наше сообщаю, что действовать пришлось в большой спешке, а сопровождающие короля лица оказали изрядное сопротивление…»
Чего-о? Какого короля?
Я зажмурилась, потрясла головой, а затем еще раз перечитала начальные строки письма. Нет, все верно, так и написано: «сопровождающие короля лица ». Ладно, а что там дальше?
«…Однако, несмотря на сию досадную неудачу, мы продолжим угодное Митре дело по свержению узурпатора, в чем надеемся на вашу всемерную поддержку. Сообщаем также, что наши разыскания доподлинно установили причастность известной вам особы к трагической гибели населения городка Ивелин. Таковое известие, в надлежащем виде распространенное среди жителей все еще бурлящей и терзаемой беспокойством столицы, может послужить неплохим поводом к возникновению недовольства, кое поддержит как направляемый нами плебс, так и благородное сословие. Засим остаюсь, ваш верный и преданный слуга.»
Подпись, разумеется, отсутствовала. Постеснялся «верный слуга» отяготить слух господина звучанием своего скромного имени. Жаль.
Признаюсь честно — ничего я не поняла. А потому аккуратно запечатала письмо, сложила все в прежнем порядке и убралась из кабинета к себе — поразмыслить в тишине и покое.
Начать, разумеется, следовало с поисков ответа на вопрос: с чем (вернее, с кем) я имею дело? Этому человеку (или людям, ведь он не раз пишет — «мы», «нам») известен способ, как отправить письмо по тайной королевской почте Офира. Он не подписывает свое послание — значит, уверен, что здесь знают, куда следует его передать. И, наконец, мне не верится, что сия весточка предназначалась Амальрику или одному из его приближенных. Тогда кому?
Вопрос второй: кого собирался преждевременно отправить на Серые Равнины таинственный автор письма и не преуспел в сем деянии? Кто из нынешних правителей заслуживает почетного прозвища «Узурпатор»?
Вопрос третий: где находится город Ивелин и что такое в нем стряслось? Причем стряслось совсем недавно и почему-то эти события могут послужить «поводом для недовольства»…
Я прогулялась из угла в угол комнаты — не помогло. Попинала валявшуюся на полу узорчатую шелковую подушку — тоже. Попыталась сообразить, где в доме Аксалаута можно отыскать большую карту стран Заката — ничего не приходило в голову. Видимо, сказывалось ничегонеделанье последних пяти или шести месяцев.
— Мозги напрочь заплыли жиром, дорогуша, — сообщила я самой себе. И тут у меня в голове что-то звонко щелкнуло, словно встали на свое место кусочки замысловатой деревянной головоломки. Где недавно произошел насильственный захват власти? Правильно, в Аквилонии! Кто теперь там королем вместо этого старого недоумка Нумедидеса?
Конан. Более известный как Конан Киммериец. Варвар, наемник и искатель приключений на свою голову. Человек, однажды разбивший мое бедное сердце в двенадцати или тринадцати местах, и умудрившийся не заметить этого! Как же я его ненавидела!..
Хорошо, что в комнате никого не было. Вряд ли бы кто-нибудь по достоинству оценил, сколько бранных выражений известно госпоже Хилене. Довелось полдесятка лет назад обучаться у знающего учителя…
Ругалась я от больше от душевного расстройства, чем от настоящей злости. Чего сейчас не хватало для полного счастья, так только заговора в Аквилонии. Теперь я не сомневалась, что дело пахнет именно заговором. Все осложнялось тем, что я представления не имела, кто мог затеять таковой заговор. Нет, в Аквилонии, бесспорно, отыщется куча личностей, недовольных новым королем, но на что-нибудь, кроме болтовни, они вряд ли способны.
Тогда кто? Амальрика и его окружение вполне устраивает существующее положение вещей. Кроме того, Офир надежно защищен сетью хитроумных договоров и соглашений, заставляющей правителя любой страны трижды как следует подумать, прежде чем нарушить покой этой маленькой страны. Амальрику сейчас совершенно ни к чему интриговать против Трона Льва. Он всегда предпочитает выжидать, наблюдая со стороны. Как говорят в Кхитае: «Размышляй о вечности на пороге своего дома, и мимо тебя пронесут труп твоего врага.»
Шем? Там куда больше озабочены враждой Асгалуна и Шушана, оспаривающих друг у друга право называться столицей, и незатухающей войной со Стигией, чем делами соседей.
Зингара? Фердруго никогда не имел ничего против Аквилонии. Конечно, при непременном условии, что Пуантен не попытается передвинуть границу на полдень, за Алиману, оттяпав при этом порядочный кусок зингарских земель.
Аргос? Глупо. Аргосу больше всего необходим мир и спокойствие на торговых путях, особенно на Дороге Королей, а устройство заговора — вернейший путь надолго лишиться этих двух жизненно важных вещей. А с ними — и изрядных прибылей от морской торговли, чего король Мило никогда не допустит.
— Проклятый грифон, — прошипел бритуниец. — Всю дорогу говорил, что здесь безопасно!
Энунд, раздвигая боками кусты, вышел обратно на тропинку и приглушенно сказал, если так можно выразиться, сквозь клюв:
— Кто тут хотел увидеть альвов? Пожалуйста…
Грифон, схватив за шкирку, удерживал в клюве маленькое существо с бледной кожей и редкими светлыми волосами. Пойманная Энундом тварь напоминала очень низкорослого человека, только была значительно безобразнее — короткопалые ручки и кривые ножки, тонкий длинный нос на узком лице и громадные зеленые глаза. Я себе альвов представлял по-другому…
Энунд разжал клюв, существо упало на траву и сразу было прижато к земле мощной лапой грифона.
— Вы что творите, мерзавцы? — прямо в лицо перепуганного альва прошипел наш провожатый. — Это гости! Их нельзя трогать!
— Это не я стрелял! — закрыв от ужаса глаза, пискнул альв. — Это Элрадан! Он же удрал, ты сам видел! Я не виноват, я вовсе не хотел обидеть гостей!
— Ври больше, — грифон был разъярен и я испугался, что он сейчас попросту раздавит маленького альва. — Вас тут много прячется?
— Нет, нет, — запричитал альв. — Мы с Элраданом пошли на охоту и случайно вас увидели. Это все он, а не я!
Грифон поднял голову и уставился на меня. Я ждал объяснений.
— Маленькие пакостники, — проскрипел наконец Энунд. — По-моему, альвы стреляли просто чтобы поразвлечься.
— И часто они так развлекаются? — Веллан встал на ноги и начал отряхивать с одежды старые еловые иголки и пожелтевшие осенние листики. — Спасибо графу, сумел перехватить стрелу…
— Это Эларадан виноват! — опять заверещало существо.
— Мы поняли, — Энунд снова обратил взгляд на альва, помолчал немного и вдруг спросил: — Вы ведь шляетесь по всему Ямурлаку, правильно? А ну расскажи, где сейчас Тач, старейший? Спит у себя в пещере или пошел на пастбище? И вообще, как тебя зовут?
— Даэрон… — захныкал недомерок.
— Отвечай, я задал тебе вопрос!
— Великий Тач пять дней назад ушел к Розовым холмам, — немедленно ответил альв. — Мы его видели неподалеку от Льдистого водопада. Я могу проводить, только не убивайте!
— Не надо нас провожать, — рыкнул грифон и снял лапу с груди карлика. — Сами дорогу найдем. Учти, если вы еще хоть раз посмеете обидеть гостей — приведу весь свой клан и грифоны разгромят ваш городишко! Понял, недомерок?
Альв вскочил, отбежал к кустам, и, едва тощая фигурка малыша скрылась в зарослях, в Энунда оттуда полетела еловая шишка.
— Дождешься, что люди набьют из тебя чучело! — послышалась злорадная пискливая речь. — А их самих сожрет Тач!
Грифон сел на дорожку, и, покачав головой, сказал нам:
— Альвы неисправимы. Не понимаю, как в таком маленьком существе может жить столько злости? Идемте, до Розовых холмов полдня пути верхом.
— Альв говорил, будто Тач нас сожрет, — настороженно буркнул Веллан. — К кому ты нас ведешь?
— Сами увидите, — Энунд встал и затрусил вперед по тропинке. Мораддин забрался в седло, отпихнув прозрачного сармака, разлегшегося у самой луки и сказал, что поедет позади всех.
…Мы двигались по тропе, вившейся между поросшими сосной холмами, до времени, когда на башне в Тарантии обычно звенел пятый послеполуденный колокол. Наконец, леса сменились вересковыми пустошами и скалами, а это значило, что мы достигли предгорий Киммерийского хребта. Я понял, отчего обитатели Ямурлака называли это место Розовыми холмами — куда ни посмотришь, увидишь заросли вереска: розоватые, фиолетовые, лиловые пятна на фоне осенней природы выглядели радостно и ярко.
— Водопад, — вытянул руку Мораддин. — Энунд, про это место говорил альв?
— Верно, — кивнул грифон. — Предупреждаю, относитесь к Тачу почтительно. Он не любит панибратства. И ради всех богов, не бойтесь его. На памяти грифонов не было случая, чтобы старейший убил разумную тварь… Ага, вон он!
— Где? — не понял Веллан, а мы с Мораддином молча всмотрелись в вересковые луга и окружавшие их скалы. С одной из них низвергался бурный шумливый водопад, превращавшийся внизу в речку, с полуночной стороны возвышались нагромождения валунов, а в полутысяче шагов к закату из земли вырастал бурый выветрившийся скальный выход. Я не мог заметить ни одного живого существа, кроме стайки птиц, усевшихся на темных камнях.
— Прямо на него смотрите, — невозмутимо сказал Энунд. — Я же говорил — он большой. Присмотритесь как следует! Идемте к нему.
И грифон повел нас прямо к вытянутой, поросшей мхом скале.
— Великий Митра! — Мораддин натянул поводья и остановил лошадь. — Дракон! Честное слово, это настоящий дракон! Только какой громадный!
— Тач не дракон, — Энунд услышал слова графа. — Просто похож немножко.
— Где дракон? — всполошился Веллан. — Мораддин, что ты увидел?
Я выехал вперед и, призвав на помощь все воображение, начал осматривать скалу. Великие боги… Да, Ямурлак не зря славится чудесами.
То, что вначале показалось нам скальным выходом, было живым существом. Сейчас оно не шевелилось, и поэтому мы приняли его за часть ландшафта. Невообразимо огромное животное, похожее на ящерицу, лежало среди пустоши, положив бугристую голову на лапы — один коготь Тача превосходил длиной мою лошадь, а голова была размером с вместительный дом зажиточного крестьянина. Наверное, от кончика носа до кончика хвоста чудовища было не меньше полутора тысяч шагов.
— Это невероятно! — замотал головой Веллан. — Такую огромную тварь невозможно прокормить! Он, скорее всего, даже двигаться не может!
— Еще как может, — Энунд издал звук, похожий на смешок. — Я думаю, он использует магию… Тач спит, его надо разбудить.
— Вот и займись этим, — заявил Веллан и покосился на графа Мораддина. — Вы, месьоры, не подумайте, я никогда не был трусом. Но уж больно он здоровый…
— Мне и самому боязно, — честно ответил Мораддин. — Никогда не думал, что в нашем мире могут существовать настолько… ну, настолько необычные животные. Господин Хальк, ты встречал упоминания о чем-либо подобном в хрониках?
— Нет, — признался я. — Никогда.
Энунд безбоязненно подошел к голове Тача, запрыгнул ему на лапу, прошелся по переносице, будто по широчайшей улице Тарантии, и постучал клювом о бочкообразный бугор, видимо, бывший веком старейшего жителя Ямурлака, а может быть, и всего мира…Я смотрел на грифона и мне казалось, что муравей ползет по туловищу боевого коня.
— Проснись, старейший! — ветер донес до нас слова Энунда. — К тебе пришли люди!
Послышался скрежет заросшей мхом чешуи, чудовище шевельнулось и приоткрыло один глаз, тот самый, рядом с которым стоял Энунд.
— Грифоны, — приоткрылась пасть и мы услышали глубокий хриплый голос. Лошади заплясали от страха. — Почему вы такие любопытные? Ты кто? Я тебя не вижу, спустись на землю с моего носа.
Энунд спрыгнул вниз, сначала на толстенную лапу Тача, а затем на валявшийся рядом валун. Тварь открыла второй глаз и уставилась узкими ящеричьими зрачками на грифона.
— Теперь вижу, — медленно сказал Тач. — И даже узнаю. Ты — Энунд из клана Стигов. Правильно?
— Да, мудрейший, — грифон напряг голос, чтобы гигант мог его слышать. — Я привел людей из королевства Аквилония…
— Откуда? — в речи Тача послышались недоуменные нотки. — А почему люди находятся в Ямурлаке? Да и где они?
Грифон обернулся и махнул здоровым крылом, подзывая нас.
— Веллан, может быть, ты лошадей подержишь? — неуверенно спросил я бритунийца. — А мы с графом подойдем ближе…
— Не дождетесь, — рявкнул оборотень. — Когда расскажу об этом Эртелю, королевский племянничек от зависти подохнет!
Мораддин быстро спутал лошадям ноги, чтобы не убежали, и мы втроем подошли к лапе существа, встав рядом с Энундом. Крылатый сармак прибежал вслед. Вблизи казалось, что Тач вырастает из земли и действительно является ожившим каменным изваянием. Шипы на его спине поднимались над нашими головами локтей на пятьдесят. Я, поборов дрожь в коленях, шагнул вперед и выпалил первое пришедшее на ум:
— Приветствую тебя, о великий дракон!
— Действительно, люди… — прохрипел Тач. — Вы здорово изменились со времен Атлантиды. Одеты необычно… Я не дракон, пусть это вам будет известно. Валузийцы и атланты называли моих соплеменников василисками.
— Еще не хватало, — едва слышно простонал за моим плечом Веллан. — Сейчас превратит нас в гранитные статуи… Я, конечно, хотел памятник, но не такой!
— Заткнись, — бросил я оборотню и снова посмотрел на Тача. Василиск молчал, вероятно, ждал моих вопросов.
— Я говорю от имени короля людей Конана Аквилонского… — начал я. — У нас беда. Энунд сказал, будто ты помнишь и знаешь все…
— За последние восемь тысяч солнечных кругов — помню, — поразмыслив, ответил василиск. — Если нужно — я дам вам совет. Но потом вы мне расскажете, что происходит в землях закатного материка. Я уже много столетий не покидал Ямурлак и не ведаю, что происходит в широком мире… Договорились?
— Конечно, — судорожно сглотнув слюну, ответил я. — Может быть, ты знаешь, почтеннейший, от чего могут появляться фонтаны зеленого пламени, изменяющего людей и убивающего других живых существ?
— Опять? Он вернулся?.. — голова василиска поднялась над нами локтей на тридцать. Не очень-то приятно, когда над тобой завис целый дом… — Хорошо, я расскажу…
Глава двенадцатая
РИНГА, ПЕРВЫЙ РАССКАЗ
Ианта, столица Офира. Полдень.
22 день второй осенней луны, 1288 г.
«…Потрясения в людских умах и душах, вызванные явлением подземного огня, распространялись, как волны от брошенного в воду камня. Где-то они уже успевали затихнуть, а где-то только-только становились достоянием общества, превращаясь из неясных слухов в официально подтвержденные сведения. И, как волны, сталкиваясь, порождают бурю, так и дошедшие до умов правителей и обывателей удаленных земель подлинные сведения о положении дел в Аквилонии и Немедии служили источником многочисленных бедствий и лихорадочного устроения многоразличных текущих дел. Ибо, как известно, неприятности твоего соседа — благоприятный шанс для твоих неблаговидных действий. Сосед слишком занят обрушившимися на него бедствиями, чтобы наблюдать за тобой и вовремя дать надлежащий отпор. Итак, отчего бы слегка не осложнить жизнь и без того отягощенному тяжким грузом соседу?..»
Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства
Хорошо иметь репутацию взбалмошной женщины.
Спрашивается, почему?
Сейчас объясню. Во-первых, всегда можно позволить себе нечто из ряда вон выходящее, а потом с милой улыбкой извиняться и говорить, что, мол, «настроение было подходящее».
Во-вторых, когда вы отколете что-нибудь по-настоящему идущее вразрез с общественными представлениями о приличиях, все только вздохнут, пожмут плечами и соболезнующе пояснят: «Что с нее возьмешь, она всегда такая…»
В-третьих, вы всегда можете позволить себе маленькие и большие отступления от этикета и заведенных распорядков. От вас даже ожидают очередного преступления против традиций, дабы потом вволю посудачить о нем.
А в-четвертых — никому и никогда не придет в голову воспринимать вас серьезно.
При моем образе жизни и роде занятий четвертая причина порой является самой главной. Чтобы в дальнейшем не возникало недоуменных вопросов, сразу назову мое ремесло. Оно несколько своеобразно… Я — конфидент. Еще меня можно именовать лазутчиком, осведомителем, шпионом, ищейкой или просто одной из скромных служащих Пятого департамента личной Канцелярии Его величества короля Немедии Нимеда I.
Хотя не такой уж и скромной. Я — лучшая. Этого положения я добилась сама и только сама, а потому имею все основания гордиться. Чем иногда и занимаюсь — смотрю в зеркало и сообщаю своему отражению: «Ну до чего же ты у нас умная, прямо сил нет!» Отражение со мной полностью согласно. Мои друзья — тоже. Враги вынуждены соглашаться по не зависящим от них причинам. У них просто не остается другого выбора.
Что до моего занятия… Я считаю, что оно ничем не хуже других, и выполняю свою работу так, что никто не сумеет придраться. Работа мне нравится и менять ее в угоду чьим-то представлениям я не собираюсь.
Хотя в последнее время я обнаружила, что эти необычные для женщины занятия наносят значительный ущерб моей личной жизни. С мужем мы обмениваемся письмами, носящими чаще всего сугубо деловой характер, а детей я вижу раз в полгода. Мать, называется… Еще немного — и они забудут, как я выгляжу.
Впрочем, я и сама порой это забываю. Опять же — требования ремесла. Разве можно допустить, чтобы лучшую из ищеек Нимеда знали в лицо и могли назвать по имени? Конечно, нет. Потому у меня по меньшей мере сотня имен и такое же множество обликов.
Сейчас меня зовут госпожа Хилена. Вот она и есть на редкость капризная, вздорная и сумасбродная девица. В данный миг эта особа валяется на огромной кровати (хотя уже давно за полдень), поглощает третью кисть винограда (зачем-то плюя косточками на обошедшийся в целое состояние иранистанский ковер), и с интересом разглядывает весьма любопытные картинки в толстенном вендийском трактате. Вообще-то подразумевается, что молодые девицы моего положения и воспитания даже догадываться не должны о существовании подобных книг, а уж тем более — иметь представление о вещах, описываемых в оных. Однако, как уже говорилось, госпожа Хилена — женщина со своими собственными представлениями о правилах и приличиях.
А книга и на самом деле интересная. И большая, так что мне надолго хватит чтения. Все равно сейчас делать мне совершенно нечего. Человек, в доме которого я обитаю вот уже полгода, утром дисциплинированно отбыл на службу (на всякий случай я разыграла сцену трогательного прощания), а ехать куда-либо с визитами или по делам не хочется.
Опять же для внесения ясности — с начала этого, 1288 года по основанию Аквилонии или, как считают в странах Восхода — 106 года Огненного Дракона, я обитаю в городе Ианте, столице Офира. В качестве «подруги жизни и сердца» (название-то какое придумали! Ох, сил моих нет — выслушивать по нескольку раз за вечер эти изысканные перлы придворной куртуазности!) некоего почтеннейшего месьора Аксалаута, графа Тэлиер. Сей добродетельный муж, между прочим, заведует личной королевской почтой и отвечает за получение секретных депеш. В своем служебном рвении он предпочитает хранить эти запечатанные несколькими грозными печатями послания в самом недоступном (как он считает) месте — у себя дома.
Бедняга, если бы он знал, насколько облегчает мои труды… Но прекрасная госпожа Хилена, как известно всем, не интересуется политикой. Она еще с превеликим трудом может вспомнить, кто правит Офиром, но дальше этого ее скромные познания не идут. Зато она всегда может вам рассказать, чем шелк кхитайской выделки отличается от камбуджийского или какую прическу модно носить этой осенью.
От подобных бесед я скоро с ума сойду. И от безделья. Подозреваю, что в Ианту меня отправили именно за этим — чтобы я немного поскучала. Дело в том, что в конце прошлого года я сумела провернуть несколько дел с далеко идущими последствиями, и мое начальство здраво рассудило, что мне лучше временно исчезнуть. Следуя вечной истине — «Светлее всего под свечой» — мне предложили в качестве убежища Ианту, где я теперь и пребываю, маясь от тоски. Скука же на меня действует, как хлыст на лошадь — я хватаюсь за любую возможность что-нибудь натворить. А что, спрашивается, можно натворить в благословенной всеми богами Ианте?
Действительно, благословенной… Сверх всякого приличия. Ианта мне напоминает разряженную в пух и прах фаворитку старого, но до отвращения богатого и не слишком умного правителя. И все потому, что Офир — страна золота. Здешние копи — крупнейшие во всем мире. Богатство здесь — удел не только благородного сословия, но и простолюдинов всех мастей, от купцов до последних крестьян. Иштар Великая, по-моему, тут даже ночные горшки делают из золота!..
А я тихо зверею от скуки посреди всей этой вульгарной пышности. Единственное, что всполошило двор короля Амальрика в последние дни — градом посыпавшиеся известия о странных происшествиях, охвативших полуночные страны, Немедию и Аквилонию. Говорили о каких-то чудовищах и зеленом огне, вырывавшемся из-под земли, но дальше разговоров и досужих сплетен дело не пошло. Видимо, и Трон Дракона, и Трон Льва сумели предотвратить с опасность, на чем все и затихло. Вернусь в Бельверус — обязательно поподробнее разузнаю, что же там творилось.
Я перевернула очередной лист моего познавательного чтения, полюбовалась на яркие краски и необычность стиля представшей перед глазами картинки, и горестно призадумалась: «Чем бы мне заняться?» Перспектива безвылазно проторчать целый день в почти пустом и безвкусно-роскошном доме вовсе не привлекала. Вот он, главнейший недостаток моей работы — иногда приходится просто ничего не делать и ждать: вокруг начнет что-то происходить? По-моему, нет ничего хуже, чем вот так маяться в ожидании. Всю сноровку с опытом потерять недолго… А, придумала!..
Переплетенный в лиловый бархат том с треском захлопнулся и отправился под подушки — до лучших времен. Я прислушалась — в доме тихо. Служанки либо прибираются в комнатах нижнего этажа, либо на кухне перемывают косточки приятельницам. Пойду-ка я прогуляюсь в кабинет моего дражайшего покровителя. Вроде бы сегодняшним утром гонцы доставили господину графу какие-то очень привлекательно выглядевшие послания. Доставили как раз в тот момент, когда он отправлялся в королевский дворец, провожаемый моими откровенно сожалеющими о сем прискорбном событии взглядами. Уезжать ему явно не хотелось, но верность долгу все же взяла вверх. Мне было велено «не грустить» и «сходить куда-нибудь развеяться». Чем я сейчас и займусь.
Наверное, в Шадизаре — городе воров — я бы очень скоро прославилась. Сделанный по особому заказу секретный замок на двери кабинета не сопротивлялся даже для виду. Впрочем, я давно подобрала к нему и к находящимся в комнате разнообразным шкатулкам для бумаг и сундукам неплохой набор отмычек.
Войдя, я огляделась и уже в который раз с сожалением пожала плечами. Странные в Офире представления о том, как должна выглядеть рабочая комната придворного, занимающегося тайными делами своего правителя. Повсюду какие-то безделушки, частью серебряные, частью из резной кости, на полу не одна, а целых три тигровых шкуры, положенных одна на другую, а от обилия позолоты у меня в глазах желтеет. Стол, за которым месьору Аксалауту полагалось бы проводить дни и ночи, представлял собой выдающийся образец безвкусицы, украшенный пластинками цветного камня и бронзовыми накладками. А венчалось это безобразие маленькой скульптурной группой, изображавшей нечто символическо-патриотическое. Меня при взгляде на сие монументальное сооружение бросало в дрожь, но работа есть работа.
К счастью, мне не понадобилось перерывать все многочисленные ящички и шкафчики стола. Небрежно брошенные письма валялись посреди малахитовой столешницы, так что оставалось только взять их и просмотреть.
Я уселась прямо на пушистых шкурах и приступила к чтению. Первое письмо оказалось всего лишь очередным докладом о том, как обстоят дела на золотых рудниках, и я его пока отложила в сторону. Следующее было адресовано дворцовому распорядителю и наверняка содержало отчеты об отправленных ко двору припасах. Это меня тоже не интересовало.
Зато третье послание оказалось весьма загадочным. Без имен адресата и отправителя, запечатанное зеленой сургучной печатью с плохо оттиснувшимся изображением летящей птицы, несомненно из числа хищных. Я покрутила письмо так и эдак, посмотрела на свет — не помогло. Придется вскрывать, да так, чтобы потом милейший граф Аксалаут не заподозрил чьего-то постороннего интереса к его почте.
Все предметы, необходимые для того, чтобы удалить печать, не повредив ее, находились при мне, а свечу я позаимствовала у хозяина кабинета. Дело простейшее: немного подержать письмо надо огнем, чтобы сургуч стал помягче, затем осторожно подцепить печать острием кинжала — и готово!
Сложенный в несколько раз пергамент с готовностью развернулся, явив несколько строчек, начертанных, судя по всему, в большой спешке. И что же такое пишет неизвестно кто неизвестно кому, посылая свои вести через Ианту?
«Сим сообщаем, что труды наши не достигли успеха. Нанятые люди не сумели справиться с возложенной на них задачей. В оправдание наше сообщаю, что действовать пришлось в большой спешке, а сопровождающие короля лица оказали изрядное сопротивление…»
Чего-о? Какого короля?
Я зажмурилась, потрясла головой, а затем еще раз перечитала начальные строки письма. Нет, все верно, так и написано: «сопровождающие короля лица ». Ладно, а что там дальше?
«…Однако, несмотря на сию досадную неудачу, мы продолжим угодное Митре дело по свержению узурпатора, в чем надеемся на вашу всемерную поддержку. Сообщаем также, что наши разыскания доподлинно установили причастность известной вам особы к трагической гибели населения городка Ивелин. Таковое известие, в надлежащем виде распространенное среди жителей все еще бурлящей и терзаемой беспокойством столицы, может послужить неплохим поводом к возникновению недовольства, кое поддержит как направляемый нами плебс, так и благородное сословие. Засим остаюсь, ваш верный и преданный слуга.»
Подпись, разумеется, отсутствовала. Постеснялся «верный слуга» отяготить слух господина звучанием своего скромного имени. Жаль.
Признаюсь честно — ничего я не поняла. А потому аккуратно запечатала письмо, сложила все в прежнем порядке и убралась из кабинета к себе — поразмыслить в тишине и покое.
Начать, разумеется, следовало с поисков ответа на вопрос: с чем (вернее, с кем) я имею дело? Этому человеку (или людям, ведь он не раз пишет — «мы», «нам») известен способ, как отправить письмо по тайной королевской почте Офира. Он не подписывает свое послание — значит, уверен, что здесь знают, куда следует его передать. И, наконец, мне не верится, что сия весточка предназначалась Амальрику или одному из его приближенных. Тогда кому?
Вопрос второй: кого собирался преждевременно отправить на Серые Равнины таинственный автор письма и не преуспел в сем деянии? Кто из нынешних правителей заслуживает почетного прозвища «Узурпатор»?
Вопрос третий: где находится город Ивелин и что такое в нем стряслось? Причем стряслось совсем недавно и почему-то эти события могут послужить «поводом для недовольства»…
Я прогулялась из угла в угол комнаты — не помогло. Попинала валявшуюся на полу узорчатую шелковую подушку — тоже. Попыталась сообразить, где в доме Аксалаута можно отыскать большую карту стран Заката — ничего не приходило в голову. Видимо, сказывалось ничегонеделанье последних пяти или шести месяцев.
— Мозги напрочь заплыли жиром, дорогуша, — сообщила я самой себе. И тут у меня в голове что-то звонко щелкнуло, словно встали на свое место кусочки замысловатой деревянной головоломки. Где недавно произошел насильственный захват власти? Правильно, в Аквилонии! Кто теперь там королем вместо этого старого недоумка Нумедидеса?
Конан. Более известный как Конан Киммериец. Варвар, наемник и искатель приключений на свою голову. Человек, однажды разбивший мое бедное сердце в двенадцати или тринадцати местах, и умудрившийся не заметить этого! Как же я его ненавидела!..
Хорошо, что в комнате никого не было. Вряд ли бы кто-нибудь по достоинству оценил, сколько бранных выражений известно госпоже Хилене. Довелось полдесятка лет назад обучаться у знающего учителя…
Ругалась я от больше от душевного расстройства, чем от настоящей злости. Чего сейчас не хватало для полного счастья, так только заговора в Аквилонии. Теперь я не сомневалась, что дело пахнет именно заговором. Все осложнялось тем, что я представления не имела, кто мог затеять таковой заговор. Нет, в Аквилонии, бесспорно, отыщется куча личностей, недовольных новым королем, но на что-нибудь, кроме болтовни, они вряд ли способны.
Тогда кто? Амальрика и его окружение вполне устраивает существующее положение вещей. Кроме того, Офир надежно защищен сетью хитроумных договоров и соглашений, заставляющей правителя любой страны трижды как следует подумать, прежде чем нарушить покой этой маленькой страны. Амальрику сейчас совершенно ни к чему интриговать против Трона Льва. Он всегда предпочитает выжидать, наблюдая со стороны. Как говорят в Кхитае: «Размышляй о вечности на пороге своего дома, и мимо тебя пронесут труп твоего врага.»
Шем? Там куда больше озабочены враждой Асгалуна и Шушана, оспаривающих друг у друга право называться столицей, и незатухающей войной со Стигией, чем делами соседей.
Зингара? Фердруго никогда не имел ничего против Аквилонии. Конечно, при непременном условии, что Пуантен не попытается передвинуть границу на полдень, за Алиману, оттяпав при этом порядочный кусок зингарских земель.
Аргос? Глупо. Аргосу больше всего необходим мир и спокойствие на торговых путях, особенно на Дороге Королей, а устройство заговора — вернейший путь надолго лишиться этих двух жизненно важных вещей. А с ними — и изрядных прибылей от морской торговли, чего король Мило никогда не допустит.