Страница:
И се, узрев таковую бедность вопиющую, буйством стихий и демонов злобных усугубленную гораздо, и отсутствие у народа здешнего пищи, и орудий и вещей пусть не для преуспеяния, но бытования всякой твари человеческой приличествующих и необходимых вседневно и всечасно, умилился король наш в сердце своем и жалость превеликую к страдальцам сим испытал.
Засим из невеликой доли казны при нем случившейся, для издержек путевых, бенефиций и раздачи милостыни предназначенной, наделил от щедрот своих королевских и из милости монаршей и сочувствия людей сих, положение коих превеликой жалости достойно есть, [9] монетами.
А надо сказать, что король наш всегда и повсеместно поступал таким же образом, ибо в душе был праведен, а сердцем милостив и беззлобен, в чем юности, а равно и мужам зрелым пример зело изрядный и назидательный благочестия и добродетели узреть надлежит и поступать подобно следует.
Далее же углубились они в местность пустынную, каменистую изрядно и горами и скалами изобилующую. А дорога и вовсе плоха сделалась, и лишь радению и заботам короля Эрхарда и подданных его обязаны были путники тем, что чрез препоны и потоки горные, во множестве на пути встречавшиеся, переправлялись без труда излишнего. Зане, как есть все мосты сотрясениями и корчами тверди земной уничтожены были, издал король сей указ о незамедлительной починке оных, что и было исполнено с усердием похвальным. В тех же местах, где таковая починка невозможна была вскорости, зрели мы мосты из толстых бревен, со всей возможною поспешностью и тщанием превеликим наведенные. Что же до грязей прегнусных и неровностей, дорогам сим присущих, о том зело скорбеть не подобает мужам доблестным. Вот и не скорбели.
Гора же, именуемая пиком Ветров Бушующих, велика гораздо, и над окрестностию господствует. А вкруг нея и иные горы есть во множестве, и велики гораздо. И узрел король, что вся окрестность та огнем попалена и ямами изрыта, а тако ж и трещинами испещрена, аки кора древесная, и трещины те глубоки весьма, поелику предмет, в оную трещину опущенный, падал предолго, и успели счесть до четырех десятков, допреж голос от падения его, слабый изрядно, услышали. А была земля и каменья там теплы гораздо, будто кто их до того огнем великим грел или же в кипятке варил, и в иных местах до того горячи каменья делались, яко и ступить на оные в сапоге с подметкою толщины дюймовой зело горячо было, а от земли же пар воскурялся. Поелику же каменья помянутые сухи были, заключаю я по разумению своему, что причиною теплоты оных огнь послужил, зане если бы случились в тех местах воды подспудные, горячие зело и на свет с шипением и паром извергающиеся, то озер малых, ручьев и иной влаги случилось бы там изрядно, а каменья мокры бы сделались оттого. Земля же королевства Пограничного влагою доброй всегда скудна была, а горные местности и подавно. Огнь же тот, мною наблюдаемый допреж, из недр извергшийся и твердь расчленивший, а тако же и с небес павший, зол был гораздо, и все умертвил и пожег. Люди же прежде короля в месте том побывавшие и время изрядно там проведшие после хворали тяжко. Король же, о том упрежден будучи, пребывал там не весьма долго. А поелику телом и духом крепок вельми, то по благоволению Митры Солнцезарного не умалился крепостью своей отнюдь.
Свидетельствую и руку к сему приложил Хранитель путевых карт королевства Аквилонского Евсевий Цимисхий.
Глава семнадцатая
Пограничное королевство, предгорья Граскааля.
15-17 дни третьей осенней луны.
«…Переход короля Аквилонии и сопровождающих его лиц из Тарантии в Пограничье можно было бы назвать весьма заурядным. Отряд не встретил на своем пути ни одной из поджидающих путника трудностей, к коим относятся грабители, неблагоприятные погодные явления, слишком бдительная или, наоборот, пренебрегающая своими обязанностями стража различных границ, и прочие непременные тяготы дорог.
Однако в путешествии случились некие события, заставившие всех с настороженностью относиться к своим попутчикам. Неизвестный злоумышленник, сумев остаться никем не замеченным, несколько раз покушался на жизнь людей из свиты и охраны короля, причем характер его действий заставил заподозрить использование магии или, что было еще хуже, предательство кого-то из числа находящихся подле короля…»
Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства
В последние годы я многократно задумывался над одним, пожалуй, самым важным для меня вопросом: каким образом сын гнома и женщины-человека мог добиться столь высокого положения, которое ныне занимаю я, Мораддин, граф Эрде, к тому же (если учитывать наследные права моей жены Ринги) барон Энден? В сущности, Конан Канах тоже начинал свою невероятную карьеру с обычного шадизарского воришки, а теперь наш варвар стал аквилонским королем. Замечу, что благоразумия и своего рода управленческой гениальности у киммерийца премного. Он сумел примирить соперничающие дворянские семьи Аквилонии (у Нумедидеса это не получилось), за полгода успел провести реформу армии, стойко противился заговорщикам и влиянию чужеземных держав… Наверное, здесь сыграли свою роль варварское здравомыслие, недоступное подданным цивилизованных стран, и врожденная способность сметать с пути любых противников, будь они дикими гирканскими кочевниками или благороднейшими дворянами-аквилонцами.
Я даже немного горжусь Конаном. Мы путешествовали вместе всего несколько месяцев, и было это полных пятнадцать лет назад. Однако киммериец сумел перенять от меня понятие чести настоящего воина, способность мыслить трезво в любой ситуации и самое благородное качество бойца — убивать только врага, который хочет убить тебя, но щадить покорных и не влезающих в драку.
Правда, Конан до сих пор открывает двери ногой. Но это можно списать на его молодость — тогда варвар был лишь одним из многих плебеев… Однако теперь Конан Канах действительно может именовать себя королем Аквилонии. Почему? Очень просто: за прошедшие годы он на своем опыте получил то, что ученые мужи называют «мудростью». Сказались двадцать лет странствий, разнообразные поприща — от пирата и контрабандиста до телохранителя и гвардейца одной из самых блистательных королев Заката — Конан стал человеком, умудренным годами и познаниями о жизни человеческого рода. А потому киммериец — добрый король, а не тиран, расчетливый владыка, не склонный тратить деньги казны на бесполезные дела, и просто хороший человек. Пускай и со странностями. Думаю, мои последние слова верны.
Пожалуй, нужно вернуться к своей персоне. О Конане Канах будут писать хронисты в своих летописях, а я, скромный подданный Его величества короля Нимеда из династии Эльсдорфов, владык Заката, могу лишь рассказать о себе сам…
Почтенный Гай Петрониус, второй после Стефана Короля Историй сказочник и сочинитель стран Закатных пределов Хайбории, неоднократно выводил меня одним из действующих лиц своих невероятных и чудесных историй, связанных с легендами о короле Конане. Я вам скажу прямо и честно — Петрониус не совсем прав. Да, действительно, Мораддин (то есть я сам, выступающий в его рассказах под именем Морадан) путешествовал вместе с Конаном из Киммерии от Султанапура до Бельверуса, в это время мы вдвоем попали в несколько неприятных историй… Но приписывать мне, как это делает Гай Петрониус, некоторые дела, свершенные Конаном, абсолютно не следует.
Мораддин, сын Гроина, появился на свет почти шестьдесят лет назад. Моим отцом был гном, один из старейшин клана, по имени Гроин, сын Фарина. Матерью была самая обычная женщина-бритунийка. От нее я унаследовал серые глаза и привычное для жителей Бритунии спокойствие характера, а от отца — редкие для человека силу и ловкость, небольшой рост и долголетие. Мне скоро исполнится шестьдесят, но выгляжу я не более чем на тридцать лет, по-прежнему чувствую себя здоровым и сильным.
Судьба однажды сделала меня гвардейцем великого государя Турана, императора и самовластного правителя Илдиза. Пусть Эрлик и Нергал упокоят его душу на Равнинах Мертвых! Я сумел дослужиться до чина капитана тайной гвардии Илдиза, но потому, что далеко не все придворные Его величества имели понятие о чести, я стал «белой вороной». Они добились моего разжалования, император сослал меня на рудники в Кезанкии обычным надсмотрщиком, но…
Боги сделали так, чтобы Конан Канах был заключен именно в ту штольню, над которой я надсматривал. Долго рассказывать эту историю. Лучше почитать сочинения Гая Петрониуса — сказочник (что удивительно для него) почти не наврал. Наши с Конаном приключения описаны истинно. Почти. Однако иные рассказы Петрониуса грешат против действительности.
Впрочем, это неважно.
Я могу это назвать «божественным провидением», «судьбой», «стечением обстоятельств», но получилось так, что с помощью и при прямом участии Конана я тогда познакомился с моей будущей женой Рингой, поступил на службу в Немедийскую канцелярию, а позже стал главой этого почти незаметного учреждения — Вертрауэна… Не знаю, почему герцог Лаварон приказал оставить меня своим наследником. И вот уже десять лет я стою на страже безопасности своей новой родины, земли, на которой родились мои дети, и страны, которую я полюбил всем сердцем. Теперь Мораддин, сын Гроина, выросший и воспитывавшийся в Туране — немедийский граф, преданный своему королю и трону великой Немедии.
Следовательно, я обязан оберегать государство и короля от любых опасностей. А самую чудовищную опасность я сейчас вижу перед своими глазами — окруженная колдовскими облаками часть Граскаальских гор, таящая в себе угрозу как для моей страны, так и для прочих королевств Заката. Обиталище невиданных прежде чудовищ, уничтожающих все живое и обращающих людей в жутких, омерзительных тварей.
…Солнце, укрытое висевшей в воздухе белесой морозной дымкой, казалось огромным бельмом на глазу Светлого Митры. Наверное, потому добрый бог и не мог наблюдать за происходящим в этой стране. Полуночные земли Пограничья оказались заброшенными людьми — лишь опустевшие деревни, следы волков на снегу и, куда ни глянь, густой хвойный предгорный лес, не прореженный созданными человеком дорогами.
Нас вели Фрам и Веллан. По словам гнома, отряду следовало миновать перевал, ведущий к Голубой долине, выйти к разрушенной деревне и там переночевать. Лошадей придется оставить в поселке, а самим подняться выше, найти незаваленную штольню, через которую Фрам и Тотлант уже проникали в подземелья, а дальше… Дальше видно будет. На все воля богов.
— Эй, посмотрите! — гном, сидевший на невысокой мохнатой лошадке нордхеймской породы, вытянул короткую руку и указал вниз. Мы находились на гребне перевала. — Правее высокой гранитной скалы, рядом с оползнем. Видите?
— И что мы там должны увидеть? — проворчал Конан. — Надеюсь, это будет трактир, где подадут горячего вина со специями?
— Даже не думай об этом, — пресек мечтания варвара Фрам. — Дело к закату, а нам нужно место, где переночевать. В Райте осталось два неразрушенных дома. Вернее, не спаленных. Кто-то сжег деревню две луны назад, когда зеленый огонь только появился.
— Райта? — Хальк подал коня вперед и заинтересованно уставился на Фрама. — Эта брошенная деревня называется Райта?
— Именно, — подтвердил следивший за разговором Веллан. — Ты тоже обратил внимание? Эйвинд был родом отсюда и дома сжег именно он. Видимо, здесь и началась история с подземным пламенем…
— Жаль, Эйвинд сюда не вернулся, — вздохнул Хальк. — Ладно, чего старое вспоминать, поехали.
Лошади, взрывая копытами наметенный недавней вьюгой снег, побежали рысью по пологому склону горы, за которой лежала маленькая долина. Конан и Хальк вырвались вперед, за ними двигались Фрам и Тотлант, а я ехал рядом с Велланом. Преодолев за день не меньше восьми лиг, мы приблизились к самому логову подгорных тварей. Завтра гном и стигийский волшебник проводят киммерийца и сопровождающих его людей через прорытые карликами ходы за невесомую границу, отделившую мир живых от Пика Бушующих Ветров.
После неудавшегося покушения на Халька мы переночевали в комнате Конана. Наутро киммериец вместе с немного очухавшимся от ночного происшествия библиотекарем отправились в трактир «Корона и посох», проведать Паллантида, а мы с Велланом пошли в тронный зал, надеясь отыскать короля Эрхарда и рассказать ему о случившемся.
Некоторое время пришлось ждать — с утра к Эрхарду заявились купцы из Немедии, обсудить цены на пшеницу и вяленое мясо. Торговля велась по всем правилам — даже из соседней комнаты было слышно, как пожилой монарх яростно отстаивает каждый серебряный талер. Не хуже завзятого трактирщика, решившего закупить припасы. Наконец, купчишки вышли, и Эртель, выглянув в коридор, пригласил нас войти.
Хальк уже рассказывал, что тронный зал королевского замка Пограничья выглядит, скажем прямо, странновато. Больше всего это помещение смахивает на большую приемную комнату в крепости донельзя обнищавшего провинциального немедийского дворянина, спустившего отцовское состояние на женщин, вино и азартные игры. Нимед (уж на что крепкий старик!) упал бы в обморок, если бы во время визита в Пограничье его принимали здесь. Почему-то больше всего раздражали бродившие по «тронному залу» гуси. Не понимаю, почему эти домашние птицы содержатся не в курятнике, а разгуливают по дворцу?
— Наконец-то вижу нормальных людей! — страдальческим голосом воскликнул Эрхард. — Как мне надоели торгаши!
— Хотел быть королем — терпи, — ухмыльнувшись, заметил племянник государя. — А вообще-то, давайте рассудим справедливо. По-моему, ты их обсчитал, дядюшка. На триста золотых. Кто здесь торгаш?
— Заткнись, — поморщился Эрхард. — Иначе лишу наследства. Я все делаю во благо страны! Эти ожиревшие ублюдки не обеднеют. Доброе утро, граф Мораддин. Привет, Веллан. Эртель уже поведал о ваших неприятностях.
— Если мне будет позволено, — я слегка поклонился королю, — то будет лучше, если я сам расскажу тебе о событиях минувшей ночи и о том, что предваряло их.
— Говори, — кивнул Эрхард. — И вообще, почему мы стоим? Присаживайтесь к столу. Эртель, хватит бездельничать! Сбегай на кухню, принеси чего-нибудь горячего и кувшин светлого пива.
Я приучен сдерживать эмоции и поэтому не позволил себе даже улыбнуться. В какой стране мира наследник престола должен ходить к поварам, чтобы принести еду для гостей и короля? Правильно, только в Пограничье. Я уж не говорю о том, что понятия этикета и куртуазии здесь трактуются весьма своеобразно. Однако эта необычная простота, полное отсутствие немедийской или аквилонской чопорности и доброе отношение короля к нам всем мне очень симпатичны. Я не вправе осуждать здешние нравы. Такова традиция, а приезжий не должен попрекать хозяев за порядки, установленные в их доме.
Я честно рассказал Эрхарду обо всем: про покушение на грифона, убийстве двоих гвардейцев и порче лошадей в Брийте, и, наконец, о попытке убить Халька. В конце концов король Пограничья обязан знать о наших делах, благо мы являемся союзниками в борьбе против общей опасности и неизвестно, сколь близко от недавних происшествий стоит таинственный «хозяин» зеленого огня, про которого рассказывал Тач. Я подозреваю, что без вмешательства этого странного создания, о котором мы знаем только то, что оно существует, здесь не обошлось.
Перебивая друг друга, мы с Велланом к вящему удивлению Эрхарда, наследного принца и заглянувшего вскоре к нам Стефана Короля Историй (король пояснил, что Стефан временно живет во дворце) рассказали о Ямурлаке. Стефан немедленно заметил, что он просто обязан отправиться в эту маленькую страну, найти василиска Тача и как следует порасспросить старейшего… Может быть, на основе воспоминаний Тача получится сочинить несколько новых страшных историй.
Веллан, рассказывая о своих приключениях в Ямурлаке, постоянно бросал торжествующие взгляды на Эртеля. Бритуниец верно говорил — королевский племянник слюной изойдет от зависти. В конце концов Эртель вскочил и потребовал у дядюшки две луны свободного времени, чтобы сопроводить Стефана в Ямурлак и обратно.
— Дома сиди, — строго ответил на это король. — Месьор Евсевий Цимисхий мне жаловался, что ты не усердствуешь в науках. Мне не нужен наследник, не способный и трех букв разобрать, понял?
— Дядя! — Эртель посмотрел на государя обиженно. — Мне двадцать пять лет! Читать и считать умею, драться могу хорошо, купцов обихаживаю! Чего тебе еще надо?
— Подожди, — Эрхард поднял руку. — Слышите?
Снаружи донесся звук колокола. В Пограничье все не как у людей — колокол, которым отбивают время, вывешен не на башне (таковой, кстати, в замке короля вообще нет), а установлен на деревянных распорках посреди обширного квадратного двора. Особый человек из числа стражи всегда носит с собой песочные часы и, когда их верхняя полусфера пустеет, а песок пересыпается в нижнюю, он подходит к отлитому гномами колоколу и ударяет по нему молотом. Сейчас был слышен один удар — полдень.
— Где Конан? — Эрхард перевел взгляд на меня. Он уже понял, что я являюсь одним из самых приближенных к аквилонскому королю людей.
— Ушел, — я пожал плечами. — Вместе с Хальком, еще рано утром. В гостиницу, проведать Паллантида.
— Ты уверен, что с ними ничего не случится? — нахмурился король. — Если убийца появился даже во дворце, ему ничего не стоит подстеречь киммерийца на улице. Не буду спорить, от мечника Конан отобьется, но как противостоять арбалетной стреле?
— Правильно, — Веллан поднялся с лавки. — Пойду-ка посмотрю, что они делают. До трактира идти всего ничего… Граф Мораддин, отправишься со мной?
— Конечно, — я коротко кивнул и уже хотел было встать, но…
Ответ на вопрос «Где сейчас Конан?» пришел сам собой. Его аквилонское величество находился в замке, а точнее — в коридоре, ведущем к тронному залу.
Служение войне — завидней доли нет,
Доспехами скрипеть и всех рубать мечом.
Секира за спиной, под мышкой арбалет —
Кто в наши встал ряды, тому все нипочем!
Мы изумленно переглянулись. Разносившаяся по дворцу Эрхарда разудалая песня наемников исполнялась двумя или тремя голосами, среди которых был ясно различим мощный баритон варвара.
— Они что, с утра напились? — Эрхард недоуменно посмотрел на меня и Веллана. Мы, не сговариваясь, одновременно пожали плечами.
А представление продолжалось:
Железные бока, стальная голова,
Извилина одна — и ту оставил шлем!
Силен ты и могуч, зачем тебе слова,
Махнешь своим мечом — и никаких проблем!
— И как это прикажешь понимать? — Эрхард, изобразив на лице строгость и благородное королевское негодование, уставился на ввалившегося в залу киммерийца. — Опять буянишь?
— А нас из трактира выгнали! — радостным голосом сообщил Конан. Хальк, стоявший за его спиной, икнул. — Эрхард, у тебя ежевичное вино осталось?
— Господин летописец, — король Пограничья укоряюще посмотрел на пьяного вдрызг Халька. — Ты же дворянин, благородный и ученый человек…
— Я — да, а они — нет, — снова икнул Хальк. — Это они меня напоили!
Наконец-то я рассмотрел третьего гостя, стоявшего за спиной Конана. Гном. Ну, разумеется. Я, кажется, просил варвара больше не пить в компании с моими сородичами.
— Это Фрам, сын Дарта, — сказал Конан, выталкивая гнома перед собой. — Он нас угостил… Между прочим, не беспокойтесь — у Паллантида и его ребят все хорошо. Никаких происшествий. Мы пришли на королевский Совет! Вот!
— Фрам, — Эрхард вздохнул и посмотрел на гнома. — Я тебя знаю не первый год. Ты же солидный чело… Тьфу, то есть гном. Ты зачем угощал Конана?
— За встречу, — ответил Фрам. — Корону обмывали, потом за здоровье всех друзей пили. Потом нас выставили. Шумим, мол, очень.
— Это они шумели, — вставил Хальк. — Песни всякие орали. Потом Паллантид и двое наших лейтенантов пришли. Их тоже выпить уговорили…
— Понятно, — вздохнул Эрхард. — Если «Корону и посох» до заката не сожгут или не растащат по бревнышку — буду считать, что моей стране повезло… Конан, сядь, пожалуйста. Эртель, передай Его величеству королю Аквилонии горячей баранины и пожирнее. Хальк, Фрам, тоже присаживайтесь. Веллан, сбегай за Тотлантом, он должен быть в своем покое на первом этаже. Давайте полагать, что королевский Совет мы уже собрали. Конан, пожалуйста, сначала поешь, а потом тянись к вину…
Некоторое время все увлеченно жевали. Явился Тотлант, поздоровался, раскланялся с Фрамом и Конаном. Хальк заснул. Между прочим, сейчас на его виске красовались несколько швов — видимо, Конан вместе с библиотекарем набрели в «Короне и посохе» на умелого лекаря, сумевшего стянуть края ночной раны и зашить ее толстыми шелковыми нитками.
— Ну что ж, — Эрхард утерся рукавом и обвел всех присутствующих серьезным взглядом. — Тотлант, тебе не кажется, что со вчерашнего заката наши гости только и занимаются всякой ерундой? Пьянствуют, шляются где ни попадя… Гномов всяких подбирают на улице.
— Я не «всякий», — обиженным голосом заметил Фрам. — Вспомни историю с Бешеным Вожаком. Что бы вы без меня делали, проходимцы? Кто хирд гномов поднял? Кто всех спас? Правильно, старый Фрам. А какая благодарность? Никакой! Хоть бы орден дали…
— Зачем тебе орден? — не понял Эрхард.
— Чтоб был! — прямолинейно ответил гном. — Должна же быть хоть небольшая награда!
Конан слегка затуманенными глазами посмотрел на Фрама и сказал:
— Правильно! Награда должна быть! Жалую тебе… А чего ты хочешь? Орден? Хорошо, считай что король Аквилонии даровал тебе орден Большого Льва за победу над бешеными оборотнями.
— А нам? — в один голос вскричали Эртель и Веллан. — Мы не заслужили?
— Остановитесь, — Тотлант, шелестя длинной черной хламидой с вышитым на груди символом в виде циркуля и магической чаши, поднял руку, прекращая ненужный пьяный спор. Стигиец с его выбритой головой, светло-коричневой кожей и огромным перстнем посвященного волшебника на пальце выглядел очень величественно. — Конан, ребята, помолчите. Все-таки вы приехали в Пограничье по серьезному делу и нам следует обсудить, как поступать дальше.
Я подумал, что это очень неплохая мысль. Познакомившись с Тотлантом еще в Немедии, я понял — этот человек далеко пойдет. Пускай он стигиец, пускай обучался магии у волшебников Черного Круга, но он добровольно отверг религию Сета и тем самым освободил душу от власти Бога Тьмы. Тотлант мне рассказывал, будто теперь поклоняется лишь Создателю Вселенной, чьими детьми и являются все остальные боги. Весьма удобная и правильная точка зрения: не обидишь и последователей Митры, и людей, кладущих требы Иштар, и Эрлику, и прочим богам.
— Рассказывай, — Конан поднял внезапно прояснившиеся глаза на стигийца. — Что ты сумел узнать?
— Полагаю, — осторожно начал Тотлант, выбравшись из-за стола и начав расхаживать по тронному залу взад-вперед, — угроза миру сохраняется. Вы просите высказать мою точку зрения на происходившее в течение последних трех лун? Пожалуйста…
Начал Тотлант издалека. Вначале он процитировал на память несколько выдержек из самых древних летописей, рассказывавших о падении Небесной горы в каменистые пустоши на полуночи материка. Его речи сходились со словами василиска Тача — пришедший из Внешней Тьмы обломок другого мира ударился о земли Хайбории около восьми тысяч лет назад, вызвав ужасное бедствие. Что произошло дальше?
Зеленый огонь являлся прежде несколько раз. Когда именно — неизвестно. Причина появления пламени тоже остается тайной. Как атланты и кхарийцы противостояли этой напасти — неясно. Скорее всего, магией. Однако надо учитывать то, что великие расы древности владели колдовством почти в совершенстве и лучшие нынешние волшебники не могут сравниться в умении даже с одним из захудалых магов Атлантиды. Разумеется, уничтожение подземной твари в Ивелине стало незаурядным событием — выход из положения был найден весьма остроумный. Сейчас известно, что чудовища расплодились — их уже не меньше десятка. А самое главное — остается угроза от рухнувшей на землю Небесной горы, которая, скорее всего, и порождает существ, выбрасывающих зеленый огонь.
— Как — не меньше десятка? — Конан аж вскочил, отбросив опустевший кубок. — Тотлант, ты спятил! Как мы их будем бить? Что произойдет, если они снова отправятся путешествовать по Немедии, Аквилонии и другим странам?
— Человеческий род погибнет, — бесстрастно ответил Тотлант. — Останется лишь земля. Без людей, животных, птиц. Сила, с которой мы столкнулись, не подчиняется законам магии или богов. Это чужая сила. Она возникла по воле чужого бога.
— Сета, что ли? — поднял бровь Эрхард.
— Нет, — покачал головой стигиец. — Сет принадлежит нашему миру. Его поступки предсказуемы и своеобразно логичны. В горах Граскааля лежит тварь, существо или механизм, чужеродный не только миру Хайбории, но и всему творению Бога Единого. Я не знаю, что это. Наверное, Митра, Бел, Эрлик и другие боги, в существование которых мы верим, тоже не ведают о сущности сего… скажем так, явления.
Засим из невеликой доли казны при нем случившейся, для издержек путевых, бенефиций и раздачи милостыни предназначенной, наделил от щедрот своих королевских и из милости монаршей и сочувствия людей сих, положение коих превеликой жалости достойно есть, [9] монетами.
А надо сказать, что король наш всегда и повсеместно поступал таким же образом, ибо в душе был праведен, а сердцем милостив и беззлобен, в чем юности, а равно и мужам зрелым пример зело изрядный и назидательный благочестия и добродетели узреть надлежит и поступать подобно следует.
Далее же углубились они в местность пустынную, каменистую изрядно и горами и скалами изобилующую. А дорога и вовсе плоха сделалась, и лишь радению и заботам короля Эрхарда и подданных его обязаны были путники тем, что чрез препоны и потоки горные, во множестве на пути встречавшиеся, переправлялись без труда излишнего. Зане, как есть все мосты сотрясениями и корчами тверди земной уничтожены были, издал король сей указ о незамедлительной починке оных, что и было исполнено с усердием похвальным. В тех же местах, где таковая починка невозможна была вскорости, зрели мы мосты из толстых бревен, со всей возможною поспешностью и тщанием превеликим наведенные. Что же до грязей прегнусных и неровностей, дорогам сим присущих, о том зело скорбеть не подобает мужам доблестным. Вот и не скорбели.
Гора же, именуемая пиком Ветров Бушующих, велика гораздо, и над окрестностию господствует. А вкруг нея и иные горы есть во множестве, и велики гораздо. И узрел король, что вся окрестность та огнем попалена и ямами изрыта, а тако ж и трещинами испещрена, аки кора древесная, и трещины те глубоки весьма, поелику предмет, в оную трещину опущенный, падал предолго, и успели счесть до четырех десятков, допреж голос от падения его, слабый изрядно, услышали. А была земля и каменья там теплы гораздо, будто кто их до того огнем великим грел или же в кипятке варил, и в иных местах до того горячи каменья делались, яко и ступить на оные в сапоге с подметкою толщины дюймовой зело горячо было, а от земли же пар воскурялся. Поелику же каменья помянутые сухи были, заключаю я по разумению своему, что причиною теплоты оных огнь послужил, зане если бы случились в тех местах воды подспудные, горячие зело и на свет с шипением и паром извергающиеся, то озер малых, ручьев и иной влаги случилось бы там изрядно, а каменья мокры бы сделались оттого. Земля же королевства Пограничного влагою доброй всегда скудна была, а горные местности и подавно. Огнь же тот, мною наблюдаемый допреж, из недр извергшийся и твердь расчленивший, а тако же и с небес павший, зол был гораздо, и все умертвил и пожег. Люди же прежде короля в месте том побывавшие и время изрядно там проведшие после хворали тяжко. Король же, о том упрежден будучи, пребывал там не весьма долго. А поелику телом и духом крепок вельми, то по благоволению Митры Солнцезарного не умалился крепостью своей отнюдь.
Свидетельствую и руку к сему приложил Хранитель путевых карт королевства Аквилонского Евсевий Цимисхий.
Глава семнадцатая
МОРАДДИН, ЧЕТВЕРТЫЙ РАССКАЗ
Пограничное королевство, предгорья Граскааля.
15-17 дни третьей осенней луны.
«…Переход короля Аквилонии и сопровождающих его лиц из Тарантии в Пограничье можно было бы назвать весьма заурядным. Отряд не встретил на своем пути ни одной из поджидающих путника трудностей, к коим относятся грабители, неблагоприятные погодные явления, слишком бдительная или, наоборот, пренебрегающая своими обязанностями стража различных границ, и прочие непременные тяготы дорог.
Однако в путешествии случились некие события, заставившие всех с настороженностью относиться к своим попутчикам. Неизвестный злоумышленник, сумев остаться никем не замеченным, несколько раз покушался на жизнь людей из свиты и охраны короля, причем характер его действий заставил заподозрить использование магии или, что было еще хуже, предательство кого-то из числа находящихся подле короля…»
Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства
В последние годы я многократно задумывался над одним, пожалуй, самым важным для меня вопросом: каким образом сын гнома и женщины-человека мог добиться столь высокого положения, которое ныне занимаю я, Мораддин, граф Эрде, к тому же (если учитывать наследные права моей жены Ринги) барон Энден? В сущности, Конан Канах тоже начинал свою невероятную карьеру с обычного шадизарского воришки, а теперь наш варвар стал аквилонским королем. Замечу, что благоразумия и своего рода управленческой гениальности у киммерийца премного. Он сумел примирить соперничающие дворянские семьи Аквилонии (у Нумедидеса это не получилось), за полгода успел провести реформу армии, стойко противился заговорщикам и влиянию чужеземных держав… Наверное, здесь сыграли свою роль варварское здравомыслие, недоступное подданным цивилизованных стран, и врожденная способность сметать с пути любых противников, будь они дикими гирканскими кочевниками или благороднейшими дворянами-аквилонцами.
Я даже немного горжусь Конаном. Мы путешествовали вместе всего несколько месяцев, и было это полных пятнадцать лет назад. Однако киммериец сумел перенять от меня понятие чести настоящего воина, способность мыслить трезво в любой ситуации и самое благородное качество бойца — убивать только врага, который хочет убить тебя, но щадить покорных и не влезающих в драку.
Правда, Конан до сих пор открывает двери ногой. Но это можно списать на его молодость — тогда варвар был лишь одним из многих плебеев… Однако теперь Конан Канах действительно может именовать себя королем Аквилонии. Почему? Очень просто: за прошедшие годы он на своем опыте получил то, что ученые мужи называют «мудростью». Сказались двадцать лет странствий, разнообразные поприща — от пирата и контрабандиста до телохранителя и гвардейца одной из самых блистательных королев Заката — Конан стал человеком, умудренным годами и познаниями о жизни человеческого рода. А потому киммериец — добрый король, а не тиран, расчетливый владыка, не склонный тратить деньги казны на бесполезные дела, и просто хороший человек. Пускай и со странностями. Думаю, мои последние слова верны.
Пожалуй, нужно вернуться к своей персоне. О Конане Канах будут писать хронисты в своих летописях, а я, скромный подданный Его величества короля Нимеда из династии Эльсдорфов, владык Заката, могу лишь рассказать о себе сам…
Почтенный Гай Петрониус, второй после Стефана Короля Историй сказочник и сочинитель стран Закатных пределов Хайбории, неоднократно выводил меня одним из действующих лиц своих невероятных и чудесных историй, связанных с легендами о короле Конане. Я вам скажу прямо и честно — Петрониус не совсем прав. Да, действительно, Мораддин (то есть я сам, выступающий в его рассказах под именем Морадан) путешествовал вместе с Конаном из Киммерии от Султанапура до Бельверуса, в это время мы вдвоем попали в несколько неприятных историй… Но приписывать мне, как это делает Гай Петрониус, некоторые дела, свершенные Конаном, абсолютно не следует.
Мораддин, сын Гроина, появился на свет почти шестьдесят лет назад. Моим отцом был гном, один из старейшин клана, по имени Гроин, сын Фарина. Матерью была самая обычная женщина-бритунийка. От нее я унаследовал серые глаза и привычное для жителей Бритунии спокойствие характера, а от отца — редкие для человека силу и ловкость, небольшой рост и долголетие. Мне скоро исполнится шестьдесят, но выгляжу я не более чем на тридцать лет, по-прежнему чувствую себя здоровым и сильным.
Судьба однажды сделала меня гвардейцем великого государя Турана, императора и самовластного правителя Илдиза. Пусть Эрлик и Нергал упокоят его душу на Равнинах Мертвых! Я сумел дослужиться до чина капитана тайной гвардии Илдиза, но потому, что далеко не все придворные Его величества имели понятие о чести, я стал «белой вороной». Они добились моего разжалования, император сослал меня на рудники в Кезанкии обычным надсмотрщиком, но…
Боги сделали так, чтобы Конан Канах был заключен именно в ту штольню, над которой я надсматривал. Долго рассказывать эту историю. Лучше почитать сочинения Гая Петрониуса — сказочник (что удивительно для него) почти не наврал. Наши с Конаном приключения описаны истинно. Почти. Однако иные рассказы Петрониуса грешат против действительности.
Впрочем, это неважно.
Я могу это назвать «божественным провидением», «судьбой», «стечением обстоятельств», но получилось так, что с помощью и при прямом участии Конана я тогда познакомился с моей будущей женой Рингой, поступил на службу в Немедийскую канцелярию, а позже стал главой этого почти незаметного учреждения — Вертрауэна… Не знаю, почему герцог Лаварон приказал оставить меня своим наследником. И вот уже десять лет я стою на страже безопасности своей новой родины, земли, на которой родились мои дети, и страны, которую я полюбил всем сердцем. Теперь Мораддин, сын Гроина, выросший и воспитывавшийся в Туране — немедийский граф, преданный своему королю и трону великой Немедии.
Следовательно, я обязан оберегать государство и короля от любых опасностей. А самую чудовищную опасность я сейчас вижу перед своими глазами — окруженная колдовскими облаками часть Граскаальских гор, таящая в себе угрозу как для моей страны, так и для прочих королевств Заката. Обиталище невиданных прежде чудовищ, уничтожающих все живое и обращающих людей в жутких, омерзительных тварей.
…Солнце, укрытое висевшей в воздухе белесой морозной дымкой, казалось огромным бельмом на глазу Светлого Митры. Наверное, потому добрый бог и не мог наблюдать за происходящим в этой стране. Полуночные земли Пограничья оказались заброшенными людьми — лишь опустевшие деревни, следы волков на снегу и, куда ни глянь, густой хвойный предгорный лес, не прореженный созданными человеком дорогами.
Нас вели Фрам и Веллан. По словам гнома, отряду следовало миновать перевал, ведущий к Голубой долине, выйти к разрушенной деревне и там переночевать. Лошадей придется оставить в поселке, а самим подняться выше, найти незаваленную штольню, через которую Фрам и Тотлант уже проникали в подземелья, а дальше… Дальше видно будет. На все воля богов.
— Эй, посмотрите! — гном, сидевший на невысокой мохнатой лошадке нордхеймской породы, вытянул короткую руку и указал вниз. Мы находились на гребне перевала. — Правее высокой гранитной скалы, рядом с оползнем. Видите?
— И что мы там должны увидеть? — проворчал Конан. — Надеюсь, это будет трактир, где подадут горячего вина со специями?
— Даже не думай об этом, — пресек мечтания варвара Фрам. — Дело к закату, а нам нужно место, где переночевать. В Райте осталось два неразрушенных дома. Вернее, не спаленных. Кто-то сжег деревню две луны назад, когда зеленый огонь только появился.
— Райта? — Хальк подал коня вперед и заинтересованно уставился на Фрама. — Эта брошенная деревня называется Райта?
— Именно, — подтвердил следивший за разговором Веллан. — Ты тоже обратил внимание? Эйвинд был родом отсюда и дома сжег именно он. Видимо, здесь и началась история с подземным пламенем…
— Жаль, Эйвинд сюда не вернулся, — вздохнул Хальк. — Ладно, чего старое вспоминать, поехали.
Лошади, взрывая копытами наметенный недавней вьюгой снег, побежали рысью по пологому склону горы, за которой лежала маленькая долина. Конан и Хальк вырвались вперед, за ними двигались Фрам и Тотлант, а я ехал рядом с Велланом. Преодолев за день не меньше восьми лиг, мы приблизились к самому логову подгорных тварей. Завтра гном и стигийский волшебник проводят киммерийца и сопровождающих его людей через прорытые карликами ходы за невесомую границу, отделившую мир живых от Пика Бушующих Ветров.
После неудавшегося покушения на Халька мы переночевали в комнате Конана. Наутро киммериец вместе с немного очухавшимся от ночного происшествия библиотекарем отправились в трактир «Корона и посох», проведать Паллантида, а мы с Велланом пошли в тронный зал, надеясь отыскать короля Эрхарда и рассказать ему о случившемся.
Некоторое время пришлось ждать — с утра к Эрхарду заявились купцы из Немедии, обсудить цены на пшеницу и вяленое мясо. Торговля велась по всем правилам — даже из соседней комнаты было слышно, как пожилой монарх яростно отстаивает каждый серебряный талер. Не хуже завзятого трактирщика, решившего закупить припасы. Наконец, купчишки вышли, и Эртель, выглянув в коридор, пригласил нас войти.
Хальк уже рассказывал, что тронный зал королевского замка Пограничья выглядит, скажем прямо, странновато. Больше всего это помещение смахивает на большую приемную комнату в крепости донельзя обнищавшего провинциального немедийского дворянина, спустившего отцовское состояние на женщин, вино и азартные игры. Нимед (уж на что крепкий старик!) упал бы в обморок, если бы во время визита в Пограничье его принимали здесь. Почему-то больше всего раздражали бродившие по «тронному залу» гуси. Не понимаю, почему эти домашние птицы содержатся не в курятнике, а разгуливают по дворцу?
— Наконец-то вижу нормальных людей! — страдальческим голосом воскликнул Эрхард. — Как мне надоели торгаши!
— Хотел быть королем — терпи, — ухмыльнувшись, заметил племянник государя. — А вообще-то, давайте рассудим справедливо. По-моему, ты их обсчитал, дядюшка. На триста золотых. Кто здесь торгаш?
— Заткнись, — поморщился Эрхард. — Иначе лишу наследства. Я все делаю во благо страны! Эти ожиревшие ублюдки не обеднеют. Доброе утро, граф Мораддин. Привет, Веллан. Эртель уже поведал о ваших неприятностях.
— Если мне будет позволено, — я слегка поклонился королю, — то будет лучше, если я сам расскажу тебе о событиях минувшей ночи и о том, что предваряло их.
— Говори, — кивнул Эрхард. — И вообще, почему мы стоим? Присаживайтесь к столу. Эртель, хватит бездельничать! Сбегай на кухню, принеси чего-нибудь горячего и кувшин светлого пива.
Я приучен сдерживать эмоции и поэтому не позволил себе даже улыбнуться. В какой стране мира наследник престола должен ходить к поварам, чтобы принести еду для гостей и короля? Правильно, только в Пограничье. Я уж не говорю о том, что понятия этикета и куртуазии здесь трактуются весьма своеобразно. Однако эта необычная простота, полное отсутствие немедийской или аквилонской чопорности и доброе отношение короля к нам всем мне очень симпатичны. Я не вправе осуждать здешние нравы. Такова традиция, а приезжий не должен попрекать хозяев за порядки, установленные в их доме.
Я честно рассказал Эрхарду обо всем: про покушение на грифона, убийстве двоих гвардейцев и порче лошадей в Брийте, и, наконец, о попытке убить Халька. В конце концов король Пограничья обязан знать о наших делах, благо мы являемся союзниками в борьбе против общей опасности и неизвестно, сколь близко от недавних происшествий стоит таинственный «хозяин» зеленого огня, про которого рассказывал Тач. Я подозреваю, что без вмешательства этого странного создания, о котором мы знаем только то, что оно существует, здесь не обошлось.
Перебивая друг друга, мы с Велланом к вящему удивлению Эрхарда, наследного принца и заглянувшего вскоре к нам Стефана Короля Историй (король пояснил, что Стефан временно живет во дворце) рассказали о Ямурлаке. Стефан немедленно заметил, что он просто обязан отправиться в эту маленькую страну, найти василиска Тача и как следует порасспросить старейшего… Может быть, на основе воспоминаний Тача получится сочинить несколько новых страшных историй.
Веллан, рассказывая о своих приключениях в Ямурлаке, постоянно бросал торжествующие взгляды на Эртеля. Бритуниец верно говорил — королевский племянник слюной изойдет от зависти. В конце концов Эртель вскочил и потребовал у дядюшки две луны свободного времени, чтобы сопроводить Стефана в Ямурлак и обратно.
— Дома сиди, — строго ответил на это король. — Месьор Евсевий Цимисхий мне жаловался, что ты не усердствуешь в науках. Мне не нужен наследник, не способный и трех букв разобрать, понял?
— Дядя! — Эртель посмотрел на государя обиженно. — Мне двадцать пять лет! Читать и считать умею, драться могу хорошо, купцов обихаживаю! Чего тебе еще надо?
— Подожди, — Эрхард поднял руку. — Слышите?
Снаружи донесся звук колокола. В Пограничье все не как у людей — колокол, которым отбивают время, вывешен не на башне (таковой, кстати, в замке короля вообще нет), а установлен на деревянных распорках посреди обширного квадратного двора. Особый человек из числа стражи всегда носит с собой песочные часы и, когда их верхняя полусфера пустеет, а песок пересыпается в нижнюю, он подходит к отлитому гномами колоколу и ударяет по нему молотом. Сейчас был слышен один удар — полдень.
— Где Конан? — Эрхард перевел взгляд на меня. Он уже понял, что я являюсь одним из самых приближенных к аквилонскому королю людей.
— Ушел, — я пожал плечами. — Вместе с Хальком, еще рано утром. В гостиницу, проведать Паллантида.
— Ты уверен, что с ними ничего не случится? — нахмурился король. — Если убийца появился даже во дворце, ему ничего не стоит подстеречь киммерийца на улице. Не буду спорить, от мечника Конан отобьется, но как противостоять арбалетной стреле?
— Правильно, — Веллан поднялся с лавки. — Пойду-ка посмотрю, что они делают. До трактира идти всего ничего… Граф Мораддин, отправишься со мной?
— Конечно, — я коротко кивнул и уже хотел было встать, но…
Ответ на вопрос «Где сейчас Конан?» пришел сам собой. Его аквилонское величество находился в замке, а точнее — в коридоре, ведущем к тронному залу.
Служение войне — завидней доли нет,
Доспехами скрипеть и всех рубать мечом.
Секира за спиной, под мышкой арбалет —
Кто в наши встал ряды, тому все нипочем!
Мы изумленно переглянулись. Разносившаяся по дворцу Эрхарда разудалая песня наемников исполнялась двумя или тремя голосами, среди которых был ясно различим мощный баритон варвара.
— Они что, с утра напились? — Эрхард недоуменно посмотрел на меня и Веллана. Мы, не сговариваясь, одновременно пожали плечами.
А представление продолжалось:
Железные бока, стальная голова,
Извилина одна — и ту оставил шлем!
Силен ты и могуч, зачем тебе слова,
Махнешь своим мечом — и никаких проблем!
— И как это прикажешь понимать? — Эрхард, изобразив на лице строгость и благородное королевское негодование, уставился на ввалившегося в залу киммерийца. — Опять буянишь?
— А нас из трактира выгнали! — радостным голосом сообщил Конан. Хальк, стоявший за его спиной, икнул. — Эрхард, у тебя ежевичное вино осталось?
— Господин летописец, — король Пограничья укоряюще посмотрел на пьяного вдрызг Халька. — Ты же дворянин, благородный и ученый человек…
— Я — да, а они — нет, — снова икнул Хальк. — Это они меня напоили!
Наконец-то я рассмотрел третьего гостя, стоявшего за спиной Конана. Гном. Ну, разумеется. Я, кажется, просил варвара больше не пить в компании с моими сородичами.
— Это Фрам, сын Дарта, — сказал Конан, выталкивая гнома перед собой. — Он нас угостил… Между прочим, не беспокойтесь — у Паллантида и его ребят все хорошо. Никаких происшествий. Мы пришли на королевский Совет! Вот!
— Фрам, — Эрхард вздохнул и посмотрел на гнома. — Я тебя знаю не первый год. Ты же солидный чело… Тьфу, то есть гном. Ты зачем угощал Конана?
— За встречу, — ответил Фрам. — Корону обмывали, потом за здоровье всех друзей пили. Потом нас выставили. Шумим, мол, очень.
— Это они шумели, — вставил Хальк. — Песни всякие орали. Потом Паллантид и двое наших лейтенантов пришли. Их тоже выпить уговорили…
— Понятно, — вздохнул Эрхард. — Если «Корону и посох» до заката не сожгут или не растащат по бревнышку — буду считать, что моей стране повезло… Конан, сядь, пожалуйста. Эртель, передай Его величеству королю Аквилонии горячей баранины и пожирнее. Хальк, Фрам, тоже присаживайтесь. Веллан, сбегай за Тотлантом, он должен быть в своем покое на первом этаже. Давайте полагать, что королевский Совет мы уже собрали. Конан, пожалуйста, сначала поешь, а потом тянись к вину…
Некоторое время все увлеченно жевали. Явился Тотлант, поздоровался, раскланялся с Фрамом и Конаном. Хальк заснул. Между прочим, сейчас на его виске красовались несколько швов — видимо, Конан вместе с библиотекарем набрели в «Короне и посохе» на умелого лекаря, сумевшего стянуть края ночной раны и зашить ее толстыми шелковыми нитками.
— Ну что ж, — Эрхард утерся рукавом и обвел всех присутствующих серьезным взглядом. — Тотлант, тебе не кажется, что со вчерашнего заката наши гости только и занимаются всякой ерундой? Пьянствуют, шляются где ни попадя… Гномов всяких подбирают на улице.
— Я не «всякий», — обиженным голосом заметил Фрам. — Вспомни историю с Бешеным Вожаком. Что бы вы без меня делали, проходимцы? Кто хирд гномов поднял? Кто всех спас? Правильно, старый Фрам. А какая благодарность? Никакой! Хоть бы орден дали…
— Зачем тебе орден? — не понял Эрхард.
— Чтоб был! — прямолинейно ответил гном. — Должна же быть хоть небольшая награда!
Конан слегка затуманенными глазами посмотрел на Фрама и сказал:
— Правильно! Награда должна быть! Жалую тебе… А чего ты хочешь? Орден? Хорошо, считай что король Аквилонии даровал тебе орден Большого Льва за победу над бешеными оборотнями.
— А нам? — в один голос вскричали Эртель и Веллан. — Мы не заслужили?
— Остановитесь, — Тотлант, шелестя длинной черной хламидой с вышитым на груди символом в виде циркуля и магической чаши, поднял руку, прекращая ненужный пьяный спор. Стигиец с его выбритой головой, светло-коричневой кожей и огромным перстнем посвященного волшебника на пальце выглядел очень величественно. — Конан, ребята, помолчите. Все-таки вы приехали в Пограничье по серьезному делу и нам следует обсудить, как поступать дальше.
Я подумал, что это очень неплохая мысль. Познакомившись с Тотлантом еще в Немедии, я понял — этот человек далеко пойдет. Пускай он стигиец, пускай обучался магии у волшебников Черного Круга, но он добровольно отверг религию Сета и тем самым освободил душу от власти Бога Тьмы. Тотлант мне рассказывал, будто теперь поклоняется лишь Создателю Вселенной, чьими детьми и являются все остальные боги. Весьма удобная и правильная точка зрения: не обидишь и последователей Митры, и людей, кладущих требы Иштар, и Эрлику, и прочим богам.
— Рассказывай, — Конан поднял внезапно прояснившиеся глаза на стигийца. — Что ты сумел узнать?
— Полагаю, — осторожно начал Тотлант, выбравшись из-за стола и начав расхаживать по тронному залу взад-вперед, — угроза миру сохраняется. Вы просите высказать мою точку зрения на происходившее в течение последних трех лун? Пожалуйста…
Начал Тотлант издалека. Вначале он процитировал на память несколько выдержек из самых древних летописей, рассказывавших о падении Небесной горы в каменистые пустоши на полуночи материка. Его речи сходились со словами василиска Тача — пришедший из Внешней Тьмы обломок другого мира ударился о земли Хайбории около восьми тысяч лет назад, вызвав ужасное бедствие. Что произошло дальше?
Зеленый огонь являлся прежде несколько раз. Когда именно — неизвестно. Причина появления пламени тоже остается тайной. Как атланты и кхарийцы противостояли этой напасти — неясно. Скорее всего, магией. Однако надо учитывать то, что великие расы древности владели колдовством почти в совершенстве и лучшие нынешние волшебники не могут сравниться в умении даже с одним из захудалых магов Атлантиды. Разумеется, уничтожение подземной твари в Ивелине стало незаурядным событием — выход из положения был найден весьма остроумный. Сейчас известно, что чудовища расплодились — их уже не меньше десятка. А самое главное — остается угроза от рухнувшей на землю Небесной горы, которая, скорее всего, и порождает существ, выбрасывающих зеленый огонь.
— Как — не меньше десятка? — Конан аж вскочил, отбросив опустевший кубок. — Тотлант, ты спятил! Как мы их будем бить? Что произойдет, если они снова отправятся путешествовать по Немедии, Аквилонии и другим странам?
— Человеческий род погибнет, — бесстрастно ответил Тотлант. — Останется лишь земля. Без людей, животных, птиц. Сила, с которой мы столкнулись, не подчиняется законам магии или богов. Это чужая сила. Она возникла по воле чужого бога.
— Сета, что ли? — поднял бровь Эрхард.
— Нет, — покачал головой стигиец. — Сет принадлежит нашему миру. Его поступки предсказуемы и своеобразно логичны. В горах Граскааля лежит тварь, существо или механизм, чужеродный не только миру Хайбории, но и всему творению Бога Единого. Я не знаю, что это. Наверное, Митра, Бел, Эрлик и другие боги, в существование которых мы верим, тоже не ведают о сущности сего… скажем так, явления.