Страница:
После этих слов Тотланта в зале стало подозрительно тихо. Признаться честно, у меня волосы дыбом встали. Как такое может произойти? Все люди знают, что мир, который мы называем Хайборийским, единственный населенный разумными тварями — людьми, гномами, альвами, грифонами и многими другими. Откуда может появится нечто чужеродное?
Однако Тотлант, не обращая внимания на наши помрачневшие лица, жестко продолжал:
— Оно чужое. Оно не знает принятых среди нас законов. Оно желает чего-то непонятного людям и, скорее всего, враждебного. Его сила неизмерима. Но…
Конан вышел вперед, подняв руку, и остановил речи волшебника.
— Но его можно победить, — воскликнул король. — Тотлант, если оно для нас чужое и мы не можем его понять, то и мы для него чужие. Правильно? Я не могу предугадать его действий, однако и он не может верно предсказать мои? Я прав?
— Один из тех редких случаев, когда ты говоришь истину, — вздохнул Тотлант.
— Позвольте сказать, — я решил, что необходимо вмешаться в разговор. — Стигиец, ответь, почему ты говоришь об этой силе «Оно»? Ты уверен, что Небесной горой, чудовищами, опустошавшими Аквилонию и Немедию, управляло одно существо? Почему?
— Не знаю, — развел руками Тотлант. — Я волшебник и могу чувствовать враждебную мощь сильнее, чем люди, гномы или оборотни. Я вижу, что минувшее бедствие вызвано мыслью, посланной из одного источника. То есть где-то неподалеку находится неизвестная тварь, желающая нашему миру зла. С этим не сравнится зло Сета или других темных богов, только потому, что оно чужое и мы не можем предсказать действия его хозяина.
— А может быть, это существо желает нам добра? — Хальк внезапно проснулся и внимательно посмотрел на Тотланта. — Только по-своему. Вдруг измененные под влиянием зеленого пламени люди счастливы?
— Не исключено, — ответил стигиец. — Но мы созданы такими, как пожелал Бог Единый, Создатель мира. Никто другой не вправе изменять его волю. Поэтому все создаваемое неведомой нам тварью чужеродно.
— А вдруг эта тварь и есть Бог Единый? — хмыкнул Конан. — Пожалуйста, Тотлант, не смотри на меня будто на развратителя детей, ладно? Я просто предположил.
— Оставь, — скривился волшебник. — Мы знаем, что подземные чудовища агрессивны, они уничтожают людей и разрушают устои нашего мира. Как сыны человеческого рода, мы обязаны воспротивиться!
— Что ты предлагаешь? — Конан машинально плеснул в кубок Эрхарда ежевичного вина, отпил и уставился на Тотланта. — Мы знаем, как убивать подземных тварей, но уничтожить подземную гору, выкопанную гномами, скорее всего, не под силу даже самым могущественным волшебникам… Тотлант, Фрам, расскажите, как вы ходили за облачную стену, и что там видели? Я имею в виду размеры Небесной горы, количество измененных людей, которые ее выкапывают, охрану на подступах, ближнюю стражу…
— Ты меришь все по людским привычкам, — горько усмехнулся стигиец. — Я же много раз повторил — мы имеем дело с необычным. С чужим. Оно не выстраивает стражи на границах. Его воины не носят мечей или боевых секир. Оно не использует магию. Оно чуждо людям. Я не знаю, как его уничтожить…
— А у меня есть мысль, — Фрам, этот чернобородый широкоплечий гном, выбежал на середину зала. — Хотите услышать, как гномы воюют против неизвестного? Все просто! Любое создание Бога Единого или других богов боится огня. У нас в подземельях водятся самые разные страшилища. Однако если пугнуть их огнем, то победа будет на стороне владеющего им. Небесная гора, как гласят предания гномов, лежит над глубочайшими подземельями, прорытыми нашим народом. Что находится под этими старыми штольнями и забоями? Никогда не думали? А я знаю! И другие гномы знают!
Конан, усевшийся на пристенную скамью рядом с Эртелем, лениво развернулся в сторону Фрама. Лицо варвара выражало скуку и усталость. Наверняка киммериец подумал, что гном сейчас начнет рассказывать древние легенды своего народа, повествующие о борьбе с разнообразными подгорными чудовищами. И, разумеется, эти сведения, далеко не всегда правдивые, но выдержанные в стиле героических саг Нордхейма или так называемых «Преданий Кхасад» (то есть свода гномских сказаний), будут лишь сказочными иллюстрациями к делам давно минувших лет.
Однако Конан ошибся. Зная варвара достаточно давно, я скажу, что ошибается он часто. Но в то же время способен прислушаться и понять другого спорщика…
— Было так, — изрек Фрам, торжественно налив в свою чару темно-красного вина из лесной малины и встав в величественную позу. Темная, с редкими седыми волосками борода гнома гордо топорщилась, усы, закрывавшие верхнюю губу, раздулись веером, а живот, как казалось, вырос вдвое. Впечатляющее зрелище. Однако Эртель с Велланом одновременно захихикали и все ощущение благолепия было испорчено.
— Помолчите, — бросил Фрам оборотням. — Рассказываю истину! Значит, было так. Небесная гора, рухнув на полуночные земли, преизрядно глубоко, от неизмеримой тяжести своей, погрузилась в недра, сокрывшись там на долгие столетия…
— Фра-ам, — простонал Конан. — Эту историю я уже слышал десять раз! Давай покороче, а?
— Не перебивай, — надо полагать, гном тоже был не слишком знаком с правилами этикета. Я содрогнулся, представив, что произойдет, если я подобным образом оборву речь моего государя Нимеда. Впрочем, сравнивать здесь нельзя. Пограничье — одна страна, а Немедия — совсем другая. Фрам продолжал: — Гномы уже не одно поколение знают о погребенной в Граскаале Небесной горе. Но выкопать ее не могли, потому что гора застряла в глубинах гранитных пород. Как думаете, клан Фрерина, открывший дорогу зеленому огню, был первым из многочисленных кланов нашего рода, пытавшихся откопать эту… это… словом, Небесную гору?
— Вам, гномям, — Хальк намеренно исказил название подгорного народа. Наверное, хотел досадить, — всегда больше всех нужно. Лишь бы покопаться где-нибудь! Алмазы там найти хотели? А что получили?
Фрам пропустил слова пьяного бибилиотекаря мимо ушей.
— Гномы пытались подобраться к Небесной горе всегда, — Фрам сделал паузу и обвел нас взглядом небольших, но очень внимательных черных глаз. — Предупреждаю, я сейчас разбалтываю тайну рода и меня могут наказать старейшины… Так вот, случилось так, что в течение последних семисот лет по людскому исчислению, гномы клана Фрерина окапывали этот огромный чужеродный предмет. Самые глубокие штольни находятся под днищем или, если благородным господам будет угодно, под основанием Небесной горы, и там прорыто великое множество ходов, открыты залы, образованные самой природой, а самое главное… — Фрам сделал многозначительную паузу и поднял к потолку короткий мозолистый палец.
— Не тяни! — рявкнул киммериец.
— В одной из пещер, — заговорщицки понизив голос, сказал Фрам, — гномы нашли выход подземного огня…
— Чего? — Конан скривился. — Какого еще? Подземных огней что, очень много?
— Это настоящий огонь, — спокойно ответил Фрам. — Огонь Изначальный, пламя, из которого создан Мир.
— Я понял! — воскликнул Хальк, перебив гнома. — Это лава! Конан, ты видел когда-нибудь вулканы, огненные горы? Видел? Отлично! Слушайте все меня, я, кажется, понял, о чем говорит уважаемый Фрам, сын Дарта.
Летописец (доныне, по моему понятию, изрядно пьяный) неожиданно вскочил со скамьи и, размахивая руками, выбежал на середину зала. Тут Хальк подобрал левой рукой край длинной, опускавшейся ниже колена и разрезанной на боках, туники, набросил его на правую руку, словно полу тоги, и высказался:
— Объясняю для бестолковых и для тебя, Конан, в особенности…
— Почему я тебя до сих пор не повесил? — как бы невзначай заметил варвар.
— Благородных нельзя вешать. Дворяне подлежат казни через отсечение головы, — отмахнулся Хальк и его глаза снова загорелись светом, присущим только ученым мужам. — Молчите все! Фрам сказал, будто Небесная гора висит над пещерой, заполненной расплавленным камнем, лавой. Правильно я говорю?
— Правильно, — кивнул гном. — Это очень большая пещера. В ней ни человек, ни гном, ни альв или оборотень не сможет даже дышать — очень горячий воздух. А Изначальный огонь бурлит и вскипает ежемоментно, плюясь брызгами…
— Замечательное место! — воскликнул Хальк, легким шагом подойдя к столу и опрокинув чашу ягодного вина. Между прочим, чаша принадлежала мне. Я постарался не обращать внимания на вольности аквилонского летописца. А Хальк говорил:
— Мы хотим уничтожить Небесную гору, виновницу всех бед, свалившихся на королевства людей в последнее время. Как это сделать? Правильно, испепелить ее, обрушить в огонь, расплавляющий даже камень! Фрам, сын Дарта, ты меня понимаешь?
— Да, господин барон, — поклонился гном. — А ты сам туда полезешь? А ты придумаешь, как разбить перемычку между Небесной горой и озером пришедшего из глубин Багрового Огня? Ты знаешь, как противостоять демонам, которых этот огонь порождает? Сумеешь оборониться от их огненных бичей? Защитишь спутников от неназываемых тварей, обитающих в глубочайших недрах? Сможешь вывести нас обратно, на поверхность, до времени, когда Небесная гора начнет плавиться?
Я был удивлен, что Хальк, этот неисправимый книжник, владеющий оружием «постольку, поскольку», шагнул вперед и громогласно изрек:
— Мы — сможем!! Я полезу в подземелья. Демонов вообще не существует, а если таковые найдутся — с ними будет разговаривать Тотлант на языке магии (стигийский волшебник поперхнулся вином и сморщился). С чудовищами из плоти и крови справятся наши рубаки, им не привыкать. Конан, Веллан, Эртель?! Согласны пойти с нами охотиться на чудовищ? Отлично! Граф Мораддин, а ты как смотришь на возможность прославить свое имя?
Я медленно наклонил голову, плохо понимая, на что соглашаюсь. Я догадывался, что эти сумасбродные аквилонцы втянут меня в невероятную авантюру, но чтоб такое…
Хальк по-прежнему совращал всех присутствующих на подвиги:
— Фрам, твоя задача как гнома, знающего подземелья досконально и привычного у подгорной жизни — привести нас на место и показать, где именно нужно разбить перемычки. Король Эрхард, пожалуйста, выдели нам должное количество провианта и необходимое снаряжение. Тебя, о государь Пограничья, мы не будем звать с собой…
Я подумал, что Хальк преждевременно принял решение за нас всех.
— Какое счастье — меня решили оставить дома, — хохотнул Эрхард. — Барон Юсдаль, ты слишком много выпил, остановись!
— Отнюдь, — выкрикнул Хальк. — Эй, ребята, прославим знамя Аквилонии? И, если уж на то пошло, знамя Пограничья! Эрхард, в твоей стране есть знамя?
Заговорили все одновременно:
— Сбрендил, — вздохнул Веллан.
— А может, на самом деле сходить? — вяло предложил Тотлант.
— Сколько ехать до входа в штольню? — заинтересовался Конан.
— Вы все сумасшедшие, — заметил я.
— Как интересно… — заблестели глаза у Стефана.
— Это же чистое самоубийство! — воскликнул Эртель.
— Разбить перемычки! Каким образом? — проворчал Фрам.
— Не следовало с утра напиваться в стельку, — заключил Эрхард, слегка шлепнув ладонью по столешнице. — И что теперь будем делать?
— Давайте разбираться по порядку, — сказал Хальк, когда остальные утихомирились. — Полагаю, хотя бы первая часть моего плана не несет в себе ничего невозможного. Во-первых, если Фрам и Тотлант уже ходили в логово чудовищ и вернулись живыми-невредимыми, у нас есть все шансы повторить их подвиг. Во-вторых, нас не должно быть много, чтобы не привлекать чужого внимания. От силы четверо-пятеро. В-третьих, нужно как следует осмотреть подземелья и только лишь выяснив наши возможности, раздумывать, как поступать дальше. Может быть, привести гномов, способных каким-то образом разрушить породу, отделяющую громадную штуковину от озера лавы… Или Тотлант найдет нужное заклинание… Не понимаю, о чем спорим? Надо придти и посмотреть на месте. Или вы испугались?
— Это кто еще испугался?.. — начал возмущаться Веллан, но его тут же остановил аквилонский король.
— Мы не боимся, — веско сказал Конан, — мы опасаемся. Две большие разницы. Впрочем, я согласен съездить в горы и пройти по подземельям. Фрам, проводишь?
— А что с вами делать? — напустив на лицо мрачности, ответил гном. — Пусть меня услышит Длиннобородый Отец нашего племени!.. Я не хотел туда идти второй раз, но вы меня заставили! Отпустить одних я вас не могу — заблудитесь, свалитесь в пропасть или попадете на обед черным Элайнам!
— А это кто? — живо заинтересовался Веллан.
— Увидишь — не спутаешь, — буркнул гном. — Животные такие. Под горами водятся, в пещерах. Мы их иногда приручаем. Решайте, кто едет? Тотлант?
— Поеду, поеду, — сокрушенно покачал головой волшебник. — Единственно, толку от меня чуть.
Решили мы таким образом: к облачной стене отправятся шестеро — гном, стигийский колдун, я, Веллан, Хальк и, разумеется, Конан. Эртеля, как тот не просился, король Пограничья не отпустил, равно как и Стефана. Эрхард сказал, будто не желает одновременно лишаться и наследника, и самого известного человека Пограничья, приносящего королевству славу культурной страны. А благородные господа из Аквилонии могут искать приключений на свою задницу сколько угодно. Эрхард даже порадуется, если Конан сгинет в подгорной тьме, а тарантийскую корону заберет себе кто-нибудь другой, более разумный. Мир вздохнет с облегчением.
— Вот они, старые друзья, — почесал в затылке киммериец. — Сначала умоляют спасти их от неизвестной напасти, потом выясняется, что они ждут не дождутся твоей смерти от лап всяких чудовищ! Эрхард, ты что, собираешься присоединить Аквилонию к Пограничью, старый пройдоха?
— Нужно больно, — фыркнул король. — Подарю ее Эртелю. Ладно, хватит трепаться без дела. Эртель, беги на конюшню, скажи, чтобы седлали лошадей. Веллан, забери из кладовых припасы.
— Я схожу к себе, прихвачу кой-какие снадобья, — сказал волшебник из Стигии. — Могут пригодится.
— А вы чего стоите? — прикрикнул на меня и Халька варвар. — Марш собираться! До темноты мы должны приехать в последнюю обитаемую деревню на полуночи, переночевать и завтра оказаться возле гор! Бегом!
«Ну вот, — подумал я не без веселья. — Конан уже обращается со мной, как с подданным. И во что мы только ввязались?..»
По странному стечению обстоятельств, неразрушенные штольни, ведущие в глубь гномских подземелий, находились совсем неподалеку — в полулиге — от укрытого облачным куполом пика Бушующих Ветров. Сожженная деревня, из которой происходил родом Эйвинд, стояла в одной четверти лиги от ближайшей шахты. Тотлант и Фрам уверенно проводили нас к сохранившемуся на берегу озера добротному бревенчатому дому и сказали, что здесь можно расположиться на ночлег. Огонь, пожравший плотно застроенное село, пощадил эту избу, так как она стояла на отшибе — Веллан пояснил, что здесь, наверняка, жили оборотни. Они, мол, всегда строят дома немного в стороне.
Пепелище выглядело мрачно, пускай снегопады и запорошили черные останки некогда красивых и крепких домов. Некоторые здания выгорели лишь частично и теперь ветер, налетающий с гор, тревожил уцелевшие деревянные ставни, хлопавшие о рамы и поскрипывающие заржавевшими петлями. Невдалеке шумел лес, хрустел под ногами лошадей подмерзший настом снег. Только одно оживляло угрюмую картину — на ветках высоких кедров пощелкивали клесты, ссорясь из-за шишек с орешками.
Зеленое зарево мы видели и предыдущей ночью, и этим вечером. Над горами иногда взлетали фонтаны изумрудного сияния, слышался тяжелый гул и подрагивала земля. Фрам сказал, что бояться нечего — в округе полно зверья, а значит, ядовитые испарения подгорных тварей не опускаются на долины. Иначе животные умерли бы.
Несколько раз встретили волков — самых обычных. Крупные стаи, числом не меньше двух десятков. Волки побаивались подходить ближе, хотя по виду были голодны. Скорее всего, хищников отпугивал Веллан: любой оборотень для волка — то же, что вожак стаи. Видели медведя-шатуна, изгнанного из берлоги бесконечными землетрясениями и предчувствием опасности. К счастью, медведь только что заломал лося и не обратил на отряд никакого внимания. Правда, покосился вслед — а вдруг люди отберут добычу? Мелькали серые шкурки белок, изредка пробегали соболя. Ближе к перевалу, ведущему к Райте, Веллан с легким удивлением указал нам на странные трехпалые следы и заявил, что минувшим днем здесь проходила дрохо. Дрохо — это огромная ящерица, теплокровная тварь, покрытая белой пушистой шкурой, наподобие Тицо, любимца Халька.
Разумеется, летописец забрал с собой маленькое животное, не пожелав оставлять его на содержании во дворце Эрхарда. Корзинку, в которой ехал Тицо, обмотали плотным шерстяным пледом, чтобы зверек не замерзал ночами. Днем Тицо по обыкновению сидел за пазухой у Халька, изредка выбираясь на свежий воздух, чтобы рассмотреть окрестности. Аквилонец не переставал удивляться сообразительности существа — оно уже сносно говорило на человеческом языке, передразнивало наши беседы, но рассказывать, откуда взялось и что делало в Ямурлаке, отказывалось наотрез. Не помню, и все тут!
Если говорить вкратце, наш план был таков: спуститься в гномьи выработки, добраться до смотрового окна, откуда видна черная штуковина, порождающая подземных чудищ, а затем попробовать выйти на нижние уровни подземелий, к озеру лавы, о котором рассказал Фрам. А там будем решать, что делать.
— Веллан, Мораддин и я занимаемся лошадьми, — скомандовал Конан, когда мы оказались у стен уцелевшего дома. — Фрам, Тотлант, Хальк, зайдите в дом, осмотритесь. Если что — позовете нас.
— А если нас съедят раньше, чем мы успеем позвать? — устало отозвался библиотекарь.
— Здесь никого нет, — Тотлант уверенно поднялся на крыльцо и толкнул дверь. — Ни людей, ни существ, принадлежащих… ну, вы поняли. Я умею чувствовать чужое присутствие. На чердаке — с десяток летучих мышей. Они в зимней спячке. Под коньком крыши свил гнездо филин…
— Ты еще о пауках доложи, — скривился король. — Почему вы, колдуны, такие мудрые?
— Чтобы компенсировать скудоумие остальных, — не остался в долгу стигиец. — Эй, Фрам, посмотри на поленницу! Остались дрова. Потащили, потащили в дом!
Когда окончательно стемнело, мы все сидели вокруг обычного для Пограничья круглого очага. Дом, заброшенный несколько лун назад, как оказалось, удивительно хорошо держал тепло — большая горница нагрелась моментально, стоило лишь развести огонь. Вдоль стен были протянуты длинные скамьи, большой стол стоял посередине, а на полках обнаружилась чистая глиняная и деревянная посуда. Удивительно, что в клети обнаружились нетронутые мышами припасы и на ужин мы разжились отличным копченым окороком… Правда, окорок подмерз, но стоило положить его у очага — мясо начало оттаивать.
Только здесь, в Райте, я понял всю великую опасность, исходившую от зеленого пламени. Мне случалось бывать в брошенных хозяевами или разоренных войной поселениях, но нигде я не видел ничего подобного. Такое впечатление, что этот дом-призрак лишь недавно оставлен хозяевами и они вернутся очень скоро. Сохранилась мебель, немудрящая деревенская утварь, даже припасы остались… А людей нет. И, видимо, новые поселенцы уже не придут на дурное место — никто не строится на пожарище. Райта умерла. Вернее, деревню и ее хозяев убил зеленый огонь. Представив себе весь мир, наполненный лишь опустевшими городами без людей, замками-привидениями, холодными запыленными дворцами и мертвыми деревнями, я поежился.
Мрачная картина. Надеюсь, такого не случится.
Поужинав, мы легли спать. Сторожить первую часть ночи вызвался Веллан, его должен был сменить Тотлант, а я взялся подняться после волшебника и охранять наш сон до утра. Впрочем, стигиец сообщил, будто поблизости опасности нет, дрохо по ночам спят, а чудовища наподобие вампиров, упырей или муль здесь не водятся.
Конан устроился неподалеку от входа, на широкой скамье. На всякий случай киммериец, подав заодно пример остальным, поставил меч рядом. Похоже, словам волшебника он не очень верил.
Я заснул сразу и открыл глаза лишь когда Тотлант незадолго до рассвета потрепал меня за плечо и тихо сказал:
— Поднимайся. Твоя очередь. В округе все тихо, только у меня почему-то нехорошее предчувствие. Почему — не знаю. На всякий случай возьми эту штучку.
Стигиец протянул мне мешочек, в котором перекатывались маленькие шарики.
— Появится чужой — брось шарики в него, — шепнул волшебник. — Это ненадолго остановит любое существо, от человека до демона. Мы успеем проснуться и забрать оружие. Понял?
— Да, — кивнул я. — Иди спать.
В зимнюю пору на полуночных землях рассвет наступает поздно — незадолго после девятого послеполуночного колокола. Сменив Тотланта, я некоторое время просто сидел у гаснущего очага, потягивал пиво и размышлял о предстоящих делах. А заодно пытался предположить, что именно может произойти в закатных государствах в течении ближайших года-двух.
К великому сожалению для рода человеческого, чуждого волшебству, магия является одной из важнейших сфер нашей жизни. Немногие люди, способные улавливать пронизывающую мир «силу» и умеющие повелевать ей, могут напортить многое. Против магии бессильны армии величайших государей, народные восстания и интриги королевских дворов. Иногда, впрочем, волшебникам можно противостоять — они имеют те же слабости, что и обычные люди, а потому этими слабостями пользуется мой Вертрауэн. Несколько раз мы подкупали зингарских и кофийских колдунов, некоторых сбрендивших волшебников пришлось вообще устранить с помощью кинжала наемного убийцы, иные маги с удовольствием соглашались работать вместе с Тайной канцелярией — им, видите ли, острых ощущений недоставало!
Недавно, к примеру, тайной службе удалось нейтрализовать одного из самых серьезных колдунов Стигии. Его имя известно на Закате — Тот-Амон, сын Мин-Кау, родом происходящий из Сухмета. Не спорю, этот знающий и умелый колдун не является слишком уж заметной персоной, но вся его беда в том, что Тот-Амон не ограничивает свою деятельность лишь магией, а вмешивается в политику. Почему? Наверное, ради собственного удовольствия. Достаточно вспомнить его аферу (к счастью, не удавшуюся) с наследницей зингарского престола, принцессой Чабелой. Или историю с заговором «Бога из чаши». Тогда (это случилось лет двадцать назад) неуемный стигиец нагадил в Нумалии. А его последняя авантюра, связанная с пиктами и аквилонским дворянином, авантюра, грозившая разрушить какой-никакой барьер между пиктскими варварскими землями и цивилизованной Аквилонией, стоящей на страже спокойствия всего Заката, вынудила меня и моего помощника графа Майля принять кое-какие меры. Собственно, из-за этой истории моя супруга Ринга, графиня Эрде, уже полгода сидит в Ианте Офирской, пережидая поднявшуюся в Черном Кругу Стигии бурю…
Департамент не слишком мудрил. Мы попросту (с помощью нанятых Рингой конфидентов) скомпрометировали Тот-Амона в глазах его приспешников из Черного Круга, а дальше стигийцы все сделали сами — у колдуна было отнято волшебное кольцо, в коем заключалась часть его силы, а сам он бежал на Закат и, растеряв большую часть могущества, попал в услужение к обычному аквилонскому дворянину. Интересно, каково сейчас приходится Тот-Амону? Несомненно, рано или поздно он придумает способ выкарабкаться из этой неприятной ситуации, но пока стигиец безопасен.
Магия, магия… Как говорит наш киммериец: «Врезал мечом по башке — и нет никакой магии!» Однако здесь, в Граскаале, «врезать мечом» не получится. Тем более, что жутковатая тайна, скрывающаяся возле пика Бушующих Ветров, не имеет к волшебству никакого отношения. Это что-то другое. Как правильно выразился Веллан, «Чужое». Впрочем, я бы не стал возражать, если бы Тот-Амон сейчас был на нашей стороне — Тотлант по сравнению с ним невежественный недоучка.
Я отодвинул опустевшую кружку, встал и выглянул в окно. Постепенно наползали синевато-голубые рассветные сумерки, небо на восходе чуть посветлело. В доме все спали. Конан, широко раскинувшийся на скамье, едва слышно похрапывал, Хальк зарылся с головой в меховой плащ, Веллан что-то шептал во сне… Фрам, разлегшийся на полу, причмокивал губами — наверняка гному снилось пиво.
Я похлопал себя ладонями по бокам — очаг прогорел и в доме стало холодать. Дров не осталось, лишь багровели угли, дававшие все меньше тепла.
Утро. Теперь уже не должно случится ничего особенного. Просыпающиеся ночью чудовища (которые, как утверждает Тотлант, в Пограничье не водятся) заснули, а дикие животные не подойдут к дому, в котором спит оборотень. Однако сейчас все проснутся, захотят поесть горячего, а за дровами никто идти не соберется. Так что я натянул подбитый мехом зимний тигеляй, забрал боевой топор Фрама (надеюсь, гном не обидится…) и пошел во двор.
Проведал лошадей — наши коньки спали стоя, мешки с овсом были почти опустошены. Вроде бы все лошади здоровы. Вот и отлично. А я отправлюсь рубить дрова.
Конечно, разрубать толстые поленья боевой секирой, выкованной в подгорных кузницах гномов, не совсем хорошо — не для того она предназначена. То есть, боевое оружие создано лишь для битвы. Однако дерево без особых усилий со стороны человека поддавалось острейшему металлу и вскоре возле моих ног громоздилась целая гора пригодных для сожжения в очаге полешек. Некоторое время я потратил на то, чтобы перетаскать дрова в дом, а затем долго раздувал очаг. Поставив на огонь котелок с водой, я сел и подумал о том, что лучшего способа согреться не найти — рубив дерево, я даже вспотел. Скоро надо будить честную компанию… Может, сейчас и начать? Правда, это чревато тем, что Конан запустит в меня сапогом, а Хальк будет пол-утра ныть: его, понимаешь, разбудили слишком рано, на улице холодно… Ну, и так далее.
Однако Тотлант, не обращая внимания на наши помрачневшие лица, жестко продолжал:
— Оно чужое. Оно не знает принятых среди нас законов. Оно желает чего-то непонятного людям и, скорее всего, враждебного. Его сила неизмерима. Но…
Конан вышел вперед, подняв руку, и остановил речи волшебника.
— Но его можно победить, — воскликнул король. — Тотлант, если оно для нас чужое и мы не можем его понять, то и мы для него чужие. Правильно? Я не могу предугадать его действий, однако и он не может верно предсказать мои? Я прав?
— Один из тех редких случаев, когда ты говоришь истину, — вздохнул Тотлант.
— Позвольте сказать, — я решил, что необходимо вмешаться в разговор. — Стигиец, ответь, почему ты говоришь об этой силе «Оно»? Ты уверен, что Небесной горой, чудовищами, опустошавшими Аквилонию и Немедию, управляло одно существо? Почему?
— Не знаю, — развел руками Тотлант. — Я волшебник и могу чувствовать враждебную мощь сильнее, чем люди, гномы или оборотни. Я вижу, что минувшее бедствие вызвано мыслью, посланной из одного источника. То есть где-то неподалеку находится неизвестная тварь, желающая нашему миру зла. С этим не сравнится зло Сета или других темных богов, только потому, что оно чужое и мы не можем предсказать действия его хозяина.
— А может быть, это существо желает нам добра? — Хальк внезапно проснулся и внимательно посмотрел на Тотланта. — Только по-своему. Вдруг измененные под влиянием зеленого пламени люди счастливы?
— Не исключено, — ответил стигиец. — Но мы созданы такими, как пожелал Бог Единый, Создатель мира. Никто другой не вправе изменять его волю. Поэтому все создаваемое неведомой нам тварью чужеродно.
— А вдруг эта тварь и есть Бог Единый? — хмыкнул Конан. — Пожалуйста, Тотлант, не смотри на меня будто на развратителя детей, ладно? Я просто предположил.
— Оставь, — скривился волшебник. — Мы знаем, что подземные чудовища агрессивны, они уничтожают людей и разрушают устои нашего мира. Как сыны человеческого рода, мы обязаны воспротивиться!
— Что ты предлагаешь? — Конан машинально плеснул в кубок Эрхарда ежевичного вина, отпил и уставился на Тотланта. — Мы знаем, как убивать подземных тварей, но уничтожить подземную гору, выкопанную гномами, скорее всего, не под силу даже самым могущественным волшебникам… Тотлант, Фрам, расскажите, как вы ходили за облачную стену, и что там видели? Я имею в виду размеры Небесной горы, количество измененных людей, которые ее выкапывают, охрану на подступах, ближнюю стражу…
— Ты меришь все по людским привычкам, — горько усмехнулся стигиец. — Я же много раз повторил — мы имеем дело с необычным. С чужим. Оно не выстраивает стражи на границах. Его воины не носят мечей или боевых секир. Оно не использует магию. Оно чуждо людям. Я не знаю, как его уничтожить…
— А у меня есть мысль, — Фрам, этот чернобородый широкоплечий гном, выбежал на середину зала. — Хотите услышать, как гномы воюют против неизвестного? Все просто! Любое создание Бога Единого или других богов боится огня. У нас в подземельях водятся самые разные страшилища. Однако если пугнуть их огнем, то победа будет на стороне владеющего им. Небесная гора, как гласят предания гномов, лежит над глубочайшими подземельями, прорытыми нашим народом. Что находится под этими старыми штольнями и забоями? Никогда не думали? А я знаю! И другие гномы знают!
Конан, усевшийся на пристенную скамью рядом с Эртелем, лениво развернулся в сторону Фрама. Лицо варвара выражало скуку и усталость. Наверняка киммериец подумал, что гном сейчас начнет рассказывать древние легенды своего народа, повествующие о борьбе с разнообразными подгорными чудовищами. И, разумеется, эти сведения, далеко не всегда правдивые, но выдержанные в стиле героических саг Нордхейма или так называемых «Преданий Кхасад» (то есть свода гномских сказаний), будут лишь сказочными иллюстрациями к делам давно минувших лет.
Однако Конан ошибся. Зная варвара достаточно давно, я скажу, что ошибается он часто. Но в то же время способен прислушаться и понять другого спорщика…
— Было так, — изрек Фрам, торжественно налив в свою чару темно-красного вина из лесной малины и встав в величественную позу. Темная, с редкими седыми волосками борода гнома гордо топорщилась, усы, закрывавшие верхнюю губу, раздулись веером, а живот, как казалось, вырос вдвое. Впечатляющее зрелище. Однако Эртель с Велланом одновременно захихикали и все ощущение благолепия было испорчено.
— Помолчите, — бросил Фрам оборотням. — Рассказываю истину! Значит, было так. Небесная гора, рухнув на полуночные земли, преизрядно глубоко, от неизмеримой тяжести своей, погрузилась в недра, сокрывшись там на долгие столетия…
— Фра-ам, — простонал Конан. — Эту историю я уже слышал десять раз! Давай покороче, а?
— Не перебивай, — надо полагать, гном тоже был не слишком знаком с правилами этикета. Я содрогнулся, представив, что произойдет, если я подобным образом оборву речь моего государя Нимеда. Впрочем, сравнивать здесь нельзя. Пограничье — одна страна, а Немедия — совсем другая. Фрам продолжал: — Гномы уже не одно поколение знают о погребенной в Граскаале Небесной горе. Но выкопать ее не могли, потому что гора застряла в глубинах гранитных пород. Как думаете, клан Фрерина, открывший дорогу зеленому огню, был первым из многочисленных кланов нашего рода, пытавшихся откопать эту… это… словом, Небесную гору?
— Вам, гномям, — Хальк намеренно исказил название подгорного народа. Наверное, хотел досадить, — всегда больше всех нужно. Лишь бы покопаться где-нибудь! Алмазы там найти хотели? А что получили?
Фрам пропустил слова пьяного бибилиотекаря мимо ушей.
— Гномы пытались подобраться к Небесной горе всегда, — Фрам сделал паузу и обвел нас взглядом небольших, но очень внимательных черных глаз. — Предупреждаю, я сейчас разбалтываю тайну рода и меня могут наказать старейшины… Так вот, случилось так, что в течение последних семисот лет по людскому исчислению, гномы клана Фрерина окапывали этот огромный чужеродный предмет. Самые глубокие штольни находятся под днищем или, если благородным господам будет угодно, под основанием Небесной горы, и там прорыто великое множество ходов, открыты залы, образованные самой природой, а самое главное… — Фрам сделал многозначительную паузу и поднял к потолку короткий мозолистый палец.
— Не тяни! — рявкнул киммериец.
— В одной из пещер, — заговорщицки понизив голос, сказал Фрам, — гномы нашли выход подземного огня…
— Чего? — Конан скривился. — Какого еще? Подземных огней что, очень много?
— Это настоящий огонь, — спокойно ответил Фрам. — Огонь Изначальный, пламя, из которого создан Мир.
— Я понял! — воскликнул Хальк, перебив гнома. — Это лава! Конан, ты видел когда-нибудь вулканы, огненные горы? Видел? Отлично! Слушайте все меня, я, кажется, понял, о чем говорит уважаемый Фрам, сын Дарта.
Летописец (доныне, по моему понятию, изрядно пьяный) неожиданно вскочил со скамьи и, размахивая руками, выбежал на середину зала. Тут Хальк подобрал левой рукой край длинной, опускавшейся ниже колена и разрезанной на боках, туники, набросил его на правую руку, словно полу тоги, и высказался:
— Объясняю для бестолковых и для тебя, Конан, в особенности…
— Почему я тебя до сих пор не повесил? — как бы невзначай заметил варвар.
— Благородных нельзя вешать. Дворяне подлежат казни через отсечение головы, — отмахнулся Хальк и его глаза снова загорелись светом, присущим только ученым мужам. — Молчите все! Фрам сказал, будто Небесная гора висит над пещерой, заполненной расплавленным камнем, лавой. Правильно я говорю?
— Правильно, — кивнул гном. — Это очень большая пещера. В ней ни человек, ни гном, ни альв или оборотень не сможет даже дышать — очень горячий воздух. А Изначальный огонь бурлит и вскипает ежемоментно, плюясь брызгами…
— Замечательное место! — воскликнул Хальк, легким шагом подойдя к столу и опрокинув чашу ягодного вина. Между прочим, чаша принадлежала мне. Я постарался не обращать внимания на вольности аквилонского летописца. А Хальк говорил:
— Мы хотим уничтожить Небесную гору, виновницу всех бед, свалившихся на королевства людей в последнее время. Как это сделать? Правильно, испепелить ее, обрушить в огонь, расплавляющий даже камень! Фрам, сын Дарта, ты меня понимаешь?
— Да, господин барон, — поклонился гном. — А ты сам туда полезешь? А ты придумаешь, как разбить перемычку между Небесной горой и озером пришедшего из глубин Багрового Огня? Ты знаешь, как противостоять демонам, которых этот огонь порождает? Сумеешь оборониться от их огненных бичей? Защитишь спутников от неназываемых тварей, обитающих в глубочайших недрах? Сможешь вывести нас обратно, на поверхность, до времени, когда Небесная гора начнет плавиться?
Я был удивлен, что Хальк, этот неисправимый книжник, владеющий оружием «постольку, поскольку», шагнул вперед и громогласно изрек:
— Мы — сможем!! Я полезу в подземелья. Демонов вообще не существует, а если таковые найдутся — с ними будет разговаривать Тотлант на языке магии (стигийский волшебник поперхнулся вином и сморщился). С чудовищами из плоти и крови справятся наши рубаки, им не привыкать. Конан, Веллан, Эртель?! Согласны пойти с нами охотиться на чудовищ? Отлично! Граф Мораддин, а ты как смотришь на возможность прославить свое имя?
Я медленно наклонил голову, плохо понимая, на что соглашаюсь. Я догадывался, что эти сумасбродные аквилонцы втянут меня в невероятную авантюру, но чтоб такое…
Хальк по-прежнему совращал всех присутствующих на подвиги:
— Фрам, твоя задача как гнома, знающего подземелья досконально и привычного у подгорной жизни — привести нас на место и показать, где именно нужно разбить перемычки. Король Эрхард, пожалуйста, выдели нам должное количество провианта и необходимое снаряжение. Тебя, о государь Пограничья, мы не будем звать с собой…
Я подумал, что Хальк преждевременно принял решение за нас всех.
— Какое счастье — меня решили оставить дома, — хохотнул Эрхард. — Барон Юсдаль, ты слишком много выпил, остановись!
— Отнюдь, — выкрикнул Хальк. — Эй, ребята, прославим знамя Аквилонии? И, если уж на то пошло, знамя Пограничья! Эрхард, в твоей стране есть знамя?
Заговорили все одновременно:
— Сбрендил, — вздохнул Веллан.
— А может, на самом деле сходить? — вяло предложил Тотлант.
— Сколько ехать до входа в штольню? — заинтересовался Конан.
— Вы все сумасшедшие, — заметил я.
— Как интересно… — заблестели глаза у Стефана.
— Это же чистое самоубийство! — воскликнул Эртель.
— Разбить перемычки! Каким образом? — проворчал Фрам.
— Не следовало с утра напиваться в стельку, — заключил Эрхард, слегка шлепнув ладонью по столешнице. — И что теперь будем делать?
— Давайте разбираться по порядку, — сказал Хальк, когда остальные утихомирились. — Полагаю, хотя бы первая часть моего плана не несет в себе ничего невозможного. Во-первых, если Фрам и Тотлант уже ходили в логово чудовищ и вернулись живыми-невредимыми, у нас есть все шансы повторить их подвиг. Во-вторых, нас не должно быть много, чтобы не привлекать чужого внимания. От силы четверо-пятеро. В-третьих, нужно как следует осмотреть подземелья и только лишь выяснив наши возможности, раздумывать, как поступать дальше. Может быть, привести гномов, способных каким-то образом разрушить породу, отделяющую громадную штуковину от озера лавы… Или Тотлант найдет нужное заклинание… Не понимаю, о чем спорим? Надо придти и посмотреть на месте. Или вы испугались?
— Это кто еще испугался?.. — начал возмущаться Веллан, но его тут же остановил аквилонский король.
— Мы не боимся, — веско сказал Конан, — мы опасаемся. Две большие разницы. Впрочем, я согласен съездить в горы и пройти по подземельям. Фрам, проводишь?
— А что с вами делать? — напустив на лицо мрачности, ответил гном. — Пусть меня услышит Длиннобородый Отец нашего племени!.. Я не хотел туда идти второй раз, но вы меня заставили! Отпустить одних я вас не могу — заблудитесь, свалитесь в пропасть или попадете на обед черным Элайнам!
— А это кто? — живо заинтересовался Веллан.
— Увидишь — не спутаешь, — буркнул гном. — Животные такие. Под горами водятся, в пещерах. Мы их иногда приручаем. Решайте, кто едет? Тотлант?
— Поеду, поеду, — сокрушенно покачал головой волшебник. — Единственно, толку от меня чуть.
Решили мы таким образом: к облачной стене отправятся шестеро — гном, стигийский колдун, я, Веллан, Хальк и, разумеется, Конан. Эртеля, как тот не просился, король Пограничья не отпустил, равно как и Стефана. Эрхард сказал, будто не желает одновременно лишаться и наследника, и самого известного человека Пограничья, приносящего королевству славу культурной страны. А благородные господа из Аквилонии могут искать приключений на свою задницу сколько угодно. Эрхард даже порадуется, если Конан сгинет в подгорной тьме, а тарантийскую корону заберет себе кто-нибудь другой, более разумный. Мир вздохнет с облегчением.
— Вот они, старые друзья, — почесал в затылке киммериец. — Сначала умоляют спасти их от неизвестной напасти, потом выясняется, что они ждут не дождутся твоей смерти от лап всяких чудовищ! Эрхард, ты что, собираешься присоединить Аквилонию к Пограничью, старый пройдоха?
— Нужно больно, — фыркнул король. — Подарю ее Эртелю. Ладно, хватит трепаться без дела. Эртель, беги на конюшню, скажи, чтобы седлали лошадей. Веллан, забери из кладовых припасы.
— Я схожу к себе, прихвачу кой-какие снадобья, — сказал волшебник из Стигии. — Могут пригодится.
— А вы чего стоите? — прикрикнул на меня и Халька варвар. — Марш собираться! До темноты мы должны приехать в последнюю обитаемую деревню на полуночи, переночевать и завтра оказаться возле гор! Бегом!
«Ну вот, — подумал я не без веселья. — Конан уже обращается со мной, как с подданным. И во что мы только ввязались?..»
По странному стечению обстоятельств, неразрушенные штольни, ведущие в глубь гномских подземелий, находились совсем неподалеку — в полулиге — от укрытого облачным куполом пика Бушующих Ветров. Сожженная деревня, из которой происходил родом Эйвинд, стояла в одной четверти лиги от ближайшей шахты. Тотлант и Фрам уверенно проводили нас к сохранившемуся на берегу озера добротному бревенчатому дому и сказали, что здесь можно расположиться на ночлег. Огонь, пожравший плотно застроенное село, пощадил эту избу, так как она стояла на отшибе — Веллан пояснил, что здесь, наверняка, жили оборотни. Они, мол, всегда строят дома немного в стороне.
Пепелище выглядело мрачно, пускай снегопады и запорошили черные останки некогда красивых и крепких домов. Некоторые здания выгорели лишь частично и теперь ветер, налетающий с гор, тревожил уцелевшие деревянные ставни, хлопавшие о рамы и поскрипывающие заржавевшими петлями. Невдалеке шумел лес, хрустел под ногами лошадей подмерзший настом снег. Только одно оживляло угрюмую картину — на ветках высоких кедров пощелкивали клесты, ссорясь из-за шишек с орешками.
Зеленое зарево мы видели и предыдущей ночью, и этим вечером. Над горами иногда взлетали фонтаны изумрудного сияния, слышался тяжелый гул и подрагивала земля. Фрам сказал, что бояться нечего — в округе полно зверья, а значит, ядовитые испарения подгорных тварей не опускаются на долины. Иначе животные умерли бы.
Несколько раз встретили волков — самых обычных. Крупные стаи, числом не меньше двух десятков. Волки побаивались подходить ближе, хотя по виду были голодны. Скорее всего, хищников отпугивал Веллан: любой оборотень для волка — то же, что вожак стаи. Видели медведя-шатуна, изгнанного из берлоги бесконечными землетрясениями и предчувствием опасности. К счастью, медведь только что заломал лося и не обратил на отряд никакого внимания. Правда, покосился вслед — а вдруг люди отберут добычу? Мелькали серые шкурки белок, изредка пробегали соболя. Ближе к перевалу, ведущему к Райте, Веллан с легким удивлением указал нам на странные трехпалые следы и заявил, что минувшим днем здесь проходила дрохо. Дрохо — это огромная ящерица, теплокровная тварь, покрытая белой пушистой шкурой, наподобие Тицо, любимца Халька.
Разумеется, летописец забрал с собой маленькое животное, не пожелав оставлять его на содержании во дворце Эрхарда. Корзинку, в которой ехал Тицо, обмотали плотным шерстяным пледом, чтобы зверек не замерзал ночами. Днем Тицо по обыкновению сидел за пазухой у Халька, изредка выбираясь на свежий воздух, чтобы рассмотреть окрестности. Аквилонец не переставал удивляться сообразительности существа — оно уже сносно говорило на человеческом языке, передразнивало наши беседы, но рассказывать, откуда взялось и что делало в Ямурлаке, отказывалось наотрез. Не помню, и все тут!
Если говорить вкратце, наш план был таков: спуститься в гномьи выработки, добраться до смотрового окна, откуда видна черная штуковина, порождающая подземных чудищ, а затем попробовать выйти на нижние уровни подземелий, к озеру лавы, о котором рассказал Фрам. А там будем решать, что делать.
— Веллан, Мораддин и я занимаемся лошадьми, — скомандовал Конан, когда мы оказались у стен уцелевшего дома. — Фрам, Тотлант, Хальк, зайдите в дом, осмотритесь. Если что — позовете нас.
— А если нас съедят раньше, чем мы успеем позвать? — устало отозвался библиотекарь.
— Здесь никого нет, — Тотлант уверенно поднялся на крыльцо и толкнул дверь. — Ни людей, ни существ, принадлежащих… ну, вы поняли. Я умею чувствовать чужое присутствие. На чердаке — с десяток летучих мышей. Они в зимней спячке. Под коньком крыши свил гнездо филин…
— Ты еще о пауках доложи, — скривился король. — Почему вы, колдуны, такие мудрые?
— Чтобы компенсировать скудоумие остальных, — не остался в долгу стигиец. — Эй, Фрам, посмотри на поленницу! Остались дрова. Потащили, потащили в дом!
Когда окончательно стемнело, мы все сидели вокруг обычного для Пограничья круглого очага. Дом, заброшенный несколько лун назад, как оказалось, удивительно хорошо держал тепло — большая горница нагрелась моментально, стоило лишь развести огонь. Вдоль стен были протянуты длинные скамьи, большой стол стоял посередине, а на полках обнаружилась чистая глиняная и деревянная посуда. Удивительно, что в клети обнаружились нетронутые мышами припасы и на ужин мы разжились отличным копченым окороком… Правда, окорок подмерз, но стоило положить его у очага — мясо начало оттаивать.
Только здесь, в Райте, я понял всю великую опасность, исходившую от зеленого пламени. Мне случалось бывать в брошенных хозяевами или разоренных войной поселениях, но нигде я не видел ничего подобного. Такое впечатление, что этот дом-призрак лишь недавно оставлен хозяевами и они вернутся очень скоро. Сохранилась мебель, немудрящая деревенская утварь, даже припасы остались… А людей нет. И, видимо, новые поселенцы уже не придут на дурное место — никто не строится на пожарище. Райта умерла. Вернее, деревню и ее хозяев убил зеленый огонь. Представив себе весь мир, наполненный лишь опустевшими городами без людей, замками-привидениями, холодными запыленными дворцами и мертвыми деревнями, я поежился.
Мрачная картина. Надеюсь, такого не случится.
Поужинав, мы легли спать. Сторожить первую часть ночи вызвался Веллан, его должен был сменить Тотлант, а я взялся подняться после волшебника и охранять наш сон до утра. Впрочем, стигиец сообщил, будто поблизости опасности нет, дрохо по ночам спят, а чудовища наподобие вампиров, упырей или муль здесь не водятся.
Конан устроился неподалеку от входа, на широкой скамье. На всякий случай киммериец, подав заодно пример остальным, поставил меч рядом. Похоже, словам волшебника он не очень верил.
Я заснул сразу и открыл глаза лишь когда Тотлант незадолго до рассвета потрепал меня за плечо и тихо сказал:
— Поднимайся. Твоя очередь. В округе все тихо, только у меня почему-то нехорошее предчувствие. Почему — не знаю. На всякий случай возьми эту штучку.
Стигиец протянул мне мешочек, в котором перекатывались маленькие шарики.
— Появится чужой — брось шарики в него, — шепнул волшебник. — Это ненадолго остановит любое существо, от человека до демона. Мы успеем проснуться и забрать оружие. Понял?
— Да, — кивнул я. — Иди спать.
В зимнюю пору на полуночных землях рассвет наступает поздно — незадолго после девятого послеполуночного колокола. Сменив Тотланта, я некоторое время просто сидел у гаснущего очага, потягивал пиво и размышлял о предстоящих делах. А заодно пытался предположить, что именно может произойти в закатных государствах в течении ближайших года-двух.
К великому сожалению для рода человеческого, чуждого волшебству, магия является одной из важнейших сфер нашей жизни. Немногие люди, способные улавливать пронизывающую мир «силу» и умеющие повелевать ей, могут напортить многое. Против магии бессильны армии величайших государей, народные восстания и интриги королевских дворов. Иногда, впрочем, волшебникам можно противостоять — они имеют те же слабости, что и обычные люди, а потому этими слабостями пользуется мой Вертрауэн. Несколько раз мы подкупали зингарских и кофийских колдунов, некоторых сбрендивших волшебников пришлось вообще устранить с помощью кинжала наемного убийцы, иные маги с удовольствием соглашались работать вместе с Тайной канцелярией — им, видите ли, острых ощущений недоставало!
Недавно, к примеру, тайной службе удалось нейтрализовать одного из самых серьезных колдунов Стигии. Его имя известно на Закате — Тот-Амон, сын Мин-Кау, родом происходящий из Сухмета. Не спорю, этот знающий и умелый колдун не является слишком уж заметной персоной, но вся его беда в том, что Тот-Амон не ограничивает свою деятельность лишь магией, а вмешивается в политику. Почему? Наверное, ради собственного удовольствия. Достаточно вспомнить его аферу (к счастью, не удавшуюся) с наследницей зингарского престола, принцессой Чабелой. Или историю с заговором «Бога из чаши». Тогда (это случилось лет двадцать назад) неуемный стигиец нагадил в Нумалии. А его последняя авантюра, связанная с пиктами и аквилонским дворянином, авантюра, грозившая разрушить какой-никакой барьер между пиктскими варварскими землями и цивилизованной Аквилонией, стоящей на страже спокойствия всего Заката, вынудила меня и моего помощника графа Майля принять кое-какие меры. Собственно, из-за этой истории моя супруга Ринга, графиня Эрде, уже полгода сидит в Ианте Офирской, пережидая поднявшуюся в Черном Кругу Стигии бурю…
Департамент не слишком мудрил. Мы попросту (с помощью нанятых Рингой конфидентов) скомпрометировали Тот-Амона в глазах его приспешников из Черного Круга, а дальше стигийцы все сделали сами — у колдуна было отнято волшебное кольцо, в коем заключалась часть его силы, а сам он бежал на Закат и, растеряв большую часть могущества, попал в услужение к обычному аквилонскому дворянину. Интересно, каково сейчас приходится Тот-Амону? Несомненно, рано или поздно он придумает способ выкарабкаться из этой неприятной ситуации, но пока стигиец безопасен.
Магия, магия… Как говорит наш киммериец: «Врезал мечом по башке — и нет никакой магии!» Однако здесь, в Граскаале, «врезать мечом» не получится. Тем более, что жутковатая тайна, скрывающаяся возле пика Бушующих Ветров, не имеет к волшебству никакого отношения. Это что-то другое. Как правильно выразился Веллан, «Чужое». Впрочем, я бы не стал возражать, если бы Тот-Амон сейчас был на нашей стороне — Тотлант по сравнению с ним невежественный недоучка.
Я отодвинул опустевшую кружку, встал и выглянул в окно. Постепенно наползали синевато-голубые рассветные сумерки, небо на восходе чуть посветлело. В доме все спали. Конан, широко раскинувшийся на скамье, едва слышно похрапывал, Хальк зарылся с головой в меховой плащ, Веллан что-то шептал во сне… Фрам, разлегшийся на полу, причмокивал губами — наверняка гному снилось пиво.
Я похлопал себя ладонями по бокам — очаг прогорел и в доме стало холодать. Дров не осталось, лишь багровели угли, дававшие все меньше тепла.
Утро. Теперь уже не должно случится ничего особенного. Просыпающиеся ночью чудовища (которые, как утверждает Тотлант, в Пограничье не водятся) заснули, а дикие животные не подойдут к дому, в котором спит оборотень. Однако сейчас все проснутся, захотят поесть горячего, а за дровами никто идти не соберется. Так что я натянул подбитый мехом зимний тигеляй, забрал боевой топор Фрама (надеюсь, гном не обидится…) и пошел во двор.
Проведал лошадей — наши коньки спали стоя, мешки с овсом были почти опустошены. Вроде бы все лошади здоровы. Вот и отлично. А я отправлюсь рубить дрова.
Конечно, разрубать толстые поленья боевой секирой, выкованной в подгорных кузницах гномов, не совсем хорошо — не для того она предназначена. То есть, боевое оружие создано лишь для битвы. Однако дерево без особых усилий со стороны человека поддавалось острейшему металлу и вскоре возле моих ног громоздилась целая гора пригодных для сожжения в очаге полешек. Некоторое время я потратил на то, чтобы перетаскать дрова в дом, а затем долго раздувал очаг. Поставив на огонь котелок с водой, я сел и подумал о том, что лучшего способа согреться не найти — рубив дерево, я даже вспотел. Скоро надо будить честную компанию… Может, сейчас и начать? Правда, это чревато тем, что Конан запустит в меня сапогом, а Хальк будет пол-утра ныть: его, понимаешь, разбудили слишком рано, на улице холодно… Ну, и так далее.