Локнит Олаф Бьорн. Подземный огонь

   Гулко ударила в стену распахнувшаяся дверь — вошли Джиб и незнакомый мне высокий старик с пузатой кожаной сумкой через плечо. Очевидно, это и был обещанный лекарь.
   — Привел, — кратко доложил Джиб. — Где?..
   — Наверху, Эртель вас проводит, — я подтолкнул слабо сопротивлявшегося наследника короны в спину. — Давай, давай, топай. Эти двое мне нужны живыми. Я съезжу за Эрхардом и вернусь.
   — Вечно я за всех должен отдуваться… — недовольно проворчал Эртель и начал подниматься по шаткой лестнице, ведущей на второй этаж, к комнатам постояльцев. Я глянул ему вслед, убедился, что все в порядке, и выскочил во двор. Гром по-прежнему стоял возле крыльца и обрадованно заржал, увидев меня.
   — Вперед, приятель, — я забрался в седло и шлепнул коня по шее. — Дел у нас с тобой сегодня — как блох на бездомной шавке…
   Жеребец понятливо фыркнул и рысью поскакал через скопление лавок и палаток. Дом Мальто, старосты поселения Хезер, располагался всего через две улицы от Торговой площади, но добраться без задержек мне не удалось. В первый раз меня остановили туранцы, закутанные в теплые плащи так, что наружу только носы торчали, во второй раз — Стеварт. Вокруг распроклятых туранцев нам всем приходится бегать на цыпочках — иначе Пограничье останется без меди с тамошних рудников, а, что самое главное — без туранской пшеницы. У нас-то ничего толком не растет.
   Стеварта же приходится ублажать потому, что он глава нашего пока еще хлипкого купеческого союза. Я эту самодовольную рожу просто видеть не могу, но приходится сдерживаться. Не приведи Иштар, Стеварт обидится — и прощай, тонкий ручеек караванов от нас на полночь и к нам из Немедии…
   Никогда в жизни бы не подумал, что ради блага государства придется приносить такие жертвы — быть вежливым с какими-то купчишками. Сам себе становлюсь до отвращения противен, когда представлю, как я распинаюсь перед этими толстосумами. А Эртель еще издевается, спрашивает, чего это я в последнее время стал такой дерганый? Будешь дерганым, когда, прежде чем сказать хоть словечко, надо трижды подумать. Ему хорошо — он наследник. А я кто? Капитан оравы ни на что не способных разгильдяев, честно говоря…
   Впрочем, на одно дело они вполне способны. Пиво кружками хлестать, причем за счет казны. Ну ничего, закончится ярмарка, я им всем устрою веселую жизнь! Будут у меня бегать по горам как миленькие. В лепешку разобьюсь, но ни одна зараза в мире не посмеет пикнуть, что в Пограничье нет хорошей армии!
   Оказывается, по ярмарке уже успел пройти слушок, что где-то в горах прячутся варвары из Нордхейма, подкарауливающие бедных торговцев, возвращающихся с ярмарки. Я клялся всеми возможными богами, каких вспомнил, что никаких нордхеймцев в Пограничье нет и в помине, за исключением Эггвела-ванира, так он здесь живет уже лет двадцать. Торговцы, кажется, не слишком поверили.
   Стеварту я сказал правду — что дорога на Гиперборею здорово засыпана, и что на этой дороге я подобрал мальчишку-асира, чью деревню, похоже, разрушило недавнее землетрясение. Стеварт пожевал губами, поскреб в затылке и, вздохнув, предложил мне зайти вечером и распить с ним бутылочку-другую. Это означало, что старому лису позарез нужны сведения о дорогах и делах королевского двора. Придется, наверное, идти. Может, и я чего интересного узнаю, а вино у Стеварта хорошее…
   К счастью, я сумел быстренько разделаться со всей этой болтовней и выбрался с Торговой площади на более свободную улицу. Впрочем, какое там свободную! Пока я разговаривал с купцами, подошел еще один караван и теперь широкое пространство между домами занимали мохноногие выносливые лошадки, огромные сани, груженые до отвала какими-то мешками и бочками, суетливые погонщики и проводники, озабоченные владельцы товара и неизвестно откуда возникшие покупатели. Сделки заключались прямо на улицах и меня остановили еще пару раз, попросив быть свидетелем.
   К дому Мальто я добрался уже окончательно вымотанным и злым, как демон. Или как голодный волк. Последнее более смахивало на правду, потому что есть хотелось до невозможности.
   У ворот скучали двое стражников в потрепанных серых кафтанах гвардии Пограничья. Увидев меня, они враз подхватились и постарались вытянуться в струнку. Получилось неважно — одному мешало изрядное брюшко, второму — все время выскальзывавшее из руки копье. В другое время я бы устроил им за такой вид разнос по всей форме, но сейчас мне было некогда.
   — Король здесь? — мрачно спросил я, наклоняясь с седла. Стражники на воротах яростно закивали, наперебой подтверждая:
   — Здесь, здесь! У господина Мальто сидит, с купцами из Нумалии и господином летописцем из Тарантии…
   Я спрыгнул на землю, бросил поводья Грома тому из стражей, что торчал справа от створок, и прошел в низенькую калитку.
   Хороший дом у старосты Хезера. Мы во дворце живем куда хуже. Вечно дует из всех щелей, каменные полы хоть и красивые, но холодные, а в окна зимой снегу наметает. Недавно, правда, мы наняли гномов. Они подлатали крепость и построили пару новых хороших зданий, но там пришлось разместить гвардию — старые казармы грозили развалиться при первой же серьезной буре.
   В распахнутые двери конюшни я заметил нескольких ухоженных породистых лошадей и рядом с ними — костлявого серого конька, принадлежавшего Эрхарду. Значит, стражники ничего не напутали. Я поднялся на крыльцо в три ступеньки, потянул на себя медную ручку-кольцо и вошел.
   Внутри оказалось тепло и уютно. Меня никто не встретил, но из соседней комнаты доносились переговаривающиеся голоса и чей-то смех. Сидят, значит, и пиво, небось, пьют. А может и не вовсе пиво, а что получше… Один я мотаюсь туда-сюда, как неприкаянный, а все почему? Потому что мне всегда больше всех надо.
   Я еще раз пожалел себя, такого разнесчастного и замученного, а потом сунулся в комнату. Там было шумно и пахло едой, да не такой, какую подают у Ревальда, а гораздо лучшей. Вокруг тяжелого дубового стола расположились пять или шесть человек, громко переговаривавшихся между собой. Хозяин дома, Мальто, скромно приткнулся в уголке, а его жена обносила гостей пенящимися кружками. Когда она проходила мимо меня, я тоже прихватил себе одну. Только тут присутствующие наконец обратили внимание на меня и постепенно замолчали.
   — Всем удачного дня и больших прибылей, — я поднял свою кружку в приветствии. — Прошу прощения, но тут кое-что стряслось. Ваше величество, можно тебя на пару слов?
   Эрхард, король Пограничья, сидевший во главе стола, с явной неохотой поднялся с лавки. По виду это вроде ничем не примечательный человек средних лет, рано поседевший, с вислыми усами. Когда он задумывается, начинает их жевать, за что близкие и друзья над ним посмеиваются.
   А вот маленькие светлые глаза Эрхарда были не по возрасту ясными и проницательными. У нашего народа есть такое понятие — Взгляд Вожака. У Эрхарда был именно такой взгляд — и не хочешь, а смотришь. И побаиваешься.
   Рядом с королем сидел молчаливый строгий человек, напросившийся еще в Вольфгарде поехать с нами. Он явился ко двору Эрхарда седмицу назад, представился Евсевием Цимисхием, Хранителем путевых карт библиотеки аквилонского короля, и попросил разрешения поездить по стране — якобы для составления подробных планов наших дорог. Эрхард, посмотрев подорожные Евсевия и его дворянскую грамоту, позволил. Аквилонец некоторое время оставался во дворце, беседуя с королем и придворными (все рассказы Евсевий записывал в свою книжечку), а когда мы начали собираться в Хезер, отправился с нами. Он хороший человек, только заумный донельзя. Если в Тарантии все такие, то как там вообще жить можно?..
   Эрхард оценивающе посмотрел на меня, однако из-за стола поднялся, извинившись перед купцами и ученым аквилонцем.
   — Ну? — недовольно спросил он, когда мы вышли из теплого дома на посыпанное снежком крыльцо. — Что стряслось? Только давай побыстрее, я этих мерзавцев уже почти уломал привести к нам по весне пару лишних обозов. Еще бочонок — и они согласятся, а нам это обойдется за полцены.
   Вот такие мы в Пограничье бессовестные торгаши. Выгадываем, на чем можем. Там золотой, здесь два — глядишь, и наберем сотню-другую для пополнения казны, не увеличивая налогов и не обдирая вечно недовольных землевладельцев. Иногда мне кажется, что казна Пограничья — эдакое до жути прожорливое чудовище с бездонным брюхом. Сколько мы не ссыпаем в нее золота и серебра — ей все мало…
   Я единым духом выложил все свои новости. Эрхард внимательно выслушал, задумался и подергал себя за ус.
   — Где, говоришь, эти двое?
   — У Ревальда, на постоялом дворе. Я послал за лекарем и оставил Эртеля присматривать за порядком.
   — Возвращайся в «Приют», — решил Эрхард. — Я разберусь здесь и сразу же примчусь туда. Что-то мне все это как-то подозрительно…
   — Мне тоже, — честно признался я. Вообще-то я рассчитывал, что меня не погонят немедленно обратно, а позовут за стол, ну да ладно. Пускай Его величество сам обхаживает эту торговую братию. Не умею я вести заумные речи и никогда в жизни не научусь. Поеду лучше взгляну, как там мои спасенные.
 
   В «Последнем приюте» Ревальда тоже шумели. Отнюдь не маленький общий зал постоялого двора был забит приехавшими на ярмарку, так что я трудом протолкался к лестнице наверх. Своих гвардейцев я что-то не заметил. Впрочем, двое из них обнаружились возле двери в одну из жилых комнат. Остальные, как было объяснено, ушли на ярмарку — присмотреть, чтоб не случилось чего. Я мысленно удивился — мои бездельники что, начинают понимать, чем должна заниматься королевская гвардия?
   По комнате плавали ощутимые клубы жара. Ревальд приволок сюда все лишние жаровни и до отказа набил их углями, так что комната превратилась в раскаленную печку. На хлипкого вида кровати, сколоченной из тонких досок, лежал гном, а сидевший рядом лекарь увлеченно рылся в своей сумке, звеня какими-то флакончиками.
   Мальчишка-асир, закутанный во все теплые плащи и пледы, что нашлись в гостинице, полулежал на брошенном на полу тюфяке, возле исходящей теплом жаровни. Выглядел он уже намного лучше. Во всяком случае, когда я вошел, он разговаривал о чем-то с сидевшим на соседнем тюфяке Эртелем.
   — А где дядя? — поинтересовался Эртель, увидев меня.
   — У Мальто, с купцами треплется. Сказал — скоро придет, — я присел возле горячей жаровни и поглядел на оживающего от тепла мальчишку. — Ты как?
   — Живой, — несколько неуверенно ответил парень, точно сам до конца этому не верил. — Где мы?
   — В Хезере, на постоялом дворе «Последний приют», — объяснил я. — Вот этого типа зовут Эртель, меня — Веллан Бритуниец, почтенного господина лекаря…
   — Зевагер, — не отрываясь от возни с пузырьками, бросил лекарь.
   — Эйвинд из Райты, — назвался мальчишка. Потом скривился и еле слышно добавил, — из бывшей Райты.
   Мы с Эртелем недоуменно переглянулись. Ни он, ни я раньше не слышали такого названия, а вроде бы все Пограничье облазали сверху донизу…
   — Райта — это где? — немедленно уточнил любознательный Эртель.
   — Пять лиг отсюда через холмы, потом вверх по склону, держась на полуночный восход, — вяло объяснил Эйвинд. — Только ее больше нет…
   Я по-прежнему не мог разобраться. Землетрясением ее, что ли, разрушило, эту Райту?
   Лекарь закончил греметь своими склянками, встал и многозначительно посмотрел на меня. Этот намек я прекрасно понял — нужно выйти и поговорить.
   — Сейчас вернусь, — я с сожалением встал, оторвавшись от теплой жаровни.
   Старик ждал меня в узеньком коридоре и заговорил сразу, как только я вышел из комнаты. Голос у него был сухой и несколько желчный:
   — Мальчик будет жить. Он несколько дней шел через горы, устал и почти ничего не ел, но это поправимо. Дней через пять все будет в порядке.
   — А гном? — хорошо, что мальчишка выживет, но мне хотелось, чтобы и подгорный житель протянул подольше.
   — Умрет сегодня к вечеру, — коротко сказал Зевагер. — Я ничего не могу поделать, слишком большие ожоги. Удивительно, что он сумел дожить до сегодняшнего дня. Впрочем, подгорные карлики намного выносливее людей…
   — Что ж, спасибо и на этом, — вздохнул я. — Но поговорить-то с ним можно будет?
   — Поговорить — да, — кивнул лекарь. — Только побыстрее.
   Внизу загрохотали чьи-то шаги и по лестнице грузно взбежал Эрхард.
   — Совсем замучили, — пожаловался он. — Это не так, это не эдак, и треть доли вынь да положь им в карман! Кровопийцы… Ну, показывай, кого ты там откопал.
   — Пошли, — сказал я, открывая дверь и пропуская Эрхарда и пришедшего с ним аквилонца Евсевия вперед. Лекарь вошел следом за нами и снова уселся рядом с умирающим гномом. Эйвинд посмотрел на нас отсутствующим взглядом и уронил голову.
   Мы расположились вокруг кровати. Евсевий Цимисхий незаметным движением вынул из-за пазухи толстую книжечку для записей и короткое писло. Ишь, интересно ему…
   Гном лежал с закрытыми глазами, но, когда мы расселись, зашевелился и взглянул на нас. Нехороший у него был взгляд — затуманенный и какой-то рассеянный. Мне очень захотелось плюнуть на все и удрать отсюда — слишком уж сильно тут пахло смертью.
   Гном по очереди осмотрел всех нас, остановился на Эрхарде и полушепотом спросил:
   — Ты — правитель этой земли?
   — Да, — кивнул наш король. — Мне сказали, ты хотел поговорить со мной, почтенный? Я слушаю.
   Гном помолчал, собираясь с силами, потом заговорил, сначала медленно, а потом все быстрее:
   — Меня зовут Нори, сын Андвари из клана Фрерина. Нам принадлежат… принадлежали поселения под Граскаалем, по вашему счету — где-то в десяти лигах от перевала на Гиперборею. Недавно совет наших старейшин решил начать разработку одной очень древней шахты, заброшенной больше тысячи лет назад…
   Стоявший за мной Эртель так пыхтел мне в ухо, что пришлось толкнуть его, чтобы отодвинулся назад. Он даже не заметил.
   — …Об этой шахте ходило множество преданий, и во всех них повторялось предупреждение — не тревожьте то, что похоронено в ней. Еще ходили слухи, что в те времена, когда и Граскааля-то еще не было, в этом месте с неба упала огромная гора и утонула в земле, оставшись в ней навсегда. Однако Совет решил, что за столько лет любой злой дух, буде он действительно там обитает, давно умер или испарился. Но мы-то догадывались, что на самом деле движет Советом, — гном криво ухмыльнулся. — Возле этой шахты пролегает богатая и почти нетронутая золотая жила.
   Мда, выходит, правду говорят: «Гори весь мир огнем, а гном все равно полезет за золотом…» Неужели это они умудрились устроить давешнее землетрясение?
   Евсевий молча записывал слова гнома.
   — Мы начали разработку. Вначале все шло замечательно — мы вскрыли старые ходы, засыпанные много лет назад, и нашли вход в шахту. А потом… — Нори надолго замолчал, так, что мы встревожились — уж не помер ли? — …потом кто-то наткнулся на кусок блестящего и незнакомого нам металла, торчащий из цельной гранитной плиты. Металл походил на сталь лучшей выделки, но не был ею. Заинтересовавшись, мы принялись расчищать это место. Вскоре стало ясно, что найденный кусок — часть какой-то огромной металлической вещи, находящейся глубоко под землей…
   Мне показалось, что мы все перестали дышать. Я-то уж точно перестал. Словно мы слушали старую сказку, да только конец у этой сказки был плохой. Такой плохой, что дальше некуда. Аквилонский книжник аж рот раскрыл от изумления…
   — Нам удалось найти нечто, что могло бы служить дверью, ведущей внутрь этой штуки. Разумеется, мы попытались ее вскрыть. Мы сломали невероятное число инструментов, пытаясь взломать неизвестный металл, и после многих неудачных попыток она открылась.
   — А что было внутри? — еле слышно спросил Эртель.
   — Ничего, кроме смерти, — неожиданно резким и громким голосом ответил Нори. — Мы пробили отверстие в двери и из него хлынуло зеленое пламя. Не такое, как обычный огонь — холодное и прозрачное. Все, кто был в тот миг в старой шахте, погибли на месте. Зеленый огонь начал распространяться по пещерам, расплавляя камень и убивая всех, кто попадался на его пути. Началась паника, в суматохе перевернули бочки с маслом, они загорелись… Подземелье охватил пожар. Кто смог убежать от мертвенного зеленого света, попадал прямиком в бушующее пламя настоящего огня. Зеленый огонь добрался до штолен, ведущих наверх, и огромным фонтаном вырвался наружу. Нам не удалось загасить пожар и он по туннелям устремился на закат — к другим поселениям… Мне удалось выбраться на поверхность через брошенный рудник. Возможно, уцелел еще кто-то, хотя в это слабо верится… — голос гнома становился все тише, так что под конец мы едва могли разобрать, что он говорит.
   — Все беды мира — от гномов, — еле слышно буркнул Эртель. Нори, как ни странно, услышал его.
   — Наверное, ты прав, человек, — спокойно и даже как-то равнодушно проговорил он. — А мне было бы лучше погибнуть вместе с моими родичами. Наше любопытство привело к гибели не только наших подземелий, но и людских поселений… Будет справедливо, если вы сочтете, что во всем наша вина…
   Нори закрыл глаза, точно его больше не волновало, что будет происходить в этом мире. Зато Эрхард возмутился:
   — Чушь! Мало ли кто мог откопать эту вашу штуковину!
   Гном не ответил. Лекарь наклонился над ним, сделав нам знак молчать, пощупал жилу на шее и развел руками:
   — Все.
   Жуткий запах умирающего стал настолько невыносимым, что казалось — сейчас мы его увидим, эдакое вонючее черно-зеленое облако. Это ощущение длилось всего пару ударов сердца, а затем запах пропал. Точно и не было его никогда.
   Эртель облегченно вздохнул. Он, как и я, тоже чуял эту мерзость, и невольно обрадовался, когда она исчезла.
   Зевагер поднялся и начал собирать свои пожитки. Эйвинд заснул, привалясь к стене. Мы сидели и молчали, потом Эрхард встал и начал ходить по тесной комнатушке. Снизу доносились громкие голоса, звон кружек и визгливый женский смех.
   — Ну, и как будем выкручиваться? — наконец подал голос Эртель.
   — Скоро здесь будет не протолкнуться от гномья, — предположил я. — Куда мы их денем? А, командир? Ведь мы ж не можем указать им на ворота — сами договор заключали. О помощи и так далее…
   Командиром я зову Эрхарда по привычке. Собственно, он и есть мой командир — с того давнего дня почти шестилетней давности, когда я вошел в полуразвалившуюся столицу Пограничья и стоял посреди заросшего бурьяном двора, пытаясь сообразить, есть ли у них тут хоть какой-никакой трактир. Трактир — «Корону и посох» — я нашел довольно быстро, и там же наткнулся на невысокого типа с хитровато прищуренными глазками, в форме десятника пограничной стражи. А еще через пару дней я поступил на службу тогдашнему королю Пограничья, Невиллу. Потом было много всякого — и ночные скачки по разбитым дорогам, и грабившие страну шайки, и Бешеная Стая, и война с вольными кланами в закатных землях… А теперь еще и это!
   — Не о том думаете, — оборвал нас Эрхард. — Вы лучше прикиньте — если кто-то прознает о том, что гномы шуровали под горами и вызвали на свет Нергал знает что, чем все закончится?
   Тут и соображать долго не надо было.
   — Большим побоищем. Только нам против гномов в жизни не выстоять, — мрачно сказал Эртель.
   — Значит, никто и не должен знать, — подхватил я. — Было землетрясение, оно разрушило гномьи пещеры, гномы подались к нам — и весь разговор. Так?
   — Так, — согласился Эрхард. — А потому держите языки за зубами. Почтенный Зевагер?..
   — Я не глухой, Ваше величество, — сухо ответил лекарь. — И понимаю, что Пограничью война с гномами нужна также, как гадюка за пазухой. Я ничего не слышал.
   — А раз так — пошли все вниз, — предложил Эртель. — Этот парень дрыхнет, его и камнепадом не разбудишь. Посидим, может, и надумаем чего…
   — Почтенные месьоры, — вдруг заговорил доныне молчавший аквилонец, Евсевий Цимисхий, — Сей подгорный житель рек о некоем зеленом пламени, изникшем из найденного монолита. Вспомните минувшую ночь и случившееся после полуночи сколь предивное, столь и загадочное зарево в закатной стороне. Подстегни иноходцев твоей памяти, о король…
   Этот книжник всегда изъясняется чудовищно вычурным языком, от которого и меня и Эрхарда слегка мутит. Но сейчас король даже не скривился.
   — Митра, Бел и все боги небес! — у Эрхарда отвисла челюсть, — мы ж сами его видели вчера! Но… А, ладно! Евсевий, пойдем вниз, обсудим.
   Да, действительно, аквилонский мудрец прав. Недавним вечером, на половине пути к Хезеру, наш отряд встал на ночевку. И, когда луна начала заходить, над горами вдруг появилось светящееся зеленью облако, постепенно опустившееся на землю где-то далеко, за перевалом. Мы долго гадали, что это такое, но после решили — наверное, виделось небесное сияние, часто случающееся осенью и зимой. Но после рассказа Нори вчерашнее событие предстает в несколько ином свете. Постойте, но ведь Эйвинд вытащил гнома из шахты полных три дня назад, после пожара в гномьих подземельях… Почему свет опять появился, да еще и в другой стороне?
   Надо подумать на досуге. Однако голос разума мне подсказывает: гномы раскопали вещь, которую лучше было никогда не трогать…
   Мы накрыли умершего гнома снятыми с тюфяков слегка облезшими шкурами, подкинули в жаровни по нескольку кусочков угля и вышли. Лекарь распрощался и ушел по своим делам, не отказавшись, между прочим, от трех золотых немедийских ауреев, что я предложил ему за услуги. Одного стражника я отпустил, второго оставил в комнате — приглядеть за Эйвиндом. И пошел себе вниз по прогибающейся лестнице, думая, что надо бы намекнуть Ревальду починить ее, а то кто-нибудь обязательно свалится. И еще о том, что надо будет расспросить как следует этого Эйвинда из Райты, что там у них стряслось, и где мы сумеем разместить гномов из разрушенных подземелий. А еще о шумевшей на площади ярмарке, и о том, что в ближайшее время в Пограничье наверняка что-то случится и ничего хорошего сейчас ждать не придется…
   Невеселые, короче, были мысли. И чего, спрашивается, меня понесло проверять этот разнесчастный перевал?

Глава шестая
МОРАДДИН, ПЕРВЫЙ РАССКАЗ

 
   Немедия, замок Эрде. Бельверус, королевский дворец.
   Окрестности города Далем.
   28 день первой осенней луны.
   2-3 дни второй осенней луны. 1288 г.
 
   «…Тревожные предзнаменования, прошедшие мимо правителей королевств Заката, наконец проявились во всей своей пугающей силе. Первым местом их столкновения с людьми стала Немедия, а точнее — небольшие города и поселки, расположенные на полуночной границе и вдоль Желтой реки, что отделяет владения Немедии от земель Бритунии. Здесь же была сделана первая попытка противостоять надвигающейся с полуночи непонятной угрозе. Попытка оказалось безуспешной — рискнувшие встать на защиту владений Трона Дракона погибли, равно как и многие из числа сопровождавших их. Однако была в этом прискорбном событии и светлая сторона — наиболее дальновидные люди начали понимать, что опасность грозит не только их странам, но и всем землям, расположенным на закате…»
 
   Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства
 
   В створки дверей кабинета аккуратно постучали и я услышал знакомый голос:
   — Господин граф, Вестри опять залез на дерево в саду и теперь не может спустится…
   — Не может или не хочет? — я повернулся к двери, где стояла толстая пожилая женщина по имени Хейд, няня моих детей. — Почтенная, не беспокойся за него. Посидит и слезет.
   — Да, но он сидит на ветке уже с утра, милорд, — Хейд выглядела донельзя расстроенной. — Дело в том, что это дерево — зингарская груша. Плоды пока не созрели, а Вестри говорит, что подождет, пока груши не станут сладкими…
   — Значит, пускай сидит, — спокойно ответил я. — Осталось недолго. Седмицы две. А чем занимается маленькая Долиана?
   Долиана, Дана — это мой младший ребенок. Дочка. Ей сейчас всего восемь лет, но выглядит она гораздо старше, уже умеет читать и писать, а я учу ее аквилонскому языку, чтобы потом отправить в школу при главном храме Митры, в Тарантию. К сожалению, в нашей стране нет хороших храмовых школ, где девочек учили бы не только петь или танцевать, но и серьезным наукам. С Вестри проще — он, как только исполниться четырнадцать, отправится в знаменитую военную Академию в Бельверусе. Это уже решено, что бы там не говорила моя возлюбленная супруга.
   — К Долиане приехал учитель из столицы, — сообщила Хейд. — Они занимаются наукой исчисления.
   — Хоть кто-то ведет себя спокойно, — проворчал я. — Ладно, почтенная Хейд, ты можешь идти. И не беспокойся за Вестри — когда проголодается, слезет сам. Если пойдешь на кухню, скажи, чтобы мне принесли бокал сухого красного вина и холодного мяса.
   Хейд, хотя и была толстухой, передвигалась исключительно неслышно. Я даже не заметил, как она вышла из кабинета, оставив меня наедине с работой. Только моя собака — громадных размеров серый горский волкодав по имени Бриан, составлял сомнительную компанию. Впрочем, пес уснул и его было не слышно.
   Вот чего-чего, а работы никогда не бывает мало. Я посмотрел на утреннюю почту, доставленную из города, и понял, что разбирать бумаги придется до вечера. Все пакеты украшены большими государственными печатями или надписями, предупреждающими об абсолютной секретности. Два письма из Турана, одно аж от самого короля Зингары (и что понадобилось от меня старику Фердруго?), еще одно из Ианты и множество менее ценных пакетов от моих служащих…