подумает,что летит. Может, этого достаточно.
   – Тогда минутку, я узнаю у главного инженера. – Он связался с Инженерным и задал мистеру Скотту вопрос.
   – Одна десятая гравитации, на палубе шаттлов? Н’знаю, капитан Кирк, эт’ было бы сложновато. Конструктивные напряжения…
   – Мистер Скотт, конструкция «Энтерпрайза» должна выдерживать серьезные нагрузки – если только техосмотрами корабля не пренебрегали. Не это ли вы мне пытаетесь сказать?
   – «Пренебрегали»! Прошу прощения капитана!…
   – Так да или нет, мистер Скотт?
   – Ни, капитан, осмотрами корабля не прен’брегали. И да, капитан, сменить гравитацию – эт’ возможно.
   – Когда?
   – Через несколько часов, капитан.
   – Очень хорошо. Держите мисс Лукариэн в курсе, чтобы она смогла быть здесь, когда вы измените гравитацию.
   – Есть, капитан. Джим прервал связь.
   – Джим, спасибо, – сказала Линди. – Только я боюсь, что мистер Скотт не очень-то счастлив этим заниматься…
   Джим пожал плечами.
   – Это не твоя забота. Он просто не привык, чтобы его капитаном был «неопытный новичок». Кстати, на вечернее представление остались только стоячие места.
   – Ну? Уже? – Издав триумфальное восклицание, она вскинула сжатые в кулаки руки и крутанулась вокруг своей оси.
   – В любой момент может начаться спекуляция билетами, – усмехнулся Джим. – Может, следует побороться с ней, назначив еще несколько представлений?
   – Вам нужен театр побольше. – Она рассмеялась. – Да что ты, конечно, мы можем дать еще представления! Я же уже тебе говорила, мы привыкли выступать по два раза на дню. А потом, актер ничто так не любит, как когда его не отпускают со сцены.
   – Это хорошо. Это я объявлю в корабельных новостях.
   Линди свистнула и Афина подрысила к ней.
   – Джим, ты умеешь ездить верхом?
   – Конечно. Парень с фермы в Айове, все дела.
   – Хочешь прокатиться на Афине?
   Джим не сидел верхом с того последнего лета, что он провел на ферме.
   Винона держала небольшой табун ширских лошадей, – часть проекта охраны тех видов домашних животных, что были под угрозой исчезновения. Джим и Сэм изъездили на Землетрясении и Цунами всю округу, плавая на них в озерах и даже рыбача с них. На широкой спине крепкой ширской лошади было так хорошо устроиться жарким, ленивым днем. Серые пятнистые лошади стояли по грудь в испещренной солнечными пятнами воде и дремали, медленно помахивая хвостами и разбрызгивая ими воду.
   Джим согнул руку, исцарапанную котом. Пока что с животными мне на этом корабле не везло, подумал он.
   – Да, – сказал он. – Я хочу на ней прокатиться.
   – Давая, я тебя подсажу. – Потом садись так, чтобы коленями прижиматься к ее крыльям. – Она переплела пальцы там, где находилось бы стремя, если бы Афина была оседлана, и легко подбросила Джима на спину Афины.
   Джим почувствовал, как мышцы экираптора напряглись под ним; он на миг подумал, что она может понести, но Линди мягко положила руку ей на спину и повела ее шагом.
   У Афины был чудесный, перекатывающийся, мягкий аллюр. У Землетрясения, ширской лошади Джима, шаг был уверенный и сильный. Она была раза в три тяжелее Афины и на четыре ладони выше, – более двух метров в холке.
   Крылья Афины, вместо того, чтобы мешать, помогали, как крылья спортивного седла. Джим был рад, что можно хоть на что-то опереться, потому что балансировка на Афине была не похожа ни на какую другую, на любой другой лошади, на которой он когда-либо ездил.
   Афина побежала по кругу вокруг Линди. Джим, держась коленями, тронул пятками ее бока. Она прыгнула вперед, перейдя в кентер и при этом чуть не ссадив его с себя. Он ухватился за гриву. Она резко затормозила, и он чуть не перелетел через ее голову.
   – Ничего-ничего, попробуй снова. Только тихонько.
   Джим мягко сжал ногами бока лошади: шаг, рысь, галоп. Приноровившись
   к ее аллюру, он немного расслабился.
   – Ты прекрасно смотришься! – воскликнула Линди. – Родился в седле!
   Его колено заныло, но это было слишком здорово, чтобы остановиться. Ладно, подумал он, почему бы не дать колену отдых?
   Джим оперся руками о холку Афины. Затем поколебался, думая, – а не
   собираюсь ли я свалять первейшего дурака во Вселенной?…
   – Небыстро и ровно, Афина, – сказал он, более для того, чтобы успокоить себя, чем в надежде, что она его поймет.
   Он толкнулся, и встал коленями на ее спину. Снова он помедлил,
   приноравливаясь к покачиванию кентера. Он мог видеть белок глаза лошади; а ее уши нервно прядали. Джим нагнулся вперед, утвердился плечами на ее холке, и оттолкнулся ногами.
   Он балансировал в стойке на плечах, вниз головой, и перья задевали его лицо, а Афина скакала ровно по кругу.
   Джим опустился обратно. Афина перешла в рысь, затем на шаг, и остановилась.
   – Фантастика! Как ты это сделал?
   Джим потер плечо.
   – Я не уверен был, что вспомню, как это делается. Прошло много времени с тех пор, как я это делал.
   – Ты меня научишь?
   – Если хочешь. – Он вдруг решил перейти к волновавшей его теме. –
   Линди, можно, я тебе кое-что покажу? Кое-что, связанное с «Энтерпрайзом»?
   – Конечно.
   Турболифт принес их с палубы шаттлов в основной корпус корабля. Дверь дендрариума скользнула в сторону, открываясь. Они шагнули его густое, сырое тепло.
   Линди удивленно вздохнула.
   Это место обустроил кто-то с неплохим эстетическим вкусом, потому что, хотя растения, росшие бок о бок, происходили со многих планет, их комбинации были гармоничны. Тут знакомые очертания маленькой яблони акцентировали чудную глыбу дельтанского каменного кактуса; там вулканское ползучее растение, разросшееся благодаря сравнительно щедрому поливу, было все усыпано прекрасными синими цветами. На Вулкане оно цвело, может, раз в сотню лет.
   – Это невероятно, – сказала Линди.
   – Это не слишком-то легко, выращивать вместе так много различных
   растений, – сказал Джим. Он знал о некоторых проблемах такого рода от Сэма и Виноны. Для этого надо устроить настоящее жонглирование окружением. В некотором смысле, это даже сложнее, чем ужиться людям различных культур, – различных планет.
   – По крайней мере, люди могут говорить друг с другом, – сказала Линди.
   – Некоторые. Иногда.
   Они двинулись по дорожке, прошли под гигантским плакучим
   папоротником, под толстым хвойным растением с раскидистыми ветвями. Перистые плети покрывали землю своими упругими спиралями. Густой, влажный воздух пропитал здесь все своей влагой. Джим подумал, – пойти бы с Линди под руку, но он не был вполне готов к тому, чтобы взять ее за руку… рискнуть отпором… или приятием?
   Ограда дорожки сузилась и повернула. Джим повел Линди в другом направлении, совсем без дороги. Он внимательно слушал и смотрел, а не прошел ли тут кто-нибудь незадолго перед ними. Он не хотел испугать кого-нибудь, выскочив на них без предупреждения. Но он не слышал других голосов, кроме его и голоса Линди. Они были одни.
   – И насколько он велик?
   – Меньше, чем кажется, – меньше, чем палуба для шаттлов. Но переборки не видно из-за деревьев, так что парк кажется большим.
   – А куда мы идем?
   – Это сюрприз.
   Он увидел это место прямо перед ними. В нем даже земные деревья
   выглядели чужими, потому что их ветви росли в странных и неожиданных направлениях. Джим подвел Линди к краю участка. Ветви деревьев полностью окружили сферическое пространство в пять или шесть метров в диаметре.
   Джим подался вперед, в пустое пространство. Он скользнул через нуль-грав узел, на той его стороне сорвал, кувыркнувшись в воздухе, ветку темно-лиловой сирени, и оттолкнулся ногами в обратном направлении, к Линди. Он прекрасно все рассчитал, остановившись на расстоянии вытянутой руки от нее, все еще паря в невесомости. И протянул ей сирень.
   – Джим… спасибо. – В невесомости соцветие сирени выросло круглым,
   против обычной кисти. Линди вдохнула ее сильный запах.
   – Это одна из тех гравитационных аномалий, о которой я тебе говорил.
   Хочешь попробовать? Сначала двигайся медленно – требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этому. – Он внезапно испугался, а не допустил ли он неприятную ошибку, поскольку многие люди находили их первые минуты в свободном парении не столько восхитительными, сколько неприятными. А кое-кто так никогда и не привыкал к невесомости.
   Линди шагнула в невесомость, оттолкнувшись и крутанувшись одновременно. Она нагнула голову и подтянула колени вверх, плавно крутясь, как ныряльщик, затем вытянулась, чтобы замедлить вращение. Через три оборота сила трения о воздух остановила ее.
   – Это как трапеция, только лучше! – сказала она. Ее медленно отнесло к дальней стороне сферы, где она оттолкнулась о ветку в направлении Джима.
   Он встретил ее, поймал за руки, и завертелся вместе с ней вокруг
   геометрического центра сферы. Она нырнула в сторону, затем скользнула вокруг него, будто они плавали в воде, ухватилась за ветку в дальнем конце просвета и остановилась. Она смеялась. Джим, глядевший на нее не отрываясь, свободно парил в воздухе.
   – Сказать что, Джим? – порывисто спросила Линди
   – Да? – Джим расслышал вопросительный тон ее голоса, и его сердце забилось сильнее.
   – Что ты обычно делаешь, когда… – она заколебалась. – Когда ты чувствуешь, что тебе близок кто-то, с кем ты работаешь? То есть, когда ты хочешь, чтобы ты чувствовал, что он тебе близок, но… – Она расстроено выдохнула. – Ты понимаешь?
   Он надеялся, что да, но не был в этом уверен.
   – Ну, когда как, – сказал он. – Я думаю, что это плохая идея – позволить себе увлечься подчиненным…
   – Но у нас в компании нет подчиненных.
   – … но если, скажем, это кто-то, не зависящий от твоего командования… – Он умолк, когда до него дошло то, что она сказала. – В компании? – запнувшись, спросил он.
   – Да-а, – Линди пожала плечами, она выглядела смущенной. – Со мной
   раньше такого не случалось. То есть, конечно, когда я была ребенком, у меня были свои глупые приступы детской влюбленности… и позже, если мы подолгу задерживались в одном месте, бывало, я встречала кого-нибудь… – Она улыбнулась. – И иногда мне так хотелось зацепить Марцеллина, да только он ужасно уклончивый и близко никого не подпускает.
   – Линди, – сказал Джим, чувствуя себя смущенным. – Лучше бы тебе выражаться немного более ясно насчет того, о чем именно ты хочешь меня спросить.
   – Мне кажется, – сказала она, – что я влюбилась в Стивена.
   – В Стивена! – Джим почувствовал быстрый укол ревности, ревности, на которую, он знал, он не имел права, затем на него нахлынула зависть, и, наконец, – недоверие. – В Стивена! Линди, мне нет дела, насколько уклончив Марцеллин, но рядом с вулканцем тебе покажется, что он просто слегка кокетничает.
   – Стивен… – сказала она, – он другой.
   – Может, а может, и нет. Но мистер Спок сказал, что Стивен ищет эмоционального опыта. Может, ты… просто еще один его эмоциональный опыт.
   – Это нечестно! – сказала она. Я же сказала, что это явлюбилась в него… Я пыталась решить, говорить ему что-нибудь или нет.
   Джим чувствовал себя так, словно его оттолкнули, и даже не мог
   утешиться тем, что у него хотя бы был шанс высказаться. Он чуть было не заговорил с Линди о своих чувствах, но гордость заставила его смолчать. Пытаясь придумать, что еще сказать, он завел разговор об этике.
   – Это не так-то просто, – сказал он. – Ты, в конце концов, менеджер, с
   ответственностью и властью, которой другие не имеют. Если Стивен ответит на твое чувство взаимностью, тебе нужно будет следить за тем, чтобы не развести фаворитизм. Если нет – тебе нужно быть осторожной, чтобы не использовать свое положение против него…
   – Я бы не стала! – сказала она, шокированная и задетая.
   – … а если вы сойдетесь, а потом последует разрыв, – это самое сложное.
   Ему хотелось, чтобы она обвинила его в том, что он из ревности пытается повлиять на ее чувства к Стивену. По крайней мере, тогда она признала бы, что у него есть какие-то чувства по отношению к ней. По крайней мере, она бы заметила.
   Линди задумчиво кивнула.
   – Я понимаю, о чем ты.
   Да и я тоже, уныло подумал Джим. Теперь, когда я прочитал Линди
   лекцию о том, как себя вести, и когда я отвергнут, мне придется проверить, смогу ли я последовать своему собственному совету.
   Линди посмотрела на него и улыбнулась.
   – Спасибо, Джим. Я признательна за твой совет. С тобой легко говорить. Я теперь чувствую себя намного уверенней.
   Джим чувствовал себя намного подавленней.
 

Глава 9

 
   Маленький театр на рекреационной палубе был уже почти полон. Джим
   попытался отнестись к зарезервированному для него месту в первом ряду как к любезности, но чувствовал себя там как на сцене.
   Шум и гам разговоров усилился. Джим мог разобрать отдельные фрагменты: ожидание, смех, любопытство.
   В помещение вошел коммандер Спок. Тени подчеркивали угловатые черты
   его лица.
   Он занял предусмотренное для него место рядом с Джимом. Он сидел, прямой и подтянутый, положив руки на колени, с совершенно нейтральным выражением лица. Джим с любопытством посмотрел на него.
   – Коммандер Спок.
   – Капитан.
   – Я не знал, что вулканцы проявляют интерес к легкомысленным развлечениям.
   Спок выгнул бровь.
   – У меня было впечатление, капитан, – сказал он, – что вы отдали приказ прийти.
   – Что? Нет, конечно. Откуда вы взяли?
   – Из вашего объявления, капитан.
   Джим попытался припомнить, что он говорил. Он никому не приказывал
   прийти. Но и не подумал о том, чтобы подчеркнуть, что посещение спектакля – дело добровольное. Он должен был помнить, что команде и офицерам нужно время, чтобы к нему попривыкнуть. Они могли и подумать, как Дженис Рэнд, что он – поборник строжайшей дисциплины, который ожидает, что они все станут принимать какие-то намеки, какие-то его случайные слова за приказания, которые нельзя нарушить.
   – Коммандер Спок, когда я отдаю прямой приказ, я ясно даю понять, что это – прямой приказ.
   Спок остался сидеть.
   – Это означает, что вы можете не оставаться, – сказал Джим.
   – Это прямой приказ, сэр?
   – Нет, это не приказ.
   – В этом случае, я останусь. Мне любопытна профессия мисс Лукариэн.
   Возможно, я неверно судил о ее характере. Я бы хотел посмотреть представление.
   – Ну тогда, конечно, смотрите.
   – Спасибо, капитан. – Спок обвел взглядом театр. – Хотя я бы предпочел
   получить место в задних рядах. Таким образом, я бы мог наблюдать как за актерами, так и за аудиторией.
   – Почему бы вам просто не расслабиться, мистер Спок? – спросил Джим. – Вы сможете пронаблюдать за аудиторией на втором представлении.
   Если Спок и понял, что Джим шутит, он этого никак не показал.
   – Превосходное предложение, – сказал он. – У людей столько изящных и противоречивых представлений. Очень интересно исследовать их в необычных условиях. Вам известно, капитан, что отделения Общества Плоской Земли появились уже на нескольких планетах, колонизированных людьми?
   – Нет, это мне не известно. – Джим пытался понять, а не дурит ли его Спок, но это казалось слишком не в его характере. – Но я не понимаю, как вы связываете водевильное представление с поверьем, что Земля плоская.
   – Не само представление – магию. Магию использовали для обмана, для внедрения веры в сверхъестественное…
   – Мистер Спок, – сказал Джим немного резковато. – Это развлечение, а не заговор. Вы что, ждете, что Линди с компанией устроит спиритический сеанс? Чтобы помочь вам – конечно, за соответствующую плату, – вызвать дух вашей почившей двоюродной бабушки Матильды?
   Огни рампы мигнули. Гул голосов начал утихать. Спок посмотрел на Джима, почти что нахмурившись.
   – Откуда вы знаете, капитан, что у моей матери была покойная ныне тетя, которую звали Матильда?
   – Я… – Джим хотел было сказать, что у него и вообще у половины взрослых людей, которых он знал, были двоюродные бабушки по имени Матильда; это было очень популярное имя два поколения назад. Но вместо этого он ухмыльнулся. – Магия, полагаю.
   Огни снова мигнули. Аудитория притихла.
   Как только огни совершенно погасли, и Джим стал ожидать выхода Линди
   на сцену, он снова задумался о своих к ней чувствах. Он прочел ей лекцию по этике; сейчас ему придется проверить, как он может следовать своим собственным правилам.
   С тех пор, как он показал ей нулевой гравитационный узел, он был
   постоянно занят; и она тоже была занята. Он едва видел ее: пару раз – махание рукой через всю столовую. Укол сожаления, что ее улыбка значила не больше, чем «Привет, приятель». Вспышка ревности (тут же взятой под контроль), – когда он увидел, как Стивен дотрагивается до ее руки.
   Джим снова, – не в первый раз – пожалел, что рассказал ей о Гиоге, о тех нескольких ужасных минутах в спасательной шлюпке. Ему казалось почему-то, что, если бы он не рассказал ей, она бы теперь относилась к нему по-другому.
   Ей не нужно еще одного, о ком следует заботиться, подумал он. Ей нужен кто-то надежный, кто-то, на кого она с уверенностью сможет опереться. Даже если ей этого и не потребуется, она просто будет знать, что, если что, то она сможетна него рассчитывать…
   И я тоже, если бы я даже никогда не стал этого делать, – просто знать, что я могу…
   Но он знал, что у него такого человека нет.
   Что ж, и это неплохо, решил Джим. Хорошо, что я не сказал ей о своих чувствах. Даже если бы я ей все рассказал, даже если бы она ответила мне взаимностью, – все закончилось бы точно так же, как с Кэрол. Хорошо, что Линди не поняла, что я пытался ей сказать.
   А, может, и поняла, подумал он. Может быть, она все прекрасно поняла, но не захотела полюбить кого-то, кто побудет немного с нею, а затем уйдет.
   Голубое пятно света вспыхнуло на середине сцены. Амелинда Лукариэн – больше не «Линди» – смотрела в зал, молча, отстраненно, даже мрачно. На ней был серебряный костюм, отблескивающий множеством других цветов. Джим бы поклялся, что сцена до этого была пуста, даже когда померкли огни рампы. Амелинда просто появилась там, – словно силой магии. Интересно, как же она это сделала, продумал он.
   Ты начинаешь думать как вулканец, тут же сказал себе Джим. Последуй своему совету: откинься на спинку кресла и наслаждайся представлением.
   – Досточтимые члены экипажа звездолета «Энтерпрайз». – На сцене
   голос иллюзиониста обрел глубокий и сильный тон, от которого по спине Джима даже прошел холодок. – Добро пожаловать на первое межзвездное представление Классической Водевильной Ворп-скоростной компании. Меня зовут Амелинда, и я волшебница. Я покажу вам иллюзии – или саму реальность. Вам судить, что из двух.
   Она выхватила из воздуха поблескивающий предмет. По публике пронесся
   удивленный гул. Прозрачный голубой диск поймал луч света, сконцентрировал его и снова послал в пространство.
   – Народ с Тау Цети Два – настоящие минералогические виртуозы. Они
   изготовляют свои деньги из чистого сапфира, – сказала Амелинда. – Драгоценные камни покоряли воображение мыслящих существ с доисторических времен, – и кое-кто даже считает, что драгоценные камни обладают своей собственной силой, силой, превосходящей воображение.
   Она подняла сапфировую монету над головой, схватила ее другой рукой, – и та исчезла.
   – Мой папа, бывало, говорил мне, – «с дураками деньги врозь», – сказала Амелинда. – Но вы же знаете, какими капризными порой бывают дети. Я ему на это отвечала… – Она потянулась вверх и выхватила новую монету из ничего.
   Джим обнаружил, что он аплодирует вместе со всей остальной аудиторией, – за исключением, он заметил, коммандера Спока.
   Спок наклонился вперед, внимательно глядя на сцену. Между его бровями
   залегли две вертикальные складки. Затем, почувствовав на себе изучающий взгляд Джима, он расслабился и выражение его лица стало таким же бесстрастным, как прежде.
   Аплодисменты затихли. Все замерли в ожидании.
   – Это, конечно, – сказал Спок ровным голосом, – та же самая монета.
   Джим бросил на коммандера косой взгляд. Амелинда поколебалась – но
   так недолго, что Джим не был уверен, что она вообще что-то слышала.
   – Это мне было на руку, мои магические деньги, как называл их папа, – сказала Амелинда, – когда я была маленькой. В школе был один хулиган, который отбирал деньги у тех, кто слабее. Когда бы он ни пытался стянуть мою монетку, она исчезала.
   Она потянулась за второй монетой; как и первая, она исчезла у нее из руки.
   – Монета по-прежнему у нее в руке, – сказал Спок.
   – Коммандер Спок! – прошептал Джим.
   – Да, капитан? Никаких следов фазерной или транспортаторной дематериализации. Следовательно, монета должна быть по-прежнему в ее руке. Если только, – сказал Спок задумчиво, – это не голографическая иллюзия.
   – Коммандер, заткнитесь. Это – прямой при…
   – Свет, – сказала Амелинда.
   Джим поднял глаза. Амелинда стояла на краю сцены, глядя вниз. Ее
   тяжелые переливающиеся волосы блестели, они были до плеч по обоим сторонам лица, и до пояса – на спине.
   Зажглись огни рампы.
   – Коммандер Спок, – сказала Амелинда, прекрасно владея голосом, – не будете ли вы столь любезны повторить ваш комментарий так, чтобы все остальные могли вас слышать?
   – Я сказал, что монета – либо голограмма, либо она по-прежнему у вас в руке, – сказал Спок.
   – Голограмма? Это было бы надувательством. – Она протянула вперед раскрытую ладонь. – И монеты у меня в руке нет.
   – В другойруке, – сказал Спок.
   – Ни в той, ни в другой, – Амелинда вытянула другую руку, открытую и пустую.
   Спок поднял бровь.
   – Везет нам, да? – сказала Амелинда. – А если бы я родилась на Тау Цети Два, и была бы одним из ее восьмируких обитателей… «Монеты нет у меня в руке, и в этой руке нет, и в этой…» Мы бы полночи это слушали.
   Аудитория рассмеялась вместе с ней.
   Она снова протянула руку к Споку.
   – Я обычно вызываю попозже добровольца, но, раз уж вам так не терпится, коммандер Спок, вы можете мне помочь прямо сейчас.
   Спок поднялся со своего кресла и вспрыгнул на сцену.
   Амелинда посмотрела на Спока с улыбкой, признавая в нем достойного оппонента.
   – Так вы утверждаете, что у меня только одна монета.
   – Я сказал, что оба раза вы выхватили из воздуха одну и ту же монету, – сказал Спок.
   – Я не порицаю вас за то, что вы так думаете. Ведь воздух так бесплотен. Интересно, что можно найти в более плотных субстанциях? Держите руки ладонями вверх.
   Спок повиновался. Потянувшись к его левому уху, Амелинда достала монету и уронила ее, сверкающую, в протянутые руки Спока.
   Аудитории это понравилось. Джим засмеялся, под впечатлением от смелости Амелинды, пригласившей вулканца посмотреть на ее иллюзии с близкого расстояния. Амелинда тем временем выхватила монету из-за правого уха Спока. Одну за другой, она начала доставать монеты из-за ушей Спока и ронять сапфировые диски в его руки, до тех пор, пока не осталось никаких сомнений по поводу, не голограммы ли это. Каждый кристалл ударялся о другие с высоким, чистым звоном. Спок смотрел на них в замешательстве.
   – И всего-то ничего, потому что из воздуха, – сказала Амелинда. Затем она вспыхнула. – Простите, – сказала она, в первый раз немного утратив свое сценическое хладнокровие. – Дешевая шутка.
   Спок пытался удержать в руках все монеты, но одна все же выскользнула у
   него из рук, покатилась по сцене и исчезла в тени. Не обратив на нее внимания, Амелинда начала зачерпывать монеты из рук Спока и бросать их в зал, пока Спок снова не остался с пустыми руками.
   – Теперь они попали в хорошие руки, – сказала Амелинда, – и даже я не могу заставить их вернуться.
   Зал взорвался рукоплесканиями. Амелинда низко поклонилась. Ее волосы
   упали вперед, почти достав пол. Когда она снова выпрямилась, они были отброшены назад, словно темный, переливающийся плащ.
   Спок двинулся к своему месту.
   Иллюзионист остановила его.
   – Не так быстро, – сказал она. – У меня еще есть задание для моего добровольца.
   Появились Чеснашстеннай и еще один фелиноид; они толкали перед собой
   большой ящик. Четыре его стороны были из прозрачного стекла, филигранно переплетенного и вставленного в раму. Ассистенты крутанули ящик и остановили его на середине сцены.
   Амелинда открыла его и слегка постучала по его твердой внутреней поверхности волшебной палочкой. Откуда взялась палочка? – подумал Джим.
   – Пустой ящик. – Амелинда взмахнула над ним своей палочкой. – Он установлен высоко над полом, в нем нет ни потайных выходов, ни электроники. Мистер Скотт!
   Амелинда взмахнула рукой. Луч прожектора высветил ячеистый диск, который до той поры висел, невидимый, в тени над сценой.
   – Не будете ли вы столь любезны объяснить назначение этого устройства?
   – Да, – сказал Скотт. – Это транспортаторный щит. Ни один транспортатор не может работать вблизи этого маленького устройства.
   – А само оно работает?
   – Я сам его настроил, – сказал Скотт.
   – Благодарю вас. Доктор Маккой!
   Маккой тоже поднялся на сцену и встал рядом со Скоттом.
   – У вас с собой трикодер, доктор Маккой?