Флотский состав последовал его примеру. По амфитеатру разносились завывания, пронзительные крики и топот ног директорской команды. Овация – в полную силу – продолжалась несколько минут. Даже мистер Кокспер выглядел ошеломленным; затем он принял аплодисменты. Он слегка и несколько напряженно поклонился своим новым поклонникам.
   Маккой что-то сказал, но шум совершенно заглушил сказанное.
   – Что? – крикнул Джим.
   – Никогда нельзя недооценивать мятный джулеп! – закричал в ответ Маккой.
   Мистер Кокспер, высоко неся голову, все еще в образе, покинул сцену. За кулисами, однако, он принял невозможно чванный вид.
   Аудитория вызывала его на сцену добрую дюжину раз, прежде чем крики начали затихать.
   Директор упал на одно колено перед Джимом Кирком.
   – Сможете ли вы простить меня, капитан?
   – Конечно, – сказал Джим. – А… за что?
   – Я подвергнул сомнению ценность вашей цивилизации. Это было в высшей степени несправедливо! Теперь мне ясно, что я глубоко заблуждался, я не понимал вашей культуры; я по-прежнему не вполне могу примириться с колдовством, но, возможно, позже вы окажете мне честь, объяснив, почему вы позволяете его. Пока что же, я не смогу вести разумную беседу. Мой разум переполнен чувствительностью, глубиной чувств, совершенным мастерством актера! Капитан, – как вы думаете… возможно ли это…вы бы не могли представить меня?… – Переполненный эмоциями, директор снова подпрыгнул, и начал завывать и голосить, пока мистер Кокспер не появился снова и не поклонился еще раз.
   Когда начали выходить другие актеры, каждому из них достались долгие и продолжительные аплодисменты, как от персонала «Энтерпрайза», так и от флотских. Директор сам руководил овацией. Это было как будто он прозрел и теперь надеялся загладить свое равнодушие, которое проявлял в течение последних двух часов.
   Когда директор и его люди наконец отпустили актеров, Линди чувствовала себя радостной, но в то же время смущенной. В ушах у нее звенело.
   Похоже, мне многое предстоит узнать об инопланетных зрителях, подумала она.
   Через несколько минут Джим появился за кулисами в сопровождении директора, его свиты и пленной Коронин. Директор двинулся прямиком к мистеру Коксперу. Он опустился перед актером на колени, – на оба колена, заметил Джим.
   – Сэр! Я потрясен, я благоговею! Никогда еще представление не производило на меня такого впечатления!
   И потрясенный директор продолжал все в том же духе несколько
   минут. Кокспер сначала издавал звуки, долженствующие означать скромность, но в конце концов сдался перед искушением обратить внимание на некоторые тонкости своего представления, на особо умный и подходящий подбор слов.
   – Поправь меня, если я ошибаюсь, – прошептала Линди Джиму, наблюдая за обменом мнениями между актером и директором. – Им страшно не понравились все мы, но понравился мистер Кокспер?
   – Насколько я могу сказать, – да, что-то вроде этого.
   – Сэр, – сказал директор, – не снизойдете ли вы до того, чтобы быть представленным ко двору нашей императрицы? Она широко известна как покровитель искусств. Наибольшее удовольствие ей доставляет вознаграждать актеров, которые доставили ей удовольствие.
   Линди прилагала все усилия, чтобы сохранить спокойствие.
   – Полагаю, я смогу найти время, – сказал мистер Кокспер.
   – Директор, – сказал Джим. – Я бы хотел представить вам Амелинду
   Лукариэн, управляющего компании, а также мага.
   Линди удалось справиться с душившим ее смехом. Она протянула директору руку.
   Он отпрянул назад и сделал перед собой отметающий жест.
   – Не прикасайся ко мне, ведьма!
   – Что? Ведьма? – Линди начала было снова смеяться, затем посерьезнела, когда поняла, что он говорит совершенно серьезно. – Я не ведьма! Я иллюзионист! Я же вам это сказалаперед началом моего представления.
   – Как умно: скрыть ваши дьявольские силы под маской обмана!
   – Я иллюзионист!
   – Я вам не верю. Никто не может сделать того, что вы делали, без помощи потусторонних сил. Никто не может ускользнуть из оков, и запертого ящика, поднятого над землей…
   – Это был просто фокус.
   – Вы лжете!
   – Минуточку!…
   Джим начал опасаться, что ситуация выйдет из-под контроля. Он вмешался в разговор прежде, чем эти двое могли наговорить друг другу новых оскорблений.
   – Линди, почему бы тебе не показать директору, как ты делаешь одну из своих иллюзий? Например, трюк с ускользанием из ящика?
   – Я потратила на него месяцы! Я не собираюсь выдавать свой секрет! Да это и запрещено.
   – Явные извороты ведьмы, – сказал директор.
   – Ну, не можете же вы на самом деле верить в колдовство! Только самая темная деревенщина…
   Джим вздрогнул.
   – Линди! Э… директор, извините, мы на минутку.
   Коронин, в окружении телохранителей директора, с радостью смотрела на происходящее. Свара между командующими офицерами была даже лучше, чем свара в простой публике.
   Джим отвел Линди в сторону и что-то горячо ей втолковывал в течение
   нескольких минут. Она вернулась, глядя сердито.
   – Я покажу вам, как я делаю трюк с исчезновением из ящика, – сказала она директору. – Но только вам придется поклясться, что вы никому не расскажете.
   – Если в этом нет колдовства, я поклянусь. Иначе я оглашу вас ведьмой.
   Линди что-то пробормотала себе под нос.
   – Идемте со мной.
   Директор обернулся к мистеру Коксперу.
   – Досточтимый сэр, прошу вас меня извинить на минуту. Когда я вернусь, я выпишу вам визу, позволяющую находиться в нашем пространстве, и мы уладим все остальное, что касается вашего визита.
   Линди направилась к складу реквизита. Телохранители вместе с Коронин двинулись за директором.
   Линди остановилась.
   – Это не публичная демонстрация. Я сказала, что покажу вам.
   – Мои телохранители пойдут со мной, – сказал директор совершенно ровным голосом, – и мы не можем оставить предателя без стражи. – Он подумал. – Если вы так хотите, я завяжу ей глаза. – Он перекрутил ее вуаль и обернул ее вокруг ее глаз. Коронин попыталась увернуться, но стража придержала ее.
   Линди расстроено выдохнула и отбросила в сторону занавеску. Когда Джим попытался войти, она остановила его.
   – Э-э, Джим, ты останься здесь.
   – Но ты же не можешь пойти туда с ними, – вдруг директор снова выйдет из себя? Вдруг он на самом деле решит, что ты колдунья?
   – Это смешно. И ты не войдешь. Там и так уже полно народу.
   – Я не могу оставить тебя с ними одну.
   На этот раз она сердито уставилась на него.
   – Ладно, если ты так хочешь. – Она огляделась вокруг. – Мистер Спок!
   Спок подошел.
   – Да, Линди?
   – Вы не пройдете со мной? Джим считает, что мне нужен телохранитель.
   – Минутку, – сказал Джим. – Почему это ему ты покажешь трюк, а мне нет?
   – Потому что он уже знает, как это все делается.
   Она исчезла в складском помещении, Спок за ней, и занавесь упала прямо перед лицом Джима, оставив его кипеть от возмущения.
   Для демонстрации, похоже, требовалось куда больше времени, чем для показа самой иллюзии. Он уже почти совсем решился вломиться внутрь, чтобы удостовериться, что все в порядке, когда занавесь открылась и все вышли. Коронин подняла скованные руки и стянула с глаз повязку.
   – Ну как, убедились? – спросил Джим директора.
   – Она не ведьма, – сказал директор. – Трюк, который она мне показала – это просто детская игра. Я бы немедленно ее разоблачил, но я пришел смотреть на представление, а не на обман. Да это любой может делать!
   Джим видел, что Линди была готова взорваться, и даже Спок поднял бровь и посмотрел на директора.
   – Ну, теперь, когда тут все устроилось, – сказал Джим, прежде чем кто-то еще мог сказать хоть слово, – не стоит ли вам закончить ваши дела с мистером Кокспером?
   – Прекрасное предложение, – Он посмотрел на Линди. – Детская игра, – сказал он снова. Он резко отвернулся и ушел, его свита поспешила за ним.
   – Я так и знала, что он это скажет! – сказала она. – Мистер Спок, я же вам говорила, что они всегда это говорят?… – Она закрыла лицо руками. Ее волосы свесились вперед, а плечи затряслись.
   – Линди, – мягко сказал Джим. – ну, Линди, все же в порядке. Ему просто надо было спасать лицо…
   Она бросилась в складское помещение.
   Джим посмотрел на коммандера Спока.
   – Вы как думаете – с ней все в порядке?
   – Я не знаю, капитан. У меня весьма ограниченный опыт в отношении эмоциональных всплесков.
   И тут Джим услышал взрывы хохота, доносящиеся со склада реквизита. Он начал хихикать. И двинулся к Линди. Под озадаченным взглядом коммандера Спока они начали смеяться вместе и хохотали, пока из глаз у них не потекли слезы.
   Спок взвесил сходства и различия, а, взвесив их, отправился искать своего
   кузена. Он нашел Стивена посреди суматохи сборов компании.
   – Стивен, – сказал Спок, употребив то имя, которое выбрал его родственник.
   Стивен поднял взгляд от реквизита.
   – Как тебе такой опыт, а, Спок? – сказал он. – Переживешь такое представление, как сегодня, в начале своей карьеры, – и никакая публика, что бы там ни было, уже тебя и на минуту не обеспокоит.
   – В мои намерения не входит посвятить жизнь сцене, – сказал Спок.
   – Я не про тебя, я про себя говорю, – сказал Стивен.
   – У меня было впечатление, что ты – сезонный актер. И Линди, полагаю, тоже так думала.
   – Я сказал, что умею жонглировать. Я никогда не говорил, что у меня есть сценический опыт, – беззаботно сказал Стивен. – Вот теперь у меня есть сценический опыт.
   Стивен бросил Споку булаву для жонглирования со свинцовым оголовком. Спок выхватил ее, крутящуюся, из воздуха, и перебросил назад. К тому времени, как она достигла Стивена, тот схватил новую булаву и бросил Споку. Спок поймал и ее тоже. Стивен продолжал добавлять предметы к подборке: шесть булав, длинный тяжелый кинжал и не зажженный факел. Когда рукоять кинжала твердо легла в его ладонь, Спок отметил про себя, что оружие казалось на глаз неуклюжим, но было прекрасно сбалансировано.
   Булавы, кинжал и факел летали и крутились в воздухе между двумя вулканцами. Спок, не привыкший жонглировать с партнером, воспринял сложный подбор предметов как вызов. Он принял его и еще усложнил, отправив одну из булав по дуге, пролегающей высоко над уже установившейся траекторией других предметов. Стивен поймал булаву, вернул ее в строй, и запустил по той же самой дуге факел. У Спока не было времени на расчеты. Он выбросил руку, надеясь, что она окажется там, где, как, он знал, – как ему казалось, – должен был через миг оказаться факел. Он лег точно в его ладонь.
   Стивен засмеялся. Спок подумал, – а может ли кто-нибудь еще расслышать слабый намек на пустоту, эту искусственную радость в смехе его кузена. Он в этом сомневался. Человеческие существа, как правило, принимали за правду все то, что они видели на поверхности. Они не могли испытать, как это пришлось Споку, отголоски поиска Стивена, момент радости, которую испытал Стивен, которая обернулась отчаянием, – в тот миг, когда все ушло окончательно.
   – У нас отличная команда, – сказал Стивен. Может, тебе все-таки стоитподумать о сцене. Тебе что, никогда не хотелось сбежать с цирком?
   – Никогда, – сказал Спок. Булавы вертелись и сновали между ними; твердые удары дерева о ладонь создавали удовлетворительный ритм. – Стивен… – сказал Спок снова, пытаясь вернуться к исходной цели своего разговора.
   – Если ты не хочешь становиться жонглером, ты можешь взять номер с ментальным актом.
   Спок чуть не вздрогнул при мысли о том, чтобы открывать свой разум различным случайным существам, – и не по одному разу, а раз или два каждый вечер.
   – Не думаю, – сказал он. – Стивен, я хочу поговорить с тобой серьезно.
   Стивен вздохнул.
   – Я был груб с тобой в прошлом, – сказал Спок. – И, возможно, снова буду в будущем, поскольку, откровенно говоря, я не понимаю тот выбор, который ты сделал для своей жизни. Но… я признателен тебе за риск, на который ты пошел ради меня. Я у тебя в долгу.
   Стивен посмотрел ему прямо в глаза поверх вертящихся в воздухе булав. Во взгляде его был лед.
   – Я это сделал не для того, чтобы ты оказался у меня в долгу, – сказал он.
   – Тем не менее, ты можешь однажды оказаться в ситуации, для разрешения которой может понадобиться нечто большее, чем твоя изобретательность. У меня есть некоторые возможности… – Спок умолк, когда понял, что несколько членов компании и команды «Энтерпрайза» начали постепенно подбираться ближе, привлеченные жонглированием. По замыслу Спока, это должен был быть частный разговор. – Каковы бы ни были твои причины, я признателен тебе за твои действия. – Он говорил быстро, надеясь окончить разговор прежде, чем он будет подслушан.
   – Тебе известны мои причины, Спок, – сказал Стивен, произнеся имя Спока с вулканской интонацией. – Я – любитель острых ощущений. – Когда факел лег ему в руку, он дотронулся до включателя. Он высоко подбросил факел, и тот ярко запылал.
   Спок поймал пылающий факел так же легко, как и прежде, но, когда он передал его обратно, он вдруг понял, что, хотя он знал, как удержать все эти жонглерские принадлежности в воздухе сколь угодно долгое время, он понятия не имел, как остановить так много предметов одновременно, как оборвать жонглирование. Он бросил взгляд на Стивена. Движение светлой брови Стивена, веселый проблеск в его глазах, подсказали Споку, что Стивен понял проблему Спока и она его от души забавляет.
   И на этот раз Спок не рассердился на него.
   Ухура сидела в темноте своей каюты, бездумно, бессистемно трогая струны своей старой арфы. Но пальцы ее упорно пытались нащупать музыкальные фразы речи крылатых людей. Она отложила арфу и продолжала сидеть в тишине.
   Песня по-прежнему вертелась в голове Ухуры. Ей хотелось либо разобрать ее мелодию, либо сделать так, чтобы она ушла насовсем. Она знала, что ни то, ни другое желание так и не исполнятся.
   На стук в дверь она сперва не ответила. Но в дверь постучали во второй, а затем и в третий раз. Резкий звук наконец ворвался в мягкое течение ее мыслей.
   Она зажгла свет. Как бы она объяснила своим сослуживцам, почему сидит тут одна в темноте? Они бы стали над ней смеяться.
   – Ухура? – произнесла Дженис Рэнд.
   Ухура уже собиралась открыть дверь, но, услышав голос Дженис, заколебалась. Она могла сейчас говорить почти с кем угодно, только не с ней, – на настоящий момент у нее было слишком мало душевных сил, – явно недостаточно, чтобы предложить Дженис ободрение и поддержку, в которых она так сильно нуждалась. Граждане Соэура, под чьей «протекцией» Дженис жила, лишила ее стержня, повторяя ей снова и снова, что она глупа и никчемна и, в конце концов, она начала этому верить. Дженис на себя совсем не рассчитывала, – значит, она пришла, потому что ей очень нужна помощь. Но когда-нибудь, со временем, если ей помочь, она снова научится верить в себя.
   – Ухура, пожалуйста, впустите меня. Я беспокоюсь за вас. Вы в порядке? Вы… вы, должно быть, жутко злитесь на меня?
   – Входи, – сказала Ухура. Дверь скользнула, открываясь. – Конечно, я не злюсь на тебя, Дженис.
   Дженис стояла в коридоре, глядя на нее.
   – Входи, пожалуйста, – сказала Ухура. – Я немного задумалась и сначала не услышала, когда ты постучала.
   Дженис опасливо переступила через порог.
   – Я вас не видела на представлении Линди.
   – Я не пошла.
   – С вами все в порядке?
   – Да, – ответила она; ей хотелось, чтобы Дженис перестала спрашивать. Если она не перестанет, Ухура, вероятно, все ей расскажет. Последнее, что было нужно Дженис – это выслушивать о проблемах другого человека.
   Кроме того, – подумала Ухура, – вряд ли я могу ожидать, что ее тронет мое разочарование. Это так мелко, по сравнению с тем, что ей пришлось пережить.
   – Зачем вы меня искали? – мягко спросила Ухура. Может быть, мне как раз и нужно выслушать кого-нибудь, подумала она. Это вернет мне взгляд на перспективу.
   – Я хотела вам сказать, – сказала Дженис, – что я подумала о том, что вы мне говорили. Я хорошенько подумала. И решила, что вы правы.
   – Права – в чем?
   – Насчет Комиссии по правам. Насчет показаний.
   – Это чудесно, Дженис, – сказала Ухура от всего сердца. – Ты должна очень гордиться собой из-за этого решения. Это потребовало смелости.
   Дженис вспыхнула.
   – Я не думаю, что я смелая.
   – Почему ты передумала?
   – Из-за вас. Нет, не совсем так, – быстро сказала Дженис, увидев выражение лица Ухуры. – Я не имею в виду, что решила дать показания, потому, что вы думаете, что я должна это сделать. Я хочу сказать, что я собираюсь дать показания потому, что это нужно сделать, это правильно. Вы вступились за меня, хоть у вас и могли быть из-за этого неприятности. Никто никогда, никогда раньше не вступался за меня. Никто никогда на Соэуре не вступается за таких, как я, но я теперь могу это сделать. И я это сделаю. Я хочу быть такой же сильной, как вы. Когда-нибудь я такой стану. Я начну с того, что скажу капитану Кирку то, что сказала вам. Во всех тех местах, где я прежде бывала, люди использовали свою силу, чтобы облегчить жизнь себе. Даже если это причиняло вред другим. Но капитан Кирк не такой. Он похож на вас. Он делает что-то, когда считает, что это – правильно, даже если это может повредить ему.
   – Ты гораздо сильнее, чем ты думаешь, Дженис, – сказала Ухура.
   – Вот забавно. Я испугана, – но еще я рада. Я чувствую себя так, словно я могу все на свете! – Она раскинула руки, словно хотела обнять всю Вселенную. – Знаете, что еще? – спросила она заговорщическим тоном.
   – Что же еще?
   – Еще я собираюсь отрастить волосы. А потом сделаю с ними что-нибудь фантастическое! Мне этого не разрешали там, на Соэуре. Но теперь я это сделаю.
   Ухура невольно улыбнулась.
   Публика разъехалась с мира-корабля, на «Энтерпрайз» были подняты разобранные сценические постройки и оборудование, клинеры и добровольцы закончили уборку в амфитеатре. Когда последний робот, последний член команды, последняя куча мусора растворились в транспортном луче, Спок отметил, что последним признаком закончившегося представления был звук аплодисментов, будто по-прежнему раздававшийся в ушах.
   Джеймс Кирк взобрался к нему наверх.
   – Трудно поверить, что здесь вообще что-то происходило, – сказал капитан.
   Несколько летунов парили в вышине. Спок на мгновение почувствовал сожаление, что не может присоединиться к ним.
   – Коммандер Спок, я размышлял о декодере Линди… как вы думаете, мистер Скотт может… э-э… на какое-то время забыть об инструкциях и изготовить ей новый?
   – Это устройство в высшей степени противозаконно, капитан, – сказал Спок.
   – Мне это известно, коммандер.
   Спок понял, что капитан Кирк задал ему конкретный вопрос, а не поставил перед ним этическую проблему.
   – Полагаю, капитан, – честно сказал он, – что при сложившихся обстоятельствах мистер Скотт выполнит любую задачу, которую вы перед ним поставите.
   Алая устремилась вниз и встала на землю неподалеку. Она приветствовала Спока переводом его личного вулканского имени на свой собственный язык. Зная, что уровень его владения языком крылатых людей весьма невысок, Спок не стал пытаться ответить соответственно.
   – Я очень рада увидеть вас обоих еще один, последний раз, – сказала Алая на Стандарте.
   – Один последний раз?… Алая, вы не должны уйти. Все изменилось, – сказал капитан Кирк. – «Энтерпрайз» может оставаться возле мира-корабля. Нам еще столько предстоит узнать…
   – Нет. Это невозможно. Придя сюда, мы оказали вам плохую услугу. Мы подтолкнули вас к насилию, мы невольно повредили вам…
   – К насилию! Вы помогли нам установить мир!
   – Он долго не продлится, Джеймс. И вы это знаете. – Она мигнула. – Вы же видите… разве нет? – паттерн уже изменяется.
   Капитан Кирк слегка отпрянул, словно она ударила его.
   – Но ведь еще есть время… – сказал он.
   – Если Вселенная останется на месте, ваш мир продлится еще меньше, чем мог бы. Мир-корабль станет предметом раздора между вашими людьми. Его возможности – слишком большой соблазн для тех, кто решает свои споры с помощью насилия.
   – Коронин…
   – Коронин не единственная.
   Джим поколебался.
   – Я знаю, – сказал он тихо и с сожалением.
   – А где Ухура? – спросила Алая.
   – Она… вернулась на «Энтерпрайз», – ответил Джим, удивленный тем, что показалось ему внезапной сменой темы разговора. Поскольку Ухура и сама не смогла объяснить, почему она решила больше не встречаться с крылатыми людьми, Джим вряд ли мог объяснить это за нее. – Ваш язык очень заинтересовал ее, но сложности…
   – Я причинила ей сильную боль, – сказала Алая. – Я чуть не стала причиной потери ее – и вашей, Спок, – жизней. Однажды ваши люди, возможно, окажутся готовы встретиться с нами. Однажды люди мира-корабля, возможно, окажутся достаточно мудры, чтобы повстречаться с вами, не причиняя вам боли. Но… это принадлежит будущему.
   – Что вы имеете в виду – однажды? Я увижу вас снова? Или Спок?
   – Нет, – сказала Алая. – Я уйду, и вы уйдете. Люди живут, и люди умирают. Может быть, дети детей наших детей приветствуют друг друга.
   – У меня нет детей, – горько сказал Джим.
   Алая развернула свои крылья; она потянулась ими вперед и обняла Джима крылом. Шелковистая поверхность скользнула по его плечам.
   – Вы еще так молоды, – сказала она. Другое ее крыло обернулось вокруг Спока, не касаясь его. – Прощай, Спок.
   – Прощай.
   – Вы собираетесь переместить мир-корабль, – сказал Джим, не хотя этому верить.
   Она покачала головой, и у Джима на миг мелькнула надежда, что он неправильно понял ее.
   – Я не управляю миром-кораблем, Джеймс, – сказала Алая. – Я управляю Вселенной.
 

Эпилог

 
   Мир- корабль сверкал и переливался –далекая космическая драгоценность. «Энтерпрайз» и директорский флот располагались по разным сторонам от него, и на приличном расстоянии, безопасном при ожидаемом образовании воронки. Джим на мостике «»Энтерпрайза» смотрел на мир-корабль, он очень сожалел об его неминуемом отбытии. Линди и доктор Маккой ждали вместе с ним, и даже Спок прервал свою работу и смотрел на экран. Ухуры не было, и Джим беспокоился за нее.
   Образ Алой, померцав, обрисовался на видовом экране.
   – Я хотела попрощаться, – сказала она. – С вами со всеми. Вас будут помнить.
   – Вы не передумаете? – спросил Джим.
   – Нет. Это невозможно.
   – Я завидую вам – вы столько всего увидите, вы пойдете так далеко…
   Алая мигнула и дотронулась языком до своих усиков.
   – Вы тоже увидите много чудес и преодолеете огромные расстояния. Кто знает? Возможно, в следующий раз, когда наши люди повстречаются, мы узнаем друг друга.
   – Возможно, – сказал Джим.
   – Линди-маг… Я надеюсь, ты найдешь небо для Афины.
   – И я надеюсь, – сказала Линди. – Спасибо, Алая, – за все.
   – Может быть, вы будете летать с молниями.
   Двери турболифта скользнули в стороны, открываясь. На мостик ступила Дженис Рэнд; за ней, к удивлению Джима, вошла лейтенант Ухура. Рэнд заняла свое место у консоли систем окружения, но Ухура помедлила, глядя на мир-корабль.
   – Ухура, Поющая! – сказала Алая.
   – Я не могла позволить вам уйти, не взглянув на вас еще раз, – сказала Ухура. – Это было бы… было бы неправильно. Алая, я буду помнить то, что вы мне спели, всю мою жизнь.
   – Я рада. Я боялась…
   – Я знаю. И я тоже. Но даже краткий проблеск красоты лучше, чем совсем ничего. – Голос ее был ровен.
   – Да поддержит тебя ветер и напоет тебе сон.
   Глаза Ухуры заблестели, но она сдержала слезы.
   Наконец, Алая обернулась к Споку.
   Хотя по его реакции никто бы этого не сказал, но ему тоже очень хотелось, чтобы крылатые люди остались. Несмотря на опасность единения с разумом Алой, ее переживания и ее опыт в высшей степени воодушевили его. Если бы слияние разумов всегда было настолько ярким и объемлющим, он бы стал выискивать такой опыт так же неутомимо, как Стивен.
   Алая пропела его имя, затем заговорила с ним по-вулкански.
   – Спок, ты будешь ключевым звеном тех историй, что мы станем рассказывать. Истории эти никогда бы не родились без тебя.
   – Эта часть Вселенной никогда больше не пройдет через мир-корабль, – сказал Спок. – Я это знаю. Времени слишком мало, а мир слишком велик, и слишком много в нем других мест. Но я рад, что мы встретились, и рад, что вы нас не забудете. Мои люди вас тоже будут помнить.
   – Прощай, Спок.
   Ее изображение побледнело и пропало. Мир-корабль сверкал, как туча светлячков, как крутящиеся факелы Стивена, как маленькая горячая сверхновая.
   Мир- корабль исчез.
   Джим перевел дух. Он знал, что перемещение мира-корабля безопасно, но до сего момента вряд ли в это верил. Мир-корабль ушел, не оставив за собой ничего, кроме медленно крутящейся хвоста, состоящего из затвердевших и отторгнутых стеновых сфер.
   Стивен смотрел на исчезновение мира-корабля через широкий видовой порт «Диониса». Он пытался восстановить в памяти сверкание мыслей и эмоций Алой. Он пытался воссоздать опыт обитателей мира-корабля. Но все это уже ушло. Полновластный поток увлекал его все дальше и дальше от того центра, что он искал. Но на какой-то миг он снова обрел его. Он это ясно почувствовал. И спросил себя, сможет ли когда-нибудь сделать это снова. И еще он хотел бы знать, все ли еще Линди готова помочь ему.
   Ухура на мостике «Энтерпрайза» пыталась разобраться в той какофонии сигналов, которую они получали.
   – Капитан! Во флоте какая-то суматоха…
   Крошечный кораблик, – спасательная шлюпка или курьер – рванулась прочь от флота прямо в направлении «Энтерпрайза». Она успела проделать значительную часть пути прежде, чем истребители клингонов среагировали и открыли по ней огонь.
   – Поднять щиты! Ухура, откройте частоту вызова! Директор, что это все означает?
   Истребители набирали скорость.
   На видовом экране появился директор. Гребни на его лбу напряглись и потемнели: он был в ярости.
   – Коронин! – закричал он. – Предательница бежала!
   – Это не причина разносить мой корабль! – сказал Джим.
   – Извините меня, капитан. Я должен поймать… – Изображение директора исчезло прежде, чем он успел договорить.
   Маленький кораблик уклонился от фотонных торпед, изменил курс в направлении точки исчезновения мира-корабля, и разнес одну из сброшенных стеновых сфер своим кормовым фазером. Взрыв породил цепную реакцию, заплясали беспорядочные выбросы энергии, и света, и сверкающей пыли. Со спектральной вспышкой света корабля, входящего в ворп, курьер исчез в ворп-пространстве.
   – Вау! – воскликнула Линди.
   Флот шел вперед. Клубящиеся облако пыли вспыхнуло ослепительным светом: взорвались еще остававшиеся нетронутыми стеновые сферы. В последний момент корабли флота отвернули. Они крутанулись, переходя в ворп, и воспроизвели неистовое сверкание спектральных цветов, переходящих друг в друга, – росчерки темноты и ослепительного многоцветья вспышек.
   «Энтерпрайз» остался в одиночестве и молчаливом пространстве.
   Джим услышал смех. Он повернулся, поднял глаза, обвел ими мостик и, наконец, обнаружил Линди, согнувшуюся пополам, сидящую на полу за его креслом.
   – Линди, ты чего?
   – Он уже отключился?
   – Кто? Директор? Да.
   Она поднялась, все еще хихикая.
   – Но над чемвы смеетесь?
   – Коронин. Я просто не могла сдержаться, Джим. Я знаю, я должна радоваться, что ее поймали и сожалеть, что ей удалось бежать, – это был побег, достойный Гудини! – но я чувствую прямо противоположное. И я знаю, как она сбежала.
   – И как?
   – Это она свистнула один из моих декодеров.
   – Что! Но как? Ей же завязали глаза!
   Линди презрительно фыркнула.
   – Лента ткани поверх глаз? Кому бы так глаза удалось завязать? – Она ладонями закрыла Джиму глаза. – А теперь смотри вниз.
   – Все ясно, – сказал Джим. – Нет, правда, я не хотел каламбурить. Но если ты не хотела, чтобы она знала, как ты делаешь этот свой номер, почему же ты не сказала об этом директору?
   – Потому что я уже разъясняла ему один номер – я не хотела показывать ему еще и второй! Коронин, должно быть, стащила декодер, когда я положила его, – и использовала. Когда они вернулись на флагман… – Линди негромко присвистнула в знак одобрения. – Очень недурно для новичка.
   – Полагаю… – сказал Джим. – Я полагаю, что директор сейчас снова ее схватит. – Как и Линди, он почувствовал невольное восхищение этой клингонкой вне закона, которая показала нос директору и всем его миньонам.
   – Думаю, что немедленный захват маловероятен, – сказал Спок. – Она угнала курьер, – судно, сконструированное для перелетов на высоких ворп-скоростях. Кроме того, стеновые сферы и их разрушение сформировали преграду для более крупных кораблей. Они не смогли немедленно последовать за ней в ворп. К тому времени, как они отыщут ее след, она уже уйдет слишком далеко, чтобы ее можно было догнать.
   Маккой с любопытством посмотрел на офицера по науке.
   – Мистер Спок, – сказал он, – можно подумать, что вы рады, что ей удалось сделать ноги.
   – Я не испытываю никаких чувств по поводу этого дела, – сказал Спок. – Я просто привел мою оценку происходящих событий.
   – Я так понимаю, что и в том случае, если бы она прихватила вас с собой в Клингонскую Империю и продала вас надзорному комитету в качестве шпиона, вы бы тоже не испытывали по этому поводу никаких чувств?
   – Я бы испытывал не больше чувств ненависти по отношению к ней тогда, чем я испытываю радости или признательности теперь. К тому же я бы понадеялся, что при альтернативном варианте развития событий, о котором вы говорите, я мог бы оказаться настолько же способным к побегу, как и Коронин.
   – Вы могли бы смело понадеяться, – сказала Линди. – У вас задатки превосходного иллюзиониста.
   – Думаю, что Линди права, мистер Спок, – сказал Джим. – Вы были очень убедительны в этом номере с исчезновением.
   – Благодарю вас, капитан, – сказал Спок.
   – Эй, а я? – сказал Маккой, задетый. – Я там тоже участвовал, припоминаете? Споку и нужно-то было всего лишь исчезнуть. А мне – появиться.
   Джим, который и в самом деле забыл, что Маккой принял участие в номере с магическим ящиком, скромно смолчал.
   – Ну, видите ли, просто мистер Спок так естественно держится, – сказала Линди, – что производит сильный эффект, когда исчезает. – При обиженном выражении, появившимся на лице Маккоя, она поспешила добавить: – Не то чтобы вы не были чертовски выразительны в этом номере… – Ее голос угас, когда она поняла, что увязла еще глубже.
   – Я полагаю, мисс Лукариэн пытается вам сказать, – сказал Спок Маккою с его обычной прямотой, – что вы врач, а не фокусник.