Страница:
ни при какихобстоятельствах – даже перед лицом враждебной силы, – применять оружие. Сделать это на спорной территории означает совершить военное нападение. Вы понимаете?
– Я понимаю, капитан, но… – В его голосе послышалось сомнение.
– Вы можете выполнить этот приказ?
– Я не долж’н использовать оружие, капитан? Даже для самозащиты?
– Никакого оружия ни при каких обстоятельствах. Если на вас нападут, поднимайте щиты. Если будет опасность того, что щиты не выдержат – уходите.
– А если вы не вернетесь, кап’тан?
– Это не относится к вашим действиям. Вы сделаете, что я вас прошу?
Скотт немного подумал.
– Не м’гу обещать, капитан. У м’ня свое собственное суждение, своя совесть, перед которой я держу ответ.
У Джима больше не было времени на дискуссии. А настроение у него было паршивое.
– Надеюсь, ваша совесть не настолько горда, чтобы развязать войну.
Стивен провел «Дионис» внутрь мира-корабля, туда, где широкая,
иссушенная равнина встречалась с выветренными скальными выходами. Двигатели, вздохнув напоследок, умолкли. Афина нервно переступила.
Линди выглянула в порт.
– Как красиво!
Слоистые колонны, сложенные из эродированной осадочной породы,
поднимались из земли; в отдалении, низкие холмы отрогов поднимались к бесконечным горам.
Методический мозг Стивена начал анализировать картину, размышляя о
различных способах, согласно которым такой ландшафт мог возникнуть. Ему пришлось стряхнуть ход мыслей, который начал уже выстраивать масштабную модель существующего ландшафта, исходных данных и условий, в который на мире-корабле могло возникнуть подобное.
Он попытался разозлиться на себя за то, что снова съехал на вулканский
образ мыслей, полагавший красоту и радость ниже анализа и информации. Злость возникла и сразу же пропала, но ему удалось выбраться за пределы анализа. Только тогда он смог увидеть, какими глазами смотрит на мир-корабль Линди.
– Да, это прекрасно. – Он уравнял давление в шаттле с тем, что было снаружи. – Сейчас я открою люк.
– Ага. Я попытаюсь удержать ее от брыкания.
Двойные двери разъехались в стороны. Ветер чужого мира был сухим,
пыльным и сладким. Мир-корабль был залит ярким светом, но воздух из-за низкой гравитации казался холодным. Из-за высокого содержания кислорода у Стивена закружилась голова; – будто он выпил.
Линди подвела Афину к открытому люку. Экираптор дрожал от
возбуждения и страха. Линди положила одну руку ей на холку и легко вспрыгнула ей на спину. Она пропустила ноги под крылья Афины и коленями послала ее вперед. Афина колебалась, упершись в землю ногами, прядая ушами, и раздув ноздри. Она с шумом вдыхала незнакомый воздух.
Внезапно она сорвалась в галоп. Ее крылья расправились, перья зашелестели. Разреженный воздух приглушал топот копыт. Крылья ее поднялись, опали, и начали ровно подниматься и опускаться. Ее копыта все легче и легче ударяли в землю. Она подпрыгнула.
И взлетела.
Ветер отбросил волосы Линди ей за спину. Она ниже пригнулась к шее Афины, охваченная страхом, изумлением и радостью. Прохладный ветерок забрался ей под рубашку. Но ее сердце так колотилось, она была так возбуждена, что едва чувствовала холод. Афина раскинула крылья и начала парить. Она держала ноги поджатыми, будто брала высокий барьер, – самый широкий конкурный барьер в мире.
Афина опустила одно крыло, накренилась и повернула. Линди ахнула. Земля встала к ней боком. Далеко внизу она увидела глядящего на них Стивена. Афина пронеслась точно над ним. Он повернулся, следя за ними глазами, затем засмеялся, и бросился за ними, махнув рукой и что-то крича. За ним по пятам будто котенок, прыгал Илья.
Плечи и бока Афины покрылись потом, он обратился в пену там, где ведущая кромка крыла касалась бока, когда она опускала крылья. Она начала тяжело дышать. Взмахи крыльев замедлились, и она канула к земле, но в последний момент вскинула голову и снова попыталась подняться в небо. Линди понятия не имела, какой ей подать сигнал, чтобы она опустилась на землю. Она села прямее и поплотнее, – это был стандартный прием выездки, который заставлял лошадь замедлиться и сгруппироваться. Афина отреагировала. Она выставила крылья вперед под более острым углом. Скорость упала; они спускались. Афина снова забила крыльями, тормозя. Она коснулась земли копытами, – словно орел, протягивающий когти к добыче, – касаясь ее в галопе – полубег-полуполет. Линди снова придержала ее, перевела в кентер, заворачивая по широкой дуге вокруг корабля Стивена.
Кентер перешел в рысь. Афина, зашелестев крыльями, сложила их вдоль
боков, прикрыв ноги Линди теплом иссиня-черных перьев. Линди дышала еще тяжелее Афины. На глазах от ветра выступили слезы. Афина пробежала до Стивена, и остановилась.
Линди соскользнула со спины Афины. У нее тряслись колени и сама она вся дрожала. Она потрепала Афину по шее, зарывшись лицом в ее густую гриву. Она смеялась и плакала одновременно. Афина тыкалась носом ей в бок.
– Тебе понравилось, сладкая моя? – сказала Линди. – И мне тоже. О, мне тоже!
Стивен положил руку Линди на плечо. По контрасту с холодом ветра она показалась очень теплой.
– Сначала я не знал, оторветесь ли вы от земли, – Он, похоже, тоже запыхался. – А потом я не знал, вернетесь ли вы на землю.
Линди вытерла глаза рукавом.
– Вся эта выездка, дрессура… – сказала она. – А я так и не знаю, как подать сигнал «спускаемся с небес».
Стивен улыбнулся.
– Мне нужно ее отшагать, – сказала Линди. – У тебя есть старое одеяло?…
Он исчез внутри «Диониса». Линди начала прохаживаться с Афиной,
чтобы ее не прохватило и она не простыла. Вернувшийся Стивен протянул ей легкое одеяло, – похоже, оно было из белого шелка.
– Оно станет ужасно грязным, – сказала она.
– Ну и ладно. Оно не станет возражать.
Она подумала, что он шутит. Но одеяло будто само облегло Афину,
мягко обтекая ее бока. Линди с любопытством дотронулась до него. Оно явно испускало тепло.
– Что это?
– Шелк.
– Живой?
– В некотором роде. Нечто среднее между живым и неживым. Оно
умеет оборачивать тебя и следить, чтобы тебе было тепло. Похоже, что это доставляет ему радость, – если ты рискнешь использовать это слово для существа, не обладающего разумом. Несчастным его тоже можно сделать – если ты его не используешь, оно умирает.
Линди просунула руку под одеяло. Шкура Афины была сухой и теплой – не горячей, – там, где на нее лег шелк.
Линди отпустила ее. Афина, должно быть, истратила огромное количество энергии на полет, но сейчас она не выказывала признаков усталости. Спокойная и энергичная, она вышагивала длинными благодаря низкой гравитации шагами. И даже то и дело поднимала голову и смотрела в странное, со светлым рисунком, небо. Тогда ее крылья приподымались и шелестели под накинутым шелком.
Линди повернулась и крепко обняла Стивена.
Стивен обвил руки вокруг нее и теперь держал ее – осторожно, опасливо, – памятуя о своей немалой физической силе. Линди дотронулась до его щеки и провела кончиком пальца по взлетающему росчерку брови.
Он воспринимал ее разум, ее устремление, и, да, – ее красоту. Даже вулканцы не до конца вытравливали эстетическое восприятие из своих детей. Но больше Стивен ничего не чувствовал.
Он накрыл ее руку, касающуюся его щеки, своей. И отнял ее руки от себя.
– Линди, не надо, пожалуйста.
– Что-то не так?
Он отвернулся.
– Я не могу…
– Почему?
– Потому что я вулканец!
Врял ли человеку было бы под силу сдвинуть его с места. Линди дотронулась до его локтя и снова повернула лицом к себе.
– Но ты не такой… – сказала она.
Он сел на полоз «Диониса». Его плечи опустились.
– Я пытался, – сказал он. – Но меня растили вулканцем,
тренировали… – Он сложил ладони вместе, выгнув каждую чашкой. – Они учат отсекать все чувства. Помещать их в кокон, слой за слоем, – пока он не становится настолько толстым, что его нельзя пробить. Если ты восстаешь, задаешь вопросы, они становятся с тобой более терпеливыми. Немного времени – и…
– Так вот что с тобой случилось.
Он кивнул.
– Я постоянно пытаюсь пробить этот кокон, пробить насквозь,
надеясь… но я боюсь, что если мне это удастся, внутри не окажется… ничего. – Он открыл ладони и подбросил воздух, что был между них, к небу, – словно фокусник, выпускающий голубя. Но голубя не появилось. Не появилось ничего.
– Я никогда никого не любил, Линди. Кое-кто меня однажды любил, и я хотел… я притворился… Но она поняла. Она в конце концов узнала. Я не хочу ранить кого-то еще раз так, как я ранил ее. Я не хочу ранить тебя.
Вместо того, чтобы уйти, она обняла его и держала так, предлагая
утешение – возможно, нуждаясь в утешении сама. Стивен гладил ее волосы, зная, что жест этот пуст и отчаянно желая, чтобы он смог наконец дать какой-нибудь настоящий ответ.
Он открыл глаза. Зрение его было странно туманным, слух снижен; он, как мог, попытался рассмотреть незнакомое окружение. Плотный воздух имел неестественный запах. Он почувствовал тоску по горам и равнинам, и холодному ветру, ласкающему тело.
Он попытался сесть. Широкие ремни держали его, охватывая грудь и ноги. Он в ярости рванулся. Ремни порвались. Он знал, что никто из его народа не мог быть настолько жесток и безумен, чтобы пленить кого бы то ни было. Он явился на корабль пришельцев, поверив их жестам мира, а они попытались навредить ему.
Он оглядел помещение с углами. Ему казалось, будто он видит одновременно два изображения, – одно – хорошо известное, другое – полностью чуждое. Та часть его разума, которая идентифицировала видимое как чужое – велела бежать отсюда; та часть, что узнавала – помогала найти путь наружу.
Возле выхода, изучая некий странный объект, сидело какое-то существо. Оно было похоже на его народ, но имело на себе какую-то защитную одежду, будто собиралось выйти в космос без яхты. Если бы оно увидело его, ему, возможно, пришлось бы причинить ему ущерб, чтобы пройти, но он ни в коем случае не хотел опуститься до их варварских действий, – безотносительно того, что они сделали с ним.
Он осторожно двинулся к существу. Но его тело будто было ему чужим. Он споткнулся. Существо увидело его и вскочило.
– Спок! – сказало оно.
Оно так и не уловило момент, когда он дотронулся до места
соединения его шеи с плечом, – когда отключилось его сознание. Он подхватил его и положил на землю.
Осторожно, стараясь не быть замеченным, он пробирался по проходам с низким потолком. Он нашел знакомое, хотя и чуждое устройство, которое искал. Поменяв настройку, он ненадолго задумался над ним. Оно было довольно остроумным, но примитивным и грубовато выполненным, со всеми этими механическими частями и электрическими цепями. Он бы сделал его отвечающим на прикосновение разума.
Он встал на платформу и подождал, пока луч не растворил его.
Он материализовался внутри яхты. За прозрачными стенами ее сферы выгибался корпус «Энтерпрайза», парившего рядом, а легкий изгиб мира-корабля поблескивал и мерцал в большом отдалении. Парус яхты зарябил концентрическими кругами, которые пробежали от внешних его краев к центру и обратно к краю, создавая колебательные паттерны в местах пересечений.
Гибкие прозрачные хорды, которые составляли основу паруса, росли от внешней поверхности сферической рубки. Их основания, видимые изнутри, имели рисунок восьмиконечных звезд, мерцающих на концах, жемчужных – внутри, самый центр их отмечала сверкающая точка, в которой хорда собирала и концентрировала свет.
Хорды выгнулись и изменились, задавая настройку паруса. В какой-то момент парус задрожал и беспорядочно перекрутился, и яхта упала в сторону мира-корабля, схваченная его притяжением. Он щелкнул по основаниям хорд; они снова напряглись. Парус ухватился за силовой луч, распрямился, раздулся. Он действовал как тормоз, – парашют, использующий фотоны вместо воздуха, превращая падение шлюпки в стабильный, медленный спуск.
Он возвращался домой.
Шаттл «Коперник» уже преодолел полпути к миру-кораблю. Сулу сидел за управлением; Ухура заняла место второго пилота и продолжила свои попытки получить ответ от Стивена. Джим мерил шагами тесное пространство и злился на импульсивное упрямство вулканца.
Касающийся Неба заявил, что он голоден, и был транспортирован обратно на мир-корабль, но трое других летунов отправились с ними, они лезли во все руками и задавали вопросы относительно инструментов, устройства и использования шаттла. Они вели себя так, словно отправились на пикник. Может, так оно для них и было.
Джим был рад, что Сулу и Ухура оба вызвались лететь с ним, потому что ему пришлось заниматься исключительно слежкой за тем, чтобы летающие люди не разобрали из любопытства шаттл на части.
– А кто из ваших людей отправился на яхте, Джеймс? – спросил Алый без малейшего намека на гнев.
Яхта летунов обогнала «Коперник», падая по направлению к миру-
кораблю и постепенно исчезая в отдалении, – в визуальном и электромагнитном шуме.
– Не знаю, – сказал Джим.
– «Энтерпрайз» вызывает, капитан.
– Это Скотт, капитан. Эт’ мистер Спок, – он сбежал из лазарета! Он использовал транспортатор…
– … и украл яхту, – сказал Джим. – Ясно. А доктор Маккой –?…
– Он не пострадал капитан, тольк’ мистер Спок оставил его с жуткой головной болью. Эт’т защип нерва…
Джим понятия не имел, о чем говорит Скотт, да и ладно.
– Коммандер Спок снова действует на свой страх и риск – так же, как
и прежде. Если мы встретим его, мы вернем его назад. Если нет – он сам виноват.
– Но, капитан…
Джим подал знак Ухуре отключить канал. Она недоверчиво посмотрела на него, но повиновалась.
Она почти машинально снова попыталась вызвать Стивена.
– «Коперник» вызывает «Дионис», пожалуйста, ответьте. Это чрезвычайная ситуация, – пожалуйста, ответьте. – И вновь, единственным ответом были статические разряды магнитного поля мира-корабля, и тишина.
Алый согнул свои длинные пальцы.
– Джеймс, вы обязательно должны связаться со Стивеном, используя ваши машины?
– Это – единственный способ, который у нас… вы хотите сказать, – выможете связаться с ним?
– Мною уже послана просьба о том, чтобы наши люди поискали Спока. Если вы хотите, я их попрошу, чтобы они поискали также «Дионис» и Стивена.
– Алый, я был бы очень признателен… если кто-нибудь увидит Линди, пожалуйста, пусть скажут ей, что она должна вернуться, – это очень важно.
– Это сложнее. Касающийся Неба передаст ваш язык тем, кто этого захочет, когда он кончит охотиться, и Зеленый, и Сонце-И-Тень, и я передадим его остальным, когда мы вернемся. Но до тех пор, никто на мире-корабле не говорит на Стандарте.
– А вы разве не можете передать его напрямую, из разума в разум?
Алый посмотрел на Джима с любопытством.
– Вы можете научить кого-либо слушать, давая ему нюхать вещи? Можете ли научить осязать, показывая ему различные цвета?
– Конечно, нет.
– Точно так же, я не могу передать новый способ речи, не говоря.
– Но ведь Спок передал его вам именно так!
– Я – это дело другое, – сказал Алый терпеливо. – Джеймс, вы видели, как язык был передан мною Зеленому, и Касающемуся Неба, и Солнцу-И-Тени. Я не могу делать так же, как Спок, потому что Спок и я – мы разные.
– Я вас понимаю, только… – Джим умолк и расстроено махнул рукой. – А Касающийся Неба не может поискать «Дионис»?
– Он голоден. Когда он поохотится, он, может быть, решит искать. Или, возможно, он будет спать.
– Если мы быстро не найдем Линди и не вернемся, – речь будет идти о наших жизнях! И корабль будет в опасности.
Алый смотрел на него спокойно.
– Да. Люди живут, и они умирают.
Джим почувствовал, что уперся в стену непонимания.
– Как скоро мы сможем что-нибудь узнать?
Алый дотронулся языком до усиков.
– Я не знаю. Я даже не могу обещать, что меня поставят в известность, если кто-нибудь увидит шаттл. Они скажут, если захотят.
– А есть кто-нибудь такой, кто можетчто-нибудь обещать?
– Вы ищете кого-нибудь, кто в мире-корабле имеет позицию, аналогичную вашей?
– Пожалуйста, не обижайтесь. Алый, да, я бы хотел поговорить с кем-нибудь, кто несет ответственность за мир-корабль. Я могу понять, почему ваши лидеры, возможно, хотят понаблюдать за нами, прежде, чем обнаружить себя. Но ведь, согласитесь, вы видели достаточно, чтобы знать, что у нас мирные намерения.
– Я верю, что у вас мирные намерения, из-за той информации, что мне передал Спок, – сказал Алый. – Но мне также довелось наблюдать, что ваш корабль несет на себе орудия разрушения. – Алый отмахнулся от джимова возражения. – Но это все не к делу. У нас неттого, кто управляет. На мире корабле нет ни лидеров, ни их последователей.
– А что же у вас есть? Анархия?
– У меня есть я. Я живу жизнью, которую выбираю.
– Я не понимаю, как у вас это устроено… я не понимаю вашей организации. Кто направляет мир-корабль? Кто создал его, и для чего, и где они? Кто решает, что с ним будет дальше? Кто поместил вас в этот мир? Есть ли там другие разумные существа?
– Слишком многие из ваших представлений не имеют аналогий с миром-кораблем. Мы отличаемся от вас. Все крылатые люди – другие, – не такие, как те, которые на «Энтерпрайзе». Те, кто создал мир-корабль – умерли, все их поколения, многие поколения. И надеюсь, что те, кто должен решить судьбу мира-корабля, еще не родились.
Джим расстроено выдохнул. Чем больше вопросов он задавал Алому,
тем меньше он знал. Инстинктивно он верил тому, что ему говорили, но привычка требовала уточнять эту правду, узнавать, вся ли это правда. Ни лидеров, ни строителей, ни разгадки размеров и структуры мира-корабля: ему было сложно примириться и остановиться на этом.
Ладно, философские проблемы вроде правды пусть подождут.
– Если бы вы попросили других людей с мира-корабля поискать «Дионис», я был бы вам очень признателен.
Просвечивающая внешняя оболочка мира-корабля при приближении к нему обратилась в линзовую поверхность плотно упакованных сфер. Яхта коснулась посадочного ответвления. Хорды свернулись, складывая парус. Свободные отростки обвились вокруг ответвления. Шлюпка опустилась еще ниже, останавливаясь, и замерла возле поверхности мира-корабля.
Он вытянул мембрану яхты из переднего отверстия. Оно в точности соответствовало другому такому же отверстию, прикрытому соответствующим жемчужным диском, и ведущим в обширную сферу-ячейку, которая являлась частью оболочки мира-корабля. Серебристая паутинная структура, что держала сферы вместе, также закрыла соединение между яхтой и миром-кораблем, удерживая воздух внутри.
Он толкнул вторую мембрану и вошел внутрь стены мира-корабля.
Его приветствовало знакомое серое свечение. Хотя что-то его по-прежнему смущало и не устраивало: комфортным представлялось более темное, красноватое освещение.
В сфере, к которой он пристал, ничего не было, кроме крупного строителя, который полз по потолку, медленно оставляя за собой след затвердевающей жемчужной массы, – полз в поисках новой сферы, в которой можно будет поселиться. Он понадеялся, что строитель не заползет в яхту. Он может просочиться туда через переднее отверстие и превратить яхту в свое обиталище. Если он там поселится, он добавит два-три слоя жемчужной субстанции на ее внутреннюю поверхность, утолщая последнюю, пока не вылезет оттуда в поисках бoльшего жилища.
Если же сфера яхты обрастет достаточным количеством слоев, чтобы стать непрозрачной, яхта станет хуже, – для тех целей, для которых она служит. Лететь в ней, не имея возможности видеть, – возможно, но нецелесообразно. Радость хождения в космосе – в ловле фотонного ветра и восхищении звездами.
Он опустил мембрану яхты. Возможно, строитель решит, что внутри живет другой из его рода, и уползет дальше в поисках гостеприимного пространства, которое вместит его крупное инертное тело.
Он направился внутрь, пробираясь через слои взаимопроникающих сфер. Как обычно, пути, ведущие через стену, изменились. Крупный взрослый строитель, пролагая себе путь через сферы и выдавливая новые, с тонкой еще оболочкой, менял некоторые пути, а иные закрывал полностью. Молодой строитель среднего размера мог вселиться в незанятую сферу и временно перегородить дорогу; или же маленький строитель мог оставит после себя внутренние дополнительные слои, уменьшавшие постепенно размер помещения до того, что пройти уже было нельзя. В конце концов каждая сфера зарастала полностью, оставляя только узкий лаз от одного основного отверстия к другому, так, что даже самый маленький строитель не мог больше жить внутри нее. Тогда ткачи извлекут цельную сферу из стены, и, когда Вселенная сдвинется относительно мира-корабля, она повлечет за собой огромные отсоединенные жемчужины, будто река, увлекающая пузыри пены к морю.
Свет стал ярче, проникая даже через толстые стенки полупрозрачных сфер. Он достиг грани стены, внутреннего пространства мира-корабля.
Коронин рассматривала в высшей степени детализованные изображения, которые появились на ее коммуникационной панели. Они восхищали ее, поскольку чем дольше она воздерживалась от ответа, тем сложнее становились изображения. Сначала появилось изображение чужого существа, протягивающего вперед руки в жесте, который она поняла как мольбу. Затем он полетел в ее сторону. К нему присоединились другие летуны, выполняя замысловатый воздушный танец. Изображение преобразовалось в узор трехмерной графики, который, конечно, под силу было воспроизвести только высоко развитому искусственному разуму. Передачи это как будто усиливали контроль над ее коммуникационными возможностями. Она записала все. Когда она прокрутила запись назад, до того момента, когда летуны сменились изображением абстрактного узора, она начала спрашивать себя, а не произведена ли каждая сцена, которую она просмотрела, компьютерно, вместо того чтобы быть взятой из жизни. Возможно, что обитатели мира-корабля показали ей только то, что, как они думали, она хотела видеть.
В то же время, она отвела часть ее коммуникационного резерва на отслеживание того, что происходит возле «Энтерпрайза». Когда яхта возвращалась на мир-корабль, она хотела было перехватить ее, но передумала и позволила ей пристать к оболочке.
Ее сержант, страшно польщенный позволением присутствовать в командном отсеке, уставился на изображение.
– «Куундар может последовать за ним, – мы присоединим эластичный люк к сфере, – вот этой, – сенсоры показывают, что она полая и с тонкими стенками. Мы пробьем ее, последуем…
– Молчать.
Сержант повиновался.
– Мы нападем на виду у корабля Федерации? – сказала Коронин. – Дурак. К чему врываться туда захватчиками, если мы можем прибыть как гости? Они что там, вас не учат ничему, кроме применения грубой силы? Выколачивают из вас все мозги?
– Прости меня, Коронин.
– Я отвечу на передачу от них; я приму приглашение, которое они мне делают. Но и о мозгах забывать не будем. То, что мы все еще живы, может быть свидетельством мирных намерений чужаков. Но может и не быть. Будьте настороже.
– Да, Коронин.
– Возвращайтесь на свой пост. Приготовьтесь к ускорению.
Она подумала было о том, чтобы вывести «Куундар» из поля видения
звездолета Федерации и войти в мир-корабль тайком, но тут воспротивилась ее гордость. Если бы она стала скрываться, это все равно как если бы она признала, что у Федерации есть права на мир-корабль, которых она не имеет.
Представь, подумала она, – только представь себе, что это чудо – продукт упадочной цивилизации. Я не видела ни оружия, ни защиты. Только представить, что обитателей этого мира можно покорить. Если я заявлю права на это место, это даст мне могущество. Могущество может быть средством к отмщению. Могущество может быть даже лучше, чем отмщение.
Солнце-И-Тень маячил возле Сулу, глядя, как рулевой управляется с контролем.
Прямо как ребенок, – подумал Джим, – с новой игрушкой на Рождество.
– Алый, я считаю, что несу ответственность за кражу вашей яхты…
– Джеймс, я ничем не владею. У меня ничего нельзя украсть.
– Я рад, что вы так спокойно относитесь к инциденту. Но я все равно считаю, что несу ответственность.
– Это ваш выбор. Я не могу избавить вас от него.
– А можно мне поуправлять? – спросил Сонце-И-Тень Сулу.
– Нет, сэр, простите… для этого нужно долго учиться, это не так просто, как кажется.
– Да нет же, это просто. – Он протянул свою длинную руку поверх плеча Сулу и мигом раскрутил шаттл по всем осям.
Джим ахнул от неожиданности.
Кувыркание и верчение шаттла прекратилось и он снова выровнял
курс, будто и не отклонялся от него.
Сулу бросился к контролю. Но его вмешательства не требовалось. Сулу заметно побледнел. Солнце-И-Тень спокойно поглядел на него, моргнул, дотронулся края чувствительных усиков, и ничего не сказал.
– Алый! –сказал Джим. – Пожалуйста, попросите ваших друзей, чтобы ради их маленьких развлечений они не подвергали опасности моих людей!
После длительной паузы Алый ответил:
– Джеймс, почему вы кричите на меня за то, что произошло там, в то время как я здесь?
– А почему вы только с ней разговариваете? – заговорил в первый раз
– Я понимаю, капитан, но… – В его голосе послышалось сомнение.
– Вы можете выполнить этот приказ?
– Я не долж’н использовать оружие, капитан? Даже для самозащиты?
– Никакого оружия ни при каких обстоятельствах. Если на вас нападут, поднимайте щиты. Если будет опасность того, что щиты не выдержат – уходите.
– А если вы не вернетесь, кап’тан?
– Это не относится к вашим действиям. Вы сделаете, что я вас прошу?
Скотт немного подумал.
– Не м’гу обещать, капитан. У м’ня свое собственное суждение, своя совесть, перед которой я держу ответ.
У Джима больше не было времени на дискуссии. А настроение у него было паршивое.
– Надеюсь, ваша совесть не настолько горда, чтобы развязать войну.
Стивен провел «Дионис» внутрь мира-корабля, туда, где широкая,
иссушенная равнина встречалась с выветренными скальными выходами. Двигатели, вздохнув напоследок, умолкли. Афина нервно переступила.
Линди выглянула в порт.
– Как красиво!
Слоистые колонны, сложенные из эродированной осадочной породы,
поднимались из земли; в отдалении, низкие холмы отрогов поднимались к бесконечным горам.
Методический мозг Стивена начал анализировать картину, размышляя о
различных способах, согласно которым такой ландшафт мог возникнуть. Ему пришлось стряхнуть ход мыслей, который начал уже выстраивать масштабную модель существующего ландшафта, исходных данных и условий, в который на мире-корабле могло возникнуть подобное.
Он попытался разозлиться на себя за то, что снова съехал на вулканский
образ мыслей, полагавший красоту и радость ниже анализа и информации. Злость возникла и сразу же пропала, но ему удалось выбраться за пределы анализа. Только тогда он смог увидеть, какими глазами смотрит на мир-корабль Линди.
– Да, это прекрасно. – Он уравнял давление в шаттле с тем, что было снаружи. – Сейчас я открою люк.
– Ага. Я попытаюсь удержать ее от брыкания.
Двойные двери разъехались в стороны. Ветер чужого мира был сухим,
пыльным и сладким. Мир-корабль был залит ярким светом, но воздух из-за низкой гравитации казался холодным. Из-за высокого содержания кислорода у Стивена закружилась голова; – будто он выпил.
Линди подвела Афину к открытому люку. Экираптор дрожал от
возбуждения и страха. Линди положила одну руку ей на холку и легко вспрыгнула ей на спину. Она пропустила ноги под крылья Афины и коленями послала ее вперед. Афина колебалась, упершись в землю ногами, прядая ушами, и раздув ноздри. Она с шумом вдыхала незнакомый воздух.
Внезапно она сорвалась в галоп. Ее крылья расправились, перья зашелестели. Разреженный воздух приглушал топот копыт. Крылья ее поднялись, опали, и начали ровно подниматься и опускаться. Ее копыта все легче и легче ударяли в землю. Она подпрыгнула.
И взлетела.
Ветер отбросил волосы Линди ей за спину. Она ниже пригнулась к шее Афины, охваченная страхом, изумлением и радостью. Прохладный ветерок забрался ей под рубашку. Но ее сердце так колотилось, она была так возбуждена, что едва чувствовала холод. Афина раскинула крылья и начала парить. Она держала ноги поджатыми, будто брала высокий барьер, – самый широкий конкурный барьер в мире.
Афина опустила одно крыло, накренилась и повернула. Линди ахнула. Земля встала к ней боком. Далеко внизу она увидела глядящего на них Стивена. Афина пронеслась точно над ним. Он повернулся, следя за ними глазами, затем засмеялся, и бросился за ними, махнув рукой и что-то крича. За ним по пятам будто котенок, прыгал Илья.
Плечи и бока Афины покрылись потом, он обратился в пену там, где ведущая кромка крыла касалась бока, когда она опускала крылья. Она начала тяжело дышать. Взмахи крыльев замедлились, и она канула к земле, но в последний момент вскинула голову и снова попыталась подняться в небо. Линди понятия не имела, какой ей подать сигнал, чтобы она опустилась на землю. Она села прямее и поплотнее, – это был стандартный прием выездки, который заставлял лошадь замедлиться и сгруппироваться. Афина отреагировала. Она выставила крылья вперед под более острым углом. Скорость упала; они спускались. Афина снова забила крыльями, тормозя. Она коснулась земли копытами, – словно орел, протягивающий когти к добыче, – касаясь ее в галопе – полубег-полуполет. Линди снова придержала ее, перевела в кентер, заворачивая по широкой дуге вокруг корабля Стивена.
Кентер перешел в рысь. Афина, зашелестев крыльями, сложила их вдоль
боков, прикрыв ноги Линди теплом иссиня-черных перьев. Линди дышала еще тяжелее Афины. На глазах от ветра выступили слезы. Афина пробежала до Стивена, и остановилась.
Линди соскользнула со спины Афины. У нее тряслись колени и сама она вся дрожала. Она потрепала Афину по шее, зарывшись лицом в ее густую гриву. Она смеялась и плакала одновременно. Афина тыкалась носом ей в бок.
– Тебе понравилось, сладкая моя? – сказала Линди. – И мне тоже. О, мне тоже!
Стивен положил руку Линди на плечо. По контрасту с холодом ветра она показалась очень теплой.
– Сначала я не знал, оторветесь ли вы от земли, – Он, похоже, тоже запыхался. – А потом я не знал, вернетесь ли вы на землю.
Линди вытерла глаза рукавом.
– Вся эта выездка, дрессура… – сказала она. – А я так и не знаю, как подать сигнал «спускаемся с небес».
Стивен улыбнулся.
– Мне нужно ее отшагать, – сказала Линди. – У тебя есть старое одеяло?…
Он исчез внутри «Диониса». Линди начала прохаживаться с Афиной,
чтобы ее не прохватило и она не простыла. Вернувшийся Стивен протянул ей легкое одеяло, – похоже, оно было из белого шелка.
– Оно станет ужасно грязным, – сказала она.
– Ну и ладно. Оно не станет возражать.
Она подумала, что он шутит. Но одеяло будто само облегло Афину,
мягко обтекая ее бока. Линди с любопытством дотронулась до него. Оно явно испускало тепло.
– Что это?
– Шелк.
– Живой?
– В некотором роде. Нечто среднее между живым и неживым. Оно
умеет оборачивать тебя и следить, чтобы тебе было тепло. Похоже, что это доставляет ему радость, – если ты рискнешь использовать это слово для существа, не обладающего разумом. Несчастным его тоже можно сделать – если ты его не используешь, оно умирает.
Линди просунула руку под одеяло. Шкура Афины была сухой и теплой – не горячей, – там, где на нее лег шелк.
Линди отпустила ее. Афина, должно быть, истратила огромное количество энергии на полет, но сейчас она не выказывала признаков усталости. Спокойная и энергичная, она вышагивала длинными благодаря низкой гравитации шагами. И даже то и дело поднимала голову и смотрела в странное, со светлым рисунком, небо. Тогда ее крылья приподымались и шелестели под накинутым шелком.
Линди повернулась и крепко обняла Стивена.
Стивен обвил руки вокруг нее и теперь держал ее – осторожно, опасливо, – памятуя о своей немалой физической силе. Линди дотронулась до его щеки и провела кончиком пальца по взлетающему росчерку брови.
Он воспринимал ее разум, ее устремление, и, да, – ее красоту. Даже вулканцы не до конца вытравливали эстетическое восприятие из своих детей. Но больше Стивен ничего не чувствовал.
Он накрыл ее руку, касающуюся его щеки, своей. И отнял ее руки от себя.
– Линди, не надо, пожалуйста.
– Что-то не так?
Он отвернулся.
– Я не могу…
– Почему?
– Потому что я вулканец!
Врял ли человеку было бы под силу сдвинуть его с места. Линди дотронулась до его локтя и снова повернула лицом к себе.
– Но ты не такой… – сказала она.
Он сел на полоз «Диониса». Его плечи опустились.
– Я пытался, – сказал он. – Но меня растили вулканцем,
тренировали… – Он сложил ладони вместе, выгнув каждую чашкой. – Они учат отсекать все чувства. Помещать их в кокон, слой за слоем, – пока он не становится настолько толстым, что его нельзя пробить. Если ты восстаешь, задаешь вопросы, они становятся с тобой более терпеливыми. Немного времени – и…
– Так вот что с тобой случилось.
Он кивнул.
– Я постоянно пытаюсь пробить этот кокон, пробить насквозь,
надеясь… но я боюсь, что если мне это удастся, внутри не окажется… ничего. – Он открыл ладони и подбросил воздух, что был между них, к небу, – словно фокусник, выпускающий голубя. Но голубя не появилось. Не появилось ничего.
– Я никогда никого не любил, Линди. Кое-кто меня однажды любил, и я хотел… я притворился… Но она поняла. Она в конце концов узнала. Я не хочу ранить кого-то еще раз так, как я ранил ее. Я не хочу ранить тебя.
Вместо того, чтобы уйти, она обняла его и держала так, предлагая
утешение – возможно, нуждаясь в утешении сама. Стивен гладил ее волосы, зная, что жест этот пуст и отчаянно желая, чтобы он смог наконец дать какой-нибудь настоящий ответ.
Он открыл глаза. Зрение его было странно туманным, слух снижен; он, как мог, попытался рассмотреть незнакомое окружение. Плотный воздух имел неестественный запах. Он почувствовал тоску по горам и равнинам, и холодному ветру, ласкающему тело.
Он попытался сесть. Широкие ремни держали его, охватывая грудь и ноги. Он в ярости рванулся. Ремни порвались. Он знал, что никто из его народа не мог быть настолько жесток и безумен, чтобы пленить кого бы то ни было. Он явился на корабль пришельцев, поверив их жестам мира, а они попытались навредить ему.
Он оглядел помещение с углами. Ему казалось, будто он видит одновременно два изображения, – одно – хорошо известное, другое – полностью чуждое. Та часть его разума, которая идентифицировала видимое как чужое – велела бежать отсюда; та часть, что узнавала – помогала найти путь наружу.
Возле выхода, изучая некий странный объект, сидело какое-то существо. Оно было похоже на его народ, но имело на себе какую-то защитную одежду, будто собиралось выйти в космос без яхты. Если бы оно увидело его, ему, возможно, пришлось бы причинить ему ущерб, чтобы пройти, но он ни в коем случае не хотел опуститься до их варварских действий, – безотносительно того, что они сделали с ним.
Он осторожно двинулся к существу. Но его тело будто было ему чужим. Он споткнулся. Существо увидело его и вскочило.
– Спок! – сказало оно.
Оно так и не уловило момент, когда он дотронулся до места
соединения его шеи с плечом, – когда отключилось его сознание. Он подхватил его и положил на землю.
Осторожно, стараясь не быть замеченным, он пробирался по проходам с низким потолком. Он нашел знакомое, хотя и чуждое устройство, которое искал. Поменяв настройку, он ненадолго задумался над ним. Оно было довольно остроумным, но примитивным и грубовато выполненным, со всеми этими механическими частями и электрическими цепями. Он бы сделал его отвечающим на прикосновение разума.
Он встал на платформу и подождал, пока луч не растворил его.
Он материализовался внутри яхты. За прозрачными стенами ее сферы выгибался корпус «Энтерпрайза», парившего рядом, а легкий изгиб мира-корабля поблескивал и мерцал в большом отдалении. Парус яхты зарябил концентрическими кругами, которые пробежали от внешних его краев к центру и обратно к краю, создавая колебательные паттерны в местах пересечений.
Гибкие прозрачные хорды, которые составляли основу паруса, росли от внешней поверхности сферической рубки. Их основания, видимые изнутри, имели рисунок восьмиконечных звезд, мерцающих на концах, жемчужных – внутри, самый центр их отмечала сверкающая точка, в которой хорда собирала и концентрировала свет.
Хорды выгнулись и изменились, задавая настройку паруса. В какой-то момент парус задрожал и беспорядочно перекрутился, и яхта упала в сторону мира-корабля, схваченная его притяжением. Он щелкнул по основаниям хорд; они снова напряглись. Парус ухватился за силовой луч, распрямился, раздулся. Он действовал как тормоз, – парашют, использующий фотоны вместо воздуха, превращая падение шлюпки в стабильный, медленный спуск.
Он возвращался домой.
Шаттл «Коперник» уже преодолел полпути к миру-кораблю. Сулу сидел за управлением; Ухура заняла место второго пилота и продолжила свои попытки получить ответ от Стивена. Джим мерил шагами тесное пространство и злился на импульсивное упрямство вулканца.
Касающийся Неба заявил, что он голоден, и был транспортирован обратно на мир-корабль, но трое других летунов отправились с ними, они лезли во все руками и задавали вопросы относительно инструментов, устройства и использования шаттла. Они вели себя так, словно отправились на пикник. Может, так оно для них и было.
Джим был рад, что Сулу и Ухура оба вызвались лететь с ним, потому что ему пришлось заниматься исключительно слежкой за тем, чтобы летающие люди не разобрали из любопытства шаттл на части.
– А кто из ваших людей отправился на яхте, Джеймс? – спросил Алый без малейшего намека на гнев.
Яхта летунов обогнала «Коперник», падая по направлению к миру-
кораблю и постепенно исчезая в отдалении, – в визуальном и электромагнитном шуме.
– Не знаю, – сказал Джим.
– «Энтерпрайз» вызывает, капитан.
– Это Скотт, капитан. Эт’ мистер Спок, – он сбежал из лазарета! Он использовал транспортатор…
– … и украл яхту, – сказал Джим. – Ясно. А доктор Маккой –?…
– Он не пострадал капитан, тольк’ мистер Спок оставил его с жуткой головной болью. Эт’т защип нерва…
Джим понятия не имел, о чем говорит Скотт, да и ладно.
– Коммандер Спок снова действует на свой страх и риск – так же, как
и прежде. Если мы встретим его, мы вернем его назад. Если нет – он сам виноват.
– Но, капитан…
Джим подал знак Ухуре отключить канал. Она недоверчиво посмотрела на него, но повиновалась.
Она почти машинально снова попыталась вызвать Стивена.
– «Коперник» вызывает «Дионис», пожалуйста, ответьте. Это чрезвычайная ситуация, – пожалуйста, ответьте. – И вновь, единственным ответом были статические разряды магнитного поля мира-корабля, и тишина.
Алый согнул свои длинные пальцы.
– Джеймс, вы обязательно должны связаться со Стивеном, используя ваши машины?
– Это – единственный способ, который у нас… вы хотите сказать, – выможете связаться с ним?
– Мною уже послана просьба о том, чтобы наши люди поискали Спока. Если вы хотите, я их попрошу, чтобы они поискали также «Дионис» и Стивена.
– Алый, я был бы очень признателен… если кто-нибудь увидит Линди, пожалуйста, пусть скажут ей, что она должна вернуться, – это очень важно.
– Это сложнее. Касающийся Неба передаст ваш язык тем, кто этого захочет, когда он кончит охотиться, и Зеленый, и Сонце-И-Тень, и я передадим его остальным, когда мы вернемся. Но до тех пор, никто на мире-корабле не говорит на Стандарте.
– А вы разве не можете передать его напрямую, из разума в разум?
Алый посмотрел на Джима с любопытством.
– Вы можете научить кого-либо слушать, давая ему нюхать вещи? Можете ли научить осязать, показывая ему различные цвета?
– Конечно, нет.
– Точно так же, я не могу передать новый способ речи, не говоря.
– Но ведь Спок передал его вам именно так!
– Я – это дело другое, – сказал Алый терпеливо. – Джеймс, вы видели, как язык был передан мною Зеленому, и Касающемуся Неба, и Солнцу-И-Тени. Я не могу делать так же, как Спок, потому что Спок и я – мы разные.
– Я вас понимаю, только… – Джим умолк и расстроено махнул рукой. – А Касающийся Неба не может поискать «Дионис»?
– Он голоден. Когда он поохотится, он, может быть, решит искать. Или, возможно, он будет спать.
– Если мы быстро не найдем Линди и не вернемся, – речь будет идти о наших жизнях! И корабль будет в опасности.
Алый смотрел на него спокойно.
– Да. Люди живут, и они умирают.
Джим почувствовал, что уперся в стену непонимания.
– Как скоро мы сможем что-нибудь узнать?
Алый дотронулся языком до усиков.
– Я не знаю. Я даже не могу обещать, что меня поставят в известность, если кто-нибудь увидит шаттл. Они скажут, если захотят.
– А есть кто-нибудь такой, кто можетчто-нибудь обещать?
– Вы ищете кого-нибудь, кто в мире-корабле имеет позицию, аналогичную вашей?
– Пожалуйста, не обижайтесь. Алый, да, я бы хотел поговорить с кем-нибудь, кто несет ответственность за мир-корабль. Я могу понять, почему ваши лидеры, возможно, хотят понаблюдать за нами, прежде, чем обнаружить себя. Но ведь, согласитесь, вы видели достаточно, чтобы знать, что у нас мирные намерения.
– Я верю, что у вас мирные намерения, из-за той информации, что мне передал Спок, – сказал Алый. – Но мне также довелось наблюдать, что ваш корабль несет на себе орудия разрушения. – Алый отмахнулся от джимова возражения. – Но это все не к делу. У нас неттого, кто управляет. На мире корабле нет ни лидеров, ни их последователей.
– А что же у вас есть? Анархия?
– У меня есть я. Я живу жизнью, которую выбираю.
– Я не понимаю, как у вас это устроено… я не понимаю вашей организации. Кто направляет мир-корабль? Кто создал его, и для чего, и где они? Кто решает, что с ним будет дальше? Кто поместил вас в этот мир? Есть ли там другие разумные существа?
– Слишком многие из ваших представлений не имеют аналогий с миром-кораблем. Мы отличаемся от вас. Все крылатые люди – другие, – не такие, как те, которые на «Энтерпрайзе». Те, кто создал мир-корабль – умерли, все их поколения, многие поколения. И надеюсь, что те, кто должен решить судьбу мира-корабля, еще не родились.
Джим расстроено выдохнул. Чем больше вопросов он задавал Алому,
тем меньше он знал. Инстинктивно он верил тому, что ему говорили, но привычка требовала уточнять эту правду, узнавать, вся ли это правда. Ни лидеров, ни строителей, ни разгадки размеров и структуры мира-корабля: ему было сложно примириться и остановиться на этом.
Ладно, философские проблемы вроде правды пусть подождут.
– Если бы вы попросили других людей с мира-корабля поискать «Дионис», я был бы вам очень признателен.
Просвечивающая внешняя оболочка мира-корабля при приближении к нему обратилась в линзовую поверхность плотно упакованных сфер. Яхта коснулась посадочного ответвления. Хорды свернулись, складывая парус. Свободные отростки обвились вокруг ответвления. Шлюпка опустилась еще ниже, останавливаясь, и замерла возле поверхности мира-корабля.
Он вытянул мембрану яхты из переднего отверстия. Оно в точности соответствовало другому такому же отверстию, прикрытому соответствующим жемчужным диском, и ведущим в обширную сферу-ячейку, которая являлась частью оболочки мира-корабля. Серебристая паутинная структура, что держала сферы вместе, также закрыла соединение между яхтой и миром-кораблем, удерживая воздух внутри.
Он толкнул вторую мембрану и вошел внутрь стены мира-корабля.
Его приветствовало знакомое серое свечение. Хотя что-то его по-прежнему смущало и не устраивало: комфортным представлялось более темное, красноватое освещение.
В сфере, к которой он пристал, ничего не было, кроме крупного строителя, который полз по потолку, медленно оставляя за собой след затвердевающей жемчужной массы, – полз в поисках новой сферы, в которой можно будет поселиться. Он понадеялся, что строитель не заползет в яхту. Он может просочиться туда через переднее отверстие и превратить яхту в свое обиталище. Если он там поселится, он добавит два-три слоя жемчужной субстанции на ее внутреннюю поверхность, утолщая последнюю, пока не вылезет оттуда в поисках бoльшего жилища.
Если же сфера яхты обрастет достаточным количеством слоев, чтобы стать непрозрачной, яхта станет хуже, – для тех целей, для которых она служит. Лететь в ней, не имея возможности видеть, – возможно, но нецелесообразно. Радость хождения в космосе – в ловле фотонного ветра и восхищении звездами.
Он опустил мембрану яхты. Возможно, строитель решит, что внутри живет другой из его рода, и уползет дальше в поисках гостеприимного пространства, которое вместит его крупное инертное тело.
Он направился внутрь, пробираясь через слои взаимопроникающих сфер. Как обычно, пути, ведущие через стену, изменились. Крупный взрослый строитель, пролагая себе путь через сферы и выдавливая новые, с тонкой еще оболочкой, менял некоторые пути, а иные закрывал полностью. Молодой строитель среднего размера мог вселиться в незанятую сферу и временно перегородить дорогу; или же маленький строитель мог оставит после себя внутренние дополнительные слои, уменьшавшие постепенно размер помещения до того, что пройти уже было нельзя. В конце концов каждая сфера зарастала полностью, оставляя только узкий лаз от одного основного отверстия к другому, так, что даже самый маленький строитель не мог больше жить внутри нее. Тогда ткачи извлекут цельную сферу из стены, и, когда Вселенная сдвинется относительно мира-корабля, она повлечет за собой огромные отсоединенные жемчужины, будто река, увлекающая пузыри пены к морю.
Свет стал ярче, проникая даже через толстые стенки полупрозрачных сфер. Он достиг грани стены, внутреннего пространства мира-корабля.
Коронин рассматривала в высшей степени детализованные изображения, которые появились на ее коммуникационной панели. Они восхищали ее, поскольку чем дольше она воздерживалась от ответа, тем сложнее становились изображения. Сначала появилось изображение чужого существа, протягивающего вперед руки в жесте, который она поняла как мольбу. Затем он полетел в ее сторону. К нему присоединились другие летуны, выполняя замысловатый воздушный танец. Изображение преобразовалось в узор трехмерной графики, который, конечно, под силу было воспроизвести только высоко развитому искусственному разуму. Передачи это как будто усиливали контроль над ее коммуникационными возможностями. Она записала все. Когда она прокрутила запись назад, до того момента, когда летуны сменились изображением абстрактного узора, она начала спрашивать себя, а не произведена ли каждая сцена, которую она просмотрела, компьютерно, вместо того чтобы быть взятой из жизни. Возможно, что обитатели мира-корабля показали ей только то, что, как они думали, она хотела видеть.
В то же время, она отвела часть ее коммуникационного резерва на отслеживание того, что происходит возле «Энтерпрайза». Когда яхта возвращалась на мир-корабль, она хотела было перехватить ее, но передумала и позволила ей пристать к оболочке.
Ее сержант, страшно польщенный позволением присутствовать в командном отсеке, уставился на изображение.
– «Куундар может последовать за ним, – мы присоединим эластичный люк к сфере, – вот этой, – сенсоры показывают, что она полая и с тонкими стенками. Мы пробьем ее, последуем…
– Молчать.
Сержант повиновался.
– Мы нападем на виду у корабля Федерации? – сказала Коронин. – Дурак. К чему врываться туда захватчиками, если мы можем прибыть как гости? Они что там, вас не учат ничему, кроме применения грубой силы? Выколачивают из вас все мозги?
– Прости меня, Коронин.
– Я отвечу на передачу от них; я приму приглашение, которое они мне делают. Но и о мозгах забывать не будем. То, что мы все еще живы, может быть свидетельством мирных намерений чужаков. Но может и не быть. Будьте настороже.
– Да, Коронин.
– Возвращайтесь на свой пост. Приготовьтесь к ускорению.
Она подумала было о том, чтобы вывести «Куундар» из поля видения
звездолета Федерации и войти в мир-корабль тайком, но тут воспротивилась ее гордость. Если бы она стала скрываться, это все равно как если бы она признала, что у Федерации есть права на мир-корабль, которых она не имеет.
Представь, подумала она, – только представь себе, что это чудо – продукт упадочной цивилизации. Я не видела ни оружия, ни защиты. Только представить, что обитателей этого мира можно покорить. Если я заявлю права на это место, это даст мне могущество. Могущество может быть средством к отмщению. Могущество может быть даже лучше, чем отмщение.
Солнце-И-Тень маячил возле Сулу, глядя, как рулевой управляется с контролем.
Прямо как ребенок, – подумал Джим, – с новой игрушкой на Рождество.
– Алый, я считаю, что несу ответственность за кражу вашей яхты…
– Джеймс, я ничем не владею. У меня ничего нельзя украсть.
– Я рад, что вы так спокойно относитесь к инциденту. Но я все равно считаю, что несу ответственность.
– Это ваш выбор. Я не могу избавить вас от него.
– А можно мне поуправлять? – спросил Сонце-И-Тень Сулу.
– Нет, сэр, простите… для этого нужно долго учиться, это не так просто, как кажется.
– Да нет же, это просто. – Он протянул свою длинную руку поверх плеча Сулу и мигом раскрутил шаттл по всем осям.
Джим ахнул от неожиданности.
Кувыркание и верчение шаттла прекратилось и он снова выровнял
курс, будто и не отклонялся от него.
Сулу бросился к контролю. Но его вмешательства не требовалось. Сулу заметно побледнел. Солнце-И-Тень спокойно поглядел на него, моргнул, дотронулся края чувствительных усиков, и ничего не сказал.
– Алый! –сказал Джим. – Пожалуйста, попросите ваших друзей, чтобы ради их маленьких развлечений они не подвергали опасности моих людей!
После длительной паузы Алый ответил:
– Джеймс, почему вы кричите на меня за то, что произошло там, в то время как я здесь?
– А почему вы только с ней разговариваете? – заговорил в первый раз