Макинтайр Вонда Н.. Первое приключение

   Джим не смог придумать ответ.
   – Вот я, вообще-то, не согласен, – сказал Маккой. – Но, надеюсь, я смогу не согласиться цивилизованно.
   – Ваша манера кажется мне вполне цивилизованной, доктор, – сказал Спок.
   – Ну, спасибо, мистер Спок. Кстати, если вы заглянете в лазарет, я смогу что-нибудь сделать с этим вашим красивым фингалом.
   Спок молча направился на мостик, перешагивая через ступеньки трапа
   – по две за раз. Маккой полез за ним. Джим двинулся за ними, только помедленнее: ему мешала временная шина, которая оберегала его колено.
   Скотт направился к шаттлу и открыл двигательный отсек.
   – Ну, а теперь, когда мы все, наконец, закончили раскланиваться… – выразительно зевнул Стивен.
   Сулу прошел мимо него, направляясь к «Копернику», чтобы проверить, насколько пострадала навигационная система.
   Илья, сидевший у Стивена на плече, ощетинился на Звездный Флот, который быстро закрыл личико и уткнулся им в колено Сулу.
   – Похоже на то, что у вас появился друг? – сказал Стивен.
   – О, надеюсь нет, – сказал Сулу с чувством.
   Стивен широко улыбнулся.
   – Ну, как вам «Дионис»?
   – Здорово, сэр, – сказал Сулу. – Я заметил, что у него кое-какие дополнительные преимущества.
   – Я рад, что хоть кто-то хоть что-то здесь заметил, – сказал Стивен.
   Хазарстеннай, прибывшая из Инженерного для того, чтобы заняться «Коперником», скользнула вниз по трапу. Увидев Стивена и Илью, она остановилась. Ее усы неодобрительно дернулись, но она удержалась от комментариев. Она присоединилась к мистеру Скотту. Тут она услышала странный звук, вроде радостного чириканья, которое она не смогла опознать как механический звук.
   – От двигателей что-нибудь осталось? – спросила она.
   – Немногое, – сказал Скотт.
   Хазарстеннай снова услышала чириканье.
   – Мистер Скотт, что это за звук?
   – Что? А! это зверек мистера Сулу. Отталкивающее существо.
   Хазард стало любопытно.
   Она заглянула в главную кабину «Коперника». Сулу пытался заняться делом, но маленькое сообразительное животное так и лезло ему под руку. Оно заметило Хазард и вприпрыжку побежало к ней, дружелюбно чирикая.
   – Какое милое создание, – сказала она.
   Сулу поднял на нее глаза.
   – Вы, должно быть, шутите.
   – Вам он не нравится?
   – Это чума какая-то, – сказал он.
   – Я думаю, он очаровашка, – сказала она. Животное потерлось об нее носом, и зарылось пальцами в ее мех. – Ему, должно быть, очень неудобно. Существ, покрытых мехом, нельзя заставлять носить одежду.
   – Это не я придумал, – сказал Сулу.
   Хазард помогла существу снять рубашку и штаны. Оно оказалось с ног
   до головы покрыто мехом розового цвета, сгущавшимся в карминный на спине и ногах. Оно удовлетворенно поскребло свой бок и позволило Хазард расправить мягкий мех.
   – Так лучше, малыш, правда? – сказала Хазард.
   – Я так думаю, он ничей, – сказал Сулу. – Он просто забрался на меня, потому что испугался Стивенова кота. Слушай, Хазард, ты ему, похоже, куда больше нравишься, чем я.
   – Да, верно, – сказала Хазард. – Пусть идет со мной, если захочет.
   К ее удовольствию, и к облегчению Сулу, Звездный Флот последовал за Хазард, когда она вернулась к двигателю «Коперника».
   Пересекая палубу, чтобы вернуться на «Дионис», Стивен бросил взгляд
   на Линди и Афину. Линди поймала его взгляд. Она поколебалась, затем подняла руку и махнула ему. Но она не повернула Афину в его сторону; и ничего ему не сказала. Стивен вряд ли мог ее за это винить.
   Войдя внутрь, Стивен проверил все системы. Они были невредимы; Сулу должным образом вывел их из рабочего режима и выключил. Стивен испытывал некоторые собственнические чувства по поводу «Диониса»; рулевой звездолета был единственным, кто управлял яхтой с тех пор, как Стивен ее приобрел.
   Стивен позволил себе упасть в кресло пилота. Он чувствовал себя разбитым и вымотанным, слишком усталым даже для того, чтобы добраться до кушетки. Илья вспрыгнул ему на колени, устроился там и завозил по его бедру передними ногами. Стивен погладил его.
   – Все ушло, – негромко сказал он, обращаясь к лесному коту. – Я почти могу вспомнить, но это лишь призраки и мечты. Они ускользают прочь, и я не могу их больше чувствовать. – Он был опустошен и дезориентирован. Для того, чтобы смочь освободить Спока от силы чувств и мыслей Алой, Стивен полностью отсек хоть и непрочный, но контакт, который он имел со своими эмоциями. Он положил руку на широкую голову Ильи. Лесной кот мигнул. – Но всегда есть время начать все сначала, правда ведь?
   Самое уместное сейчас, подумал Стивен, – это цинический смех. Но и
   для этого я слишком устал.
   – Стивен?…
   Он с трудом открыл глаза. В проеме люка стояла Ухура.
   – Вы в порядке? – спросила она.
   – Не знаю, – сказал он.
   – Стивен… – Она замолчала, как будто не зная, что сказать. – Капитан Кирк недавно на «Энтерпрайзе». Он не знает мистера Спока, и немногое знает о слиянии разумов. Он не понимает, что вы сделали, – как трудно это было, и как опасно. И думаю, что доктор Маккой тоже не понимает.
   – Большинство людей не понимают, – сказал Стивен.
   – Но я понимаю, – сказала Ухура. И я благодарю вас. Мистер Спок вас не поблагодарил, или он не смог…
   – Он практически ничего не может с собой поделать, – сказал Стивен. – Мне бы пора к этому привыкнуть.
   Она протянула к нему руку. Ее рука была холодной и сильной. Он поискал в себе какую-нибудь реакцию, но ничего не нашел. Даже сожаления.
   – Ухура… Не побудете здесь несколько минут? Просто посидите рядом?
   – Конечно.
   Он откинулся на спинку пилотского кресла. Ухура, не выпуская его
   руки, села подле него в кресло второго пилота. Она заметила, как осунулось его лицо, и обрадовалась, когда его выражение стало более спокойным: Стивен глубоко заснул.
   Ухура поднялась, легонько поцеловала Стивена в щеку и покинула «Дионис», чтобы вернуться на мостик.
   Джим спрашивал себя, почему его удивляет то, что мостик выглядит так обычно. Ему казалось, что он отсутствовал несколько месяцев, и все должно было измениться. Но индикаторы ворп-двигателей свидетельствовали о полном порядке; связь полностью восстановилась: блокирующее поле было снято. Спок занял свое место за консолью офицера по науке. Старшина Рэнд была занята системами окружения, коммандер Чеунг сидела на месте навигатора. Мистер Сулу вернулся, освободившись, как заметил Джим, от прилипчивого присутствия Звездного Флота, и, несколькими минутами позже, лейтенант Ухура заняла свое место за коммуникационной станцией.
   Джима беспокоила только схема в углу видового экрана. Она указывала положение «Энтерпрайза» – он был далеко за пределами Федерации, и с каждой минутой углублялся все дальше, следуя за миром-кораблем. Однако пространство Федерации на схеме обозначалось синим. Неяркое синее кольцо окружало и «Энтерпрайз».
   – Капитан Кирк, – адмирал Ногучи на подпространственной частоте.
   – Благодарю вас, – сказал Джим, поскольку едва ли он мог избежать
   этого разговора. Умей проигрывать, напомнил он себе. Он понятия не имел, что скажет адмиралу, и еще он подозревал, что ничего не потеряет, если так и не узнает того, что собирался поведать ему адмирал.
   – Ну, Джим, – сказал адмирал, – вы должны были прибыть на Звездную базу 13 вчера.
   – Я знаю, сэр. Но мы встретили… – Он поколебался, пытаясь придумать, как объяснить мир-корабль. – Первый контакт, сэр.
   Адмирал Ногучи фыркнул.
   – У тебя всегда был талант к недоговариванию. В самом деле, первый контакт. Я видел передачу.
   – Передачу, сэр? Но у нас не было времени что-либо передать – и возможности тоже.
   – Передачу дал флот.
   – О.
   – Я бы поспорил, – сказал адмирал, – что одинокий корабль Федерации, повстречав флот надзорного комитета клингонов, будет либо немедленно уничтожен, или захвачен, с предъявлением обвинения в шпионаже его командиру. Знаете, что они хотят сделать с вами?
   – Э-э… нет, сэр. – Джим понятия не имел, чтo может последовать за подобным обвинением. Больше всего ему хотелось никогда не знать, какое наказание предусмотрено Империей за шпионаж.
   – Они хотят наградить вас медалью.
   – Медалью? Это бред!
   – Возможно. Но…
   – Я не могу принять медаль от Клингонской Империи!
   – … вы ее примете, и примете вежливо. Джим! Никто не знает,
   сколько это продлится. Может быть, около десяти микросекунд. Но каким-то образом ты заставил наши правительства говорить друг с другом, вместо того, чтобы осыпать друг друга оскорблениями. И, помимо этого, если верно то, что люди мира-корабля не повернут его обратно в пространство Федерации, кто-то должен быть там нашим представителем. Наши ученые и дипломаты доберутся дотуда не раньше, чем через неделю. Так что вы назначаетесь временно исполняющим обязанности посла на клингонском пограничье и на мире-корабле. Я на вас рассчитываю, мой мальчик.
   – Я… сделаю все, что в моих силах, адмирал.
   – Да, я знаю. И теперь, и в будущем. Мы подробно поговорим и о
   будущем, и о вашей следующей миссии, – как только вы вернетесь. – Он улыбнулся, в то время, как Джим пытался придумать, что сказать. Кстати, Джим, – скажи Линди, что директор надзорного комитета выразил желание присутствовать на представлении ее компании. Если она согласится, пожалуйста, устрой все там. О, – здесь есть кое-кто, кто хочет с тобой поговорить.
   На экране возникло другое лицо.
   – Гари!
   – Ну ты там и влип, малыш, – сказал Гари. – Я же тебе говорил, чтоб ты без меня и носу не совал из Федерации.
   – Да, говорил, – сказал Джим. – Я больше не буду, обещаю. – Ему
   хотелось засмеяться от радости, видя, что его друг снова на ногах, зная, что он будет уже в порядке, когда адмирал поручит Джиму новую миссию. Гари все еще выглядел худым и изможденным, и он опирался на трость, но трость, выложенною эбонитом и увенчанную сияющей позолоченной ручкой, – по крайней мере, хотя бы частично это было показное.
   Да важно ли это? – подумал Джим. Ничуть.
   – Мне тебя не хватало, Гари. Ты нам нужен. – Он даже не чувствовал обычного раздражения, которое с ним случалось, когда Гари называл его «малыш».
   – Это точно. Нет, только поглядите на него, – не успел выбраться из госпиталя, как снова залез в лубки.
   Джим смиренно поглядел на свое колено.
   – Боунз уже синтезировал для меня эту зеленую дрянь.
   – Кто бы сомневался. Я всегда знал, что в глубине души он садист, – Гари засмеялся.
   Он думает, я шучу, – подумал Джим. Хотел бы я.
   – Когда ты наконец сможешь оттуда выбраться? – спросил Джим.
   – Еще немного побуду, малыш. Тебе придется как-то перебиться без первого офицера, пока они не выпустят меня из этой камеры пыток.
   Напоминание о том, что Гари не может быть его первым офицером, несколько приглушили радость Джима.
   – Мне нужно будет поговорить с тобой. Попозже… – Он хотел
   рассказать Гари о приказах Ногучи; он хотел как-нибудь загладить нарушенное обещание – и перед собой, и перед своим другом. Но только без свидетелей. Он болезненно ощущал присутствие коммандера Спока точно за своей спиной. Он надеялся, что Гари воспримет намек.
   – Скоро, – сказал Джим.
   – Ага, конечно. – Гари мотнул головой, чтобы отбросить свои густые черные волосы со лба. – Позже. – Его волосы немедленно скользнули обратно. – Скоро.
   Гари умолк. Даже короткий разговор утомил его.
   – Мне надо идти, – быстро сказал Джим. – Только еще одно…
   – Что?
   – Сходи к парикмахеру.
   – Есть, кэп-малыш-сэр, – сказал Гари, улыбнувшись.
   – И поправляйся, – тихо сказал Джим.
   Гари прервал связь.
   Спок не мог не слышать разговора. Он знал, чтo будет предметом
   будущего разговора. Капитан Кирк будет вынужден объяснить, что, в конечном итоге, коммандер Митчелл не сможет занять место первого офицера. Спок обратил мало внимания на спор Кирка с Ногучи по этому поводу, и до настоящего момента он не видел причин, по которым ему следовало бы так или иначе вмешаться в это дело. Но теперь только он мог здесь что-либо изменить, и он чувствовал, что должен действовать. Он запросил у компьютера файл с наброском рапорта о переводе, который он на какое-то время раздумал было подавать.
   Пока он ожидал его, он вдруг осознал, что неподалеку стоит доктор Маккой, – сложив на груди руки и нетерпеливо барабаня пальцами по своему плечу.
   – У тебя в глазах снова это докторское выражение, Боунз, – сказал капитан Кирк.
   – Верно. Я хочу, чтобы вы со Споком отправились в лазарет, причем немедленно.
   Спок недоверчиво поднял бровь.
   – Вы полагаете, это мудро, доктор, – сказал он, – чтобы оба старших офицера одновременно покинули мостик?
   Маккой очень странно посмотрел на него.
   Спок ответил ему совершенно серьезным взглядом.
   – Вы совершенно правы, Спок, – сказал Маккой, после продолжительной паузы. – Это было бы ошибкой. Джим, ты ведь, кажется, как-то раз говорил что-то насчет того, что никогда не следует просить кого-либо под твоим началом сделать то, что ты сам не стал бы делать?
   – В жизни я такого не говорил, – сказал Джим. Но, сдаваясь, он с трудом поднялся на ноги и, хромая, поплелся за Маккоем.
   Спрашивая себя, почему Маккой повел себя столь странно в ответ на его замечание, Спок закончил свой запрос о переводе с «Энтерпрайза».
   В лазарете Маккой быстро осмотрел Джима, уделив, однако, основное свое внимание его колену. Оно выглядело еще хуже, чем Джим ожидал. Освобожденное от временной поддержки, оно начало не на шутку болеть. Коленную чашечку окружал могучий синяк.
   – Я знаю, что ты уже выращиваешь для меня эту зеленую мерзость, – сказал Джим.
   – Что?… Да вовсе нет.
   – Но я же сам видел заказ!…
   – Да ну? Это, значит, поэтому ты не шел на осмотр?
   – Причина неплохая, что ты скажешь?
   – Ну да, я смешал партию реген-культуры. Только к тебе это не имеет никакого отношения. Не все на свете имеет к тебе отношение, знаешь ли. Просто у меня было время провести небольшое исследование, я и занялся.
   – Извини, Боунз.
   – Ну да, ну да. Что ж, если тебе от этого станет легче: нет. Тебе не грозит новый реген. Реген – это для серьезных случаев. У тебя всего лишь сильное растяжение и кровоизлияние. – Маккой широко улыбнулся. – Только подумай обо всех этих годах медшколы, что стоят за этим диагнозом! Ну ладно, во-первых, прекрати на время ковбойскую акробатику…
   – Без вопросов.
   – … и отложи намеченные фехтовальные турниры.
   – Ты и об этом слышал?
   – Мои шпионы повсюду. – Он закрепил на ноге Джима электростимулятор. – Все остальное просто прекрасно. Биообменный регенератор тебе бы не повредил – так, на всякий случай. Реген тебя меняет, даже если ты этого не замечаешь… И еще – ты, очевидно, пренебрегал упражнениями.
   – Я был так занят…
   – Ну и я слишком занят, чтобы таскаться за тобой по кораблю и канючить. Пора бы повзрослеть, Джим. Выбирай: можешь делать упражнения, а нет – полезешь обратно в реген. Все ясно, капитан?
   – Ясно, доктор.
   – Вот и хорошо. А теперь иди, становись старшим офицером на мостике и пришли мне сюда Спока.
   В тот момент, когда Спок направил свой рапорт о переводе на комм-юнит капитана Кирка, капитан вернулся из лазарета.
   – Ваша очередь, мистер Спок.
   – Я уже прошел необходимый медосмотр…
   – Не спорьте, коммандер Спок!
   – Хорошо, сэр.
   Спок знал, что доктор Маккой не обнаружит никаких нарушений.
   – А вы везунчик, – сказал Маккой.
   – Я не верю в везение, доктор Маккой.
   – А должны бы. Если бы рядом не оказалось Стивена…
   – Его нахождение там опровергает вашу теорию о моем везении.
   – Что-то есть такое… очень личное в том, что он вам не нравится, мистер Спок. Кто он такой – семейный нарушитель приличий?
   – Мы… дальние родственники.
   – Почему-то, – сказал Маккой, – утешительно узнать, что даже в вулканских семьях есть родственники, о которых не принято говорить. Значит, Стивен ваш кузен-диссидент, а?
   – Такое объяснение достаточно. Вулканские семейные отношения достаточно сложны.
   – Думаю, я смогу проследить за объяснением, – сказал Маккой. – Используйте короткие слова.
   – Дочь сестры отца моего отца – мать Стивена. Таким образом, мы родственники в третьем колене, во второй степени.
   Маккой сощурился, прикидывая.
   – Ну, то есть, вы кузены.
   – Если бы вулканцы отмечали родство таким же образом, как ваша культура, наша родственная связь подпала бы под эту категорию.
   – Так что ж вы так сразу и не сказали?
   – Я сказал, доктор, – сказал Спок, недоумевая, почему люди так настойчивы в своих противоречивых требованиях.
   Но несколькими минутами спустя, возвращаясь на мостик, он не мог не подумать снова о том, что Маккой сказал о Стивене. Как бы ему ни хотелось не признавать этого, у него и Стивена было кое-что общее.
   Они оба были изгоями.
   Следующие двадцать четыре часа были полны кипучей деятельности.
   Алая, услышав о планируемом представлении, выразила желание посмотреть его, и намекнула о подобном же интересе со стороны других жителей мира-корабля. Аудитория, таким образом, получилась настолько многочисленной, что ни «Энтерпрайз», ни какой другой корабль из директорского флота не вместили бы ее. Алая нашла естественный амфитеатр на мире-корабле. Линди согласилась, что это место подойдет, поскольку у компании были разборные декорации и подмостки. Кроме того, на мире-корабле, – на открытом воздухе, – Афина могла быть частью представления. Единственное, что беспокоило Линди – вероятность дождя.
   – Дождя не будет, Линди-маг, – сказала Алая.
   – Легко сказать, – но как можно быть в этом уверенным?
   – Да нет же, я уверена.
   – Ну ладно.
   И, к некоторому удивлению Джима, все устроилось как надо.
   Хикару Сулу прибыл в амфитеатр мира-корабля, одетый в черное
   трико и пунцовый колет, с поясом для оружия. Это был потрясный костюм. Может, стоило начать носить его не только на сцене?
   Он немного беспокоился о своей роли. Он знал слова – но не был уверен, что ему хватит духу их произнести. Он подумал, а не попробовать ли заговорить непеределанным текстом, прикинувшись, что он слишком переволновался, чтобы упомнить версию мистера Кокспера. Он даже пожалел, что не играет Горацио вместо Лаэрта. У Горацио был монолог после того, как Гамлет умирает. Если Хикару проигнорирует редакцию Кокспера, играя Лаэрта, ему придется говорить все Гамлету в лицо, а Гамлет при этом будет стоять напротив него со шпагой в руке. Тогда поединок может оказаться куда более реальным, чем самые смелые ожидания.
   В любом случае Кокспер придет в ярость, но, в конце-то концов, он и так большую часть времени находился в этом состоянии.
   – Э-э… мистер Сулу. – К нему подошел мистер Кокспер. Он был облачен в черный бархат. До этой секунды Хикару так и не знал, соблаговолит ли Кокспер прервать забастовку и выйти на сцену.
   – Я готов, мистер Кокспер.
   – Я вижу, что готовы. Но планы поменялись.
   – О… Вы снова на забастовке? – Может, Линди позволит мне взять монолог Гамлета, – подумал Хикару. Я же его выучил, – так, на всякий случай.
   – Нет, нет, – адмирал Ногучи убедил меня в том, что я все же должен принять участие в представлении – во имя Федерации.
   – Значит, – другая сцена? – спросил Хикару, не вполне уверенный, что он сможет вынести новое изучение писанины мистера Кокспера.
   – Да. Вот именно. Сцена поединка отменяется. Слишком уж она возбуждает, принимая во внимание, э, воинственные наклонности наших гостей.
   – Не думаю, что это будет возбуждать, – сказал Хикару. – Как же насчет катарсиса? «Деяния, взывающие к жалости и страху, есть средства вызвать катарсис подобных эмоций».
   – Чего вы бормочете?
   – Я цитирую Аристотеля.
   – Но мы-то ставим Шекспира. Возможно, будет лучше, если я произнесу один из монологов Гамлета. И все.
   – О, – сказал Хикару. Его видение Актера Третьего Плана, Спасающего Представление, испарилось.
   – Это для блага представления, – сказал Кокспер. – Пьеса должна идти своим ходом, и все такое.
   Он пошел прочь.
   – Что бы там ни случилось с «Один за всех и все за одного»? – сказал Сулу.
   Стивен поблизости проверял балансировку некоторых новых предметов для жонглирования. Он установил, что, если жонглировать очень широкими и тяжелыми предметами, или использовать больше предметов и бросать их выше, он все же мог показать неплохой номер, несмотря на низкую гравитацию. При высоком содержании кислорода в атмосфере факелы были особенно зрелищны. В первый раз, когда он зажег факел, тот чуть не спалил ему брови.
   Неплохо, подумал он. Как раз то, что требуется, чтобы быть в форме.
   Чеснашстеннай, Хазард и Снарл выскочили на сцену, перепрыгивая друг через друга и проскальзывая понизу, как если бы они уже начали свое выразительное и эротичное «охотничье» представление. Илья ощетинился. Охотники остановились. Стивен поймал свои вертящиеся в воздухе жонглерские принадлежности, и опустил их на землю, спрашивая себя, не придется ли ему сейчас растаскивать дерущихся кошек. Он не понимал, почему охотникам так не нравится Илья.
   Звездный Флот, чирикая, показался из-за плеча Чеснашстеннай.
   – Стивен, – сказал Чеснашстеннай, – ты уже видел моего нового зверька?
   – Да, встречались, – сказал Стивен.
   – Ну, не прелесть ли он? – Чеснашстеннай легонько поскреб зверька под подбородком. Засвистев от удовольствия, Звездный Флот, быстро засучил ручками. – Хазарстеннай дала его мне… в знак любви.
   Хазард издала ворчаще-мурлыкающий звук.
   – Раз Чеснашстеннай не позволяет мне похитить его для Звездного Флота, я вынуждена подарить ему Звездный Флот.
   – Я думаю, ему не нравится имя «Звездный Флот», – сказал Чеснашстеннай. – Я бы сменил ему имя. Его уши немного заострены… что вы думаете об имени «Вулканец»?
   – Я думаю, что Звездный Флот будет единственным розовеньким вулканцем за всю историю Вселенной, – сказал Стивен.
   Чеснашстеннай кивнул.
   – Это верно. Он будет даже более необычен, чем тот вулканец, который был блондином. Мне придется подождать, пока появится подходящее для него личное имя. А пока я научу его жонглировать! Возможно, Линди примет его в труппу, и мы станем богатыми и знаменитыми! Что вы об этом думаете, Стивен?
   – Я думаю, что в водевильной компании может быть только один жонглер, – сказал Стивен и обнаружил, что он сжал от раздражения зубы.
   Снарл фыркнул.
   – Я же вам говорил, – помните? – что ни у одного вулканца во Вселенной нет чувства юмора.
   Хохоча и завывая, они ускакали, – переливающийся, стремительный
   поток мышц и заносчивости. Звездный Флот подскакивал на спине Чеснашстеннай, словно жокей.
   Илья успокоился и сел умываться.
   – Ты думаешь, мы это заслужили? – спросил Стивен Илью. – Я думаю, что не заслужили.
   Розвинд поспешила в свою каюту, чтобы переодеться. Как у большинства членов команды «Энтерпрайза», у нее было позволение транспортироваться на мир-корабль, чтобы посмотреть представление водевильной компании. Наконец-то она его увидит.
   Она открыла дверь.
   И взвизгнула.
   Зеленая слизь покрывала пол, и тошнотворный запах разлагающегося регенерационного геля заполнял ее каюту.
   Следующие несколько часов она проела, убирая остатки зеленой «соседки по комнате», пока все ее друзья наслаждались представлением.
   Розвинд знала, что ее разыграли.
   В свежевозведенной раздевалке в амфитеатре, Джим в тридцать третий раз поправил свой парадный китель, оставил, наконец, попытки устроиться в нем поудобнее, и вышел наружу. Он встретил Линди, которая прекрасно выглядела в своем серебряном платье.
   – Это просто смешно, – сказал Джим. – Какое я имею отношение к сцене?
   – Имеешь, и еще какое. – Она поправила одну из треугольных наградных ленточек на его груди. – Ты приготовил место для еще одной? Давай же, это такая древняя традиция – заставлять героев рассказывать об их подвигах со сцены водевильного представления.
   Джим застонал.
   Она засмеялась.
   – Все будет в порядке. Мне нужно поторапливаться, – подожди, пока не увидишь мой выход!
   Она замешалась в кучу артистов, занимавшихся своими
   приготовлениями к выходу и исчезла за разгороженными занавесками гримерных. Джим начал слоняться возле, стараясь выглядеть спокойным. Ему попался на глаза Спок, созерцавший закулисную суматоху. Он выглядел совершенно невозмутимым; на нем была его коричневая бархатная туника.
   – Коммандер Спок.
   Спок серьезно-бесстрастно посмотрел на приближающегося Джеймса Кирка.
   – Да, капитан?
   – Что означает рапорт о переводе, который я нашел у себя на столе сегодня утром?
   Спок приподнял бровь.
   – Я полагал, это самоочевидно, – сказал он.
   – Вы полагали неверно. Коммандер, я думал, мы заключили мир.
   Спок поглядел в небо, где Алая парила в свободе и радости полета. Он припомнил отголоски скорби Алой; он вспомнил свое собственное отчаянное восхождение к молчанию или смерти. Он медленно погрузился бы в небытие, если бы не опасный и импульсивный бросок Джеймса Кирка. При всей своей бесстрастности, Спок ценил жизнь, ее прошлый опыт и тот, что еще предстояло приобрести.
   – Это так, капитан.
   – Тогда почему перевод?
   – Когда я только познакомился с вами, я посчитал, что не смогу с вами
   работать. Вы очень отличаетесь от Кристофера Пайка. Вы эмоциональны, своевольны и упрямы. Но я пришел к пониманию того, что эти отличия следует ценить, а не презирать. Я понял, что работа с вами будет хоть трудным, но полезным опытом.