Люди, смотревшие на Спока со стороны, видели высокого, худощавого мужчину, отлично владеющего своим телом; зеленоватый оттенок лица, черные брови вразлет и глубоко посаженные темные глаза, аккуратно подстриженные черные волосы с короткой челкой, остроконечные уши: вулканец. Во всяком случае, так его воспринимало большинство. Но его кровь не было полностью чужой морям и земле этой планеты, поскольку его мать, Аманда Грейсон, была землянкой. Она обладала всеми чувствами и эмоциями человеческого существа. Желая, чтобы его мать не поддавалась своим чувствам, Спок тем не менее знал, что напряжение между ним и Сареком глубоко ее ранит. Единственным решением, каким бы неудовлетворительным оно ни было, было оставаться в стороне.
   Он открыл пакет. В нем была коротенькая записка, содержащая приветствия и пожелания благополучия, без упоминания о его молчании, без намека на силу эмоций, стоявших за письмом. Холодный тон письма нарушала лишь подпись:
   «С любовью, Аманда».
   Сама посылка представляла собой тунику из коричневого шелкового бархата, с золотой вышивкой по вороту и рукавам. Спок уставился на нее, гадая, отчего его матери пришла в голову мысль послать ее ему. Такую вещь можно было надеть разве что на вечеринку или прием, а Аманда, конечно, знала, что он посещал только те приемы, от которых не мог уклониться, и на которых был обязан носить парадную форму Звездного Флота. Будучи человеком, его мать была более импульсивна и куда менее логична, чем вулканец. Но это не означало, что ее действия были менее осмыслены или лишены значения, которое можно было бы понять. Спок понял, после минутного раздумья, что она надеется, что он найдет в жизни другие интересы, помимо работы. Она желала ему счастья.
   Он примерил тунику. Конечно, она ему подходила. Он вынужден был признать, что находит текстуру ткани эстетически приятной. Он сложил подарок, снова убрал его в пакет, и уложил его вместе с остальными своими вещами – между модулями памяти и тезисами доклада, который он делал.
   Его отпуск закончился; настало время возвращаться на «Энтерпрайз».
   Кадет Хикару Сулу уклонился, сделал выпад и отступил, до того, как его противник мог нанести укол, который принес бы ему победу. Он снова сделал выпад, сделал еще один – и табло засветилось, отмечая удар, завершающий финальный бой фехтовального турнира Внутренних Планет.
   Рефери подтвердил удар и победу в сабельном турнире кадета Хикару Зулу.
   Едва замечая реакцию зрителей, хватая ртом воздух и пытаясь унять колотящееся после длительного и напряженного фехтования сердце, Хикару поднял маску и отсалютовал противнику. Он фехтовал с ней на межконтинентальном чемпионате, когда стал первой саблей Академии Звездного Флота и занял место в сборной Земли. Фехтовальщики ее школы занимали большинство мест в сборной, а она была капитаном команды. Он никогда еще не побеждал ее прежде.
   Она стояла с опущенной головой, опустив саблю. Она выиграла этот турнир два раза. Чемпионство принадлежало ей, по праву, и по традиции, и по способностям тоже. Она принадлежала к одной из самых влиятельных семей Федерации, аристократии старых денег и заслуг. Фехтование было их фамильным спортом. Как осмелился фехтовальщик из Звездной Академии, какой-то провинциал, практически из колоний, появиться тут и отобрать ее победу?
   Когда она подняла маску, она выглядела такой злой, такой ошеломленной, что он даже испугался, что она покинет дорожку, презрев правила вежливости.
   Он протянул ей руку без перчатки. Ее движения всегда были легки и красивы, но сейчас она принудила себя пожать его руку, и у нее это вышло неловко.
   Хикару попытался придумать что-нибудь, чтобы сказать ей в утешение, но тут она швырнула маску, саблю и перчатку на пол, и сбросила успокаивающую руку тренера.
   Она гневно уставилась на Сулу.
   – Ты, безграмотный крестьянин! – рявкнула она. Сопровождаемая членами команды, поклонниками и тренером, она устремилась в раздевалку.
   – «Безграмотный крестьянин»?… – у Хикару появилось искушение
   процитировать что-нибудь из поэзии. Если у родителей его противника, чья семья только тем и занимались на людской памяти, что пыталась удержать свое положение, имелись претензии на литературную образованность, то, вероятно, на полках их библиотеки завалялась какая-нибудь из тех книг, что имелись у отца Сулу. «Застывший огонь», например. Или «Девять солнц».
   Возможно, и завалялась, мрачно подумал Хикару, – непрочитанная.
   Один из членов команды задержался возле него.
   – Ну что, горд и доволен?
   – Да, – сказал Хикару. – Именно. – При всем неумении проигрывать, его
   противница была лучшим саблистом, какого он когда-либо встречал. Он не ожидал, что победит ее.
   – А то она стала бы победителем чемпионата в течение трех лет.
   – И что я, по вашему, должен сделать? – сердито спросил Хикару. –
   Броситься на свой меч из угрызений совести?
   Член команды сощурился и ушел.
   А ведь Хикару верил, что если он достигнет этого, они примут его. Позабудут его положение, и его бедность, и будут уважать его за его достижения. Он был просто дурак, что так думал. У него не было шансов, что его признают за равного; ни единого шанса. Если бы его родители даже сделали блестящую карьеру, чего они не сделали, только старые деньги и старые положения и старые связи были в счет.
   Против воли, Хикару начал смеяться. Снобизм вдруг куда-то подевался, и он находил теперь членов команды смешными и, странным образом, жалкими.
   Сразу после церемонии награждения, он убрал оружие в чехол и вернулся в свою комнату в Академии, чтобы позаниматься.
   Поскольку его мать работала агрономом-консультантом, его семья переезжала с планеты на планету все его детство. Его образование было весьма основательным по одним дисциплинам и никаким – по другим. Занятия в Академии представляли собой постоянные попытки нагнать знания с периодическим обнаружением того, что он знает предмет лучше преподавателя.
   Звездный Флот одобрил то назначение, о котором он просил, но окончательное решение зависело от выпускного балла, а этот, в свою очередь, – от последних экзаменов его последнего курса. Он должен был сдать их лучше, чем как-нибудь.
   Чувствуя холод медали чемпиона в одной руке, тяжесть оружия – в другой, зная, что члены его команды оплакивают где-то поражение их чемпиона, вместо того, чтобы праздновать его победу, он спросил себя, не следовало бы ему выйти из команды еще несколько месяцев назад. У него было бы больше времени на учебу. Но правда заключалась в том, что он любил фехтовать, и энергия, которую давали ему тренировки, помогала ему с учебой. А, может, помогала не свихнуться. Еще совсем давно, когда он впервые понял, что совершенствуется в спорте для избранных, спорте людей совершенно иной социальной группы, он уже слишком любил фехтование, чтобы выйти из игры.
   Неделей спустя Хикару шел вдоль пляжа, отбрасывая воспоминания о выигранном чемпионате, как он отбрасывал ногой сырой песок. У самой воды набегающая волна лизала гладко обкатанную, безвозрастную гальку. Море, и песок, и ветер, и маленькие отполированные камни холодно, по осеннему поблескивали.
   Он выиграл чемпионат, и получил свою квалификацию, и звание, и назначение. Он закончил с фехтованием, и с экзаменами, и с Академией.
   Он вернулся к костру; запах дыма мешался с соленым запахом моря. Взметнулись искры, когда он бросил в огонь еще кусок плaвника.
   Он сел и прислонился к выброшенному штормом стволу дерева, – вырванному с корнями кедру, отполированному до серебристого блеска. Горизонт просветлел близким уже солнцем, которое поднималось в слишком прозрачный воздух и слишком чистое небо, чтобы взорваться красками восхода. Небо на востоке было светлым. Над головой оно было цвета яркого индиго. На западе все еще поблескивали звезды.
   У него оставалось лишь несколько часов увольнительной, несколько часов мира и одиночества и ознакомления с его родной планетой. Он родился на Земле, но вырос на дюжине чужих планет. Здесь он провел три года, но учеба и практика отнимала все время – до сих пор.
   Он решил провести свое свободное время на океане, не потому, что этого ему особенно хотелось, а просто потому, что у него не было ни денег, ни времени, чтобы отправиться куда-нибудь еще. К двадцати годам он уже повидал горы выше, чем Гималаи, пустыни шире, и суше, и безжизненней, чем Сахара, всевозможные чудеса, планетные и звездные. Истории о земных красотах никогда его не впечатляли.
   Но, проведя в одиночестве на морском побережье несколько дней, он почувствовал, как его захватила и привлекла спокойная красота незнакомой родной планеты.
   Я привык думать, что я могу чувствовать себя дома где угодно, подумал он. Но теперь я знаю, что никогда не был дома. Не чувствовал ничего похожего на то, что я чувствую теперь, сидя на берегу величайшего земного океана.
   Но ему скоро пора уезжать; скоро он будет на пути к границе, будет служить на «Ээрфене», под командованием капитана Хантера.
   Пригревшись в тепле огня, он задремал.
   Коронин шагала через темное посадочное поле, не глядя на обшарпанные корабли, увязшие в грязи. Лучшие годы кораблей, что посещали систему Арктура, остались в далеком прошлом, неважно, принадлежали ли они Федерации, Клингонской Империи, или были состряпаны из деталей различного происхождения и какого-то вторсырья.
   Но один корабль на поле отличался от прочих.
   Пронизывающий холодный ночной ветер мёл тонкую пыль по ботинкам Коронин и обжимал ее плащ вокруг ее тела. Он подхватывал ее длинные медного цвета волосы и отбрасывал их с ее высокого лба, открывая лобные складки. Он трепал ее поднятую вуаль, обвивая ее вокруг ее плеч.
   Она приостановилась в нескольких шагах от сияющего нового корабля. На его гладких боках мерцал звездный свет. Никто, – по крайней мере, никто в системе Арктура еще не видел ему подобного. Корпус с широко раскинутыми крыльями, длинная тонкая средняя секция и сферический нос выдавал принадлежность корабля Клингонскому военному флоту – это был их излюбленный дизайн. Но дизайн усовершенствованный, разработанный для одного только этого корабля.
   И теперь он принадлежал Коронин, которая была беглянкой вне закона.
   Он толкнула ключ в щель запертого люка. Ключ и корабль произвели обмен электронной информацией. Зная, что и ключ и корабль могут принести ей гибель, Коронин попыталась призвать на помощь свою философию фатализма. Но возможности, что предоставлял ей этот корабль, возбуждали ее сознание сверх всякой меры.
   Люк открылся, и она ступила внутрь. Командный жилой отсек мог подождать. При приближении Коронин открылся люк отделения охраны рабочего отсека.
   – Мой господин… – сержант оборвал себя, увидев Коронин. Его лобные складки шевельнулись, он свел кустистые брови.
   Коронин видела его замешательство. Она не сделала ничего, чтобы помочь
   ему, но, молча стоя перед ним, наблюдала, как замешательство усиливается.
   – Моя госпожа, – быстро сказал он. – Это рабочий отсек, неподходящее
   место для граждан вашего… вашего положения. Если вы позволите, я провожу вас в командный жилой отсек, где вы сможете с удобством подождать моего господина.
   Коронин улыбнулась. Ее забавляло, что он принял ее за любовницу прежнего владельца корабля. Она одобрила скорость, с какой сержант оправился от своего удивления – или скрыл его. Она увидела в нем ценного ассистента, – если его можно будет склонить на свою сторону.
   Она подняла тонкую золотую цепочку, что держала в руке. На ее конце крутился круг жизни, его цвета уже выцвели в ясность смерти.
   – Твой господин не вернется, – сказала она. – Этот корабль принадлежит мне.
   Другие члены команды едва взглянули на нее с поверхностным любопытством, когда подумали, что она новая фаворитка их господина. Теперь, когда она заявила, что сама является их госпожой, они все уставились на нее – кто изумленно, кто испуганно. Лишь немногие выказали радость и облегчение, поняв, как мало шансов у Коронин удержать корабль. Но они сразу приняли нейтральное выражение лица.
   Сержант, разинув рот, ошеломленный, попытался найти смысл в ее заявлении.
   – Вы убили моего господина – ограбили его?… – он замолчал. Никто не
   мог так просто украсть электронный ключ и использовать его, чтобы проникнуть на борт. Он содержал защиту на случай такой возможности.
   – Ваш господин передал мне права на свой корабль. Он потерял их в игре.
   Честной игре. Но впоследствии, он пожалел о том, что в нее ввязался.
   Она резко качнула цепочку, подбросив диск жизни. Затем поймала его и
   сжала ладонь, как будто не знала об острых краях. Прицепляя диск к длинной бахроме на ее поясе, она намеренно повернулась спиной к сержанту.
   Когда сержант бросился на нее, она резко крутанулась назад и блокировала
   удар. Она покачнулась, но ее сопротивление заставило его потерять равновесие. Он схватился за бластер на поясе. Коронин побрезговала использовать против него зарядное оружие. Она бросила дуэльный клинок и он располосовал руку сержанта. Тот пронзительно закричал. Бластер вылетел из его руки. Коронин подхватила его и засунула в карман.
   Сержант рухнул на пол, пытаясь остановить хлынувшую из руки кровь. Кровотечение было сильным но, в конце концов, не таким уж опасным. Коронин специально не повредила ему основные сосуды. Она не одобряла ненужных убийств.
   – Встань. – Она приставила кончик лезвия к его шее.
   Он застонал, напуганный. Его лобные складки побледнели и стянулись, –
   он был на грани шока. Он с трудом поднялся. Его взгляд застыл на лезвии. Пока он глядел, сверкающее оружие Коронин впитало кровь, блестевшую на лезвии. Цвет клинка крови изменился.
   – Корабль принадлежит мне, – повторила Коронин. – Команда – моя и ты
   тоже – мой. Я позволю тебе выбрать свою судьбу. Ты можешь поклясться мне в верности, или ты можешь умереть.
   Хозяин сержанта опозорил себя. Сержант мог принять его позор, или отвергнуть его и принять Коронин.
   Он принял верное решение.
   – Я клянусь, за себя и команду, пока она в моем подчинении, служить вам. – Он поколебался.
   – Меня зовут Коронин.
   – Я клянусь служить вам, Коронин.
   Она убрала лезвие и вытерла его. На шее сержанта показалась капля крови.
   – Мои вещи скоро прибудут. Как только вы проследите за их
   благополучной доставкой в жилой командный сектор и подготовите корабль к отправлению, вы можете заняться своими ранами.
   Он признал ее право требовать от него заняться сперва ее делами, несмотря на боль.
   – Благодарю вас, моя госпожа.
   – Меня зовут Коронин! – зло сказала она. Ее рука сжалась на рукоятке.
   Он поколебался. Он предложил ей титул как акт вежливости, а она
   отвергла его. Он не мог понять – почему. При его боли, и шоке, и страхе, он лихорадочно пытался понять, каким образом оскорбил ее.
   – Я не использую титулов, – сказала Коронин, резко, но уже не сердито. – Выполняй приказы.
   Он медленно опустился на колени перед ней.
   – Да, Коронин.
   Она повернулась спиной к нему и команде. Никто не двинулся, чтобы
   напасть. Она закрыла рабочий отсек, заблокировав членов экипажа у их консолей, но выпустив сержанта, и поспешила в командный отсек, чтобы ознакомиться с управлением.
   Она хотела быть далеко от системы Арктура, когда правители
   Клингонской империи осознают пропажу.
   С помощью их новейшего корабля она посмотрит, какую шутку можно
   сыграть с Федерацией Планет.
 

Глава 1

 
   Коммандер Спок остановился перед дверью в капитанскую каюту звездолета «Энтерпрайз». За одиннадцать лет он ни разу не переступил ее порог, хотя он работал с капитаном Пайком больше, чем с кем бы то ни было из людей. Пайк был скрытным на предмет частных дел человеком. Мистер Спок одобрял сдержанность капитана.
   Вулканец постучал в дверь. Он не ожидал ответа.
   – Войдите. – Дверь скользнула в сторону.
   Спок оказался на пороге. Он не придумал, что будет говорить. Пайк сидел, опершись локтями на стол и подперев кулаками подбородок и смотрел на кристаллы, покрывавшие поверхность стола. Они были различных размеров и цветов, одни содержали в себе статичные образы, другие – съемку. Острое зрение Спока различило знакомые образы и виды. Он не знал, что капитан Пайк записывает памятные кристаллы образами планет, на которых побывал корабль.
   Пайк вскинул глаза; его задумчивое настроение улетучилось. Он провел рукой над кристаллами. Образы исчезли. Кристаллы потемнели, затем прояснились до абсолютной прозрачности.
   – Добрый день, мистер Спок.
   – Коммодор Пайк.
   – Не «коммодор»! Пока нет. До сегодняшнего вечера я остаюсь
   капитаном. – Он смел кристаллы со стола в небольшую сумку, затягивающуюся ремнями. Они застучали друг о друга.
   – Хорошо, капитан Пайк, – сказал Спок.
   – Вы по делу?
   – Нет, сэр. «Энтерпрайз» готов к передаче командования.
   – Хорошо. – Он затянул сумку, завязал ее и бросил в ближайший пустой чемодан. – не слишком много за одиннадцать лет, а?
   – Капитан?
   – Ничего. Я просто ощущаю свой возраст.
   Спок подумал. Капитану Пайку еще не исполнилось пятидесяти. На Вулкане он все еще считался бы молодым. Без сомнения, он думал о наступающей зрелости.
   – Да, капитан. Поздравления, сэр.
   – Поздравления?…
   – Да, сэр. По поводу вашего повышения. И возросшей ответственности.
   – А-а. Ага. – Он сдержанно улыбнулся; улыбка, казалось, не была радостной.
   Спок не понимал этого.
   – Вы пришли о чем-то конкретном поговорить, Спок?
   – Смена командования предоставляет мало возможностей для разговора, капитан. Я пришел к вам сейчас… просто пожелать вам всего хорошего.
   – Просто?
   – Да, – сказал Спок. – Такого рода пожелание, возможно, нелогично, оно основано на суеверии, желании удачной судьбы, но… – Он не знал, что еще сказать. – Я многому научился у вас, капитан.
   – Это честь для меня, мистер Спок. – сказал капитан Пайк. – Спасибо.
   – Возможно, у нас еще будет возможность совместной работы, когда-нибудь в будущем.
   – Это имеет для вас значение, мистер Спок?
   – Что, капитан?
   – Я вас так и не спросил, не хотите ли вы получить новое назначение и со
   мной вместе покинуть «Энтерпрайз» Я мог бы дать рекомендации. Если я это сделаю, вы сможете получить место моего помощника на звездной базе.
   – Мне известно, что так часто делается, – сказал Спок. – Капитан Кирк
   рекомендовал двух своих старших офицеров на должности на «Энтерпрайзе». Это его привилегия, как и ваша привилегия – подбирать себе офицеров.
   – Вероятно, я должен был поговорить об этом с вами, – сказал капитан
   Пайк. – Он переложил несколько вещей в чемодане и закрыл его. – но я сделал выбор за вас, поскольку я опасался, что, если сделаю вам это предложение, вы можете почувствовать себя обязанным принять его. И будете вынуждены покинуть «Энтерпрайз». Я сделал ошибку?
   – Сэр? – сказал Спок в замешательстве.
   – У вас высоко развито чувство ответственности, мистер Спок. Вы не
   обязательно выбираете то, что хорошо для вас.
   Спок воспринял замечание Пайка как критику; но он не понимал ее цели.
   – «Хорошо» – в высшей степени субъективный термин, капитан, – сказал
   он. – Вулканцы стараются исключать субъективные понятия из своих решений. Цель вулканца с моей подготовкой и образованием – увеличить объем знаний, доступный мыслящим существам.
   – Может, я, в конечном счете, и не сделал ошибки. – Капитан Пайк
   поколебался. – Когда люди с моей подготовкой и образованием прощаются, они пожимают друг другу руки. Но вулканцы…
   – Я пожму вашу руку, капитан Пайк, если вы этого хотите, – сказал Спок.
   Капитан и офицер по науке пожали руки – в первый и последний раз.
   Ухура прибыла на борт «Энтерпрайза» довольная и отдохнувшая; она была рада, что вернулась, и в то же время ей хотелось, чтобы фестиваль продолжался еще с неделю. Она сложила вещи в своей каюте и перенастроила устройство связи так, чтобы ее вызвали с мостика, если ее пакет прибудет, когда «Энтерпрайз» будет еще в порту. На это было не похоже, но мало ли. Затем она сменила костюм, что носила на фестивале – длинное темно-красное платье с кельтской вышивкой вокруг шеи и на запястьях – на униформу; – и превратилась из Ухуры, музыканта, представителя народа банту из Объединенной Африки, в лейтенанта Ухуру, офицера по связи звездолета «Энтерпрайз».
   Деятельность на мостике выглядела как бесконтрольный хаос для непосвященного. Ухура уже много раз прежде наблюдала такой хаос. Она понимала, как все делается, смысл всей этой круговерти. Все менялось, развивалась, и все еще раз существенно поменяется в течение этого полета.
   Ухура вернулась на борт.
   Капитан Пайк получил повышение. Этим вечером его сменит другой офицер. По всему кораблю ожидание, и любопытство, и опасения по поводу назначения нового капитана мешались с сожалением из-за ухода их уважаемого и почитаемого командующего офицера.
   Внезапно громкая речь на мостике прервалась.
   Появился коммандер Спок. Все примолкли, – не из-за страха, не от неприязни и не от нежелания быть услышанными, – но потому, что само присутствие мистера Спока настраивало на более серьезный лад.
   Он быстро оглядел мостик, затем занял место у научной консоли, как будто не заметив эффекта своего появления. Вообще, Ухура сомневалась, что мистеру Спок скучал по чему бы то ни было, связанному с «Энтерпрайзом».
   – Доброе утро, мистер Спок, – сказала Ухура.
   – Лейтенант Ухура.
   – Вы хорошо провели отпуск?
   – Это был интеллектуально стимулирующий период, – сказал он. Она не
   видела его около месяца; теперь он казался еще более собранным и контролирующим свое поведение, чем обычно.
   – Я купила ирландскую арфу, – сказала Ухура.
   – Прошу прощения?
   – Я была на Ирландском Фестивале по игре на арфе, в Манделе. И я
   заказала арфу. Сиобган, может, закончит ее до того, как мы отчалим, но скорее всего, мне придется подождать до нашей следующей стоянки.
   – Почему Ирландский Фестиваль по игре на арфе проходил в Манделе?
   Мандела находится не в Ирландии.
   – Они проводят такие фестивали по всему миру, мистер Спок. И
   подумывают, не провести ли вскоре один где-нибудь не на Земле. Вне Ирландии игроков на арфе больше, чем в ней. Можно даже не быть рыжим. – Она улыбнулась. – Правда, у Сиобган рыжие волосы, но кожа темнее моей. Она делает самые прекрасные арфы, какие я когда-либо видела.
   – Мне будет интересно посмотреть, как играют на этой арфе.
   – Мне тоже… надеюсь, ее все же пришлют до того, как мы отправимся. А
   что- нибудь известно, куда мы направляемся, и на сколько?.
   – Первым наши приказы получит, конечно, новый капитан, – сказал Спок. – Но…
   Ухура не помнила, чтобы Спок хоть раз заинтересовался пустыми сплетнями; но каким-то образом он всегда был в курсе изменений в планах и политике Звездного Флота.
   – Что, мистер Спок?
   – Корабль не готов для длительного путешествия технически и по запасам
   топлива, и у нас неполный научный персонал. Отсюда можно вывести высокую вероятность ограниченного по времени перелета.
   – Ясно. – Ухура была разочарована. Ходили слухи об исследовательских
   планах Федерации, и все на «Энтерпрайзе» надеялись принять в них участие.
   Двери лифта открылись, и на мостик ворвался главный инженер Монтгомери Скотт.
   – Я стал дядей! – восклицал он. – Вот, возьмите сигару, лейтенант Ухура! Мистер Спок, сигара по поводу!
   Пока Скотт обходил мостик, вручая сигары всем и каждому, Ухура спрашивала себя, что ей следует делать с закрученным в цилиндр табаком.
   – Поздравляю, мистер Скотт, – сказала она, когда он завершил круг и, сияя, гордо и воззрился на нее и Спока. – И спасибо. Все же, думаю, мне не стоит курить на мостике.
   – Какова функция этого объекта? – спросил Спок.
   – Эт’ сигара, мистер Спок. Эт’ традиция, вручать всем сигары, когда
   рождается ребенок. Моей маленькой племяннице – два дня. Даннан Стюарт, так ее зовут. Героическое имя! Я в первый раз стал дядей! Хотя, – сказал он, будто выдавая секрет, – крошка оч’нь… оч’нь маленькая.
   Ухура улыбнулась.
   – С этим она справится, мистер Скотт.
   – Я по-прежнему не понимаю, что это за объект. Эта сигара. – Спок
   прокатил сигару между своими изящными сильными пальцами. Табак захрустел.
   – Осторожно, мистер Спок! Ее надо зажечь, а не раздавить! Вы попортите табак!
   – Но это, похоже, сделано из сухих листьев, – сказал Спок. Как можно испортить… – Он поднес ее к носу, понюхал и быстро убрал от носа. – Это табак, мистер Скотт. Он содержит вредоносные вещества.
   – Ага, эт’ верно, – признал Скотт. –но эт’ же традиция, понимаете?
   Спок снова посмотрел на сигару.
   – Думаю, я понимаю, – сказал он. – Во времена критической
   перенаселенности, рождение ребенка требовало смерти взрослого. Взрослые прибегали к чему-то вроде лотереи, чтобы решить, кто должен уступить место. Ваши обычаи… очаровательны. Не эффективны, но очаровательны.