Страница:
Поднявшись на колени, Никсон влепил два выстрела из «МР Харрис Ультра» в отдельные группы копошащихся врагов. Майкл совершенно перестал понимать, что происходит, – эти гранаты из рук товарища, кровь и ошметки плоти по стенам, гарь, трупы, звон в голове, Гунн, размахивающий рядом своими клинками и беззвучно разевающий рот в подобии крика, и тяжесть ручном пушки на плече. Кто-то подтолкнул Майкла к выходу ближайшего коридора, и он шагнул вперед, поводя стволом ручной пушки в поисках новой цели...
– Что это было, черт подери? – в сердцах стукнув кулаком в стену, спросил Лом. – Что с Пыхом случилось?
– Он сошел с ума, – пожал плечами Упырь. – Так же как и все имперцы.
– Какой смысл сейчас это обсуждать? – подал голос Гунн. – Ему уже ничем не поможешь. Там даже хоронить нечего. А вот мы ещё живы и опять сидим в какой-то крысиной норе.
Сука-судьба явно решила получить максимум садомазохистского удовольствия, не выпуская их из этого подземелья, но и не позволяя погибнуть в безумной свалке боя. Уходя от своего прошлого убежища, диверсанты были вынуждены постоянно отбиваться от нападений отдельных солдат и групп имперцев, с безумным ожесточением пытающихся любой ценой добраться до своей добычи.
Окончательно заблудившись в лабиринте коридоров и уровней, диверсанты оказались в просторном помещении со стеллажами. С первого же взгляда это помещение опознавалось как склад.
Лом быстро запер дверь, как две капли воды похожую на дверь в комнате, едва не ставшей их братской могилой.
– Надо осмотреть эти стеллажи, – предложил Малыш, к которому уже почти полностью вернулся слух и трезвость мысли. – Может, пожрать чего найдем.
– Внимание всем! – опять начал звать Масарик. – Всем, кто меня слышит! Даю пеленг! Всем, кто меня слышит! Прием!
Упырь забрался на ближайшие стеллажи, изучая сложенные на них предметы и упаковки, вскрывая некоторые из них.
– Присоединяйся! – крикнул он Малышу, жестом приглашая заняться соседним стеллажом.
Не дожидаясь повторного приглашения, Никсон принялся потрошить соседний стеллаж, используя для распаковывания ящиков свой армейский тяжелый нож.
В нескольких сложенных на стеллаже упаковках хранились детали какого-то оборудования, и Майкл перебрался дальше, туда, где было больше хаоса в сложенных коробках. Забираясь на стеллаж, он вдруг увидел у самой стенки несколько ящиков, формой и темно-зеленой окраской выдающих свою принадлежность к имуществу армейских подразделений. Цифры и буквы незнакомых маркировок входили, скорее всего, в имперскую складскую систему биркования.
Малыш спрыгнул со стеллажа и, подойдя к ближайшему вытянутому ящику из пористого пластика, осторожно поддел ножом затвор механического замка. Отбросив мелькнувшую мысль о возможной ловушке и желание показать ящик Лому, который тоже являлся немного минером, Малыш откинул крышку ящика.
– Черт! – ахнул Майкл, не сумев сдержать эмоций при виде содержимого ящика. – Это, конечно, не еда, но тоже недурно. Парни!
В мягких ячейках, словно яйца в лотке, покоилось десятка три-четыре оборонительных гранат «Ф-1». Шагнув к соседнему большому ящику, Малыш уже без сомнений отщелкнул замок и откинул крышку. Его взору предстали, матово чернея, пять автоматических энергетических винтовок «Викинг-5». Майкл выдернул одну из уютного ложа и, сдвинув поворотную крышечку над тестовым глазком магазина, убедился, что боезапас полон.
– Что у тебя тут? – оживился Упырь, оставивший свой стеллаж, подойдя на зов товарища. – Не кисло! Теперь живем.
– Еще бы пожрать найти, – возразил Майкл, чувствуя, как урчит в желудке.
Упырь прошелся вдоль остальных ящиков, откидывая их крышки, но ничего нового не нашел. В общей сложности получилось три ящика с винтовками и пять с гранатами. Подошедший Гунн только восторженно поцокал языком, осматривая найденное богатство. Лом, оставшийся у двери на часах, терпеливо ждал, когда кто-нибудь из товарищей расскажет, что же там так удачно нашел Малыш.
– Оружие это, конечно, тяжеловато, – посетовал Макс Майер, проверяя, как и Майкл, заряд у вытащенной из ящика винтовки. – Но зато боеприпасов можно не жалеть. Жаль только, что сменных магазинов у этих «викингов» не предусмотрено. А зарядку по пути мы вряд ли найдем.
– Не думаю, что нам зарядка понадобится, – высказал свое мнение Малыш. – Одну за спину, одну в руки. В каждой выстрелов по триста. Не так и мало.
– Ты прав, – согласился Упырь. – Еще и гранатами увешаться, кто сколько унесет. Пошли еще пошмонаем стеллажи. Вдруг что полезное отыщем. А ты, Гунн, не стесняйся, налетай. И Лому прихвати.
Масарик начал навьючиваться гранатами, а Малыш и Упырь вернулись к потрошению стеллажей.
– ...не вижу... рваться... жно прикрытие... близко... – заголосили переговорные устройства прерывающимся голосом Лилит. – ...крывайте... запас кон...
– Что это? – взвился Масарик, подхватывая в руки две винтовки и несясь к дверям.
Малыш с Упырем, будто по команде, скатились со штабелей ящиков. Упырь убежал за винтовкой, а Малыш присоединился к товарищам у двери, подхватив прислоненную к стене ручную пушку.
– Звук боя слышу! – крикнул Лом, прижимающийся ухом к двери.
– Черт! А если будет опять как с Пыхом? – предположил Гунн, снимая «викинга» с предохранителя и отходя от двери на несколько шагов. – Они ведь парой ушли.
Лом держался за рукоять двери, готовый разблокировать замок и отодвинуть створку. Малыш расстегнул ножны диверсионных ножей и положил пушку на плечо. Подбежавший с винтовкой в руках Упырь встал на изготовку рядом с Гунном. Но теперь, после слов Влада, все вдруг ясно представили, что будет с ними, если безумие, захватившее Пыха, передалось и Лилит. Пых, который был всего лишь минером, едва не разнес их в клочья гранатами. И только чудом никто из них не разделил его участь. Но Лилит ликвидатор, и, окажись она в тот раз на месте Пыха, вряд ли кто-то из них сумел бы выйти из той комнаты живым.
– ...же подхожу... – закричали переговорные устройства.
– Твою мать! – заорал Лом. – Что делать! Она нас перестреляет!
На тусклом мониторе заметались силуэты.
– ...крывайте... – вопили переговорные.
Что-то стукнулось в дверь, загремели близкие выстрелы.
– Не открывать! – не выдержал Гунн. – Слишком большой риск!
– ...шу мать... вайте!..
Малыш почувствовал, что сейчас там, за этой дверью, убивают ту самую девушку, о которой он мечтает в своих фантазиях. И каким-то чутьем он знал, что она не безумна, что за дверью действительно она. Стремительно преодолев расстояние до двери, Майкл отшвырнул плечом Лома и, разблокировав дверь, толкнул створку вбок. В проем ввалился клубок тел, подминая Никсона под себя. Падая, Малыш выпустил из рук пушку, вырывая из ножен диверсионные ножи...
– Таких козлов, мать вашу, которые бросают своих товарищей среди врагов, надо мочить на месте, мать вашу! – орала Лилит, только что жестким ударом в челюсть отправившая подвернувшегося под руку Лома в нокаут. – Вы что, совсем охренели, уроды?
– Остынь, Лилит, – зло оскалился Упырь, чувствуя себя не слишком удобно из-за справедливых претензий девушки. – Нас только что Пых едва не прикончил. Он просто сбесился. Вот мы и гадали, не тронулась ли ты с ним на пару.
– Гадали?! – задохнулась от злости Лилит. – Да вы обоссались тут все. Если бы Малыш в это месилово не влез, меня через минуту на куски бы порвали.
Майкл улыбнулся, радуясь, что в горячке рукопашной, которая развернулась у двери, девушка все же заметила, кто буквально за шкирку втащил ее внутрь, заслонив своей широченной спиной и, как лев в стае шакалов, полосуя клинками диверсионных ножей налево и направо. С той яростью, с которой он набросился на нападавших, у него, наверное, был шанс перебить их всех. Тем более что в этом боевом безумии Майкл значительно превосходил тупое безумие имперцев. Но он очень боялся, что Лилит получила раны, и поэтому, располосовав всех, до кого мог дотянуться, и отшвырнув ударом ноги одного из набегающих, он сделал пару шагов назад. А там уже и Лом подсуетился, захлопнув дверь. Одна беда – занимаясь дверью, он слишком близко оказался от взбешенной фурии, в которую превратилась Лилит.
– Остынь, Лилит! – повторил Упырь, чувствуя, что начинает всерьез заводиться от этих наездов и обвинений, какими бы правильными они ни были.
– Спасибо, Малыш, – поблагодарила девушка, внезапно став совершенно спокойной. – Бог даст – сочтемся.
– Всегда пожалуйста, – смутился Майкл, сам не зная от чего. – Я не мог иначе, так что ты мне ничем не обязана.
– А с Пыхом нас разделили в одном из коридоров. Там началась рукопашная, хоть тогда у нас ещё оставались патроны. Я кое-как отмахалась, но вынуждена была отходить, – пояснила она. – Надеялась, что он тоже прорвется. Что с ним стало?
– Он попытался взорвать нас гранатами, когда мы так же, как тебя, пустили его в комнату, где отсиживались, – рассказал Гунн. – Чудом всем удалось выпрыгнуть. А он остался там, когда гранаты взорвались.
– Он ведь не мог просто выронить гранату? – с сомнением спросила девушка, не веря, что боевой товарищ попытался убить своих друзей.
– Только не Пых, – покачал головой Гунн. – Ты ведь знаешь, как он умел обращаться со всем, что взрывается. А потом, бросив гранаты, он начал палить в нас из пистолетов. К счастью, стрелял он всегда неважно. Именно поэтому мы и медлили, прежде чем открыть тебе дверь.
– Черт! Что тут происходит? – Лилит потерла лицо ладонями. – Имперцы осатаневшие, какие-то уроды или мутанты, с Пыхом тоже вот что-то сделали...
– Держи, – протянул Гунн девушке энергетическую винтовку. – Мы все не раз друг за друга готовы были жизни отдать. И придет время – отдадим. А сейчас ситуация такая была.
– Это слова, – холодно заметила Лилит. принимая тем не менее винтовку. – Придет время – посмотрим.
– Там еще и гранаты есть, – постарался окончательно увести разговор от неприятной темы Никсон. – Да и винтовок по паре на нос будет. Так что можно выстрелы не экономить.
– А ты знаешь, Лилит, – улыбнулся примирительно Упырь, – вот когда ты матом крыть начала и Лому в челюсть въехала, я сразу понял, что это действительно наша девочка и что с тобой все в порядке.
– Пошел ты, – беззлобно уже бросила девушка, направляясь к ящикам с гранатами.
Внезапно в коридоре за стеной что-то гулко громыхнуло и через миг ударило, словно тараном в стену. Стена выдержала, хоть кое-где и появились трещины.
– Смотри-ка, – закричал Лом, показывая на тусклый экран системы контроля доступа и морщась от боли в челюсти. – Они, похоже, больше не станут ждать. Решили начать серьезный штурм.
– Что там? – спросил Упырь, возвращаясь к двери, но в этот момент вновь громыхнуло, ударив на этот раз в дверь.
Экран потух, а дверь подозрительно искривилась, хоть и осталась в своих пазах.
– Что там было? – задал вопрос Лому Упырь. – Что ты видел?
– Они приволокли то ли ручную пушку, то ли гранатомет. Короче, все отвалили в коридоры и теперь оттуда бьют.
– Значит, скоро пробьются, – нахмурился Упырь, осматривая дверь. – Дверь не пробьют: она в глубоких пазах ездит. А вот стену выстрела за три-четыре продырявят. Надо быстро баррикаду строить из стеллажей.
– Обидно в этой крысиной норе сдохнуть, – вздохнул Лом, отходя от двери в глубину зала.
– А где не обидно? – уточнил Гунн, пытаясь завалить первый стеллаж.
– На свежем воздухе, – пожал плечами Лом. – Чтобы солнышко увидеть. Или, еще лучше, звезды.
– Вряд ли ты будешь с солнцем прощаться, если тебе начнут глотку резать, – усмехнулся Упырь, присоединяясь к Гунну у стеллажа. – Давайте все вместе навалимся!
Малыш не участвовал в обсуждении вариантов строительства баррикады и подготовки к последнему бою. Нельзя было сказать, что он паниковал: для этого Майкл слишком часто за свою жизнь смотрел в лицо опасности. Но вот устраивать тут предсмертную бойню с предрешенным концом ему совершенно не хотелось. И хоть Упырь, попав в этот зал, первым делом обошел его по периметру, проверяя, нет ли других выходов, Малыш все же искал что-то, что могло спасти их всех от смерти. Ему совершенно не хотелось умирать сегодня, пусть даже и разделив героическую смерть с друзьями. Он обходил зал метр за метром, начав свои поиски от дальней стены. Дойдя до середины, Майкл наткнулся взглядом на довольно большой квадрат несколько иной текстуры, чем весь остальной потолок. Под квадратом располагался один из стеллажей, но, встав на четвереньки, Никсон обнаружил в полу аналогичный квадрат, заставленный стеллажом. И если квадрат в потолке выделялся не так уж и сильно, то его проекция на пол выглядела откровенной заплатой.
Со стороны двери раздался грохот – диверсантам удалось раскачать и завалить первый стеллаж, создав завал на пути предполагаемой атаки имперцев. И, судя по выкрикам, они сразу же взялись за второй.
Малыш выдернул из ножен тяжелый нож для выживания и слегка поддел острием материал «заплаты» на полу. Кусочек материала скололся, развалившись на пару более мелких частей. Майкл подхватил крошки, потер в пальцах. Вне всякого сомнения, это было что-то похожее на цемент или пористый самозатвердевающий пластик. Притом материал имел не лучшее качество.
– Эй, быстрее все сюда! – закричал Малыш, чувствуя, как надежда тахикардией застучала в его груди. – Быстрее все сюда! Я, кажется, нашел!
Диверсанты, услышав истошный вопль товарища, пулей примчались к нему в полном составе, бросив свою возню со стеллажами.
– Что это? – удивился Упырь, сразу же заметив квадраты, и, подобно Никсону, попробовав скол на ощупь, понял все без лишних объяснений. – Свяжем несколько гранат. Укроемся за дальними стеллажами и взорвем. Пошли за гранатами, а то эти твари вот-вот прорвутся. Уже третий раз в одно и то же место бьют. Ты, Малыш, пока раскидай тут все от квадрата.
Четкий план и близость врага всегда мобилизуют. Поэтому все без лишних разговоров кинулись к ящикам. Упырь и Гунн начали быстро перекладывать гранаты из одного ящика в другой. Все бойцы еще до этого навесили на петли разгрузочных ремней и распихали по карманам столько гранат, сколько уместилось, и теперь Гунн и Упырь решили тащить с собой весь ящик. Они ухватились за ручки, когда очередной выстрел имперцев вынес из стены, чуть правее двери, кусок в добрый квадратный метр.
– Не успели! – клацнул по-волчьи зубами Упырь. – Я их задержу, а вы тащите.
Он подхватил из ящика по паре гранат в каждую руку и трусцой побежал к пролому. Когда до дыры в стене оставалось не больше десяти шагов, Упырь, выдернув чеку зубами, метнул одну из гранат точно в пролом.
– Граната! – крикнул он. предупреждая идущих с ящиком товарищей и прижимаясь к стене, чтобы не попасть под осколки.
Все ждали взрыва за стеной, но первым, неожиданно для всех, расшвыривая разорванные упаковки, прогремел гулкий взрыв в центре зала.
Капрал пришел в себя, но не торопился выдавать это каким-либо движением или звуком. Он не открывал пока глаз и только прислушивался к своим ощущениям и тому, что происходило вокруг. Самым лучшим известием было то, что он еще жив и, судя по самочувствию, даже вполне цел. Только тупая боль в затылке позволяла предположить, что его оглушили чем-то тяжелым. Положение его тела говорило о том, что он сидит примотанный к стулу, вернее, прижатый стандартными силовыми путами, которые использовали и у федералов, и у имперцев повсеместно от армии и до полиции, да и, что там говорить, даже в частных охранных конторах.
Тишина вокруг не нарушалась ни единым посторонним звуком. Только слышно совсем близко тяжелое дыхание другого человека. Значит, скорее всего, Кома тоже жив и находится в таком же положении. Тут Рукову пришло в голову, что то, что он сейчас жив, может оказаться вовсе не лучшим известием, а даже наоборот – худшим, если их ждут впереди пытки и прочие малоприятные процедуры. Лучше один раз быстро умереть в бою, чем долго мечтать о смерти, захлебываясь своей кровью в пытках, и умирать, возможно, много раз подряд, возвращаясь к жизни по воле палача, чтобы начать страдать и умирать снова.
Папа очень медленно, почти незаметно, приоткрыл узкие щелочки, через которые можно было кое-как осмотреть небольшой сектор пространства вокруг него. Гладкий пол, гладкие пластиковые стены. Ни мебели, помимо их стульев, ни иных предметов интерьера. Одним словом, стандартная армейская комната для допросов.
Дыхание, слышимое рядом, прервалось негромким стоном. Кто-то заворочался, видимо дергаясь в путах. Несколько секунд в комнате стояла тишина, а затем раздался кажущийся излишне громким голос Джона Беккереля:
– Эй, Папа, вы живы?
– Чего ты орешь? – зашипел капрал, открывая глаза и осматриваясь уже без скрытности.
Кроме двух стульев, к которым их прижимали силовые путы, в комнате действительно ничего не оказалось. Светло-серые стены, серый грязный пол, грязно-белый потолок со встроенными лампами светильников. Повсюду пластик. Такую комнату и окружающие ее помещения можно было собрать из готовых модулей за считаные минуты прямо в лесу.
– Куда мы попали? – не унимался Беккерель, крутя головой и вновь пытаясь разорвать путы.
– Скорее всего, мы у имперцев, – пожал плечами капрал, чувствуя, как это движение провоцирует усиления силового поля его кандалов. – И вряд ли нас примут как почетных гостей.
– Что это значит? – спросил медик странно дрогнувшим голосом.
– Ничего необычного, – безразлично ответил Руков. – Ты разве не видел, что происходило с пленными имперцами, когда от них нужна была какая-то информация или услуги?
– Нас будут пытать? – догадался Джон, сильно бледнея.
– Как минимум допрашивать с пристрастием. А там поглядим, – пояснил капрал и вдруг обратил внимание на странное состояние Беккереля. – Эй, Кома, а ты что? Что с тобой происходит?
– Я должен вам сейчас признаться... – начал неуверенно Джон. – Пока никого больше здесь нет. Я... Одним словом, я боюсь.
– Боишься? – опешил капрал, обязательно свалившийся бы сейчас со стула, если бы не плотные объятия кандалов. – Ты, диверсант, медик и черт знает кто еще, боишься?! Как это может быть?
– Панически, – совершенно серьезно ответил Беккерель, не поднимая на Рукова глаз. – Я не уверен, что сумею молчать, если меня начнут пытать. Меня уже сейчас начинает внутри трясти от ожидания допроса. Я просто на грани истерики.
– Ты не шутишь сейчас? – удивленно спросил Папа, но, всмотревшись в лицо Комы, понял, что тот совершенно серьезен и честен с ним сейчас– Вот дерьмо! Ты как пошел на такую работу, если психологически не готов?
– Я медик в первую очередь, – печально пояснил Джон. – Мне все это казалось совсем не таким. Я не думал, что все может так повернуться. Я не хотел...
– Вот дерьмо, – повторил капрал, панически соображая, как можно с честью выкарабкаться из такой дурно пахнущей ситуации.
В комнате воцарилась тишина. Руков думал, почти физически ощущая то состояние, которое сейчас подчинило себе его товарища. Наконец призрачный лучик надежды затеплился среди черных туч его тяжелых мыслей. Он нашел достойный вариант, но его осуществление требовало просто огромной доли везения. Однако ничего иного придумать капрал сейчас не мог и всерьез опасался, что в комнате появится еще кто-то, и тогда ситуация перейдет в зону совершенно неконтролируемого развития.
– Послушай, Кома... – Голос Рукова был сейчас твердым и пропитанным спокойной уверенностью. – Я нашел выход и обещаю сделать так, что тебя не будут пытать. Только ты мне должен будешь в этом помочь.
– Конечно, я готов, – встрепенулся медик, с надеждой глядя на капрала. – Я сделаю все так, как вы скажете.
– Отлично. Это верный план, и тебе нужно будет просто сыграть, как в театре. Ты никогда в детстве в самодеятельности не участвовал? Впрочем, это неважно сейчас. Суть в том, что ты должен просто держаться.
– Что это значит? – не понял Беккерель.
– Ты должен всем своим видом показывать свою решительность и непоколебимость. Они должны видеть не дрожащие пальцы и испуганный взгляд, а ярость берсерка в глазах и гордо поднятую голову бойца-диверсанта, – терпеливо начал объяснять капрал. – Ты должен выглядеть так, словно готов их всех на завтрак съесть. Понимаешь?
– Но что это даст? – усомнился медик.
– Послушай, давай ты сейчас не будешь разбираться в моем плане, тем более ты его не знаешь, – оборвал его Папа. – Просто делай все так, как я тебе сказал. А если мой план вдруг не сработает и тебя соберутся пытать, можешь с чистой совестью рассказать все, что знаешь, чтобы спасти себя от пыток. Я, как твой командир в данный момент, разрешаю. Только не раньше, чем они непосредственно перейдут к пыткам. Но я тебе обещаю, что, если ты постараешься и сделаешь все как надо, никаких пыток не будет.
– Я постараюсь...
– Что? Или мы делаем так, или я пальцем не шевельну, и ты будешь своей шкурой испытывать их терпение, – надавил капрал. – Ответ «постараюсь» меня не устраивает.
– Я сделаю все так, как вы сказали, – ответил Беккерель, действительно взяв себя в руки.
Он даже внешне изменился, расправив плечи, гордо вздернув голову и даже изменив взгляд.
– Вот это другое дело, – похвалил Руков. – И не забудь, что ты должен играть всегда, даже когда кажется, что никого нет рядом.
– Принято! – ответил Кома так, как и положено было отвечать бойцу.
Дверь распахнулась через два часа после того, как Руков пришел в себя. К этому времени Кома окончательно взял себя в руки и встретил вошедшего таким взглядом, словно тот сейчас был в роли допрашиваемого «языка».
– Надеюсь, вам удалось немного отдохнуть, господа? – улыбнулся вошедший высокий стройный человек в форме лейтенанта разведывательного отдела Вооруженных сил Евразийской Империи.
Офицер нес с собой легкий пластиковый стул, который неспешно пристроил перед стульями пленников так, чтобы быть на равном расстоянии от обоих. Однако садиться на принесенный стул не торопился, медленно обходя вокруг своих пленников и внимательно их осматривая.
– Мне бы очень хотелось, господа, чтобы наш разговор пошел по руслу конструктивных и взаимовыгодных отношений. Ведь каждый человек обязательно чего-то хочет для себя. И чтобы найти компромисс, устраивающий всех нас, нужно не так-то много усилий. – Дружелюбная улыбка не покидала его лица ни на минуту, словно он работал где-то в сфере обслуживания, а не в военной разведке. – Давайте сделаем так: я немного поговорю, а вы немного послушаете. Потом, я очень надеюсь, мы поменяемся ролями, и слушать буду я, а вы – говорить.
Он помолчал, заканчивая путь вокруг пленников и долго усаживаясь на неудобном маленьком стуле.
– Эта походная мебель сущее наказание, – проворчал лейтенант, наконец усевшись и скрестив руки на груди. – Впрочем, как и вся эта чертова планета. Я часто мечтаю оказаться в большом уютном доме в каком-нибудь уютном зеленом местечке. Сидеть вечером у камина в огромном мягком кресле и читать в свежей электронной газете раздел новостей с Новых Колоний. Ароматный коньяк. Дорогая сигара...
Офицер помолчал, все с той же улыбкой переводя взгляд с одного пленника на другого.
– А вместо этого я вынужден торчать в этой дыре, общаясь с милыми людьми, которые, уверен, в душе мечтают о чем-то подобном. И каждый раз, когда эти мечты прерываются очередным подъемом по тревоге, вы, так же как и я. в сердцах говорите себе, что надо все оросить к чертовой матери и начать воплощать свои мечты в жизнь.
Изучающий взгляд лейтенанта остановился на Беккереле, который ответил ему презрительно-насмешливым взглядом.
– Нет, – качнул головой разведчик. – Не всегда сладкие мечты могут иметь форму мягкого кресла и потрескивающего огня камина. Вот вы, наверное, презираете такой мещанский уют. Я прав? Но ведь вы тоже мечтаете. Только в ваших мечтах, скорее всего, новые погоны, своя команда бравых парней, да чем черт не шутит, может, и место в штабе. Ну и грудь в орденах.
Капрал Руков едва не ухмыльнулся, боясь спугнуть удачу и поверить, что игра Комы действует именно так, как нужно.
– Мне не очень нравится то, что вы слушаете меня в кандалах. Я бы хотел сделать жест доброй воли и снять с вас путы. Но мне нужно ваше слово, что вы не будете предпринимать глупых попыток устроить здесь бойню, – предложил офицер, но, заметив кривую презрительную усмешку на лице Комы, передумал. – Хотя я думаю, что достаточно будет ослабить путы, не снимая их совсем. Так и мне будет спокойно, и вам комфортно.
Лейтенант извлек из кармана маленький пульт управления, нажимая кнопки регулировки силовых полей. Невидимые путы, стягивающие пленников, ослабли. Можно было бы предположить, что кандалы отключились совсем, но любое резкое интенсивное движение вызвало бы незамедлительную реакцию неподкупного механизма.
– Мы несколько отвлеклись от нашей темы, – заговорил вновь офицер. – Мне всегда было интересно, насколько хорошо федералы платят своим солдатам? Что могут себе позволить люди, которые ежедневно рискуют своими жизнями, защищая интересы своей страны? Как чувствуют себя с финансовой стороны те, кто достиг рубежа пригодности и вышел в тираж? Я не буду просить вас ответить на эти вопросы. Это будет некорректно. Но вы можете вспомнить для себя самих ответы на эти вопросы. И, кстати, вам не интересно, как ответят на эти вопросы солдаты Евразийской Империи?
* * *
– Что это было, черт подери? – в сердцах стукнув кулаком в стену, спросил Лом. – Что с Пыхом случилось?
– Он сошел с ума, – пожал плечами Упырь. – Так же как и все имперцы.
– Какой смысл сейчас это обсуждать? – подал голос Гунн. – Ему уже ничем не поможешь. Там даже хоронить нечего. А вот мы ещё живы и опять сидим в какой-то крысиной норе.
Сука-судьба явно решила получить максимум садомазохистского удовольствия, не выпуская их из этого подземелья, но и не позволяя погибнуть в безумной свалке боя. Уходя от своего прошлого убежища, диверсанты были вынуждены постоянно отбиваться от нападений отдельных солдат и групп имперцев, с безумным ожесточением пытающихся любой ценой добраться до своей добычи.
Окончательно заблудившись в лабиринте коридоров и уровней, диверсанты оказались в просторном помещении со стеллажами. С первого же взгляда это помещение опознавалось как склад.
Лом быстро запер дверь, как две капли воды похожую на дверь в комнате, едва не ставшей их братской могилой.
– Надо осмотреть эти стеллажи, – предложил Малыш, к которому уже почти полностью вернулся слух и трезвость мысли. – Может, пожрать чего найдем.
– Внимание всем! – опять начал звать Масарик. – Всем, кто меня слышит! Даю пеленг! Всем, кто меня слышит! Прием!
Упырь забрался на ближайшие стеллажи, изучая сложенные на них предметы и упаковки, вскрывая некоторые из них.
– Присоединяйся! – крикнул он Малышу, жестом приглашая заняться соседним стеллажом.
Не дожидаясь повторного приглашения, Никсон принялся потрошить соседний стеллаж, используя для распаковывания ящиков свой армейский тяжелый нож.
В нескольких сложенных на стеллаже упаковках хранились детали какого-то оборудования, и Майкл перебрался дальше, туда, где было больше хаоса в сложенных коробках. Забираясь на стеллаж, он вдруг увидел у самой стенки несколько ящиков, формой и темно-зеленой окраской выдающих свою принадлежность к имуществу армейских подразделений. Цифры и буквы незнакомых маркировок входили, скорее всего, в имперскую складскую систему биркования.
Малыш спрыгнул со стеллажа и, подойдя к ближайшему вытянутому ящику из пористого пластика, осторожно поддел ножом затвор механического замка. Отбросив мелькнувшую мысль о возможной ловушке и желание показать ящик Лому, который тоже являлся немного минером, Малыш откинул крышку ящика.
– Черт! – ахнул Майкл, не сумев сдержать эмоций при виде содержимого ящика. – Это, конечно, не еда, но тоже недурно. Парни!
В мягких ячейках, словно яйца в лотке, покоилось десятка три-четыре оборонительных гранат «Ф-1». Шагнув к соседнему большому ящику, Малыш уже без сомнений отщелкнул замок и откинул крышку. Его взору предстали, матово чернея, пять автоматических энергетических винтовок «Викинг-5». Майкл выдернул одну из уютного ложа и, сдвинув поворотную крышечку над тестовым глазком магазина, убедился, что боезапас полон.
– Что у тебя тут? – оживился Упырь, оставивший свой стеллаж, подойдя на зов товарища. – Не кисло! Теперь живем.
– Еще бы пожрать найти, – возразил Майкл, чувствуя, как урчит в желудке.
Упырь прошелся вдоль остальных ящиков, откидывая их крышки, но ничего нового не нашел. В общей сложности получилось три ящика с винтовками и пять с гранатами. Подошедший Гунн только восторженно поцокал языком, осматривая найденное богатство. Лом, оставшийся у двери на часах, терпеливо ждал, когда кто-нибудь из товарищей расскажет, что же там так удачно нашел Малыш.
– Оружие это, конечно, тяжеловато, – посетовал Макс Майер, проверяя, как и Майкл, заряд у вытащенной из ящика винтовки. – Но зато боеприпасов можно не жалеть. Жаль только, что сменных магазинов у этих «викингов» не предусмотрено. А зарядку по пути мы вряд ли найдем.
– Не думаю, что нам зарядка понадобится, – высказал свое мнение Малыш. – Одну за спину, одну в руки. В каждой выстрелов по триста. Не так и мало.
– Ты прав, – согласился Упырь. – Еще и гранатами увешаться, кто сколько унесет. Пошли еще пошмонаем стеллажи. Вдруг что полезное отыщем. А ты, Гунн, не стесняйся, налетай. И Лому прихвати.
Масарик начал навьючиваться гранатами, а Малыш и Упырь вернулись к потрошению стеллажей.
– ...не вижу... рваться... жно прикрытие... близко... – заголосили переговорные устройства прерывающимся голосом Лилит. – ...крывайте... запас кон...
– Что это? – взвился Масарик, подхватывая в руки две винтовки и несясь к дверям.
Малыш с Упырем, будто по команде, скатились со штабелей ящиков. Упырь убежал за винтовкой, а Малыш присоединился к товарищам у двери, подхватив прислоненную к стене ручную пушку.
– Звук боя слышу! – крикнул Лом, прижимающийся ухом к двери.
– Черт! А если будет опять как с Пыхом? – предположил Гунн, снимая «викинга» с предохранителя и отходя от двери на несколько шагов. – Они ведь парой ушли.
Лом держался за рукоять двери, готовый разблокировать замок и отодвинуть створку. Малыш расстегнул ножны диверсионных ножей и положил пушку на плечо. Подбежавший с винтовкой в руках Упырь встал на изготовку рядом с Гунном. Но теперь, после слов Влада, все вдруг ясно представили, что будет с ними, если безумие, захватившее Пыха, передалось и Лилит. Пых, который был всего лишь минером, едва не разнес их в клочья гранатами. И только чудом никто из них не разделил его участь. Но Лилит ликвидатор, и, окажись она в тот раз на месте Пыха, вряд ли кто-то из них сумел бы выйти из той комнаты живым.
– ...же подхожу... – закричали переговорные устройства.
– Твою мать! – заорал Лом. – Что делать! Она нас перестреляет!
На тусклом мониторе заметались силуэты.
– ...крывайте... – вопили переговорные.
Что-то стукнулось в дверь, загремели близкие выстрелы.
– Не открывать! – не выдержал Гунн. – Слишком большой риск!
– ...шу мать... вайте!..
Малыш почувствовал, что сейчас там, за этой дверью, убивают ту самую девушку, о которой он мечтает в своих фантазиях. И каким-то чутьем он знал, что она не безумна, что за дверью действительно она. Стремительно преодолев расстояние до двери, Майкл отшвырнул плечом Лома и, разблокировав дверь, толкнул створку вбок. В проем ввалился клубок тел, подминая Никсона под себя. Падая, Малыш выпустил из рук пушку, вырывая из ножен диверсионные ножи...
* * *
– Таких козлов, мать вашу, которые бросают своих товарищей среди врагов, надо мочить на месте, мать вашу! – орала Лилит, только что жестким ударом в челюсть отправившая подвернувшегося под руку Лома в нокаут. – Вы что, совсем охренели, уроды?
– Остынь, Лилит, – зло оскалился Упырь, чувствуя себя не слишком удобно из-за справедливых претензий девушки. – Нас только что Пых едва не прикончил. Он просто сбесился. Вот мы и гадали, не тронулась ли ты с ним на пару.
– Гадали?! – задохнулась от злости Лилит. – Да вы обоссались тут все. Если бы Малыш в это месилово не влез, меня через минуту на куски бы порвали.
Майкл улыбнулся, радуясь, что в горячке рукопашной, которая развернулась у двери, девушка все же заметила, кто буквально за шкирку втащил ее внутрь, заслонив своей широченной спиной и, как лев в стае шакалов, полосуя клинками диверсионных ножей налево и направо. С той яростью, с которой он набросился на нападавших, у него, наверное, был шанс перебить их всех. Тем более что в этом боевом безумии Майкл значительно превосходил тупое безумие имперцев. Но он очень боялся, что Лилит получила раны, и поэтому, располосовав всех, до кого мог дотянуться, и отшвырнув ударом ноги одного из набегающих, он сделал пару шагов назад. А там уже и Лом подсуетился, захлопнув дверь. Одна беда – занимаясь дверью, он слишком близко оказался от взбешенной фурии, в которую превратилась Лилит.
– Остынь, Лилит! – повторил Упырь, чувствуя, что начинает всерьез заводиться от этих наездов и обвинений, какими бы правильными они ни были.
– Спасибо, Малыш, – поблагодарила девушка, внезапно став совершенно спокойной. – Бог даст – сочтемся.
– Всегда пожалуйста, – смутился Майкл, сам не зная от чего. – Я не мог иначе, так что ты мне ничем не обязана.
– А с Пыхом нас разделили в одном из коридоров. Там началась рукопашная, хоть тогда у нас ещё оставались патроны. Я кое-как отмахалась, но вынуждена была отходить, – пояснила она. – Надеялась, что он тоже прорвется. Что с ним стало?
– Он попытался взорвать нас гранатами, когда мы так же, как тебя, пустили его в комнату, где отсиживались, – рассказал Гунн. – Чудом всем удалось выпрыгнуть. А он остался там, когда гранаты взорвались.
– Он ведь не мог просто выронить гранату? – с сомнением спросила девушка, не веря, что боевой товарищ попытался убить своих друзей.
– Только не Пых, – покачал головой Гунн. – Ты ведь знаешь, как он умел обращаться со всем, что взрывается. А потом, бросив гранаты, он начал палить в нас из пистолетов. К счастью, стрелял он всегда неважно. Именно поэтому мы и медлили, прежде чем открыть тебе дверь.
– Черт! Что тут происходит? – Лилит потерла лицо ладонями. – Имперцы осатаневшие, какие-то уроды или мутанты, с Пыхом тоже вот что-то сделали...
– Держи, – протянул Гунн девушке энергетическую винтовку. – Мы все не раз друг за друга готовы были жизни отдать. И придет время – отдадим. А сейчас ситуация такая была.
– Это слова, – холодно заметила Лилит. принимая тем не менее винтовку. – Придет время – посмотрим.
– Там еще и гранаты есть, – постарался окончательно увести разговор от неприятной темы Никсон. – Да и винтовок по паре на нос будет. Так что можно выстрелы не экономить.
– А ты знаешь, Лилит, – улыбнулся примирительно Упырь, – вот когда ты матом крыть начала и Лому в челюсть въехала, я сразу понял, что это действительно наша девочка и что с тобой все в порядке.
– Пошел ты, – беззлобно уже бросила девушка, направляясь к ящикам с гранатами.
Внезапно в коридоре за стеной что-то гулко громыхнуло и через миг ударило, словно тараном в стену. Стена выдержала, хоть кое-где и появились трещины.
– Смотри-ка, – закричал Лом, показывая на тусклый экран системы контроля доступа и морщась от боли в челюсти. – Они, похоже, больше не станут ждать. Решили начать серьезный штурм.
– Что там? – спросил Упырь, возвращаясь к двери, но в этот момент вновь громыхнуло, ударив на этот раз в дверь.
Экран потух, а дверь подозрительно искривилась, хоть и осталась в своих пазах.
– Что там было? – задал вопрос Лому Упырь. – Что ты видел?
– Они приволокли то ли ручную пушку, то ли гранатомет. Короче, все отвалили в коридоры и теперь оттуда бьют.
– Значит, скоро пробьются, – нахмурился Упырь, осматривая дверь. – Дверь не пробьют: она в глубоких пазах ездит. А вот стену выстрела за три-четыре продырявят. Надо быстро баррикаду строить из стеллажей.
– Обидно в этой крысиной норе сдохнуть, – вздохнул Лом, отходя от двери в глубину зала.
– А где не обидно? – уточнил Гунн, пытаясь завалить первый стеллаж.
– На свежем воздухе, – пожал плечами Лом. – Чтобы солнышко увидеть. Или, еще лучше, звезды.
– Вряд ли ты будешь с солнцем прощаться, если тебе начнут глотку резать, – усмехнулся Упырь, присоединяясь к Гунну у стеллажа. – Давайте все вместе навалимся!
Малыш не участвовал в обсуждении вариантов строительства баррикады и подготовки к последнему бою. Нельзя было сказать, что он паниковал: для этого Майкл слишком часто за свою жизнь смотрел в лицо опасности. Но вот устраивать тут предсмертную бойню с предрешенным концом ему совершенно не хотелось. И хоть Упырь, попав в этот зал, первым делом обошел его по периметру, проверяя, нет ли других выходов, Малыш все же искал что-то, что могло спасти их всех от смерти. Ему совершенно не хотелось умирать сегодня, пусть даже и разделив героическую смерть с друзьями. Он обходил зал метр за метром, начав свои поиски от дальней стены. Дойдя до середины, Майкл наткнулся взглядом на довольно большой квадрат несколько иной текстуры, чем весь остальной потолок. Под квадратом располагался один из стеллажей, но, встав на четвереньки, Никсон обнаружил в полу аналогичный квадрат, заставленный стеллажом. И если квадрат в потолке выделялся не так уж и сильно, то его проекция на пол выглядела откровенной заплатой.
Со стороны двери раздался грохот – диверсантам удалось раскачать и завалить первый стеллаж, создав завал на пути предполагаемой атаки имперцев. И, судя по выкрикам, они сразу же взялись за второй.
Малыш выдернул из ножен тяжелый нож для выживания и слегка поддел острием материал «заплаты» на полу. Кусочек материала скололся, развалившись на пару более мелких частей. Майкл подхватил крошки, потер в пальцах. Вне всякого сомнения, это было что-то похожее на цемент или пористый самозатвердевающий пластик. Притом материал имел не лучшее качество.
– Эй, быстрее все сюда! – закричал Малыш, чувствуя, как надежда тахикардией застучала в его груди. – Быстрее все сюда! Я, кажется, нашел!
Диверсанты, услышав истошный вопль товарища, пулей примчались к нему в полном составе, бросив свою возню со стеллажами.
– Что это? – удивился Упырь, сразу же заметив квадраты, и, подобно Никсону, попробовав скол на ощупь, понял все без лишних объяснений. – Свяжем несколько гранат. Укроемся за дальними стеллажами и взорвем. Пошли за гранатами, а то эти твари вот-вот прорвутся. Уже третий раз в одно и то же место бьют. Ты, Малыш, пока раскидай тут все от квадрата.
Четкий план и близость врага всегда мобилизуют. Поэтому все без лишних разговоров кинулись к ящикам. Упырь и Гунн начали быстро перекладывать гранаты из одного ящика в другой. Все бойцы еще до этого навесили на петли разгрузочных ремней и распихали по карманам столько гранат, сколько уместилось, и теперь Гунн и Упырь решили тащить с собой весь ящик. Они ухватились за ручки, когда очередной выстрел имперцев вынес из стены, чуть правее двери, кусок в добрый квадратный метр.
– Не успели! – клацнул по-волчьи зубами Упырь. – Я их задержу, а вы тащите.
Он подхватил из ящика по паре гранат в каждую руку и трусцой побежал к пролому. Когда до дыры в стене оставалось не больше десяти шагов, Упырь, выдернув чеку зубами, метнул одну из гранат точно в пролом.
– Граната! – крикнул он. предупреждая идущих с ящиком товарищей и прижимаясь к стене, чтобы не попасть под осколки.
Все ждали взрыва за стеной, но первым, неожиданно для всех, расшвыривая разорванные упаковки, прогремел гулкий взрыв в центре зала.
* * *
Капрал пришел в себя, но не торопился выдавать это каким-либо движением или звуком. Он не открывал пока глаз и только прислушивался к своим ощущениям и тому, что происходило вокруг. Самым лучшим известием было то, что он еще жив и, судя по самочувствию, даже вполне цел. Только тупая боль в затылке позволяла предположить, что его оглушили чем-то тяжелым. Положение его тела говорило о том, что он сидит примотанный к стулу, вернее, прижатый стандартными силовыми путами, которые использовали и у федералов, и у имперцев повсеместно от армии и до полиции, да и, что там говорить, даже в частных охранных конторах.
Тишина вокруг не нарушалась ни единым посторонним звуком. Только слышно совсем близко тяжелое дыхание другого человека. Значит, скорее всего, Кома тоже жив и находится в таком же положении. Тут Рукову пришло в голову, что то, что он сейчас жив, может оказаться вовсе не лучшим известием, а даже наоборот – худшим, если их ждут впереди пытки и прочие малоприятные процедуры. Лучше один раз быстро умереть в бою, чем долго мечтать о смерти, захлебываясь своей кровью в пытках, и умирать, возможно, много раз подряд, возвращаясь к жизни по воле палача, чтобы начать страдать и умирать снова.
Папа очень медленно, почти незаметно, приоткрыл узкие щелочки, через которые можно было кое-как осмотреть небольшой сектор пространства вокруг него. Гладкий пол, гладкие пластиковые стены. Ни мебели, помимо их стульев, ни иных предметов интерьера. Одним словом, стандартная армейская комната для допросов.
Дыхание, слышимое рядом, прервалось негромким стоном. Кто-то заворочался, видимо дергаясь в путах. Несколько секунд в комнате стояла тишина, а затем раздался кажущийся излишне громким голос Джона Беккереля:
– Эй, Папа, вы живы?
– Чего ты орешь? – зашипел капрал, открывая глаза и осматриваясь уже без скрытности.
Кроме двух стульев, к которым их прижимали силовые путы, в комнате действительно ничего не оказалось. Светло-серые стены, серый грязный пол, грязно-белый потолок со встроенными лампами светильников. Повсюду пластик. Такую комнату и окружающие ее помещения можно было собрать из готовых модулей за считаные минуты прямо в лесу.
– Куда мы попали? – не унимался Беккерель, крутя головой и вновь пытаясь разорвать путы.
– Скорее всего, мы у имперцев, – пожал плечами капрал, чувствуя, как это движение провоцирует усиления силового поля его кандалов. – И вряд ли нас примут как почетных гостей.
– Что это значит? – спросил медик странно дрогнувшим голосом.
– Ничего необычного, – безразлично ответил Руков. – Ты разве не видел, что происходило с пленными имперцами, когда от них нужна была какая-то информация или услуги?
– Нас будут пытать? – догадался Джон, сильно бледнея.
– Как минимум допрашивать с пристрастием. А там поглядим, – пояснил капрал и вдруг обратил внимание на странное состояние Беккереля. – Эй, Кома, а ты что? Что с тобой происходит?
– Я должен вам сейчас признаться... – начал неуверенно Джон. – Пока никого больше здесь нет. Я... Одним словом, я боюсь.
– Боишься? – опешил капрал, обязательно свалившийся бы сейчас со стула, если бы не плотные объятия кандалов. – Ты, диверсант, медик и черт знает кто еще, боишься?! Как это может быть?
– Панически, – совершенно серьезно ответил Беккерель, не поднимая на Рукова глаз. – Я не уверен, что сумею молчать, если меня начнут пытать. Меня уже сейчас начинает внутри трясти от ожидания допроса. Я просто на грани истерики.
– Ты не шутишь сейчас? – удивленно спросил Папа, но, всмотревшись в лицо Комы, понял, что тот совершенно серьезен и честен с ним сейчас– Вот дерьмо! Ты как пошел на такую работу, если психологически не готов?
– Я медик в первую очередь, – печально пояснил Джон. – Мне все это казалось совсем не таким. Я не думал, что все может так повернуться. Я не хотел...
– Вот дерьмо, – повторил капрал, панически соображая, как можно с честью выкарабкаться из такой дурно пахнущей ситуации.
В комнате воцарилась тишина. Руков думал, почти физически ощущая то состояние, которое сейчас подчинило себе его товарища. Наконец призрачный лучик надежды затеплился среди черных туч его тяжелых мыслей. Он нашел достойный вариант, но его осуществление требовало просто огромной доли везения. Однако ничего иного придумать капрал сейчас не мог и всерьез опасался, что в комнате появится еще кто-то, и тогда ситуация перейдет в зону совершенно неконтролируемого развития.
– Послушай, Кома... – Голос Рукова был сейчас твердым и пропитанным спокойной уверенностью. – Я нашел выход и обещаю сделать так, что тебя не будут пытать. Только ты мне должен будешь в этом помочь.
– Конечно, я готов, – встрепенулся медик, с надеждой глядя на капрала. – Я сделаю все так, как вы скажете.
– Отлично. Это верный план, и тебе нужно будет просто сыграть, как в театре. Ты никогда в детстве в самодеятельности не участвовал? Впрочем, это неважно сейчас. Суть в том, что ты должен просто держаться.
– Что это значит? – не понял Беккерель.
– Ты должен всем своим видом показывать свою решительность и непоколебимость. Они должны видеть не дрожащие пальцы и испуганный взгляд, а ярость берсерка в глазах и гордо поднятую голову бойца-диверсанта, – терпеливо начал объяснять капрал. – Ты должен выглядеть так, словно готов их всех на завтрак съесть. Понимаешь?
– Но что это даст? – усомнился медик.
– Послушай, давай ты сейчас не будешь разбираться в моем плане, тем более ты его не знаешь, – оборвал его Папа. – Просто делай все так, как я тебе сказал. А если мой план вдруг не сработает и тебя соберутся пытать, можешь с чистой совестью рассказать все, что знаешь, чтобы спасти себя от пыток. Я, как твой командир в данный момент, разрешаю. Только не раньше, чем они непосредственно перейдут к пыткам. Но я тебе обещаю, что, если ты постараешься и сделаешь все как надо, никаких пыток не будет.
– Я постараюсь...
– Что? Или мы делаем так, или я пальцем не шевельну, и ты будешь своей шкурой испытывать их терпение, – надавил капрал. – Ответ «постараюсь» меня не устраивает.
– Я сделаю все так, как вы сказали, – ответил Беккерель, действительно взяв себя в руки.
Он даже внешне изменился, расправив плечи, гордо вздернув голову и даже изменив взгляд.
– Вот это другое дело, – похвалил Руков. – И не забудь, что ты должен играть всегда, даже когда кажется, что никого нет рядом.
– Принято! – ответил Кома так, как и положено было отвечать бойцу.
* * *
Дверь распахнулась через два часа после того, как Руков пришел в себя. К этому времени Кома окончательно взял себя в руки и встретил вошедшего таким взглядом, словно тот сейчас был в роли допрашиваемого «языка».
– Надеюсь, вам удалось немного отдохнуть, господа? – улыбнулся вошедший высокий стройный человек в форме лейтенанта разведывательного отдела Вооруженных сил Евразийской Империи.
Офицер нес с собой легкий пластиковый стул, который неспешно пристроил перед стульями пленников так, чтобы быть на равном расстоянии от обоих. Однако садиться на принесенный стул не торопился, медленно обходя вокруг своих пленников и внимательно их осматривая.
– Мне бы очень хотелось, господа, чтобы наш разговор пошел по руслу конструктивных и взаимовыгодных отношений. Ведь каждый человек обязательно чего-то хочет для себя. И чтобы найти компромисс, устраивающий всех нас, нужно не так-то много усилий. – Дружелюбная улыбка не покидала его лица ни на минуту, словно он работал где-то в сфере обслуживания, а не в военной разведке. – Давайте сделаем так: я немного поговорю, а вы немного послушаете. Потом, я очень надеюсь, мы поменяемся ролями, и слушать буду я, а вы – говорить.
Он помолчал, заканчивая путь вокруг пленников и долго усаживаясь на неудобном маленьком стуле.
– Эта походная мебель сущее наказание, – проворчал лейтенант, наконец усевшись и скрестив руки на груди. – Впрочем, как и вся эта чертова планета. Я часто мечтаю оказаться в большом уютном доме в каком-нибудь уютном зеленом местечке. Сидеть вечером у камина в огромном мягком кресле и читать в свежей электронной газете раздел новостей с Новых Колоний. Ароматный коньяк. Дорогая сигара...
Офицер помолчал, все с той же улыбкой переводя взгляд с одного пленника на другого.
– А вместо этого я вынужден торчать в этой дыре, общаясь с милыми людьми, которые, уверен, в душе мечтают о чем-то подобном. И каждый раз, когда эти мечты прерываются очередным подъемом по тревоге, вы, так же как и я. в сердцах говорите себе, что надо все оросить к чертовой матери и начать воплощать свои мечты в жизнь.
Изучающий взгляд лейтенанта остановился на Беккереле, который ответил ему презрительно-насмешливым взглядом.
– Нет, – качнул головой разведчик. – Не всегда сладкие мечты могут иметь форму мягкого кресла и потрескивающего огня камина. Вот вы, наверное, презираете такой мещанский уют. Я прав? Но ведь вы тоже мечтаете. Только в ваших мечтах, скорее всего, новые погоны, своя команда бравых парней, да чем черт не шутит, может, и место в штабе. Ну и грудь в орденах.
Капрал Руков едва не ухмыльнулся, боясь спугнуть удачу и поверить, что игра Комы действует именно так, как нужно.
– Мне не очень нравится то, что вы слушаете меня в кандалах. Я бы хотел сделать жест доброй воли и снять с вас путы. Но мне нужно ваше слово, что вы не будете предпринимать глупых попыток устроить здесь бойню, – предложил офицер, но, заметив кривую презрительную усмешку на лице Комы, передумал. – Хотя я думаю, что достаточно будет ослабить путы, не снимая их совсем. Так и мне будет спокойно, и вам комфортно.
Лейтенант извлек из кармана маленький пульт управления, нажимая кнопки регулировки силовых полей. Невидимые путы, стягивающие пленников, ослабли. Можно было бы предположить, что кандалы отключились совсем, но любое резкое интенсивное движение вызвало бы незамедлительную реакцию неподкупного механизма.
– Мы несколько отвлеклись от нашей темы, – заговорил вновь офицер. – Мне всегда было интересно, насколько хорошо федералы платят своим солдатам? Что могут себе позволить люди, которые ежедневно рискуют своими жизнями, защищая интересы своей страны? Как чувствуют себя с финансовой стороны те, кто достиг рубежа пригодности и вышел в тираж? Я не буду просить вас ответить на эти вопросы. Это будет некорректно. Но вы можете вспомнить для себя самих ответы на эти вопросы. И, кстати, вам не интересно, как ответят на эти вопросы солдаты Евразийской Империи?