Страница:
Лейтенант с минуту помолчал, хотя даже по его виду было видно, что он не ожидает от пленников каких-либо слов в ответ на его вопросы. Он мысленно усмехнулся над тем. что сейчас соблазняет этих пленников прелестями службы на благо Евразийской Империи. Но сам он уже не принадлежит к когорте имперских служащих. У него новые хозяева и новые цели в жизни. Намного большие цели, чем были раньше. Да и хозяева несравнимо серьезнее...
– Я не буду сейчас долго полоскать вам мозги, – продолжил офицер. – Мы все серьезные люди, ценящие свои принципы и свою волю. Поэтому сделаю свое предложение. Мне нужна от вас информация и немного работы. После этого вы получите оговоренное вознаграждение и уберетесь из этой дыры. Мы можем устроить вас в любые подразделения Вооруженных сил Евразийской Империи или оформить армейскую пенсию со всеми почестями и льготами. На время работы здесь более чем достойное содержание, послушные красивые женщины и прочие удовольствия...
На этой фразе лейтенант был прерван совершенно неожиданным действием Джона Беккереля, который, глядя прямо в глаза разведчика и презрительно улыбаясь, сплюнул сквозь зубы. Плевок попал на отполированный до зеркального блеска ботинок офицера, уродливым тягучим потеком перечеркнув идеальную поверхность. Лейтенант молча посмотрел на подвергшийся надругательству ботинок, и улыбка в первый раз сползла с его лица.
– Я в общем-то все вам рассказал, – подытожил офицер, поднимаясь со стула и поднимая его в руке. – Я дам вам три часа на размышления. А потом... Все, что я сейчас говорил, было только прелюдией. Дальше все будет так, как вы сами этого захотите. Вы можете, приняв верное решение, обеспечить себе достойную сладкую и спокойную жизнь. В противном случае таких добрых и миролюбивых бесед больше не будет. И развлекаться с вами будут уже по-другому. Никто здесь не играет и не шутит.
На мгновение капралу Рукову показалось, что лейтенант сейчас размахнется и обрушит стул на голову Беккереля. Но офицер бросил на скалящегося Кому взгляд, не предвещающий ничего хорошего, и вышел из комнаты, оставив пленников наедине с самими собой.
Ровно через три часа дверь распахнулась, и на пороге появился все тот же лейтенант. Его ботинок вновь сверкал идеальным лаком, в котором можно было видеть отражение всего мира.
– У меня просьба, – заговорил капрал Руков, едва офицер переступил порог.
– Слушаю вас, – улыбнулся лейтенант все той же радушно-ласковой улыбкой.
– Мне очень нужно в туалет, и я прошу вас прямо сейчас отвести меня туда, – попросил Папа, глядя прямо в глаза разведчику.
– В туалет? – переспросил тот, размышляя. – Ладно. Я отведу вас.
Он нажал клавишу на пульте, и кандалы спали с капрала. Папа поднялся, торопливо выходя в коридор и дожидаясь, пока офицер закроет дверь в комнату.
– Вам ведь не нужно в туалет? – поинтересовался лейтенант, понимая, что пленник готов говорить.
– Не нужно, сэр, – кивнул Папа. – Я хотел поговорить с вами с глазу на глаз.
– Пройдем в кабинет, – пригласил офицер, жестом указывая на небольшую дверь в паре шагов от них. – Там нам будет удобнее.
Кабинетом служила небольшая комната, в которой едва помещался раскладной стол и два стула. Еще там стояла небольшая тумбочка с автономным кофейным аппаратом на ней. Больше ничего.
– Прошу вас, присаживайтесь, – указал на один из стульев офицер. – Кофе?
– С удовольствием, – закивал капрал, усаживаясь на предложенный стул. – Понимаете, я много отслужил в федеральных войсках и возраст уже совсем не тот, чтобы подставлять свой зад под пули и надеяться на карьеру. И о медалях мечтать уже поздно. Мне уже много лет, но у меня нет ни уютного домика, ни возможности подумать о создании семьи, ни надежд на добрую спокойную старость и пенсию. В общем, всего того, о чем вы там говорили.
– Правильный ход мысли, – подбодрил его офицер, нажимая несколько клавиш на кофейном аппарате.
– Да. И хуже всего то, что я знаю, что никогда ничего этого не получу. Вернее, не получил бы, находясь и далее на своем месте. Не иначе как Господь послал мне эти перемены. Вы верите в Господа?
– Да, – без колебаний ответил лейтенант, осторожно ставя перед пленником пластиковую одноразовую чашечку с горячим ароматным напитком. – Я верю в Господа, милостивого и милосердного. И согласен с вами, что это воля его привела вас и в наш плен, и, надеюсь, в наши ряды.
– Я готов, если вы действительно готовы заплатить за все мои знания и работу обеспечением моей старости и организацией достойной пенсии. – Папа отхлебнул напиток, оказавшийся слишком горячим, отчего на глазах пленника даже появились слезы. – Это не так уж и дорого.
– Несомненно, – кивнул офицер, внимательно рассматривая старого солдата.
Но он видел в его глазах честность заискивающей дворняги, которой очень хочется попасть в теплый уют дома. И за это дворняга готова подарить свою преданность новому хозяину. Ведь теплый угол и миска с супом невеликая цена за преданность. Неприятное зрелище, когда старый солдат, прослуживший всю жизнь в элитном подразделении, становится такой жалкой дворнягой. Впрочем, это означает только одно – живя среди волков, он никогда не был волком. Его гордый коллега заслуживает большего уважения. Но старик, в отличие от своего товарища, может дать информацию, а главное, он сумеет выполнить задание, став засланным казачком у своих собственных бывших друзей. А потом... Какая разница. Собаке – собачья смерть.
Воспользовавшись технологиями новых хозяев, можно было бы без всяких уговоров превратить этих пленников в тупых исполнителей, как превратили уже многих имперских солдат, попавших сюда с последней партией. Но вся ирония как раз и состоит в том, что им нужны мыслящие агенты, а не тупые исполнители. Слишком поздно поняли это, когда среди имперских солдат практически не осталось незараженных. А зараженные солдаты годились только для бездумного выполнения команд...
– Думаю, мы вполне сумеем договориться, – продолжил лейтенант, довольный своими наблюдениями. – Оговорим более подробно условия и подпишем договор. После этого вы должны будете отработать свои деньги и, к вашему удовольствию, уехать в Империю, чтобы наслаждаться новой жизнью.
– Да, сэр, – вновь закивал капрал. – Но есть одна мелочь, небольшая помеха, так сказать.
– Что такое? – нахмурился офицер. – Что за проблема?
– Понимаете, сэр... – сбивчиво начал капрал, нервно разминая пальцы. – Я старый солдат. Всем недовольный и ничего не имеющий, но солдат, который много лет прослужил среди военнослужащих Федерации Объединенных Наций.
Лейтенант, все так же хмурясь, пытался понять, что этот старый солдат сейчас хотел ему объяснить, но пока у него это плохо получалось.
– Я для себя уже принял решение. Но это внутри меня, – продолжил Руков. – Если смотреть со стороны солдата Федерации, то это несмываемый позор. Это как монетка с двумя сторонами. Упадет одной стороной – потеря лица. Упадет другой – переосмысление своих убеждений и открытие для себя истины, недоступной ранее. С такой переменой я вполне смогу справиться наедине со своей новой жизнью. Но при знающем меня человеке, тем более при том, с кем я раньше бок о бок служил, я не могу потерять лицо. Я даже не смогу начать наши переговоры об условиях нашего договора и моих новых обязанностях.
– Ах вот оно что, – начал понимать офицер, прикидывая варианты развития событий. – И что же мы, по твоему мнению, должны сделать, чтобы монетка упала нужной нам стороной? Уж не хочешь ли ты, чтобы мы его отпустили с миром на все четыре стороны?
– Что вы, сэр, – всплеснул руками капрал. – Это было бы наиглупейшим предложением с моей стороны. Во-первых, как я могу требовать такого решения от своего нового хозяина. А во-вторых, если вы отпустите Кому, а я после этого начну с вами сотрудничать, то это будет для меня равноценно подписанию смертного приговора. Ведь, узнав от Комы, что я остался в плену, мои бывшие коллеги начнут выяснять что и как. А такие приговоры они приводят в исполнение любой ценой. Так что вместо сладкой жизни меня будет ждать лишь ожидание верной смерти. Я предлагаю более простое и надежное решение.
– Какое же? – спросил лейтенант, хотя уже и сам начал догадываться о том, что предложит старый солдат.
– Видите ли, сэр, – продолжил капрал, больше не робея, – Кома молодой, сильный и гордый воин. Он сейчас считает себя элитой разведки. И поэтому морально готов выдержать все, но не выдать ничего.
– Это, наверное, именно так, – согласился офицер, подумав, что старик сейчас лишь подтверждает его собственные размышления о втором пленнике. – Так что ты хочешь?
– Неужели вы до сих пор не поняли, сэр? – улыбнулся впервые за время этого разговора Руков. – Я только хочу, чтобы вы просто прикончили его, словно это моя совесть. И сразу же начнется все наше сотрудничество. И все будет именно так, как вы хотите, сэр.
Офицер уж было думал, что старый солдат так и не решится высказать свое пожелание и ему самому придется делать пленнику такое предложение. Что потеряет он. если пойдет навстречу этой просьбе? Второй пленник действительно выглядит серьезно. Конечно, сломать можно почти любого. Вопрос лишь в том, насколько нужны эти усилия. И неизвестно, будет ли сломанный пленник способен на работу. А старик уже готов работать без всякого ломания и дополнительных усилий.
– Как, ты говоришь, зовут твоего товарища? – переспросил лейтенант.
– Его зовут Кома, сэр, – ответил капрал. – А настоящего имени никто уже давно не помнит. Да и нужно ли это имя? Пусть сгинет без следа. Кома. Так его назвали за полную безбашенность.
– А тебя? Как тебя зовут, солдат?
– Меня? Меня зовут Папа. Возраст, сэр.
– Пожалуй, я соглашусь, – вновь улыбнулся офицер, отбрасывая все свои тревоги. – Мы ведь должны заботиться друг о друге. Не так ли?
– Так точно, сэр, – склонил голову Руков. – Только я хочу, чтобы вы сделали это у меня на глазах. Я должен быть уверен в его смерти.
– Странный ты человек, солдат, – вновь удивился лейтенант, с интересом глядя на пленника. – Хочешь увидеть, как умирает один из твоих друзей, чтобы потом с чистой совестью начать работать на нас?
– Хочу убедиться, что моей безопасности ничто не угрожает, кроме доброй воли моего нового хозяина, сэр, – возразил капрал. – Я ведь вам уже объяснил, какая опасность меня подстерегает.
– Ну что же, – окончательно решился офицер. – Пусть будет по-твоему, старый пес. Эй, конвоир!
В кабинете почти мгновенно появился рядовой пехотинец с коротким автоматом в руках.
– Отведите его в комнату допросов, – скомандовал лейтенант. – Я скоро подойду.
– Что происходит? – зашептал Джон Беккерель, едва только за конвоиром закрылась дверь. – Я не уверен, что долго еще смогу держаться.
– Держись, браток. Еще немного. Совсем чуть-чуть, и все кончится. Я тебе обещаю, что совсем скоро все это кончится, – успокоил Папа. – Только продержись.
Дверь в комнату допросов открылась, и пленники замолчали, сидя прижатые кандалами к стульям. В комнату вошел лейтенант-разведчик. Он неторопливо шел, держа руки за спиной. Остановившись напротив пленников, там, где недавно стоял его стул, он качнулся с пяток на носки и обратно.
– Ну что, дорогие мои, – заговорил офицер, продолжая покачиваться. – Похоже, пришло время решительно изменить сложившуюся ситуацию. Тем более что она у нас чрезмерно затянулась. Поразмыслив над всей нашей ситуацией и проанализировав все перспективы, я принял окончательное решение. И больше не хочу его менять. Поэтому пора подписать соглашение. И вот моя подпись.
Он вскинул руку, в которой оказался тяжелый пистолет с граненым квадратным стволом. Пистолет громко рявкнул, лязгнув затвором и выбрасывая осиротевшую гильзу. Пуля калибра 11,43 миллиметра ударила точно в лоб Джона Беккереля, раскалывая его голову, словно спелый арбуз, и беспрепятственно уходя в стену позади него. Куски кости, кровь и мозги, будто шрапнель из разорвавшегося снаряда, стеганули по светло-серой стене, создавая на ней абстрактную картину в серо-красных тонах.
Медик Джон Беккерель не успел даже сообразить, что это так оглушительно ударило его в голову. Он умер мгновенно, рухнув вместе со стулом на грязный пол камеры. От такого выстрела в упор от его головы мало что осталось.
– Я выполнил первую твою просьбу, – ласково улыбнулся лейтенант, поворачиваясь к капралу Рукову. – Надеюсь, теперь ты готов к нашему дальнейшему сотрудничеству и к выполнению своей части договора?
– А что, у меня есть какой-то иной путь или выбор, после того как я уговорил вас убить одного из моих бойцов? – моргая от попавшей в глаз крови Комы, ответил капрал. – У меня даже возможности побега нет. Я же загнал себя в угол самостоятельно, не оставив никакого выхода. Вернее, из этого угла есть только один выход. Ты снимешь с меня наручники?
Офицер несколько мгновений смотрел в глаза пленного, словно вновь взвешивая все «за» и «против». Он принял окончательное решение, но сейчас смутная тревога скребла своими коготками где-то в глубине его души.
– Ну что ж, – кивнул он. – На все воля Господа.
Лейтенант утопил кнопку на пульте управления, деактивируя кандалы капрала.
– Вот ты и свободен солдат. Начнем?
Папа вздохнул полной грудью, окидывая взглядом забрызганную мозгами и кровью Комы стену, и улыбнулся, переведя взгляд на лейтенанта. Эта улыбка, этот взгляд обжег офицера, словно струя кипятка. И во взгляде старого солдата больше не было заискивающей слабой дворняги. Потому что ей не было места там, где властвует волк. Лейтенант еще не знал как, но вдруг понял, почувствовал своим нутром, что его только что поимели.
Он даже не успел крикнуть, вызывая конвоиров. Да и смысла кричать уже не было, потому что ни один самый расторопный солдат не мог бы уже ничем помочь. Даже сам офицер не успел поднять руку, чтобы помешать своему пленнику.
Капрал диверсионно-разведывательной группы разведывательного батальона Первой дивизии Земного флота Федерации Объединенных Наций Серж Руков по прозвищу Папа стремительно схватил себя одной рукой за подбородок, второй глубоко за затылок и резким мощным движением скрутил себе шею, ломая позвонки и выворачивая их так, что уже никто, никакой медик не сумел бы ему помочь. Он рухнул на пол раньше, чем до лейтенанта окончательно дошел смысл происходящего.
Упырь размашисто метнул три оставшиеся в его руках гранаты, направляя их через пролом в разные стороны зала перед дверью. Затем, не дожидаясь, когда отгремят взрывы, и надеясь только на то, что шальные осколки, влетевшие в склад через пролом, минуют его, Макс побежал к середине зала, перепрыгивая через устроенные ими самими завалы.
– Что у вас тут... – начал было он, собираясь выяснить, что за непредвиденные взрывы гремели здесь несколько секунд назад, но, увидев, осекся.
Лилит стояла с винтовкой на изготовку, глядя через прорезь прицела в проделанный в потолке пролом, а Гунн, закинув обе свои винтовки за спину, карабкался по обломкам стеллажа, которые поддерживал снизу Малыш.
– Я подумал, что, уходя вниз, мы еще больше удалимся от выхода, – пояснил Малыш. – Пальнул из своей пушки по заплате на потолке, а она и посыпалась. С первого раза насквозь пробил. Правда, дырка маленькой была. Пришлось стрелять еще раз.
– Ты крут, – похвалил Упырь. – Гунн, давай шустрее. Времени у нас уже нет.
Гунн и без того уже добрался до верха и, легко подтянувшись, скрылся в корявом отверстии. Не дожидаясь приглашения, Лилит начала карабкаться следом.
– Давай потом ты, – предложил Малыш, глядя на Упыря, и сразу пояснил: – Там неизвестно что ждет. И ты сумеешь максимально эффективно действовать. А я тут прикрою. Пойду последним после Лома.
Не найдя что возразить, Упырь кивнул. Он подвинул оставленный товарищами ящик с гранатами под самое отверстие в потолке и полез на стеллаж. Малыш, больше не поддерживая проверенный на прочность товарищами стеллаж, укрылся за кучей ящиков, уперев в них ствол энергетической винтовки. Это оказалось весьма своевременным, так как среди завалов, отделяющих его от выхода, показались головы имперцев. Не дожидаясь, когда, обнаружив ускользающую добычу, они откроют огонь, Малыш начал стрелять первым. Бросать гранаты он не решался, потому что большой радиус разлета осколков «Ф-1» мог стать смертельной опасностью для поднимающихся по стеллажу товарищей.
– Давай, Лом, вперед! – крикнул Малыш, когда Упырь скрылся в проломе.
Он бил прицельно по тем, кто слишком высоко высовывался над развалом различных предметов. Но после пары попаданий имперцы перестали высовываться, стараясь подобраться под прикрытием завалов. Заметив, что Лом подтянулся в пролом, Малыш все же метнул гранату туда, где шевеление казалось ему наиболее активным.
– Граната! – прокричал он, чтобы товарищи не додумались высунуться, сам тем временем отползая под отверстие.
Грохнул взрыв, разметав обломки упаковки и подняв облако пыли. Майкл вскочил и быстро полез по стеллажу. Немедленно по нему открыли огонь. Видимо, он был слишком хорошей мишенью. Пули запели так близко, что Никсон собрался уже спрыгивать обратно. Но в этот миг из пролома головой вниз, словно турель АССУ, опустилась Лилит, держа в каждой руке по энергетической винтовке. Она открыла огонь, едва только стволы минули линию потолка. При этом пальцы, нажимающие на курки, работали с такой частотой, что винтовки били практически очередями. Майкл начал карабкаться еще быстрее, спасенный таким огневым прикрытием.
Через несколько секунд он уже подтягивался, забрасывая свое тело на верхний этаж. Одновременно с ним Упырь и Гунн, держащие Лилит за ноги, втянули девушку назад.
– Ты цел? – усмехнулась Лилит, когда Майкл поднялся на ноги. – А я уж подумала, что ты обратно сиганешь.
– Была мысль, – смутился Никсон, боясь, как бы этот порыв не приняли за испуг.
– Может, ты и продал бы свою шкуру дорого, но был бы обречен, – продолжила девушка.
– Я знаю, – немногословно отвечал Малыш.
– Отлично! – обрадовалась Лилит. – Значит, мы в расчете!
Они оказались в небольшом зале, из которого во все стороны разбегались широкие рукава коридоров.
– Куда теперь? – спросил Лом, крутя головой.
– Мне кажется, туда, – ответил Малыш, указывая рукой на квадрат в потолке зала, как две капли воды похожий на тот, через который они только что прошли. – Похоже, здесь подъемник был или лебедка. Или что-то в этом роде. А потом демонтировали и заделали технологические отверстия. А из этих коридоров могли грузы подвозить к подъемнику. Значит, мы сможем на уровень выше подняться.
– Давай! – согласился Гунн. – А мы все в коридор отходим.
Все отошли подальше в один из коридоров, и Никсон, тщательно прицелившись, нажал спуск. Граната попала точно по центру квадрата. Не успели отсвистеть все рикошетирующие осколки, как с гулким грохотом вся заплата рухнула вниз, раскалываясь и рассыпаясь.
– Вперед! – сам себе скомандовал Упырь, первым бросаясь к пролому и умело забрасывая наверх раскладную кошку, прикрепленную к прочному шнуру. – Не будем нарушать традиций? Давай, Гунн, поднимайся первым.
Он подал товарищу удобную рукоять, висящую на том самом шнуре с кошкой. Этот стандартный армейский набор для штурма высоких труднодоступных препятствий ради уменьшения занимаемого места и веса отличался тонкостью сверхпрочного шнура. Без каких-либо приспособлений солдату вряд ли удалось бы подняться по столь тонкой веревке. Поэтому в набор входила вмонтированная в рукоять лебедка с запасом автономного питания на пять подъемов на пятнадцатиметровую высоту. Но до пролома в потолке было не более пяти метров, поэтому о ресурсе лебедки вовсе не стоило задумываться.
Увлекаемый лебедкой, Гунн взмыл к потолку. Осторожно заглянув в пролом, он, не скрываясь, перебросил тело через край пролома и оказался на верхнем уровне. Рукоять лебедки под действием собственного веса плавно скользнула вниз. За Гунном последовала Лилит. Потом Упырь отправил Лома.
– Давай, Малыш, поднимайся, – предложил Упырь, заглядывая через нижний пролом в помещение склада. – Они собираются подниматься, и я хочу им подарочек сделать.
Малыш быстро поднялся в пробитое отверстие и теперь наблюдал за действиями Макса Майера. Тот покрепче ухватил спустившуюся к нему рукоять лебедки и, подойдя к краю нижнего пролома, склонился над ним. Из склада загремели выстрелы, но Упырь не спешил. Он выдернул зубами чеку и, примерившись, аккуратно выпустил гранату вниз.
– Граната! – крикнул Майер и только после этого начал спешить.
Малыш, наблюдавший за его действиями, сразу же вспомнил, как Макс подтаскивал ящик с гранатами под самую пробоину.
– Граната! – продублировал Никсон для остальных, краем глаза замечая, как шарахнулись они в стороны от пролома.
Отсчитывая про себя секунды до взрыва, Майкл, упершись в край пролома, глубоко потянулся и, ухватив поднимающегося Упыря за помочь разгрузочного ремня, мощным рывком втащил товарища наверх. И в этот миг пол качнулся от мощного взрыва, сбивая всех с ног. Ударная волна стеганула по ушам, а осколки, какой-то мусор вперемешку с частями тел и пыль тугой струей ударили из пролома в потолок. Песок скрипел на зубах, а от дыма и пыли слезились глаза, но все они пока еще были живы, а это стоило и много больших неудобств.
– Смотри, – кивнул Упырь, лежащий рядом с Малышом, указывая куда-то наверх.
– Ничего не вижу, – качнул головой Майкл, силясь разглядеть что-либо на перепачканном и изрытом осколками потолке.
– В том-то и дело, – подтвердил Упырь. – Здесь нет квадрата на потолке. Значит, мы либо на верхнем уровне, либо этот чертов лифт не идет на верхние этажи.
– Все целы? – спросила с тревогой Лилит, возвращаясь к валяющимся у пролома товарищам. – Какие повреждения?
– Никаких, – ответил Упырь, а Майкл только отрицательно помотал головой.
– А чего вы тогда разлеглись? Двигать надо, – нахмурилась девушка, рассматривая свой коммуникатор. – У меня навигатор заработал.
– Хорошие новости, – согласился Упырь, вскидывая руку к глазам. – У меня тоже. Значит, мы недалеко от поверхности.
– Нам туда, – сообщила Лилит, устремляясь в один из коридоров.
Не дожидаясь повторного приглашения, диверсанты двинулись за ней.
– Слишком тихо, – посетовал Гунн, осторожно заглядывая за очередной поворот коридора. – Вижу зал, в который мы вошли. Все чисто.
Стараясь двигаться бесшумно, вся группа короткими перебежками втянулась в тот самый зал, с которого много часов назад они начали свое путешествие по подземной базе.
– Может, они все кончились? – предположил Упырь. – Я лично полностью потерял счет нейтрализованным противникам. А может, у них опять изменились планы относительно нас.
– Да уж, – поддакнула Лилит. – Такой безумной бойни я за свою жизнь не припомню.
С того момента как они оказались на верхнем уровне, им еще не попался ни один живой противник. Только следы боев да трупы то там то здесь подтверждали, что все произошедшее не бредовый сон переутомленного разума.
– Мы так ничего и не захватили с собой, – высказал свои мысли Малыш. – Ни информации, ни образцов.
– Расслабься, парень, – успокоила его Лилит. – Пусть об этом у особиста голова болит. Мы получили приказ пробиваться на базу любой ценой. Просто выполняй. И не забудь, что, если ты свою башку до базы донесешь, это уже немало информации для аналитиков. Спишут твои воспоминания и получат кучу важных данных. Да еще тот ученый червяк, которого Бубен остался сторожить. Наверняка его с собой забрали.
Тяжелые створы были закрыты, и Лом, прежде чем открыть их, тщательно осмотрел, ощупал и буквально обнюхал все вокруг, опасаясь мин или иных ловушек. Но ничего необычного обнаружить не удалось, и он осторожно толкнул створы в сторону. Плита мягко отползла за стену, открывая проход в двадцатиметровый поднимающийся наверх коридор. Шаг за шагом, плечом к плечу, они поднялись к створам тамбура, также закрытым. И вновь Лом обследовал каждый миллиметр тяжелых плит и их окружение. Через пару минут они оказались в тамбуре, и, как ни хотелось всем побыстрее броситься на свежий воздух, к солнцу и свободе, тем не менее они терпеливо ждали, пока Лом завершит свой ритуал у наружных дверей. Наконец и эта дверь открылась, выпустив бойцов в полную темноту. Час за часом, мечась в подземельях, все совершенно забыли о времени и теперь неожиданно оказались в ночной тьме, скупо освещенной спетом звезд.
– Эй, Лом, – зашептал Гунн, – ты мечтал о звездах.
– Не каркай, – разозлился Лом.
– Я ведь не сказал, что мечтал сдохнуть, – пожал плечами Гунн, поднимая к плечу энергетическую винтовку. – Ну что, двинули?
– Двинули. Друг друга не ждем, – кивнула Лилит. – Если что, каждый сам прорывается к базе.
Все согласно кивнули, медленно расходясь более свободной группой, чтобы в случае опасности не мешать друг другу. Они успели даже выбраться из оврага, когда их атаковали сразу со всех сторон. В них опять не стреляли, с тупым упорством стараясь взять живыми, пользуясь огромным численным преимуществом.
– Я не буду сейчас долго полоскать вам мозги, – продолжил офицер. – Мы все серьезные люди, ценящие свои принципы и свою волю. Поэтому сделаю свое предложение. Мне нужна от вас информация и немного работы. После этого вы получите оговоренное вознаграждение и уберетесь из этой дыры. Мы можем устроить вас в любые подразделения Вооруженных сил Евразийской Империи или оформить армейскую пенсию со всеми почестями и льготами. На время работы здесь более чем достойное содержание, послушные красивые женщины и прочие удовольствия...
На этой фразе лейтенант был прерван совершенно неожиданным действием Джона Беккереля, который, глядя прямо в глаза разведчика и презрительно улыбаясь, сплюнул сквозь зубы. Плевок попал на отполированный до зеркального блеска ботинок офицера, уродливым тягучим потеком перечеркнув идеальную поверхность. Лейтенант молча посмотрел на подвергшийся надругательству ботинок, и улыбка в первый раз сползла с его лица.
– Я в общем-то все вам рассказал, – подытожил офицер, поднимаясь со стула и поднимая его в руке. – Я дам вам три часа на размышления. А потом... Все, что я сейчас говорил, было только прелюдией. Дальше все будет так, как вы сами этого захотите. Вы можете, приняв верное решение, обеспечить себе достойную сладкую и спокойную жизнь. В противном случае таких добрых и миролюбивых бесед больше не будет. И развлекаться с вами будут уже по-другому. Никто здесь не играет и не шутит.
На мгновение капралу Рукову показалось, что лейтенант сейчас размахнется и обрушит стул на голову Беккереля. Но офицер бросил на скалящегося Кому взгляд, не предвещающий ничего хорошего, и вышел из комнаты, оставив пленников наедине с самими собой.
* * *
Ровно через три часа дверь распахнулась, и на пороге появился все тот же лейтенант. Его ботинок вновь сверкал идеальным лаком, в котором можно было видеть отражение всего мира.
– У меня просьба, – заговорил капрал Руков, едва офицер переступил порог.
– Слушаю вас, – улыбнулся лейтенант все той же радушно-ласковой улыбкой.
– Мне очень нужно в туалет, и я прошу вас прямо сейчас отвести меня туда, – попросил Папа, глядя прямо в глаза разведчику.
– В туалет? – переспросил тот, размышляя. – Ладно. Я отведу вас.
Он нажал клавишу на пульте, и кандалы спали с капрала. Папа поднялся, торопливо выходя в коридор и дожидаясь, пока офицер закроет дверь в комнату.
– Вам ведь не нужно в туалет? – поинтересовался лейтенант, понимая, что пленник готов говорить.
– Не нужно, сэр, – кивнул Папа. – Я хотел поговорить с вами с глазу на глаз.
– Пройдем в кабинет, – пригласил офицер, жестом указывая на небольшую дверь в паре шагов от них. – Там нам будет удобнее.
Кабинетом служила небольшая комната, в которой едва помещался раскладной стол и два стула. Еще там стояла небольшая тумбочка с автономным кофейным аппаратом на ней. Больше ничего.
– Прошу вас, присаживайтесь, – указал на один из стульев офицер. – Кофе?
– С удовольствием, – закивал капрал, усаживаясь на предложенный стул. – Понимаете, я много отслужил в федеральных войсках и возраст уже совсем не тот, чтобы подставлять свой зад под пули и надеяться на карьеру. И о медалях мечтать уже поздно. Мне уже много лет, но у меня нет ни уютного домика, ни возможности подумать о создании семьи, ни надежд на добрую спокойную старость и пенсию. В общем, всего того, о чем вы там говорили.
– Правильный ход мысли, – подбодрил его офицер, нажимая несколько клавиш на кофейном аппарате.
– Да. И хуже всего то, что я знаю, что никогда ничего этого не получу. Вернее, не получил бы, находясь и далее на своем месте. Не иначе как Господь послал мне эти перемены. Вы верите в Господа?
– Да, – без колебаний ответил лейтенант, осторожно ставя перед пленником пластиковую одноразовую чашечку с горячим ароматным напитком. – Я верю в Господа, милостивого и милосердного. И согласен с вами, что это воля его привела вас и в наш плен, и, надеюсь, в наши ряды.
– Я готов, если вы действительно готовы заплатить за все мои знания и работу обеспечением моей старости и организацией достойной пенсии. – Папа отхлебнул напиток, оказавшийся слишком горячим, отчего на глазах пленника даже появились слезы. – Это не так уж и дорого.
– Несомненно, – кивнул офицер, внимательно рассматривая старого солдата.
Но он видел в его глазах честность заискивающей дворняги, которой очень хочется попасть в теплый уют дома. И за это дворняга готова подарить свою преданность новому хозяину. Ведь теплый угол и миска с супом невеликая цена за преданность. Неприятное зрелище, когда старый солдат, прослуживший всю жизнь в элитном подразделении, становится такой жалкой дворнягой. Впрочем, это означает только одно – живя среди волков, он никогда не был волком. Его гордый коллега заслуживает большего уважения. Но старик, в отличие от своего товарища, может дать информацию, а главное, он сумеет выполнить задание, став засланным казачком у своих собственных бывших друзей. А потом... Какая разница. Собаке – собачья смерть.
Воспользовавшись технологиями новых хозяев, можно было бы без всяких уговоров превратить этих пленников в тупых исполнителей, как превратили уже многих имперских солдат, попавших сюда с последней партией. Но вся ирония как раз и состоит в том, что им нужны мыслящие агенты, а не тупые исполнители. Слишком поздно поняли это, когда среди имперских солдат практически не осталось незараженных. А зараженные солдаты годились только для бездумного выполнения команд...
– Думаю, мы вполне сумеем договориться, – продолжил лейтенант, довольный своими наблюдениями. – Оговорим более подробно условия и подпишем договор. После этого вы должны будете отработать свои деньги и, к вашему удовольствию, уехать в Империю, чтобы наслаждаться новой жизнью.
– Да, сэр, – вновь закивал капрал. – Но есть одна мелочь, небольшая помеха, так сказать.
– Что такое? – нахмурился офицер. – Что за проблема?
– Понимаете, сэр... – сбивчиво начал капрал, нервно разминая пальцы. – Я старый солдат. Всем недовольный и ничего не имеющий, но солдат, который много лет прослужил среди военнослужащих Федерации Объединенных Наций.
Лейтенант, все так же хмурясь, пытался понять, что этот старый солдат сейчас хотел ему объяснить, но пока у него это плохо получалось.
– Я для себя уже принял решение. Но это внутри меня, – продолжил Руков. – Если смотреть со стороны солдата Федерации, то это несмываемый позор. Это как монетка с двумя сторонами. Упадет одной стороной – потеря лица. Упадет другой – переосмысление своих убеждений и открытие для себя истины, недоступной ранее. С такой переменой я вполне смогу справиться наедине со своей новой жизнью. Но при знающем меня человеке, тем более при том, с кем я раньше бок о бок служил, я не могу потерять лицо. Я даже не смогу начать наши переговоры об условиях нашего договора и моих новых обязанностях.
– Ах вот оно что, – начал понимать офицер, прикидывая варианты развития событий. – И что же мы, по твоему мнению, должны сделать, чтобы монетка упала нужной нам стороной? Уж не хочешь ли ты, чтобы мы его отпустили с миром на все четыре стороны?
– Что вы, сэр, – всплеснул руками капрал. – Это было бы наиглупейшим предложением с моей стороны. Во-первых, как я могу требовать такого решения от своего нового хозяина. А во-вторых, если вы отпустите Кому, а я после этого начну с вами сотрудничать, то это будет для меня равноценно подписанию смертного приговора. Ведь, узнав от Комы, что я остался в плену, мои бывшие коллеги начнут выяснять что и как. А такие приговоры они приводят в исполнение любой ценой. Так что вместо сладкой жизни меня будет ждать лишь ожидание верной смерти. Я предлагаю более простое и надежное решение.
– Какое же? – спросил лейтенант, хотя уже и сам начал догадываться о том, что предложит старый солдат.
– Видите ли, сэр, – продолжил капрал, больше не робея, – Кома молодой, сильный и гордый воин. Он сейчас считает себя элитой разведки. И поэтому морально готов выдержать все, но не выдать ничего.
– Это, наверное, именно так, – согласился офицер, подумав, что старик сейчас лишь подтверждает его собственные размышления о втором пленнике. – Так что ты хочешь?
– Неужели вы до сих пор не поняли, сэр? – улыбнулся впервые за время этого разговора Руков. – Я только хочу, чтобы вы просто прикончили его, словно это моя совесть. И сразу же начнется все наше сотрудничество. И все будет именно так, как вы хотите, сэр.
Офицер уж было думал, что старый солдат так и не решится высказать свое пожелание и ему самому придется делать пленнику такое предложение. Что потеряет он. если пойдет навстречу этой просьбе? Второй пленник действительно выглядит серьезно. Конечно, сломать можно почти любого. Вопрос лишь в том, насколько нужны эти усилия. И неизвестно, будет ли сломанный пленник способен на работу. А старик уже готов работать без всякого ломания и дополнительных усилий.
– Как, ты говоришь, зовут твоего товарища? – переспросил лейтенант.
– Его зовут Кома, сэр, – ответил капрал. – А настоящего имени никто уже давно не помнит. Да и нужно ли это имя? Пусть сгинет без следа. Кома. Так его назвали за полную безбашенность.
– А тебя? Как тебя зовут, солдат?
– Меня? Меня зовут Папа. Возраст, сэр.
– Пожалуй, я соглашусь, – вновь улыбнулся офицер, отбрасывая все свои тревоги. – Мы ведь должны заботиться друг о друге. Не так ли?
– Так точно, сэр, – склонил голову Руков. – Только я хочу, чтобы вы сделали это у меня на глазах. Я должен быть уверен в его смерти.
– Странный ты человек, солдат, – вновь удивился лейтенант, с интересом глядя на пленника. – Хочешь увидеть, как умирает один из твоих друзей, чтобы потом с чистой совестью начать работать на нас?
– Хочу убедиться, что моей безопасности ничто не угрожает, кроме доброй воли моего нового хозяина, сэр, – возразил капрал. – Я ведь вам уже объяснил, какая опасность меня подстерегает.
– Ну что же, – окончательно решился офицер. – Пусть будет по-твоему, старый пес. Эй, конвоир!
В кабинете почти мгновенно появился рядовой пехотинец с коротким автоматом в руках.
– Отведите его в комнату допросов, – скомандовал лейтенант. – Я скоро подойду.
* * *
– Что происходит? – зашептал Джон Беккерель, едва только за конвоиром закрылась дверь. – Я не уверен, что долго еще смогу держаться.
– Держись, браток. Еще немного. Совсем чуть-чуть, и все кончится. Я тебе обещаю, что совсем скоро все это кончится, – успокоил Папа. – Только продержись.
Дверь в комнату допросов открылась, и пленники замолчали, сидя прижатые кандалами к стульям. В комнату вошел лейтенант-разведчик. Он неторопливо шел, держа руки за спиной. Остановившись напротив пленников, там, где недавно стоял его стул, он качнулся с пяток на носки и обратно.
– Ну что, дорогие мои, – заговорил офицер, продолжая покачиваться. – Похоже, пришло время решительно изменить сложившуюся ситуацию. Тем более что она у нас чрезмерно затянулась. Поразмыслив над всей нашей ситуацией и проанализировав все перспективы, я принял окончательное решение. И больше не хочу его менять. Поэтому пора подписать соглашение. И вот моя подпись.
Он вскинул руку, в которой оказался тяжелый пистолет с граненым квадратным стволом. Пистолет громко рявкнул, лязгнув затвором и выбрасывая осиротевшую гильзу. Пуля калибра 11,43 миллиметра ударила точно в лоб Джона Беккереля, раскалывая его голову, словно спелый арбуз, и беспрепятственно уходя в стену позади него. Куски кости, кровь и мозги, будто шрапнель из разорвавшегося снаряда, стеганули по светло-серой стене, создавая на ней абстрактную картину в серо-красных тонах.
Медик Джон Беккерель не успел даже сообразить, что это так оглушительно ударило его в голову. Он умер мгновенно, рухнув вместе со стулом на грязный пол камеры. От такого выстрела в упор от его головы мало что осталось.
– Я выполнил первую твою просьбу, – ласково улыбнулся лейтенант, поворачиваясь к капралу Рукову. – Надеюсь, теперь ты готов к нашему дальнейшему сотрудничеству и к выполнению своей части договора?
– А что, у меня есть какой-то иной путь или выбор, после того как я уговорил вас убить одного из моих бойцов? – моргая от попавшей в глаз крови Комы, ответил капрал. – У меня даже возможности побега нет. Я же загнал себя в угол самостоятельно, не оставив никакого выхода. Вернее, из этого угла есть только один выход. Ты снимешь с меня наручники?
Офицер несколько мгновений смотрел в глаза пленного, словно вновь взвешивая все «за» и «против». Он принял окончательное решение, но сейчас смутная тревога скребла своими коготками где-то в глубине его души.
– Ну что ж, – кивнул он. – На все воля Господа.
Лейтенант утопил кнопку на пульте управления, деактивируя кандалы капрала.
– Вот ты и свободен солдат. Начнем?
Папа вздохнул полной грудью, окидывая взглядом забрызганную мозгами и кровью Комы стену, и улыбнулся, переведя взгляд на лейтенанта. Эта улыбка, этот взгляд обжег офицера, словно струя кипятка. И во взгляде старого солдата больше не было заискивающей слабой дворняги. Потому что ей не было места там, где властвует волк. Лейтенант еще не знал как, но вдруг понял, почувствовал своим нутром, что его только что поимели.
Он даже не успел крикнуть, вызывая конвоиров. Да и смысла кричать уже не было, потому что ни один самый расторопный солдат не мог бы уже ничем помочь. Даже сам офицер не успел поднять руку, чтобы помешать своему пленнику.
Капрал диверсионно-разведывательной группы разведывательного батальона Первой дивизии Земного флота Федерации Объединенных Наций Серж Руков по прозвищу Папа стремительно схватил себя одной рукой за подбородок, второй глубоко за затылок и резким мощным движением скрутил себе шею, ломая позвонки и выворачивая их так, что уже никто, никакой медик не сумел бы ему помочь. Он рухнул на пол раньше, чем до лейтенанта окончательно дошел смысл происходящего.
* * *
Упырь размашисто метнул три оставшиеся в его руках гранаты, направляя их через пролом в разные стороны зала перед дверью. Затем, не дожидаясь, когда отгремят взрывы, и надеясь только на то, что шальные осколки, влетевшие в склад через пролом, минуют его, Макс побежал к середине зала, перепрыгивая через устроенные ими самими завалы.
– Что у вас тут... – начал было он, собираясь выяснить, что за непредвиденные взрывы гремели здесь несколько секунд назад, но, увидев, осекся.
Лилит стояла с винтовкой на изготовку, глядя через прорезь прицела в проделанный в потолке пролом, а Гунн, закинув обе свои винтовки за спину, карабкался по обломкам стеллажа, которые поддерживал снизу Малыш.
– Я подумал, что, уходя вниз, мы еще больше удалимся от выхода, – пояснил Малыш. – Пальнул из своей пушки по заплате на потолке, а она и посыпалась. С первого раза насквозь пробил. Правда, дырка маленькой была. Пришлось стрелять еще раз.
– Ты крут, – похвалил Упырь. – Гунн, давай шустрее. Времени у нас уже нет.
Гунн и без того уже добрался до верха и, легко подтянувшись, скрылся в корявом отверстии. Не дожидаясь приглашения, Лилит начала карабкаться следом.
– Давай потом ты, – предложил Малыш, глядя на Упыря, и сразу пояснил: – Там неизвестно что ждет. И ты сумеешь максимально эффективно действовать. А я тут прикрою. Пойду последним после Лома.
Не найдя что возразить, Упырь кивнул. Он подвинул оставленный товарищами ящик с гранатами под самое отверстие в потолке и полез на стеллаж. Малыш, больше не поддерживая проверенный на прочность товарищами стеллаж, укрылся за кучей ящиков, уперев в них ствол энергетической винтовки. Это оказалось весьма своевременным, так как среди завалов, отделяющих его от выхода, показались головы имперцев. Не дожидаясь, когда, обнаружив ускользающую добычу, они откроют огонь, Малыш начал стрелять первым. Бросать гранаты он не решался, потому что большой радиус разлета осколков «Ф-1» мог стать смертельной опасностью для поднимающихся по стеллажу товарищей.
– Давай, Лом, вперед! – крикнул Малыш, когда Упырь скрылся в проломе.
Он бил прицельно по тем, кто слишком высоко высовывался над развалом различных предметов. Но после пары попаданий имперцы перестали высовываться, стараясь подобраться под прикрытием завалов. Заметив, что Лом подтянулся в пролом, Малыш все же метнул гранату туда, где шевеление казалось ему наиболее активным.
– Граната! – прокричал он, чтобы товарищи не додумались высунуться, сам тем временем отползая под отверстие.
Грохнул взрыв, разметав обломки упаковки и подняв облако пыли. Майкл вскочил и быстро полез по стеллажу. Немедленно по нему открыли огонь. Видимо, он был слишком хорошей мишенью. Пули запели так близко, что Никсон собрался уже спрыгивать обратно. Но в этот миг из пролома головой вниз, словно турель АССУ, опустилась Лилит, держа в каждой руке по энергетической винтовке. Она открыла огонь, едва только стволы минули линию потолка. При этом пальцы, нажимающие на курки, работали с такой частотой, что винтовки били практически очередями. Майкл начал карабкаться еще быстрее, спасенный таким огневым прикрытием.
Через несколько секунд он уже подтягивался, забрасывая свое тело на верхний этаж. Одновременно с ним Упырь и Гунн, держащие Лилит за ноги, втянули девушку назад.
– Ты цел? – усмехнулась Лилит, когда Майкл поднялся на ноги. – А я уж подумала, что ты обратно сиганешь.
– Была мысль, – смутился Никсон, боясь, как бы этот порыв не приняли за испуг.
– Может, ты и продал бы свою шкуру дорого, но был бы обречен, – продолжила девушка.
– Я знаю, – немногословно отвечал Малыш.
– Отлично! – обрадовалась Лилит. – Значит, мы в расчете!
Они оказались в небольшом зале, из которого во все стороны разбегались широкие рукава коридоров.
– Куда теперь? – спросил Лом, крутя головой.
– Мне кажется, туда, – ответил Малыш, указывая рукой на квадрат в потолке зала, как две капли воды похожий на тот, через который они только что прошли. – Похоже, здесь подъемник был или лебедка. Или что-то в этом роде. А потом демонтировали и заделали технологические отверстия. А из этих коридоров могли грузы подвозить к подъемнику. Значит, мы сможем на уровень выше подняться.
– Давай! – согласился Гунн. – А мы все в коридор отходим.
Все отошли подальше в один из коридоров, и Никсон, тщательно прицелившись, нажал спуск. Граната попала точно по центру квадрата. Не успели отсвистеть все рикошетирующие осколки, как с гулким грохотом вся заплата рухнула вниз, раскалываясь и рассыпаясь.
– Вперед! – сам себе скомандовал Упырь, первым бросаясь к пролому и умело забрасывая наверх раскладную кошку, прикрепленную к прочному шнуру. – Не будем нарушать традиций? Давай, Гунн, поднимайся первым.
Он подал товарищу удобную рукоять, висящую на том самом шнуре с кошкой. Этот стандартный армейский набор для штурма высоких труднодоступных препятствий ради уменьшения занимаемого места и веса отличался тонкостью сверхпрочного шнура. Без каких-либо приспособлений солдату вряд ли удалось бы подняться по столь тонкой веревке. Поэтому в набор входила вмонтированная в рукоять лебедка с запасом автономного питания на пять подъемов на пятнадцатиметровую высоту. Но до пролома в потолке было не более пяти метров, поэтому о ресурсе лебедки вовсе не стоило задумываться.
Увлекаемый лебедкой, Гунн взмыл к потолку. Осторожно заглянув в пролом, он, не скрываясь, перебросил тело через край пролома и оказался на верхнем уровне. Рукоять лебедки под действием собственного веса плавно скользнула вниз. За Гунном последовала Лилит. Потом Упырь отправил Лома.
– Давай, Малыш, поднимайся, – предложил Упырь, заглядывая через нижний пролом в помещение склада. – Они собираются подниматься, и я хочу им подарочек сделать.
Малыш быстро поднялся в пробитое отверстие и теперь наблюдал за действиями Макса Майера. Тот покрепче ухватил спустившуюся к нему рукоять лебедки и, подойдя к краю нижнего пролома, склонился над ним. Из склада загремели выстрелы, но Упырь не спешил. Он выдернул зубами чеку и, примерившись, аккуратно выпустил гранату вниз.
– Граната! – крикнул Майер и только после этого начал спешить.
Малыш, наблюдавший за его действиями, сразу же вспомнил, как Макс подтаскивал ящик с гранатами под самую пробоину.
– Граната! – продублировал Никсон для остальных, краем глаза замечая, как шарахнулись они в стороны от пролома.
Отсчитывая про себя секунды до взрыва, Майкл, упершись в край пролома, глубоко потянулся и, ухватив поднимающегося Упыря за помочь разгрузочного ремня, мощным рывком втащил товарища наверх. И в этот миг пол качнулся от мощного взрыва, сбивая всех с ног. Ударная волна стеганула по ушам, а осколки, какой-то мусор вперемешку с частями тел и пыль тугой струей ударили из пролома в потолок. Песок скрипел на зубах, а от дыма и пыли слезились глаза, но все они пока еще были живы, а это стоило и много больших неудобств.
– Смотри, – кивнул Упырь, лежащий рядом с Малышом, указывая куда-то наверх.
– Ничего не вижу, – качнул головой Майкл, силясь разглядеть что-либо на перепачканном и изрытом осколками потолке.
– В том-то и дело, – подтвердил Упырь. – Здесь нет квадрата на потолке. Значит, мы либо на верхнем уровне, либо этот чертов лифт не идет на верхние этажи.
– Все целы? – спросила с тревогой Лилит, возвращаясь к валяющимся у пролома товарищам. – Какие повреждения?
– Никаких, – ответил Упырь, а Майкл только отрицательно помотал головой.
– А чего вы тогда разлеглись? Двигать надо, – нахмурилась девушка, рассматривая свой коммуникатор. – У меня навигатор заработал.
– Хорошие новости, – согласился Упырь, вскидывая руку к глазам. – У меня тоже. Значит, мы недалеко от поверхности.
– Нам туда, – сообщила Лилит, устремляясь в один из коридоров.
Не дожидаясь повторного приглашения, диверсанты двинулись за ней.
* * *
– Слишком тихо, – посетовал Гунн, осторожно заглядывая за очередной поворот коридора. – Вижу зал, в который мы вошли. Все чисто.
Стараясь двигаться бесшумно, вся группа короткими перебежками втянулась в тот самый зал, с которого много часов назад они начали свое путешествие по подземной базе.
– Может, они все кончились? – предположил Упырь. – Я лично полностью потерял счет нейтрализованным противникам. А может, у них опять изменились планы относительно нас.
– Да уж, – поддакнула Лилит. – Такой безумной бойни я за свою жизнь не припомню.
С того момента как они оказались на верхнем уровне, им еще не попался ни один живой противник. Только следы боев да трупы то там то здесь подтверждали, что все произошедшее не бредовый сон переутомленного разума.
– Мы так ничего и не захватили с собой, – высказал свои мысли Малыш. – Ни информации, ни образцов.
– Расслабься, парень, – успокоила его Лилит. – Пусть об этом у особиста голова болит. Мы получили приказ пробиваться на базу любой ценой. Просто выполняй. И не забудь, что, если ты свою башку до базы донесешь, это уже немало информации для аналитиков. Спишут твои воспоминания и получат кучу важных данных. Да еще тот ученый червяк, которого Бубен остался сторожить. Наверняка его с собой забрали.
Тяжелые створы были закрыты, и Лом, прежде чем открыть их, тщательно осмотрел, ощупал и буквально обнюхал все вокруг, опасаясь мин или иных ловушек. Но ничего необычного обнаружить не удалось, и он осторожно толкнул створы в сторону. Плита мягко отползла за стену, открывая проход в двадцатиметровый поднимающийся наверх коридор. Шаг за шагом, плечом к плечу, они поднялись к створам тамбура, также закрытым. И вновь Лом обследовал каждый миллиметр тяжелых плит и их окружение. Через пару минут они оказались в тамбуре, и, как ни хотелось всем побыстрее броситься на свежий воздух, к солнцу и свободе, тем не менее они терпеливо ждали, пока Лом завершит свой ритуал у наружных дверей. Наконец и эта дверь открылась, выпустив бойцов в полную темноту. Час за часом, мечась в подземельях, все совершенно забыли о времени и теперь неожиданно оказались в ночной тьме, скупо освещенной спетом звезд.
– Эй, Лом, – зашептал Гунн, – ты мечтал о звездах.
– Не каркай, – разозлился Лом.
– Я ведь не сказал, что мечтал сдохнуть, – пожал плечами Гунн, поднимая к плечу энергетическую винтовку. – Ну что, двинули?
– Двинули. Друг друга не ждем, – кивнула Лилит. – Если что, каждый сам прорывается к базе.
Все согласно кивнули, медленно расходясь более свободной группой, чтобы в случае опасности не мешать друг другу. Они успели даже выбраться из оврага, когда их атаковали сразу со всех сторон. В них опять не стреляли, с тупым упорством стараясь взять живыми, пользуясь огромным численным преимуществом.