Страница:
– Я совершенно согласен с вашим мнением относительно роли рядового Никсона, – начал он. – Что же касается рядового Холмса, то тут есть одно «но», на которое я уже обращал ваше внимание. Это его странное поведение в ночь накануне его безосновательного нападения на курсантов учебного батальона.
– Вы хотите нас убедить, что он психически болен? – предположил разведчик.
– Нет, господа, – радостно продолжил дознаватель, довольный, что и разведка не поняла ход его мысли. – Я хочу сказать, что он странно себя вел. Ознакомившись с материалами этого происшествия, я отправил срочный запрос в госпиталь. Его отсканировали и дали заключение о полной вменяемости. Я уверен, что по какой-то причине он пытался имитировать невменяемость. Скажем, с целью комиссоваться по этой причине с приличной пожизненной пенсией.
– Глубоко, – крякнул разведчик, улыбаясь и подмигивая лейтенанту с такими же нашивками разведывательного батальона, как и у него.
– Теперь у нас есть все основания не комиссовать ею, а уволить решением дисциплинарной комиссии без назначения пенсионного или компенсационного жалованья, – подвел итог своим измышлениям дознаватель. – Предлагаю вот такую формулировку.
С этими словами он вывел на большой настенный монитор длинную витиеватую формулировку решения дисциплинарной комиссии.
– Сдается мне, он не только не на тех наехал, но и кому-то посерьезнее насолил, – буркнул капитан-разведчик, прочитав написанное дознавателем. – С такой формулировкой его ни один разумный человек не возьмет на работу на гражданке. Разве что сортиры чистить.
Это было последнее рассматриваемое сегодняшней комиссией дело, поэтому все быстро и на удивление единогласно утвердили и решение, и предложенную дознавателем формулировку и поспешили разойтись.
– Знали бы они, что ночные приказы вовсе не выдумки этого Холмса, – усмехнулся капитан-разведчик, обращаясь к своему коллеге лейтенанту. – Но пусть наша маленькая тайна останется тайной. Заклание любого жирного тыловика оправдано получением нами достойного молодого бойца.
Разведчики уходили довольные таким поворотом событий – они на деле убедились, что кураторство назначено достойному.
Дознаватель тоже уходил довольный собой – он действовал вполне по совести, не натягивая факты, и нужное ему решение сформировалось само собой, практически без его участия. Но теперь его совесть чиста за тот презент в виде коробки любимого им виски «Белая лошадь», которую сегодня утром прислал ему лейтенант Тортон. Чем, интересно, Тортону не угодил этот Холмс? Наверное, воровал много. Да и, судя по всему, ублюдок был еще тот. А значит, поделом ему...
– Неужели ты совсем ни на миг не сомневался, что у нас все получится? – восторгался Майкл, только что рассказавший Ралфу о ходе дисциплинарной комиссии и принятом ею решении.
– Конечно, не сомневался, – соврал Филби, хотя сам все время отсутствия Никсона жутко за него переживал. – У меня все продумано до мелочей было.
– А я, честно сказать, не ожидал, что его так сильно приложат, – обдумывал происшедшее Майкл. – В принципе это же простая драка.
– Не скажи. Я вполне допускаю, что у него не только с нами проблемы были. А мы стали просто последней каплей.
– Знаешь, там два офицера сидели из разведки. Их почему-то моими кураторами назвали. Так один из них, капитан, так смотрел на меня...
– В каком смысле? – не понял Ралф.
– Ну так ухмылялся ехидно, как будто знал все, – пояснил Майкл.
– Фигня это все, – отрезал Филби. – Если бы знал, давно бы нас обоих на четыре кости поставили. А вот то, что кураторами назвали, плохо.
– Почему?
– Потому, – размышлял над тревожной вестью риф. – Значит, на крючке ты у них. Что-то на тебя копают. Ведут. Потому и кураторы.
– Да, – помрачнел Никсон, – скорее всего, ты прав. Только ведь совсем нечего на меня копать. Я с тех пор, как контракт подписал, ничего и не делаю. Только тренировки да учеба.
– И то верно, – согласился Филби, и тревожная складка на его лбу разгладилась. – Может, и ничего плохого в этом нет. Но надо ухо держать востро. С разведкой не шутят...
– На настоящий момент нет единого мнения о том, вследствие чего именно началась Всемирная война. Наиболее часто высказываемая версия, которую лично я полностью разделяю, что появилось несколько первоначальных единовременных очагов конфликтов, начавших войну религий. Мотивы этих конфликтов неясны. Но, так или иначе, эта война религий вылилась во Всемирную войну, которая, как понятно из названия, охватила вскоре весь мир, – рассказывал лектор, преподающий курсантам учебного батальона курс «Современная история». – В самый разгар войны, предположительно в ответ на нанесенный Соединенными Штатами Америки ядерного удара по нескольким исламским государствам, Россия применила новейшее оружие массового поражения под проектным названием «Гнев Посейдона». Это оружие применялось лишь однажды, произведя три единовременных пуска. Именно этот удар оказал столь катастрофическое влияние на весь мир, совершенно изменив его дальнейшее устроение.
– Как могли три выстрела изменить мир? – вырвался вопрос у удивленного Майкла.
– Для уничтожения человечества в докосмоколониальный период могло оказаться достаточным всего лишь одного попадания большого метеорита в Землю, – пояснил преподаватель, выводя на огромный экран два схематических изображения земных полушарий с материками. – Вследствие применения русскими нового неопробованного оружия массового поражения мир едва не оказался на грани гибели. Часть материковой суши оказалась разрушенной и опустилась ниже уровня моря, что привело к полному затоплению пораженных участков. Некоторые аналитики предполагают, что произошел сбой в системе наведения. Результатом этой технической ошибки оказалось необъяснимое расположение зон поражения. И если первая зона, в которой была уничтожена значительная часть материка Северная Америка – «круг поражения» захватил восточные Соединенные Штаты и часть Восточной Канады, таким образом «урезав» материк по линии от Гудзонского залива до Мексиканского залива, вполне объяснима, то вот два других попадания.. Одним из них полностью уничтожена Япония, а также вся гряда Курильских островов, Северная и Южная Корея, Северо-Восточный Китай, остров Сахалин, полуостров Камчатка и большой сектор российского Дальнего Востока. Именно эта зона поражения, захватившая значительные территории самой России, и наводит в первую очередь на мысль о технической ошибке в процессе наведения. Вторым попаданием полностью уничтожены Великобритания, Ирландия, Бельгия, Люксембург и Нидерланды, а также находящаяся в «зоне поражения» небольшая полоса Германии и существенная часть Южной Франции.
– Невероятно... – охнул кто-то из группы курсантов.
– И это ещё не вся катастрофа, а лишь начало ее, – согласно кивнул преподаватель. – После столь громадных разрушений, произошедших практически мгновенно, гигантские массы воды Мирового океана хлынули в низины, образовавшиеся на месте уничтоженных частей материков. Ураганы, цунами и другие стихийные бедствия бушевали во всех частях земного шара еще долгое время после самой катастрофы...
– Ты все это знал? – шепнул Майкл Ралфу, пораженный рассказом.
– Конечно, – пожал плечами Филби. – В школе учили. Да и потом еще...
– Соблюдайте тишину, – нахмурился преподаватель, обращая взор на друзей.
– Прошу прощения, сэр, – подобрался Майкл.
– Война длилась после применения русскими этого страшного оружия еще более полувека, но мир начал стремительно перестраиваться. Кого-то не стало. Кто-то не сумел оправиться. Одним словом, на грунте, удобренном трупами одних игроков, выросли новые, совершенно несоизмеримые по величине и мощи. Настала эра гигантов.
Преподаватель сделал глоток воды из стоящего на его столе стакана, прежде чем продолжить дальше:
– Ранее мир пестрел заплатами государств. Сейчас осталось лишь пять. Да и то, только четыре государства делят между собой Землю. Наша благословенная Федерация Объединенных Наций, образованная немногими уцелевшими европейскими государствами, государствами, расположенными на американских континентах, которые не пали под натиском «Посейдона», и некоторыми африканскими государствами. Минули годы, и мы можем по праву гордиться своей страной. Но и наши потенциальные противники не спали все это время. Основной из них – Евразийская Империя, основной организующей составляющей которой послужила Россия и страны Восточной Европы, меньше других пострадавшие от катаклизмов. К ним присоединились уцелевшие страны Востока и некоторые страны Азии. Несколько более слабую позицию занимает Союз Исламских Республик, объединивший в себе все страны Азии, не вошедшие в Евразийскую Империю. Также в Союз Исламских Республик вошла часть африканских государств, национальной религией которых являлся ислам. Ну и последнее государство, роль которого совсем незначительна, – Австралия. Удаленная от всех войн и эпицентров природных катаклизмов, эта страна без больших потрясений пережила весь передел мира. Вопросы?
– Вы говорили про пять государств, – напомнил Никсон. – Какое пятое?
– Пятое государство человечества – Государство Алатырь. Напомню, что это единственное государство, расположенное вне планеты Земля. Основная часть его расположена на Марсе. Государство Алатырь уникально по нескольким параметрам и достойно отдельного занятия, но в программе обучения его нет, поэтому не будем отвлекаться от нашей сегодняшней темы. А теперь проверим, как вы усвоили то, что я вам рассказал...
– Слушай, так у тебя сегодня день рождения? – спросил неожиданно Филби, когда отделение строем шло в зал с установками трансформации.
– Точно! – обрадовался Никсон, который и сам забыл про сегодняшнюю дату. – А ты откуда узнал?
– Угадай с трех раз, – хохотнул Ралф, довольный изумлением друга. – Мы тут четыре месяца уже почти, а ты все думаешь, что мне не хватит времени залезть в твое дело и посмотреть, когда и где ты зародился?
– Нет, конечно, я мог бы и догадаться.
– Поздравить тебя, конечно, поздравят. – продолжил Филби, хитро ухмыляясь. – И даже, наверное, на ужин банку сгущенки из сухпая вручат. А я тебе тоже тут подарочек приготовил.
– Подарок?! Здорово! Какой? – восторженно спросил Майкл.
– Рядовой Никсон, на исходную! – скомандовал их командир отделения.
За разговором они достигли аппаратов, и курсанты привычно забирались в саркофаги. Настала очередь Майкла, и сержант уже нетерпеливо хмурил брови.
– Потом, – махнул рукой Ралф. – Иди уже. А то сержант сейчас подарок устроит десятикилометровый.
Майкл привычно скользнул в пасть саркофага, гадая, какой же подарок мог приготовить ему Филби. Все их общение говорило о том, что он может быть совершенно непредсказуем. Принимая у техника мундштук дыхательного шланга, Никсон бросил взгляд в сторону сослуживцев. Склонившийся над плечом сисадмина, сидящего за своим терминалом, Ралф помахал ему рукой.
По телу начала подниматься граница теплого биораствора. Вскоре раствор привычно скрыл плавающего в нём человека. Пугающая несколько месяцев назад процедура теперь даже доставляла определенное удовольствие – слишком редко курсантам удавалось вот так поваляться тридцать минут в теплой расслабляющей «ванне», позволяя себе думать о чем угодно, а главное, абсолютно ничего не делать. Вернее, понятие «слишком редко» не вполне отвечало действительности – последняя ванна у тех, кто вообще пользовался ванной, была все в тех же месяцах позади, на гражданке.
Вскоре привычно появились мышечные сокращения и жжение. Теперь они уже не чувствовались так резко, как в первые процедуры. Жжение достигло своего привычного максимума, но, к удивлению Майкла, не спало, а продолжало нарастать. Вскоре жжение превратилось в боль, охватывающую все тело. Никсон чувствовал себя так. словно с него живьем сдирали всю кожу. Непроизвольно Майкл начал считать оставшееся до конца процедуры время, скрипя зубами, чтобы не начать колотить в крышку саркофага. И тут его ждала еще одна неприятная новость. Когда время процедуры должно было уже закончиться, боль не ушла и крышка не открылась. Успокаивало только одно – боль перестала усиливаться, застыв на одном болевом уровне. К тому же начались сильные судороги, буквально скручивающие все тело, и Майклу стало совершенно не до счета. Он бился в конвульсиях, чувствуя, что еще чуть-чуть – и он просто потеряет сознание. Если бы не впившиеся в мундштук зубы, он бы уже орал, захлебываясь биораствором.
Боль ушла внезапно, позволив Майклу безвольно повиснуть в биорастворе, не ощущая ничего и ни о чем не думая. Он даже не понял, что раствор уже ушел из саркофага, а крышка скользнула в сторону.
– Смотри-ка, и правда живой. А я-то подумал, что тебя в слив унесет, как кашу, – склонился над Никсоном сисадмин в бежевом комбинезоне, а потом, скользнув взглядом по туловищу Майкла, вытаращил глаза. – Ну ни фига себе! Это же надо!
Майкл ухватился за края саркофага, желая подняться, и замер, так же как и техник изумленно таращась на свои руки. И было от чего. Он никогда не жаловался ни на природные данные, ни на то, чего добился сам в тренажерных залах. Но сейчас его руки выглядели точно так, как у рисованного героя какого-нибудь комикса, – они бугрились жуткими узлами огромных мускулов, кажущихся совершенно нечеловеческими.
– С днем рождения, Майк, – раздался рядом довольный голос Ралфа. – Это и есть мой подарок. Надеюсь, тебе понравится.
Никсон одним движением выпрыгнул из саркофага, не веря своим глазам и ощущениям.
– Ты сейчас не очень козли, – посоветовал Филби. – Я хоть все и просчитал, но твоему организму надо будет пообвыкнуться с новой мышечной массой. Тебе гимнастикой бы неплохо сейчас позаниматься.
– Я своим глазам не верю! – вопил сисадмин, танцуя вокруг саркофага какие-то шаманские танцы, не в состоянии успокоиться. – Слушай, Ралф, у меня контракт скоро кончается. Я собираюсь домой сваливать. Ты можешь меня сделать таким же?
– Нет, Ник, – покачал головой Филби, тоже со всех сторон осматривая друга. – Здесь несколько причин, с которыми ничего поделать нельзя. У Майкла я только незначительно превысил допустимый предел приращивания мышечной массы. Он ведь и до этой процедуры имел мышцы – дай бог каждому. К тому же я его, если помнишь, давно и серьезно готовил, добавляя в программы разделы трансформации сердечно-сосудистой системы, легких и прочего. Особое внимание уделял костному скелету. А сегодня просто самый заметный штрих. Ты можешь стать таким, но тебе понадобится как минимум около года. Да и захочешь ли ты становиться таким... таким... уродом. Это не для гражданки надо, это надо тому, кто из себя боевую машину сделать хочет.
– Не слишком ли мы им многое позволяем? – ворчливо, словно старый брюзга, спросил полковник, занимающий в Первой дивизии должность командира разведывательного батальона. – Учиняют самосуд, занимаются рукоприкладством, потрошат системы корабля... А если в один прекрасный момент их действия нанесут непоправимый вред хотя бы имуществу Вооруженных сил Федерации? Тем более не стоит забывать о том, что сейчас Федерация переживает не самый лучший период в отношениях с потенциальными противниками.
– Если нанесут, то мы немедленно накажем их по всей строгости закона и устава, – возразил капитан разведки совершенно спокойным, если не сказать безразличным тоном. – Силовое воздействие было абсолютно адекватным. Самосуд... Так таких подонков гнать из армии поганой метлой надо. Аза содействие в этом грамоты выдавать. А то, что они так деятельны и не остаются в рамках программы обучения... Мы ведь их и курируем, чтобы себе забрать. А какие разведчики из тупых, трусливых и абсолютно законопослушных солдат?
– Ну-ну. Тебя послушать, они совсем святыми получаются, – не сдавался брюзга. – А если они таким же образом будут относиться к ставящимся командирами задачам? Что тогда делать будем?
– Если вы имеете в виду изобретательность и творческий подход к выполнению задач, нестандартные решения и тому подобное, то всегда только поощрять, – улыбнулся капитан. – А если речь идет о неподчинении и срыву операций вследствие пренебрежения или неоправданной самодеятельности, то я также не вижу проблем. Способов борьбы с таким явлением множество, от примитивного перевода в части тылового обеспечения до максимального наказания ликвидацией. Кому, как не вам, знать все эти вопросы лучше всех нас.
– Тебе виднее, – потерял интерес к этому вопросу полковник, пропустив мимо ушей дерзкие слова подчиненного. – Тебе потом придется отвечать за их кренделя.
– Ну вряд ли меня будут корить за их поведение. Тем более что по нашим правилам им предстоит начать свою службу в забытых Богом гарнизонах Новых Колоний. Так что, сэр, поверьте, я, как и всегда раньше, отобрал для нашего ведомства лучшее из имеющегося.
– Ну что ж, рядовой, – восстановив дыхание после жесткого приземления на ковер и поднявшись, проворчал лейтенант Барков. – Насколько я понимаю, наши с тобой занятия завершены.
– Сэр! Я не понял, сэр, – испугался Майкл, думая, что чистой победой над инструктором по рукопашному бою в этом последнем спарринге разозлил офицера. – Я прошу прощения, сэр!
– За что, рядовой Никсон? – усмехнулся Барков. – За то, что ты стал сильнее? Глупости. Это большая удача для инструктора, если его ученик становится лучше его. Особенно когда прогресс так очевиден. Просто мне больше нечего тебе дать. Но ты в любое время можешь приходить сюда тренироваться. Я всегда буду рад тебе помочь...
– Черт тебя возьми, Ралф, – сетовал Майкл, дожидаясь своей очереди к установке трансформации. – Знал бы ты, как это больно.
– А что ты хочешь, друг? – привычно возразил Филби. – Мы уже не раз говорили с тобой об этом. Я больше не трогаю твои мускулы...
– Еще только не хватало, – фыркнул Никсон, представив, в кого бы он превратился, вздумай Ралф провести ещё один сеанс наращивания, подобный тому подарку на день рождения. – Мне и без того сержант хозотдела предупреждение сделал, когда форму нового размера выдавал.
– Не переживай, – успокоил Филби друга, хотя сам действительно не представлял, что тот ощущает во время его экспериментов с программой трансформатора. – У меня все четко рассчитано. Ни на миг больше, чем ты можешь выдержать.
– Чем могу выдержать? – нахмурился Майкл, у которого вдруг возникло желание запихнуть друга в саркофаг и дать на своей собственной шкуре прочувствовать всё то, чему он подвергается ежедневно в последнее время. – Да я от твоего подарка едва не загнулся.
– Едва – это как раз то, что ты смог выдержать, – парировал тот, поднимая руку в останавливающем жесте. – Не капризничай. Я ведь тебе уже объяснял. Я укрепляю твой костный скелет. Это главное сейчас. Немного работаю над органами, сосудистой системой. Ты разве не помнишь поговорку – где тонко, там и рвется. Или еще – система сильна ровно на столько, на сколько сильна ее самая слабая составляющая. Вот я и не хочу, чтобы ты потом вдруг обнаружил, что есть у тебя в организме это самое «тонко». Пока у нас осталось немного времени, я должен десять раз все перепроверить и постараться создать запас прочности для тех ресурсов, которые ты получаешь. Терпи, брат. Тяжело в учении, легко в бою. Так говорил один великий русский воин в далеком прошлом.
– Отличная работа, рядовой, – похвалил лейтенант Барков, когда Майкл закончил спарринг с несколькими противниками из числа лучших учеников инструктора. – Ты прогрессируешь с каждым днем. Может, тебе стоит подумать о работе инструктора? Я бы тебе всячески поспособствовал, похлопотал.
– Спасибо, сэр, – поблагодарил Никсон, позволив себе улыбнуться офицеру. – Я хочу увидеть настоящую армию.
– Настоящую армию? – усмехнулся Барков, внимательно рассматривая стоящего перед ним гиганта. – Это ты так говоришь, пока этой самой настоящей армии не видел. Хотя дело твое. Хочешь увидеть – попробуй, посмотри. А если что, передумаешь там или не понравится, ты мне сообщи. Я, может, смогу тебе помочь в инструкторы перебраться. Сейчас, конечно, было бы намного проще, но, как говорится, каждый сам своей судьбе хозяин.
– Спасибо, сэр, – кивнул Майкл, понимая, что многие курсанты их учебного батальона за теплое местечко инструктора, наверное, отдали бы многое. – Разрешите вопрос, сэр?
Никсон чувствовал, что Барков относится к нему совсем не так, как другие офицеры. Так и должно было быть в отношениях между инструктором, натаскивающим бойцов, и его лучшим учеником. Возможно, дружескими эти отношения еще нельзя было назвать, но это уже не были холодные уставные отношения и бескомпромиссная жесткость, которые подразумевали отношения между солдатами учебного батальона и их командирами и инструкторами.
– Разрешаю, – ответил лейтенант, почувствовав, что ученик хочет спросить о чем-то, не относящемся к их тренировкам. – Какие-то проблемы, рядовой?
– Ещё нет, сэр, – помедлил Никсон, размышляя, не делает ли он сейчас ошибки, задавая одному из офицеров учебного батальона волнующий его вопрос. – Понимаете, сэр, мне тут сообщили... В общем, странная вещь...
– Короче, рядовой, – настороженность Баркова вновь сменилась улыбкой. – Сказал «А», говори «Б». Если уж решился, не тяни кота за хвост. Рассказывай давай.
– В общем, сэр, мне сообщили, что на моем личном деле стоит какая-то странная метка.
– Какая метка? – насторожился офицер, отводя гиганта подальше от тренирующихся курсантов учебного батальона.
– Кажется, наблюдение военной разведки, – выпалил Майкл шепотом.
– Ух ты! – крякнул удивленно Барков. – Только, наверное, не наблюдение, а кураторство.
– Точно, кураторство, сэр, – согласился Никсон, вспомнив, что именно про кураторство ему говорил Ралф. – Я не знаю, в чем я провинился. И мыслей-то никаких нет. Если только мои прошлые грехи, еще с гражданки.
– Провинился? – переспросил, не сразу поняв, офицер, но потом, сообразив, чего боится его ученик, рассмеялся: – Еще как провинился, рядовой. Да, я напрасно предлагал тебе место инструктора. Во-первых, мои рекомендации не смогли бы помочь тебе остаться в учебке инструктором. А во-вторых, тебе уготована участь гораздо более интересная.
– Что это значит, сэр? – еще больше растерялся Никсон.
– Это значит, рядовой, что военная разведка видит в тебе своего, – посерьезнел Барков. – И кураторство – это как раз та метка, которая позволяет тебе сейчас получить тот максимум, который курсантам без такого кураторства просто недоступен. Так что тебе, рядовой, радоваться надо, а не волноваться. И если ты не облажаешься по-крупному, то кураторы дадут тебе много интересного в будущем. Завидую тебе, рядовой. Белой завистью завидую.
– Сегодня знаменательный день и для каждого из вас, и для всех офицеров и инструкторов учебного батальона, и для всего батальона в целом, – привычно повторяя свою торжественную речь, начал командир учебного батальона. – Сегодня завершено ваше обучение в рядах курсантов учебного батальона. Мы все приложили немалые усилия для того, чтобы из сырого железа гражданских подростков выковать булат настоящих воинов.
Комбату особенно нравилась эта фраза про сырое железо и булат, поэтому после нее он всегда делал паузу, позволяя слушателям проникнуться красотой отмеченного им превращения. Он вообще любил этот момент, когда в большом зале для общих построений учебного корабля выстраивался весь учебный батальон на свое последнее общее построение. Еще два-три дня они пробудут на подлетающем к месту корабле, получая документы и улаживая разные хозяйственные дела, но столь едины больше не будут никогда. Ведь комиссия, распределяющая курсантов по подразделениям дивизии, уже вовсю кроит ткань учебного батальона. Да и представители этих самых служб и подразделений Первой дивизии, словно стервятники над свежей тушей павшего животного, стараются урвать себе куски пожирнее.
– Мы славно потрудились и можем с обоснованной гордостью передать новое достойное пополнение в подразделения доблестной Первой дивизии Земного флота. Я твердо уверен, что наши питомцы, поддерживая добрые традиции многих прошлых выпусков, станут достойными представителями Вооруженных сил Федерации. Пройдут годы, и, возможно, имена кого-то из стоящих в шеренгах сегодняшних выпускников мы станем приводить как пример героизма, обучая новые поколения воинов. Помните всегда, что все вы частицы Земного флота, будьте достойны, и Земной флот вас никогда не забудет и не оставит. Еще раз поздравляю всех и желаю многих побед.
Комбат замолчал, слушая в ответ на поздравление троекратное «Ура!», единым ревом летящее из глоток курсантов. Затем удовлетворенно кивнул и, сделав знак своему заместителю завершать мероприятие, спустился с трибуны.
– Равняйсь! Смирно! – рявкнул заместитель командира учебного батальона. – Командирам подразделений развести личный состав по местам дислоцирования. Начать подготовку к передаче личного состава представителям линейных подразделений дивизии. Приступить!
– Вы хотите нас убедить, что он психически болен? – предположил разведчик.
– Нет, господа, – радостно продолжил дознаватель, довольный, что и разведка не поняла ход его мысли. – Я хочу сказать, что он странно себя вел. Ознакомившись с материалами этого происшествия, я отправил срочный запрос в госпиталь. Его отсканировали и дали заключение о полной вменяемости. Я уверен, что по какой-то причине он пытался имитировать невменяемость. Скажем, с целью комиссоваться по этой причине с приличной пожизненной пенсией.
– Глубоко, – крякнул разведчик, улыбаясь и подмигивая лейтенанту с такими же нашивками разведывательного батальона, как и у него.
– Теперь у нас есть все основания не комиссовать ею, а уволить решением дисциплинарной комиссии без назначения пенсионного или компенсационного жалованья, – подвел итог своим измышлениям дознаватель. – Предлагаю вот такую формулировку.
С этими словами он вывел на большой настенный монитор длинную витиеватую формулировку решения дисциплинарной комиссии.
– Сдается мне, он не только не на тех наехал, но и кому-то посерьезнее насолил, – буркнул капитан-разведчик, прочитав написанное дознавателем. – С такой формулировкой его ни один разумный человек не возьмет на работу на гражданке. Разве что сортиры чистить.
Это было последнее рассматриваемое сегодняшней комиссией дело, поэтому все быстро и на удивление единогласно утвердили и решение, и предложенную дознавателем формулировку и поспешили разойтись.
– Знали бы они, что ночные приказы вовсе не выдумки этого Холмса, – усмехнулся капитан-разведчик, обращаясь к своему коллеге лейтенанту. – Но пусть наша маленькая тайна останется тайной. Заклание любого жирного тыловика оправдано получением нами достойного молодого бойца.
Разведчики уходили довольные таким поворотом событий – они на деле убедились, что кураторство назначено достойному.
Дознаватель тоже уходил довольный собой – он действовал вполне по совести, не натягивая факты, и нужное ему решение сформировалось само собой, практически без его участия. Но теперь его совесть чиста за тот презент в виде коробки любимого им виски «Белая лошадь», которую сегодня утром прислал ему лейтенант Тортон. Чем, интересно, Тортону не угодил этот Холмс? Наверное, воровал много. Да и, судя по всему, ублюдок был еще тот. А значит, поделом ему...
* * *
– Неужели ты совсем ни на миг не сомневался, что у нас все получится? – восторгался Майкл, только что рассказавший Ралфу о ходе дисциплинарной комиссии и принятом ею решении.
– Конечно, не сомневался, – соврал Филби, хотя сам все время отсутствия Никсона жутко за него переживал. – У меня все продумано до мелочей было.
– А я, честно сказать, не ожидал, что его так сильно приложат, – обдумывал происшедшее Майкл. – В принципе это же простая драка.
– Не скажи. Я вполне допускаю, что у него не только с нами проблемы были. А мы стали просто последней каплей.
– Знаешь, там два офицера сидели из разведки. Их почему-то моими кураторами назвали. Так один из них, капитан, так смотрел на меня...
– В каком смысле? – не понял Ралф.
– Ну так ухмылялся ехидно, как будто знал все, – пояснил Майкл.
– Фигня это все, – отрезал Филби. – Если бы знал, давно бы нас обоих на четыре кости поставили. А вот то, что кураторами назвали, плохо.
– Почему?
– Потому, – размышлял над тревожной вестью риф. – Значит, на крючке ты у них. Что-то на тебя копают. Ведут. Потому и кураторы.
– Да, – помрачнел Никсон, – скорее всего, ты прав. Только ведь совсем нечего на меня копать. Я с тех пор, как контракт подписал, ничего и не делаю. Только тренировки да учеба.
– И то верно, – согласился Филби, и тревожная складка на его лбу разгладилась. – Может, и ничего плохого в этом нет. Но надо ухо держать востро. С разведкой не шутят...
* * *
– На настоящий момент нет единого мнения о том, вследствие чего именно началась Всемирная война. Наиболее часто высказываемая версия, которую лично я полностью разделяю, что появилось несколько первоначальных единовременных очагов конфликтов, начавших войну религий. Мотивы этих конфликтов неясны. Но, так или иначе, эта война религий вылилась во Всемирную войну, которая, как понятно из названия, охватила вскоре весь мир, – рассказывал лектор, преподающий курсантам учебного батальона курс «Современная история». – В самый разгар войны, предположительно в ответ на нанесенный Соединенными Штатами Америки ядерного удара по нескольким исламским государствам, Россия применила новейшее оружие массового поражения под проектным названием «Гнев Посейдона». Это оружие применялось лишь однажды, произведя три единовременных пуска. Именно этот удар оказал столь катастрофическое влияние на весь мир, совершенно изменив его дальнейшее устроение.
– Как могли три выстрела изменить мир? – вырвался вопрос у удивленного Майкла.
– Для уничтожения человечества в докосмоколониальный период могло оказаться достаточным всего лишь одного попадания большого метеорита в Землю, – пояснил преподаватель, выводя на огромный экран два схематических изображения земных полушарий с материками. – Вследствие применения русскими нового неопробованного оружия массового поражения мир едва не оказался на грани гибели. Часть материковой суши оказалась разрушенной и опустилась ниже уровня моря, что привело к полному затоплению пораженных участков. Некоторые аналитики предполагают, что произошел сбой в системе наведения. Результатом этой технической ошибки оказалось необъяснимое расположение зон поражения. И если первая зона, в которой была уничтожена значительная часть материка Северная Америка – «круг поражения» захватил восточные Соединенные Штаты и часть Восточной Канады, таким образом «урезав» материк по линии от Гудзонского залива до Мексиканского залива, вполне объяснима, то вот два других попадания.. Одним из них полностью уничтожена Япония, а также вся гряда Курильских островов, Северная и Южная Корея, Северо-Восточный Китай, остров Сахалин, полуостров Камчатка и большой сектор российского Дальнего Востока. Именно эта зона поражения, захватившая значительные территории самой России, и наводит в первую очередь на мысль о технической ошибке в процессе наведения. Вторым попаданием полностью уничтожены Великобритания, Ирландия, Бельгия, Люксембург и Нидерланды, а также находящаяся в «зоне поражения» небольшая полоса Германии и существенная часть Южной Франции.
– Невероятно... – охнул кто-то из группы курсантов.
– И это ещё не вся катастрофа, а лишь начало ее, – согласно кивнул преподаватель. – После столь громадных разрушений, произошедших практически мгновенно, гигантские массы воды Мирового океана хлынули в низины, образовавшиеся на месте уничтоженных частей материков. Ураганы, цунами и другие стихийные бедствия бушевали во всех частях земного шара еще долгое время после самой катастрофы...
– Ты все это знал? – шепнул Майкл Ралфу, пораженный рассказом.
– Конечно, – пожал плечами Филби. – В школе учили. Да и потом еще...
– Соблюдайте тишину, – нахмурился преподаватель, обращая взор на друзей.
– Прошу прощения, сэр, – подобрался Майкл.
– Война длилась после применения русскими этого страшного оружия еще более полувека, но мир начал стремительно перестраиваться. Кого-то не стало. Кто-то не сумел оправиться. Одним словом, на грунте, удобренном трупами одних игроков, выросли новые, совершенно несоизмеримые по величине и мощи. Настала эра гигантов.
Преподаватель сделал глоток воды из стоящего на его столе стакана, прежде чем продолжить дальше:
– Ранее мир пестрел заплатами государств. Сейчас осталось лишь пять. Да и то, только четыре государства делят между собой Землю. Наша благословенная Федерация Объединенных Наций, образованная немногими уцелевшими европейскими государствами, государствами, расположенными на американских континентах, которые не пали под натиском «Посейдона», и некоторыми африканскими государствами. Минули годы, и мы можем по праву гордиться своей страной. Но и наши потенциальные противники не спали все это время. Основной из них – Евразийская Империя, основной организующей составляющей которой послужила Россия и страны Восточной Европы, меньше других пострадавшие от катаклизмов. К ним присоединились уцелевшие страны Востока и некоторые страны Азии. Несколько более слабую позицию занимает Союз Исламских Республик, объединивший в себе все страны Азии, не вошедшие в Евразийскую Империю. Также в Союз Исламских Республик вошла часть африканских государств, национальной религией которых являлся ислам. Ну и последнее государство, роль которого совсем незначительна, – Австралия. Удаленная от всех войн и эпицентров природных катаклизмов, эта страна без больших потрясений пережила весь передел мира. Вопросы?
– Вы говорили про пять государств, – напомнил Никсон. – Какое пятое?
– Пятое государство человечества – Государство Алатырь. Напомню, что это единственное государство, расположенное вне планеты Земля. Основная часть его расположена на Марсе. Государство Алатырь уникально по нескольким параметрам и достойно отдельного занятия, но в программе обучения его нет, поэтому не будем отвлекаться от нашей сегодняшней темы. А теперь проверим, как вы усвоили то, что я вам рассказал...
* * *
– Слушай, так у тебя сегодня день рождения? – спросил неожиданно Филби, когда отделение строем шло в зал с установками трансформации.
– Точно! – обрадовался Никсон, который и сам забыл про сегодняшнюю дату. – А ты откуда узнал?
– Угадай с трех раз, – хохотнул Ралф, довольный изумлением друга. – Мы тут четыре месяца уже почти, а ты все думаешь, что мне не хватит времени залезть в твое дело и посмотреть, когда и где ты зародился?
– Нет, конечно, я мог бы и догадаться.
– Поздравить тебя, конечно, поздравят. – продолжил Филби, хитро ухмыляясь. – И даже, наверное, на ужин банку сгущенки из сухпая вручат. А я тебе тоже тут подарочек приготовил.
– Подарок?! Здорово! Какой? – восторженно спросил Майкл.
– Рядовой Никсон, на исходную! – скомандовал их командир отделения.
За разговором они достигли аппаратов, и курсанты привычно забирались в саркофаги. Настала очередь Майкла, и сержант уже нетерпеливо хмурил брови.
– Потом, – махнул рукой Ралф. – Иди уже. А то сержант сейчас подарок устроит десятикилометровый.
Майкл привычно скользнул в пасть саркофага, гадая, какой же подарок мог приготовить ему Филби. Все их общение говорило о том, что он может быть совершенно непредсказуем. Принимая у техника мундштук дыхательного шланга, Никсон бросил взгляд в сторону сослуживцев. Склонившийся над плечом сисадмина, сидящего за своим терминалом, Ралф помахал ему рукой.
По телу начала подниматься граница теплого биораствора. Вскоре раствор привычно скрыл плавающего в нём человека. Пугающая несколько месяцев назад процедура теперь даже доставляла определенное удовольствие – слишком редко курсантам удавалось вот так поваляться тридцать минут в теплой расслабляющей «ванне», позволяя себе думать о чем угодно, а главное, абсолютно ничего не делать. Вернее, понятие «слишком редко» не вполне отвечало действительности – последняя ванна у тех, кто вообще пользовался ванной, была все в тех же месяцах позади, на гражданке.
Вскоре привычно появились мышечные сокращения и жжение. Теперь они уже не чувствовались так резко, как в первые процедуры. Жжение достигло своего привычного максимума, но, к удивлению Майкла, не спало, а продолжало нарастать. Вскоре жжение превратилось в боль, охватывающую все тело. Никсон чувствовал себя так. словно с него живьем сдирали всю кожу. Непроизвольно Майкл начал считать оставшееся до конца процедуры время, скрипя зубами, чтобы не начать колотить в крышку саркофага. И тут его ждала еще одна неприятная новость. Когда время процедуры должно было уже закончиться, боль не ушла и крышка не открылась. Успокаивало только одно – боль перестала усиливаться, застыв на одном болевом уровне. К тому же начались сильные судороги, буквально скручивающие все тело, и Майклу стало совершенно не до счета. Он бился в конвульсиях, чувствуя, что еще чуть-чуть – и он просто потеряет сознание. Если бы не впившиеся в мундштук зубы, он бы уже орал, захлебываясь биораствором.
Боль ушла внезапно, позволив Майклу безвольно повиснуть в биорастворе, не ощущая ничего и ни о чем не думая. Он даже не понял, что раствор уже ушел из саркофага, а крышка скользнула в сторону.
– Смотри-ка, и правда живой. А я-то подумал, что тебя в слив унесет, как кашу, – склонился над Никсоном сисадмин в бежевом комбинезоне, а потом, скользнув взглядом по туловищу Майкла, вытаращил глаза. – Ну ни фига себе! Это же надо!
Майкл ухватился за края саркофага, желая подняться, и замер, так же как и техник изумленно таращась на свои руки. И было от чего. Он никогда не жаловался ни на природные данные, ни на то, чего добился сам в тренажерных залах. Но сейчас его руки выглядели точно так, как у рисованного героя какого-нибудь комикса, – они бугрились жуткими узлами огромных мускулов, кажущихся совершенно нечеловеческими.
– С днем рождения, Майк, – раздался рядом довольный голос Ралфа. – Это и есть мой подарок. Надеюсь, тебе понравится.
Никсон одним движением выпрыгнул из саркофага, не веря своим глазам и ощущениям.
– Ты сейчас не очень козли, – посоветовал Филби. – Я хоть все и просчитал, но твоему организму надо будет пообвыкнуться с новой мышечной массой. Тебе гимнастикой бы неплохо сейчас позаниматься.
– Я своим глазам не верю! – вопил сисадмин, танцуя вокруг саркофага какие-то шаманские танцы, не в состоянии успокоиться. – Слушай, Ралф, у меня контракт скоро кончается. Я собираюсь домой сваливать. Ты можешь меня сделать таким же?
– Нет, Ник, – покачал головой Филби, тоже со всех сторон осматривая друга. – Здесь несколько причин, с которыми ничего поделать нельзя. У Майкла я только незначительно превысил допустимый предел приращивания мышечной массы. Он ведь и до этой процедуры имел мышцы – дай бог каждому. К тому же я его, если помнишь, давно и серьезно готовил, добавляя в программы разделы трансформации сердечно-сосудистой системы, легких и прочего. Особое внимание уделял костному скелету. А сегодня просто самый заметный штрих. Ты можешь стать таким, но тебе понадобится как минимум около года. Да и захочешь ли ты становиться таким... таким... уродом. Это не для гражданки надо, это надо тому, кто из себя боевую машину сделать хочет.
* * *
– Не слишком ли мы им многое позволяем? – ворчливо, словно старый брюзга, спросил полковник, занимающий в Первой дивизии должность командира разведывательного батальона. – Учиняют самосуд, занимаются рукоприкладством, потрошат системы корабля... А если в один прекрасный момент их действия нанесут непоправимый вред хотя бы имуществу Вооруженных сил Федерации? Тем более не стоит забывать о том, что сейчас Федерация переживает не самый лучший период в отношениях с потенциальными противниками.
– Если нанесут, то мы немедленно накажем их по всей строгости закона и устава, – возразил капитан разведки совершенно спокойным, если не сказать безразличным тоном. – Силовое воздействие было абсолютно адекватным. Самосуд... Так таких подонков гнать из армии поганой метлой надо. Аза содействие в этом грамоты выдавать. А то, что они так деятельны и не остаются в рамках программы обучения... Мы ведь их и курируем, чтобы себе забрать. А какие разведчики из тупых, трусливых и абсолютно законопослушных солдат?
– Ну-ну. Тебя послушать, они совсем святыми получаются, – не сдавался брюзга. – А если они таким же образом будут относиться к ставящимся командирами задачам? Что тогда делать будем?
– Если вы имеете в виду изобретательность и творческий подход к выполнению задач, нестандартные решения и тому подобное, то всегда только поощрять, – улыбнулся капитан. – А если речь идет о неподчинении и срыву операций вследствие пренебрежения или неоправданной самодеятельности, то я также не вижу проблем. Способов борьбы с таким явлением множество, от примитивного перевода в части тылового обеспечения до максимального наказания ликвидацией. Кому, как не вам, знать все эти вопросы лучше всех нас.
– Тебе виднее, – потерял интерес к этому вопросу полковник, пропустив мимо ушей дерзкие слова подчиненного. – Тебе потом придется отвечать за их кренделя.
– Ну вряд ли меня будут корить за их поведение. Тем более что по нашим правилам им предстоит начать свою службу в забытых Богом гарнизонах Новых Колоний. Так что, сэр, поверьте, я, как и всегда раньше, отобрал для нашего ведомства лучшее из имеющегося.
* * *
– Ну что ж, рядовой, – восстановив дыхание после жесткого приземления на ковер и поднявшись, проворчал лейтенант Барков. – Насколько я понимаю, наши с тобой занятия завершены.
– Сэр! Я не понял, сэр, – испугался Майкл, думая, что чистой победой над инструктором по рукопашному бою в этом последнем спарринге разозлил офицера. – Я прошу прощения, сэр!
– За что, рядовой Никсон? – усмехнулся Барков. – За то, что ты стал сильнее? Глупости. Это большая удача для инструктора, если его ученик становится лучше его. Особенно когда прогресс так очевиден. Просто мне больше нечего тебе дать. Но ты в любое время можешь приходить сюда тренироваться. Я всегда буду рад тебе помочь...
* * *
– Черт тебя возьми, Ралф, – сетовал Майкл, дожидаясь своей очереди к установке трансформации. – Знал бы ты, как это больно.
– А что ты хочешь, друг? – привычно возразил Филби. – Мы уже не раз говорили с тобой об этом. Я больше не трогаю твои мускулы...
– Еще только не хватало, – фыркнул Никсон, представив, в кого бы он превратился, вздумай Ралф провести ещё один сеанс наращивания, подобный тому подарку на день рождения. – Мне и без того сержант хозотдела предупреждение сделал, когда форму нового размера выдавал.
– Не переживай, – успокоил Филби друга, хотя сам действительно не представлял, что тот ощущает во время его экспериментов с программой трансформатора. – У меня все четко рассчитано. Ни на миг больше, чем ты можешь выдержать.
– Чем могу выдержать? – нахмурился Майкл, у которого вдруг возникло желание запихнуть друга в саркофаг и дать на своей собственной шкуре прочувствовать всё то, чему он подвергается ежедневно в последнее время. – Да я от твоего подарка едва не загнулся.
– Едва – это как раз то, что ты смог выдержать, – парировал тот, поднимая руку в останавливающем жесте. – Не капризничай. Я ведь тебе уже объяснял. Я укрепляю твой костный скелет. Это главное сейчас. Немного работаю над органами, сосудистой системой. Ты разве не помнишь поговорку – где тонко, там и рвется. Или еще – система сильна ровно на столько, на сколько сильна ее самая слабая составляющая. Вот я и не хочу, чтобы ты потом вдруг обнаружил, что есть у тебя в организме это самое «тонко». Пока у нас осталось немного времени, я должен десять раз все перепроверить и постараться создать запас прочности для тех ресурсов, которые ты получаешь. Терпи, брат. Тяжело в учении, легко в бою. Так говорил один великий русский воин в далеком прошлом.
* * *
– Отличная работа, рядовой, – похвалил лейтенант Барков, когда Майкл закончил спарринг с несколькими противниками из числа лучших учеников инструктора. – Ты прогрессируешь с каждым днем. Может, тебе стоит подумать о работе инструктора? Я бы тебе всячески поспособствовал, похлопотал.
– Спасибо, сэр, – поблагодарил Никсон, позволив себе улыбнуться офицеру. – Я хочу увидеть настоящую армию.
– Настоящую армию? – усмехнулся Барков, внимательно рассматривая стоящего перед ним гиганта. – Это ты так говоришь, пока этой самой настоящей армии не видел. Хотя дело твое. Хочешь увидеть – попробуй, посмотри. А если что, передумаешь там или не понравится, ты мне сообщи. Я, может, смогу тебе помочь в инструкторы перебраться. Сейчас, конечно, было бы намного проще, но, как говорится, каждый сам своей судьбе хозяин.
– Спасибо, сэр, – кивнул Майкл, понимая, что многие курсанты их учебного батальона за теплое местечко инструктора, наверное, отдали бы многое. – Разрешите вопрос, сэр?
Никсон чувствовал, что Барков относится к нему совсем не так, как другие офицеры. Так и должно было быть в отношениях между инструктором, натаскивающим бойцов, и его лучшим учеником. Возможно, дружескими эти отношения еще нельзя было назвать, но это уже не были холодные уставные отношения и бескомпромиссная жесткость, которые подразумевали отношения между солдатами учебного батальона и их командирами и инструкторами.
– Разрешаю, – ответил лейтенант, почувствовав, что ученик хочет спросить о чем-то, не относящемся к их тренировкам. – Какие-то проблемы, рядовой?
– Ещё нет, сэр, – помедлил Никсон, размышляя, не делает ли он сейчас ошибки, задавая одному из офицеров учебного батальона волнующий его вопрос. – Понимаете, сэр, мне тут сообщили... В общем, странная вещь...
– Короче, рядовой, – настороженность Баркова вновь сменилась улыбкой. – Сказал «А», говори «Б». Если уж решился, не тяни кота за хвост. Рассказывай давай.
– В общем, сэр, мне сообщили, что на моем личном деле стоит какая-то странная метка.
– Какая метка? – насторожился офицер, отводя гиганта подальше от тренирующихся курсантов учебного батальона.
– Кажется, наблюдение военной разведки, – выпалил Майкл шепотом.
– Ух ты! – крякнул удивленно Барков. – Только, наверное, не наблюдение, а кураторство.
– Точно, кураторство, сэр, – согласился Никсон, вспомнив, что именно про кураторство ему говорил Ралф. – Я не знаю, в чем я провинился. И мыслей-то никаких нет. Если только мои прошлые грехи, еще с гражданки.
– Провинился? – переспросил, не сразу поняв, офицер, но потом, сообразив, чего боится его ученик, рассмеялся: – Еще как провинился, рядовой. Да, я напрасно предлагал тебе место инструктора. Во-первых, мои рекомендации не смогли бы помочь тебе остаться в учебке инструктором. А во-вторых, тебе уготована участь гораздо более интересная.
– Что это значит, сэр? – еще больше растерялся Никсон.
– Это значит, рядовой, что военная разведка видит в тебе своего, – посерьезнел Барков. – И кураторство – это как раз та метка, которая позволяет тебе сейчас получить тот максимум, который курсантам без такого кураторства просто недоступен. Так что тебе, рядовой, радоваться надо, а не волноваться. И если ты не облажаешься по-крупному, то кураторы дадут тебе много интересного в будущем. Завидую тебе, рядовой. Белой завистью завидую.
* * *
– Сегодня знаменательный день и для каждого из вас, и для всех офицеров и инструкторов учебного батальона, и для всего батальона в целом, – привычно повторяя свою торжественную речь, начал командир учебного батальона. – Сегодня завершено ваше обучение в рядах курсантов учебного батальона. Мы все приложили немалые усилия для того, чтобы из сырого железа гражданских подростков выковать булат настоящих воинов.
Комбату особенно нравилась эта фраза про сырое железо и булат, поэтому после нее он всегда делал паузу, позволяя слушателям проникнуться красотой отмеченного им превращения. Он вообще любил этот момент, когда в большом зале для общих построений учебного корабля выстраивался весь учебный батальон на свое последнее общее построение. Еще два-три дня они пробудут на подлетающем к месту корабле, получая документы и улаживая разные хозяйственные дела, но столь едины больше не будут никогда. Ведь комиссия, распределяющая курсантов по подразделениям дивизии, уже вовсю кроит ткань учебного батальона. Да и представители этих самых служб и подразделений Первой дивизии, словно стервятники над свежей тушей павшего животного, стараются урвать себе куски пожирнее.
– Мы славно потрудились и можем с обоснованной гордостью передать новое достойное пополнение в подразделения доблестной Первой дивизии Земного флота. Я твердо уверен, что наши питомцы, поддерживая добрые традиции многих прошлых выпусков, станут достойными представителями Вооруженных сил Федерации. Пройдут годы, и, возможно, имена кого-то из стоящих в шеренгах сегодняшних выпускников мы станем приводить как пример героизма, обучая новые поколения воинов. Помните всегда, что все вы частицы Земного флота, будьте достойны, и Земной флот вас никогда не забудет и не оставит. Еще раз поздравляю всех и желаю многих побед.
Комбат замолчал, слушая в ответ на поздравление троекратное «Ура!», единым ревом летящее из глоток курсантов. Затем удовлетворенно кивнул и, сделав знак своему заместителю завершать мероприятие, спустился с трибуны.
– Равняйсь! Смирно! – рявкнул заместитель командира учебного батальона. – Командирам подразделений развести личный состав по местам дислоцирования. Начать подготовку к передаче личного состава представителям линейных подразделений дивизии. Приступить!