Мартынович Евгений. Звездоплаватели

заметил, что это был его собственный шлем. Тот, который принадлежал
Камову, он оставил себе.
Итак, все кончено! Мы улетаем!..
- Константин Евгеньевич, - прошептал Пайчадзе.
Белопольский вопросительно посмотрел на него, но Арсен Георгиевич не
сказал больше ни одного слова.
Прошла бесконечно длинная секунда.
- Хорошо! - сказал Белопольский. - Я буду ждать еще двадцать минут.
Пайчадзе вдруг встал и сказал громко и отчетливо:
- Вездеход мог сломаться. Сергей Александрович ждет нас.
Белопольский молча указал на красную лампочку радиостанции и тихо
произнес одно только слово:
- Воздух!
Смуглое лицо Пайчадзе стало серым. Мы оба сразу поняли, что хотел
сказать Константин Евгеньевич.
Индикаторная лампочка неопровержимо доказывает, что рация вездехода в
полном порядке. Раз приемник молчит, - это значит, что Камова нет в
машине. В атмосфере Марса дышать нельзя. Запас кислорода в резервуаре,
который он должен был взять с собой, выйдя из вездехода, мог обеспечить
его на шесть часов. С момента последнего разговора прошло уже больше пяти.
Значит, у Камова осталось воздуха меньше чем на час.
- Надо искать! -сказал я.
Белопольский ответил каким-то чужим, деревянным голосом:
- Хорошо! Звездолет будет искать своего командира еще десять минут.
Бейсон внимательно прислушивался к непонятному для него разговору.
Он, несомненно, чувствовал страшное напряжение, царящее на борту корабля,
но не мог понять его причины.
- Где мистер Каков? - спросил он.
Пайчадзе, стоявший к нему спиной, стремительно обернулся.
- Слышали приказ командира звездолета? - с бешенством в голосе
спросил он, забыв, что Бейсон не мог понять русской речи. - Наденьте шлем!
Прекратите разговоры!
Американец в замешательстве посмотрел на меня. Я повторил команду
по-английски. Бейсон молча повиновался.
Стрелка быстро бежала по циферблату. За окнами корабля стало темно.
Наступила ночь.
- Надеть шлемы! - вторично раздалась команда.
На этот раз я обрадовался ей. В том, что Камов не вернется, не
приходилось больше сомневаться. Оставалась единственная надежда найти его
сверху. Мощный прожектор корабля осветит нам местность.
- Занять сетки!
В обсерватории были заранее подвешены специально предназначенные
гамаки. На Марсе не было стартовой площадки, и корабль будет менять
направление полета.
Белопольский занял место у пульта. Его сетка осталась пустой.
Даже при первом в моей жизни старте - с Земли я не испытывал такого
мучительного волнения...
Я неотрывно смотрел в лицо нашего нового командира. Оно по-прежнему
было очень бледно, но казалось сосредоточенно спокойным.
Каким, вероятно, нечеловеческим усилием воли он сумел заставить себя
быть спокойным!..
Задрожал корпус корабля. Гул двигателей, нарастая, усиливаясь с
каждой секундой, заполнил собой, казалось, весь мир, всю Вселенную.
Звездолет тронулся с места.
Но он был еще на поверхности Марса.
Белопольский нажал знакомую кнопку. Он убрал колеса.
Значит, мы в воздухе!
Молниеносное движение рук... Могучие двигатели смолкли, и тотчас
заработал "атмосферный". Стремительный взлет корабля был прерван, и,
послушный своему командиру, он уже спокойно летел над планетой, как и пять
дней назад.
И я, и Пайчадзе мгновенно соскочили с сеток и кинулись к окнам.
Звездолет описывал широкий круг, возвращаясь к месту, откуда только
что взлетел. Луч прожектора позволял отчетливо видеть все подробности.
Промелькнуло озеро и площадка, где стоял наш корабль. Я заметил даже
стальной обелиск с рубиновой звездой на вершине. Скорость корабля была
настолько велика, что памятник мелькнул на короткое мгновение. Но
Белопольский не мог уменьшить ее, - звездолет врезался бы в "землю".
Мы летели к югу, в ту сторону, куда ушел вездеход Камова.
Через четыре минуты, пролетев больше ста километров, звездолет
повернул обратно. Лететь дальше не было никакого смысла. Вездеход мог
находиться не больше как в восьмидесяти километрах от нашей бывшей
стоянки.
Сто километров туда, сто километров обратно и опять сто километров по
первому направлению.
Ничего...
Марсианская пустыня была темна и безжизненна.
Мне казалось, что я теряю сознание. Все кончено!.. Сергей
Александрович Камов погиб безвозвратно...
Звездолет круто изменил направление. Мы стали удаляться в сторону.
Я бросил быстрый взгляд на лицо Белопольского.
Он склонился к перископу. В твердо сжатых губах я увидел непреклонную
решимость. Он не обращал на нас внимания. Казалось, что в эту ужасную
минуту он забыл о нашем существовании.
Арсен Георгиевич отвернулся от окна и направился к своему месту. Я
машинально последовал за ним.
По лицу Пайчадзе бежали обильные слезы.
Я не успел лечь. Резкий толчок швырнул меня в сетку. Знакомое
ощущение удвоенной тяжести сковало тело. В ушах стремительно нарастал
могучий давящий звук.

ОДИН

В застывшем холодном воздухе мрачно и угрюмо возвышаются бурые
гранитные скалы.
У их подножия, медленно передвигая плохо развитыми передними ногами,
бродят длинные мохнатые звери. Блестит в лучах заходящего солнца
серебристый мех. То один, то другой подходит к подножию высокой скалы и,
прижавшись к "земле", славно собираясь прыгнуть, смотрит на вершину
неподвижными зелено-серыми глазами.
На вершине скалы лежит человек.
Он положил голову на согнутую левую руку. Правая крепко сжимает
вороненую сталь пистолета.
Человек давно лежит тут. Он очень устал и физически и морально. Давно
уже потеряна надежда на спасение. Нельзя спуститься вниз, где совсем
близко стоит белая машина с зеркальными окнами. В ней спасение и жизнь! Но
на пути смерть, отвратительная смерть в пасти зверя.
Нет, что угодно, но только не это! Пусть лучше иссякнет кислород,
питающий надетую на человека маску.
Солнце совсем низко над горизонтом. Вот-вот наступит ночь, быстро
приближающаяся ночь тропиков. Воздух станет еще холоднее. Будет сильный
мороз.
Но человек не думает об этом. Какое ему дело до мороза, если
кислорода хватит не больше чем на один час. Там в белой машине, находятся
баллоны с живительным газом, там воздух и жизнь, но добраться к ним
невозможно, как если бы они находились не в пятидесяти метрах, а на одном
из спутников Марса, которые сияют над головой на уже потемневшем небе.
Человек сознает свою обреченность. Но его черные глаза смотрят
спокойно и твердо из-под густых, нависших бровей. Движения неторопливы и
уверенны. Он подносит руку к глазам и смотрит на циферблат. Стрелки
показывают восемь часов десять минут. Человек приподнимается. Кажется, что
он к чему-то прислушивается.
Но кругом ничем невозмутимая тишина. Ни один звук не нарушает
безмолвия пустыни.
С жестом досады он снова ложится на холодный гранит.
Проходит еще десять минут. Солнце скрывается за горизонтом. Воздух
быстро становится холоднее. Наступает ночной мороз.
Но вот какой-то звук доносится до ушей человека. Он стремительно
поднимается и всем телом наклоняется в сторону, откуда прилетел к нему так
давно ожидаемый им шум. Шум становится все громче. Как будто где-то
далеко, за десятки километров, сорвалась с гор и катится вниз с адским
грохотом лавина камней.
Лицо человека становится белым как мел, но губы улыбаются улыбкой
одобрения.
Звук постепенно затихает, и на лицо человека возвращается краска.
Бесконечно усталым движением он опустился на свое ложе.
Все. Он один на Марсе. Один на всей громадной планете!
Смерть не заставит себя долго ждать. Еще тридцать - сорок минут - и
все будет кончено!
Человек на скале не боится смерти. Он жалеет только, что слишком мало
сделано, не все планы осуществлены, не все намерения выполнены. Ну, что ж!
То, что он хотел сделать, исполнят другие. В своей преждевременной смерти
он виноват сам.
Как медленно идут минуты!..
Но что это?.. Снова послышался тот же звук. Все громче, все ближе...
Он нарастал, становился оглушительным...
Из-за горизонта взметнулся луч ослепительного света. Вот он
стремительно опустился к "земле", вырывая из темноты заросли растений,
воды замерзшего озера.
Человек на скале вжал тело в камень, словно боясь, что его могут
увидеть.
Он действительно боялся этого. В его голове мгновенно мелькнула мысль
о белой машине. Если луч прожектора коснется ее, лакированная крыша
заблестит как зеркало. Ее обязательно увидят те, кто направляет слепящий
свет.
Словно тысячи взрывов тяжелых снарядов слились в один невыносимый для
ушей звук. Всколыхнулся разрезанный воздух. Со свистом пронесся между
скалами внезапно возникший ветер. Широкие крылья закрыли небо над головой
человека.
Луч прожектора пронесся мимо. Местность осветилась призрачным красным
светом. За хвостом промчавшейся машины мелькнуло длинное ярко-красное
пламя и скрылось. Грохот затихал вдали
Человек облегченно вздохнул. Он провел рукой по лбу, словно прогоняя
ненужные мысли.
Снова послышался шум, но уже не такой громкий. Машина возвращалась
обратно. Она пролетела на расстоянии двух километров от скалы, на которой
человек напряженно следил за ней. Теперь он приподнялся: его не могли
увидеть.
Луч прожектора бегал по "земле" и на короткую секунду осветил скалы
вокруг. Но и этого времени было достаточно, чтобы заметить то, что
наполнило сердце человека бурной радостью: зверей между камнями не было!
В красном отблеске пламени виднелись быстро удалявшиеся прыгающие
тени. Смертельное испуганные "ящерицы" спасались бегством. Человек был
свободен.
Он быстро спустился вниз по веревке, закрепленной за выступ скалы, и
бросился к белой машине. В темноте он несколько раз падал, больно ударяясь
об острые края камней. Но что значила боль в сравнении с сознанием, что он
спасен от ужасной участи быть съеденным отвратительными "владыками Марса"!
Пусть впереди все равно смерть, но его тело не достанется прожорливой
пасти зверя.
Уже сидя в мягком кресле машины, он еще раз увидел свое любимое
детище, свой навеки утраченный звездолет.
Корабль пролетел далеко, но стоит протянуть руку, нажать кнопку - и
на крыше вездехода вспыхнет прожектор. Могучая птица увидит его свет и
опустится на "землю". Именно надеясь на это, она так упорно летает в
районе, где может находиться ее пропавший командир.
Товарищи все еще надеются, что найдут его.
Они потеряли очень много времени. Далекая Земля неумолимо
приближается к той точке, где звездолет должен встретиться с ней. Когда
планета пройдет эту точку, догнать ее будет уже невозможно. Тогда общая
гибель.
В утомленном мозгу с лихорадочной быстротой проносятся мысли.
Двигатели имеют запас мощности... Можно ускорить полет корабля и успеть
вовремя... Кнопка тут, рядом... Зажечь прожектор... Спасти свою жизнь...
Инстинкт самосохранения толкает руку к спасительной кнопке. Вот
пальцы коснулись ее гладкой поверхности... Еще одно маленькое усилие... Но
воля и разум побеждают инстинкт.
Имеет ли право он - командир корабля, - пытаясь спасти свою жизнь,
рисковать жизнью товарищей, рисковать исходом первого в истории большого
космического рейса?
Звездолет должен вернуться на Землю. И он вернется.
Камов решительно опускает протянутую руку.
Ведь так недавно на скале он прижимался к ней, боясь, что его заметят
с борта корабля. Почему же сейчас его рука протянулась к предательской
кнопке?
Очевидно, неожиданное избавление от "ящериц", кажущийся переход от
смерти к жизни нарушили равновесие его души, ослабили волю. Он виноват
один и должен нести наказание за свою вину. Рисковать жизнью других он не
имеет права.
Далеко на горизонте, в той стороне, куда должен направиться
звездолет, улетая на Землю, появилась и, казалось, медленно стала
подниматься вверх красная черточка. Вот она превращается в точку,
становится все меньше и меньше и незаметно исчезает из глаз.
Это огненный след позади улетевшего с Марса звездолета.
Камов закрыл глаза.
...Нарастает скорость. Могучая сила атомного распада толкает корабль
вперед все скорее и скорее. С бешеной быстротой врезается в черную пустоту
стальной корпус с золотой надписью "СССР-КС2". Он несет на родную планету
весть о великой победе. Пройдет полтора месяца, и среди ликующих людей
опустится на поле ракетодрома белоснежная птица...
Медленно передвигались на темном небе Марса узоры созвездий.
Изогнутая ручка ковша Большой Медведицы наклонилась к горизонту, опускаясь
все ниже и ниже. Среди звезд быстро двигался с запада на восток первый
спутник планеты - блестящий Фобос, успевающий за одну ночь два раза обойти
небо Марса. Усиливался и крепнул ночной мороз. Среди песчаной пустыни,
замерзших озер и причудливых серо-синих растений, закрывших свои гибкие
листья, мелькали прыгающие тени фантастических "ящериц". Их глаза, с
широко раскрытыми кошачьими зрачками, отражали тусклый свет марсианской
"луны". В разреженном воздухе слабо звучал жалобный крик пойманного
"зайца".
Шла извечная, повторяющаяся на всех небесных телах, несущих на себе
жизнь, борьба за существование.
Шло время...
Фобос опустился еще ниже, и тень скалы накрыла неподвижно стоявшую у
ее подножия белую машину, изготовленную за много миллионов километров
отсюда, на далекой Земле.
Камов поднял голову и сказал: "Прощай!"
Этим словом он подвел последний итог своей жизни, которую мысленно
пережил еще раз за эти часы. Его лицо осунулось и постарело. Глубокие
морщины, которых не было раньше, легли у краев губ, по-прежнему твердо и
упрямо сжатых.
"Прощай!"
Впереди близкая и неизбежная смерть. Ничто не может предотвратить ее.
Нет никакой надежды.


- - - - -

Вездеход медленно шел по своему старому следу. Не было звездолета, и
некому было дать радиомаяк. Камов решил вернуться туда, где стоял его
корабль. Завтра, при свете дня, он осмотрит место старта, чтобы увидеть,
какой след оставила взлетающая машина. Это было важно для расчета
механизма, который он хотел предложить вместо во многих отношениях
неудобных колес. О давно задуманном проекте он не только не записал нигде,
но и не говорил никому. Значит, надо изложить его на бумаге чтобы ценная
мысль не погибла. Вездеход он поставит возле воздвигнутого обелиска, и его
сразу найдет следующая экспедиция. А в нем найдут и его - Камова -
предсмертное письмо.
Вторичный полет на Марс состоится, вероятно, через два или три года.
В сухом климате вездеход нисколько не пострадает за это время. Им можно
будет пользоваться, переменив только аккумуляторы.
Камов изредка зажигал прожектор, проверяя правильность направления.
Часто пользоваться светом он не хотел, боясь привлечь этим блуждающих
кругом зверей.
Скалы, на которых он провел столько мучительных часов, давно скрылись
за горизонтом. Кругом расстилалась равнина. Камов впервые находился на ней
в ночное время. Над головой ярко сверкали звезды. При их свете он плохо
различал дорогу, едва намеченную следами гусениц. Потерять этот след было
равносильно тому, чтобы оставить всякую надежду отыскать обелиск в
песчаных просторах.
Вездеход шел на самой малой скорости. Спешить некуда: до восхода
Солнца было еще далеко.
Запас сжатого кислорода в резервуарах машины был настолько велик, что
обеспечивал Камова по крайней мере на две недели. Энергии аккумуляторов
хватило бы на сорок часов непрерывного движения с максимальной скоростью.
Продукты питания можно взять на звездолете Хепгуда, если, конечно, удастся
найти его, но Камов был уверен, что сумеет это сделать.
Таким образом, он сможет прожить около двух недель, пока не иссякнут
резервуары. Мысль о самоубийстве даже не приходила ему в голову. Подобный
способ кончать жизнь всегда казался ему пределом малодушия. На
американском корабле должна найтись бумага. Работы хватит на все
оставшееся ему время. Он может и должен записать в наследство своим
преемникам - продолжателям его дела - все свои мысли, все расчеты
космических перелетов, которые он намечал для себя.
На корабле Хепгуда имеется и кислород. При желании Камов мог
протянуть значительно больше двух недель, но он не хотел думать об этом.
Он хорошо понимал, что это является подсознательным намерением, не
прибегая к самоубийству, покончить скорее с жизнью, но старался не
разбираться в своих тайных чувствах. В конце концов небольшое малодушие
простительно. В таком положении с него нельзя было требовать слишком
многого.
Любой человек, попавший на Земле, казалось бы, в безвыходное
положение, может все же надеяться, что случай приведет к нему на помощь
других людей. Он должен бороться за жизнь до последней возможности, только
трус теряет надежду. Камову было абсолютно не на что надеяться. Никто не
мог прийти на помощь. На огромной планете он был один.
На невообразимом расстоянии находится от него Земля. Звездолет
достигнет ее примерно через полтора месяца. Если предположить, что он
немедленно вылетит обратно (что само по себе было совершенно невозможно),
то он вернется на Марс только через четыре месяца. На такой срок не хватит
кислорода на американском корабле. Никаких разумных существ на самом
Марсе, безусловно, нет. Надеяться на помощь с какой-то еще третьей стороны
просто бессмысленно. Это уже утопия!
Камов хотел убедиться, что у него нет даже теоретической возможности
надеяться, и методически обдумывал все приходящие в голову варианты.
Американский звездолет! На первый взгляд - самый легкий путь
спасения. Чего проще - сесть в него и лететь на Землю. Так, безусловно,
подумает каждый человек, незнакомый с техникой вождения космических
кораблей и плохо представляющий себе, что такое звездная навигация.
На необъятных просторах, на которых раскинулась солнечная система,
Земля и Марс выглядят крохотными точками. Чтобы безошибочно перелететь с
одной точки на другую, надо со скрупулезной точностью учитывать почти
неуловимые влияния, которые оказывают на летящий корабль обе планеты,
Солнце и даже другие планеты, в особенности Юпитер. Командир звездолета
должен в совершенстве знать свой корабль, его величину, вес, расположение
двигателей и их силу. Он должен уметь регулировать работу двигателей,
знать, какую скорость они сообщают кораблю, знать это с точностью до
одного сантиметра в секунду. Без всего этого космический корабль
безнадежно затеряется в просторах неба и никогда не долетит до цели.
Камов хорошо понимал это. Вылететь на Землю на совершенно незнакомом
корабле, не имея никаких данных об его конструкции и двигателях, - это все
равно что, завязав себе глаза, выстрелить из винтовки, надеясь с первого
же выстрела, обязательно с первого, попасть в двадцатикопеечную монету,
находящуюся на расстоянии двух километров.
Безнадежная затея!
Все! Все варианты спасения, даже самые невероятные, обдуманы и
взвешены. Вывод сделан. 3начит, довольно думать об этом! Все мысли должны
быть направлены теперь на то, чтобы с возможно большей пользой провести
оставшиеся дни.
Включив прожектор, Камов посмотрел на дорогу. Следов гусениц впереди
не было. Значит, он так задумался, что потерял след. Он повернул обратно.
Через несколько минут старая дорога была найдена, - он пропустил
поворот к северу.
От места, поворота до стоянки звездолета было ровно семьдесят
километров.
За стенками машины был сильный мороз, но холод не ощущался внутри.
Герметически закрытые окна и дверцы не пропускали наружного воздуха, а
стенки вездехода обогревались электрическим током. Было даже жарко.
Камов расстегнул меховой комбинезон и снял с головы шлем. Он
чувствовал голод, но у него не было никаких продуктов. Обычно в вездеходе
был аварийный запас, но, отправляясь в последнюю поездку, Камов не взял
ничего, рассчитывая быстро вернуться. "Это тоже урок для будущего, -
подумал он. - Путешественники по чужим планетам всегда должны брать с
собой продовольствие".
До восхода Солнца оставалось еще полтора часа, когда вездеход подошел
к хорошо знакомому месту. Смутно темнел на поляне стальной обелиск,
искрились в рубиновой звезде и в золоте барельефов отражения звезд.
Странно близко к поляне подступила замерзшая поверхность озера. Между ними
не было больше огромного корпуса корабля. Даже в темноте Камов различал,
как сильно пострадали ближайшие к вездеходу растения, по которым прошел
мощный поток огня, вырвавшегося из дюз при старте.
Когда рассветет, он подробно все осмотрит.
Голод все сильнее давал себя знать, но Камов решил, что отправится к
американскому кораблю только после того, как выяснит все интересующие его
вопросы. Кто знает? Может быть, опять промчится песчаный ураган и
уничтожит все следы отлета.
Он очень устал и решил, что самое лучшее - это заснуть до наступления
дня.
Он проспал восход солнца. Измученный организм предъявил свои права, и
Камов проснулся около полудня.
Осмотр занял два часа.
Огонь выжег длинную просеку, на которой совершенно исчезли даже следы
растений. По сторонам стояли оголенные стволы, обожженные и почерневшие.
На том месте, где был звездолет и где, следовательно, с наибольшей силой
действовал огненный ураган, сдвигая с места тяжелую машину, песок частично
расплавился, превратившись в бурое стекло. Колеса вырыли глубокие колеи.
Камов аккуратно записал все результаты своих наблюдений и выводы из
них. Теперь можно было отправляться за продуктами.
Голод становился мучительным. Последний раз он ел вчера утром, а с
тех пор на его долю выпало много потрясений. Камов решил найти звездолет
Хепгуда, взять из него необходимое количество воды и продуктов питания, а
затем вернуться обратно к обелиску.
О том, что можно гораздо удобнее устроиться на американском корабле,
он не хотел думать. Он будет жить свои последние дни здесь...
Следы гусениц исчезли: они были начисто стерты песком и ветром.
Камов направил машину прямо на запад.
Там, пройдя сто пятьдесят километров он будет искать звездолет. Он
помнил, что во время первой экспедиции они с Пайчадзе все время держали
направление строго на запад и не отклонялись в сторону.
Очень счастливое обстоятельство! Не будь его, задача найти маленький
корабль среди бесконечной пустыни была бы безнадежна.
Единственный ориентир на пути - "болото" - находился в пятидесяти
километрах; пройдя это расстояние, Камов убедился, что направление было
взято правильно. Он легко узнал памятное место, достигнуть которого так
торопились они с Мельниковым. Дальше вездеход пошел быстрее.
Когда счетчик показал, что пройдено сто пятьдесят километров, Камов
остановил машину и, выйдя из нее взобрался на крышу.
Американского звездолета нигде не было видно.
Камов понял, что уклонился от прежнего пути. Но насколько?
На этот вопрос трудно было ответить. Подумав, он решил повернуть под
прямым углом направо и пойти в этом направлении десять километров. Если
корабль не будет обнаружен, то он вернется по следу обратно и повторит
такой же маневр влево. Если и в этой стороне он не найдет звездолета, то
будет искать его, совершая на местности все более и более широкие круги.
Вернуться, не найдя корабля, - значило обречь себя на смерть от
голода. Камов был уверен, что отклониться намного он не мог. Цель
находилась где-то недалеко.
И действительно, пройдя около восьми километров, он увидел с левой
стороны песчаный холм. В первую секунду ему показалось, что он опять
наткнулся на скалы, но, приглядевшись, узнал звездолет, возле которого
буря, встретив препятствие, нанесла целую гору песка.
Входная дверь оказалась скрытой под этой горой, и Камов затратил не
меньше трех часов, пока добрался до нее. Хорошо еще, что в вездеходе
остались лежать лопаты, которые они брали для похорон останков Хепгуда.
Без лопат ему пришлось бы раскапывать песок руками.
В третий раз он вошел внутрь американского корабля. В первый раз он
был тут с Пайчадзе и Бейсоном. Второй раз с ним был Мельников, сейчас он
был один.
Возле пульта управления лежал плотный конверт, который он сам положил
туда. В нем акт о гибели командира этого корабля.
"Как странно сложилась судьба! - подумал Камов. - Оба звездолета
потеряли на Марсе своих конструкторов".
Он сразу нашел алюминиевый ящик, в котором лежали продукты, и
поразился бедности его содержимого: банки свиных консервов,
консервированных фруктов, коробки с сахаром, сухарями и печеньем. Больше
ничего не было.
Пили же что-нибудь американцы? Где-нибудь должна быть хотя бы вода.
Теперь Камова, больше чем голод, мучила жажда, и он стал искать, все
больше удивляясь хаотическому нагромождению резервуаров, баллонов, ящиков
и различных сосудов, среди которых было трудно повернуться.
В большом алюминиевом баллоне он нашел воду. Она резко пахла металлом
и, как показалось Камову, резиной. От баллона шли гибкие трубки к двум
продолговатой формы ящикам, похожим на гробы. Вода явно предназначалась не
для питья.
Наконец он нашел несколько баллонов с апельсиновым соком. "Ну, что ж!
Это не так плохо!" - решил он.
Утолив голод и жажду, Камов занялся поисками бумаги. Ее нигде не
было.
"Хепгуд был ученым, - думал Камов. - Он должен был вести наблюдения и
записывать их. Тетради с его записями должны быть".