Страница:
людей Земли, их повседневная жизнь резко отличалась от земной. А может
быть, вся эта обстановка и не имела ничего общего с обстановкой домов
Фаэтона, являлась только космической, специально предназначенной для
звездолета. Кто мог это сказать?
"Оборудование "СССР-КС3", - подумал Мельников, - также имеет мало
общего с обстановкой на Земле".
Он подошел к стене, чтобы перейти в следующий отсек, нашел и нажал
кнопку. Второв задержался, рассматривая что-то.
Прошло две минуты, но дверь не открывалась. Мельников терпеливо ждал,
привыкнув уже к капризам фаэтонской техники.
Подошел Второв.
- Опять задержка, - сказал Мельников.
Внезапно на том месте, где должен был находиться пятиугольный вход,
появилось синее кольцо, перекрещенное двумя желтыми полосами в форме буквы
"Х". Потом оно исчезло и дверь открылась.
Мельников наклонился и заглянул в отсек.
Отсек не походил на виденные раньше. Не труба, а правильный шар. По
его диаметру было ясно, что шар целиком помещается внутри трубы и потому
не заметен снаружи. В центре висела в воздухе какая-то конструкция,
окрашенная в синий, желтый и сиреневый цвета. Пола не было. В различных
направлениях шли пересекаясь знакомые им "стеклянные" мостики. Хотя
звездоплаватели и не перешагнули еще порога, помещение уже было залито
светом. С четырех сторон перед разноцветной конструкцией хрустально
сверкали четыре предмета, имевшие форму кресел без ножек. На чем они
держались, не было видно. "Кресла" были как будто стеклянные.
Мельников в нерешительности посмотрел на Второва.
- Мы не знаем, что значит синий перекрещенный круг, - сказал он. -
Может быть, это запрещение входа сюда?
- Если бы это было так, - ответил Второв, - дверь наверняка не
открылась бы.
- Во всяком случае это сигнал предупреждающий. Но о чем он
предупреждает?
- Может быть, об осторожности?
- Самое правдоподобное. Лучше не входить в это помещение.
- Мне кажется, что это пульт управления кораблем, - тихо сказал
Второв. - Сигнал может означать - "Тихо! Не мешать пилоту!" Как бы там ни
было, необходимо заснять все это.
- Только очень осторожно. Не делай резких движений.
Один за другим они перешагнули порог двери и ступили на мостик.
Пятиугольное отверстие за ними тотчас же закрылось.
- Вы обратили внимание, - сказал Второв, - что двери капризничают
только при открывании. А закрываются они вполне исправно.
- Давно заметил, - ответил Мельников. - И это мне очень не нравится.
Он ощущал в себе какую-то смутную тревогу. Синий круг не выходил из
головы. Что он мог означать?..
Мостики подходили к каждому креслу Осторожно проведя рукой под одним
из них. Мельников понял, что кресла прикреплены к центральной конструкции,
но крепления были совершенно невидимы, как тот постамент, на котором
стояла чаша в центре корабля. На чем и как держалась сама конструкция -
определить не удалось. Мельников боялся дотронуться до нее.
Причудливо изломанные грани этого странного предмета, неизвестно что
из себя представлявшего, искрились бесчисленным количеством разноцветных
точек, точно крохотными огоньками, - синими, желтыми, сиреневыми. Каждая
грань имела свой цвет и казалась бездонно глубокой. Никаких кнопок,
рукояток или приборов не было.
- Если это пульт управления, - сказал Мельников, - он имеет очень
странный вид.
Второв не ответил. Тихое жужжание кинокамеры одно только нарушало
глубокую тишину. Светящийся голубым светом воздух, искрение "пульта",
висящие, как будто в воздухе, прозрачные "кресла" - все это было так
необычайно, что Мельников, не склонный к фантазированию, размечтался.
"Вот здесь, - подумал он, - в этом кресле сидел когда-то маленький
фаэтонец и непонятным способом вел этот необычайный корабль в пустоте
Вселенной. Думал ли он тогда, что никогда не вернется на родину, что
окончит свои дни на Венере? Куда, с какой целью отправились они в
космический рейс?"
Жужжание камеры смолкло.
- Пойдем дальше? - спросил Второв.
- Я думаю о том, - сказал Мельников, - что люди, возможно, поймут и
изучат технику Фаэтона. Может быть, наши звездолеты станут похожи на этот
и будут управляться теми же способами. Сейчас мы даже отдаленно не можем
вообразить, что это за способы.
- Вероятно, они очень просты, как все, что совершенно. Но понять
действительно трудно. Что может делать человек, сидя в этом кресле? Разве
что наблюдать. Может быть, это астрономическая обсерватория, а не пульт
управления?
Мысль Второва показалась Мельникову резонной. Но что можно увидеть
внутри этих разноцветных граней? Они выглядят глубокими, но не
прозрачными.
- Возможно, что в них видно только тогда, когда сидишь в кресле, -
сказал Второв.
- Это неосторожно.
- Почему, Борис Николаевич? Я ни до чего не дотронусь. Кресло, хотя и
маленькое, но годится для человека. Разрешите попробовать. Вдруг я на
самом деле что-нибудь увижу. Это во многом облегчит задачу понять
назначение этого предмета.
Мельников колебался. Его безотчетная тревога все росла. Чуждая
обстановка корабля, видимо, действовала даже на его закаленные нервы.
- Хорошо, - решился он. - Сядь, но только смотри, а не двигайся.
- А кресло не сломается под моей тяжестью?
- Мостик не сломался, а оно, кажется, из того же материала. Не думаю,
- ответил Мельников.
Второв осторожно опустился на полукруглое сиденье. Ничего угрожающего
не произошло. Кресло выдержало.
Но тотчас же в центре находящейся перед ним грани вспыхнуло синее
кольцо с желтыми линиями. Продержавшись не более секунды, оно исчезло.
- Не шевелись! - крикнул Мельников.
Второв замер, не спуская глаз с грани. В ней ничего не было видно, но
ему вдруг показалось, что она стала темнее. Искрящиеся точки превратились
в неподвижные огоньки.
Прошла минута, две. Ничего не изменялось и не происходило. Мельников
постепенно успокоился.
- Ты видишь что-нибудь? - спросил он.
- Ничего.
- Почему точки стали неподвижны?
- Не знаю.
- И я не знаю, но это что-то должно означать.
- Вот только что?
Казалось, ничто им не угрожало. Скорей всего, синий круг означал
запрещение дотрагиваться до пульта.
Предвидя их приход, фаэтонцы оставили свой сигнал, надеясь, что
разумные существа с другой планеты поймут его значение.
- Слезай! - сказал Мельников. - Только осторожно.
- Снимите меня в этом кресле, - попросил Второв. Перед тем как сесть,
он передал камеру своему товарищу.
Мельников исполнил его желание. Ничего плохого от этого произойти не
могло.
- Снимок фаэтонца за пультом управления, - пошутил он.
- Я представляю себе, - сказал Второв, - что я действительно умею
управлять кораблем. И вот я сделал нужное движение, звездолет оторвался от
Венеры и...
Громоподобный удар прервал его слова. Непреодолимая сила прижала
Второва к сидению кресла. Он видел, как Мельников стремительно полетел
вниз и упал на круглую стенку отсека. Пронзительный свист, начавшись на
низкой ноте, быстро поднялся до сверлящей мозг высоты и смолк. Хорошо
знакомое ощущение повышенной тяжести не оставляло никаких сомнений -
звездолет находился в ускоряющемся полете.
Они улетели с Венеры!
Замерло сердце. Ужас железным обручем сжал голову.
Почему заработали двигатели? Они оба ни до чего не дотрагивались, не
делали никаких движений...
Смерть!.. Смерть быстрая и неизбежная! Они не имели ни малейшего
представления о том, как управлять кораблем.
И вот как будто для того, чтобы не оставалось никаких сомнений, что
они действительно летят, стенки шара вдруг стали прозрачны. Сверху сияло
ослепительное Солнце, внизу сплошным белым ковром раскинулись облачные
массы Венеры. Синий цвет неба быстро темнел, превращаясь в черный. Уже
появились звезды.
Они летели все быстрее, неизвестно куда.
Лежа на нижней стенке отсека, Мельников старался не шевелиться.
Падая, он даже не ушибся. От мостика до "пола" было не больше одного
метра. Сразу поняв, что произошло, он не испытал, подобно Второву,
никакого страха. Четыре космических рейса, с их непрерывными опасностями,
приучили его владеть своими нервами в любых случаях. Даже тревога сразу
исчезла, уступив место напряженной работе мысли.
Как долго будет продолжаться ускорение полета? Ограничено ли оно
какими-нибудь пределами?
Какой скорости должен достигнуть звездолет фаэтонцев? По ощущению он
догадывался, что ускорение не больше, чем на "СССР-КС3". Вероятно, около
двадцати метров в секунду за секунду.
Почему взлетел корабль? Синий круг явно предостерегал об опасности
взлета. Но что он или Второв сделали, чем привели в действие двигатель
корабля? Догадаться об этом - значило получить шансы на спасение.
"Вероятно, они очень просты, как все, что совершенно", - вспомнил он слова
Второва. Да, разумеется, очень просты - все говорило об этом, просты до
того, что никак не догадаться.
Мельников до мелочей вспоминал все их поведение в последние минуты.
Второв сидел, он сам стоял. Оба не шевелились, если не считать съемки,
которую он произвел по просьбе Второва. Но корабль взлетел, когда съемка
была уже закончена. Ни одного движения они больше не сделали.
Получалось, что звездолет полетел после слов, сказанных Второвым. Он
говорил как раз о взлете. Странная случайность. Не могли же автоматы
фаэтонского корабля реагировать на русский язык, понимать его! Это
совершенно невероятно. Но что же тогда?..
Стенка, на которой лежал Мельников, была абсолютно прозрачна.
Создавалось впечатление, что он висит в пустоте. Над ним, также в пустоте,
висел Второв, а перед ним разноцветный пульт. Что это действительно пульт,
сомневаться не приходилось.
Все остальное исчезло. Слева виднелись освещенный Солнцем кольца
корабля и его центр, справа - кусок наружной трубы.
Над головой сияло Солнце. Мельникову казалось, что они летят прямо к
нему.
Он отчетливо сознавал, что неуправляемый звездолет полетит именно к
Солнцу, что если они не сумеют понять, чем и как управляется корабль, то
их ждет неминуемая гибель задолго до того, как корабль закончит свой
последний рейс, чтобы бесследно исчезнуть в огненных объятиях светила.
- Шансов на успех очень мало, - закончил Камов. - Если Мельников и
Второв даже обеспечены воздухом, то у них нет пищи. И все же мы должны
сделать попытку спасти их. Предлагаю вам направиться обратно к Венере.
Корабль фаэтонцев все еще находится возле нее. Радиосвязь держать не один
раз в сутки, а непрерывно. В конце концов, руководствуясь указаниями с
Земли, вы увидите корабль.
Через восемь минут пришел ответ:
- Приняли полностью. Приступаем к выполнению вашего плана. "СССР-КС3"
немедленно начнет поворот. Радиосвязь будет поддерживаться непрерывно.
Разделяем надежду на благополучный исход. Белопольский. Перехожу на прием.
- Желаем успеха, - коротко ответил Камов.
Говорить больше было нечего. Все, что нужно, он сообщил
Белопольскому. План вступил в действие. Он был единственно возможным при
подобных обстоятельствах, и его без колебании приняла правительственная
комиссия.
Руководимый указаниями с Земли, звездолет не позже чем через трое
суток подлетит к тому месту, где находится корабль фаэтонцев. По
наблюдениям, которые производились сегодня утром, он приближался к Венере
со скоростью в пятьдесят километров в секунду. Такую скорость при
необходимости мог развить и "СССР-КС3". Если "фаэтонец" не полетит еще
быстрее, Белопольский сумеет подойти к нему вплотную. Тогда Мельникова и
Второва, - а если окажется уже поздно, то их тела, - можно будет
переправить на борт "КС3".
А если "фаэтонец" увеличит скорость?..
Камов считал это маловероятным. По его мнению, кораблем-диском
несомненно управляли. Все его поведение говорило об этом. Без управления
корабль мог лететь лишь к Солнцу. Управлять могли только люди,
находившиеся на корабле, то есть Мельников или Второв. Автопилот не мог
"дергать" звездолет во все стороны без видимой цели. А люди могли, - они
учились.
- Если на корабле есть автопилот, - возражали Камову, - то он
сконструирован не на Земле. Это техника мира, ушедшего далеко вперед. Мы
не знаем и не можем предполагать, что это за механизм и на что он
способен. Вполне возможно, что корабль направлялся сначала к Солнцу, но,
приблизившись на опасное расстояние, автоматически повернул назад. То же
самое происходило при приближении к Венере. Автоматика предохраняет
корабль от падения на небесные тела. Этим можно объяснить его странное
поведение.
Камов не мог не признать логичности таких доводов, но упорно стоял на
своем. В нем говорило скорее чувство и страстное желание, чтобы это было
так, чем разум.
Но, хотя среди членов комиссии были различные мнения, решение послать
"СССР-КС3" к кораблю фаэтонцев было принято единогласно. Споры носили
только теоретический характер.
Известие о трагическом случае на Венере облетело весь мир. Все
население земного шара горячо желало, чтобы Мельников и Второв, попавшие в
положение, в каком никогда еще не был ни один человек, были спасены.
Уильям Дженкинс, только что вернувшийся с Марса, предложил себя и свой
звездолет, но это предложение пришлось отклонить. Лететь к кораблю
фаэтонцев с Земли было слишком долго. Только "СССР-КС3" мог рассчитывать
застать Мельникова и Второва еще живыми. Семь, восемь, даже десять суток
без пищи человек как-то мог вынести, но полтора месяца...
Мысль, что на корабле с Фаэтона могли оказаться продукты питания,
была решительно отвергнута. Не говоря уже о том, что людям опасно есть
неведомые вещества, сами фаэтонцы провели на Венере много лет и,
несомненно, своих продуктов у них не осталось, они научились добывать
пропитание на Венере. Кроме того, трудно было допустить, что органические
вещества, как бы хорошо они ни были законсервированы, могли сохраниться за
тысячи лет.
Следовало торопиться.
Астрономические обсерватории всех континентов договорились между
собой о непрерывном наблюдении за "фаэтонцем". Его передавали друг другу
как эстафету. Как только на горизонте одной обсерватории всходило Солнце,
наблюдение начинала другая, расположенная западнее. Космический институт в
Москве был связан по радио со всеми обсерваториями мира.
Корабль-диск никуда не мог исчезнуть. Малейшее изменение в его
движении будет немедленно сообщено на "СССР-КС3". В зависимости от
полученных сведений, Белопольский изменит курс.
Конечно, то той, то другой обсерватории мешала облачность, но всегда
можно было перенести наблюдение в другую, небо над которой было ясно.
Обсерваторий на земном шаре было достаточно.
Весь мир мечтал только об одном - чтобы "фаэтонец" не увеличил
скорости...
---------------------------------------------------------------
Звездолет совершал огромный круг. Экономя время, Белопольский решил
повернуть обратно к Венере, не снижая скорости, при минимально возможном
радиусе поворота. Он знал, что каждая минута потерянного времени может
стать роковой. Мельникова и Второва, если они действительно еще живы,
могла спасти только быстрота оказания помощи.
Константин Евгеньевич мучительно переживал свою, уже не поправимую
ошибку. Зачем он запретил сообщить на Землю о случившемся на Венере? Ведь
рано или поздно, все равно пришлись бы это сделать. Нельзя же было хранить
страшную тайну до прилета на Землю. Что случилось с ним? Какой сложный и
трудно объяснимый процесс произошел в его всегда уравновешенной психике?
Потеряно двое суток, а если учесть время на обратный путь, то все четверо.
Насколько проще было вернуться два дня назад. Как сильно возросли бы тогда
шансы на спасение тех самых людей, кажущаяся гибель которых вывела его из
равновесия и побудила отдать это преступное ("да, именно преступное", -
думал Белопольский) распоряжение.
Если бы Пайчадзе не решился нарушить дисциплину, не посмел бы
ослушаться командира корабля и не приказал Топоркову связаться с Землей, -
что было бы тогда? Ужас охватывал Белопольского при этой мысли. Смерть
Второва и Мельникова целиком легла бы на него, он один был бы виноват в их
гибели... Да и теперь... кто знает, может быть, уже поздно, может быть,
потеряно слишком много времени. Те, кого можно было спасти, умерли...
умерли по его вине.
Белопольский мучился жестоко, но никто из членов экипажа "СССР-КС3"
не замечал этого. Они видели перед собой прежнего Белопольского -
"железного капитана", спокойного, сурово непреклонного, решительного и
требовательного. Нервное потрясение, пережитое при отлете с Венеры,
казалось, не оставило никакого следа.
Но так только казалось. Внутренне, невидимо для окружающих,
Белопольский был уже не тот. Глубокий надлом произошел в нем. И, как он
хорошо знал, этот надлом был неизлечим. Больших усилий стоило ему казаться
прежним. Его ослабевшие силы поддерживало только сознание, что, кроме
него, некому управлять звездолетом. И он знал, когда "СССР-КС3" закончит
свой рейс и приземлится на ракетодроме Камовска, пульт управления будет
покинут им навсегда. Этот рейс был последним. Никогда больше не поведет он
космический корабль по дорогам Вселенной. Он считал свою жизнь оконченной.
Но опасения Пайчадзе были ошибочны: о самоубийстве Белопольский ни разу не
подумал. Как бы сильно ни была потрясена его душа, малодушию в ней не было
места. Была только бесконечная усталость...
Но сейчас надо было думать о другом. Приказ Камова должен быть
исполнен, и Белопольский с обычной энергией приступил к его выполнению.
Пайчадзе пытался найти кольцевой корабль, но тщетно. Слишком слаб был
рефрактор в обсерватории "СССР-КС3", чтобы с его помощью можно было
увидеть столь малый объект на подобном расстоянии. За трое суток звездолет
отлетел от Венеры больше чем на десять миллионов километров.
Пришлось отказаться от визуальных наблюдений и целиком положиться на
указания с Земли и математический расчет. Как уже было сказано,
Белопольский решил повернуть обратно в наименьшее время. Сделав по
полуокружности поворот в левую сторону, звездолет затем полетит прямо,
повысив скорость до пятидесяти километров в секунду. Не доходя до орбиты
Венеры, он снова повернет - на этот раз направо - и окажется позади
планеты, в непосредственной близости у кораблю фаэтонцев. Тогда начнется
выполнение самой трудной части плана. Нужно будет вплотную приблизиться к
наружному кольцу, прицепиться к нему, чтобы внезапное увеличение скорости
"фаэтонца" нес сорвало операцию, и, одевшись в пустолазные костюмы,
проникнуть внутрь.
Таков был план.
Семь человек экипажа "СССР-КС3" горячо поддержали решение своего
командира. Все одинаково стремились спасти друзей. Ставшая неожиданно для
них реальной, эта задача целиком поглотила их, и они не думали, не хотели
думать о том, какую тяжелую нагрузку предстоит им выдержать. Поворот на
полной скорости по окружности сравнительно небольшого радиуса позволял
сэкономить несколько драгоценных часов. Это было самое главное. Ведь могло
случиться, что именно эти несколько часов сыграют решающую роль.
Начался первый поворот. Он должен был продолжаться почти три часа.
Столько же времени потребует и второй.
При скорости в сорок километров в секунду центробежный эффект -
грозная сила. Вес всего, что находилось на звездолете, сильно увеличился
против обычного земного веса. Каждое движение требовало усилий.
Предоставив автопилоту вести корабль по заданному курсу, экипаж
отлеживался и сетках.
Но не все могли это делать. Полученный приказ обязывал непрерывно
дежурить на радиостанции, и никому не пришло в голову нарушить этот приказ
даже и на три часа. Именно в это время могло быть послано сообщение об
изменении движения "фаэтонца", и было крайне важно тут же наметить новый
курс, рассчитать его и изменить путь "СССР-КС3".
На помощь Топоркову пришел Князев. Сменяя друг друга, они сидели у
приемника, готовые в любую минуту принять радиограмму и передать ее на
центральный пульт, где безотлучно находились Белопольский, Пайчадзе и
Зайцев. Но если трое последних могли дежурить лежа, очередному радисту
приходилось сидеть. Повесить сетку возле рации оказалось невозможным, не к
чему было прикрепить ее амортизаторы, а приварить к стенам хотя бы простые
крюки не было времени.
Конструкторам и строителям "СССР-КС3" не могло прийти в голову, что
может возникнуть необходимость дежурить на станции в условиях повышенной
тяжести, да еще столь долгое время. Сидеть приходилось выпрямившись.
Спинка кресла была жесткой и низкой, она едва достигала пояса. К концу
дежурства у радиста начинались боли в позвоночнике, быстро возраставшие.
Больше двадцати минут никто не мог выдержать этой пытки. И каждые двадцать
минут очередной дежурный вылезал из сетки, подползал к люку и,
перебравшись через его порог, добирался до лифта. Кабина быстро доставляла
его в рубку. Тем же путем отправлялся на отдых сменившийся, чтобы через
двадцать минут повторить все сначала.
Три часа до предела измотали силы двух молодых и сильных людей.
Андреев, Коржевский и Романов горько каялись, что не научились
радиоделу, как настоятельно рекомендовал Белопольский всем членам экипажа.
Они думали, что никогда не придется им стать радистами, и вот теперь...
Пять человек могли бы дежурить только по одному разу.
"Тяжелый урок, - думал Андреев, - полезный не только нам, но и всем
звездоплавателям".
Сорок километров в секунду для "СССР-КС3" была расчетная рейсовая
скорость. При необходимости можно было увеличить ее до пятидесяти,
затратив на это резервный запас энергии. Этот запас считался
неприкосновенным, но теперь настало время пустить его в ход. Белопольский
решил увеличить скорость только тогда, когда корабль полетит прямо. И без
того скорость при повороте была слишком велика. Если бы не угроза смерти,
нависшая над Мельниковым и Второвым, он никогда не решился бы на маневр,
ставящий под угрозу здоровье членов экипажа. Но выбора не было.
Двигатель, создающий отклоняющую струю, работал в таком режиме, что
вся его энергия уходила на поворот, не влияя на скорость корабля в целом.
Самое ужасное для экипажа звездолета заключалось в том, что не было
полной гарантии в успехе. Все было основано на предположении, что
кольцевой корабль будет продолжать движение к Венере еще, по крайней мере,
двое суток с той же скоростью. Стоило ему повернуть в другую сторону - а
это много раз случалось с того момента, как он был замечен Субботиным, - и
пришлось бы, в свою очередь, менять курс без малейшей уверенности, что
"фаэтонец" снова не повернет. "СССР-КС3" не мог совершать подобные маневры
до бесконечности. Кроме того, преследуемый звездолет менял скорость в
широких пределах. Кто мог поручиться, что пятьдесят километров в секунду
для него "потолок"? Возможно, что он полетит еще быстрее, а тогда нечего и
думать догнать его.
Мысль, что Мельников и Второв навсегда останутся блуждать в
пространстве или исчезнут в объятиях Солнца, приводила в отчаяние их
товарищей. Во что бы то ни стало надо спасти от такой участи если не их,
то, по крайней мере, их тела.
На корабле с волнением ожидали каждого сообщения с Земли. Но пока что
угрожающих признаков не было.
Наступил вечер 11 августа. (Вечер, разумеется, на Земле, в СССР, а не
на звездолете.) Измученные люди с нетерпением ожидали восьми часов. Чем
ближе подходила стрелка к желанному часу, тем труднее казалось им
переносить становившуюся невыносимой тяжесть. Тело, словно налитое
свинцом, отказывалось повиноваться.
"Скорее! - хотелось крикнуть каждому. - Не все ли равно, минутой
раньше, минутой позже". Но они хорошо знали, что Белопольский не остановит
двигатель даже на секунду раньше.
Чуть заметно вздрогнул корабль... Вздох облегчения вырвался у всех.
Невесомость волной блаженства прошла по телу. Как хорошо не чувствовать
тяжесть!
Впереди сорок часов спокойного полета по прямой. Нарастание скорости
до пятидесяти километров будет происходить с ускорением всего в один метр
в секунду за секунду. Это вызовет тяжесть в одну десятую земной. Мелочь!..
- Сообщение с Земли, - раздался голос Князева. Репродукторы,
включенные в каждой каюте, разнесли его слова по всему кораблю. -
Экстренное сообщение!..
Никто не двинулся с места. Только Топорков поспешно отправился в
радиорубку сменить Князева. Он поступал так каждый раз при возникновении
связи с Землей, жертвуя отдыхом.
Экстренное сообщение! Что-то случилось! В подавленном настроении все
ждали, что скажет Земля.
Но вот засветились экраны. Суровое лицо Белопольского появилось на
них.
- Товарищи! - сказал он. - Звездолет фаэтонцев начал поворот. В
настоящий момент нельзя сказать, куда он направится. Это выяснится часа
через два или три. Отдыхайте! Новый поворот нашего корабля неизбежен.
И снова работал отклоняющий двигатель. Снова повышенная сила тяжести
мучила людей. Снова Топорков и Князев, сменяя друг друга, боролись с
давящей силой собственного веса. И снова не было никакой гарантии, что
страдания оправдают себя.
А когда закончился поворот и корабль полетел прямо, не прошло и
четырех часов, как опять, словно издеваясь над ними, "фаэтонец" повернул
еще раз.
"Сомнений нет, - передал Камов. - Кораблем управляет воля человека.
Поворот неоправдан, если действует автопилот. Мельников и Второв живы.
быть, вся эта обстановка и не имела ничего общего с обстановкой домов
Фаэтона, являлась только космической, специально предназначенной для
звездолета. Кто мог это сказать?
"Оборудование "СССР-КС3", - подумал Мельников, - также имеет мало
общего с обстановкой на Земле".
Он подошел к стене, чтобы перейти в следующий отсек, нашел и нажал
кнопку. Второв задержался, рассматривая что-то.
Прошло две минуты, но дверь не открывалась. Мельников терпеливо ждал,
привыкнув уже к капризам фаэтонской техники.
Подошел Второв.
- Опять задержка, - сказал Мельников.
Внезапно на том месте, где должен был находиться пятиугольный вход,
появилось синее кольцо, перекрещенное двумя желтыми полосами в форме буквы
"Х". Потом оно исчезло и дверь открылась.
Мельников наклонился и заглянул в отсек.
Отсек не походил на виденные раньше. Не труба, а правильный шар. По
его диаметру было ясно, что шар целиком помещается внутри трубы и потому
не заметен снаружи. В центре висела в воздухе какая-то конструкция,
окрашенная в синий, желтый и сиреневый цвета. Пола не было. В различных
направлениях шли пересекаясь знакомые им "стеклянные" мостики. Хотя
звездоплаватели и не перешагнули еще порога, помещение уже было залито
светом. С четырех сторон перед разноцветной конструкцией хрустально
сверкали четыре предмета, имевшие форму кресел без ножек. На чем они
держались, не было видно. "Кресла" были как будто стеклянные.
Мельников в нерешительности посмотрел на Второва.
- Мы не знаем, что значит синий перекрещенный круг, - сказал он. -
Может быть, это запрещение входа сюда?
- Если бы это было так, - ответил Второв, - дверь наверняка не
открылась бы.
- Во всяком случае это сигнал предупреждающий. Но о чем он
предупреждает?
- Может быть, об осторожности?
- Самое правдоподобное. Лучше не входить в это помещение.
- Мне кажется, что это пульт управления кораблем, - тихо сказал
Второв. - Сигнал может означать - "Тихо! Не мешать пилоту!" Как бы там ни
было, необходимо заснять все это.
- Только очень осторожно. Не делай резких движений.
Один за другим они перешагнули порог двери и ступили на мостик.
Пятиугольное отверстие за ними тотчас же закрылось.
- Вы обратили внимание, - сказал Второв, - что двери капризничают
только при открывании. А закрываются они вполне исправно.
- Давно заметил, - ответил Мельников. - И это мне очень не нравится.
Он ощущал в себе какую-то смутную тревогу. Синий круг не выходил из
головы. Что он мог означать?..
Мостики подходили к каждому креслу Осторожно проведя рукой под одним
из них. Мельников понял, что кресла прикреплены к центральной конструкции,
но крепления были совершенно невидимы, как тот постамент, на котором
стояла чаша в центре корабля. На чем и как держалась сама конструкция -
определить не удалось. Мельников боялся дотронуться до нее.
Причудливо изломанные грани этого странного предмета, неизвестно что
из себя представлявшего, искрились бесчисленным количеством разноцветных
точек, точно крохотными огоньками, - синими, желтыми, сиреневыми. Каждая
грань имела свой цвет и казалась бездонно глубокой. Никаких кнопок,
рукояток или приборов не было.
- Если это пульт управления, - сказал Мельников, - он имеет очень
странный вид.
Второв не ответил. Тихое жужжание кинокамеры одно только нарушало
глубокую тишину. Светящийся голубым светом воздух, искрение "пульта",
висящие, как будто в воздухе, прозрачные "кресла" - все это было так
необычайно, что Мельников, не склонный к фантазированию, размечтался.
"Вот здесь, - подумал он, - в этом кресле сидел когда-то маленький
фаэтонец и непонятным способом вел этот необычайный корабль в пустоте
Вселенной. Думал ли он тогда, что никогда не вернется на родину, что
окончит свои дни на Венере? Куда, с какой целью отправились они в
космический рейс?"
Жужжание камеры смолкло.
- Пойдем дальше? - спросил Второв.
- Я думаю о том, - сказал Мельников, - что люди, возможно, поймут и
изучат технику Фаэтона. Может быть, наши звездолеты станут похожи на этот
и будут управляться теми же способами. Сейчас мы даже отдаленно не можем
вообразить, что это за способы.
- Вероятно, они очень просты, как все, что совершенно. Но понять
действительно трудно. Что может делать человек, сидя в этом кресле? Разве
что наблюдать. Может быть, это астрономическая обсерватория, а не пульт
управления?
Мысль Второва показалась Мельникову резонной. Но что можно увидеть
внутри этих разноцветных граней? Они выглядят глубокими, но не
прозрачными.
- Возможно, что в них видно только тогда, когда сидишь в кресле, -
сказал Второв.
- Это неосторожно.
- Почему, Борис Николаевич? Я ни до чего не дотронусь. Кресло, хотя и
маленькое, но годится для человека. Разрешите попробовать. Вдруг я на
самом деле что-нибудь увижу. Это во многом облегчит задачу понять
назначение этого предмета.
Мельников колебался. Его безотчетная тревога все росла. Чуждая
обстановка корабля, видимо, действовала даже на его закаленные нервы.
- Хорошо, - решился он. - Сядь, но только смотри, а не двигайся.
- А кресло не сломается под моей тяжестью?
- Мостик не сломался, а оно, кажется, из того же материала. Не думаю,
- ответил Мельников.
Второв осторожно опустился на полукруглое сиденье. Ничего угрожающего
не произошло. Кресло выдержало.
Но тотчас же в центре находящейся перед ним грани вспыхнуло синее
кольцо с желтыми линиями. Продержавшись не более секунды, оно исчезло.
- Не шевелись! - крикнул Мельников.
Второв замер, не спуская глаз с грани. В ней ничего не было видно, но
ему вдруг показалось, что она стала темнее. Искрящиеся точки превратились
в неподвижные огоньки.
Прошла минута, две. Ничего не изменялось и не происходило. Мельников
постепенно успокоился.
- Ты видишь что-нибудь? - спросил он.
- Ничего.
- Почему точки стали неподвижны?
- Не знаю.
- И я не знаю, но это что-то должно означать.
- Вот только что?
Казалось, ничто им не угрожало. Скорей всего, синий круг означал
запрещение дотрагиваться до пульта.
Предвидя их приход, фаэтонцы оставили свой сигнал, надеясь, что
разумные существа с другой планеты поймут его значение.
- Слезай! - сказал Мельников. - Только осторожно.
- Снимите меня в этом кресле, - попросил Второв. Перед тем как сесть,
он передал камеру своему товарищу.
Мельников исполнил его желание. Ничего плохого от этого произойти не
могло.
- Снимок фаэтонца за пультом управления, - пошутил он.
- Я представляю себе, - сказал Второв, - что я действительно умею
управлять кораблем. И вот я сделал нужное движение, звездолет оторвался от
Венеры и...
Громоподобный удар прервал его слова. Непреодолимая сила прижала
Второва к сидению кресла. Он видел, как Мельников стремительно полетел
вниз и упал на круглую стенку отсека. Пронзительный свист, начавшись на
низкой ноте, быстро поднялся до сверлящей мозг высоты и смолк. Хорошо
знакомое ощущение повышенной тяжести не оставляло никаких сомнений -
звездолет находился в ускоряющемся полете.
Они улетели с Венеры!
Замерло сердце. Ужас железным обручем сжал голову.
Почему заработали двигатели? Они оба ни до чего не дотрагивались, не
делали никаких движений...
Смерть!.. Смерть быстрая и неизбежная! Они не имели ни малейшего
представления о том, как управлять кораблем.
И вот как будто для того, чтобы не оставалось никаких сомнений, что
они действительно летят, стенки шара вдруг стали прозрачны. Сверху сияло
ослепительное Солнце, внизу сплошным белым ковром раскинулись облачные
массы Венеры. Синий цвет неба быстро темнел, превращаясь в черный. Уже
появились звезды.
Они летели все быстрее, неизвестно куда.
Лежа на нижней стенке отсека, Мельников старался не шевелиться.
Падая, он даже не ушибся. От мостика до "пола" было не больше одного
метра. Сразу поняв, что произошло, он не испытал, подобно Второву,
никакого страха. Четыре космических рейса, с их непрерывными опасностями,
приучили его владеть своими нервами в любых случаях. Даже тревога сразу
исчезла, уступив место напряженной работе мысли.
Как долго будет продолжаться ускорение полета? Ограничено ли оно
какими-нибудь пределами?
Какой скорости должен достигнуть звездолет фаэтонцев? По ощущению он
догадывался, что ускорение не больше, чем на "СССР-КС3". Вероятно, около
двадцати метров в секунду за секунду.
Почему взлетел корабль? Синий круг явно предостерегал об опасности
взлета. Но что он или Второв сделали, чем привели в действие двигатель
корабля? Догадаться об этом - значило получить шансы на спасение.
"Вероятно, они очень просты, как все, что совершенно", - вспомнил он слова
Второва. Да, разумеется, очень просты - все говорило об этом, просты до
того, что никак не догадаться.
Мельников до мелочей вспоминал все их поведение в последние минуты.
Второв сидел, он сам стоял. Оба не шевелились, если не считать съемки,
которую он произвел по просьбе Второва. Но корабль взлетел, когда съемка
была уже закончена. Ни одного движения они больше не сделали.
Получалось, что звездолет полетел после слов, сказанных Второвым. Он
говорил как раз о взлете. Странная случайность. Не могли же автоматы
фаэтонского корабля реагировать на русский язык, понимать его! Это
совершенно невероятно. Но что же тогда?..
Стенка, на которой лежал Мельников, была абсолютно прозрачна.
Создавалось впечатление, что он висит в пустоте. Над ним, также в пустоте,
висел Второв, а перед ним разноцветный пульт. Что это действительно пульт,
сомневаться не приходилось.
Все остальное исчезло. Слева виднелись освещенный Солнцем кольца
корабля и его центр, справа - кусок наружной трубы.
Над головой сияло Солнце. Мельникову казалось, что они летят прямо к
нему.
Он отчетливо сознавал, что неуправляемый звездолет полетит именно к
Солнцу, что если они не сумеют понять, чем и как управляется корабль, то
их ждет неминуемая гибель задолго до того, как корабль закончит свой
последний рейс, чтобы бесследно исчезнуть в огненных объятиях светила.
- Шансов на успех очень мало, - закончил Камов. - Если Мельников и
Второв даже обеспечены воздухом, то у них нет пищи. И все же мы должны
сделать попытку спасти их. Предлагаю вам направиться обратно к Венере.
Корабль фаэтонцев все еще находится возле нее. Радиосвязь держать не один
раз в сутки, а непрерывно. В конце концов, руководствуясь указаниями с
Земли, вы увидите корабль.
Через восемь минут пришел ответ:
- Приняли полностью. Приступаем к выполнению вашего плана. "СССР-КС3"
немедленно начнет поворот. Радиосвязь будет поддерживаться непрерывно.
Разделяем надежду на благополучный исход. Белопольский. Перехожу на прием.
- Желаем успеха, - коротко ответил Камов.
Говорить больше было нечего. Все, что нужно, он сообщил
Белопольскому. План вступил в действие. Он был единственно возможным при
подобных обстоятельствах, и его без колебании приняла правительственная
комиссия.
Руководимый указаниями с Земли, звездолет не позже чем через трое
суток подлетит к тому месту, где находится корабль фаэтонцев. По
наблюдениям, которые производились сегодня утром, он приближался к Венере
со скоростью в пятьдесят километров в секунду. Такую скорость при
необходимости мог развить и "СССР-КС3". Если "фаэтонец" не полетит еще
быстрее, Белопольский сумеет подойти к нему вплотную. Тогда Мельникова и
Второва, - а если окажется уже поздно, то их тела, - можно будет
переправить на борт "КС3".
А если "фаэтонец" увеличит скорость?..
Камов считал это маловероятным. По его мнению, кораблем-диском
несомненно управляли. Все его поведение говорило об этом. Без управления
корабль мог лететь лишь к Солнцу. Управлять могли только люди,
находившиеся на корабле, то есть Мельников или Второв. Автопилот не мог
"дергать" звездолет во все стороны без видимой цели. А люди могли, - они
учились.
- Если на корабле есть автопилот, - возражали Камову, - то он
сконструирован не на Земле. Это техника мира, ушедшего далеко вперед. Мы
не знаем и не можем предполагать, что это за механизм и на что он
способен. Вполне возможно, что корабль направлялся сначала к Солнцу, но,
приблизившись на опасное расстояние, автоматически повернул назад. То же
самое происходило при приближении к Венере. Автоматика предохраняет
корабль от падения на небесные тела. Этим можно объяснить его странное
поведение.
Камов не мог не признать логичности таких доводов, но упорно стоял на
своем. В нем говорило скорее чувство и страстное желание, чтобы это было
так, чем разум.
Но, хотя среди членов комиссии были различные мнения, решение послать
"СССР-КС3" к кораблю фаэтонцев было принято единогласно. Споры носили
только теоретический характер.
Известие о трагическом случае на Венере облетело весь мир. Все
население земного шара горячо желало, чтобы Мельников и Второв, попавшие в
положение, в каком никогда еще не был ни один человек, были спасены.
Уильям Дженкинс, только что вернувшийся с Марса, предложил себя и свой
звездолет, но это предложение пришлось отклонить. Лететь к кораблю
фаэтонцев с Земли было слишком долго. Только "СССР-КС3" мог рассчитывать
застать Мельникова и Второва еще живыми. Семь, восемь, даже десять суток
без пищи человек как-то мог вынести, но полтора месяца...
Мысль, что на корабле с Фаэтона могли оказаться продукты питания,
была решительно отвергнута. Не говоря уже о том, что людям опасно есть
неведомые вещества, сами фаэтонцы провели на Венере много лет и,
несомненно, своих продуктов у них не осталось, они научились добывать
пропитание на Венере. Кроме того, трудно было допустить, что органические
вещества, как бы хорошо они ни были законсервированы, могли сохраниться за
тысячи лет.
Следовало торопиться.
Астрономические обсерватории всех континентов договорились между
собой о непрерывном наблюдении за "фаэтонцем". Его передавали друг другу
как эстафету. Как только на горизонте одной обсерватории всходило Солнце,
наблюдение начинала другая, расположенная западнее. Космический институт в
Москве был связан по радио со всеми обсерваториями мира.
Корабль-диск никуда не мог исчезнуть. Малейшее изменение в его
движении будет немедленно сообщено на "СССР-КС3". В зависимости от
полученных сведений, Белопольский изменит курс.
Конечно, то той, то другой обсерватории мешала облачность, но всегда
можно было перенести наблюдение в другую, небо над которой было ясно.
Обсерваторий на земном шаре было достаточно.
Весь мир мечтал только об одном - чтобы "фаэтонец" не увеличил
скорости...
---------------------------------------------------------------
Звездолет совершал огромный круг. Экономя время, Белопольский решил
повернуть обратно к Венере, не снижая скорости, при минимально возможном
радиусе поворота. Он знал, что каждая минута потерянного времени может
стать роковой. Мельникова и Второва, если они действительно еще живы,
могла спасти только быстрота оказания помощи.
Константин Евгеньевич мучительно переживал свою, уже не поправимую
ошибку. Зачем он запретил сообщить на Землю о случившемся на Венере? Ведь
рано или поздно, все равно пришлись бы это сделать. Нельзя же было хранить
страшную тайну до прилета на Землю. Что случилось с ним? Какой сложный и
трудно объяснимый процесс произошел в его всегда уравновешенной психике?
Потеряно двое суток, а если учесть время на обратный путь, то все четверо.
Насколько проще было вернуться два дня назад. Как сильно возросли бы тогда
шансы на спасение тех самых людей, кажущаяся гибель которых вывела его из
равновесия и побудила отдать это преступное ("да, именно преступное", -
думал Белопольский) распоряжение.
Если бы Пайчадзе не решился нарушить дисциплину, не посмел бы
ослушаться командира корабля и не приказал Топоркову связаться с Землей, -
что было бы тогда? Ужас охватывал Белопольского при этой мысли. Смерть
Второва и Мельникова целиком легла бы на него, он один был бы виноват в их
гибели... Да и теперь... кто знает, может быть, уже поздно, может быть,
потеряно слишком много времени. Те, кого можно было спасти, умерли...
умерли по его вине.
Белопольский мучился жестоко, но никто из членов экипажа "СССР-КС3"
не замечал этого. Они видели перед собой прежнего Белопольского -
"железного капитана", спокойного, сурово непреклонного, решительного и
требовательного. Нервное потрясение, пережитое при отлете с Венеры,
казалось, не оставило никакого следа.
Но так только казалось. Внутренне, невидимо для окружающих,
Белопольский был уже не тот. Глубокий надлом произошел в нем. И, как он
хорошо знал, этот надлом был неизлечим. Больших усилий стоило ему казаться
прежним. Его ослабевшие силы поддерживало только сознание, что, кроме
него, некому управлять звездолетом. И он знал, когда "СССР-КС3" закончит
свой рейс и приземлится на ракетодроме Камовска, пульт управления будет
покинут им навсегда. Этот рейс был последним. Никогда больше не поведет он
космический корабль по дорогам Вселенной. Он считал свою жизнь оконченной.
Но опасения Пайчадзе были ошибочны: о самоубийстве Белопольский ни разу не
подумал. Как бы сильно ни была потрясена его душа, малодушию в ней не было
места. Была только бесконечная усталость...
Но сейчас надо было думать о другом. Приказ Камова должен быть
исполнен, и Белопольский с обычной энергией приступил к его выполнению.
Пайчадзе пытался найти кольцевой корабль, но тщетно. Слишком слаб был
рефрактор в обсерватории "СССР-КС3", чтобы с его помощью можно было
увидеть столь малый объект на подобном расстоянии. За трое суток звездолет
отлетел от Венеры больше чем на десять миллионов километров.
Пришлось отказаться от визуальных наблюдений и целиком положиться на
указания с Земли и математический расчет. Как уже было сказано,
Белопольский решил повернуть обратно в наименьшее время. Сделав по
полуокружности поворот в левую сторону, звездолет затем полетит прямо,
повысив скорость до пятидесяти километров в секунду. Не доходя до орбиты
Венеры, он снова повернет - на этот раз направо - и окажется позади
планеты, в непосредственной близости у кораблю фаэтонцев. Тогда начнется
выполнение самой трудной части плана. Нужно будет вплотную приблизиться к
наружному кольцу, прицепиться к нему, чтобы внезапное увеличение скорости
"фаэтонца" нес сорвало операцию, и, одевшись в пустолазные костюмы,
проникнуть внутрь.
Таков был план.
Семь человек экипажа "СССР-КС3" горячо поддержали решение своего
командира. Все одинаково стремились спасти друзей. Ставшая неожиданно для
них реальной, эта задача целиком поглотила их, и они не думали, не хотели
думать о том, какую тяжелую нагрузку предстоит им выдержать. Поворот на
полной скорости по окружности сравнительно небольшого радиуса позволял
сэкономить несколько драгоценных часов. Это было самое главное. Ведь могло
случиться, что именно эти несколько часов сыграют решающую роль.
Начался первый поворот. Он должен был продолжаться почти три часа.
Столько же времени потребует и второй.
При скорости в сорок километров в секунду центробежный эффект -
грозная сила. Вес всего, что находилось на звездолете, сильно увеличился
против обычного земного веса. Каждое движение требовало усилий.
Предоставив автопилоту вести корабль по заданному курсу, экипаж
отлеживался и сетках.
Но не все могли это делать. Полученный приказ обязывал непрерывно
дежурить на радиостанции, и никому не пришло в голову нарушить этот приказ
даже и на три часа. Именно в это время могло быть послано сообщение об
изменении движения "фаэтонца", и было крайне важно тут же наметить новый
курс, рассчитать его и изменить путь "СССР-КС3".
На помощь Топоркову пришел Князев. Сменяя друг друга, они сидели у
приемника, готовые в любую минуту принять радиограмму и передать ее на
центральный пульт, где безотлучно находились Белопольский, Пайчадзе и
Зайцев. Но если трое последних могли дежурить лежа, очередному радисту
приходилось сидеть. Повесить сетку возле рации оказалось невозможным, не к
чему было прикрепить ее амортизаторы, а приварить к стенам хотя бы простые
крюки не было времени.
Конструкторам и строителям "СССР-КС3" не могло прийти в голову, что
может возникнуть необходимость дежурить на станции в условиях повышенной
тяжести, да еще столь долгое время. Сидеть приходилось выпрямившись.
Спинка кресла была жесткой и низкой, она едва достигала пояса. К концу
дежурства у радиста начинались боли в позвоночнике, быстро возраставшие.
Больше двадцати минут никто не мог выдержать этой пытки. И каждые двадцать
минут очередной дежурный вылезал из сетки, подползал к люку и,
перебравшись через его порог, добирался до лифта. Кабина быстро доставляла
его в рубку. Тем же путем отправлялся на отдых сменившийся, чтобы через
двадцать минут повторить все сначала.
Три часа до предела измотали силы двух молодых и сильных людей.
Андреев, Коржевский и Романов горько каялись, что не научились
радиоделу, как настоятельно рекомендовал Белопольский всем членам экипажа.
Они думали, что никогда не придется им стать радистами, и вот теперь...
Пять человек могли бы дежурить только по одному разу.
"Тяжелый урок, - думал Андреев, - полезный не только нам, но и всем
звездоплавателям".
Сорок километров в секунду для "СССР-КС3" была расчетная рейсовая
скорость. При необходимости можно было увеличить ее до пятидесяти,
затратив на это резервный запас энергии. Этот запас считался
неприкосновенным, но теперь настало время пустить его в ход. Белопольский
решил увеличить скорость только тогда, когда корабль полетит прямо. И без
того скорость при повороте была слишком велика. Если бы не угроза смерти,
нависшая над Мельниковым и Второвым, он никогда не решился бы на маневр,
ставящий под угрозу здоровье членов экипажа. Но выбора не было.
Двигатель, создающий отклоняющую струю, работал в таком режиме, что
вся его энергия уходила на поворот, не влияя на скорость корабля в целом.
Самое ужасное для экипажа звездолета заключалось в том, что не было
полной гарантии в успехе. Все было основано на предположении, что
кольцевой корабль будет продолжать движение к Венере еще, по крайней мере,
двое суток с той же скоростью. Стоило ему повернуть в другую сторону - а
это много раз случалось с того момента, как он был замечен Субботиным, - и
пришлось бы, в свою очередь, менять курс без малейшей уверенности, что
"фаэтонец" снова не повернет. "СССР-КС3" не мог совершать подобные маневры
до бесконечности. Кроме того, преследуемый звездолет менял скорость в
широких пределах. Кто мог поручиться, что пятьдесят километров в секунду
для него "потолок"? Возможно, что он полетит еще быстрее, а тогда нечего и
думать догнать его.
Мысль, что Мельников и Второв навсегда останутся блуждать в
пространстве или исчезнут в объятиях Солнца, приводила в отчаяние их
товарищей. Во что бы то ни стало надо спасти от такой участи если не их,
то, по крайней мере, их тела.
На корабле с волнением ожидали каждого сообщения с Земли. Но пока что
угрожающих признаков не было.
Наступил вечер 11 августа. (Вечер, разумеется, на Земле, в СССР, а не
на звездолете.) Измученные люди с нетерпением ожидали восьми часов. Чем
ближе подходила стрелка к желанному часу, тем труднее казалось им
переносить становившуюся невыносимой тяжесть. Тело, словно налитое
свинцом, отказывалось повиноваться.
"Скорее! - хотелось крикнуть каждому. - Не все ли равно, минутой
раньше, минутой позже". Но они хорошо знали, что Белопольский не остановит
двигатель даже на секунду раньше.
Чуть заметно вздрогнул корабль... Вздох облегчения вырвался у всех.
Невесомость волной блаженства прошла по телу. Как хорошо не чувствовать
тяжесть!
Впереди сорок часов спокойного полета по прямой. Нарастание скорости
до пятидесяти километров будет происходить с ускорением всего в один метр
в секунду за секунду. Это вызовет тяжесть в одну десятую земной. Мелочь!..
- Сообщение с Земли, - раздался голос Князева. Репродукторы,
включенные в каждой каюте, разнесли его слова по всему кораблю. -
Экстренное сообщение!..
Никто не двинулся с места. Только Топорков поспешно отправился в
радиорубку сменить Князева. Он поступал так каждый раз при возникновении
связи с Землей, жертвуя отдыхом.
Экстренное сообщение! Что-то случилось! В подавленном настроении все
ждали, что скажет Земля.
Но вот засветились экраны. Суровое лицо Белопольского появилось на
них.
- Товарищи! - сказал он. - Звездолет фаэтонцев начал поворот. В
настоящий момент нельзя сказать, куда он направится. Это выяснится часа
через два или три. Отдыхайте! Новый поворот нашего корабля неизбежен.
И снова работал отклоняющий двигатель. Снова повышенная сила тяжести
мучила людей. Снова Топорков и Князев, сменяя друг друга, боролись с
давящей силой собственного веса. И снова не было никакой гарантии, что
страдания оправдают себя.
А когда закончился поворот и корабль полетел прямо, не прошло и
четырех часов, как опять, словно издеваясь над ними, "фаэтонец" повернул
еще раз.
"Сомнений нет, - передал Камов. - Кораблем управляет воля человека.
Поворот неоправдан, если действует автопилот. Мельников и Второв живы.