Страница:
вспыхнувший, как только он пожелал этого. Так же послушно стенки стали
прозрачны.
Где помещались удивительные механизмы фаэтонцев? Скорее всего, это
были те плоские вертикально расположенные ящики, которые стояли всюду, во
всех помещениях звездолета. Какой поистине сказочной чувствительностью
должны были они обладать, если могли улавливать на расстоянии нескольких
метров слабые биотоки мозга! Какой огромный скачок сделает наука Земли,
когда постигнет устройство и принципы работы этих механизмов. Звездолет
фаэтонцев - вершина их научной и технической мысли - представлял собой
неоценимое сокровище знаний старших братьев человека. И это сокровище
волей судьбы было доверено двум людям. От них зависело сохранить или
погубить его. Когда они думали об этом, собственная судьба казалась им
совершенно незначительной. Первоначальное стремление спасти себя
постепенно сменялось другим - спасти корабль, спасти во что бы то ни стало
- для науки, для людей, для родины.
- Будь очень осторожен, - повторил Мельников, когда они остановились
у стенки, за которой находился таинственный пульт.
Вспыхнул синий круг.
- Вот теперь, - сказал Второв, - совершенно ясно, что он означает.
Следи за своей мыслью, - вот его смысл.
- Если так, - ответил Мельников, - то наши шансы на благоприятный
исход сильно возрастают. Сигнал относится не только к нам. Он говорил то
же самое самим фаэтонцам. А раз так, их мысль была не столь
дисциплинированная. Я начинаю верить, что управление кораблем
осуществляется чем-то вроде нашего автопилота. Только здесь ему дается
мысленный приказ. В этом разница, а в остальном он должен действовать так
же, как наш.
- Это безусловно так, - согласился Второв.
Неожиданно только что появившееся пятиугольное отверстие "затянулось"
металлом и исчезло. Мельников вопросительно посмотрел на Второва.
- Да, это я его закрыл, - сказал молодой инженер. - Такие опыты
подкрепляют мою уверенность.
- Правильно делаешь. Упражняйся как можно больше.
- Почему вы полагаетесь только на меня? - спросил Второв. - Может
быть, вы сами...
- Я уже пробовал. Ничего не получается. Или я неправильно понимаю,
что именно требуется, или биотоки моего мозга не соответствуют настройке
механизмов. Как бы то ни было, только ты можешь влиять на них.
Дверь снова открылась. Как и раньше, перед этим появился синий круг с
желтыми полосами.
Они "прошли" в помещение пульта.
- Я останусь здесь, - сказал Мельников. - У двери.
- В какое же кресло мне сесть? Здесь их четыре.
- Садись в то же, что вчера. Мне думается, что у фаэтонцев было
четыре пилота и каждый из них имел свое место. Биотоки у разных людей
разные. Эта штука, вероятно, имеет четыре одинаковых пульта управления, но
настроенных на различные токи.
- Скорее всего так. Ну что ж, Борис Николаевич! Приступим к первому
опыту. Крепче держитесь за что-нибудь.
- Держаться не за что, - ответил Мельников - Я лягу на мостик.
При слове "лягу" оба невольно улыбнулись. Никто из экипажа "СССР-КС3"
не мог отвыкнуть от слов: "лягу", "пойду", "сяду", хотя лежание, ходьба и
сидение были невозможны в мире без тяжести.
Второв слегка оттолкнулся от стены и поплыл в воздухе к креслу.
Взявшись за него руками, он придал своему телу сидячее положение.
Искрящиеся огоньки мгновенно замерли, и на потемневшей грани пульта
вспыхнул синий круг. И как только он исчез, стенки шара стали прозрачны.
- Я тут ни при чем, - сказал Второв. - Они сработали сами.
- Попробуй заставить их потерять прозрачность, - предложил Мельников.
Второв сосредоточился. Но то, что легко удавалось в других
помещениях, здесь не получалось. Стенки оставались прозрачными.
- Что-то не выходит.
- Это в порядке вещей, - поспешил сказать Мельников, опасаясь, что
неудачный опыт может лишить Второва необходимой уверенности в себе. -
Здесь на пульте все иначе, чем в других местах. Пилот должен думать о
маневрах корабля. Поэтому все остальное полностью автоматизировано, чтобы
не отвлекать его внимания.
- Да, вероятно это так. Во всяком случае такое объяснение вполне
логично. "Ложитесь", Борис Николаевич!
Мельников вытянулся вдоль мостика на расстоянии нескольких
миллиметров от него. Если будет удар, мостик хорошо пружинит, это было
проверено не один раз.
Наступила решающая минута. Все будет ясно через несколько мгновений.
Мельников пристально смотрел на Венеру. За то время, что они спали,
планета отошла еще дальше. Она выглядела сейчас огромным белым шаром, раз
в восемь большим, чем полная Луна на небе Земли. "Значит, расстояние
немного больше полумиллиона километров", - машинально подумал он.
Как только Второв коснулся сиденья кресла, он начал мысленно
декламировать стихи, чтобы как-нибудь нечаянно не подумать того, что могло
повлиять на пульт. Когда он увидел, что Мельников приготовился, очередная
строчка оборвалась на полуслове. Второв закрыл глаза.
На мгновение мелькнула мысль, что через секунду они могут умереть,
если звездолет послушается его сразу. Молниеносный поворот, страшный рывок
инерции, чудовищной силы удар о стену, и все!.. И тут же он почувствовал,
как мягкая сила прижала его к креслу. На корабле возникла сила тяжести!
Она могла появиться только при повороте.
Что же случилось? Он не давал приказа! Он еще не успел подумать о
повороте. Он только собирался сделать это...
- Звездолет поворачивает, - сказал Мельников. - Опыт удался. Судя по
направлению силы тяжести, поворот происходит в вертикальной плоскости. Еще
лучше это заметно по положению Венеры и Солнца. Поздравляю, Геннадий!
Советую тебе немедленно отойти от пульта.
Второв машинально повиновался. Он ничего не понимал. Мельников
думает, что поворот вызван им, но ведь это не так... не так... но почему
же не так? Ведь он только что представил себе картину гибели. С
обостренной силой воображения он подумал именно о повороте. Очевидно,
этого было достаточно, чтобы привести в действие автоматику. Он представил
себе мгновенный поворот, а звездолет поворачивает плавно. Но ведь это
означает именно то, на что они надеялись. Загадочные механизмы восприняли
смысл приказа, а его выполнение идет по другому пути, не зависящему от
воли человека. Бессознательно он, Второв, произвел опыт в самой
решительной форме. И вот полная удача!..
"Чудовищно умен этот корабль", - подумал Второв.
- Вот теперь нельзя сомневаться, что мы спасем и себя и корабль, -
сказал Мельников, обнимая товарища. - Молодец!
Второв подробно рассказал обо всем, что произошло в действительности.
- Выходит, - закончил он, - что я еще не годен к роли водителя этого
звездолета.
- Я и не надеялся, что это произойдет сразу, - ответил Мельников. -
Будешь учиться. И учиться долго. Мы не имеем права рисковать после такого
удачного начала.
- Боюсь, что придется поторопиться. Скоро мы ослабеем от голода.
Мельников испытующе посмотрел на друга.
- Ты чувствуешь голод? - спросил он.
- Пока нет
- Я тоже не чувствую. Наоборот, мне кажется, что у меня прибавились
силы.
- Как странно, - сказал Второв, - у меня тоже такое ощущение.
Наверное, это от нервного состояния. Ведь мы ели в последний раз на нашем
корабле пятнадцать часов тому назад.
Мельников промолчал. Смутная мысль, что тут снова замешаны фаэтонцы,
мелькнула и исчезла. Не могли же они питаться воздухом. А если могли, то
люди Земли не могут. Но никак не удавалось отделаться от впечатления, что
желудок полон.
- Надо внимательно следить за тем, сколько времени продлится поворот,
- сказал он. - Может быть, тебе придется вмешаться и прекратить его.
- Не думаю. Я хорошо помню, что представил себе поворот именно на сто
восемьдесят градусов. Не сомневаюсь, что так и будет.
- Вполне возможно, но все же проследим.
Возникшая вследствие центробежного эффекта сила тяжести была
несколько большей, чем на Земле. Мельников и Второв чувствовали себя
немного отяжелевшими, но не настолько, чтобы затруднялись движения. Было
естественно предположить, что эта тяжесть для фаэтонцев нормальна. Отсюда
вытекало, что планета Фаэтон превосходила Землю своими размерами. Это
объясняло малый рост фаэтонцев. Мельников отметил про себя этот
чрезвычайно важный факт.
Звездолет совершал поворот в вертикальной плоскости. Относительно
полов, мостиков и всех предметов на корабле сила тяжести все время была
направлена вниз. Передвигаться можно было свободно, так же как тогда,
когда корабль стоял на Венере. Это было удобно и доказывало продуманность,
с какой были настроены пока еще непонятные автоматы, управляющие полетом.
Медленно и равномерно Солнце и Венера менялись местами. Казалось, что
не корабль, а именно они поворачиваются вокруг звездолета. Через три часа
Солнце оказалось внизу, под ногами, а Венера над головой.
И поворот закончился. Снова исчезла тяжесть, звездолет полетел прямо.
Теперь он двигался к недавно покинутой планете. Но если раньше опасения
Второва были преждевременны, сейчас они стали вполне реальны. Венера была
совсем близко. С огромной скоростью корабль падал на планету. Надо было
принять меры.
- Заставь его еще раз повернуть, - сказал Мельников. - Надо отлететь
подальше. Производить маневры так близко от Венеры опасно.
- В какую сторону? - деловито спросил Второв.
Мельников улыбнулся.
- Ну, например налево. На девяносто градусов.
Второв уверенно сел в кресло.
Подумать о повороте именно на девяносто градусов было не так просто.
Этот угол надо было не назвать, а реально представить себе. Представить в
воображении с абсолютной точностью. Мельников на всякий случай лег на
мостик.
Звездолет вздрогнул. Мельников ясно ощутил, как возникла и сразу
исчезла тяжесть. Потом еще раз, в другую сторону. Корабль заметался,
дергаясь в разные стороны. Было ясно, что чувствительные автоматы послушно
исполняли нечеткие приказания Второва.
- Спокойно, Геннадий! - крикнул Мельников.
Сильный рывок сбросил его с мостика. На этот раз он довольно
чувствительно ударился головой о невидимую стенку. Но тот же рывок сбросил
с кресла и Второва. Звездолет "успокоился".
- Черт знает, что такое! - сказал Второв. - Никак не удается.
- Отдохни. Прежде чем подойти к пульту, поупражняйся так.
- Тогда лучше перейти в другое помещение.
- Правильно.
Мельников отчетливо чувствовал, что состояния невесомости больше нет.
На корабле существовала едва заметная сила тяжести. Откуда она возникла?
- Ты не думал об ускорении?
- Нет. Могу уверенно сказать, что не думал.
- Тогда, значит, мы падаем на Венеру.
Притяжение планеты, очевидно, создавало ускорение. Отсюда и тяжесть.
Это обстоятельство начало тревожить Мельникова. Он заметил, что Солнце -
хоть и очень медленно - смещалось относительно их. Тени двигались.
Звездолет выходил на прямой путь к Венере. Если Второв не сумеет собрать
свои мысли в тугой клубок, катастрофа неминуема. Корабль сгорит в
атмосфере и погибнет для науки. Что делать? Как и чем успокоить Второва,
вернуть ему недавнюю уверенность в себе? По лицу товарища Мельников видел,
что тот в полной растерянности. Нельзя говорить, что осталось очень мало
времени.
- Отдохни, - повторил он. - Спешить некуда.
Вот когда со всей силой проявились волевые качества, приобретенные за
четыре космических рейса. Лицо Мельникова было совершенно спокойно. Не
только Второв, но и никто другой не смог бы увидеть на нем ни малейшего
следа озабоченности и тревоги, которые в действительности быстро
возрастали.
Второв даже не заподозрил грозной опасности, нависшей над ними.
- Я буду упражняться, - сказал он. - Подойду к пульту только тогда,
когда смогу уверенно представить себе нужный угол. У нас есть время?
- Сколько угодно, - невозмутимо ответил Мельников. - Не торопись.
Надо действовать наверняка.
Он сам поступал именно так. Еще одна неудачная попытка - и ничто уже
не спасет их. Во что бы то ни стало нужно выдержать принятую тактику до
конца. Это единственный шанс.
- Ты оставайся здесь, - сказал Мельников, - а я пойду в другие
помещения. Похожу по кораблю.
"Забыл", - подумал Второв.
Стараясь делать это незаметно, он стал следить за товарищем.
Мельников подошел к стене. Нажал кнопку, но дверь не открылась.
Механизмы фаэтонцев полностью перешли на "мысленные приказы". Тогда он
попытался представить себе открытый проход. Но и из этого ничего не вышло.
"Насколько все было бы проще, - подумал Мельников, - если бы
механизмы оказались настроенными на биотоки моего мозга, а не мозга
Второва".
- Открыть дверь? - спросил Геннадий Андреевич.
- Нет, это ни к чему. Все равно мне одному никуда не уйти.
Передвигаться по кораблю можно только с тобой. Я постараюсь не мешать тебе
здесь.
Но дверь все-таки открылась.
Второв снова выругался.
- Одно наказание, - сказал он. - Я опять подумал против воли.
- Да, это трудное искусство. Но думай о повороте.
Всем известна сказка о человеке, который не должен был думать об
обезьяне и только то и делал, что думал о ней. Та же история повторилась и
со Второвым. В помещении, где они находились, было два выхода. И вот
началось. То одно, то другое, а то и оба сразу пятиугольные отверстия
возникали и исчезали. Вспыхивал и потухал синий круг с желтыми линиями.
Стенки становились прозрачными и теряли прозрачность. То и дело зажигался
свет, сменяясь темнотой. Беспорядочная мысль Второва перескакивала с
одного на другое, но - было ясно - не могла сосредоточиться на том, что
нужно.
Мельников ни словом, ни жестом не выражал своего нетерпения. Это было
бы бесполезно и даже вредно. Все зависело от самого Второва.
Борис Николаевич вынул записную книжку и сделал вид, что записывает в
ней свои наблюдения. На частые смены света и темноты он никак не
реагировал, будто не замечал их. Пусть Второв думает, что Мельников
считает весь этот хаос вполне естественным и понятным.
Мчались одна за другой секунды, сливаясь в невозвратимые минуты.
Звездолет все быстрее приближался к Венере. Невольно Мельников перешел от
записей к расчетам. Выходило, что в их распоряжении около двух с половиной
часов. Если за это время звездолет не повернет в сторону, то он врежется в
атмосферу планеты со скоростью ста километров в секунду, и только огненный
след прочертит в небо Венеры путь его гибели.
Два с половиной часа! Очень мало...
Мельников украдкой посмотрел на Второва. Молодой инженер висел у
противоположной стенки, прижатый к ней уже вполне отчетливо чувствуемой
силой инерции. Его лицо было сосредоточено, а глаза закрыты. Но
беспорядочное открывание и закрывание пятиугольных входов, мелькание света
все еще продолжалось, хотя и не так часто, как вначале. Очевидно, мысли
Второва приходили в порядок.
Так прошло около часу.
Скорость звездолета, по расчетам Мельникова, достигла пятидесяти
километров в секунду или немногим больше. Высчитать точно он не мог, так
как не знал, с какой скоростью летел корабль в начале падения на Венеру.
Но он был уверен, что эта скорость не превышала двадцати, двадцати пяти
километров в секунду. Расстояние до Венеры также было известно
приблизительно.
"Ну, скорее!" - хотелось ему крикнуть своему товарищу, но он молчал.
Теперь стены уже не теряли своей прозрачности. Свет и темнота не
сменяли друг друга. Только вход в помещение пульта нет-нет, да и
откроется. Очевидно, Второв представлял себе, как он входит в это
помещение, как садится в кресло, как приказывает кораблю повернуть на
девяносто градусов. Мельников с изумлением убеждался в поразительной
чувствительности аппаратов фаэтонского корабля. Чудесная техника! Как
будет жаль, если этот корабль погибнет, не сможет послужить моделью для
будущих космических кораблей.
"Вероятно, - думал Мельников, - на Арсене найдутся материалы об
аппаратах, управляемых мыслью. Не может быть, чтобы фаэтонцы не оставили
указаний на этот счет. Но все же это совсем не то, что сами эти аппараты,
сосредоточенные на корабле. Ведь их можно разобрать, наглядно увидеть, как
они сделаны".
Его нетерпение все росло. Второв не шевелился. Дверь в помещение
пульта перестало открываться. Заснул он, что ли?..
- Попробуем, Борис Николаевич.
- Да, конечно!
Не следовало отвечать так поспешно, но Мельников не смог удержаться:
- Пойдемте.
Ходить было легко. Звездолет незаметно повернулся "дном" к Венере.
По-прежнему автоматы фаэтонцев работали чрезвычайно разумно.
Но и вторая попытка кончилась полной неудачей. Сразу, как только
Второв сел в кресло, резкий толчок сбросил их обоих - одного с кресла,
другого с мостика. Повысившаяся скорость сделала эти падения значительно
более чувствительными, чем в первый раз. Они основательно ушиблись.
Второв не выдержал. Сидя на прозрачной стенке словно вися в
пространстве, он закрыл лицо руками и разрыдался.
"Вот теперь, - подумал Мельников, - все пропало! Раньше чем через
полчаса он не успокоится. А тогда будет уже поздно. Мы погибли, а с нами и
звездолет".
Он не пытался утешать своего друга. Пусть выплачется, если слезы
смогут разрядить нервное напряжение, в котором он находился последний час.
Некоторым людям слезы помогают.
Он смотрел вниз, и ему казалось, что Венера стремительно надвигается
на них. Сколько еще осталось до нее? Час? А впрочем, не все ли равно. Чем
скорей они врежутся в атмосферу, тем лучше! Предотвратить гибель
невозможно...
Один час до смерти!..
Мельников мысленно перенесся на Землю. Единственный близкий человек -
Оля, как живая встала перед ним. Он увидел ее улыбку, такую знакомую и
родную..
"Прощай, Оля! Прощай, родная! Тяжело тебе будет перенести мою смерть.
Но найди в себе силы. Ведь ты дочь и жена звездоплавателя! Будь тверда!
Найди утешение в том, что я погиб во имя науки, во имя грядущих побед над
космосом!.. Для человека!.."
Бежали минуты...
Все быстрей и быстрей мчался кольцевой корабль фаэтонцев к Венере,
чтобы там, в верхних слоях атмосферы, бесследно исчезнуть облаком
раскаленных газов.
Два человека молчали. Один, зная, что их ждет, другой, еще не
подозревая истины.
Постепенно Второв успокоился.
- Извините меня, Борис Николаевич, - сказал он. - Я постараюсь, чтобы
этого больше не повторялось.
- Так надо, Геннадий. Нервное напряжение требует разрядки. Я тебя
понимаю и не осуждаю.
- Я немного отдохну и попытаюсь еще раз. В конце концов должно выйти.
Сумел же я овладеть дверями и стенами... - Он посмотрел вниз. - Мы очень
близки к Венере! Сколько времени в нашем распоряжении?
- Вполне достаточно, - спокойно ответил Мельников. - Видимость
расстояний обманчива. Отдохни часа два. Перейдем в соседний отсек, -
прибавил он. - Сделай так, чтобы стенки потеряли прозрачность. Я устал от
вида пространства.
"Пусть он не видит, что до Венеры совсем близко. Внезапная смерть не
страшна. Хоть один из нас будет избавлен от ожидания".
Пятиугольное отверстие "затянулось" металлом за их спиной.
Позади остался разноцветный пульт фаэтонцев, единственное, что могло
бы еще спасти их.
Мельников не пытался заставить Второва попробовать в последний раз.
Это было бесполезно. Когда-нибудь из него мог бы выйти настоящий
звездоплаватель, но сейчас... сейчас он еще не был им...
Желто-серые стены отрезали их от внешнего мира. Не видно Солнца, не
видно Венеры! В памяти Мельникова остался только безграничный облачный
океан, к которому они стремительно приближались...
Он лег в гамак и закрыл глаза.
Вот сейчас... через минуту... Скорей же, скорей! Каждый нерв, каждая
клеточка его тела напряженно ждали...
И то, что произошло, он в первое мгновение воспринял как начало
конца. До самой смерти, естественной смерти на Земле, этот закаленный
человек не мог без жуткого чувства вспомнить это ужасное мгновение...
Натянувшийся под его тяжестью гамак фаэтонцев внезапно лопнул.
Мельников полетел на пол. Он видел, как Второв упал и покатился к стене, а
через секунду сам оказался рядом с ним.
Удар об атмосферу Венеры?.. Или...
Только одно мгновение... и глубокий вздох облегчения, вздох живого
существа, вернувшегося к жизни из холодных объятий смерти, вырвался из его
груди. Он понял...
Жизнь! Снова жизнь, просторная и широкая, раскрылась перед ними.
- Спасены, Геннадий! Звездолет поворачивает. Автоматы фаэтонцев
сработали сами. Ты слышишь меня Геннадий?..
Второв молчал.
Звездолет круто сворачивал с прежнего пути. Сила тяжести была
увеличена больше чем в два раза. Почему же это произошло?
Ответ напрашивался сам собой, а слова Мельникова подтверждали
догадку. "Спасены!"... Но это значит...
Второв повернул голову и посмотрел в глаза своего товарища. Да, это
так...
- Спасибо, Борис Николаевич! Я не забуду до конца своих дней вашего
безмерного великодушия. Вы хотели, чтобы я не знал...
- Предположим, - ответил Мельников. - Что за радость мучиться вдвоем.
Твое спокойное лицо поддерживало меня. Я сделал это для себя самого.
- Вы говорите неправду.
- Предположим и это. Не все ли равно. Когда-нибудь ты поступишь так
же, и мы будем в расчете. Сделай-ка стены прозрачными.
Пережитое волнение помешало Второву сосредоточиться, и прошло
несколько минут, пока ему удалось исполнить просьбу.
Венера по-прежнему была внизу, но не прямо под ними, а несколько
сбоку. Корабль еще не выровнялся. Но люди видели, что он удаляется от
планеты, а это было главное.
- Когда никого нет у пульта, - сказал Мельников, - звездолетом
управляет автопилот. Почуяв опасную близость Венеры, он самостоятельно
повернул корабль в сторону. Очень умно сконструирован этот аппарат.
- Запасы энергии здесь, по-видимому, не ограничены, - заметил Второв.
- Для такого огромного корабля подобный маневр - это колоссальное
количество затраченной энергии.
- Несомненно.
- Что же это за энергия?
- Узнаем впоследствии.
Они замолчали. Говорить было тяжело. Давящая тяжесть не уменьшалась.
Но минут через десять тяжесть стала заметно ослабевать. Корабль
принял нормальное положение, и Мельников со Второвым лежали уже не на
стене, а на полу. Еще немного - и они получили возможность подняться на
ноги.
А через час с небольшим тяжесть совсем исчезла, и кольцевой звездолет
полетел прямо, удаляясь от Венеры.
- Снова к Солнцу, - сказал Мельников.
- Пойдемте на пульт.
- Еще рано. Приди в себя окончательно. Хорошо бы подкрепить силы, да
нечем.
Он сказал это машинально, но сразу сообразил, что голода по-прежнему
не чувствует. Было такое ощущение, что он только что поел, правда, не
сытно, но достаточно, чтобы не мучил голод.
В чем дело? В чем причина этого странного обмана чувств?.. После
утреннего завтрака на "СССР-КС3" прошли почти полные сутки.
- Как ты думаешь, Геннадий, в чем тут секрет? - спросил Мельников.
- Ума не приложу, Борис Николаевич.
- И воздух, ты заметил, по-прежнему чист и свеж. А ведь мы находимся
в сравнительно небольшом замкнутом помещении. Соседние отрезаны от нас
непроницаемыми стенами.
- Значит, воздух возобновляется и очищается какими-то аппаратами,
находящимися здесь, - сказал Второв. - И вполне может оказаться, что в
него систематически добавляются питательные вещества в газообразном
состоянии. Невозможного в этом нет ничего. Как-то раз Степан Аркадьевич
говорил, что в космическом рейсе наш способ питания несовершенен. Полный
желудок вреден при невесомости. Вероятно, фаэтонцы в полете питались
как-то иначе.
- Другого объяснения не видно.
- Чудесная наука! И она достанется нам в наследство, людям Земли.
- Для этого мы должны спасти корабль. Спасти во что бы то ни стало.
Это наш долг. Твой долг, - улыбнувшись прибавил Мельников.
- Так вы окончательно считаете, что только я...
- Похоже, что так.
- Я сделаю все, что могу. Уверен, что не поддамся больше никакой
панике.
- Никакой паники и не было...
Едва он произнес последнее слово, как резкий, огромной силы удар,
словно пушечный выстрел на близком расстоянии, прервал фразу. Прямо перед
ними на невидимой глазом прозрачной стенке вспыхнуло яркое пламя. Погасло,
- и, словно вися в воздухе, появилось темное пятно, как след от ожога.
- Метеорит!
- Но он не пробил стенку!
- Ударился об нее и взорвался. Этот металл крепче стали в десятки
раз.
- Металл ли это?
- Да, правильно, - ответил Мельников. - Называть это металлом
неверно. Но как же тогда? Сплав, что ли? Во всяком случае эта стенка
надежно защищает нас от метеоритов. Вблизи от Солнца метеориты имеют
большую скорость, но, как мы только что убедились, пробить стену не могут.
- Я думал недавно, - сказал Второв, - почему деревья Венеры не
задержали корабль при взлете. Вернее, почему они не смяли его корпуса.
Сросшиеся друг с другом стволы, по два, три метра в обхвате, - чудовищное
препятствие.
- Меня удивляет другое, - возразил Мельников. - Двигатели
космического корабля сильнее деревьев, - это понятно. Но почему мы не
захватили с собой ни одного дерева? Вот что удивительно.
- Вероятно потому, что их корни очень крепко вросли в "землю".
- Да, и это очень важно для понимания строения этих деревьев.
Разорвать сросшиеся стволы оказалось легче, чем вырвать дерево из "земли".
- Я хочу спать, - неожиданно сказал Второв.
- Очень хорошо, - ответил Мельников. - Это самое лучшее.
"Как странно, - подумал он. - Геннадий сказал это в тот самый момент,
когда я сам почувствовал желание заснуть. Неужели и тут проявляется наука
прозрачны.
Где помещались удивительные механизмы фаэтонцев? Скорее всего, это
были те плоские вертикально расположенные ящики, которые стояли всюду, во
всех помещениях звездолета. Какой поистине сказочной чувствительностью
должны были они обладать, если могли улавливать на расстоянии нескольких
метров слабые биотоки мозга! Какой огромный скачок сделает наука Земли,
когда постигнет устройство и принципы работы этих механизмов. Звездолет
фаэтонцев - вершина их научной и технической мысли - представлял собой
неоценимое сокровище знаний старших братьев человека. И это сокровище
волей судьбы было доверено двум людям. От них зависело сохранить или
погубить его. Когда они думали об этом, собственная судьба казалась им
совершенно незначительной. Первоначальное стремление спасти себя
постепенно сменялось другим - спасти корабль, спасти во что бы то ни стало
- для науки, для людей, для родины.
- Будь очень осторожен, - повторил Мельников, когда они остановились
у стенки, за которой находился таинственный пульт.
Вспыхнул синий круг.
- Вот теперь, - сказал Второв, - совершенно ясно, что он означает.
Следи за своей мыслью, - вот его смысл.
- Если так, - ответил Мельников, - то наши шансы на благоприятный
исход сильно возрастают. Сигнал относится не только к нам. Он говорил то
же самое самим фаэтонцам. А раз так, их мысль была не столь
дисциплинированная. Я начинаю верить, что управление кораблем
осуществляется чем-то вроде нашего автопилота. Только здесь ему дается
мысленный приказ. В этом разница, а в остальном он должен действовать так
же, как наш.
- Это безусловно так, - согласился Второв.
Неожиданно только что появившееся пятиугольное отверстие "затянулось"
металлом и исчезло. Мельников вопросительно посмотрел на Второва.
- Да, это я его закрыл, - сказал молодой инженер. - Такие опыты
подкрепляют мою уверенность.
- Правильно делаешь. Упражняйся как можно больше.
- Почему вы полагаетесь только на меня? - спросил Второв. - Может
быть, вы сами...
- Я уже пробовал. Ничего не получается. Или я неправильно понимаю,
что именно требуется, или биотоки моего мозга не соответствуют настройке
механизмов. Как бы то ни было, только ты можешь влиять на них.
Дверь снова открылась. Как и раньше, перед этим появился синий круг с
желтыми полосами.
Они "прошли" в помещение пульта.
- Я останусь здесь, - сказал Мельников. - У двери.
- В какое же кресло мне сесть? Здесь их четыре.
- Садись в то же, что вчера. Мне думается, что у фаэтонцев было
четыре пилота и каждый из них имел свое место. Биотоки у разных людей
разные. Эта штука, вероятно, имеет четыре одинаковых пульта управления, но
настроенных на различные токи.
- Скорее всего так. Ну что ж, Борис Николаевич! Приступим к первому
опыту. Крепче держитесь за что-нибудь.
- Держаться не за что, - ответил Мельников - Я лягу на мостик.
При слове "лягу" оба невольно улыбнулись. Никто из экипажа "СССР-КС3"
не мог отвыкнуть от слов: "лягу", "пойду", "сяду", хотя лежание, ходьба и
сидение были невозможны в мире без тяжести.
Второв слегка оттолкнулся от стены и поплыл в воздухе к креслу.
Взявшись за него руками, он придал своему телу сидячее положение.
Искрящиеся огоньки мгновенно замерли, и на потемневшей грани пульта
вспыхнул синий круг. И как только он исчез, стенки шара стали прозрачны.
- Я тут ни при чем, - сказал Второв. - Они сработали сами.
- Попробуй заставить их потерять прозрачность, - предложил Мельников.
Второв сосредоточился. Но то, что легко удавалось в других
помещениях, здесь не получалось. Стенки оставались прозрачными.
- Что-то не выходит.
- Это в порядке вещей, - поспешил сказать Мельников, опасаясь, что
неудачный опыт может лишить Второва необходимой уверенности в себе. -
Здесь на пульте все иначе, чем в других местах. Пилот должен думать о
маневрах корабля. Поэтому все остальное полностью автоматизировано, чтобы
не отвлекать его внимания.
- Да, вероятно это так. Во всяком случае такое объяснение вполне
логично. "Ложитесь", Борис Николаевич!
Мельников вытянулся вдоль мостика на расстоянии нескольких
миллиметров от него. Если будет удар, мостик хорошо пружинит, это было
проверено не один раз.
Наступила решающая минута. Все будет ясно через несколько мгновений.
Мельников пристально смотрел на Венеру. За то время, что они спали,
планета отошла еще дальше. Она выглядела сейчас огромным белым шаром, раз
в восемь большим, чем полная Луна на небе Земли. "Значит, расстояние
немного больше полумиллиона километров", - машинально подумал он.
Как только Второв коснулся сиденья кресла, он начал мысленно
декламировать стихи, чтобы как-нибудь нечаянно не подумать того, что могло
повлиять на пульт. Когда он увидел, что Мельников приготовился, очередная
строчка оборвалась на полуслове. Второв закрыл глаза.
На мгновение мелькнула мысль, что через секунду они могут умереть,
если звездолет послушается его сразу. Молниеносный поворот, страшный рывок
инерции, чудовищной силы удар о стену, и все!.. И тут же он почувствовал,
как мягкая сила прижала его к креслу. На корабле возникла сила тяжести!
Она могла появиться только при повороте.
Что же случилось? Он не давал приказа! Он еще не успел подумать о
повороте. Он только собирался сделать это...
- Звездолет поворачивает, - сказал Мельников. - Опыт удался. Судя по
направлению силы тяжести, поворот происходит в вертикальной плоскости. Еще
лучше это заметно по положению Венеры и Солнца. Поздравляю, Геннадий!
Советую тебе немедленно отойти от пульта.
Второв машинально повиновался. Он ничего не понимал. Мельников
думает, что поворот вызван им, но ведь это не так... не так... но почему
же не так? Ведь он только что представил себе картину гибели. С
обостренной силой воображения он подумал именно о повороте. Очевидно,
этого было достаточно, чтобы привести в действие автоматику. Он представил
себе мгновенный поворот, а звездолет поворачивает плавно. Но ведь это
означает именно то, на что они надеялись. Загадочные механизмы восприняли
смысл приказа, а его выполнение идет по другому пути, не зависящему от
воли человека. Бессознательно он, Второв, произвел опыт в самой
решительной форме. И вот полная удача!..
"Чудовищно умен этот корабль", - подумал Второв.
- Вот теперь нельзя сомневаться, что мы спасем и себя и корабль, -
сказал Мельников, обнимая товарища. - Молодец!
Второв подробно рассказал обо всем, что произошло в действительности.
- Выходит, - закончил он, - что я еще не годен к роли водителя этого
звездолета.
- Я и не надеялся, что это произойдет сразу, - ответил Мельников. -
Будешь учиться. И учиться долго. Мы не имеем права рисковать после такого
удачного начала.
- Боюсь, что придется поторопиться. Скоро мы ослабеем от голода.
Мельников испытующе посмотрел на друга.
- Ты чувствуешь голод? - спросил он.
- Пока нет
- Я тоже не чувствую. Наоборот, мне кажется, что у меня прибавились
силы.
- Как странно, - сказал Второв, - у меня тоже такое ощущение.
Наверное, это от нервного состояния. Ведь мы ели в последний раз на нашем
корабле пятнадцать часов тому назад.
Мельников промолчал. Смутная мысль, что тут снова замешаны фаэтонцы,
мелькнула и исчезла. Не могли же они питаться воздухом. А если могли, то
люди Земли не могут. Но никак не удавалось отделаться от впечатления, что
желудок полон.
- Надо внимательно следить за тем, сколько времени продлится поворот,
- сказал он. - Может быть, тебе придется вмешаться и прекратить его.
- Не думаю. Я хорошо помню, что представил себе поворот именно на сто
восемьдесят градусов. Не сомневаюсь, что так и будет.
- Вполне возможно, но все же проследим.
Возникшая вследствие центробежного эффекта сила тяжести была
несколько большей, чем на Земле. Мельников и Второв чувствовали себя
немного отяжелевшими, но не настолько, чтобы затруднялись движения. Было
естественно предположить, что эта тяжесть для фаэтонцев нормальна. Отсюда
вытекало, что планета Фаэтон превосходила Землю своими размерами. Это
объясняло малый рост фаэтонцев. Мельников отметил про себя этот
чрезвычайно важный факт.
Звездолет совершал поворот в вертикальной плоскости. Относительно
полов, мостиков и всех предметов на корабле сила тяжести все время была
направлена вниз. Передвигаться можно было свободно, так же как тогда,
когда корабль стоял на Венере. Это было удобно и доказывало продуманность,
с какой были настроены пока еще непонятные автоматы, управляющие полетом.
Медленно и равномерно Солнце и Венера менялись местами. Казалось, что
не корабль, а именно они поворачиваются вокруг звездолета. Через три часа
Солнце оказалось внизу, под ногами, а Венера над головой.
И поворот закончился. Снова исчезла тяжесть, звездолет полетел прямо.
Теперь он двигался к недавно покинутой планете. Но если раньше опасения
Второва были преждевременны, сейчас они стали вполне реальны. Венера была
совсем близко. С огромной скоростью корабль падал на планету. Надо было
принять меры.
- Заставь его еще раз повернуть, - сказал Мельников. - Надо отлететь
подальше. Производить маневры так близко от Венеры опасно.
- В какую сторону? - деловито спросил Второв.
Мельников улыбнулся.
- Ну, например налево. На девяносто градусов.
Второв уверенно сел в кресло.
Подумать о повороте именно на девяносто градусов было не так просто.
Этот угол надо было не назвать, а реально представить себе. Представить в
воображении с абсолютной точностью. Мельников на всякий случай лег на
мостик.
Звездолет вздрогнул. Мельников ясно ощутил, как возникла и сразу
исчезла тяжесть. Потом еще раз, в другую сторону. Корабль заметался,
дергаясь в разные стороны. Было ясно, что чувствительные автоматы послушно
исполняли нечеткие приказания Второва.
- Спокойно, Геннадий! - крикнул Мельников.
Сильный рывок сбросил его с мостика. На этот раз он довольно
чувствительно ударился головой о невидимую стенку. Но тот же рывок сбросил
с кресла и Второва. Звездолет "успокоился".
- Черт знает, что такое! - сказал Второв. - Никак не удается.
- Отдохни. Прежде чем подойти к пульту, поупражняйся так.
- Тогда лучше перейти в другое помещение.
- Правильно.
Мельников отчетливо чувствовал, что состояния невесомости больше нет.
На корабле существовала едва заметная сила тяжести. Откуда она возникла?
- Ты не думал об ускорении?
- Нет. Могу уверенно сказать, что не думал.
- Тогда, значит, мы падаем на Венеру.
Притяжение планеты, очевидно, создавало ускорение. Отсюда и тяжесть.
Это обстоятельство начало тревожить Мельникова. Он заметил, что Солнце -
хоть и очень медленно - смещалось относительно их. Тени двигались.
Звездолет выходил на прямой путь к Венере. Если Второв не сумеет собрать
свои мысли в тугой клубок, катастрофа неминуема. Корабль сгорит в
атмосфере и погибнет для науки. Что делать? Как и чем успокоить Второва,
вернуть ему недавнюю уверенность в себе? По лицу товарища Мельников видел,
что тот в полной растерянности. Нельзя говорить, что осталось очень мало
времени.
- Отдохни, - повторил он. - Спешить некуда.
Вот когда со всей силой проявились волевые качества, приобретенные за
четыре космических рейса. Лицо Мельникова было совершенно спокойно. Не
только Второв, но и никто другой не смог бы увидеть на нем ни малейшего
следа озабоченности и тревоги, которые в действительности быстро
возрастали.
Второв даже не заподозрил грозной опасности, нависшей над ними.
- Я буду упражняться, - сказал он. - Подойду к пульту только тогда,
когда смогу уверенно представить себе нужный угол. У нас есть время?
- Сколько угодно, - невозмутимо ответил Мельников. - Не торопись.
Надо действовать наверняка.
Он сам поступал именно так. Еще одна неудачная попытка - и ничто уже
не спасет их. Во что бы то ни стало нужно выдержать принятую тактику до
конца. Это единственный шанс.
- Ты оставайся здесь, - сказал Мельников, - а я пойду в другие
помещения. Похожу по кораблю.
"Забыл", - подумал Второв.
Стараясь делать это незаметно, он стал следить за товарищем.
Мельников подошел к стене. Нажал кнопку, но дверь не открылась.
Механизмы фаэтонцев полностью перешли на "мысленные приказы". Тогда он
попытался представить себе открытый проход. Но и из этого ничего не вышло.
"Насколько все было бы проще, - подумал Мельников, - если бы
механизмы оказались настроенными на биотоки моего мозга, а не мозга
Второва".
- Открыть дверь? - спросил Геннадий Андреевич.
- Нет, это ни к чему. Все равно мне одному никуда не уйти.
Передвигаться по кораблю можно только с тобой. Я постараюсь не мешать тебе
здесь.
Но дверь все-таки открылась.
Второв снова выругался.
- Одно наказание, - сказал он. - Я опять подумал против воли.
- Да, это трудное искусство. Но думай о повороте.
Всем известна сказка о человеке, который не должен был думать об
обезьяне и только то и делал, что думал о ней. Та же история повторилась и
со Второвым. В помещении, где они находились, было два выхода. И вот
началось. То одно, то другое, а то и оба сразу пятиугольные отверстия
возникали и исчезали. Вспыхивал и потухал синий круг с желтыми линиями.
Стенки становились прозрачными и теряли прозрачность. То и дело зажигался
свет, сменяясь темнотой. Беспорядочная мысль Второва перескакивала с
одного на другое, но - было ясно - не могла сосредоточиться на том, что
нужно.
Мельников ни словом, ни жестом не выражал своего нетерпения. Это было
бы бесполезно и даже вредно. Все зависело от самого Второва.
Борис Николаевич вынул записную книжку и сделал вид, что записывает в
ней свои наблюдения. На частые смены света и темноты он никак не
реагировал, будто не замечал их. Пусть Второв думает, что Мельников
считает весь этот хаос вполне естественным и понятным.
Мчались одна за другой секунды, сливаясь в невозвратимые минуты.
Звездолет все быстрее приближался к Венере. Невольно Мельников перешел от
записей к расчетам. Выходило, что в их распоряжении около двух с половиной
часов. Если за это время звездолет не повернет в сторону, то он врежется в
атмосферу планеты со скоростью ста километров в секунду, и только огненный
след прочертит в небо Венеры путь его гибели.
Два с половиной часа! Очень мало...
Мельников украдкой посмотрел на Второва. Молодой инженер висел у
противоположной стенки, прижатый к ней уже вполне отчетливо чувствуемой
силой инерции. Его лицо было сосредоточено, а глаза закрыты. Но
беспорядочное открывание и закрывание пятиугольных входов, мелькание света
все еще продолжалось, хотя и не так часто, как вначале. Очевидно, мысли
Второва приходили в порядок.
Так прошло около часу.
Скорость звездолета, по расчетам Мельникова, достигла пятидесяти
километров в секунду или немногим больше. Высчитать точно он не мог, так
как не знал, с какой скоростью летел корабль в начале падения на Венеру.
Но он был уверен, что эта скорость не превышала двадцати, двадцати пяти
километров в секунду. Расстояние до Венеры также было известно
приблизительно.
"Ну, скорее!" - хотелось ему крикнуть своему товарищу, но он молчал.
Теперь стены уже не теряли своей прозрачности. Свет и темнота не
сменяли друг друга. Только вход в помещение пульта нет-нет, да и
откроется. Очевидно, Второв представлял себе, как он входит в это
помещение, как садится в кресло, как приказывает кораблю повернуть на
девяносто градусов. Мельников с изумлением убеждался в поразительной
чувствительности аппаратов фаэтонского корабля. Чудесная техника! Как
будет жаль, если этот корабль погибнет, не сможет послужить моделью для
будущих космических кораблей.
"Вероятно, - думал Мельников, - на Арсене найдутся материалы об
аппаратах, управляемых мыслью. Не может быть, чтобы фаэтонцы не оставили
указаний на этот счет. Но все же это совсем не то, что сами эти аппараты,
сосредоточенные на корабле. Ведь их можно разобрать, наглядно увидеть, как
они сделаны".
Его нетерпение все росло. Второв не шевелился. Дверь в помещение
пульта перестало открываться. Заснул он, что ли?..
- Попробуем, Борис Николаевич.
- Да, конечно!
Не следовало отвечать так поспешно, но Мельников не смог удержаться:
- Пойдемте.
Ходить было легко. Звездолет незаметно повернулся "дном" к Венере.
По-прежнему автоматы фаэтонцев работали чрезвычайно разумно.
Но и вторая попытка кончилась полной неудачей. Сразу, как только
Второв сел в кресло, резкий толчок сбросил их обоих - одного с кресла,
другого с мостика. Повысившаяся скорость сделала эти падения значительно
более чувствительными, чем в первый раз. Они основательно ушиблись.
Второв не выдержал. Сидя на прозрачной стенке словно вися в
пространстве, он закрыл лицо руками и разрыдался.
"Вот теперь, - подумал Мельников, - все пропало! Раньше чем через
полчаса он не успокоится. А тогда будет уже поздно. Мы погибли, а с нами и
звездолет".
Он не пытался утешать своего друга. Пусть выплачется, если слезы
смогут разрядить нервное напряжение, в котором он находился последний час.
Некоторым людям слезы помогают.
Он смотрел вниз, и ему казалось, что Венера стремительно надвигается
на них. Сколько еще осталось до нее? Час? А впрочем, не все ли равно. Чем
скорей они врежутся в атмосферу, тем лучше! Предотвратить гибель
невозможно...
Один час до смерти!..
Мельников мысленно перенесся на Землю. Единственный близкий человек -
Оля, как живая встала перед ним. Он увидел ее улыбку, такую знакомую и
родную..
"Прощай, Оля! Прощай, родная! Тяжело тебе будет перенести мою смерть.
Но найди в себе силы. Ведь ты дочь и жена звездоплавателя! Будь тверда!
Найди утешение в том, что я погиб во имя науки, во имя грядущих побед над
космосом!.. Для человека!.."
Бежали минуты...
Все быстрей и быстрей мчался кольцевой корабль фаэтонцев к Венере,
чтобы там, в верхних слоях атмосферы, бесследно исчезнуть облаком
раскаленных газов.
Два человека молчали. Один, зная, что их ждет, другой, еще не
подозревая истины.
Постепенно Второв успокоился.
- Извините меня, Борис Николаевич, - сказал он. - Я постараюсь, чтобы
этого больше не повторялось.
- Так надо, Геннадий. Нервное напряжение требует разрядки. Я тебя
понимаю и не осуждаю.
- Я немного отдохну и попытаюсь еще раз. В конце концов должно выйти.
Сумел же я овладеть дверями и стенами... - Он посмотрел вниз. - Мы очень
близки к Венере! Сколько времени в нашем распоряжении?
- Вполне достаточно, - спокойно ответил Мельников. - Видимость
расстояний обманчива. Отдохни часа два. Перейдем в соседний отсек, -
прибавил он. - Сделай так, чтобы стенки потеряли прозрачность. Я устал от
вида пространства.
"Пусть он не видит, что до Венеры совсем близко. Внезапная смерть не
страшна. Хоть один из нас будет избавлен от ожидания".
Пятиугольное отверстие "затянулось" металлом за их спиной.
Позади остался разноцветный пульт фаэтонцев, единственное, что могло
бы еще спасти их.
Мельников не пытался заставить Второва попробовать в последний раз.
Это было бесполезно. Когда-нибудь из него мог бы выйти настоящий
звездоплаватель, но сейчас... сейчас он еще не был им...
Желто-серые стены отрезали их от внешнего мира. Не видно Солнца, не
видно Венеры! В памяти Мельникова остался только безграничный облачный
океан, к которому они стремительно приближались...
Он лег в гамак и закрыл глаза.
Вот сейчас... через минуту... Скорей же, скорей! Каждый нерв, каждая
клеточка его тела напряженно ждали...
И то, что произошло, он в первое мгновение воспринял как начало
конца. До самой смерти, естественной смерти на Земле, этот закаленный
человек не мог без жуткого чувства вспомнить это ужасное мгновение...
Натянувшийся под его тяжестью гамак фаэтонцев внезапно лопнул.
Мельников полетел на пол. Он видел, как Второв упал и покатился к стене, а
через секунду сам оказался рядом с ним.
Удар об атмосферу Венеры?.. Или...
Только одно мгновение... и глубокий вздох облегчения, вздох живого
существа, вернувшегося к жизни из холодных объятий смерти, вырвался из его
груди. Он понял...
Жизнь! Снова жизнь, просторная и широкая, раскрылась перед ними.
- Спасены, Геннадий! Звездолет поворачивает. Автоматы фаэтонцев
сработали сами. Ты слышишь меня Геннадий?..
Второв молчал.
Звездолет круто сворачивал с прежнего пути. Сила тяжести была
увеличена больше чем в два раза. Почему же это произошло?
Ответ напрашивался сам собой, а слова Мельникова подтверждали
догадку. "Спасены!"... Но это значит...
Второв повернул голову и посмотрел в глаза своего товарища. Да, это
так...
- Спасибо, Борис Николаевич! Я не забуду до конца своих дней вашего
безмерного великодушия. Вы хотели, чтобы я не знал...
- Предположим, - ответил Мельников. - Что за радость мучиться вдвоем.
Твое спокойное лицо поддерживало меня. Я сделал это для себя самого.
- Вы говорите неправду.
- Предположим и это. Не все ли равно. Когда-нибудь ты поступишь так
же, и мы будем в расчете. Сделай-ка стены прозрачными.
Пережитое волнение помешало Второву сосредоточиться, и прошло
несколько минут, пока ему удалось исполнить просьбу.
Венера по-прежнему была внизу, но не прямо под ними, а несколько
сбоку. Корабль еще не выровнялся. Но люди видели, что он удаляется от
планеты, а это было главное.
- Когда никого нет у пульта, - сказал Мельников, - звездолетом
управляет автопилот. Почуяв опасную близость Венеры, он самостоятельно
повернул корабль в сторону. Очень умно сконструирован этот аппарат.
- Запасы энергии здесь, по-видимому, не ограничены, - заметил Второв.
- Для такого огромного корабля подобный маневр - это колоссальное
количество затраченной энергии.
- Несомненно.
- Что же это за энергия?
- Узнаем впоследствии.
Они замолчали. Говорить было тяжело. Давящая тяжесть не уменьшалась.
Но минут через десять тяжесть стала заметно ослабевать. Корабль
принял нормальное положение, и Мельников со Второвым лежали уже не на
стене, а на полу. Еще немного - и они получили возможность подняться на
ноги.
А через час с небольшим тяжесть совсем исчезла, и кольцевой звездолет
полетел прямо, удаляясь от Венеры.
- Снова к Солнцу, - сказал Мельников.
- Пойдемте на пульт.
- Еще рано. Приди в себя окончательно. Хорошо бы подкрепить силы, да
нечем.
Он сказал это машинально, но сразу сообразил, что голода по-прежнему
не чувствует. Было такое ощущение, что он только что поел, правда, не
сытно, но достаточно, чтобы не мучил голод.
В чем дело? В чем причина этого странного обмана чувств?.. После
утреннего завтрака на "СССР-КС3" прошли почти полные сутки.
- Как ты думаешь, Геннадий, в чем тут секрет? - спросил Мельников.
- Ума не приложу, Борис Николаевич.
- И воздух, ты заметил, по-прежнему чист и свеж. А ведь мы находимся
в сравнительно небольшом замкнутом помещении. Соседние отрезаны от нас
непроницаемыми стенами.
- Значит, воздух возобновляется и очищается какими-то аппаратами,
находящимися здесь, - сказал Второв. - И вполне может оказаться, что в
него систематически добавляются питательные вещества в газообразном
состоянии. Невозможного в этом нет ничего. Как-то раз Степан Аркадьевич
говорил, что в космическом рейсе наш способ питания несовершенен. Полный
желудок вреден при невесомости. Вероятно, фаэтонцы в полете питались
как-то иначе.
- Другого объяснения не видно.
- Чудесная наука! И она достанется нам в наследство, людям Земли.
- Для этого мы должны спасти корабль. Спасти во что бы то ни стало.
Это наш долг. Твой долг, - улыбнувшись прибавил Мельников.
- Так вы окончательно считаете, что только я...
- Похоже, что так.
- Я сделаю все, что могу. Уверен, что не поддамся больше никакой
панике.
- Никакой паники и не было...
Едва он произнес последнее слово, как резкий, огромной силы удар,
словно пушечный выстрел на близком расстоянии, прервал фразу. Прямо перед
ними на невидимой глазом прозрачной стенке вспыхнуло яркое пламя. Погасло,
- и, словно вися в воздухе, появилось темное пятно, как след от ожога.
- Метеорит!
- Но он не пробил стенку!
- Ударился об нее и взорвался. Этот металл крепче стали в десятки
раз.
- Металл ли это?
- Да, правильно, - ответил Мельников. - Называть это металлом
неверно. Но как же тогда? Сплав, что ли? Во всяком случае эта стенка
надежно защищает нас от метеоритов. Вблизи от Солнца метеориты имеют
большую скорость, но, как мы только что убедились, пробить стену не могут.
- Я думал недавно, - сказал Второв, - почему деревья Венеры не
задержали корабль при взлете. Вернее, почему они не смяли его корпуса.
Сросшиеся друг с другом стволы, по два, три метра в обхвате, - чудовищное
препятствие.
- Меня удивляет другое, - возразил Мельников. - Двигатели
космического корабля сильнее деревьев, - это понятно. Но почему мы не
захватили с собой ни одного дерева? Вот что удивительно.
- Вероятно потому, что их корни очень крепко вросли в "землю".
- Да, и это очень важно для понимания строения этих деревьев.
Разорвать сросшиеся стволы оказалось легче, чем вырвать дерево из "земли".
- Я хочу спать, - неожиданно сказал Второв.
- Очень хорошо, - ответил Мельников. - Это самое лучшее.
"Как странно, - подумал он. - Геннадий сказал это в тот самый момент,
когда я сам почувствовал желание заснуть. Неужели и тут проявляется наука