Страница:
стального троса.
- Ну ясно, - сказал Мельников. - Просто и естественно.
Как выяснилось впоследствии, выход из положения сразу пришел в голову
всем звездоплавателям, кроме Мельникова и Второва. Они оба никак не могли
понять, когда все кончилось, почему такая простая мысль ускользнула от
них.
Трос перекинули через радиальную трубу; вернее, не перекинули, а
обнесли вокруг трубы его конец. Такая же операция была проделана с другой
стороны центрального шара. Щелкнул карабин замка, и образовалась двойная
петля - великолепная точка опоры.
Князев поместился между тросом и стенкой. Опираясь на нее ногами, а
спиной на трос, он получил возможность нажать на квадраты изо всех сил,
лучше, чем стоя на Земле.
Разум человека сумел обойти закон пустого пространства.
Потускнела, "растаяла" и исчезла пятиугольная дверь. Ее жесткий
металл превратился в пустоту. И такая же пустота должна была неизбежно
возникнуть и внутри граненого шара - центра звездолета.
Должна, но возникла ли?..
То, что произошло вслед за тем, как открылся вход, заставило
звездоплавателей усомниться в этой, казалось бы бесспорной, истине.
Мельников и Второв видели, как Пайчадзе, оттолкнувшись от того же
троса, подлетел к двери с очевидным намерением "войти". Но тотчас же,
словно натолкнувшись на невидимую упругую преграду, далеко отлетел в
сторону.
Князев последовал за ним и также был отброшен назад.
Вход на космический корабль фаэтонцев казался открытым. Лучи ламп на
шлемах свободно проходили сквозь него. Была видна каменная чаша и
остроугольные грани стен. Но что-то непонятное и совершенно невидимое
мешало людям проникнуть внутрь.
Что это было? Ведь на Венере ничто не помешало войти. Откуда
появилось это препятствие?
Ответ напрашивался сам собой и, как оказалось впоследствии, был
правильным. На этот раз догадка возникла у всех одновременно.
"Милые, мудрые фаэтонцы!" - когда-то сказал Второв. Они действительно
были очень мудры. Высочайших вершин достигла наука погибшего мира. И
верная спутница науки - могучая техника давала возможность фаэтонцам с
легкостью решать труднейшие задачи.
Так было и с защитой звездолета от пустоты. Не понадобились выходные
камеры с двойными дверями. Ненужными оказались фильтровальные установки.
Мельников и Второв могли находиться в центральном шаре при открытой двери
без защитных костюмов. Воздух звездолета не мог уйти наружу. Даже в
пустоте.
Пайчадзе и Князев вернулись обратно. Потом Князев уцепился ногами за
трос, а руками за порог двери. По этому живому мосту Пайчадзе снова
приблизился к пятиугольному отверстию. С видимым трудом он преодолел
"пустоту" входа и оказался внутри. За ним, тем же способом, проник и
Андреев.
Романов и Князев остались снаружи. Очевидно, таков был приказ
Белопольского, боявшегося рисковать несколькими людьми сразу.
Пятиугольная дверь затянулась металлом и исчезла.
Было совершенно ясно: на месте двери образовалась плотная завеса из
чего-то прозрачного, как воздух, но непроницаемого для воздуха. Этой
завесой фаэтонцы защищали свой корабль от пустоты. Человек мог пройти
через этот вход, хотя и с трудом, но воздух не мог. Это было просто и
удобно. Никаких тамбуров.
Чем же была заполнена видимая пустота отверстия? Как и на все загадки
фаэтонцев, ответ на этот вопрос мог быть получен только на Земле, да и то
не наверное. Велика была разница между наукой Земли и наукой Фаэтона. Кто
знает, в каком веке люди достигли бы той же степени развития! Трудно сразу
одним скачком преодолеть такое большое расстояние. Весь мир фаэтонцев был
гораздо старше.
Второв открыл дверь между центром и радиальной трубой.
Железные, в буквальном смысле слова, объятия едва не задушили его и
Мельникова.
Ни слова не сказав, "хозяева" сняли с головы своих гостей прозрачные
шлемы.
- Не тревожьтесь, - сказал Мельников. - Воздух этого корабля
совершенно для нас безвреден.
- Я это сам вижу, - ответил Андреев, с изумлением глядя на
"фаэтонцев". - Вижу и ничего не понимаю. Мы ожидали найти вас умирающими
от голода. Но по вашему виду этого не скажешь.
- Мы умираем от жажды. Давайте воду!
- Пожалуйста! - Андреев открыл металлическую сумку, висящую на его
плече. Мельников увидел в ней полный набор для оказания первой помощи.
Появилась большая фляжка. - Пейте сколько хотите. Но я все же не вижу у
вас признаков десятидневной жажды.
- Их и не может быть. - Пока Второв утолял жажду, Мельников кратко
рассказал, чем они "питались" все это время.
- Объяснить это "чудо" я не могу, - закончил он.
- Да, мудрено, - улыбнулся Пайчадзе.
- Черт возьми, - сказал Второв, - я и не заметил, как выпил всю воду.
На его лице были растерянность и смущение.
- Ничего, - ответил Андреев. - Я сказал, пейте сколько хотите.
Он вынул вторую фляжку и протянул ее Мельникову. Борис Николаевич с
наслаждением прильнул к ней. Когда он отнял флягу от губ, она была пуста.
- Хотите еще?
- Нет, спасибо, но не вредно бы и съесть что-нибудь.
- Вот уж тут я не дам вам воли. - Андреев протянул им по два тонких
ломтика консервированной ветчины. - Съешьте это, и пока достаточно. А
затем, по очереди, на звездолет. В госпиталь.
- Не выйдет! - сказал Мельников. - Мы здесь, и останемся здесь до
прилета на Землю. Кроме Второва, никто не может управлять этим кораблем.
Вы дадите нам продукты и навигационные приборы...
- Не говори чепухи, - вмешался Пайчадзе. - Константин Евгеньевич
приказал доставить вас на корабль. А этот... пропади он пропадом.
- Не сердись, Арсен, - очень серьезно сказал Мельников, - но если кто
из нас говорит чепуху, так это именно ты. Этот корабль - самое ценное из
всего, что мы нашли на Венере. Это неоценимое сокровище. Нельзя допустить
его гибели. Мы должны доставить его на Землю во что бы то ни стало.
- Отправляйся на звездолет. Говори с Белопольским. Кстати, он ждет
тебя с большим нетерпением.
- Наденьте мой костюм, - прибавил Андреев. - А мы будем ждать вас
здесь.
Доктор был одного роста с Мельниковым, и его пустолазные доспехи
годились вполне. В костюм Пайчадзе ни Мельников, ни Второв не могли бы
забраться.
Мельников уже не однажды находился в пустом пространстве. Ощущение
свободного полета, вдали от корабля, было ему хорошо знакомо. Но это
возвращение на свой звездолет после всего, что пришлось пережить, - на
звездолет, которого он уже почти не надеялся увидеть, не могло не
взволновать его. Все, что происходило сейчас, было слишком необычайно.
Его сопровождал Романов. Князев один остался у входа на "фаэтонец".
Мельников уже знал, что это название твердо укоренилось на Земле за их
кораблем.
Его рука дрогнула, коснувшись такой знакомой, "земной" кнопки. Вздох
облегчения вырвался из груди, когда стены выходной камеры сомкнулись
вокруг них обоих. Сейчас он увидит родные лица товарищей!..
Как долго, как медленно наполняется воздухом камера!..
Подлетая к звездолету, он заметил, что "СССР-КС3" действительно
плотно прижат к наружному кольцу "фаэтонца" и даже привязан к нему тросом.
Когда это сделали? Как жаль, что не пришлось увидеть ни ему, ни Второву,
как подлетел к ним корабль. Они находились в полусонном состоянии и не
интересовались тем, что могло происходить снаружи. Жаль, очень жаль!
Полезно и поучительно было бы наблюдать этот маневр исключительной
трудности и сложности.
"Вот где подлинное мастерство! - подумал Мельников. - Далеко мне до
Белопольского".
Он не завидовал командиру "СССР-КС3", а восхищался им, почти как
самим Камовым. Настоящие люди! У них есть чему поучиться!
Вспыхнула зеленая лампочка. Открылась внутренняя дверь...
Наконец-то дома!..
Их встретил один только Коржевский. Мельников догадался, что
встречать больше некому. Белопольский, разумеется, неотлучно на пульте.
3айцев там же. Топорков у рации. На борту звездолета осталось всего четыре
человека.
Биолог ничем не выразил удивления при виде Мельникова. Только чуть
заметная бледность показала его волнение. Он помог им раздеться.
- Вы живы! - сказал он, обняв освобожденного от доспехов Мельникова.
- Надеюсь, что оба? Очень хорошо!
- Константин Евгеньевич на пульте?
- Да, он там уже десять часов. Мы догнали вас три часа тому назад.
Было очень трудно приблизиться к вам.
- Представляю! - сказал Мельников.
Он находился в непривычном для себя состоянии растерянности и даже не
заметил, что оттолкнулся ногой не от стены, как это следовало сделать, а
от Коржевского. Биолог отлетел к двери выходной камеры, но Мельников и
этого не видел. Он спешил к Белопольскому.
Вот и круглая дверь рубки управления. Не думал он попасть сюда так
скоро! Над дверью зеленая лампочка - войти можно.
И, едва успев "переплыть" порог, Мельников оказался в крепких
объятиях. Очевидно, Белопольский ждал его у самой двери.
Но он ли это? Что случилось? Почему лицо учителя и друга так
исхудало? Почему прибавилось столько морщин? Неужели он управляет
звездолетом будучи болен? И слезы, открыто текущие по щекам, так странно,
так необычайно видеть на суровом лице...
- Что с вами, Константин Евгеньевич?
- Борис, прости меня! - сказал Белопольский. - Прости за все муки,
которые я причинил тебе и Геннадию.
- Я не понимаю вас, Константин Евгеньевич. За что простить? Наоборот,
я должен благодарить вас. Вы пришли к нам на помощь как раз тогда, когда
это было нужно.
Привычным усилием воли Белопольский успокоился.
- Поймешь, когда узнаешь все, - сказал он - Рассказывай! А где же
Второв?
- Он остался. Пустолазный костюм Пайчадзе для него не пригоден. Но
все равно, я не позволил бы ему покинуть звездолет.
- Да, верно. Я упустил из виду, что Второв гораздо крупнее Пайчадзе.
Не веря ушам, Мельников вопросительно посмотрел на Зайцева, который у
пульта ожидал своей очереди обнять спасенного товарища.
"Упустил из виду... Кто?.. Константин Евгеньевич?! Что у них
стряслось?" - с тревогой подумал Мельников.
Зайцев приложил палец к губам.
- Разрешите поздороваться с Константином Васильевичем.
- Ну разумеется. Извини!
"Положительно он не тот. Но что же все-таки случилось?"
Ему хотелось спросить Зайцева, но он хорошо знал, как тонок слух
Белопольского. Нельзя спрашивать даже шепотом. Предупреждающий знак
инженера был достаточно ясен.
- У вас совсем неизнуренный вид, - сказал Зайцев, - это очень
странно.
- Сейчас я вам все расскажу. Есть у нас время, Константин Евгеньевич?
- Сколько угодно. Но как там Второв?
- Он так же, как и я, в превосходном состоянии. Пока я здесь, он
покажет Пайчадзе и Андрееву наш "фаэтонец". Тем более, что только он один
и может это сделать.
Казалось, Белопольский не обратил никакого внимания на эти слова,
которые должны были удивить его. Он что-то обдумывал, сдвинув брови и
пристально глядя на экран, где отчетливо виднелся центр фаэтонского
звездолета и возле него крохотная фигурка Князева.
- Ваш корабль маневрирует самостоятельно?
- Только при встрече с крупным телом. Например, с метеоритами.
- Как раз этого я и опасаюсь, - сказал Белопольский. - Константин
Васильевич, - обернулся он к Зайцеву, - соединитесь с радиорубкой. Надо
сказать Князеву, чтобы он не выпускал из рук троса. Пусть держится крепко.
Внезапный поворот возможен в любую минуту.
- Не лучше ли Саше вернуться сюда. У "фаэтонца" ему нечего делать, -
сказал Мельников.
- Да? Тебе лучше знать. Пусть возвращается.
Зайцев включил внутренний экран. Появилось лицо Топоркова. Он
приветствовал Мельникова улыбкой. Зайцев передал ему распоряжение
Белопольского.
В рубку управления вошли Романов и Коржевский.
Со смутной тревогой пять человек наблюдали за Князевым, который, как
им казалось, очень медленно приближался.
А что если именно сейчас навстречу двум звездолетам мчится крупный
метеорит? Что если "фаэтонец", почуяв его близость, начнет поворот? С ним
вместе повернет и "СССР-КС3". Одинокий человек, ничем не связанный с
кораблями, останется на месте, вернее сказать, будет продолжать двигаться
по прежнему направлению и мгновенно затеряется в просторах мира. Найти
его... совершенно безнадежно.
Следя за товарищем, Мельников подумал, что "прежний" Белопольский
учел бы такую возможность с самого начала. Как можно было Пайчадзе,
Андрееву, Романову и Князеву отправиться к "фаэтонцу", не будучи
прикрепленными к "СССР-КСЗ" хотя бы веревкой? Правда, они не знали, что
"фаэтонец" умеет маневрировать самостоятельно, но все же...
И вдруг Мельников вспомнил, что сам поступил таким же образом. А он
знал, знал по опыту... Краска стыда залила его лицо. Упрекать других в
том, в чем и сам виноват! Хорошо, что он ничего не сказал вслух.
- Оба корабля летят со скоростью тридцати двух километров в секунду.
Точнее - тридцать два и сорок одна сотая...
Прежний Белопольский! Лаконичный, точный!
"Что с ним?"
И впервые мелькнула догадка: "Не из-за нас ли? Не наша ли мнимая
гибель всему причиной?"
- Если они повернут, человек будет отброшен с большой силой. Простой
веревкой здесь не обойдешься. Как жаль, что мы не знали раньше
особенностей "фаэтонца". Мы сильно рисковали.
- Радиолокатор не видит ничего опасного впереди, - успокоительно
сказал Зайцев.
- Опасность может возникнуть мгновенно. Кто знает, на какую дистанцию
реагируют автоматы фаэтонцев.
Но вот Князев приблизился к выходной камере. Еще минута - и зеленая
лампочка на пульте показала, что наружная дверь закрылась за ним.
- Теперь рассказывай, и как можно подробнее, - сказал Белопольский
обычным спокойным голосом.
- Подождем Князева.
- Тогда мы сами тебе расскажем.
---------------------------------------------------------------
- Почему же вы решили еще раз пуститься в погоню за нами? - спросил
Мельников, когда Зайцев закончил короткий, но подробный рассказ обо всем,
что случилось после внезапного отлета с Венеры.
Ни единым словом инженер не коснулся того состояния, в котором
находился Белопольский, но Мельников догадался сам. Бросалось в глаза
явное противоречие в рассказе. Выходило, что узнав с Земли о "фаэтонце",
"СССР-КС3" повернул обратно не сразу, а через два дня. Этого не могло
быть. Никакими соображениями нельзя было оправдать подобное промедление в
таких обстоятельствах.
Все было ясно. Странности, которые он заметил у Белопольского,
подтверждали догадку.
Мельников посмотрел на Константина Евгеньевича и встретил непривычно
смущенный и даже робкий взгляд. И чувство любви к этому человеку, так
много пережившему из-за него, с щемящей жалостью волной хлынуло в сердце.
Захотелось сейчас же, сию минуту обнять учителя, расцеловать морщинистое
лицо...
- За вами, - ответил Зайцев, - непрерывно наблюдали с Земли. Когда
выяснилось, что "фаэтонец" день за днем не меняет направления и скорости
полета, Камов предложил сделать последнюю попытку приблизиться к нему. На
этот раз удалось. Почему вы так часто поворачивали?
- Все хорошо, что хорошо кончается, - сказал Мельников, - говорит
народная мудрость. Если бы "СССР-КС3" сразу догнал нас, мы могли бы
действительно бросить корабль фаэтонцев на произвол судьбы. Наука понесла
бы большой ущерб. Ведь мы не знали тогда, что кольцевым кораблем можно
управлять. Все к лучшему.
Белопольский опустил голову. Он понял, что этими словами Мельников
отвечает на просьбу о прощении, высказанную сразу при встрече.
- Теперь мы ждем вашего рассказа, - сказал Зайцев.
Он включил экран, чтобы Топорков, находившийся в радиорубке, также
мог слышать.
- Говорите!
И очень часто то один, то другой из членов экипажа "СССР-КС3"
невольно бросал взгляды на экран, словно вид корабля фаэтонцев самим
фактом своего близкого соседства доказывал реальность того, что они
слышали.
Все, что говорил Мельников, было правдой, такой же несомненной, как
несомненно было присутствие самого Мельникова в рубке управления, правдой
о пребывании двух людей в мире отдаленного будущего, правдой, чудовищно
неправдоподобной, которую любой трезвый человек счел бы сплошной
фантазией.
Он говорил о питании воздухом, об управлении мыслью, о металле,
превращающемся в пустоту, о неведомых аппаратах, которые по "своей воле"
управляют сном и бодрствованием человека, о самостоятельном маневрировании
звездолета, автоматы которого заботливо охраняют его в пустоте
пространства. Он рассказывал им о стенах, которые по желанию становятся
прозрачными и теряют эту прозрачность, о "стеклянных" мостиках, висящих
без опоры, о пульте управления, в глубине разноцветных граней которого
горят загадочные огоньки, становящиеся неподвижными, когда в кресло
садится пилот, точно они видят его и готовы выполнить его волю.
И. когда смолк негромкий голос Мельникова, в рубке наступило
длительное молчание.
Его прервал Белопольский.
- Ты прав, - сказал он. - Корабль фаэтонцев надо спасти, спасти во
что бы то ни стало.
- Приказывайте, Константин Евгеньевич!
Словно тень легла на лицо академика. Мельникову показалось, что
Константин Евгеньевич хочет что-то сказать, но не может решиться. И
каким-то особым чутьем он догадался...
Зайцев закусил губу и отвернулся. Он тоже понял, что сейчас
произойдет.
Экран погас. Точно не желая слушать, Топорков выключил его.
- Приказывать? - едва слышно сказал Белопольский. - Я потерял это
право. - Он сделал над собой ясно видимое усилие и сказал громко и твердо:
- На борт "СССР-КСЗ" вступил его командир. Командиру не приказывают. Его
приказы выполняют. Я жду!
- Константин Евгеньевич, - умоляюще прошептал Мельников.
- Если хочешь, пошли радиограмму на Землю. Ответ Камова может быть
только один. - Он помолчал. - Об одном попрошу тебя. Предоставь мне честь
довести "фаэтонца" до Земли. Доверь его мне, Второву и Коржевскому. Только
так я могу оправдаться если не в глазах людей, то в своих собственных.
Слишком много было ошибок. Ошибок преступных.
Мельников понял, что спорить бесполезно. По лицам товарищей он видел,
что решение Белопольского их не удивило. Но он не мог так, сразу,
согласиться принять на себя командование кораблем.
- Хорошо! Я радирую Камову. Пусть он решит этот вопрос.
- Идите! - сказал Белопольский.
Все поняли, что это относится не только к Мельникову. Константин
Евгеньевич хотел, чтобы его оставили одного.
- Я очень боюсь за него, - сказал Зайцев, когда круглая дверь рубки
управления закрылась за ними, - как бы он...
- Кто? Белопольский? Бросьте об этом думать. Это совершенно
невозможно. Исключается. Но расскажите мне обо всем более подробно.
И, пока радиограмма летела через бездну пространства, Зайцев и
Топорков рассказали все.
В свете этого рассказа было очевидно, что решение Белопольского
естественно и закономерно. Но что ответит Сергей Александрович?..
Ждать пришлось долго. Камова не было на радиостанции, и с ним
связывались по телефону. В Москве сейчас было пять часов утра.
Но наконец четкий голос радиста передал ответ директора Космического
института и председателя правительственной комиссии:
- Говорит Камовск. Мельникову. Поздравляем с благополучным окончанием
фаэтоновского плена. Передайте экипажу "СССР-КС3" благодарность за
самоотверженный труд по спасению командира и его спутника. Решение
перевести Белопольского на борт "фаэтонца" считаем правильным. Обдумайте
вопрос о посадке фаэтонского корабля на Землю. Возможно, что лучше
совершить тренировочный спуск на небесное тело с меньшей силой тяжести на
нем. Например, на Луну. Окончательное решение вопроса предоставляем на
ваше усмотрение. "СССР-КС3" - направиться прямо к Земле. Счастливого
полета! Камов. Волошин. Внимание! Передаю радиограмму по личной просьбе
Мельниковой: "Счастлива. Целую. Оля". У меня все.
- Приняли полностью, - как обычно ответил Топорков.
- Свершилось! - задумчиво сказал Мельников. Он вздохнул. - Ну что ж,
может быть, это и к лучшему. Я мечтал сам привести "фаэтонца" на Землю. Не
судьба!
- Белопольский справится, - сказал Зайцев.
- Каким тоном вы это говорите, Константин Васильевич? Конечно
справится, и гораздо лучше меня. Белопольский остается Белопольским, что
бы ни случилось. Все это результат, правда непонятного, но безусловно
временного упадка духа. Мы еще полетаем под его командованием.
Зайцев и Топорков молча переглянулись. Борис Николаевич все еще не
понимает, что Белопольский как командир звездолета человек конченный. Даже
ответ Камова не убедил его в этом. Что ж! Поймет со временем.
Камова не убедил его в этом. Что ж! Поймет со временем.
- Будем надеяться, что это так, - уклончиво сказал Игорь Дмитриевич.
- Безусловно так!
Мельников вышел из рубки. Его сильно беспокоило, как передать
Белопольскому ответ Земли. Смягчить жесткий тон этого ответа было
невозможно. Константин Евгеньевич всегда может прослушать радиограмму,
автоматически записанную на ленте магнитофона. Надо сказать правду, но как
тяжело это сделать...
Однако все обошлось. Белопольский ничего не спросил. Очевидно, он был
вполне уверен в ответе Камова.
- Вот видишь! - сказал он, когда Мельников появился на пороге рубки
управления. - Не нужно было никакой радиограммы. Факты - вещь упрямая. Как
ты решил насчет "фаэтонца"?
- Сергей Александрович удовлетворил вашу просьбу. Конечно, - прибавил
Мельников, желая, по возможности, смягчить приговор, - довести "фаэтонец"
до Земли значительно труднее, чем "СССР-КСЗ". Вам больше по плечу эта
задача.
- Спасибо за доброе желание, - усмехнувшись ответил Белопольский. -
Но я не нуждаюсь в утешениях. На месте Камова я поступил бы так же. Но
перейдем к делу. Считаешь ли ты возможным, чтобы "фаэтонец" летел прямо на
Землю?
- В радиограмме Сергея Александровича сказано, что он и Волошин
рекомендуют...
- Потренироваться, - перебил Белопольский. - Я только что думал об
этом. Второву необходимо приобрести опыт посадки.
- Луна подходит?
- Боюсь, что нет. Гравитационная сила на ее поверхности всего в шесть
раз меньше, чем на Земле. Это еще опасно. Нужно тело меньшего размера.
- Астероид?
- Да, это лучше всего.
- Какой же?
- Церера. Она сейчас находится в удобном положении, и до нее
сравнительно недалеко. "Фаэтонцу" придется пролететь около трехсот
миллионов километров и столько же обратно. Мы знаем, что он может развить
скорость в пятьдесят километров в секунду, а возможно и больше.
Понадобится два месяца в худшем случае. И почти столько же на путь от
Цереры до Земли. Гравитационная сила этой малой планеты составляет одну
двадцать девятую земной. Это уже подходит для первого опыта. А после
Цереры мы опустимся на Луну, а уж затем на Землю. Мне кажется, что такой
путь стоит проделать, если мы хотим сохранить "фаэтонца". Как ты думаешь?
- Придется еще раз радировать Камову.
- Ты начальник экспедиции и можешь принимать решения сам. Приучайся
действовать самостоятельно.
Не в силах больше сдерживаться, Мельников обнял старого академика.
- Если бы вы знали, - сказал он, - как огорчили меня своим решением.
- Знаю, Борис. Могу тебя утешить, открыв небольшой секрет. Еще на
Земле было решено, что полет на Венеру твой последний экзамен. После него
ты был бы официально назначен первым капитаном советского космического
флота. Это случилось немного раньше, вот и все. И я и Камов уже стары.
Экзамен ты выдержал, выдержал блестяще. Вспомни, я передал тебе
командование кораблем на пути к Венере. Это было намеренно сделано -
Белопольский отвернулся и несколько минут смотрел на экран, словно
собираясь с силами для того последнего, что он хотел сказать своему
ученику. - Помни всегда, Борис. Командир звездолета должен сохранять
спокойствие при любых обстоятельствах. Ничто не должно выводить его из
равновесия. Неустанно вырабатывай в себе это важнейшее качество
звездоплавателя. Тебе это не трудно. И не бери на борт людей, которые тебе
особенно дороги. Иначе не избежать того, что случилось со мной. А это
тяжело, очень тяжело. А теперь простимся! Я немедленно перейду на борт
"фаэтонца".
Закипела работа.
Оборудовать фаэтонский звездолет для длительного рейса под
управлением не фаэтонцев было не так просто. Его помещения не были
приспособлены для земных приборов и аппаратов. Немало изобретательности и
выдумки пришлось проявить Зайцеву, Романову, Князеву и самому
Белопольскому, чтобы установить самые необходимые навигационные приборы,
без которых немыслимо было пускаться в многомесячный полет. Хорошо еще,
что радиопрожектор не был нужен, - автоматы корабля сами следили за
безопасностью пути. Но с телескопом пришлось повозиться. В кладовых
"СССР-КС3" нашелся запасной телескоп небольшого размера, и, после долгой и
тяжелой работы, он был установлен в помещении рядом с фаэтонским пультом.
Оптические приборы безусловно были на звездолете, но никто не знал, где
они находятся, как выглядят и, главное, как ими пользоваться. А без
визуальных наблюдении лететь к Церере было невозможно. Появилось подобии
пульта, при помощи которого Белопольский мог давать точные указания
Второву.
Звездоплаватели работали не торопясь, помня, что ошибка неисправима и
может привести к катастрофе. Потери времени они не опасались. Оба корабля
продолжали лететь в нужном направлении.
Ни Коржевский, ни Второв ничего не сказали по поводу неожиданного
назначения лететь на "фаэтонце" к Церере. Им было грустно, что свидание с
- Ну ясно, - сказал Мельников. - Просто и естественно.
Как выяснилось впоследствии, выход из положения сразу пришел в голову
всем звездоплавателям, кроме Мельникова и Второва. Они оба никак не могли
понять, когда все кончилось, почему такая простая мысль ускользнула от
них.
Трос перекинули через радиальную трубу; вернее, не перекинули, а
обнесли вокруг трубы его конец. Такая же операция была проделана с другой
стороны центрального шара. Щелкнул карабин замка, и образовалась двойная
петля - великолепная точка опоры.
Князев поместился между тросом и стенкой. Опираясь на нее ногами, а
спиной на трос, он получил возможность нажать на квадраты изо всех сил,
лучше, чем стоя на Земле.
Разум человека сумел обойти закон пустого пространства.
Потускнела, "растаяла" и исчезла пятиугольная дверь. Ее жесткий
металл превратился в пустоту. И такая же пустота должна была неизбежно
возникнуть и внутри граненого шара - центра звездолета.
Должна, но возникла ли?..
То, что произошло вслед за тем, как открылся вход, заставило
звездоплавателей усомниться в этой, казалось бы бесспорной, истине.
Мельников и Второв видели, как Пайчадзе, оттолкнувшись от того же
троса, подлетел к двери с очевидным намерением "войти". Но тотчас же,
словно натолкнувшись на невидимую упругую преграду, далеко отлетел в
сторону.
Князев последовал за ним и также был отброшен назад.
Вход на космический корабль фаэтонцев казался открытым. Лучи ламп на
шлемах свободно проходили сквозь него. Была видна каменная чаша и
остроугольные грани стен. Но что-то непонятное и совершенно невидимое
мешало людям проникнуть внутрь.
Что это было? Ведь на Венере ничто не помешало войти. Откуда
появилось это препятствие?
Ответ напрашивался сам собой и, как оказалось впоследствии, был
правильным. На этот раз догадка возникла у всех одновременно.
"Милые, мудрые фаэтонцы!" - когда-то сказал Второв. Они действительно
были очень мудры. Высочайших вершин достигла наука погибшего мира. И
верная спутница науки - могучая техника давала возможность фаэтонцам с
легкостью решать труднейшие задачи.
Так было и с защитой звездолета от пустоты. Не понадобились выходные
камеры с двойными дверями. Ненужными оказались фильтровальные установки.
Мельников и Второв могли находиться в центральном шаре при открытой двери
без защитных костюмов. Воздух звездолета не мог уйти наружу. Даже в
пустоте.
Пайчадзе и Князев вернулись обратно. Потом Князев уцепился ногами за
трос, а руками за порог двери. По этому живому мосту Пайчадзе снова
приблизился к пятиугольному отверстию. С видимым трудом он преодолел
"пустоту" входа и оказался внутри. За ним, тем же способом, проник и
Андреев.
Романов и Князев остались снаружи. Очевидно, таков был приказ
Белопольского, боявшегося рисковать несколькими людьми сразу.
Пятиугольная дверь затянулась металлом и исчезла.
Было совершенно ясно: на месте двери образовалась плотная завеса из
чего-то прозрачного, как воздух, но непроницаемого для воздуха. Этой
завесой фаэтонцы защищали свой корабль от пустоты. Человек мог пройти
через этот вход, хотя и с трудом, но воздух не мог. Это было просто и
удобно. Никаких тамбуров.
Чем же была заполнена видимая пустота отверстия? Как и на все загадки
фаэтонцев, ответ на этот вопрос мог быть получен только на Земле, да и то
не наверное. Велика была разница между наукой Земли и наукой Фаэтона. Кто
знает, в каком веке люди достигли бы той же степени развития! Трудно сразу
одним скачком преодолеть такое большое расстояние. Весь мир фаэтонцев был
гораздо старше.
Второв открыл дверь между центром и радиальной трубой.
Железные, в буквальном смысле слова, объятия едва не задушили его и
Мельникова.
Ни слова не сказав, "хозяева" сняли с головы своих гостей прозрачные
шлемы.
- Не тревожьтесь, - сказал Мельников. - Воздух этого корабля
совершенно для нас безвреден.
- Я это сам вижу, - ответил Андреев, с изумлением глядя на
"фаэтонцев". - Вижу и ничего не понимаю. Мы ожидали найти вас умирающими
от голода. Но по вашему виду этого не скажешь.
- Мы умираем от жажды. Давайте воду!
- Пожалуйста! - Андреев открыл металлическую сумку, висящую на его
плече. Мельников увидел в ней полный набор для оказания первой помощи.
Появилась большая фляжка. - Пейте сколько хотите. Но я все же не вижу у
вас признаков десятидневной жажды.
- Их и не может быть. - Пока Второв утолял жажду, Мельников кратко
рассказал, чем они "питались" все это время.
- Объяснить это "чудо" я не могу, - закончил он.
- Да, мудрено, - улыбнулся Пайчадзе.
- Черт возьми, - сказал Второв, - я и не заметил, как выпил всю воду.
На его лице были растерянность и смущение.
- Ничего, - ответил Андреев. - Я сказал, пейте сколько хотите.
Он вынул вторую фляжку и протянул ее Мельникову. Борис Николаевич с
наслаждением прильнул к ней. Когда он отнял флягу от губ, она была пуста.
- Хотите еще?
- Нет, спасибо, но не вредно бы и съесть что-нибудь.
- Вот уж тут я не дам вам воли. - Андреев протянул им по два тонких
ломтика консервированной ветчины. - Съешьте это, и пока достаточно. А
затем, по очереди, на звездолет. В госпиталь.
- Не выйдет! - сказал Мельников. - Мы здесь, и останемся здесь до
прилета на Землю. Кроме Второва, никто не может управлять этим кораблем.
Вы дадите нам продукты и навигационные приборы...
- Не говори чепухи, - вмешался Пайчадзе. - Константин Евгеньевич
приказал доставить вас на корабль. А этот... пропади он пропадом.
- Не сердись, Арсен, - очень серьезно сказал Мельников, - но если кто
из нас говорит чепуху, так это именно ты. Этот корабль - самое ценное из
всего, что мы нашли на Венере. Это неоценимое сокровище. Нельзя допустить
его гибели. Мы должны доставить его на Землю во что бы то ни стало.
- Отправляйся на звездолет. Говори с Белопольским. Кстати, он ждет
тебя с большим нетерпением.
- Наденьте мой костюм, - прибавил Андреев. - А мы будем ждать вас
здесь.
Доктор был одного роста с Мельниковым, и его пустолазные доспехи
годились вполне. В костюм Пайчадзе ни Мельников, ни Второв не могли бы
забраться.
Мельников уже не однажды находился в пустом пространстве. Ощущение
свободного полета, вдали от корабля, было ему хорошо знакомо. Но это
возвращение на свой звездолет после всего, что пришлось пережить, - на
звездолет, которого он уже почти не надеялся увидеть, не могло не
взволновать его. Все, что происходило сейчас, было слишком необычайно.
Его сопровождал Романов. Князев один остался у входа на "фаэтонец".
Мельников уже знал, что это название твердо укоренилось на Земле за их
кораблем.
Его рука дрогнула, коснувшись такой знакомой, "земной" кнопки. Вздох
облегчения вырвался из груди, когда стены выходной камеры сомкнулись
вокруг них обоих. Сейчас он увидит родные лица товарищей!..
Как долго, как медленно наполняется воздухом камера!..
Подлетая к звездолету, он заметил, что "СССР-КС3" действительно
плотно прижат к наружному кольцу "фаэтонца" и даже привязан к нему тросом.
Когда это сделали? Как жаль, что не пришлось увидеть ни ему, ни Второву,
как подлетел к ним корабль. Они находились в полусонном состоянии и не
интересовались тем, что могло происходить снаружи. Жаль, очень жаль!
Полезно и поучительно было бы наблюдать этот маневр исключительной
трудности и сложности.
"Вот где подлинное мастерство! - подумал Мельников. - Далеко мне до
Белопольского".
Он не завидовал командиру "СССР-КС3", а восхищался им, почти как
самим Камовым. Настоящие люди! У них есть чему поучиться!
Вспыхнула зеленая лампочка. Открылась внутренняя дверь...
Наконец-то дома!..
Их встретил один только Коржевский. Мельников догадался, что
встречать больше некому. Белопольский, разумеется, неотлучно на пульте.
3айцев там же. Топорков у рации. На борту звездолета осталось всего четыре
человека.
Биолог ничем не выразил удивления при виде Мельникова. Только чуть
заметная бледность показала его волнение. Он помог им раздеться.
- Вы живы! - сказал он, обняв освобожденного от доспехов Мельникова.
- Надеюсь, что оба? Очень хорошо!
- Константин Евгеньевич на пульте?
- Да, он там уже десять часов. Мы догнали вас три часа тому назад.
Было очень трудно приблизиться к вам.
- Представляю! - сказал Мельников.
Он находился в непривычном для себя состоянии растерянности и даже не
заметил, что оттолкнулся ногой не от стены, как это следовало сделать, а
от Коржевского. Биолог отлетел к двери выходной камеры, но Мельников и
этого не видел. Он спешил к Белопольскому.
Вот и круглая дверь рубки управления. Не думал он попасть сюда так
скоро! Над дверью зеленая лампочка - войти можно.
И, едва успев "переплыть" порог, Мельников оказался в крепких
объятиях. Очевидно, Белопольский ждал его у самой двери.
Но он ли это? Что случилось? Почему лицо учителя и друга так
исхудало? Почему прибавилось столько морщин? Неужели он управляет
звездолетом будучи болен? И слезы, открыто текущие по щекам, так странно,
так необычайно видеть на суровом лице...
- Что с вами, Константин Евгеньевич?
- Борис, прости меня! - сказал Белопольский. - Прости за все муки,
которые я причинил тебе и Геннадию.
- Я не понимаю вас, Константин Евгеньевич. За что простить? Наоборот,
я должен благодарить вас. Вы пришли к нам на помощь как раз тогда, когда
это было нужно.
Привычным усилием воли Белопольский успокоился.
- Поймешь, когда узнаешь все, - сказал он - Рассказывай! А где же
Второв?
- Он остался. Пустолазный костюм Пайчадзе для него не пригоден. Но
все равно, я не позволил бы ему покинуть звездолет.
- Да, верно. Я упустил из виду, что Второв гораздо крупнее Пайчадзе.
Не веря ушам, Мельников вопросительно посмотрел на Зайцева, который у
пульта ожидал своей очереди обнять спасенного товарища.
"Упустил из виду... Кто?.. Константин Евгеньевич?! Что у них
стряслось?" - с тревогой подумал Мельников.
Зайцев приложил палец к губам.
- Разрешите поздороваться с Константином Васильевичем.
- Ну разумеется. Извини!
"Положительно он не тот. Но что же все-таки случилось?"
Ему хотелось спросить Зайцева, но он хорошо знал, как тонок слух
Белопольского. Нельзя спрашивать даже шепотом. Предупреждающий знак
инженера был достаточно ясен.
- У вас совсем неизнуренный вид, - сказал Зайцев, - это очень
странно.
- Сейчас я вам все расскажу. Есть у нас время, Константин Евгеньевич?
- Сколько угодно. Но как там Второв?
- Он так же, как и я, в превосходном состоянии. Пока я здесь, он
покажет Пайчадзе и Андрееву наш "фаэтонец". Тем более, что только он один
и может это сделать.
Казалось, Белопольский не обратил никакого внимания на эти слова,
которые должны были удивить его. Он что-то обдумывал, сдвинув брови и
пристально глядя на экран, где отчетливо виднелся центр фаэтонского
звездолета и возле него крохотная фигурка Князева.
- Ваш корабль маневрирует самостоятельно?
- Только при встрече с крупным телом. Например, с метеоритами.
- Как раз этого я и опасаюсь, - сказал Белопольский. - Константин
Васильевич, - обернулся он к Зайцеву, - соединитесь с радиорубкой. Надо
сказать Князеву, чтобы он не выпускал из рук троса. Пусть держится крепко.
Внезапный поворот возможен в любую минуту.
- Не лучше ли Саше вернуться сюда. У "фаэтонца" ему нечего делать, -
сказал Мельников.
- Да? Тебе лучше знать. Пусть возвращается.
Зайцев включил внутренний экран. Появилось лицо Топоркова. Он
приветствовал Мельникова улыбкой. Зайцев передал ему распоряжение
Белопольского.
В рубку управления вошли Романов и Коржевский.
Со смутной тревогой пять человек наблюдали за Князевым, который, как
им казалось, очень медленно приближался.
А что если именно сейчас навстречу двум звездолетам мчится крупный
метеорит? Что если "фаэтонец", почуяв его близость, начнет поворот? С ним
вместе повернет и "СССР-КС3". Одинокий человек, ничем не связанный с
кораблями, останется на месте, вернее сказать, будет продолжать двигаться
по прежнему направлению и мгновенно затеряется в просторах мира. Найти
его... совершенно безнадежно.
Следя за товарищем, Мельников подумал, что "прежний" Белопольский
учел бы такую возможность с самого начала. Как можно было Пайчадзе,
Андрееву, Романову и Князеву отправиться к "фаэтонцу", не будучи
прикрепленными к "СССР-КСЗ" хотя бы веревкой? Правда, они не знали, что
"фаэтонец" умеет маневрировать самостоятельно, но все же...
И вдруг Мельников вспомнил, что сам поступил таким же образом. А он
знал, знал по опыту... Краска стыда залила его лицо. Упрекать других в
том, в чем и сам виноват! Хорошо, что он ничего не сказал вслух.
- Оба корабля летят со скоростью тридцати двух километров в секунду.
Точнее - тридцать два и сорок одна сотая...
Прежний Белопольский! Лаконичный, точный!
"Что с ним?"
И впервые мелькнула догадка: "Не из-за нас ли? Не наша ли мнимая
гибель всему причиной?"
- Если они повернут, человек будет отброшен с большой силой. Простой
веревкой здесь не обойдешься. Как жаль, что мы не знали раньше
особенностей "фаэтонца". Мы сильно рисковали.
- Радиолокатор не видит ничего опасного впереди, - успокоительно
сказал Зайцев.
- Опасность может возникнуть мгновенно. Кто знает, на какую дистанцию
реагируют автоматы фаэтонцев.
Но вот Князев приблизился к выходной камере. Еще минута - и зеленая
лампочка на пульте показала, что наружная дверь закрылась за ним.
- Теперь рассказывай, и как можно подробнее, - сказал Белопольский
обычным спокойным голосом.
- Подождем Князева.
- Тогда мы сами тебе расскажем.
---------------------------------------------------------------
- Почему же вы решили еще раз пуститься в погоню за нами? - спросил
Мельников, когда Зайцев закончил короткий, но подробный рассказ обо всем,
что случилось после внезапного отлета с Венеры.
Ни единым словом инженер не коснулся того состояния, в котором
находился Белопольский, но Мельников догадался сам. Бросалось в глаза
явное противоречие в рассказе. Выходило, что узнав с Земли о "фаэтонце",
"СССР-КС3" повернул обратно не сразу, а через два дня. Этого не могло
быть. Никакими соображениями нельзя было оправдать подобное промедление в
таких обстоятельствах.
Все было ясно. Странности, которые он заметил у Белопольского,
подтверждали догадку.
Мельников посмотрел на Константина Евгеньевича и встретил непривычно
смущенный и даже робкий взгляд. И чувство любви к этому человеку, так
много пережившему из-за него, с щемящей жалостью волной хлынуло в сердце.
Захотелось сейчас же, сию минуту обнять учителя, расцеловать морщинистое
лицо...
- За вами, - ответил Зайцев, - непрерывно наблюдали с Земли. Когда
выяснилось, что "фаэтонец" день за днем не меняет направления и скорости
полета, Камов предложил сделать последнюю попытку приблизиться к нему. На
этот раз удалось. Почему вы так часто поворачивали?
- Все хорошо, что хорошо кончается, - сказал Мельников, - говорит
народная мудрость. Если бы "СССР-КС3" сразу догнал нас, мы могли бы
действительно бросить корабль фаэтонцев на произвол судьбы. Наука понесла
бы большой ущерб. Ведь мы не знали тогда, что кольцевым кораблем можно
управлять. Все к лучшему.
Белопольский опустил голову. Он понял, что этими словами Мельников
отвечает на просьбу о прощении, высказанную сразу при встрече.
- Теперь мы ждем вашего рассказа, - сказал Зайцев.
Он включил экран, чтобы Топорков, находившийся в радиорубке, также
мог слышать.
- Говорите!
И очень часто то один, то другой из членов экипажа "СССР-КС3"
невольно бросал взгляды на экран, словно вид корабля фаэтонцев самим
фактом своего близкого соседства доказывал реальность того, что они
слышали.
Все, что говорил Мельников, было правдой, такой же несомненной, как
несомненно было присутствие самого Мельникова в рубке управления, правдой
о пребывании двух людей в мире отдаленного будущего, правдой, чудовищно
неправдоподобной, которую любой трезвый человек счел бы сплошной
фантазией.
Он говорил о питании воздухом, об управлении мыслью, о металле,
превращающемся в пустоту, о неведомых аппаратах, которые по "своей воле"
управляют сном и бодрствованием человека, о самостоятельном маневрировании
звездолета, автоматы которого заботливо охраняют его в пустоте
пространства. Он рассказывал им о стенах, которые по желанию становятся
прозрачными и теряют эту прозрачность, о "стеклянных" мостиках, висящих
без опоры, о пульте управления, в глубине разноцветных граней которого
горят загадочные огоньки, становящиеся неподвижными, когда в кресло
садится пилот, точно они видят его и готовы выполнить его волю.
И. когда смолк негромкий голос Мельникова, в рубке наступило
длительное молчание.
Его прервал Белопольский.
- Ты прав, - сказал он. - Корабль фаэтонцев надо спасти, спасти во
что бы то ни стало.
- Приказывайте, Константин Евгеньевич!
Словно тень легла на лицо академика. Мельникову показалось, что
Константин Евгеньевич хочет что-то сказать, но не может решиться. И
каким-то особым чутьем он догадался...
Зайцев закусил губу и отвернулся. Он тоже понял, что сейчас
произойдет.
Экран погас. Точно не желая слушать, Топорков выключил его.
- Приказывать? - едва слышно сказал Белопольский. - Я потерял это
право. - Он сделал над собой ясно видимое усилие и сказал громко и твердо:
- На борт "СССР-КСЗ" вступил его командир. Командиру не приказывают. Его
приказы выполняют. Я жду!
- Константин Евгеньевич, - умоляюще прошептал Мельников.
- Если хочешь, пошли радиограмму на Землю. Ответ Камова может быть
только один. - Он помолчал. - Об одном попрошу тебя. Предоставь мне честь
довести "фаэтонца" до Земли. Доверь его мне, Второву и Коржевскому. Только
так я могу оправдаться если не в глазах людей, то в своих собственных.
Слишком много было ошибок. Ошибок преступных.
Мельников понял, что спорить бесполезно. По лицам товарищей он видел,
что решение Белопольского их не удивило. Но он не мог так, сразу,
согласиться принять на себя командование кораблем.
- Хорошо! Я радирую Камову. Пусть он решит этот вопрос.
- Идите! - сказал Белопольский.
Все поняли, что это относится не только к Мельникову. Константин
Евгеньевич хотел, чтобы его оставили одного.
- Я очень боюсь за него, - сказал Зайцев, когда круглая дверь рубки
управления закрылась за ними, - как бы он...
- Кто? Белопольский? Бросьте об этом думать. Это совершенно
невозможно. Исключается. Но расскажите мне обо всем более подробно.
И, пока радиограмма летела через бездну пространства, Зайцев и
Топорков рассказали все.
В свете этого рассказа было очевидно, что решение Белопольского
естественно и закономерно. Но что ответит Сергей Александрович?..
Ждать пришлось долго. Камова не было на радиостанции, и с ним
связывались по телефону. В Москве сейчас было пять часов утра.
Но наконец четкий голос радиста передал ответ директора Космического
института и председателя правительственной комиссии:
- Говорит Камовск. Мельникову. Поздравляем с благополучным окончанием
фаэтоновского плена. Передайте экипажу "СССР-КС3" благодарность за
самоотверженный труд по спасению командира и его спутника. Решение
перевести Белопольского на борт "фаэтонца" считаем правильным. Обдумайте
вопрос о посадке фаэтонского корабля на Землю. Возможно, что лучше
совершить тренировочный спуск на небесное тело с меньшей силой тяжести на
нем. Например, на Луну. Окончательное решение вопроса предоставляем на
ваше усмотрение. "СССР-КС3" - направиться прямо к Земле. Счастливого
полета! Камов. Волошин. Внимание! Передаю радиограмму по личной просьбе
Мельниковой: "Счастлива. Целую. Оля". У меня все.
- Приняли полностью, - как обычно ответил Топорков.
- Свершилось! - задумчиво сказал Мельников. Он вздохнул. - Ну что ж,
может быть, это и к лучшему. Я мечтал сам привести "фаэтонца" на Землю. Не
судьба!
- Белопольский справится, - сказал Зайцев.
- Каким тоном вы это говорите, Константин Васильевич? Конечно
справится, и гораздо лучше меня. Белопольский остается Белопольским, что
бы ни случилось. Все это результат, правда непонятного, но безусловно
временного упадка духа. Мы еще полетаем под его командованием.
Зайцев и Топорков молча переглянулись. Борис Николаевич все еще не
понимает, что Белопольский как командир звездолета человек конченный. Даже
ответ Камова не убедил его в этом. Что ж! Поймет со временем.
Камова не убедил его в этом. Что ж! Поймет со временем.
- Будем надеяться, что это так, - уклончиво сказал Игорь Дмитриевич.
- Безусловно так!
Мельников вышел из рубки. Его сильно беспокоило, как передать
Белопольскому ответ Земли. Смягчить жесткий тон этого ответа было
невозможно. Константин Евгеньевич всегда может прослушать радиограмму,
автоматически записанную на ленте магнитофона. Надо сказать правду, но как
тяжело это сделать...
Однако все обошлось. Белопольский ничего не спросил. Очевидно, он был
вполне уверен в ответе Камова.
- Вот видишь! - сказал он, когда Мельников появился на пороге рубки
управления. - Не нужно было никакой радиограммы. Факты - вещь упрямая. Как
ты решил насчет "фаэтонца"?
- Сергей Александрович удовлетворил вашу просьбу. Конечно, - прибавил
Мельников, желая, по возможности, смягчить приговор, - довести "фаэтонец"
до Земли значительно труднее, чем "СССР-КСЗ". Вам больше по плечу эта
задача.
- Спасибо за доброе желание, - усмехнувшись ответил Белопольский. -
Но я не нуждаюсь в утешениях. На месте Камова я поступил бы так же. Но
перейдем к делу. Считаешь ли ты возможным, чтобы "фаэтонец" летел прямо на
Землю?
- В радиограмме Сергея Александровича сказано, что он и Волошин
рекомендуют...
- Потренироваться, - перебил Белопольский. - Я только что думал об
этом. Второву необходимо приобрести опыт посадки.
- Луна подходит?
- Боюсь, что нет. Гравитационная сила на ее поверхности всего в шесть
раз меньше, чем на Земле. Это еще опасно. Нужно тело меньшего размера.
- Астероид?
- Да, это лучше всего.
- Какой же?
- Церера. Она сейчас находится в удобном положении, и до нее
сравнительно недалеко. "Фаэтонцу" придется пролететь около трехсот
миллионов километров и столько же обратно. Мы знаем, что он может развить
скорость в пятьдесят километров в секунду, а возможно и больше.
Понадобится два месяца в худшем случае. И почти столько же на путь от
Цереры до Земли. Гравитационная сила этой малой планеты составляет одну
двадцать девятую земной. Это уже подходит для первого опыта. А после
Цереры мы опустимся на Луну, а уж затем на Землю. Мне кажется, что такой
путь стоит проделать, если мы хотим сохранить "фаэтонца". Как ты думаешь?
- Придется еще раз радировать Камову.
- Ты начальник экспедиции и можешь принимать решения сам. Приучайся
действовать самостоятельно.
Не в силах больше сдерживаться, Мельников обнял старого академика.
- Если бы вы знали, - сказал он, - как огорчили меня своим решением.
- Знаю, Борис. Могу тебя утешить, открыв небольшой секрет. Еще на
Земле было решено, что полет на Венеру твой последний экзамен. После него
ты был бы официально назначен первым капитаном советского космического
флота. Это случилось немного раньше, вот и все. И я и Камов уже стары.
Экзамен ты выдержал, выдержал блестяще. Вспомни, я передал тебе
командование кораблем на пути к Венере. Это было намеренно сделано -
Белопольский отвернулся и несколько минут смотрел на экран, словно
собираясь с силами для того последнего, что он хотел сказать своему
ученику. - Помни всегда, Борис. Командир звездолета должен сохранять
спокойствие при любых обстоятельствах. Ничто не должно выводить его из
равновесия. Неустанно вырабатывай в себе это важнейшее качество
звездоплавателя. Тебе это не трудно. И не бери на борт людей, которые тебе
особенно дороги. Иначе не избежать того, что случилось со мной. А это
тяжело, очень тяжело. А теперь простимся! Я немедленно перейду на борт
"фаэтонца".
Закипела работа.
Оборудовать фаэтонский звездолет для длительного рейса под
управлением не фаэтонцев было не так просто. Его помещения не были
приспособлены для земных приборов и аппаратов. Немало изобретательности и
выдумки пришлось проявить Зайцеву, Романову, Князеву и самому
Белопольскому, чтобы установить самые необходимые навигационные приборы,
без которых немыслимо было пускаться в многомесячный полет. Хорошо еще,
что радиопрожектор не был нужен, - автоматы корабля сами следили за
безопасностью пути. Но с телескопом пришлось повозиться. В кладовых
"СССР-КС3" нашелся запасной телескоп небольшого размера, и, после долгой и
тяжелой работы, он был установлен в помещении рядом с фаэтонским пультом.
Оптические приборы безусловно были на звездолете, но никто не знал, где
они находятся, как выглядят и, главное, как ими пользоваться. А без
визуальных наблюдении лететь к Церере было невозможно. Появилось подобии
пульта, при помощи которого Белопольский мог давать точные указания
Второву.
Звездоплаватели работали не торопясь, помня, что ошибка неисправима и
может привести к катастрофе. Потери времени они не опасались. Оба корабля
продолжали лететь в нужном направлении.
Ни Коржевский, ни Второв ничего не сказали по поводу неожиданного
назначения лететь на "фаэтонце" к Церере. Им было грустно, что свидание с