Мартынов Георгий Сергеевич. Звездоплаватели

   Камов не растерялся. В самый момент прыжка он включил скорость — и вездеход рванулся вперед, одновременно поворачивая вправо, чтобы не угодить в озеро. Тело зверя пронеслось над ним и упало на песок позади.
   Видимо разъяренный неудачей, заверь молниеносно повернулся на месте и прыгнул вторично. На этот раз прыжок достиг цели. Вездеход содрогнулся от толчка. Камов выключал мотор.
   Зверь был на крыше, и они слышали, как его когти, а может быть и зубы, скрежетали о металл. Добытое с таким трудом растение упало на “землю” изломанное и смятое.
   — Приготовиться! — сказал Камов.
   Мельников отложил в сторону киноаппарат и взял в руки винтовку. Вездеход медленно пошел вперед. Но зверь не прыгал с крыши. Хвост свешивался, достигая концом “земли”. Скрежет зубов о металл прекратился.
   — Надо заставить его спрыгнуть, — сказал Камов.
   Он нажал на кнопку сигнала.
   Рев сирены разорвал безмолвие пустыни. Видимо испугавшись, зверь попытался соскочить, но его когти скользнули по металлу, и он тяжело упал на спину у самой гусеницы. Одно мгновение Мельников видел совсем близко от себя светлый мех на брюхе животного и его шесть лап, беспомощно шевелящихся в воздухе. 3верь изогнулся всем телом, перевернулся и длинными, десятиметровыми прыжками помчался прочь.
   Камов увеличил скорость — и вездеход быстро догнал зверя. Рев сирены не прекращался, заставляя марсианское животное, никогда не слышавшее такого звука, мчаться вперед не оборачиваясь. Камов открыл переднее окно.
   — Стреляйте только наверняка, — сказал он — Старайтесь попасть в голову.
   Мельников внимательно следил за каждым движением животного. Порывистые прыжки зверя не давали возможности прицелиться.
   — Так ничего не выйдет, — сказал он.
   — Когда-нибудь он устанет же, — ответил Камов.
   — Неизвестно, когда это случится. Мы можем врезаться в другое “болото”.
   — Хорошо! Попробуем иной способ.
   Камов выключил сирену. Внезапная тишина заставила зверя остановиться и повернуть голову. Вездеход находился в трех шагах от него. Промахнуться было невозможно, и Мельников выстрелил.
   — Кажется, удачно, — сказал Камов.
   Оба пристально наблюдали за зверем.
   — Я целился ему между глаз, — сказал Мельников.
   Они подождали несколько минут, потом осторожно подошли, держа оружие наготове.
   Но зверь был мертв: пуля попала точно между глазами.
   — Это доказывает, — сказал Камов, — что у марсианских животных мозг расположен так же, как у земных.
   — Это мы узнаем, когда доставим его на Землю.
   — Удачно все это вышло.
   — А растение погибло.
   — Да, Придется доставать новое.
   От охватившего обоих волнения они говорили отрывисто. У их ног лежало животное, родившееся и выросшее на Марсе — результат, вероятно, долгого развития жизни на этой планете, развития, прошедшего неведомыми путями. Что общего у этого зверя с животными Земли? В чем отличие его организма, так похожего внешне на земных зверей, но живущего в совершенно других условиях? Какие тайны природы откроет ученым изучение этого существа, убитого земной пулей?
   — Удастся ли нам вдвоем втащить его на крышу вездехода? — Попробуем! Но и меньшая сила тяжести на Марсе не помогла справиться с тушей.
   3верь был слишком тяжел для двух человек. Лебедка не могла помочь, так как у них не было ничего годного для устройства покатого помоста.
   — Придется тащить его к звездолету волоком, — сказал Камов.
   — Песок обдерет шкуру. Не лучше ли съездит за досками?
   — Опасно оставить его тут. Может быть, забредут его сородичи, а мы не знаем, едят ли они своих. Нельзя допустить, чтобы этот счастливый случай окончился неудачей.
   — Поезжайте один, — сказал Мельников. — Я останусь караулить его. Камов даже не ответил. Он мельком взглянул на своего молодого товарища и слегка пожал плечами.
   — Ничего другого не остается, как только тащить волоком, — сказал он.
   — Примем все меры, чтобы не испортить шкуру.
   Камов вошел в машину и долго говорил с Белопольским.
   — Константин Евгеньевич согласен со мной, — сказал он. — Если мы подложим под тушу сиденья машины, то на тихом ходу все обойдется благополучно.
   Так и сделали. Четыре сиденья вездехода были скреплены между собой, и на этот мягкий кожаный помост с помощью лебедки взвалили тушу. Эта операция заняла больше часа.
   — К американскому кораблю сегодня не попасть, — сказал Мельников.
   — Попадем завтра.
   Обратный путь занял шесть часов. Вездеход шел на самой малой скорости. Часто приходилось останавливаться, скреплять разошедшиеся части импровизированного прицепа, поправлять на нем съезжающую тушу зверя.
   Солнце склонялось к западу, когда измученные охотники добрались, наконец, до корабля. Перенести убитое животное в холодильник тоже оказалось нелегким делом. Камов наотрез отказался позвать на помощь Бейсона, и они втроем мучились до наступления, темноты.
   — Из пяти дней прошло три, — сказал Камов, когда тяжелая операция была закончена, — а мы сделали очень мало.
   — Поднажмем в оставшиеся два дня, — ответил Белопольский. — В сущности, сделано не так уж мало. Доставка на Землю этой “ящерицы” — большая победа.
   — Как вы сказали? Ящерицы?
   — Да. “Прыгающая ящерица”. По-моему, это самое подходящее название для этого животного.

ПЕСЧАНАЯ БУРЯ

   На четвертый день пребывания звездолета на Марсе Белопольский и Мельников поднялись за час до восхода солнца. Было замечено, что каждое утро около корабля появлялись маленькие зверьки, напоминавшие земного зайца. Камов приказал во что бы то ни стало застрелить хоть одного из них. Вооружившись винтовками со снайперским прицелом, оба товарища, как только появился край Солнца, забрались на крыло звездолета. Ждать пришлось недолго. Как и в прошедшие дни, “зайцы” появились с первыми лучами дневного светила. Пять зверьков длинными прыжками подскочили к берегу озера.
   Два выстрела раздались одновременно — и два “зайца” стали добычей охотников.
   Довольные собой, они вернулись на корабль; и второй холодильник принял на хранение еще двух представителей марсианской фауны.
   Камов торопил с завтраком. Надо было съездить к американскому кораблю и по дороге выкопать другое “болотное” растение взамен сломанного “ящерицей”.
   — На это можно потратить не более пяти часов, — сказал он.
   — Как выйдет, — заметил Белопольский. — До сих пор ни один день не прошел без марсианских сюрпризов.
   Он был хмур и сердился. Четвертый день ему предстояло провести на корабле. Обстоятельства сложились так, что Камову приходилось ежедневно совершать поездки на вездеходе, а Константину Евгеньевичу очень хотелось увидеть своими глазами природу Марса.
   — Везде одно и то же, — утешал его Камов. — Природа Марса всюду одинакова.
   — Этого не бывает, — отвечал Белопольский. — Природа бесконечно разнообразна.
   — Завтра, — сказал Камов, — вы с Борисом Николаевичем обследуете местность к северу и востоку от корабля. Вечером мы покинем Марс.
   Эти слова успокоили Белопольского, и он вышел проводить своих товарищей в третью поездку в обычном настроении.
   — Не задерживайтесь! — сказал он на прощание.
   Вездеход быстро прошел пятьдесят километров, отделявших звездолет от “болота”. Камов и Мельников все время разговаривали об убитой вчера “ящерице”.
   — Любопытное животное, не правда ли, Борис Николаевич? — говорил Камов. — Тело как у ящерицы, задние ноги — кузнечика, пасть — крокодила, глаза — кошки, а мех как у белого медведя. Когда-нибудь одна из следующих экспедиций поймает такое чудовище живым и доставит на Землю.
   — Оно не сможет дышать нашим воздухом, более плотным, чем на Марсе.
   — Сделают специальный ящик с разреженным воздухом, а кормить его можно хотя бы кроликами.
   — Я хотел бы принять участие в такой охоте, — сказал Мельников.
   — Вы согласились бы еще раз лететь на Марс?
   — Не только на Марс, а куда угодно.
   — Это хорошо! Случаев будет много. Космические рейсы только начинаются. Но, чтобы участвовать в них с пользой, надо упорно учиться.
   — Я именно так и собираюсь поступить, — ответил Мельников.
   — Правильно. Когда-нибудь вы станете настоящим “звездным капитаном”.
   — Камов улыбнулся, вспомнив прозвище, данное американскими газетами Хепгуду.
   То ли благодаря вчерашней практике, то ли потому, что попалось более “легкое” растение, но они пробыли на “болоте” меньше часу и, погрузив на крышу свою добычу, помчались дальше по пути, прерванному вчера появлением “прыгающей ящерицы”.
   Часы вездехода показывали десять утра, когда на горизонте возник силуэт американского звездолета. Через две минуты они были у цели. Камов остановил вездеход на том же месте, что и в первый раз.
   — Какой он маленький! — сказал Мельников, с любопытством рассматривая корабль.
   — Невелик!
   Камов внимательно осмотрелся кругом. По первому впечатлению, ничто не изменилось за эти два дня. Остатки часов и разбитая лампа лежали на прежних местах. Дверь звездолета была закрыта. Но, приглядевшись, Камов заметил многочисленные следы на песке, а еще больше — на крыле корабля. Оно было сильно исцарапано.
   — Здесь побывали звери, — сказал он. — И думаю, что не один, а несколько. Надо быть очень осторожными. Они могут быть где-то тут. Эти мохнатые “прыгающие ящерицы” очень опасны. — Он задумался. — Искать останки тела Хепгуда будем не выходя из машины.
   Окна придется открыть. Оружие держать наготове. Какими пулями оно заряжено?
   — Разрывными.
   — В таком случае все в порядке. Отправимся.
   Вездеход медленно двинулся вперед.
   Тщательный осмотр окрестностей звездолета занял почти час. Кругом все было спокойно. Ни один зверь не показывался, хотя на песке часто виднелись их следы.
   Поиски не дали никаких результатов.
   Звездоплаватели вернулись к кораблю. Надо было спешить.
   Поочередно выходя из машины, вырыли глубокую яму. Кирки не пришлось пускать в ход.
   Камов подобрал остатки часов и лампу. Войдя внутрь звездолета, он положил у щита управления большой плотный конверт, запечатанный сургучной печатью. В нем находился акт о прилете американцев на Марс и описание гибели командира корабля — Чарльза Хепгуда. Акт был написан Камовым на русском и английском языках и подписан им и Бейсоном.
   Разыскав американский флаг, о котором говорил Бейсон, Камов захватил небольшой металлический ящик и, уложив в него останки Хепгуда, вышел из корабля, закрыв за собой дверь.
   Завернутый в звездный флаг “гроб” опустили в яму и засыпали.
   Больше здесь нечего было делать, и Камов занял свое место у руля вездехода. Было около часу дня. Через полтора часа они будут дома.
   Вездеход тронулся с места.
   Оглянувшись на американский корабль, Мельников заметил, что позади него поверхность озера потемнела и на ней появилась сильная рябь.
   — Поднимается ветер, — сказал он.
   Камов посмотрел на небо. Оно было, как всегда, темно-синее, со сверкавшими кое-где звездами. Почти в зените, недалеко от Солнца, блестел Деймос — второй спутник Марса. Ни одного облачка не было видно.
   — Три дня было безветренно, — сказал он. — Ничего удивительного нет, если это затишье прекратилось. На Марсе должны быть ветры.
   Послышался щелчок в громкоговорителе и голос Белопольского:
   — Сергей Александрович, вы меня слышите?
   — Хорошо слышим, — ответил Камов.
   — Где вы находитесь?
   — У американского звездолета. Только что отъехали от него.
   — Какая у вас погода?
   — Поднялся небольшой ветер.
   Было слышно, как Белопольский что-то спросил у Пайчадзе.
   — Мы просим вас ехать как можно скорее. По всем признакам, должна подняться песчаная буря.
   — Хорошо, Константин Евгеньевич.
   — Арсен Георгиевич спрашивает, не находите ли вы, что осторожнее вернуться на американский корабль и переждать в нем?
   — Нет, — ответил Камов. — Неизвестно, сколько времени продлится эта буря. Если мы покинем вездеход, он может пострадать или быть засыпанным песком. Это может вызвать большие осложнения. Я верю в машину. Доберемся благополучно.
   Вездеход помчался вперед со стремительной быстротой. Шипы гусениц слились в сверкающие полосы. Ветер дул прямо “в лоб”, но мощная машина, казалось, “не замечала” этого.
   — Эти бури опасны? — спросил Мельников и, видя, что Камов, напряженно вглядываясь вперед, не отвечает, продолжал: — Константин Евгеньевич говорил мне, что песчаные бури Марса не могут причинить вреда вездеходу. К тому же, бури может и не быть.
   — Белопольский редко ошибается, — сказал Камов.
   Ветер постепенно усиливался. Легкая песчаная пыль поднялась в воздухе, закрыв горизонт туманной дымкой.
   — Буря совсем близко, — сказал Камов.
   И, как бы в подтверждение его слов, резкий порыв ветра поднял впереди вездехода целую тучу песка и швырнул в окна.
   Опять щелкнуло радио:
   — Говорит Белопольский.
   — Слушаем вас.
   — К звездолету приближается с востока огромная песчаная стена. Она движется быстро. Опасаемся, что вы не успеете добраться до корабля. Миновали ли вы “болото”?
   — Нет еще.
   — Далеко до него?
   — Километров, двадцать.
   — Хорошо бы миновать его до бури. Арсен Георгиевич говорит, что это самое опасное место.
   — Я думаю, что успеем. Через минут двенадцать будем у “болота”.
   — Я полагаю, что буря пронесется быстро, — сказал Белопольский.
   — Во всяком случае не менее чем через два—три часа. Вспомните, что вы сами писали в своей книге о бурях на Марсе. — Камов засмеялся. — Вот теперь мы проверим ваши вычисления.
   — Я был бы рад, если бы ошибся.
   — Опасаюсь, что вы не ошиблись. Дальнейшие разговоры будет вести Борис Николаевич.
   — Далеко еще до “болота”?
   — Километров десять.
   — Туча в одном километре от корабля, — сказал Белопольский. — Она движется с чудовищной скоростью, — и через мгновение добавил: — В окна уже ничего не видно. Стало совершенно темно.
   Ни Камов, ни Мельников ничего не ответили. Потом Мельников быстро бросил в микрофон:
   — Видим тучу. До “болота” три километра.
   На горизонте, от края до края, быстро поднималась исполинская стена. Это была сплошная масса песка, которую ветер поднял и нес с огромной скоростью прямо навстречу вездеходу. До этой встречи остались считанные секунды.
   Камов хорошо понимал, что если вездеходу удастся миновать “болото”, опасность будет значительно меньше. Во мраке, который должен был сейчас наступить, болото было страшной угрозой.
   Туча стремительно приближалась. Впереди нее бешено вращались песчаные смерчи. Камов уже видел впереди поворот следа, обходящий “болото”.
   Еще!.. Еще немного!
   Мельников всем телом наклонился вперед, словно этим движением мог помочь могучему мотору.
   Вездеход находился от места поворота на таком же расстоянии, как и зловещая стена бури. Кто быстрее достигнет “болота”? В этом был вопрос, быть может, жизни или смерти…
   — Спасибо, ребята! — громко сказал Камов, когда вездеход, стремительно совершив широкий полукруг, вышел на прямую дорогу к звездолету, проложенную его же гусеницами.
   — Кому вы? — спросил Мельников.
   — Уральским рабочим, — ответил Камов. — Тем, кто сделал наш замечательный мотор.
   Страшное место осталось позади. Теперь только бы не сбиться с пути во мраке.
   И, словно мстя за эту победу, страшный вихрь обрушился на вездеход. Скорость сразу упала до сорока километров в час. Непроницаемый мрак окутал все кругом. Тяжелые массы песка, ударяясь в окна вездехода, скрипели на стеклах, как будто кто-то тер их наждачным порошком.
   — Попросите дать маяк, Борис Николаевич.
   И, словно услышав его просьбу, на щитке вспыхнул тусклый зеленый круг с отчетливой черной полосой посередине.
   — Молодец! Сам догадался, — сказал Камов.
   Теперь надо только точно выдерживать направление, чтобы черная полоска не расширялась, не становилась тусклой. Это будет означать, что вездеход уклонился от прямого пути. Остальное сделают мотор и крепкие стенки машины.
   — Как дела, Борис Николаевич? — спросил Камов.
   — Все в порядке, Сергей Александрович! Жалко, что нельзя заснять эту бурю.
   — Кто о чем! — засмеялся Камов. — Боюсь, что при таком “ярком” освещении пленка испортится.
   Буря неистовствовала вокруг них. Как будто природа Марса злилась, что не удается справиться с маленькой дерзкой машиной, явившейся сюда с далекой Земли и упрямо продвигавшейся вперед наперекор стихии.
   Непроглядная черная ночь окружала их. Было странно сознавать, что где-то за пределами бури сияет Солнце, что все это происходит в середине дня. Мельников попытался включить прожектор, установленный на крыше вездехода, но, убедившись, что относительно слабый луч света не в состоянии пробить плотную завесу песка, выключил его.
   Светящиеся голубоватым светом приборы на щитке управления были единственным местом, на котором мог отдохнуть глаз в этой кромешной тьме, угнетающе действовавшей на нервы.
   — Вы не боитесь, что песок набьется в подшипники ведущих колес? — спросил Мельников.
   — Нет, — ответил Камов. — Не боюсь. По указанию Белопольского и под его непосредственным наблюдением во время испытания на заводском стенде вездеход специально подвергался длительному воздействию мощной струи мельчайшего песка. Как показали последовавшие за этим тщательные осмотры, ни одна песчинка не попала в ведущие части.
   Прошло около получаса.
   Впереди, в черном мраке, внезапно вспыхнула крохотная яркая точка.
   — Прожектор! — сказал Камов. — Значит, мы совсем рядом с домом.
   — Удивительно, что его видно в такую бурю.
   — Четыреста киловатт. Это же почти авиационный маяк.
   Мельников включил микрофон.
   — Вижу прожектор, — сказал он.
   — Замечательно! — ответил Белопольский. — Мы зажгли его пятнадцать минут назад. Значит, вы совсем близко. Хорошо видите?
   — Совершенно отчетливо.
   — Как ведет себя вездеход?
   — Прекрасно! Сергей Александрович просит выключить радиомаяк.
   — Выключаю!
   Машина замедлила ход. Корабль был где-то совсем близко.
   Прожектор горел яркой звездой, и в его свете стали смутно видны крутящиеся за окном песчинки.
   Буря не только не ослабевала, а становилась все яростнее. Но она была уже не опасна. Вездеход подходил к дому. Луч света неосязаемой нитью, связал его со звездолетом, с друзьями, нетерпеливо ждущими за несокрушимыми стенами.

ПАМЯТНИК

   Выйти из вездехода оказалось не так просто. Ураган валил с ног, не давая сделать ни одного шага. Остановившийся вездеход был мгновенно засыпан песком до самых окон. Звездолет, находившийся совсем рядом, едва различался глазом. Только прожектор своим ярким светом давал возможность немного ориентироваться.
   Камов подвел машину вплотную к кораблю, поставив ее под защиту левого борта. По его просьбе, Белопольский немного выдвинул крыло — и вездеход оказался прикрытым сверху.
   Дверь выходной камеры была прямо напротив дверцы машины. Переход на корабль в этих условиях был уже безопасен, и путешественники один за другим покинули вездеход.
   Корабль лежал на “земле”.
   Колеса, так же как и крылья, были убраны внутрь, чтобы уменьшить площадь сопротивления ветру. Дверь находилась низко над “землей”, — и не пришлось даже воспользоваться лестницей.
   Очутившись внутри и сняв маску, Камов тотчас подошел к Пайчадзе. За всю поездку он ни разу не говорил о нем, но Мельников видел, что мысли врача были все время замяты его пациентом. Раненый чувствовал себя хорошо. Сменив перевязку, Камов заставил Пайчадзе смерить температуру и только тогда успокоился.
   — Кажется, все обойдется благополучно, — сказал он. — Послезавтра, к моменту старта, вы будете совсем молодцом.
   — С таким ранением, — ответил астроном, — во время войны я не покинул бы строя.
   — Это другое дело, — сказал Камов. — Война с природой должна проходить без жертв.
   Буря продолжалась еще полтора часа и окончилась так же внезапно, как и налетела. Песчаная стена промчалась мимо звездолета и быстро скрылась за горизонтом. Несколько минут продолжал дуть ветер, но затем и он прекратился. Местность вокруг корабля приняла такой же вид, как и утром.
   — Удивительно! — сказал Белопольский. — Если бы мы проспали эту бурю, то ни за что бы не поверили, что она вообще была.
   Действительно, кругом не было видно ни малейших следов урагана. Слой песка, покрывавший почву, казался нетронутым. Густые заросли растений стояли как прежде, и даже у их корней не было песчаных наносов. Только у правого борта звездолета высился огромный холм, закрывший все окна с этой стороны.
   — Приподнимите корабль! — сказал Камов.
   Мельников нажал кнопку на пульте. Заработал мотор, и колеса вышли из своих гнезд. Звездолет медленно поднялся. Песок, прижатый к борту, рассыпался, и окна оказались свободными.
   И с правой стороны все было по-прежнему. Так же блестела неподвижная поверхность озера. Казалось, что не вода, а ртуть наполняла его низкие берега.
   — Ветер совершенно прекратился, — сказал Камов. — Природа Марса заставит наших ученых метеорологов поломать голову.
   — Ботаникам тоже будет много работы, — заметил Белопольский. — Очевидно, что растения прижались к “земле” во время бури. Но как могли согнуться такие толстые стволы? Их строение, по-видимому, иное, чем у земных растений.
   — Все здесь иное, — сказал Камов. — Только по внешнему виду природа Марса напоминает 3емлю, а в действительности ее эволюция шла, вероятно, совершенно другим путем, чем на Земле. Ученому любой специальности здесь обширнейшее поле для исследований.
   — А наше растение?! — воскликнул вдруг Мельников, бросаясь к окну.
   — Неужели придется в третий раз ехать за этим злополучным кустом? — сказал Камов.
   Но тревога оказалась напрасной. Растение, о котором они совершенно забыли во время бури, было на месте. Через несколько минут, очищенное от песка, оно уже заняло свое место в холодильнике.
   До захода солнца было еще далеко. Остаток дня посвятили установке памятника, который, по плану экспедиции, нужно было поставить на месте посадки корабля. Эта работа заняла несколько часов, и в ней принял участие весь экипаж, за исключением Пайчадзе, которому Камов категорически запретил выходить из звездолета. Бейсон сидел запертым в каюте; и было решено, что он выйдет из нее только тогда, когда корабль покинет Марс.
   Для установки памятника выбрали место рядом со звездолетом, на небольшой полянке, окруженной со всех сторон густыми зарослями. От середины поляны до первых кустов было больше двадцати метров, так что появление “прыгающей ящерицы” не могло остаться незамеченным. Участники работы хорошо вооружились.
   Пайчадзе настоял на том, чтобы ему разрешили устроиться в выходной камере у открытой двери. С этой высоты хорошо просматривалась местность, и появление зверя таких больших размеров не могло бы ускользнуть от его внимания. Сам он был защищен стоявшим против двери вездеходом.
   Приняв все эти меры предосторожности, звездоплаватели спокойно могли работать.
   Неожиданное затруднение возникло при выгрузке из корабля тонких стальных свай, которые нужно было вбить в “землю” для устойчивости памятника на песчаной почве планеты. Каждая из свай имела двенадцать с половиной метров длины; вынести их через выходную камеру оказалось невозможным. В узком коридоре негде было развернуться. Пришлось воспользоваться люком, находящимся в помещении обсерватории. Через этот люк участники полета проникли в звездолет на Земле, когда выходная камера была закрыта конструкцией стартовой площадки.
   Четыре сваи перенесли в обсерваторию, и круглую дверь во внутренние помещения плотно закрыли. Колеса убрали внутрь, и люк оказался низко над “землей”. Камов, оставшийся в обсерватории, передал товарищам один за другим тяжелые стальные стержни. Закрыв люк, он возобновил воздух в помещении и, снова подняв корпус звездолета, вышел из него.
   — Недосмотр! — сказал он. — При конструировании корабля надо было предусмотреть это обстоятельство.
   Забивка свай даже здесь оказалась не легким делом. Будь они на Земле, эта работа была бы не по силам для трех человек. Меньшая сила тяжести на Марсе помогла справиться со всеми трудностями.
   С помощью электролебедки первая свая была поднята и установлена вертикально. Стоя на легких алюминиевых стремянках, Мельников и Белопольский укрепили на ее конце тяжелый вибратор. Так же как и лебедка, он приводился в действие электрическим током, подаваемым от аккумуляторов вездехода. Вибратор весил на Земле около трехсот килограммов, но здесь его вес уменьшился до ста десяти. Однако и этого было достаточно: вдвоем только напрягая все силы, они подняли его на такую высоту.
   Забивать сваю приходилось очень осторожно. В песчаную почву она уходила стремительно. Удерживать вибратор при таких условиях было трудно. Камов включал ток и сразу отключал его, после чего Мельников и Белопольский опускались на несколько ступенек ниже. Так продолжалось до тех пор, пока верхний конец не сравнялся с поверхностью песка.
   После короткого отдыха начали забивку второй сваи.
   Наконец последняя, четвертая, была забита. На сваи положили толстую стальную плиту и накрепко завинтили болты. Фундамент памятника был готов.