Мартынов Георгий Сергеевич. Звездоплаватели

   — Вполне возможно. Так сказать, обучение на ходу. Но вы сами сказали, что форма…
   — Да, это предположение можно твердо считать несостоятельным.
   — Будет что-нибудь новое, позвоните.
   — Разумеется, Сергей Александрович, не замедлю.
   Казарин положил трубку.
   В двадцати километрах, в кабинете директора Космического института, Камов сделал то же.
   — Это не они, — сказал он. — Успокойся! Непонятное тело имеет форму диска более двухсот метров в диаметре. Это твердо установлено.
   — А ошибки не может быть? — Ольга с тревогой взглянула в глаза отца.
   — Нет. Раз Казарин говорит определенно, значит, он уверен.
   — Я так измучилась!
   — Теперь можешь успокоиться. Они на Венере и вернутся на Землю в срок, то есть через полтора месяца.
   — После смерти Орлова я ни в чем не уверена, — сказала Ольга. — Пока Борис не вернется…
   — Он вернется. — Камов говорил, глядя прямо в глаза дочери, твердо и уверенно. — За сплошными туманами планеты они даже не видят, не знают о существовании этого загадочного тела. Смешно беспокоиться из-за этого.
   — Ты сам беспокоился.
   — Да, до тех пор, пока можно было подозревать в нем “СССР-КС3”. Теперь это отпадает.
   — Что же это такое?
   — Пока неизвестно, но скоро выяснится.
   В тоне Камова звучало нетерпение. Ольга уловила знакомую нотку в его голосе. Он всегда был такой. Она встала.
   — Постараюсь не думать о “загадке”, — сказала она и, поцеловав отца, направилась к двери.
   Камов сочувственно посмотрел ей вслед. Он хорошо понимал состояние дочери.
   “Тяжело быть женой звездоплавателя, — вспомнил он слова как-то сказанные его собственной женой. — Что ни говори, а ни одна почти экспедиция не обошлась без жертв. Звездоплаванию не везет на первых шагах”.
   Он вспомнил Хепгуда, останки которого сам хоронил на Марсе, гибель Орлова на Арсене и, наконец, последнюю жертву науки — английского ученого Брейли, погибшего на Марсе. Экспедиция Уильяма Дженкинса недавно вернулась на Землю и доставила тело молодого ученого. Как и Хепгуд, Брейли стал жертвой “прыгающей ящерицы” во время опасной ночной охоты на хищника. Две “ящерицы” были пойманы тогда и живьем доставлены на Землю, но цена, уплаченная за них, была слишком высока.
   Когда Камов узнал о появлении возле Венеры загадочного блестящего тела, он сразу подумал, что это может быть, “СССР-КС3”, покинувший Венеру задолго до назначенного срока, а когда познакомился со странным поведением “загадки”, ему пришло в голову то же самое, о чем Казарин говорил сегодня Субботину, — Белопольский и Мельников погибли, звездолетом управляет кто-то другой.
   Теперь и это отпадало. “СССР-КС3” имеет форму сигары, а не диска. “Если бы можно было сообщить Белопольскому о появлении “загадки”, думал Камов. — Они могли бы вылететь с Венеры и рассмотреть вблизи этот странный предмет. Он стоит того, чтобы изменить ради него намеченную программу”.
   Звонок прервал его мысли. Звонил телефон прямой связи с радиостанцией Камовска, где непрерывно велось дежурство.
   — Слушаю!
   — Радиограмма с борта “СССР-КС3”.
   — Что?!
   Камов не поверил своему слуху.
   — Радиограмма с борта “СССР-КС3”, — невозмутимо повторил радист.
   — Читайте!
   — Только одна фраза: “Готовьтесь к приему в обычное время. Пайчадзе. “СССР-КСЗ”.
   — Кто передал?
   — Топорков.
   — Откуда передана?
   — Неизвестно. Фраза повторена три раза. На вызовы ответа не последовало.
   — Выезжаю к вам.
   Камов положил трубку. Глубокая морщина прорезала его лоб; густые, нависшие брови сдвинулись.
   Что там случилось? Неужели замеченное тело все-таки является звездолетом Белопольского? Неужели те, кто определял форму “загадки”, ошиблись? Кораблем командует Пайчадзе, радиограмма подписана им, а не Белопольским или Мельниковым. Страшное предположение, что начальник экспедиции и его заместитель погибли, как будто подтверждалось.
   Несколько минут Камов неподвижно стоял у стола, бессознательно сжимая трубку телефона. “Оля! Что я скажу ей после того, как только что убеждал, что все в порядке, и Борис вернется?”
   Два лица — одно покрытое глубокими морщинами, другое еще молодое, со шрамом на лбу, со спокойным взглядом зеленовато-серых глаз — возникли перед ним так явственно, что он вздрогнул всем телом.
   Погибли!..
   Все говорило за это. С поверхности Венеры радиопередача невозможна. Значит, звездолет покинул планету. Что могло побудить его к этому? Только одно — трагедия, гибель обоих командиров корабля. Что оставалось делать участникам экспедиции, из которых ни один не знаком с техникой управления? Только одно — немедленно вылетать на Землю. Пайчадзе в общих чертах знает устройство пульта и знаком с автопилотом. Замеченное астрономами странное поведение звездолета можно объяснить именно тем, что его новый командир учится управлению.
   Все как будто совпадало, подтверждая догадку о катастрофе. Все, кроме одного — утверждения Субботина, что неизвестное тело — диск. Но это могло быть ошибкой. Точно определить форму такого маленького тела на подобном расстоянии очень трудно…
   Машина мчалась по Ленинградскому шоссе. Сидя рядом с шофером, Камов напряженно думал.
   Почему радиограмма отправлена только сегодня, а не три дня назад? “СССР-КС3” был замечен восьмого, а сегодня уже одиннадцатое. Три дня он находится в полете. Почему же они молчали до сих пор?
   Гибель Белопольского и Мельникова, только что казавшаяся несомненной, начинала представляться сомнительной. Может быть, они тяжело ранены, но живы и Пайчадзе производит различные маневры, пользуясь их консультацией? Но этот вопрос выяснится очень скоро. Обычное время радиосвязи — это час дня, а сейчас уже половина двенадцатого. Надо подумать о другом. Может ли неопытный человек, используя автопилот, благополучно привести корабль на Землю?
   В мельчайших подробностях вспоминая устройство пульта управления “СССР-КС3”, Камов приходил к выводу, что Пайчадзе сможет это сделать. Нужно только дать автопилоту исходные данные — и корабль сам долетит до Земли. Что касается спуска, очень трудного маневра, то Арсен Георгиевич отлично владеет искусством пилотажа реактивных самолетов. Он сможет опустить звездолет не на землю, а на воду любою из океанов. Это гораздо легче.
   В общем, были все основания полагать, что даже без Белопольского и Мельникова экспедиция благополучно вернется.
   “Благополучно! Три жертвы в одном рейсе!” — горько подумал Камов.
   Перед отъездом из института он позвонил председателю правительственной комиссии по организации межпланетных перелетов академику Волошину и не удивился, когда, подъезжая к зданию радиостанции, увидел его машину. Волошин умудрялся приехать раньше.
   Сорок минут ожидания показались всем очень долгими.
   Но, наконец, стрелка часов достигла нужной точки. Час дня! Не думали они, что придется принимать сообщение раньше 28 сентября.
   — Сколько времени будет идти радиограмма? — спросил Волошин.
   — Четыре минуты, — ответил Камов.
   Он сидел рядом с дежурным радистом, готовый отвечать звездолету, сообщение которого уже мчалось к Земле. Прямо перед Камовым чернело маленькое отверстие микрофона. Закрывающая его тонкая металлическая сетка чуть заметно дрожала. Внизу под полом оперативной комнаты работали мощные генераторы, энергия которых через несколько минут подхватит голос Камова и понесет его в неизмеримую даль. Направленная антенна станции была ориентирована на Венеру, возле которой мог находиться “СССР-КС3”.
   Четыре минуты прошли.
   И как только большая стрелка коснулась деления циферблата, из громкоговорителя раздался отчетливый голос Игоря Дмитриевича Топоркова — радиотехника звездолета:
   — Говорит звездолет! Говорит звездолет “СССР-КС3”! Отвечайте! Перехожу на прием!
   — Слушаем вас. К приему готовы, — ответил радист.
   Теперь предстояло ждать еще восемь минут.
   — Антенна ориентирована правильно, — сказал радист, выключив передатчик. — По силе звука мы попали точно на них.
   — А где находится сейчас “загадка”? — неожиданно спросил Волошин.
   — Как будто в том же направлении, — ответил Камов, подумав, как и Волошин, о том, что сейчас можно проверить, является ли “загадка” звездолетом “КС3” или нет. — Я позвоню Казарину и выясню этот вопрос. Только не сейчас. После передачи.
   Волошин кивнул головой. Он знал, что у Камова особые причины волноваться. Его дочь была замужем за одним из тех, кого можно было считать погибшим. А если Мельников и не погиб, то во всяком случае так тяжело ранен, что не может управлять кораблем. И в том и в другом случае оснований для мучительных мыслей было более чем достаточно.
   — Внимание! — сказал радист.
   Часы показывали четырнадцать минут второго.
   — Говорит звездолет “СССР-КС3”. Передаю сообщение начальника научной части экспедиции Пайчадзе…
   Камов и Волошин переглянулись. Что это значит? Почему Топорков называет Пайчадзе начальником научной части, а не командиром корабля? Кто же командир? Куда делся профессор Баландин?..
   — Возле горного озера, куда “СССР-КС3” перелетел по указанию жителей Венеры, был найден космический корабль, по всем данным прилетевший много тысяч лет тому назад с погибшей планеты Солнечной системы — Фаэтона…
   Трое людей слушали затаив дыхание.

ПОСЛЕДНИЙ СТАРТ

   — У меня нет никаких сомнений, что фаэтонцы говорили с венерианами с помощью какого-то аппарата, — закончил свой рассказ Мельников. — К сожалению, нет никаких указаний, что это за аппарат.
   — Я могу объяснить, — сказал Топорков. — Такой же или во всяком случае похожий аппарат изготовлен мною и Константином Васильевичем. Венериане, безусловно, говорят, но только ультразвуком, и поэтому мы их не можем слышать. Чтобы говорить с ними, нужен трансформатор звука. Как я сказал, он готов. Аппарат трансформирует ультразвук в частоту, воспринимаемую нашим слухом. Когда ночью явятся венериане, мы услышим их речь.
   — Но как вы смогли догадаться? — спросил Белопольский.
   — Не будучи биологом?.. — лукаво улыбнулся Игорь Дмитриевич. — Догадался, как видите. Мне помог случай. Когда вы вернулись к нам со дна озера, я следил по экрану за венерианами и вдруг заметил на экране звукового локатора какие-то линии. Они возникали каждый раз, когда венериане пытались что-то объяснить жестами. Локатор что-то “слышал”. Вы знаете — он работает на ультразвуке. Тогда и мелькнула у меня эта догадка. Потом я проверил ее у порогов, во время работы венериан. Удалось даже установить, что частота издаваемого ими звука находится на пороге слышимой нами полосы частот. Константин Васильевич помог мне, и вот аппарат к вашим услугам.
   — Вы сделали большое дело, — сказал Белопольский. — Если мы услышим венериан, то изучить их язык вопрос времени. Фаэтонцы смогли это сделать, сможем и мы.
   — Скорей бы наступила ночь! — воскликнул Коржевский.
   Но до захода Солнца было еще далеко. Завтра, 8 августа, должен был наступить “полдень”. Рассчитывать на встречу с венерианами днем не приходилось. Было уже совершенно очевидно, что обитатели планеты не выходят при свете.
   — А когда общались с венерианами фаэтонцы? — спросил Белопольский.
   — Только по ночам, — ответил Мельников. — Судя по их “фильму”, днем они не встречались с обитателями планеты. Вероятно, не хотели нарушать их сон.
   — Мы должны поступить так же.
   — Тем более, — подхватил Коржевский, — что “черепахи”, возможно, и не спят. В отсутствие венериан они могут напасть на нас.
   — Подождем ночи, — окончательно решил Константин Евгеньевич.
   Князев, Романов и Пайчадзе под руководством Зайцева приступили к постройке ангара для сборки самолета. Белопольский намеревался совершить целый ряд разведывательных полетов над горами и окрестностями озера в радиусе тысячи километров.
   Воспользоваться деревьями не удалось — слишком они были велики. Ангар строили рядом с кораблем из стальных балок и запасных плит. Зайцев сокрушался, что не захватили с Земли разборных ангаров.
   — Насколько проще была бы работа! — говорил он.
   — Подумать об этом следовало именно вам, — упрекнул его Белопольский.
   — Всего не предусмотришь! — вздыхал старший инженер звездолета.
   Не приходится говорить, что космический корабль фаэтонцев, так счастливо найденный благодаря указаниям венериан, все время был в центре внимания экипажа “СССР-КС3”. Всем хотелось своими глазами увидеть его необычайные помещения, странные “металлические” трубы, становившиеся прозрачными, когда в них кто-нибудь находился, и чудесную схему Солнечной системы с движущимися по ней десятью планетами. Проявленные и отпечатанные Второвым фотоснимки рассматривались по несколько раз, и Мельникову приходилось еще и еще раз повторять свой рассказ о пребывании на таинственном звездолете.
   Доктор Андреев тщательно обследовал обоих разведчиков и не нашел никаких признаков отравления воздухом корабля. По-видимому, его состав был безвреден для людей. Вряд ли какие-нибудь микроорганизмы могли уцелеть в течение тысяч лет.
   — Пребывание на фаэтонском звездолете не опасно, — доложил он Белопольскому.
   Члены экспедиции просили разрешить посетить корабль по очереди, но Константин Евгеньевич, посоветовавшись с Мельниковым, решил отказаться от этого. Он понимал, что надо осмотреть звездолет, но, так же как Мельников, опасался какого-нибудь сюрприза.
   — Было бы лучше всего, — сказал он, — оставить корабль фаэтонцев в покое до следующей экспедиции. Он никуда не денется. Здесь нужны крупные технические специалисты.
   Против этого нечего было возразить. Космический корабль пятой планеты представлял собой техническую загадку колоссальной трудности. Никто не знал, где расположены его двигатели, что они такое, какие силы приводят их в действие, как устроена система управления и, самое главное, что надо сделать, чтобы двигатели заработали. А в том, что они могут работать, сомневаться не приходилось. Техника звездолета была, очевидно, в полной исправности.
   И все же осмотреть корабль еще раз было необходимо. Мельников и Второв видели слишком мало. Надо было доставить на Землю снимки всего корабля, чтобы ученые-специалисты могли составить о нем более полное представление и понять его конструкцию. Белопольский хорошо понимал, что если это не будет сделано, его упрекнут, и упрекнут справедливо.
   Скрепя сердце, он решился на второе посещение.
   — Ты и Геннадий Андреевич были на звездолете, и вам показывали, где и как расположены кнопки дверей, — сказал он Мельникову. — Кроме того, вы уже дышали воздухом звездолета. Если он все-таки вреден, незачем подвергать опасности заражения других. Вам обоим придется отправиться туда еще раз. Сделайте снимки снаружи и внутри, не пропуская ни одной детали. Не буду говорить об осторожности, ты сам это хорошо знаешь. Никого, кроме вас, я туда не допущу. И сам не пойду.
   — Я понимаю, — ответил Мельников. — Это совершенно правильно, Константин Евгеньевич. Мы будем очень осторожны и ни до чего не дотронемся, кроме кнопок дверей.
   8 августа в одиннадцать часов утра вездеход отошел от звездолета и направился в лес. Кроме Мельникова и Второва, в машине никого не было.
   Шел второй день пребывания экспедиции на Венере. Члены экипажа торопились выполнить в полном объеме намеченный план работ.
   — Четыре человека заняты постройкой ангара, — сказал Белопольский, — другие четверо должны все время находиться на корабле. Сам понимаешь — я никого не могу отпустить с вами.
   — И не нужно, — ответил Мельников. — Дорогу мы знаем. А пока будем в отсутствии, машину никто не украдет. Вернемся часов через пять.
   Вездеход скрылся в лесу.
   Мельников и Второв взяли с собой тройной запас кислорода, чтобы, не опасаясь его нехватки, тщательно осмотреть корабль.
   День был удивительно ясный. С самого утра ни один грозовой фронт не приближался к озеру. Ветер стих, и поверхность огромного горного водохранилища была гладкой как зеркало. От воды поднимался и медленно таял в воздухе прозрачный туман, — термометр показывал семьдесят три градуса выше нуля. Это было меньше, чем на равнине в предыдущий полдень, — сказывалась высота места над уровнем океана. Звездоплаватели работали в охлаждающих костюмах.
   В три часа дня, как обычно, все собрались в кают-компании. Было время обеденного перерыва.
   — Они должны скоро вернуться, — сказал Зайцев, присаживаясь к столу, на котором Андреев уже разложил все необходимое и расставил “блюда”.
   Белопольский посмотрел на часы. В этом не было никакой необходимости, так как он хорошо знал, сколько времени.
   — Они уже четыре часа находятся там.
   По звуку голоса все поняли, что Константин Евгеньевич волнуется.
   — Они привезут с собой много нового, — заметил Коржевский.
   — Какие счастливые! — вздохнул Князев.
   Больше ни одного слова не было сказано. Волновался не один Белопольский, волновались все, но старались не показывать этого. Обед закончился в полном молчании, быстрее обычного.
   — Пошли! — сказал Зайцев, вставая первым. — Ангар надо закончить сегодня. Завтра с утра приступим к сборке самолета.
   И вот когда четыре человека прошли в выходную камеру, а остальные в обсерваторию, чтобы приготовить нужные приборы, внезапно раздался пронзительный свист, настолько громкий, что все, находившиеся на корабле за толстыми металлическими стенками, невольно заткнули уши. Начавшись на низкой ноте, свист быстро поднялся до сверлящей мозг высоты и сразу прекратился.
   Белопольский и Пайчадзе как раз в этот момент находились у окна обсерватории. Только они двое видели, как из чащи леса вырвалось что-то желто-серое, мелькнуло в воздухе и скрылось и тучах.
   Только одну секунду они стояли неподвижно, ошеломленные, не понимая, что произошло на их глазах.
   С подавленным криком Белопольский бросился к выходу.
   Еще мгновение — и дробный звонок тревоги прозвучал по всему кораблю. Вспыхнули над всеми дверями и люками красные лампочки.
   — По местам! — прозвучало из всех репродукторов.
   Корпус звездолета уже дрожал мелкой дрожью от работы двигателей. “СССР-КС3” стремительно поднимался, наращивая скорость.
   Внезапный старт застал экипаж врасплох. Люди упали там, где их застал сигнал тревоги. Ощущение повышенной тяжести показало им, что корабль находится в полете не как реактивный самолет, а как ракета. Было ясно, что он покидает Венеру, но, кроме Пайчадзе, никто не понимал причины. Четверо лежали на полу выходной камеры, вернее на боковой стенке, ставшей полом, трое — в обсерватории.
   Белопольский, очевидно, находился на пульте. Не ожидая выполнения своей же собственной команды, он начал ускоряющий полет. Только очень серьезная причина могла заставить его это сделать.
   Люди лежали, стараясь не шевелиться, терпеливо ожидая, когда прекратится работа двигателей и они смогут пройти на пульт и узнать, что случилось.
   Тридцать три минуты томились они полной неизвестностью, но никому не пришла в голову правильная догадка. Каждый делал самые невероятные предположения и сам же отвергал их как совершенно нереальные.
   А когда появилась невесомость и они поняли, что звездолет летит в пространстве на полной скорости, раздался одновременно заданный вопрос, обращенный друг к другу:
   — А как же Мельников и Второв?
   Двое членов экипажа как будто остались на Венере. У Андреева мелькнула мысль, что Белопольский сошел с ума. Но только он успел это подумать, из репродуктора раздался голос командира звездолета:
   — Арсен, к телескопу! Топорков — к локаторам! Во что бы то ни стало найти корабль!
   И тогда все поняли, что означал слышанный ими свист. Звездолет Фаэтона улетел с Венеры. В нем улетели неизвестно куда Мельников и Второв.
   Как это могло случиться?.. Почему заработали двигатели кольцевого корабля?..
   И нарушавший все правила молниеносный старт получил объяснение — “СССР-КС3” ринулся в погоню за космическим кораблем фаэтонцев. Если удастся быстро нагнать его, Мельников и Второв могут быть спасены. Но с какой скоростью летит этот корабль? Этого никто не мог знать.
   Белопольский сидел в кресле у пульта. Казалось, он внимательно наблюдал за показаниями приборов, как всегда спокойно ведя корабль. Но Зайцев, “войдя” в рубку, в первую секунду не узнал своего командира. Перед ним был дряхлый старик. Не верилось, что это тот самый человек, которого он видел всего полчаса назад.
   Белопольский повернул голову и посмотрел на инженера. Слезы бежали по его щекам, но он даже не пытался скрыть их.
   — Что мне делать, Константин Васильевич? — спросил он. — Никто, кроме меня, не сможет довести корабль до Земли. А я… не смею вернуться.
   Столько отчаяния было в этом голосе, что Зайцев почувствовал, как у него сжалось сердце от нестерпимой жалости.
   — Вас никто ни в чем не упрекнет, — сказал он как мог мягко.
   — Ни в чем?.. О нет, я виноват! Нельзя было пускать их на этот проклятый корабль!
   — Если кто-нибудь виноват, то только они сами. Они стали жертвами собственной неосторожности.
   — Жертвами? — Белопольский вздрогнул. — Да, вы правы! Они погибли. Где это кольцо?! — вскричал он, протягивая обе руки к экрану. — Куда оно улетело? Что если сейчас мы летим в противоположную сторону?
   — Может быть, удастся его обнаружить. Не отчаивайтесь!
   Белопольский сжал голову руками:
   — Нет! Мы его не найдем. Это невозможно! Не надо было улетать с Венеры. Еще одна ошибка, последняя. Четыре жертвы! Четыре жертвы в одном рейсе!..
   Зайцев видел, что автопилот не включен. Но может ли Константин Евгеньевич вести корабль в таком состоянии? Инженер вышел, чтобы позвать Андреева.
   — Белопольский выглядит невменяемым, — сказал он доктору.
   — Сильнейшее нервное потрясение, — ответил Андреев. — Ничего удивительного. Я пройду к нему, а вы пока не входите. Жаль, что Арсен Георгиевич не может покинуть обсерваторию.
   И три часа, не теряя надежды, искали в просторах звездного мира исчезнувший звездолет. Тщетно! Его нигде не было!
   Куда улетел он, никем не управляемый, не руководимый разумом человека? Где и когда закончит он свой последний полет? Куда доставит безжизненные тела двух человек, унесенных им? Может быть, прямо в огненные объятия Солнца!..
   “А что если они успели выйти из корабля, — невольно думал каждый член экипажа “СССР-КС3”. — Что если наш поспешный отлет погубил их, вместо того чтобы спасти?”
   Но никто не осмелился высказать эту страшную мысль.
   Белопольский почти не покидал пульта. Дни, а часто и ночи, он просиживал в кресле, безучастный и равнодушный ко всему.
   — Я доведу корабль до ракетодрома, — сказал он как-то Арсену Георгиевичу.
   Все были уверены, что эти простые и естественные слова таят в себе зловещий смысл.
   Белопольский знал, что не переживет всего, что случилось, как он думал, по его вине. Разве не он увлек Баландина к озеру? Разве не он послал на смерть Мельникова и Второва?.. Его надломленные силы поддерживало только сознание долга перед семью людьми, жизнь и смерть которых зависела от него.
   — За ним надо внимательно наблюдать, — говорил Пайчадзе. — Особенно в момент финиша. А когда мы сдадим его с рук на руки Камову, все будет в порядке. Сергей Александрович сумеет вернуть его к жизни.

В ОБЪЯТИЯ СОЛНЦА!

   Первое, что бросилось в глаза обоим звездоплавателям, когда уже знакомым путем они проникли в граненый шар центра звездолета, была темнота. Голубое пламя в каменной чаше — могиле последнего фаэтонца погасло.
   — Очевидно, — сказал Второв, — проникновение наружного воздуха прекратило реакцию. Пламя горело, пока находилось в наглухо запертом помещении.
   — Очевидно, — согласился Мельников.
   Они отошли от наружного пятиугольника, и он тотчас же затянулся металлом и исчез. Но внутренняя дверь продолжала быть невидимой. Явление, происшедшее в первый их приход, не повторилось.
   — Автомат перестал работать, — сказал Борис Николаевич. — Он был настроен на один раз. Теперь мы должны сами открыть дверь.
   Оба хорошо помнили указания фаэтонцев, данные ими с помощью “киносеанса”, и при свете своих прожекторов легко нашли кнопку.
   Хотя они видели “таяние” металла уже несколько раз, все же оба затаили дыхание, когда непонятное явление снова произошло перед ними. Открылся проход в радиальную трубу.
   Но не только двери изменили свое “поведение”. Люди поняли, что неизвестная им автоматика стала работать как-то иначе, когда прошли внутрь трубы и ее стенки не стали прозрачными, как это случилось в первый раз.
   — Досадно, — сказал Второв. — Мне очень хотелось увидеть еще раз этот фокус.
   Едва он произнес последнее слово, его желание осуществилось: металлическая труба стала прозрачной.
   Мельников нахмурился.
   — Мне это очень не нравится, — сказал он. — Замедление говорит о том, что механизмы корабля начинают отказывать. Они сработали хорошо только один раз. Может случиться, что они совсем перестанут работать.
   — Это может привести к плохим последствиям, — заметил Второв. — Если перестанут работать двери, нам будет затруднительно выйти отсюда.
   — Я договорился с Константином Евгеньевичем. Если мы не вернемся к назначенному часу, они придут к нам на помощь. Особой опасности нет. Не забывай о киноаппарате. Снимай буквально все.