Мартынов Георгий Сергеевич. Звездоплаватели

   Свет, исходивший из бревенчатых стен, окрашивал воду в красноватый цвет. Было настолько светло, что Белопольский и Баландин могли без труда рассмотреть самые мелкие подробности. Сопровождавшая их толпа “черепах” с розовыми телами и красными панцирями в этом освещении стала походить на толпу фантастических призраков. Желтый огонь их глаз погас.
   “Черепахи”, несшие машину, шли на двух ногах, в вертикальном положении. Большинство остальных передвигалось на четырех.
   Туннель был очень длинен. Машину несли дальше и дальше, а выход все не показывался.
   — Вряд ли можно предположить, что этот туннель искусственный, — сказал Белопольский. — Вероятно, он пробит водой.
   — Кто их знает! — ответил Баландин. — Все может быть. Но скоро мы это узнаем.
   Впереди в розовом сумраке появилось наконец что-то яркое. Еще несколько минут — и перед ними открылось огромное пространство, показавшееся в первую секунду совершенно пустым.
   “Черепахи” вышли из воды.
   Исполинская пещера уходила куда-то далеко, в неразличимую глазом глубину берегового обрыва. (Было совершенно очевидно, что их доставили к южному берегу озера). Над головой, примерно в пятнадцати метрах, нависал каменный свод. Пещеру освещал слабый свет. Откуда он исходил — они не видели.
   Основание пещеры было совершенно сухо. Правильными рядами поднимались какие-то странные кубы. Это было похоже на улицы, застроенные домами без окон. Кубы были, по-видимому, деревянными, но бревна не светились. А может быть, их слабый свет терялся в общем освещении пещеры.
   — Вот он где, их город! — сказал Белопольский тоном удовлетворения.
   — Похоже на то, — ответил Баландин.
   “Черепахи” шли посередине одной из “улиц”. Часто мелькали какие-то неясные фигуры. Судя по размерам, это были не “черепахи”.
   Деревянные кубы казались домами неведомых жителей этого подземного города. Но для огромных “черепах” такие жилища были довольно тесны.
   Выход из туннеля остался далеко позади. Толпа “черепах” шла все дальше и дальше.
   Наконец они остановились. Потом подошли к стене одного из “домов” и стали куда-то спускаться. Метров пять они шли прямо, потом поднялись и вышли уже внутри постройки. Пройдя еще несколько шагов, осторожно поставили машину на бревенчатый пол.
   В общей сложности они пронесли вездеход, весящий больше полутора тонн, километра два с половиной, что лишний раз доказывало их чудовищную силу.
   Одна за другой “черепахи” вышли тем же путем, каким и вошли.
   — Вот мы и в тюрьме, — сказал Белопольский, — а я так и не успел выбросить бутылку с письмом. Теперь это вряд ли удастся.
   Они внимательно осмотрелись.
   Помещение было совершенно пусто. Никаких внутренних перегородок в нем не было, — одна сплошная “комната”, очевидно единственная в доме без окон и без потолка.
   Глядя с “улицы”, казалось, что куб закрыт со всех сторон. На самом деле это был не куб, а просто четыре стены, высотой метров в семь.
   Оба звездоплавателя подумали, что такое устройство домов вполне логично. Над “городом” не было неба, ему не угрожали ни дождь, ни ветер. Потолок с успехом заменял каменный свод пещеры. Пол был сделан из бревен. Дверь, если можно было назвать так этот вход, помещалась в одном из углов. Стены и пол светились розовым светом.
   Минут двадцать люди молча ждали, не появится ли кто-нибудь из венериан, но время шло, а никто не приходил к ним.
   — На сколько времени нам хватит кислорода? — спросил Баландин.
   — Почти на двое суток. Но какое это имеет значение? Только продление агонии.
   — Нельзя ли бежать отсюда?
   Белопольский пожал плечами.
   — Как ваши ноги? — спросил он вместо ответа.
   — Какое это имеет значение, — повторил слова своего командира Баландин, — я забыл о них.
   — Все равно! Пока есть время, надо переменить повязку. Кто знает, что нас ждет впереди.
   Белопольский зажег свет в кабине. Осторожно сняв повязку, он внимательно осмотрел обожженные голени и нахмурился. По краям вздувшихся волдырей кожа была ярко-красной, что указывало на сильное воспаление.
   “Может начаться гангрена, — явилась тревожная мысль, — как он терпит? Это, вероятно, адская боль.”
   Кроме пикриновой кислоты, никаких средств в аптечке не было. Она предназначалась только для оказания первой помощи. Но Белопольский все равно не знал, что надо делать при таком тяжелом ожоге.
   Он наложил новую повязку и забинтовал ноги профессора.
   Потянулись томительные минуты ожидания. Стараясь экономить энергию аккумуляторов, Белопольский погасил свет в кабине. Свечения стен было вполне достаточно.
   С того момента, как они очнулись после обморока, прошло уже больше двух часов. Полчаса они находились в кубе, но ни единого звука не доносилось к ним. Кругом словно все вымерло. Глубокая тишина царила в “доме”.
   Но не принесли же их так далеко только для того, чтобы бросить в этой бревенчатой комнате. Кто-то должен был прийти к ним. Но кто и зачем? Что с ними сделают?..
   Белопольский открыл дверцу и вышел из машины.
   Их маленький вездеход не имел выходного тамбура. С того времени, как они покинули звездолет, оба не снимали противогазов. Внутри машины был воздух Венеры, такой же, как и снаружи.
   Стоять на круглых бревнах было трудно. Ноги скользили по гладкому дереву.
   Белопольский подошел к ближайшей стене и попытался найти щель, через которую удалось бы заглянуть наружу, но бревна были пригнаны друг к другу очень плотно. Он осторожно обошел помещение, в любую секунду готовый броситься обратно к машине при появлении венериан. Подойдя к “двери”, он увидел, что лестницы не было. Спуск состоял из тех же бревен. Было трудно себе представить, как могли “черепахи” с тяжелым грузом подняться по ним.
   Отверстие входа было квадратной формы и имело метра три в поперечнике.
   Закончив обход, Белопольский вернулся к машине.
   Прошло еще около часа. Никто не приходил, и это становилось странным и угрожающим. Неужели “черепахи” бросили их умирать здесь?..
   Тишина стала казаться зловещей…
   — Если нас не перетащат опять в воду, — сказал Белопольский только для того, чтобы прервать гнетущее молчание, — мы сможем пользоваться для дыхания воздухом Венеры через противогазы. Это сэкономит нам запас кислорода. Тогда его хватит дней на пять, шесть. Но у нас нет никаких продуктов, кроме аварийного запаса, а он очень невелик. Все же я предлагаю подкрепить силы.
   — Пожалуй, это не лишнее, — согласился Баландин.
   Но только они успели достать свой “НЗ”, как услышали какой-то звук, точно глухое топанье огромных ног.
   Белопольский поспешно запер дверцу машины.
   Они увидели, как у входа появилась уродливая голова “черепахи”. Потом появилось и ее огромное тело. Зверь ступил на пол.
   В “руках” он нес какой-то длинный и узкий предмет. В розовом сумраке “комнаты” люди не могли рассмотреть, что это такое. “Черепаха” поставила свою ношу и исчезла.
   Не веря глазам, Белопольский и Баландин узнали в этом предмете человека, одетого в противогазовый костюм.
   Это был геолог экспедиции Василий Васильевич Романов.

НОЧЬ

   24 июля вечер Венеры подошел к концу. Как и предполагали, сумерки длились почти пятьдесят часов после захода Солнца.
   Уже с утра (звездоплаватели все время вели счет по земным часам) темнота начала быстро сгущаться. К восемнадцати часам ночь полностью вступила в свои права.
   Но эта ночь была далеко не такой темной, как ожидали. Если бы Пайчадзе не сказал, что она наступила, они, вероятно, продолжали бы считать ее вечером. Ничего похожего на черный мрак, который, казалось бы, должен быть на поверхности планеты, под толстым слоем облачных масс, не наблюдалось. Из окон обсерватории они видели реку, лес на ее берегу и даже могли различить вдали линию порогов. Освещение напоминало земную ночь при свете Луны в первой четверти.
   — Теоретические расчеты подтвердились, — сказал Пайчадзе. — Яркость ночного неба Венеры, благодаря близости к Солнцу, в пятьдесят раз сильнее, чем на Земле, и только в пять раз слабее света полной Луны. Мы не ошиблись.
   Звездоплаватели готовились к ночной работе. Программа была обширна и разнообразна. Надо было сделать целый ряд точных фотометрических измерений освещенности в различные моменты ночи, составить график изменений нагрева почвы, а также и воздуха на разной высоте и опять-таки в различное время — в начале, середине и в конце ночи. Предстояло заняться интенсивностью падения на планету космических лучей, определением радиометодами внутреннего строения Венеры и бесконечным количеством других не менее важных работ, из которых часть предназначалась на эту ночь, а остальные на следующую. Звездолет должен был находиться на планете двое венерианских суток.
   Ни одну из работ нельзя было производить внутри корабля. Приходилось выносить приборы и аппараты на берег и находиться возле них длительное время. Хотя многие процессы могли проходить автоматически, ученые все же дежурили у своих установок, не рискуя оставить их без присмотра. Жители Венеры уже доказали, что относятся враждебно к пришельцам с другой планеты, а ночью в любую минуту кто-нибудь из них мог оказаться вблизи. При огромной физической силе этих существ им ничего не стоит сломать и уничтожить хрупкие аппараты людей.
   Все меры предосторожности были приняты. В радиусе ста метров вокруг звездолета берег заливал яркий свет прожекторов. Никто и ничто не могло приблизиться к месту работы, не будучи своевременно замеченным. Каждого члена экипажа, которому нужно было выйти из корабля на берег, всегда сопровождали два товарища, хорошо вооруженные и готовые отразить нападение.
   Надо сказать, что никто из ученых не верил, что “черепахи” действительно могут напасть на звездолет. Охрана осуществлялась на всякий случай, больше для очистки совести.
   Поиски вездехода Белопольского в глубине озера с очевидностью показали, что свет прожекторов является вполне достаточной защитой. Для органов зрения подводных жителей, привыкших к темноте, этот свет, видимо, был совершенно непереносим.
   Грозовые фронты почти не мешали работам. С наступлением ночи они стали появляться все реже и реже и были гораздо слабее, — скорее сильные дожди, и только.
   Когда экипаж находился на борту, прожекторы потухали, и прозрачная темнота опускалась на звездолет. Тогда ночные бинокли и лучи радиолокаторов устремлялись на далекую линию порогов. Возле них смутно виднелись штабеля бревен, но никакого движения не удавалось заметить. Вид штабелей не изменялся, и было очевидно, что обитатели озера почему-то не трогают их.
   Несколько раз звездоплаватели внезапно зажигали прожектор, направляя луч его света на близкую опушку леса, но и там ничего не обнаруживали.
   — Они боятся нашего корабля, — говорил Мельников, — и не рискуют приблизиться к нему. Наше присутствие мешает им производить обычную ночную работу.
   Это было более чем вероятно. Исполинский корабль, неведомо как очутившийся на берегу реки, неведомо откуда взявшийся и неизвестно что из себя представлявший, должен был казаться венерианам чем-то таинственным, непонятным и пугающим. Первобытные существа даже отдаленно не могли вообразить истинного назначения этого чудовищно огромного предмета. Он должен был возбуждать в них ужас.
   — Неужели, — говорил Второв, — мы так и вернемся на Землю, не имея ни одного снимка “черепахи”. Я никогда не прощу себе этого.
   У Геннадия Андреевича были все основания быть недовольным собой. Он видел “черепах”, они неподвижно стояли, ярко освещенные светом прожекторов, в его руках находился киноаппарат, более удачных условий съемки нельзя было себе представить, но… ни одного снимка обитателей Венеры!..
   Исправить упущение, очевидно, нельзя. Венериане не появятся возле корабля. О том, чтобы попытаться еще раз увидеть их на берегу озера, не могло быть и речи. Мельников, вступивший в командование кораблем, категорически заявил, что не допустит ни одной экскурсии куда бы то ни было. До самого старта на Землю ни один член экипажа не отойдет далеко от корабля.
   — Довольно жертв! — сказал он своим товарищам. — Их и так слишком много. С обитателями Венеры познакомимся в следующем рейсе.
   Как ни хотелось Второву получить снимки венериан, он должен был признать, что это решение единственно правильное. Экспедиция потеряла четырех человек. Это действительно, слишком много.
   Случайность, которую невозможно было предвидеть и предупредить, погубила на Арсене Леонида Орлова. По своей вине, жертвой собственной неосторожности стал Василий Романов. Неизвестно, как Белопольский и Баландин попали в руки венериан и были унесены ими на дно озера. Никаких надежд на их спасение уже не могло быть.
   Вездеход исчез бесследно. Князев и Второв восемь раз погружались в озеро на амфибии, но не обнаружили машины. Куда ее могли унести? Это оставалось тайной. После восьмой, бесплодной, попытки Мельников приказал возвращаться на корабль.
   — Мы сделали все, что могли, — сказал он, — больше рисковать нельзя. Гроза, прервавшая первый поиск, оказалась, к счастью, слабой и непродолжительной. Но, когда она окончилась, Коржевский и Андреев с ужасом увидели, что их товарища, не успевшего вскочить в машину, нигде нет. Стало очевидно, что Василий Романов был оглушен ударом ливня и смыт в озеро.
   — Немедленно найти! — приказал Мельников.
   Вездеход-амфибия нисколько не пострадал. Как только началась гроза, Князев погрузился под воду, где уже не могли угрожать ни ливень, ни молнии. Опасения, что на машину нападут “черепахи”, не оправдались. Венериане, которых оба разведчика насчитали на дне больше сотни, панически боялись прожекторов. Как только появлялся свет, они падали на дно, прячась под свои панцири совершенно так же, как делали это в океане. Амфибия могла плавать под водой сколько угодно без всяких опасений.
   Узнав о исчезновении Романова, Князев немедленно приблизился к берегу и тщательно обыскал дно. Но молодой геолог исчез так же бесследно, как вездеход Белопольского.
   С энергией отчаяния, забыв обо всем, они, сменяя друг друга, искали пропавших товарищей двенадцать часов подряд. Дно озера было обследовано на всем своем протяжении.
   Напрасно!.. Ни вездехода, ни тела Романова нигде не было. Озеро оказалось неглубоким. Они видели на его дне огромное количество бревен, лежавших кучами, многочисленные виды водорослей и других растений, но, кроме “черепах”, не заметили ни одного живого существа, ни одной рыбы.
   — Спрятать машину там абсолютно негде, — сказал Князев. — Мы не могли не заметить ее.
   — Где же она может быть?
   — Не знаю. Но в озере ее нет.
   Почти одновременная гибель трех товарищей угнетающе подействовала на всех членов экспедиции.
   Вечером 24 июля Мельников записал в своем дневнике:
   “Последний срок миновал!
   До сих пор какое-то неясное чувство говорило мне, что Константин Евгеньевич и его спутник живы. Так хотелось надеяться! Мне казалось, против всякой вероятности, что они вернутся к нам. Сегодня эта призрачная надежда окончательно рухнула. Даже теоретически не на что рассчитывать. Все кончено. Запас кислорода в вездеходе исчерпан. Если они были живы до сих пор, то сейчас, безусловно, мертвы. Им нечем больше дышать! Какая страшная участь…
   Я хочу верить (вот до чего дошло!), что “черепахи” сразу сломали стенки машины, разбили стекла окон, умертвили… Слишком ужасно думать, что они жили двое суток без надежды на спасение, во власти свирепых зверей!..
   Насколько счастливее (какое слово!) судьба Романова! Если он не был убит сразу ударом ливня, то все же умер очень скоро, запас кислорода в его баллоне был так мал.
   Ирония судьбы! Я жалел, что прервана связь с Землей. А сейчас я благословляю это обстоятельство. Какими словами могли бы мы рассказать о случившемся?..
   Конечно, это эгоистично, но я думаю об Оле. Сколько томительных дней выпало ей на долю, когда после спуска на Венеру на Земле не знали о нашей судьбе. Известие о гибели еще трех членов экспедиции… нет, лучше не думать об этом кошмаре!.. Куда все-таки делся вездеход? Куда исчезло тело Романова?
   Неужели кто-нибудь сможет упрекнуть нас, что мы плохо искали? Не попробовать ли еще раз? Нет, я не имею на это права. Василия Романова схватили “черепахи”. Это очевидно. И спрятали его тело так же, как вездеход К. Е. Зачем они это сделали? И куда спрятали? Князев и Второв утверждают, что на дне озера машины нет. Зловещая тайна. Неужели “черепахи” разломали вездеход на мелкие куски? В клочья разорвали тела наших несчастных товарищей? А может быть… жутко думать, что и это могло случиться!..
   Что мы знаем о жителях Венеры? Ничего не знаем. “Черепахи”! Какие странные и причудливые создания! Я хорошо помню их. Назойливо стоят они перед моими глазами. Могли ли мы думать, когда смотрели на них из подводной лодки, что это и есть разумные обитатели Венеры, что именно они, эти земноводные, и есть люди планеты? Даже сейчас, когда, казалось бы, отпали последние сомнения, я не могу верить этому.
   Коржевский утверждает, что, судя по описаниям, “руки” “черепах” не могли создать линейку, они не способны к такому труду, это не руки, а лапы животных. Я убежден в правильности этого рассуждения. Линейку сделал кто-то другой.
   Может быть, “черепахи” только животные? Их поведение не похоже на поведение животных Земли. Что из этого? Мы имеем дело с животными Венеры. Слоны в Индии работают. Они ломают деревья, переносят бревна. Совсем так же, как “черепахи”. К тому же, мы не знаем, они ли делают это.
   Кто же тогда настоящие венериане? Где они? Как они выглядят?.. Увидим ли мы их? Нет, в этом рейсе не увидим. Я сам запретил всякие попытки. И не изменю этого решения. Потом! В следующем рейсе!
   Как тяжело, как трудно казаться спокойным, ничем не выказывая боли, которая ни на минуту не оставляет тебя! Как часто приходится усилием воли сдерживать рыдания, готовые вырваться. Иногда хочется выть, как зверю, дать выход отчаянию. Нельзя! Любому из моих товарищей можно. Мне нельзя. Даже наедине с собой я должен держаться. Я не принадлежу себе. Потом! Когда наш несчастный рейс закончится…”
   В ночь на 25-е дежурил Князев.
   В три часа утра он неожиданно разбудил всех звонком тревоги. Не прошло и пяти минут, как в рубке управления собрались все восемь человек.
   — Что случилось? — спросил Мельников, первым вошедший в рубку.
   Князев молча показал на экран.
   Небо Венеры пылало заревом. Зловещий красный свет был так силен, что можно было отчетливо видеть все, что окружало корабль. Обычно темные, тучи сверкали всеми оттенками рубина. Казалось, что где-то за горизонтом разгорается гигантский пожар.
   С сильно бьющимся сердцем звездоплаватели не спускали глаз с непонятной картины.
   Что это?.. Пожар? Извержение вулкана?.. Им казалось, что кровавый свет становится сильнее, что-то неведомое приближается к звездолету, неся с собой угрозу.
   Мельников переглянулся с Зайцевым. Одна и та же мысль мелькнула у обоих — не пора ли поднять корабль в воздух и, пока не поздно, уйти от неизвестной опасности?
   Вдруг откуда-то из-за леса взметнулись к зениту и рассыпались по нему искрящимся занавесом зеленые и фиолетовые линии. Мерцающей сеткой они закрыли весь горизонт, переплетаясь и сверкая всеми оттенками изумрудов и вишнево-красных гранатов.
   — Полярное сияние! — первым догадался Пайчадзе.
   — Оно вспыхнуло внезапно, — сказал Князев.
   Успокоившись, все перешли в обсерваторию и, столпившись у окон, молча смотрели на поразительное зрелище. Второв вертел ручку киноаппарата.
   Рубиновый цвет неба сменился оранжевым, потом, пройдя всю гамму цветов, неожиданно вспыхнул чистейшим аквамарином. Изумрудные и гранатовые линии уступили место сверкающему потоку хрустальных нитей.
   Фантастический калейдоскоп красок непрерывно сменялся больше полутора часов, поражая взор неистощимым разнообразием сочетаний всех цветов и оттенков. Во всем богатстве предстала перед людьми палитра величайшего из художников — Великой Природы.
   Уходящее все ниже за горизонт, Солнце давало прощальный спектакль.
   К пяти часам утра полярное сияние Венеры стало меркнуть. Все слабее окрашивалось небо, все яснее проступали на нем свинцовые тучи.
   — Изумительно! — сказал Коржевский.
   — Вопрос, что! — отозвался Пайчадзе. — Изумительно не само зрелище. Оно должно быть красочным. Венера близка к Солнцу. Изумительно другое. Полярное сияние — в верхних слоях атмосферы, за десятикилометровым слоем облаков. Почему мы видели его так ярко? Непонятно.
   — Что же мы могли увидеть, если бы поднялись над облаками? — спросил Второв.
   — Скорее всего, ослепли бы, — ответил Пайчадзе.
   Взволнованные всем виденным, звездоплаватели неохотно разошлись по каютам.
   Но никто не смог заснуть сразу. И когда, не прошло еще и часу, Князев вторично дал сигнал тревоги, все кинулись к рубке, надеясь еще раз увидеть чудесное зрелище, которым не успели вдоволь налюбоваться. Но на этот раз их ожидало совсем другое. Ставшая памятной, ночь преподнесла еще один сюрприз.
   С бледным, взволнованным лицом Князев встретил товарищей непонятной фразой:
   — Они только что принесли!..
   — Кто “они”? — спросил Мельников.
   — “Черепахи”.
   Все бросились к экрану. Но в мутном полусвете ночи они не увидели ничего.
   — Свет! — приказал Мельников.
   Яркий луч прожектора лег на “землю”. И тогда совсем близко от корабля они увидели маленький темный предмет, лежавший на траве.
   — Я заметил, — рассказал молодой механик, — как со стороны порогов стала приближаться плохо различимая масса, какое-то темное тело. Сначала мне показалось, что это огромное животное. Оно медленно подходило все ближе. Я не стал зажигать прожектор, хотелось рассмотреть его, а свет мог его испугать. Ведь оно не могло причинить вреда звездолету, как бы велико ни было. Когда оно приблизилось, я узнал “черепах”, совсем таких же, каких мы видели у озера. Они что-то несли. С ними было другое животное, гораздо меньших размеров, но я его не мог рассмотреть как следует. Не зная, что делать, я дал сигнал. Но пока вы успели прийти, “черепахи” подошли вплотную к кораблю и положили этот предмет на “землю”. Потом они исчезли очень быстро в сторону реки.
   — Вот тогда и следовало зажечь прожектор, — сердито сказал Коржевский.
   — Я не решился. Мне не хотелось пугать их.
   — Правильно! — одобрил его Мельников.
   Значит, обитатели озера не боялись приблизиться к звездолету. Они что-то принесли людям. Что и зачем?
   — Товарищ Второв, — приказал Мельников, — выйдите на берег и принесите этот предмет на корабль. С вами пойдет Андреев.
   Через полчаса таинственное приношение внесли в обсерваторию.
   Все с любопытством обступили подарок.
   Это было что-то вроде деревянного блюда, имевшего форму ромба, с загнутыми внутрь полукруглыми краями. Оно было тщательно отделанное, гладкое до блеска, с тремя тонкими, тоже деревянными, острыми, прикрепленными ко дну. Блюдо было аккуратно устлано пучками оранжевых водорослей и красными листьями. Сверху лежали восемь плоских лепешек красного цвета и… золотые часы.
   Не веря глазам, Мельников схватил их.
   — Это часы Константина Евгеньевича, — сказал он.

ХОЗЯЕВА ПЛАНЕТЫ

   Одним из самых основных факторов в жизни любого существа является питание. Первые представления едва развитого мозга неразрывно связаны с ним. И от нижних до верхних ступеней эволюционной лестницы все живое подчиняется этому незыблемому закону природы.
   Все существа, наделенные разумом, независимо от степени его развития, заботятся о питании, и не только для себя, но и для других существ, связанных с ними. Птицы и звери добывают корм своему семейству. То же делают люди. Хищник уступает добычу другому хищнику, если не хочет драться с ним из-за нее. Это свидетельство миролюбия. Дикие племена в знак мира предлагают врагу добытые ими продукты питания.
   У восточных народов сохранился обычай — не есть в доме врага. Разделить пищу с врагом — значит помириться с ним. Предложить человеку поесть — значит выказать к нему добрые чувства.
   Закон питания диктует нравы и обычаи. Так было, так есть, и так будет всегда, потому что пища — основа жизни, потому что это первый закон природы для живых существ. И можно с уверенностью сказать, что закон этот действителен не только на Земле. Он властно царит всюду, где есть способные хотя бы к примитивному мышлению живые существа, которые растут и размножаются. Это закон Вселенной!
   Одинаковые представления о предмете должны неизбежно породить и одинаковые понятия о его роли в том или ином случае.
   Что же удивительного в том, что венериане поступили так же, как на их месте поступили бы люди Земли. Только человеческие законы меняются и могут быть различными, законы природы всюду одинаковы. Принеся свой “хлеб” к звездолету, жители Венеры показали этим, что хотят мира. Понять их поступок как-нибудь иначе было невозможно.
   В этом смысле высказался биолог Коржевский, когда после детального анализа выяснилось, что восемь лепешек, принесенных “черепахами”, представляют собой питательный продукт, изготовленный, из рыбы.
   В значении неожиданного подарка никто не сомневался. Это был знак мира. Что же думали жители Венеры о звездолете? За что его принимали?