Мартынов Георгий Сергеевич. Звездоплаватели

   Затаив дыхание, Коржевский и Второв видели, как на той стороне Мельников ударился о скалу и медленно скользнул по ней на ровное место. Они ясно слышали его прерывистое дыхание.
   — Сильно ударились? — спросил Второв.
   — Да, очень сильно, — ответил Мельников. — Даже в голове звенит. Прыжок был слишком резким. Прыгайте совсем слабо. По-земному — на один шаг.
   — Осторожнее! — раздался в их шлемах голос Белопольского. — Борис Николаевич, — прибавил он, — может быть, вам лучше вернуться на звездолет?
   — Нет, — ответил Мельников. — Я не пострадал. Впредь буду осторожнее. Ну, что же вы? — обратился он к своим спутникам, видя, что они не двигаются с места.
   — Страшновато! — сказал Коржевский.
   Было психологически трудно решиться на подобный прыжок. Дно гигантской пропасти находилось неведомо где. Казалось немыслимым, что, сделав легкое усилие, можно перепрыгнуть стометровое расстояние. Сознание, привыкшее к земным масштабам, отказывалось верить тому, что только что видели глаза.
   — Смелее! — услышал Коржевский голос Пайчадзе.
   Биологу стало стыдно. Товарищи на корабле видят, что он боится. Он отступил на шаг и прыгнул изо всех сил.
   — Что вы делаете? — раздался крик Второва.
   Но было уже поздно. Коржевский, как камень, выпущенный из пращи, летел через бездну.
   На размышление не было времени. Мельников сделал первое, что пришло ему в голову, — подпрыгнул и поймал товарища на лету.
   Коржевский почти ничего не весил, но и Мельников весил не больше. Удар получился сильный. Оба отлетели назад и, упав, покатились по “земле”.
   — Я же вам сказал, — воскликнул Мельников, поднимаясь на ноги, — прыгайте на один шаг, а вы… — Он вспомнил свой собственный прыжок и закончил уже другим тоном: — Надо слушать, что говорят.
   — Извините, — робко сказал Коржевский. — Я постараюсь не повторять такого промаха. Вы сильно ударились из-за меня?
   — Прыгайте, Второв! — крикнул Мельников.
   От пережитого волнения он забыл, что кричать ни к чему: радиоустановки в их шлемах и так работали достаточно хорошо.
   Прыжок инженера оказался гораздо удачнее, чем его товарищей. Он мягко опустился рядом с Мельниковым.
   — Молодец! — раздался голос Пайчадзе.
   — У меня сердце замерло, когда вы прыгнули, — сказал Второв — Хорошо, что Борис Николаевич догадался перехватить вас. Вы могли разбить стекла шлема.
   — Я тоже подвергся этой опасности, — миролюбиво сказал Мельников — Пошли дальше!
   Но идти, собственно, было некуда. Со всех сторон вздымались почти отвесные скалы. Мельников измерил взглядом их высоту.
   — Метров шестьдесят, — сказал он. — На Луне я быстро научился соразмерять силы с расстоянием. Тут требуется известное воображение. Надо представить себе, что высота меньше во столько раз, во сколько меньше сила тяжести. Шестьдесят метров на Арсене — это то же самое, что четверть метра на Земле. На всякий случай, возьмем чуть больше.
   Он присел и подпрыгнул.
   Эффект получился совершенно непредвиденный. Мельников взлетел вдвое выше, чем следовало. На мгновение он повис на стометровой высоте, потом медленно стал падать на вершину утеса. Он видел внизу широкую панораму скал Арсены, ограниченную до странности близким горизонтом, а прямо под собой крохотные фигурки своих спутников. Казалось, совсем рядом с ними ослепительно блестела под лучами Солнца “крыша” звездолета.
   Скорость падения постепенно возрастала. Мельников с тревогой думал, попадет ли он на вершину утеса.
   На Земле он давно бы разбился. Он падал уже секунд десять, но все еще находился на большой высоте. В шлеме раздавались взволнованные голоса товарищей, следивших за его полетом.
   — По-моему, он опустится на самый край вершины, — услышал Мельников голос Баландина.
   — Я тоже так думаю, — ответил ему Белопольский. — Насколько можно судить по экрану, Борису Николаевичу придется падать метров пятьдесят — шестьдесят. Это займет около минуты.
   — А он не разобьется? — спросил Второв.
   — Нет. Скорость в конце падения будет не больше двух метров в секунду.
   — А если он промахнется и не попадет на вершину?
   — И тогда нестрашно, — ответил сам Мельников. — Но я уже на месте.
   Действительно, как раз в этот момент он опустился на самый край утеса и поспешил включить ток в подошвы, чтобы закрепиться.
   Здесь была сравнительно большая ровная площадка. За ней тянулся пологий склон, а дальше снова виднелась широкая пропасть.
   — Арсена мало пригодна для прогулок, — сказал Мельников, поделившись с товарищами своими наблюдениями.
   Коржевский и Второв присоединились к нему. Они учли опыт Мельникова и “перепрыгнули” всего на несколько метров.
   — Сплошная фантастика! — заметил Коржевский. Вторую пропасть преодолели уже легко и уверенно. Мускулы приспособились к необычайным условиям.

СЕНСАЦИОННОЕ ОТКРЫТИЕ

   Дикий характер местности не изменялся. Как и в начале пути, всюду были только утесы, пропасти и трещины. Идти можно было в редких случаях. Все время приходилось прыгать — вперед, вверх или вниз. Через час такого пути они настолько привыкли, что перелетали через препятствия без всякой подготовки все трое одновременно.
   Иногда, дойдя до относительно ровного места, кто-нибудь прыгал вверх, употребляя всю силу ног. Поднявшись на чудовищную высоту, откуда открывался широкий кругозор, разведчик сообщал товарищам, что он видит. Обратное падение происходило так медленно, что он успевал зарисовать план местности. Это помогало выбирать дорогу. Конечно, во время таких подъемов вид Арсены “с птичьего полета” снимали: Второв — киноаппаратом, а его товарищи — фотоаппаратами.
   “СССР-КС3” давно скрылся из виду. Звездоплаватели были одни среди хаотической путаницы скал. Как и следовало ожидать, нигде не попадалось ни малейших следов растительности. Всюду голый камень, преимущественно серого цвета.
   Иногда заходили под нависшую скалу, и тогда можно было наблюдать интересную картину. Человек, как только его закрывала тень, мгновенно пропадал из глаз, словно растворившись во мраке. Причиной этого явления было отсутствие атмосферы, которая на Земле рассеивает лучи Солнца, препятствуя полному мраку даже в самой густой тени. Вспыхивал прожектор на шлеме, и казалось, что в черной пустоте плавает неведомо откуда взявшийся белый шар.
   На открытых местах было почти жарко, но, когда заходили в тень, тело мгновенно охватывал жестокий мороз; приходилось поспешно включать электрическое отопление.
   Часто попадались глубокие пещеры. Одна из них тянулась так далеко внутрь горы, что разведчики повернули обратно, не дойдя до ее конца.
   Они не пропускали ни одной трещины без того, чтобы тщательно не осмотреть ее. Трещины были узки, редко достигали двух метров ширины, и очень глубоки. Один из звездоплавателей обвязывался бечевкой, которая была так тонка, что на Земле не выдержала бы тяжести даже грудного ребенка, и товарищи опускали его вниз. Во время одного из таких спусков Второв обнаружил какой-то красноватый камень. Отколов порядочный кусок, он поднялся наверх.
   Коржевский внимательно осмотрел находку.
   — Это никелистое железо, — сказал он. — Его цвет показывает, что в нем много кислорода. Вы сделали чрезвычайно ценную находку. Она прольет свет на происхождение Арсены.
   Добычу уложили в мешок. В нем было уже много образцов, и на Земле он весил бы, вероятно, четверть тонны. Но звездоплаватели уже забыли о существовании в природе тяжести.
   Увлеченные своими исследованиями, они не заметили, как Солнце все ниже опускалось к горам. Внезапно хлынувшая тьма застала их врасплох.
   — Этого надо было ожидать, — сказал Мельников. — Арсена довольно быстро вращается вокруг оси. Но ночь долго не продлится.
   Местность, малопригодная для передвижения днем, ночью была совершенно непроходима.
   — Надо вызвать радиостанцию корабля, — посоветовал Коржевский.
   — Я вас слушаю, — ответил голос Пайчадзе.
   — Темнота поймала нас в ловушку — Мельников улыбнулся, представив себе, с каким выражением лица слушает его всегда склонный к насмешке Арсен Георгиевич. — Долго продлится эта ночь?
   — Старожилы говорят, что часа два. Мы почти на полюсе. Арсена вращается “лежа”. День — шесть часов, ночь — два. Вам не холодно?
   — Нет. Отопление костюма хорошо работает. Даже жарко.
   — Ну так спите спокойно. Хищных зверей здесь нет.
   — Закусим! — предложил Второв.
   Трое товарищей нажали кнопки на своих щитках. Тотчас же они почувствовали, как ко рту подвинулась гибкая трубка, идущая от термоса с горячим шоколадом. Утолив голод, они приготовились терпеливо ждать утра.
   К микрофону подошел Белопольский, и Мельников подробно рассказал ему обо всем, что видели разведчики. Когда он упомянул про найденное Второвым железо, Константин Евгеньевич, волнуясь, воскликнул:
   — Кислород! Если это так, то отпадают последние сомнения. Железо окислилось на воздухе. Воздуха не может быть на астероиде таких маленьких размеров. Арсена — обломок планеты.
   — Я тоже так думаю.
   Ночь показалась им длинной. Никто не садился на “землю”, так как, не имея почти никакого веса, они отлично чувствовали себя на ногах.
   Трое людей молча стояли на вершине скалы. При свете звезд они смутно различали неясные тени друг друга. Глубокая тишина окружала их.
   Мельников почувствовал, что стоявший рядом Коржевский тронул его за плечо. В призрачном мраке он различил протянутую руку биолога. Обернувшись, увидел на черном бархате неба, усеянном бесчисленными звездами, яркую голубую точку. Рядом виднелась другая — желтая.
   Земля!
   За десятки миллионов километров родная планета посылала им, одиноко стоявшим на голой скале, среди пустоты и мрака, молчаливый привет.
   И вдруг под металлическим шлемом в ушах Мельникова зазвучали стихи. Это было так неожиданно, что в первую секунду он не поверил своему слуху.
   Никогда не забуду (он был, или не был,
   Этот вечер): пожаром зари
   Сожжено и раздвинуто бледное небо,
   И на желтой заре — фонари.
   Декламировал Второв. Вероятно, он совсем не думал, что его кто-то может слышать, и говорил для себя. Это было похоже на бред.
   Я сидел у окна в переполненном зале.
   Где-то пели смычки о любви…
   Трудно было придумать, что-нибудь другое, что так не соответствовало бы окружавшей их обстановке. Стихи Блока звучали дико и нелепо:
   Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
   Ты прошла, словно сон мой легка…
   И вздохнули духи, задремали ресницы,
   Зашептались тревожно шелка.
   Коржевский вдруг нервно засмеялся и тотчас же смолк. Его смех прозвучал еще более странно, чем стихи Второва. Мельников, не видя, почувствовал, как молодой инженер вздрогнул.
   Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала,
   И, бросая, кричала: — Лови!..
   — Доканчивайте, — тихо сказал Мельников.
   А вокруг расстилалась безграничная пустота. Голубой точкой, не имевшей даже диаметра, сверкала бесконечно далекая Земля. Жизнь, чуждая, непонятная, промелькнула, как сказочное видение.
   “Как он еще молод!” — подумал Мельников.
   — Вы ничего другого не смогли придумать? — послышался голос Топоркова. — Если вам нужно искусство, я могу включить для вас магнитофон.
   И неожиданно, среди ночного безмолвия астероида, зазвучали нежные, пленительные звуки увертюры из “Лебединого озера”.
   — Откуда это у вас? — спросил Мельников после нескольких минут ошеломленного молчания. — Нашли время и место для концерта!
   — Разве плохо? — сказал Пайчадзе.
   Было слышно, как на радиостанции звездолета несколько человек рассмеялось. Очевидно, там собрались все участники экспедиции. Тревога за друзей, находившихся неизвестно где, заставила их всех прийти к радиоаппарату — единственному связующему звену.
   Мельников, Коржевский и Второв почувствовали теплую признательность. Товарищи здесь, с ними. В полной темноте, на голой скале Арсены они не одиноки.
   Музыка Чайковского смолкла.
   — Дать еще что-нибудь? — спросил Топорков.
   — Хватит! — ответил Мельников. — Утро уже близко. Спасибо!
   Прошло не больше пятнадцати минут, и слева от них, на невидимом горизонте, неожиданно вспыхнула ярко-белая ломаная линия. Точно кто-то огромный исполинским пером вычертил на чудовищной величины ленте неизвестно что означающую кривую.
   Поднималось Солнце. Еще невидимое, оно освещало вершины гор и неровную цепь утесов.
   Потом как-то сразу, Солнце поднялось, и очередной день Арсены вступил в свои права. Причудливый и мрачный пейзаж показался им веселым после зловещего мрака ночи.
   Коржевский посмотрел на Второва.
   — Что это вам вздумалось, Геннадий Андреевич? — спросил он, но в тоне вопроса не чувствовалось насмешки. Голос биолога звучал ласково.
   Сквозь “стекло” шлема было видно, как Второв сильно покраснел.
   — Право, не знаю, — ответил он с явным смущение. — Это получилось как-то помимо меня, нечаянно. Глупо, конечно, — прибавил он.
   — Нет, почему глупо? Немного странно, это правда, но не глупо.
   Коржевский провел рукой по плечу Второва. Лицо биолога, очень похожее на лицо Чернышевского — только без очков, — было непривычно мягко. Мельников с удивлением посмотрел на него.
   Подобно Белопольскому, Коржевский редко улыбался и всегда выглядел суровым и каким-то “неприступным”. Он почти не вступал в разговоры, а когда к нему обращались, отвечал коротко и сухо. Даже в кают-компании во время обеда или ужина он казался погруженным в свои мысли. Беседы о Земле, возникавшие постоянно между членами экипажа, как будто совсем его не затрагивали, и он ничем не высказывал интереса к ним. Многие, да и сам Мельников думали, что польский ученый нисколько не скучает по Земле, не думает о ней. И вот сегодняшняя ночь показала, что они ошибались. Если бы биолог не скучал по 3емле, на него не произвели бы впечатления так неожиданно прозвучавшие стихи.
   “Чтобы узнать человека, нужно время, — подумал Мельников. — Когда-то я был совсем другого мнения о Белопольском, чем теперь”.
   Он почувствовал, что и Коржевский и Второв стали ему как-то ближе, понятнее после этого, в сущности незначительного, эпизода.
   Как только лучи Солнца коснулись разведчиков, они выключили искусственное тепло, в котором не было больше нужды, и пошли дальше.
   Опять начались бесконечные прыжки, спуски в трещины и внимательный осмотр всего, что попадалось по пути.
   Часа через полтора подошли к краю отвесного обрыва. Внизу, на глубине около пятисот метров, расстилалась круглая долина, более обширная, чем встречавшееся до сих пор. С этой страшной высоты она казалась ровной и гладкой.
   — Тут, пожалуй, уже не прыгнешь, — сказал Второв.
   — Почему? — возразил Мельников. — Прыгнуть вполне возможно. Это все равно что два метра на Земле. Скорость в конце прыжка не превысит шести метров в секунду. Но дело в том, как вернуться обратно. Обратите внимание: котловина окружена со всех сторон отвесными стенами. Не правда ли, она похожа на гигантский искусственный колодец.
   — Правда, похожа, — согласился Коржевский. — Любопытный каприз природы. Но если можно спрыгнуть с высоты двух метров, как вы сказали, то совершить такой же прыжок вверх никто из нас не сможет.
   — Неужели нам придется уйти, не обследовав эту странную котловину? — Второв наклонился и пристально вгляделся в дно пропасти. Отсутствие воздуха создавало идеальные условия видимости. — Вот там, мне кажется, какие-то непонятные выступы. Странная форма.
   Мельников вгляделся. Обладая острым зрением, он увидел что-то очень напоминающее развалины.
   — Как жаль, что мы не можем пользоваться биноклями, — сказал он. — Там, действительно, что-то новое.
   — Бечевки не хватит, — сказал Коржевский.
   Уходя в разведку, они взяли с собой четыре мотка крепкого шпагата, метров по восемьдесят каждый.
   — Дайте-ка мне руку, — попросил Второв.
   Он совсем свесился над краем бездны. Мельников легко удерживал его почти невесомое тело.
   Глубоко внизу Второв увидел то, что искал. Стена была не совсем гладкой, он разглядел неширокий каменный карниз.
   — Как раз то, что надо, — сказал он, поднимаясь. — На Земле я шутя брал с разбега полтора метра. Правда, в этом костюме я значительно тяжелее, но думаю, что на метр подпрыгнул бы. Значит, здесь на двести пятьдесят метров с лишним. Этого достаточно.
   — Очень рискованно, — сказал Мельников.
   — Почему, Борис Николаевич? Допустим, что я не смогу выбраться обратно. Тогда вы оба вернетесь на корабль и принесете длинную веревку. Если не задерживаться в пути, на это потребуется не больше двух часов.
   — Что вы хотите делать? — услышали они вопрос Белопольского.
   Мельников рассказал, особо подчеркнув странную форму камней, делающую их похожими на развалины.
   — Какая вы говорите глубина?
   — Не более пятисот метров.
   — Хорошо! — решил Белопольский. — Попробуйте!
   Мешок с камнями привязали к концу первого мотка. Если шпагат выдержит его тяжесть, то и человека выдержит и подавно, даже такого, как Второв. Вместе с пустолазным костюмом он весил не больше семисот граммов.
   Мешок пошел вниз. Когда первый моток кончился, к нему привязали конец второго. На половине четвертого мотка мешок лег на карниз.
   — Примерно триста метров, — сказал Мельников. — Во всяком случае, если веревка и разорвется, вы не рискуете разбиться.
   — Все будет хорошо, Борис Николаевич.
   Мешок подняли и вместо него привязали Второва. Киноаппарат он оставил, взяв фотокамеру.
   Хотя Мельников и знал, что на Арсене не очень опасно падение с высоты полкилометра, он с тревогой наблюдал, как Коржевский осторожно опускал Второва вниз. Падение не угрожало переломом костей, но могли разбиться стекла шлема, и тогда — мгновенная смерть. Правда, это было не стекло, но все же… Кроме того, пропасть была так глубока, что никакие рассуждения о разнице между Арсеной и Землей не могли избавить от легкого головокружения при взгляде на подножие скалы, исчезавшее где-то далеко-далеко внизу.
   Металлическая голова Второва становилась все меньше и меньше… Почувствовав под собой выступ карниза, инженер включил ток и, твердо став на ноги, отвязал веревку. Посмотрев наверх, он не увидел своих товарищей. Трехсотметровая стена уходила, казалось, к самым звездам. Солнце сияло прямо над головой, окруженное огненным кольцом протуберанцев. Сквозь костюм чувствовались его горячие лучи.
   Второву показалось, что кругом какая-то особенная тишина, не такая, как наверху. Им внезапно овладело томящее чувство одиночества. Прислонившись к стене, он несколько мгновений стоял неподвижно, стараясь совладать со своими нервами. Мрачный, черно-белый пейзаж показался ему враждебным.
   “Почему они молчат?” — подумал он о Мельникове и Коржевском.
   И вдруг услышал далекие голоса. Он ясно различил голос профессора Баландина и ответивший ему голос Белопольского. Потом он услышал, как Пайчадзе окликнул Мельникова и спросил его, как идет дело. Борис Николаевич ответил: “Опускаем Второва вниз”.
   Так вот почему они не подают голоса, думают, что он еще не достиг карниза.
   Второв посмотрел на веревку. Она все еще опускалась и ложилась кольцами у его ног. Коржевский не замечал, что груз стал меньше.
   — Что-то невероятное! — сказал Второв, и эти громко произнесенные слова сразу стряхнули с него непонятное оцепенение.
   — Что вы сказали, Геннадий Андреевич? — спросил, очевидно не расслышав, Мельников.
   — Я говорю, что вы опускаете пустую веревку. Неужели Станислав Казимирович не замечает, что я уже на карнизе?
   — Далеко до дна?
   — Метров сто восемьдесят. Прыгаю!
   Ощущение одиночества бесследно исчезло. Природа Арсены уже не казалась враждебной. Голоса товарищей вернули спокойствие и решимость.
   Карниз был не так узок, как казалось сверху. От стены до его края было метра два. Второв подошел к обрыву и, не задумываясь, шагнул в пустоту.
   Падение продолжалось более полутора минут. Мимо него, все быстрее, плыла вверх уже не гладкая, а изрезанная трещинами стена пропасти. Иногда приходилось отталкиваться ногой от выступов, преграждавших дорогу.
   Он хорошо видел дно. Оно было до странности гладким, словно залитым асфальтом. Это было похоже на огромную городскую площадь. Только вместо домов кругом поднимались отвесные стены. Посредине возвышалась груда камней, которая отсюда еще больше походила на развалины гигантского здания.
   Коснувшись дна, Второв включил магниты и легко удержался на ногах. Сообщив товарищам о благополучном приземлении, он пошел к центру, до которого было метров шестьсот.
   С момента выхода из корабля прошло около семи часов, но Второв не чувствовал усталости. За это время он почти ничего не ел, но голода не ощущал. Расход энергии на Арсене был ничтожно мал. Воздуха должно было хватить еще на четыре часа. Правда, нужно выбраться отсюда и вернуться на звездолет, но все же не к чему было особенно торопиться. Второв решил тщательно осмотреть странную котловину.
   Электромагнитные подошвы как бы прилипавшие к почве, делали шаг обычным земным шагом. Второву понадобилось несколько минут быстрой ходьбы, чтобы добраться до загадочных развалин. Часто попадались длинные извилистые трещины. Он легко перепрыгивал через них, даже не выключая тока. Поверхность дна была поразительно ровной. Если это был не асфальт, то что-то чрезвычайно на него похожее.
   Котловина так резко отличалась от всего, что они видели на Арсене, что Второв все больше и больше изумлялся. Ему невольно начало казаться, что это не “игра природы”, а искусственная площадь с развалинами здания, опустившаяся при гибели планеты.
   Он все больше и больше ускорял шаг.
   Качавшиеся издали небольшими, развалины быстро увеличивались в размерах. Это было нагромождение огромных камней.
   Второву внезапно бросились в глаза ровные границы и прямые углы занятой камнями площади. Ему показалось, что это квадрат, каждая сторона которого имела не меньше ста метров длины.
   Он остановился, охваченный сильнейшим волнением. Неужели перед ним действительно развалины сооружения неведомых обитателей погибшей планеты, обломком которой является Арсена?
   В расположении каменных выступов он уже ясно видел какой-то определенный, но пока не уловимый порядок. Ближайший к нему камень, составлявший угол квадрата, был значительно выше остальных. Это не могло быть делом случая.
   — Наконец-то! — прошептал он.
   Но, как ни тихо было произнесено это слово, его услышали.
   — Повторите! — сказал Мельников. — Я вас не слышу! Что случилось?
   Второв перевел дыхание и ответил как мог спокойнее:
   — Ничего. Со мной ничего не случилось. Но вот передо мной…
   — Что перед вами?
   Второв не ответил. С непреодолимой силой его внимание сосредоточилось на камне, бывшем прямо перед ним. Чтобы лучше охватить взглядом пятиметровую глыбу, он отошел немного назад.
   Сомнений нет! Перед ним выточенный из гранита гигантский пирамидальный куб. Четыре сходящихся треугольника боковой грани ясно видны. Время сильно изменило первоначальную форму, когда-то острые края осыпались, искрошились, многих кусков не хватает, но все же никаких сомнений быть не может. Эта геометрически правильная фигура не могла быть создана природой, это дело рук разумных существ!
   Второв подробно рассказал обо всем, что видел. Он был уверен, что весь экипаж звездолета слушает его, но не раздалось ни одного возгласа удивления. Очевидно, сенсационная новость взволновала всех так же, как его самого.
   Когда он кончил говорить, наступило продолжительное молчание.
   — Возвращайтесь на корабль, — сказал, наконец, Белопольский. — Запоминайте дорогу. К этому месту пойдем большой партией.
   — Выходите наверх! — прибавил Мельников.
   Но, прежде чем выполнить распоряжение, Второв несколько раз сфотографировал куб. Он знал, что его нетерпеливо ждут наверху, но не мог удержаться, чтобы не пройти к видневшемуся в сорока — пятидесяти метрах другому огромному камню, имевшему метров шесть в поперечнике.
   Подойдя к нему, он вскрикнул от удивления.
   Перед ним, прекрасно сохранившийся, стоял гранитный икоситетраэдр. Каменный “бриллиант”, на котором видны следы тщательной обработки. Второв без труда узнал изящное сочетание граней, которое так часто придают драгоценным камням земные ювелиры.
   Титаническая работа! Труд исполинов!
   Какой же крепостью должны были обладать эти гранитные фигуры, если даже космическая катастрофа, разрушившая огромную планету, не в силах была уничтожить их?
   А вот там, вдали, стоит пирамидальный октаэдр!.. Еще дальше — ромбический додекаэдр!
   Второв с трудом заставил себя отвернуться от волшебного зрелища. Товарищи ждут его. Труд неизвестных строителей должны осмотреть ученые.
   Идя обратно к подножию стены, он все время оглядывался назад. Но стоило отойти на триста — четыреста шагов — и каменные “бриллианты” исчезли, слились с остальной массой камней, превратились опять во что-то похожее на развалины, и только, будто и не было их никогда…
   Подойдя к стене, Второв измерил глазами расстояние до карниза и, выключив электромагниты, разбежался и прыгнул.