Страница:
Работу к восьми часам вечера закончили.
На песчаной площадке, среди причудливых серо-синих растений, встал на долгие годы трехметровый обелиск из нержавеющей стали. На его вершине в лучах заходящего солнца горела рубиновая звезда в золотой оправе. С четырех сторон на отполированных гранях блестели сделанные из чистого золота четыре барельефа. Константин Эдуардович Циолковский и трое его последователей — ученые, сыгравшие большую роль в подготовке вступления человечества в космическую эру, — смотрели на марсианский пейзаж.
С глубоким волнением и законной гордостью, наполнившими все их существо, стояли у памятника звездоплаватели. Дыхание Родины донеслось к ним через бесконечные просторы, которые преодолел их корабль, чтобы здесь, на далекой планете, оставить этот символ великой научной победы.
СКАЛА
В ОБРАТНЫЙ ПУТЬ!
На песчаной площадке, среди причудливых серо-синих растений, встал на долгие годы трехметровый обелиск из нержавеющей стали. На его вершине в лучах заходящего солнца горела рубиновая звезда в золотой оправе. С четырех сторон на отполированных гранях блестели сделанные из чистого золота четыре барельефа. Константин Эдуардович Циолковский и трое его последователей — ученые, сыгравшие большую роль в подготовке вступления человечества в космическую эру, — смотрели на марсианский пейзаж.
С глубоким волнением и законной гордостью, наполнившими все их существо, стояли у памятника звездоплаватели. Дыхание Родины донеслось к ним через бесконечные просторы, которые преодолел их корабль, чтобы здесь, на далекой планете, оставить этот символ великой научной победы.
СКАЛА
Белопольский и Мельников не обнаружили к северу и востоку от звездолета ничего нового. Местность ничем не отличалась от осмотренной раньше западной стороны. Создавалось впечатление, что природа Марса всюду одинакова, по крайней мере в той части планеты, где опустился “СССР-КС2”. Сопоставляя это с тем, что они видели из окон во время полета над Марсом, советские ученые пришли к выводу, что планета — почти сплошная пустыня. “Прыгающие ящерицы” и “зайцы” были, очевидно, единственными представителями животного мира.
Это было очень странно и как будто противоречило биологии.
“Почему на Марсе сохранилось только два вида животных? — недоумевал Белопольский. — Куда девались остальные? Совершенно невозможно допустить, что здесь всегда были только “ящерицы” и “зайцы”. Почему же они выжили, а другие погибли? Растительность на Марсе очень скудна. В настоящее время флора и фауна планеты явно не соответствуют друг другу. Здесь какая-то тайна”.
Таким казалось положение на Марсе первым людям, прибывшим на него с Земли. Было ли оно таким на самом деле? На этот вопрос могло ответить только будущее.
“Для развития жизни, — сказал как-то Белопольский, — решающее значение имеет количество энергии, получаемое планетой от ее центрального светила — Солнца. Процесс эволюции целиком зависит от этого фактора. Совершенно необязательно считать, что на всех планетах, на которых появилась жизнь, этот процесс должен привести к появлению существа, подобного человеку. Марс всегда получал солнечной энергии значительно меньше, чем Земля. Вполне логично предположить, что на нем эволюция шла гораздо медленнее, чем на Земле, и не привела к появлению высокоразумного существа. На Земле, которая находится в лучших условиях, чем Марс, получает больше солнечной энергии, этот процесс шел быстрее. На Венере, которая находится в еще лучших условиях, он должен пойти еще скорей; и вполне вероятно, что жизнь Венеры перегонит земную. Природа бесконечно разнообразна и, как мы видим на примере Марса, приспосабливается к любым условиям”.
Камов вспомнил эти слова Константина Евгеньевича, когда из окна вездехода видел все ту же картину марсианской равнины.
Вездеход шел к югу, в сторону, еще не осмотренную ими. Камов решил завершить намеченную программу и один отправился в последнюю экскурсию.
— Эта поездка, — сказал он своим друзьям, — имеет больше формальный, характер. Я еду просто для очистки совести, чтобы никто не мог сказать, что мы не выполнили своего плана. Работа на Марсе окончена. Незачем понапрасну рисковать двоими.
— Одним также, — отозвался Пайчадзе.
— Ничего со мной не произойдет, — ответил Камов. — Я не торопясь проеду километров сто и вернусь обратно. Надо же узнать, что находится на южной стороне. А если что-нибудь случится, — прибавил он, — Борис Николаевич окажет большую помощь Константину Евгеньевичу. Одному будет трудно, поскольку Арсен Георгиевич вышел из строя.
Все доводы остались безрезультатными: Камов стоял на своем. Его товарищи поняли, что спорить бесполезно, и скрепя сердце согласились отпустить своего командира одного.
Белопольский взял с Камова слово, что ни при каких обстоятельствах он не выйдет из машины.
Вездеход шел со средней скоростью сорок километров в час, и Камов внимательно всматривался вперед, чтобы не прозевать “болота”. Местность постепенно, но заметно понижалась. Чаще попадались озера, и растения казались здесь выше, чем в окрестностях стоянки звездолета. Камов отметил, что заросли становились все гуще и обширнее. Если дальше они встанут сплошной стеной, придется повернуть назад. Продираться сквозь них было бы неосторожно. Пока еще песчаные промежутки между растениями были достаточно велики, чтобы вездеход мог, маневрируя, идти вперед. Кругозор был широк, и Камов не опасался внезапного нападения “ящерицы”. Следов этих зверей он нигде не замечал.
Прошел еще час. От звездолета его отделяло уже километров семьдесят. Пора поворачивать. Два часа нужно было на то, чтобы разобрать и погрузить вездеход. Ровно в восемь часов звездолет покинет Марс. Очевидно, что и эта последняя поездка не даст ничего нового.
Камов остановил машину и осмотрелся кругом. Все то же.
Включив микрофон, он сообщил на корабль, что отправляется в обратный путь.
— Я поеду другой дорогой, — сказал он. — Через час дайте маяк.
Он повернул вездеход к востоку. Обследовав местность в этом направлении на двадцать километров и не увидев ничего, стоящего внимания, Камов решительно повернул на север, к “дому”.
По-прежнему внимательно, но уже без всякой надежды увидеть что-нибудь отличное от примелькавшегося пейзажа, Камов наблюдал, как за окнами вездехода сменялись хорошо знакомые, однообразные картины марсианской пустыни.
Вот промелькнуло небольшое озеро, окаймленное пышно разросшимися кустами серо-синих растений. Само по себе оно очень красиво, но глаз не останавливается на нем. Десятки точно таких же озер уже попадались на пути. Вот небольшая поляна, в точности похожая на ту, где они поставили памятник. Сочетание желтого, серого и синего цветов тоже красиво, но они видели сотни таких полян.
Параллельно пути вездехода появилась длинная цепочка отчетливо видных следов. Камов уменьшил скорость и внимательно осмотрел их. Это следы прыжков “ящерицы” — отвратительного мохнатого зверя с мордой крокодила — владыки Марса. Давно ли прошел здесь зверь? Это определить невозможно. Может быть, сутки назад, а может быть, за несколько минут до появления вездехода. На плотном песке следы сохраняются долго. Возможно, что где-нибудь совсем близко кошачьи глаза наблюдают за машиной и длинные, согнутые, как у кузнечика, задние ноги напряглись, готовые к стремительному броску.
Сколько загадок таит в себе организм животного! Как устроен его дыхательный аппарат? Оно дышит разреженным воздухом, с очень небольшим содержанием кислорода. Ни одно земное животное не могло бы дышать здесь. Огромные прыжки зверя, бросающие его тело на двенадцать метров вперед, требуют большой энергии. Откуда он берет эту энергию?
А загадка “болота”? Топкая трясина, на которой тем не менее растут растения и непонятным образом держится песок?..
Много, очень много загадок предстоит разрешить науке на этой планете, жизнь которой прошла своими, отличными от жизни Земли путями.
Камов вспомнил Венеру. Там, пожалуй, меньше загадочного. По всему, что они видели за время короткого перелета над планетой, ее развитие идет параллельно развитию Земли.
Недаром астрономы назвали Венеру сестрой Земли, а Марс — загадочной планетой.
Мысли Камова были прерваны появлением справа от его пути, на расстоянии около километра, небольшой гряды не то скал, не то холмов. Он так привык к ровной местности, что сознание не сразу восприняло необычайный вид. Холмы на Марсе! Они не могли быть песчаными. Ветры давно бы сравняли их с местностью. Значит, это скалы. До сих пор на планете не встречалось ни одного камня.
Вездеход быстро преодолел небольшое расстояние.
По мере приближения к скалам все большее и большее волнение охватывало Камова.
Наконец-то! Наконец-то перед ним что-то, отличающееся от того, что они видели до сих пор!
Может быть, это остатки какого-нибудь сооружения разумных обитателей планеты?
Вездеход приблизился к скалам, имевшим в высоте от пяти до пятнадцати метров. Их было несколько десятков, расположенных на площади около гектара. Камов пристально разглядывал ближайший к нему камень. Похоже на биотитовый гранит. Вот почему он принял их за песчаные холмы. Бурый цвет камня сливался с цветом пустыни. Возможно, что это последние остатки горного хребта, который когда-то возвышался на этой местности. Надо как можно тщательнее зафиксировать фотоаппаратом каждую скалу. Это имеет громадное значение для науки. Может быть, это поможет земным ученым разгадать, что представляли собой эти скалы в далеком прошлом. И, конечно, необходимо взять с собой образцы этого гранита.
Он медленно вел вездеход вдоль наружной границы площади, занятой гранитными скалами, по несколько раз фотографируя, каждую скалу. Они стояли так близко друг к другу, что вездеход не мог проникнуть в середину этой площади. Был ли в их расположении какой-нибудь порядок, как ему сначала показалось, или они расположены со свойственной природе хаотичностью, Камов определить не мог. А ответ на этот вопрос имел колоссальное значение. Было ли это природное образование или разрушенное временем до неузнаваемости неведомое сооружение исчезнувших обитателей планеты?
“Я должен выяснить этот вопрос во что бы то ни стало! — думал Камов. — Если взобраться на одну из скал, расположенных в середине, то можно заснять вид сверху, в плане. Это очень поможет разобраться в общем расположении гранитных выступов и, может быть, даст ответ”.
Он посмотрел на часы. Времени оставалось в обрез.
“Ничего! — решил он. — Я могу вернуться по старому следу. По знакомому пути можно развить полную скорость. Это сэкономит мне по крайней мере час, который можно использовать”.
Щелкнул приемник, и послышался голос Белопольского:
— Говорит звездолет.
— Слушаю!
— По вашей просьбе, включаю маяк.
— Не надо! — сказал Камов. — Я решил вернуться старым путем.
— Почему?
— Вездеход стоит у подножия гранитных скал. Мне пришлось потерять много времени на их осмотр.
Из громкоговорителя ясно были слышны удивленные восклицания.
— Скал? — переспросил Белопольский. — Где вы их обнаружили, Сергей Александрович?
— Примерно в восьмидесяти километрах от звездолета, на юг. Я сфотографировал их почти все, но необходимо выяснить, что это такое, — природное образование или остатки сооружения. Для этого мне надо проникнуть внутрь занятой скалами площади. На вездеходе это невозможно.
— Значит, вы хотите выйти из машины? — спросил Белопольский.
— Это совершенно необходимо. Кроме того, надо собрать образцы.
Несколько секунд радио молчало.
— Будьте осторожны, Сергей Александрович! — сказал Пайчадзе.
— Конечно! — ответил Камов. — Но нет никаких оснований для беспокойства. Местность совершенно пустынна. Ждите меня через два часа.
“Не делаю ли я ошибки? — подумал он, но тотчас отогнал эту мысль. — Что может мне угрожать? Звери? Но почему они должны появиться именно сейчас, когда до сих нор их не было? По всему видно, что мы с Мельниковым совершенно случайно встретили “прыгающую ящерицу” днем. По-видимому, эти опасные звери выходят на охоту только по ночам”.
Камов хорошо помнил, что глаза животного имеют характерное строение зрачка, типичное для ночного хищника.
Что еще может угрожать ему? Очевидно, ничего.
Внимательно проверив оружие, Камов тщательно укрепил на спине резервуар с кислородом, крепко затянув ремни, чтобы он не мешал при подъеме на скалу. Она поднималась метрах в пятидесяти от вездехода и имела не менее десяти метров высоты. С ее вершины должен был открыться широкий кругозор. Скала была сильно разрушена временем, но это обстоятельство должно было помочь справиться с крутым подъемом. На всякий случай Камов взял с собой длинную веревку.
“Не хватает только альпенштока, — подумал он. — Но альпинизм на Марсе должен быть легче, чем на Земле”.
Он надел маску и вышел из машины, плотно закрыв за собой дверь. Подойдя к намеченной скале, он увидел вблизи, что подъем на вершину вполне возможен, хотя и очень крут. Время разрушило скалу, покрыв ее глубокими трещинами. Во многих местах откололись большие куски гранита. Почти на самой вершине образовался выступ, на который можно было попытаться накинуть веревочную петлю. Это значительно облегчит подъем.
Со второго броска попытка увенчалась успехом. Петля крепко зацепилась за выступ. Камов начал подниматься вверх. Его тело весило здесь только около тридцати килограммов, но он все же не ожидал, что казавшийся трудным подъем в действительности окажется таким легким. В несколько минут он достиг вершины. Стоять тут было невозможно, и он лег, упираясь ногами в тот самый выступ, на который накинул свою петлю.
С этой высоты хорошо была видна вся панорама скал, Камов сразу понял, что никакого порядка в их расположении нет. Это было природное образование. Подавив свое разочарование, он сделал несколько снимков и осторожно повернулся, чтобы сфотографировать другую сторону. У подножия скалы, на которой он находился, оказалось пустое пространство, поперечником в двадцать — двадцать пять метров. Посмотрев вниз, Камов почувствовал, как неприятный холодок пробежал по его спине. На всем пространстве этого свободного от скал места тускло блестел знакомый ему серебристый мех.
“Ящерицы”!
Их было очень много. Плотно, одна возле другой, они лежали на песке и, по-видимому, спали.
Странно, что они не почуяли его присутствия. Ведь он был совсем рядом с ними, когда стоял у подножия скалы. Может быть, эти марсианские хищники лишены чутья, которое так высоко развито у их земных собратьев? Надо как можно скорее уходить отсюда, пока они спят. Не подозревая этого, Камов попал в их логово, на место, где эти твари скрываются днем. Стоит проснуться одной из них, увидеть его — и путь вниз будет отрезан.
Камов быстро сделал несколько снимков. Он не удержался, чтобы не сфотографировать и спящих “ящериц”. Будь внизу земные звери, происходи все это на Земле, звук щелкнувшего затвора фотоаппарата немедленно разбудил бы их, но на Марсе благодаря разреженности воздуха звуки распространялись плохо. “Ящерицы” продолжали лежать неподвижно.
Спрятав аппарат, Камов осторожно спустился ниже, к веревке. Только бы звери не проснулись еще три-четыре минуты, и он будет в вездеходе.
Он взял в руки веревку и посмотрел вниз.
Сердце тревожно забилось частыми ударами. Словно волна озноба прошла по телу.
Прямо под ним, на том месте, где ему надо было опуститься на “землю” виднелось длинное, отливавшее серебром тело. Камов видел зеленовато-серые кошачьи глаза, устремленные на него, стерегущие каждое его движение. Зверь прижался к “земле”, готовый к прыжку. Может ли он сделать десятиметровый прыжок вверх?
Камов взял в руку револьвер и, не спуская глаз с хищника, взобрался опять на вершину. Жаль, что он не взял с собой винтовку. С такого расстояния выстрел был бы без промаха. Из пистолета он может только ранить зверя. К тому же звук выстрела, конечно, разбудит спящих “ящериц”. Нет, стрелять нельзя.
Он прижался к скале и, стараясь не делать никаких движений, следил за своим противником.
Хищник не пытался прыгать. Он лежал на песке, смотря на человека немигающим взглядом.
Если зверь не уйдет, положение станет очень серьезным. Спуститься вниз на глазах хищника совершенно невозможно. Ждать? Но сколько времени может продлиться это ожидание?
Камов совершенно не знал повадок “ящериц”. На сколько хватит терпения у зверя? Какова степень его сообразительности? Понимает ли он, что человеку надо спуститься вниз? Что он вообще думает о никогда не виденном существе, появившемся в его владениях?
Камов решил ждать, ничего не предпринимая, полчаса. Если “ящерица” не уйдет, то он сделает попытку застрелить или хотя бы испугать ее звуком выстрела. Может быть, слабый здесь звук не встревожит спящих зверей.
Минута шла за минутой…
Если оставить вездеход на Марсе, в распоряжении Камова окажется несколько лишних часов. За это время многое может случиться.
Несмотря на трагичность положения, привычное спокойствие не покинуло Камова. Он хладнокровно обдумывал способы вырваться из неожиданного плена.
Втянув веревку наверх, можно с ее помощью перебраться на соседний камень, находившийся не далее пяти метров. На его вершине имеется острый выступ, на который легко набросить петлю.
Веревка имеет пятьдесят метров длины. У него останется достаточно, чтобы повторить маневр и перебраться еще дальше.
Так он доберется к вездеходу как можно ближе, а затем попытается убить зверя, если тот последует за ним, и, пока не подоспели остальные, бросится к машине.
Он стал осторожно вытягивать веревку к себе. Ее конец лежал недалеко от животного, и Камов с интересом ждал, как поведет себя зверь.
Движение веревки, шевелящейся так близко, не могло не привлечь внимания хищника. “Ящерица” повернула голову, но тотчас же снова устремила глаза на человека. Он, по-видимому, казался ей интереснее.
Но вот вся веревка в руках Камова. Прежде чем привести в исполнение свой рискованный план, он решил подождать до истечения назначенного им получаса. Может быть, зверь все-таки уйдет.
Один момент Камову показалось, что его надежда осуществится. “Ящерица” перестала смотреть на него. Она медленно передвигалась туда и обратно у подножия скалы и, казалось, не обращала больше внимания на человека.
Может быть, она забыла о нем? Это было вполне возможно.
Но нет! Походив немного, зверь снова улегся и устремил на вершину скалы немигающий взгляд.
“Упрямая тварь!” — подумал Камов.
Назначенное время прошло.
Камов осторожно поднялся и встал на колени. Размахнувшись петлей, бросил ее. Он никогда прежде не упражнялся в этом искусстве, но, к его удивлению, петля послушно легла на намеченный выступ. “Вот как обнаруживаешь в себе таланты, о которых и не подозревал”, — с усмешкой подумал он.
Упершись ногой в трещину гранита, Камов сильно потянул веревку, испытывая прочность своего моста.
Веревка неожиданно легко поддалась. Каменный выступ, казавшийся таким прочным, пошатнулся и рухнул. Камов едва не потерял равновесие. Невероятным усилием мускулов всего тела он изогнулся и в последний момент удержался от падения с десятиметровой высоты прямо на лежавших внизу зверей.
Сброшенный им гранитный выступ упал на песок в пяти шагах от ящерицы. Видимо сильно испугавшись, она одним прыжком проскочила между двумя скалами прямо в середину своих спящих сородичей.
Среди животных поднялось волнение. Серебряный ковер внизу заколыхался, задвигался.
Проклиная сорвавшийся камень и свою собственную неосторожность, Камов видел, как звери один за другим покидали место своего отдыха и устремлялись в средние проходы между скалами. Скоро всюду, куда бы Камов ни посмотрел, он видел серебристый мех. Он насчитал их больше пятидесяти. Нечего было и думать спуститься вниз где бы то ни было. Все пути к бегству отрезаны. Пока животные не уйдут, он вынужден сидеть на своей скале. Камов прекрасно понимал, что все шансы на то, что они уйдут только с наступлением темноты. Солнце заходит здесь в восемь часов двадцать минут по московскому времени. Значит, осталось четыре часа до его захода. Кислорода в баллоне должно хватить на это время. О том, что звери могут добраться до него, Камов не беспокоился. Они не делали ни малейших попыток прыгнуть на скалу, что обязательно попробовали бы сделать земные хищники. На своем неприступном месте он в полной безопасности и мог бы спокойно дождаться ухода животных на ночную охоту, если бы… звездолет не должен был покинуть Марс ровно в восемь. Не позднее чем в семь часов он должен во что бы то ни стало освободиться, иначе не останется никакой надежды добраться до корабля вовремя. Тогда смерть. Камов заставил Белопольского дать слово, что независимо ни от чего старт на Землю будет взят точно в срок. “Даже если вы задержитесь?” — спросил Константин Евгеньевич. “Даже и в этом случае”, — ответил он.
Белопольский сдержит свое слово. Он хорошо знает, какие последствия может вызвать задержка.
Время шло…
Звери по-прежнему бродили по всем проходам. То один, то другой иногда останавливался у подножия скалы и, прижавшись к “земле”, словно готовясь прыгнуть, смотрел на Камова неподвижными зелено-серыми, кошачьими глазами.
Несмотря на свое отчаянное положение, Камов испытывал странное спокойствие. Независимо от его сознания, в нем держалась уверенность, что все обойдется благополучно. Он никак не смог бы объяснить, на чем основывалась эта непонятная ему самому уверенность, но она была.
Минутная стрелка равномерно передвигалась по циферблату, отсчитывая оставшееся ему время.
Секунды бежали.
Жизнь — смерть!.. Жизнь — смерть!..
Положение не изменялось.
Камов вспомнил о ждущих его друзьях. Как сильно они волнуются сейчас! Он ясно представил себе всех троих. Белопольский, более хмурый, чем
всегда, ходит по обсерватории — от пульта управления к двери и обратно. Мельников стоит у окна, с тревогой всматриваясь в горизонт, — не покажется ли вдруг знакомая белая машина? Пайчадзе, внешне спокойный, поминутно смотрит на часы. Ему никогда не изменяет привычная выдержка, но Камов знает, что никто так не беспокоится за него, как этот верный, испытанный друг.
Шесть часов… Остался один только час…
Камов опускает голову на руку. В усталом мозгу настойчиво как горький упрек, звучат последние услышанные слова: “Будьте осторожны, Сергей Александрович!”.
Это было очень странно и как будто противоречило биологии.
“Почему на Марсе сохранилось только два вида животных? — недоумевал Белопольский. — Куда девались остальные? Совершенно невозможно допустить, что здесь всегда были только “ящерицы” и “зайцы”. Почему же они выжили, а другие погибли? Растительность на Марсе очень скудна. В настоящее время флора и фауна планеты явно не соответствуют друг другу. Здесь какая-то тайна”.
Таким казалось положение на Марсе первым людям, прибывшим на него с Земли. Было ли оно таким на самом деле? На этот вопрос могло ответить только будущее.
“Для развития жизни, — сказал как-то Белопольский, — решающее значение имеет количество энергии, получаемое планетой от ее центрального светила — Солнца. Процесс эволюции целиком зависит от этого фактора. Совершенно необязательно считать, что на всех планетах, на которых появилась жизнь, этот процесс должен привести к появлению существа, подобного человеку. Марс всегда получал солнечной энергии значительно меньше, чем Земля. Вполне логично предположить, что на нем эволюция шла гораздо медленнее, чем на Земле, и не привела к появлению высокоразумного существа. На Земле, которая находится в лучших условиях, чем Марс, получает больше солнечной энергии, этот процесс шел быстрее. На Венере, которая находится в еще лучших условиях, он должен пойти еще скорей; и вполне вероятно, что жизнь Венеры перегонит земную. Природа бесконечно разнообразна и, как мы видим на примере Марса, приспосабливается к любым условиям”.
Камов вспомнил эти слова Константина Евгеньевича, когда из окна вездехода видел все ту же картину марсианской равнины.
Вездеход шел к югу, в сторону, еще не осмотренную ими. Камов решил завершить намеченную программу и один отправился в последнюю экскурсию.
— Эта поездка, — сказал он своим друзьям, — имеет больше формальный, характер. Я еду просто для очистки совести, чтобы никто не мог сказать, что мы не выполнили своего плана. Работа на Марсе окончена. Незачем понапрасну рисковать двоими.
— Одним также, — отозвался Пайчадзе.
— Ничего со мной не произойдет, — ответил Камов. — Я не торопясь проеду километров сто и вернусь обратно. Надо же узнать, что находится на южной стороне. А если что-нибудь случится, — прибавил он, — Борис Николаевич окажет большую помощь Константину Евгеньевичу. Одному будет трудно, поскольку Арсен Георгиевич вышел из строя.
Все доводы остались безрезультатными: Камов стоял на своем. Его товарищи поняли, что спорить бесполезно, и скрепя сердце согласились отпустить своего командира одного.
Белопольский взял с Камова слово, что ни при каких обстоятельствах он не выйдет из машины.
Вездеход шел со средней скоростью сорок километров в час, и Камов внимательно всматривался вперед, чтобы не прозевать “болота”. Местность постепенно, но заметно понижалась. Чаще попадались озера, и растения казались здесь выше, чем в окрестностях стоянки звездолета. Камов отметил, что заросли становились все гуще и обширнее. Если дальше они встанут сплошной стеной, придется повернуть назад. Продираться сквозь них было бы неосторожно. Пока еще песчаные промежутки между растениями были достаточно велики, чтобы вездеход мог, маневрируя, идти вперед. Кругозор был широк, и Камов не опасался внезапного нападения “ящерицы”. Следов этих зверей он нигде не замечал.
Прошел еще час. От звездолета его отделяло уже километров семьдесят. Пора поворачивать. Два часа нужно было на то, чтобы разобрать и погрузить вездеход. Ровно в восемь часов звездолет покинет Марс. Очевидно, что и эта последняя поездка не даст ничего нового.
Камов остановил машину и осмотрелся кругом. Все то же.
Включив микрофон, он сообщил на корабль, что отправляется в обратный путь.
— Я поеду другой дорогой, — сказал он. — Через час дайте маяк.
Он повернул вездеход к востоку. Обследовав местность в этом направлении на двадцать километров и не увидев ничего, стоящего внимания, Камов решительно повернул на север, к “дому”.
По-прежнему внимательно, но уже без всякой надежды увидеть что-нибудь отличное от примелькавшегося пейзажа, Камов наблюдал, как за окнами вездехода сменялись хорошо знакомые, однообразные картины марсианской пустыни.
Вот промелькнуло небольшое озеро, окаймленное пышно разросшимися кустами серо-синих растений. Само по себе оно очень красиво, но глаз не останавливается на нем. Десятки точно таких же озер уже попадались на пути. Вот небольшая поляна, в точности похожая на ту, где они поставили памятник. Сочетание желтого, серого и синего цветов тоже красиво, но они видели сотни таких полян.
Параллельно пути вездехода появилась длинная цепочка отчетливо видных следов. Камов уменьшил скорость и внимательно осмотрел их. Это следы прыжков “ящерицы” — отвратительного мохнатого зверя с мордой крокодила — владыки Марса. Давно ли прошел здесь зверь? Это определить невозможно. Может быть, сутки назад, а может быть, за несколько минут до появления вездехода. На плотном песке следы сохраняются долго. Возможно, что где-нибудь совсем близко кошачьи глаза наблюдают за машиной и длинные, согнутые, как у кузнечика, задние ноги напряглись, готовые к стремительному броску.
Сколько загадок таит в себе организм животного! Как устроен его дыхательный аппарат? Оно дышит разреженным воздухом, с очень небольшим содержанием кислорода. Ни одно земное животное не могло бы дышать здесь. Огромные прыжки зверя, бросающие его тело на двенадцать метров вперед, требуют большой энергии. Откуда он берет эту энергию?
А загадка “болота”? Топкая трясина, на которой тем не менее растут растения и непонятным образом держится песок?..
Много, очень много загадок предстоит разрешить науке на этой планете, жизнь которой прошла своими, отличными от жизни Земли путями.
Камов вспомнил Венеру. Там, пожалуй, меньше загадочного. По всему, что они видели за время короткого перелета над планетой, ее развитие идет параллельно развитию Земли.
Недаром астрономы назвали Венеру сестрой Земли, а Марс — загадочной планетой.
Мысли Камова были прерваны появлением справа от его пути, на расстоянии около километра, небольшой гряды не то скал, не то холмов. Он так привык к ровной местности, что сознание не сразу восприняло необычайный вид. Холмы на Марсе! Они не могли быть песчаными. Ветры давно бы сравняли их с местностью. Значит, это скалы. До сих пор на планете не встречалось ни одного камня.
Вездеход быстро преодолел небольшое расстояние.
По мере приближения к скалам все большее и большее волнение охватывало Камова.
Наконец-то! Наконец-то перед ним что-то, отличающееся от того, что они видели до сих пор!
Может быть, это остатки какого-нибудь сооружения разумных обитателей планеты?
Вездеход приблизился к скалам, имевшим в высоте от пяти до пятнадцати метров. Их было несколько десятков, расположенных на площади около гектара. Камов пристально разглядывал ближайший к нему камень. Похоже на биотитовый гранит. Вот почему он принял их за песчаные холмы. Бурый цвет камня сливался с цветом пустыни. Возможно, что это последние остатки горного хребта, который когда-то возвышался на этой местности. Надо как можно тщательнее зафиксировать фотоаппаратом каждую скалу. Это имеет громадное значение для науки. Может быть, это поможет земным ученым разгадать, что представляли собой эти скалы в далеком прошлом. И, конечно, необходимо взять с собой образцы этого гранита.
Он медленно вел вездеход вдоль наружной границы площади, занятой гранитными скалами, по несколько раз фотографируя, каждую скалу. Они стояли так близко друг к другу, что вездеход не мог проникнуть в середину этой площади. Был ли в их расположении какой-нибудь порядок, как ему сначала показалось, или они расположены со свойственной природе хаотичностью, Камов определить не мог. А ответ на этот вопрос имел колоссальное значение. Было ли это природное образование или разрушенное временем до неузнаваемости неведомое сооружение исчезнувших обитателей планеты?
“Я должен выяснить этот вопрос во что бы то ни стало! — думал Камов. — Если взобраться на одну из скал, расположенных в середине, то можно заснять вид сверху, в плане. Это очень поможет разобраться в общем расположении гранитных выступов и, может быть, даст ответ”.
Он посмотрел на часы. Времени оставалось в обрез.
“Ничего! — решил он. — Я могу вернуться по старому следу. По знакомому пути можно развить полную скорость. Это сэкономит мне по крайней мере час, который можно использовать”.
Щелкнул приемник, и послышался голос Белопольского:
— Говорит звездолет.
— Слушаю!
— По вашей просьбе, включаю маяк.
— Не надо! — сказал Камов. — Я решил вернуться старым путем.
— Почему?
— Вездеход стоит у подножия гранитных скал. Мне пришлось потерять много времени на их осмотр.
Из громкоговорителя ясно были слышны удивленные восклицания.
— Скал? — переспросил Белопольский. — Где вы их обнаружили, Сергей Александрович?
— Примерно в восьмидесяти километрах от звездолета, на юг. Я сфотографировал их почти все, но необходимо выяснить, что это такое, — природное образование или остатки сооружения. Для этого мне надо проникнуть внутрь занятой скалами площади. На вездеходе это невозможно.
— Значит, вы хотите выйти из машины? — спросил Белопольский.
— Это совершенно необходимо. Кроме того, надо собрать образцы.
Несколько секунд радио молчало.
— Будьте осторожны, Сергей Александрович! — сказал Пайчадзе.
— Конечно! — ответил Камов. — Но нет никаких оснований для беспокойства. Местность совершенно пустынна. Ждите меня через два часа.
“Не делаю ли я ошибки? — подумал он, но тотчас отогнал эту мысль. — Что может мне угрожать? Звери? Но почему они должны появиться именно сейчас, когда до сих нор их не было? По всему видно, что мы с Мельниковым совершенно случайно встретили “прыгающую ящерицу” днем. По-видимому, эти опасные звери выходят на охоту только по ночам”.
Камов хорошо помнил, что глаза животного имеют характерное строение зрачка, типичное для ночного хищника.
Что еще может угрожать ему? Очевидно, ничего.
Внимательно проверив оружие, Камов тщательно укрепил на спине резервуар с кислородом, крепко затянув ремни, чтобы он не мешал при подъеме на скалу. Она поднималась метрах в пятидесяти от вездехода и имела не менее десяти метров высоты. С ее вершины должен был открыться широкий кругозор. Скала была сильно разрушена временем, но это обстоятельство должно было помочь справиться с крутым подъемом. На всякий случай Камов взял с собой длинную веревку.
“Не хватает только альпенштока, — подумал он. — Но альпинизм на Марсе должен быть легче, чем на Земле”.
Он надел маску и вышел из машины, плотно закрыв за собой дверь. Подойдя к намеченной скале, он увидел вблизи, что подъем на вершину вполне возможен, хотя и очень крут. Время разрушило скалу, покрыв ее глубокими трещинами. Во многих местах откололись большие куски гранита. Почти на самой вершине образовался выступ, на который можно было попытаться накинуть веревочную петлю. Это значительно облегчит подъем.
Со второго броска попытка увенчалась успехом. Петля крепко зацепилась за выступ. Камов начал подниматься вверх. Его тело весило здесь только около тридцати килограммов, но он все же не ожидал, что казавшийся трудным подъем в действительности окажется таким легким. В несколько минут он достиг вершины. Стоять тут было невозможно, и он лег, упираясь ногами в тот самый выступ, на который накинул свою петлю.
С этой высоты хорошо была видна вся панорама скал, Камов сразу понял, что никакого порядка в их расположении нет. Это было природное образование. Подавив свое разочарование, он сделал несколько снимков и осторожно повернулся, чтобы сфотографировать другую сторону. У подножия скалы, на которой он находился, оказалось пустое пространство, поперечником в двадцать — двадцать пять метров. Посмотрев вниз, Камов почувствовал, как неприятный холодок пробежал по его спине. На всем пространстве этого свободного от скал места тускло блестел знакомый ему серебристый мех.
“Ящерицы”!
Их было очень много. Плотно, одна возле другой, они лежали на песке и, по-видимому, спали.
Странно, что они не почуяли его присутствия. Ведь он был совсем рядом с ними, когда стоял у подножия скалы. Может быть, эти марсианские хищники лишены чутья, которое так высоко развито у их земных собратьев? Надо как можно скорее уходить отсюда, пока они спят. Не подозревая этого, Камов попал в их логово, на место, где эти твари скрываются днем. Стоит проснуться одной из них, увидеть его — и путь вниз будет отрезан.
Камов быстро сделал несколько снимков. Он не удержался, чтобы не сфотографировать и спящих “ящериц”. Будь внизу земные звери, происходи все это на Земле, звук щелкнувшего затвора фотоаппарата немедленно разбудил бы их, но на Марсе благодаря разреженности воздуха звуки распространялись плохо. “Ящерицы” продолжали лежать неподвижно.
Спрятав аппарат, Камов осторожно спустился ниже, к веревке. Только бы звери не проснулись еще три-четыре минуты, и он будет в вездеходе.
Он взял в руки веревку и посмотрел вниз.
Сердце тревожно забилось частыми ударами. Словно волна озноба прошла по телу.
Прямо под ним, на том месте, где ему надо было опуститься на “землю” виднелось длинное, отливавшее серебром тело. Камов видел зеленовато-серые кошачьи глаза, устремленные на него, стерегущие каждое его движение. Зверь прижался к “земле”, готовый к прыжку. Может ли он сделать десятиметровый прыжок вверх?
Камов взял в руку револьвер и, не спуская глаз с хищника, взобрался опять на вершину. Жаль, что он не взял с собой винтовку. С такого расстояния выстрел был бы без промаха. Из пистолета он может только ранить зверя. К тому же звук выстрела, конечно, разбудит спящих “ящериц”. Нет, стрелять нельзя.
Он прижался к скале и, стараясь не делать никаких движений, следил за своим противником.
Хищник не пытался прыгать. Он лежал на песке, смотря на человека немигающим взглядом.
Если зверь не уйдет, положение станет очень серьезным. Спуститься вниз на глазах хищника совершенно невозможно. Ждать? Но сколько времени может продлиться это ожидание?
Камов совершенно не знал повадок “ящериц”. На сколько хватит терпения у зверя? Какова степень его сообразительности? Понимает ли он, что человеку надо спуститься вниз? Что он вообще думает о никогда не виденном существе, появившемся в его владениях?
Камов решил ждать, ничего не предпринимая, полчаса. Если “ящерица” не уйдет, то он сделает попытку застрелить или хотя бы испугать ее звуком выстрела. Может быть, слабый здесь звук не встревожит спящих зверей.
Минута шла за минутой…
Если оставить вездеход на Марсе, в распоряжении Камова окажется несколько лишних часов. За это время многое может случиться.
Несмотря на трагичность положения, привычное спокойствие не покинуло Камова. Он хладнокровно обдумывал способы вырваться из неожиданного плена.
Втянув веревку наверх, можно с ее помощью перебраться на соседний камень, находившийся не далее пяти метров. На его вершине имеется острый выступ, на который легко набросить петлю.
Веревка имеет пятьдесят метров длины. У него останется достаточно, чтобы повторить маневр и перебраться еще дальше.
Так он доберется к вездеходу как можно ближе, а затем попытается убить зверя, если тот последует за ним, и, пока не подоспели остальные, бросится к машине.
Он стал осторожно вытягивать веревку к себе. Ее конец лежал недалеко от животного, и Камов с интересом ждал, как поведет себя зверь.
Движение веревки, шевелящейся так близко, не могло не привлечь внимания хищника. “Ящерица” повернула голову, но тотчас же снова устремила глаза на человека. Он, по-видимому, казался ей интереснее.
Но вот вся веревка в руках Камова. Прежде чем привести в исполнение свой рискованный план, он решил подождать до истечения назначенного им получаса. Может быть, зверь все-таки уйдет.
Один момент Камову показалось, что его надежда осуществится. “Ящерица” перестала смотреть на него. Она медленно передвигалась туда и обратно у подножия скалы и, казалось, не обращала больше внимания на человека.
Может быть, она забыла о нем? Это было вполне возможно.
Но нет! Походив немного, зверь снова улегся и устремил на вершину скалы немигающий взгляд.
“Упрямая тварь!” — подумал Камов.
Назначенное время прошло.
Камов осторожно поднялся и встал на колени. Размахнувшись петлей, бросил ее. Он никогда прежде не упражнялся в этом искусстве, но, к его удивлению, петля послушно легла на намеченный выступ. “Вот как обнаруживаешь в себе таланты, о которых и не подозревал”, — с усмешкой подумал он.
Упершись ногой в трещину гранита, Камов сильно потянул веревку, испытывая прочность своего моста.
Веревка неожиданно легко поддалась. Каменный выступ, казавшийся таким прочным, пошатнулся и рухнул. Камов едва не потерял равновесие. Невероятным усилием мускулов всего тела он изогнулся и в последний момент удержался от падения с десятиметровой высоты прямо на лежавших внизу зверей.
Сброшенный им гранитный выступ упал на песок в пяти шагах от ящерицы. Видимо сильно испугавшись, она одним прыжком проскочила между двумя скалами прямо в середину своих спящих сородичей.
Среди животных поднялось волнение. Серебряный ковер внизу заколыхался, задвигался.
Проклиная сорвавшийся камень и свою собственную неосторожность, Камов видел, как звери один за другим покидали место своего отдыха и устремлялись в средние проходы между скалами. Скоро всюду, куда бы Камов ни посмотрел, он видел серебристый мех. Он насчитал их больше пятидесяти. Нечего было и думать спуститься вниз где бы то ни было. Все пути к бегству отрезаны. Пока животные не уйдут, он вынужден сидеть на своей скале. Камов прекрасно понимал, что все шансы на то, что они уйдут только с наступлением темноты. Солнце заходит здесь в восемь часов двадцать минут по московскому времени. Значит, осталось четыре часа до его захода. Кислорода в баллоне должно хватить на это время. О том, что звери могут добраться до него, Камов не беспокоился. Они не делали ни малейших попыток прыгнуть на скалу, что обязательно попробовали бы сделать земные хищники. На своем неприступном месте он в полной безопасности и мог бы спокойно дождаться ухода животных на ночную охоту, если бы… звездолет не должен был покинуть Марс ровно в восемь. Не позднее чем в семь часов он должен во что бы то ни стало освободиться, иначе не останется никакой надежды добраться до корабля вовремя. Тогда смерть. Камов заставил Белопольского дать слово, что независимо ни от чего старт на Землю будет взят точно в срок. “Даже если вы задержитесь?” — спросил Константин Евгеньевич. “Даже и в этом случае”, — ответил он.
Белопольский сдержит свое слово. Он хорошо знает, какие последствия может вызвать задержка.
Время шло…
Звери по-прежнему бродили по всем проходам. То один, то другой иногда останавливался у подножия скалы и, прижавшись к “земле”, словно готовясь прыгнуть, смотрел на Камова неподвижными зелено-серыми, кошачьими глазами.
Несмотря на свое отчаянное положение, Камов испытывал странное спокойствие. Независимо от его сознания, в нем держалась уверенность, что все обойдется благополучно. Он никак не смог бы объяснить, на чем основывалась эта непонятная ему самому уверенность, но она была.
Минутная стрелка равномерно передвигалась по циферблату, отсчитывая оставшееся ему время.
Секунды бежали.
Жизнь — смерть!.. Жизнь — смерть!..
Положение не изменялось.
Камов вспомнил о ждущих его друзьях. Как сильно они волнуются сейчас! Он ясно представил себе всех троих. Белопольский, более хмурый, чем
всегда, ходит по обсерватории — от пульта управления к двери и обратно. Мельников стоит у окна, с тревогой всматриваясь в горизонт, — не покажется ли вдруг знакомая белая машина? Пайчадзе, внешне спокойный, поминутно смотрит на часы. Ему никогда не изменяет привычная выдержка, но Камов знает, что никто так не беспокоится за него, как этот верный, испытанный друг.
Шесть часов… Остался один только час…
Камов опускает голову на руку. В усталом мозгу настойчиво как горький упрек, звучат последние услышанные слова: “Будьте осторожны, Сергей Александрович!”.
В ОБРАТНЫЙ ПУТЬ!
2 января 19… года.
Последний день нашего пребывания на Марсе оказался самым тяжелым днем из всех проведенных на этой планете.
Очень трудно рассказывать все, что нам пришлось пережить и перечувствовать, но мой долг сделать это.
… Около полудня я вышел проводить Камова в последнюю экскурсию на вездеходе. Сергей Александрович был в прекрасном настроении.
— Не скучайте! — шутливо сказал он, садясь в машину.
Вездеход ушел.
Я вернулся на борт корабля. Белопольский сидел возле лежавшего на постели Пайчадзе. Тут же стояла и радиостанция.
Я ушел в свою лабораторию и стал приводить ее в порядок. Надо было подготовиться к отлету. Заодно я решил исполнить просьбу Камова и проявить пленку аппарата Бейсона. Сергей Александрович просил на это разрешения американца, и тот, очевидно неохотно, согласился. Он сказал только, что пленка вся пустая, — он сделал всего два снимка. Но Камова интересует именно второй снимок, на котором, по рассказу Бейсона, должен быть заснят момент нападения зверя на Хепгуда.
Была ли это такая же “ящерица”, какую мы убили, или какой-нибудь другой, неизвестный нам обитатель Марса? Если другой, то как он выглядит?
Проявив пленку, я убедился, что нападение на командира американского корабля совершила именно “ящерица”. Этот жуткий снимок получился очень хорошо. И зверь и его жертва вышли, как говорят кинооператоры, “первым планом”.
Закончив свои дела в лаборатории, я вернулся к обоим астрономам. Они беседовали о чем-то, не относящемся к Марсу и нашему пребыванию на нем. От Камова еще не поступало никаких сообщений.
Я подошел к окну и стал смотреть на хорошо уже знакомую картину марсианской пустыни. День был ясный и совершенно безветренный.
В четырнадцать часов десять минут Камов сообщил, что поворачивает в обратный путь. Он просил через час дать радиомаяк, так как намеревался вернуться другой дорогой.
Час прошел, и Белопольский включил микрофон. Произошел короткий разговор, из которого я не забыл ни одного слова.
Сергей Александрович сообщил поразительную новость, что им обнаружены какие-то скалы. При этих словах Пайчадзе даже сел на постели от охватившего его волнения. Скалы на Марсе!..
— Наконец-то! — прошептал он.
Камов сказал, что хочет выйти из вездехода, чтобы обследовать свою находку и собрать образцы. Пайчадзе попросил его быть осторожным, и Камов как-то поспешно прекратил разговор. Возможно, что он опасался дальнейших уговоров.
Когда раздался звук выключенного микрофона, Арсен Георгиевич неожиданно вскочил на ноги. Белопольский укоризненно покачал головой.
— Нет оснований для беспокойства, — сказал он.
— Знаю, — ответил Пайчадзе.
— Зачем же так волноваться?
— Этого не знаю, но волнуюсь.
В этот момент я вдруг вспомнил только что проявленный снимок — голова Хепгуда в пасти зверя — и невольно сказал:
— А если “ящерица”…
Никто не отозвался.
В обсерватории наступило тягостное молчание. Пайчадзе, забыв предписание Камова лежать до самого момента старта, медленно ходил по узкому пространству между пультом и дверью в коридор. Иногда он останавливался и долгим взглядом смотрел на радиостанцию. В эти минуты у него было такое выражение, будто он хотел попросить приемник заговорить. А Белопольский слишком часто смотрел на часы, что выдавало его скрытое волнение.
“Ждите меня через два часа”, — сказал Камов.
Проходил час за часом, но от него не поступало никаких известий. Белопольский несколько раз включал микрофон, но ответа не было. Контрольная лампочка горела ровным светом, указывая, что на вездеходе станция включена и работает.
Последний день нашего пребывания на Марсе оказался самым тяжелым днем из всех проведенных на этой планете.
Очень трудно рассказывать все, что нам пришлось пережить и перечувствовать, но мой долг сделать это.
… Около полудня я вышел проводить Камова в последнюю экскурсию на вездеходе. Сергей Александрович был в прекрасном настроении.
— Не скучайте! — шутливо сказал он, садясь в машину.
Вездеход ушел.
Я вернулся на борт корабля. Белопольский сидел возле лежавшего на постели Пайчадзе. Тут же стояла и радиостанция.
Я ушел в свою лабораторию и стал приводить ее в порядок. Надо было подготовиться к отлету. Заодно я решил исполнить просьбу Камова и проявить пленку аппарата Бейсона. Сергей Александрович просил на это разрешения американца, и тот, очевидно неохотно, согласился. Он сказал только, что пленка вся пустая, — он сделал всего два снимка. Но Камова интересует именно второй снимок, на котором, по рассказу Бейсона, должен быть заснят момент нападения зверя на Хепгуда.
Была ли это такая же “ящерица”, какую мы убили, или какой-нибудь другой, неизвестный нам обитатель Марса? Если другой, то как он выглядит?
Проявив пленку, я убедился, что нападение на командира американского корабля совершила именно “ящерица”. Этот жуткий снимок получился очень хорошо. И зверь и его жертва вышли, как говорят кинооператоры, “первым планом”.
Закончив свои дела в лаборатории, я вернулся к обоим астрономам. Они беседовали о чем-то, не относящемся к Марсу и нашему пребыванию на нем. От Камова еще не поступало никаких сообщений.
Я подошел к окну и стал смотреть на хорошо уже знакомую картину марсианской пустыни. День был ясный и совершенно безветренный.
В четырнадцать часов десять минут Камов сообщил, что поворачивает в обратный путь. Он просил через час дать радиомаяк, так как намеревался вернуться другой дорогой.
Час прошел, и Белопольский включил микрофон. Произошел короткий разговор, из которого я не забыл ни одного слова.
Сергей Александрович сообщил поразительную новость, что им обнаружены какие-то скалы. При этих словах Пайчадзе даже сел на постели от охватившего его волнения. Скалы на Марсе!..
— Наконец-то! — прошептал он.
Камов сказал, что хочет выйти из вездехода, чтобы обследовать свою находку и собрать образцы. Пайчадзе попросил его быть осторожным, и Камов как-то поспешно прекратил разговор. Возможно, что он опасался дальнейших уговоров.
Когда раздался звук выключенного микрофона, Арсен Георгиевич неожиданно вскочил на ноги. Белопольский укоризненно покачал головой.
— Нет оснований для беспокойства, — сказал он.
— Знаю, — ответил Пайчадзе.
— Зачем же так волноваться?
— Этого не знаю, но волнуюсь.
В этот момент я вдруг вспомнил только что проявленный снимок — голова Хепгуда в пасти зверя — и невольно сказал:
— А если “ящерица”…
Никто не отозвался.
В обсерватории наступило тягостное молчание. Пайчадзе, забыв предписание Камова лежать до самого момента старта, медленно ходил по узкому пространству между пультом и дверью в коридор. Иногда он останавливался и долгим взглядом смотрел на радиостанцию. В эти минуты у него было такое выражение, будто он хотел попросить приемник заговорить. А Белопольский слишком часто смотрел на часы, что выдавало его скрытое волнение.
“Ждите меня через два часа”, — сказал Камов.
Проходил час за часом, но от него не поступало никаких известий. Белопольский несколько раз включал микрофон, но ответа не было. Контрольная лампочка горела ровным светом, указывая, что на вездеходе станция включена и работает.