Мартынов Георгий Сергеевич. Звездоплаватели

   — Скорость Венеры по орбите, — сказал он, — на пять километров меньше, чем скорость “СССР-КС3”. Это во-первых. А во-вторых, траектория нашего полета зависит от нас самих. Ее можно изменить и встретиться с планетой в какой-нибудь другой, более выгодной точке. Мы будем на Венере 10 июля при любых обстоятельствах.
   Раздался негромкий звонок. Засветился экран, и на нем появилось лицо Игоря Топоркова — радиотехника корабля.
   — Константин Васильевич здесь? — спросил он.
   Зайцев подтянулся с помощью ремня ближе к экрану.
   — Зайдите на радиостанцию, — сказал Топорков. — Вас вызывает Земля.
   Зайцев слегка оттолкнулся от стены и подплыл в воздухе к двери. Нажав кнопку, он сдвинул в сторону круглую крышку люка и “вышел” в коридор. Чуть касаясь руками стен, он быстро плыл, как фантастическая воздушная рыба, к носу звездолета.
   Радиостанция помещалась рядом с рубкой. Это была небольшая каюта, такая же круглая, как и все помещения корабля, но обитая не кожей, а бархатом. Приемник и передатчик занимали больше половины ее объема.
   Собственно радиостанция была невелика, он работала на полупроводниках вместо ламп, но много места занимали мощные усилители для передачи и приема радиограмм на расстояния многих миллионов километров. Связь с Землей осуществлялась на сверхультракоротких волнах, которые по пути от корабля к Земле к обратно проходили через промежуточно-усилительные станции, находившиеся на искусственных спутниках Земли. Такие станции были необходимы, так как слой Хевисайда настолько ослаблял сигналы, что без усиления они никогда не дошли бы по назначению, несмотря на жестко направленные антенны.
   Космическая радиосвязь впервые была применена во время полета на Луну экспедиции Белопольского-Пайчадзе и теперь проходила окончательные испытания. Все станции — земная, корабельная и находившиеся на спутниках — были сконструированы при непосредственном участии Топоркова, и он сам проводил испытания в обоих рейсах. Члены экспедиции ежедневно имели возможность поговорить со своими близкими.
   До сих пор связь не прерывалась и, по расчетам Топоркова, не должна была прерваться до самой Венеры. Будет ли она действовать с поверхности планеты, через ее атмосферу, сказать, конечно, нельзя было. Венера находилась ближе к Солнцу, чем Земля, и интенсивность солнечной радиации в верхних слоях ее атмосферы должна была быть во много раз более сильной. Смогут ли радиоволны пробить, безусловно, существующий на Венере ионизированный слой, как они это смогли сделать с земным, покажет будущее.
   Когда Зайцев, убедившись предварительно, что над дверью горит зеленая лампочка, “вошел” в каюту, у аппарата находились Топорков и Мельников. Борис Николаевич только что поговорил с Ольгой.
   Топорков протянул Зайцеву микрофон:
   — Ваша жена и сын ждут вас.
   — Константин Зайцев у телефона, — сказал инженер, рассмешив этой фразой обоих своих товарищей. И спокойно положил микрофон в специальное гнездо. Ответ мог прийти только через семь минут. За десять суток звездолет пролетел свыше тридцати пяти миллионов километров, и сейчас его отделяло от Земли расстояние в шестьдесят миллионов километров. Земля не стояла на месте, а удалялась в противоположную сторону. “СССР-КС3”, используя притяжение Солнца, летел к Венере по направлению, обратному движению Земли по орбите, навстречу ее “сестре”.
   — Звук очень ослабел, — озабоченно сказал Топорков.
   Зайцев и Мельников посмотрели друг на друга и рассмеялись.
   Каждый день они слышали эту стереотипную фразу, Игорь Дмитриевич болезненно переживал ослабление звука, неизбежное с увеличением расстояния, и ему всегда казалось, что станция работает хуже, чем на самом деле. Он часами возился с ней и всегда был недоволен ее работой.
   — Придется поставить дополнительные генераторы.
   — Пока в этом нет нужды, — возразил Мельников. — Радиосвязь работает бесперебойно и достаточно хорошо. Подождем.
   Он знал, что если дать Топоркову волю, то задолго до прилета на Венеру станция останется без всяких резервов мощности, а их следовало сохранить.
   — Хотя бы один!
   — Нет! — Мельников постарался придать своему голосу как можно больше строгости. — Я запрещаю вам это делать… Что вы выдумываете, Игорь Дмитриевич? — добавил он более мягко. — Я только что говорил с Землей и прекрасно все слышал.
   Семь минут, наконец, прошли, и Зайцев, надев наушники, выслушал все, что хотели ему сказать жена и сын. Проговорив ответ, он вместе с Мельниковым вышел из каюты. Время было ограничено, и членам экспедиции разрешалось обмениваться со своими родными только одной фразой. Место у микрофона уже занял профессор Баландин.
   Радиосвязь доставляла звездоплавателям много радости. Сознание оторванности от Земли меньше угнетало людей, имевших возможность услышать голос близкого человека. Не было тревожной неизвестности, так сильно мучившей всех в прежних рейсах. Все, что происходило на Земле и на звездолете, сразу становилось известным. Краткий перечень событий в СССР и других странах передавался с Земли автоматической передачей, не задерживавшей разговора. “Космическая газета” ежедневно вывешивалась Топорковым в красном уголке.
   — Борис Николаевич! — сказал Зайцев, когда за ними закрылась дверь станции. — Разрешите мне и Князеву выйти из корабля и осмотреть дюзы.
   — Зачем это?
   — На всякий случай. Ведь предстоит торможение при подходе к Арсене.
   — И вы еще смеетесь над Игорем Дмитриевичем! — улыбнулся Мельников. — А сами… Ничего с дюзами не случилось. Осмотр произведете, когда корабль будет стоять на Арсене.
   — Слушаюсь! — хмуро ответил Зайцев.
   В кабине лифта, переносящего его в другой коридор, Мельников думал об этом разговоре. Какие люди! Каждый из них готов работать без отдыха, чтобы все было в порядке и “СССР-КС3” совершил свой рейс на Венеру и обратно “без сучка и задоринки”. С такими помощниками было одно наслаждение работать, но их приходилось все время удерживать от излишней траты сил, не оправдываемой необходимостью.
   В первые дни рейса это было не так заметно. Люди еще не освоились с новой обстановкой, не имевшей ничего общего с прежней привычной жизнью. Их мысли были еще позади, на оставленной Земле. Но постепенно эта своеобразная “инерция” начала ослабевать. И тогда все с яростью набросились на работу. Но не так просто было ее найти. Добрая половина экипажа на все, сравнительно короткое, время перелета к Венере, казалась обреченной на безделье. Что, например, делать врачу экспедиции Андрееву, если все были совершенно здоровы и не нуждались в его помощи? Какое занятие могли придумать геолог Романов, биолог Коржевский или океанограф Баландин? Зайцев и Князев были не в лучшем положении. Все они остро завидовали астрономам, которым не надо было искать дела, — оно само шло им в руки. За бортом звездолета расстилалось безграничное, неисчерпаемое поле деятельности. Поистине, астрономы были счастливые люди!
   Но работа нашлась для всех. Прекрасно понимая, как опасно в условиях полета не иметь определенного занятия, Белопольский приказал Зайцеву подготовить с помощью всех свободных участников экспедиции имевшиеся на борту самолеты, вездеходы и подводную лодку к работе на Венере, перебрать их механизмы, проверить и испытать все приборы и аппараты. Кроме того, он поставил перед старшим инженером корабля задачу — научить всех производить мелкий ремонт, чтобы каждый мог самостоятельно исправить незначительные повреждения. Топоркову было поручено научить Андреева и Коржевского работе на передвижных рациях, которыми были оборудованы все машины. Только они двое еще не умели пользоваться радиоустановками.
   В красном уголке регулярно (по уплотненному графику) проводились занятия по астрономии, звездной навигации, механике и теории звездоплавания.
   — На космическом корабле каждый должен уметь заменить любого другого, — сказал Константин Евгеньевич. — Для многих из нас этот полет первый, но для всех не последний. Учиться необходимо все время.
   Но, несмотря на такую нагрузку, как-то так получалось, что у каждого оставалось свободное время, которое нечем было заполнить, и это были самые тяжелые минуты. Стоило человеку оторваться от дела, как тотчас же подкрадывались мысли о Земле, о близких людях, и незаметно возникало чувство тоски. В такие моменты члены экипажа устремлялись на радиостанцию — “читать” бортовой журнал Топоркова. Никакого журнала, конечно, не было. Разговоры с Землей записывались автоматически на ленте магнитофона. Прослушав свой последний разговор с женой или другим родственником, люди успокаивались.
   Выйдя из лифта, Мельников направился к рубке управления. Ярко освещенные коридоры были пустынны и безмолвны. Тишина, царившая на звездолете, никогда не нарушалась. Двенадцать человек не могли заполнить исполинский корпус корабля, и невольно казалось, что в нем никого нет. В первые дни это было неприятно, но постепенно люди привыкли.
   Звездолетом управлял автопилот. Войдя в рубку, Мельников внимательно прочитал записи всех приборов. Лента локатора показала, что за несколько минут до его прихода, на расстоянии трех тысяч километров пролетел небольшой метеорит, исчезнувший задолго до того, как звездолет достиг этой точки. Направление полета не изменялось.
   Привычно нажимая нужные кнопки, Мельников проверил состояние всех частей корабля. Разноцветные лампочки давали успокоительные ответы. Все было в порядке. Он заметил, что в каюте номер восемь открылась дверь — соответствующая ей лампочка загорелась красным светом, — и подождал, чтобы она закрылась. Но прошла минута, а красный свет не сменился зеленым. Тогда он включил экран и соединил его с восьмым номером. Появилась внутренность каюты.
   В ней находился геолог Василий Романов. Услышав звонок вызова, он повернул голову.
   — Почему не закрыли дверь? — спросил Мельников.
   — Виноват, товарищ начальник!
   — Делаю вам замечание. В космическом рейсе рассеянность недопустима. Геолог метнулся к двери с такой стремительностью что, вероятно,
   больно ударился о раму. Мельников улыбнулся и выключил экран.
   Хотя “СССР-КС3” почти не угрожала опасность со стороны метеоритов, на нем свято соблюдался закон космических рейсов — все двери и люки всегда должны быть герметически закрыты.
   Из рубки Мельников направился в обсерваторию.
   Она занимала всю носовую часть звездолета. В противоположность другим помещениям, не имевшим никаких внешних отверстий, здесь были широкие окна-иллюминаторы. Они закрывались снаружи пластмассовыми щитами. Многочисленные астрономические инструменты, вычислительные машины новейшей конструкции, тут же помещавшаяся фотохимическая лаборатория — все это оставляло мало свободного места.
   Пайчадзе и Второв возились у спектроскопа, Орлов приник глазом к окуляру рефрактора, Белопольского ни было.
   — Где Константин Евгеньевич? — спросил Мельников.
   — Сейчас придет, — ответил Пайчадзе, не оборачиваясь.
   Здесь царила атмосфера напряженного труда. Не желая мешать астрономам, Мельников подошел к стене и, нажав кнопку, отодвинул в сторону плиту, закрывавшую окно.
   Знакомая, много раз виденная картина звездного мира раскинулась за бортом. Неподвижными точками горели вечные огни Вселенной. Туманная вуаль Млечного Пути неясно проступала на “самом горизонте”.
   Прямо перед собой Мельников увидел висящий в пространстве косматый, с огненными выступами протуберанцев, ослепительно сверкающий шар Солнца. Звездолет летел повернувшись к нему правым бортом.
   Из всех зрелищ, которыми богато одаряла звездоплавателей Вселенная, зрелище висящего в пустоте Солнца было самым поразительным. Человек привык видеть его диск у себя над головой или перед собой, на горизонте. Но с борта корабля картина была совсем иной. Казалось, что Солнце светит снизу. Хотя на звездолете не существовало четкого ощущения, где “низ” и где “верх”, звездоплаватели не могли отделаться от впечатления, что корабль находится выше Солнца. Почему это так происходило, никто из них не мог понять, но все одинаково поддавались этому странному обману зрения.
   Мельников посмотрел назад, стараясь увидеть Землю, и вскоре нашел ее. Крупная голубая звезда сияла спокойным светом. Рядом с ней желтым огоньком виднелась Луна. Очень красива была эта звездная пара.
   Там, на этой затерявшейся в просторах Вселенной блестящей точке, было все, что составляло смысл жизни экипажа “СССР-КС3”. И там же была Ольга…
   Мельников отвернулся от окна. Он старался не думать об Ольге, но это плохо удавалось. Мысли все время возвращались к жене. Ее образ всегда был перед его глазами. За время трех предыдущих рейсов он редко вспоминал покинутую Землю, а теперь думал о ней постоянно. Прошло только десять дней, а он уже скучал и томился разлукой. Впереди были долгие, бесконечные три месяца. Но ни разу не явилось сожаление. Если бы можно было вернуться в прошлое, он снова согласился бы лететь. Жизнь вне космических рейсов казалась ему немыслимой. И одновременно с желанием вернуться на Землю в душе Мельникова было другое — вперед, к цели! В этом двойственном чувстве он не мог и не хотел разбираться. Стремление к Земле и стремление к Венере непонятным образом не мешали друг другу.

АРСЕНА

   2 июля 19… года “СССР-КС3” приблизился к месту, где должна была состояться встреча с астероидом. Накануне Пайчадзе удалось найти Арсену и произвести наблюдения за ее движением. Электронно-счетные машины в несколько минут произвели сложнейший расчет траектории маленькой планетки и подтвердили, что встреча произойдет сегодня около двенадцати часов по московскому времени. Без этих машин подобный расчет потребовал бы нескольких месяцев напряженной работы доброго десятка вычислителей.
   С самого утра Белопольский и Мельников находились на пульте управления, готовясь к ответственному маневру. Посадку космического корабля на астероид еще ни разу никто не производил.
   В десять часов весь экипаж был на своих местах. Зайцев, Топорков и Князев, под руководством профессора Баландина, готовились в нужный момент сбросить на Арсену электромагнитные якоря. Пайчадзе, Орлов и Второв в обсерватории следили за планетой и сообщали на пульт о ее местонахождении. Остальные собрались в резервной рубке и могли по экрану наблюдать за “приземлением”.
   “СССР-КС3” находился в ста пятидесяти семи тысячах километров от намеченной точки встречи, когда были включены двигатели для торможения с отрицательным ускорением в пять метров. Через один час сорок минут быстрота полета снизится до десяти километров в секунду и будет немного меньше, чем скорость Арсены. Когда планета догонит звездолет, он увеличит скорость и, в свою очередь, догоняя планету, опустится на нее.
   Таков был план спуска на астероид, составленный еще на Земле. Теперь предстояло осуществить его на практике.
   Неслышно для экипажа работали могучие двигатели корабля, гася медленно и постепенно его космическую скорость. Только стрелки приборов да еще появившееся ощущение тяжести указывали, что торможение происходит. В помещениях, где находились люди, не слышно было ни одного слова. Все молчали, охваченные волнением. Это был не страх, экипаж верил в знания и опыт командира корабля, а другое более сильное чувство — благородное волнение исследователей. Нога человека еще никогда не ступала ни на один из астероидов, таящих в себе тайну “пятой планеты” и ее гибели. Посещение людьми Арсены могло приподнять завесу над этой тайной.
   В молчаливом ожидании медленно текли минуты. Звездолет, неуклонно замедляя скорость, приближался к цели.
   А с другой стороны к той же невидимой точке с равномерной, веками неизменной скоростью, летела исполинская глыба железа и камня, когда-то давно бывшая частью такой же планеты, как Земля или Марс. И, кто знает, может быть, была на этой планете и жизнь, были растения, животные, а возможно, и разумные существа, уничтоженные ужасающей космической катастрофой, причины которой могли, навсегда остаться неизвестными.
   Перед глазами Белопольского и Мельникова на экране пульта была темная бездна с бесчисленными точками немигающих звезд. Где-то между ними, ярко освещенная Солнцем, находилась Арсена, которую еще нельзя было увидеть невооруженным глазом. Через каждые три минуты из обсерватории сообщали расстояние до планеты. Все шло пока нормально. Звездолет и астероид сближались “по плану”.
   Но вот Белопольский протянул руку и указал на крохотную звездочку, появившуюся на экране. Наблюдая за ней в течение нескольких минут, Мельников убедился, что ее блеск заметно усиливается. Это была Арсена. Постепенно она сдвигалась к краю экрана, и, чтобы следить за ней, пришлось включить боковой экран. Но вскоре планета исчезла и с него.
   Звездолет летел теперь впереди Арсены. Поворотом газовых рулей Белопольский постепенно изменил направление полета, и “СССР-КС3” “лег” на орбиту планеты. Двигатели замолкли, и корабль летел по инерции со скоростью десяти километров в секунду. Солнце очутилось прямо по носу, пришлось выключить центральный экран.
   Арсена догоняла корабль и через три минуты должна была оказаться в непосредственной близости к нему. Наступал решительный момент.
   Мельников длительным звонком предупредил экипаж.
   Как только на экране показался неровный, ломаный край астероида, включили на малую мощность один из двигателей. Звездолет полетел чуть быстрее, заметно приближаясь к поверхности Арсены.
   Подход к планете был осуществлен блестяще, со свойственной Белопольскому математической точностью. Теперь нужно было так же точно совершить спуск.
   Глядя на каменный хаос, находившийся под ними, Мельников и Белопольский вспомнили первую случайную встречу с астероидом восемь лет тому назад. Арсена промелькнула тогда мимо окон “СССР-КС2” на таком же почти расстоянии.
   Все ближе и ближе, — и вот уже весь экран заполнила громада астероида. Мельников разглядел ровную площадку на одной из скал, достаточно большую, чтобы на ней мог поместиться корабль. Очевидно, и Белопольский увидел ее. Он быстро нажимал кнопки управления двигателя и поворачивал ручки газовых рулей.
   Каждую секунду могло произойти столкновение с многочисленными вершинами острых пиков…
   До боли сжав зубы, Белопольский впился взглядом в экран.
   Профессор Баландин всматривался через оптическую систему в медленно плывущую внизу панораму скал, пропастей и узких бездонных трещин. Он не видел ни одного места, на которое мог бы опуститься корабль длиной в сто пятьдесят метров, а вместе с тем по движению корабля чувствовал, что командир нашел такое место. Высота полета неуклонно уменьшалась.
   В нескольких шагах, готовые сбросить якоря и дать в них ток, застыли у своих аппаратов Топорков, Зайцев и Князев.
   Могло показаться странным, что звездолет, находясь так близко от “земли”, не падает на нее. Но “СССР-КС3” летел с огромной скоростью, и пока ни одна из его частей не коснулась планеты, его движение оставалось независимым от нее. Правда, действовало тяготение между Арсеной и кораблем, но оно было слабо и не мешало маневрированию.
   В ту самую секунду, когда Баландин заметил, наконец, ровную площадку среди утесов, раздался резкий, отрывистый звонок сигнала.
   Три кнопки были нажаты одновременно, и сжатый воздух с силой выбросил из корабля три якоря, которые, разматывая за собой толстые тросы, помчались вниз. (Членам экипажа невольно казалось, что Арсена находится “внизу”, но ее на равных основаниях можно было считать и “наверху”.)
   По команде Баландина был включен ток, и мгновенно возникшая сила электромагнитов плотно прижала якоря к грунту. Корабль медленно опустился под действием собственной тяжести.
   Как только “СССР-КС3” неподвижно замер на площадке, образованной на одной из скал капризом природы, экипаж стал готовиться к выходу. Группа состояла из шести человек: Мельникова, Баландина, Романова, Второва с неизменным киноаппаратом, Топоркова с радиоприборами для геологической разведки и Коржевского. Остальные пока оставались на корабле.
   Планета представляла собой хаос скал, и воспользоваться вездеходом не было никакой возможности. Под черным небом, усеянным звездами, всюду, куда ни обращался взгляд, были острые, изломанные выступы, чернели глубокие ущелья, зияли пропасти, отвесно вздымались изрезанные трещинами склоны серо-стальных утесов. Освещенные Солнцем места казались белыми, в тени был густой мрак. Никаких полутеней, как и следовало ожидать, в этом мире, лишенном и намека на атмосферу. Контрасты белого и черного цвета резали глаз четкой определенностью границ. Суровой красотой веяло от этой картины мертвого покоя.
   — По сравнению с Арсеной даже Луна может показаться веселой, — заметил Баландин.
   Участники экспедиции одевались с помощью товарищей в “пустолазные” костюмы. Они были сделаны из плотного гибкого материала, покрытого металлическими пластинками, и представляли собой одно целое, исключая шлема, который надевался отдельно, как у водолазов. В очень толстые подошвы были вделаны сильные электромагниты, соединенные проводами, идущими внутри костюма, с аккумуляторной батареей из полупроводниковых элементов, помещавшейся вместе с баллонами сжатого кислорода и приемно-передающей радиостанцией в наспинном ранце. На груди был расположен маленький щиток управления, а на шлемах небольшой прожектор.
   Под эти костюмы звездоплаватели надели “астронавтокожу”. Так называли упругое трико, надевавшееся прямо на тело и закрывавшее голову, оставляя свободным только лицо. Трико было сделано из особой, сильно сжимающейся, не проницаемой для воздуха ткани, которая равномерно давила на всю кожу тела, заменяя этим обычное атмосферное давление, необходимое для человека. В случае повреждения пустолазного костюма, “астронавтокожа” предохраняла тело от разрыва внутренним давлением.
   Единственным незащищенным местом оставалось лицо, но тут уж ничего нельзя было сделан. Приходилось полагаться на исключительную прочность стекол шлема.
   На Земле пустолазный костюм был очень тяжел, но здесь он почти ничего не весил. Сила тяжести на Арсене была ничтожной.
   Миниатюрный микрофон и такой же динамик, вмонтированные внутрь шлема, давали возможность “пустолазам” говорить друг с другом и с кораблем на очень большом расстоянии.
   Белопольский лично проверил костюм каждого и разрешил выход. Один за другим, все шестеро прошли в выходную камеру. Закрылась внутренняя дверь, и насосы быстро удалили воздух. Каждый доложил Мельникову, что подача кислорода в шлем идет нормально. Тогда он нажал кнопку.
   В четырех метрах под ними была девственная почва, на которую никогда не ступала ничья нога.
   — Борис Николаевич! — обратился к Мельникову Баландин. — Вам принадлежит право первым ступить на планету. Вы самый старый звездоплаватель среди нас.
   Мельников подошел к краю двери. Василий Романов ожидал, что будет установлена лестница, но, к его удивлению, заместитель начальника экспедиции просто сделал шаг в пустое пространство. Его огромная, в костюме, фигура стала медленно опускаться. Прошло не менее четырнадцати секунд, пока это странное “падение” окончилось.
   Молодой геолог вспомнил лекцию Орлова об Арсене и понял, в чем дело. Притяжение планеты было так мало, что Мельников падал с ускорением всего тридцать шесть миллиметров в секунду.
   Вторым прыгнул Второв. Он торопился заснять на пленку выход из корабля. Затем на Арсену спустились и все остальные.
   Стоять тут было очень трудно. При малейшем движении люди теряли чувство равновесия и качались в пустоте, словно здесь бушевал сильнейший вихрь. Они поспешили включить ток в подошвы. Железистая почва планеты хорошо притягивалась электромагнитами, и люди обрели устойчивость. Чтобы сделать шаг, приходилось даже напрягать мускулы ног. Опасность взлететь высоко вверх при неосторожном движении больше не угрожала.
   Согласно ранее разработанному плану, разбились на две партии. Профессор Баландин, Романов и Топорков занялись установкой аппаратов для радиогеоразведки. В их задачу входило определение состава внутренних пород планеты. Мельников, Коржевский и Второв должны были произвести рекогносцировку местности.
   Едва они отошли от корабля, как прямо перед ними, в трех шагах, беззвучно ударился о скалу метеорит. Вспышка огня отметила место его падения. Все трое невольно остановились. Одна и та же мысль мелькнула у всех: “А если бы метеорит попал в кого-нибудь?”.
   Радиопрожекторы звездолета были выключены. При неподвижном положении корабля они были совершенно бесполезны. Избежать встречи с метеоритом, даже зная, что он приближается к Арсене, было невозможно.
   — Пошли дальше! — сказал Мельников.
   На краю площадки, круто обрываясь вниз, чернела глубокая пропасть. Противоположный край находился в ста метрах. Обойти ее было негде. Пропасть тянулась насколько хватал глаз, теряясь вдали в нагромождениях скал.
   — Придется идти в другую сторону, — сказал Коржевский.
   — Выключить магниты! — приказал Мельников. — Прыгать, как будто ширина один метр. На той стороне сразу включить магниты обратно. Я прыгаю первым.
   — Одну секунду! — сказал Второв. — Ваш прыжок надо заснять.
   Мельников повернул ручку на щитке, выключая ток, и, присев, прыгнул вперед. Его тело взвилось над пропастью и перелетело через нее с непостижимой легкостью.