Ничто, казалось, не изменилось в этом помещении. Так же висели на стенах хрустально-прозрачные растения, освещенные сзади розовым светом. Стол имел тот же вид, но Белопольский сразу заметил, что каменной чаши на нем не было. Не было ни блокнота, ни карандаша, ни его хронометра. На столе лежали три каких-то обломка.
   Венериане, с помощью веревок, кубиков и брусков быстро “нарисовали” карту. Это был все тот же “рисунок”, изображавший реку, просеку, звездолет и озеро. Рядом с “макетом” корабля они поставили восемь кубиков.
   Белопольский отметил про себя, что венериане не забыли число членов экипажа.
   Потом один из венериан взял три кубика и перенес их на изображение лесной просеки. У звездолета осталось пять.
   Что это значит?..
   Неужели трое звездоплавателей предприняли разведку к озеру и попали в руки венериан?.. Белопольский почувствовал мучительную тревогу. Неужели Мельников не исполнил его приказа?
   Венерианин указал рукой на три кубика, а другую протянул к обломкам, по-прежнему лежавшим на столе. Внимательно приглядевшись к ним, Белопольский понял: это были обломки каменной чаши.
   Что случилось? Что произошло на просеке, где, очевидно, венериане встретились с тремя людьми? Почему символ мира и дружбы разбит?.. Венерианин явно хотел сказать, что чашу разбил человек.
   Белопольский не допускал мысли, что его товарищи могли намеренно совершить такую неосторожность. Что-то крылось за этим. Было ясно, что он не ошибся, что венериане, действительно, переменили свое отношение к людям, и переменили именно после того, как чаша была разбита. Как разобраться во всем и восстановить прежние отношения?
   Венериане пришли ему на помощь.
   Один из них повернул голову к двери. Он не крикнул, не издал никакого звука. Но тотчас же, словно в ответ на неслышное приказание, из большого “зала” появился венерианин и поставил на стол другую чашу, в точности похожую на первую.
   Белопольский почувствовал, что окончательно запутался. Он ничего не мог понять. Если у венериан есть несколько чаш, то почему они так разгневались из-за потери одной? Что означает, в конце концов, этот странный предмет, которому венериане, очевидно, придают столь большое значение?..
   Один из венериан указал одной рукой на чашу, а другую протянул к стоявшему напротив них человеку. Его вид был очень красноречив. Он что-то приказывал. И этот приказ относился к каменной чаше.
   Белопольский почувствовал, как на его лбу выступил холодный пот. Чего хотят от него венериане? Что он должен сделать?
   Он вспомнил вчерашний “разговор”, и ему показалось, что он по-новому понял его смысл. Венериане и вчера могли требовать того же самого, что и сегодня. Потом они могли согласиться, чтобы это требование было выполнено на звездолете. И вот их постигла неудача — чаша была разбита. По чьей вине это произошло, сейчас неважно. Они решили добиться цели у него. Но в чем заключалась эта цель? Что им нужно?
   Белопольский привык владеть своими нервами. Он заставил себя успокоиться и хладнокровно подумать.
   Все дело, очевидно, заключалось в каменной чаше. С ней надо было что-то сделать. Неужели не удастся выяснить это у венериан? Ведь вчера он сумел с ними договориться.
   “Суммируем все, что известно, — подумал он. — Два раза венериане подносили нам чашу и принимали обратно. Это могло означать, по их понятиям, что мы согласны исполнить просьбу. Потом они поняли нас так, что просьба будет выполнена на корабле. Потерпев неудачу, неважно, по какой причине, они хотят, чтобы ее выполнил я, здесь, на месте”.
   Белопольский взял чашу в руки. Венериане не препятствовали ему, они ждали.
   С необычайной отчетливостью мысли Белопольский обдумывал, что делать дальше. Вернуть чашу? Конечно нет! Взять ее в машину? Не то! Положить в нее что-нибудь? Он вспомнил, как венерианин выбросил положенную им записку. Опять не то!
   Что же тогда?..
   Белопольский внимательно осмотрел каменный сосуд.
   Тусклый розовый свет мешал ему. Но все же он заметил, что на внешней стороне чаши имеются какие-то украшения, какая-то резьба.
   Он вгляделся, напрягая свое острое зрение, и увидел…
   Что это?..
   Мгновенным видением промелькнули перед ним мрачные черно-белые скалы Арсены… Круглая котловина… Гранитные фигуры… Октаэдры, додекаэдры, кубы…
   Именно они были изображены на каменной чаше принадлежавшей венерианам.
   Белопольский поднял голову. Напротив себя он увидел венериан. Они?.. Нет, это было невозможно! Венериане — и межпланетный полет… Ничего общего!
   Это была случайность. Странная случайность!
   Но ведь он может спросить…
   Белопольский указал пальцем на вырезанные на чаше фигуры.
   Венерианин повторил его жест и указал на него самого. Двое других сделали то же самое.
   Дикая мысль пришла в голову Белопольскому. Уж не хотят ли венериане сказать, что чаша принадлежит людям? Что именно люди ее сделали?
   А если не люди, то… Да, конечно, это так!
   Ученые знают такие мгновения. В запутанном лабиринте бьется пытливая мысль, ища разгадки. И вдруг ослепительным светом вспыхивает в мозгу правильное решение, и все, что казалось темным и загадочным становится ясным.
   Белопольский понял…
   Каменные чаши сделаны не венерианами. Кто-то очень давно принес их на Венеру. Кто? Те же, кто поставил гранитные фигуры на Арсене. Из поколения в поколение передается память о неведомых пришельцах. Венериане думают, что чаши оставили им люди Земли, вторично посетившие их планету. Конечно, они не знают о существовании Земли, не знают, откуда и зачем явились к ним тогда и теперь непохожие на них существа, обладающие неведомой им техникой. Но они хотят, чтобы им вернули то, что представляли собой эти чаши в далеком прошлом и что, несомненно, забыто или, скорее всего, утеряно ими.
   Для чего же служили эти чаши? Весь вопрос заключался теперь только в этом.
   Белопольский взял в руку один из обломков разбитой чаши.
   Внешняя сторона была, безусловно, каменная, но на внутренней он увидел слой какого-то вещества. Оно было твердо, но это был не камень. Обследовав еще раз чашу, он убедился, что и ее внутренняя полость покрыта тем же веществом.
   Здесь, и только здесь таилась — разгадка!
   Белопольский показал, что хочет вернуться к вездеходу. Венериане поняли и пошли за ним. Один из них захватил с собой чашу.
   Зал был полон венерианами. Вероятно, их было не менее двухсот. Подойдя к машине, причем венериане поспешно расступались перед ним,
   Белопольский рассказал товарищам обо всем, что пришло ему в голову, и показал захваченный с собой обломок.
   — Помогите разгадать загадку до конца, — попросил он.
   Романов взял обломок. Несмотря на молодость, геолог был опытным и разносторонним ученым. Он сразу понял, что перед ним не природное вещество, а искусственный сплав. Его цвет был темно-серым.
   — Это напоминает термит, — сказал он.
   — Термит!..
   Белопольскому показалось, что его оглушили обухом по голове.
   Огонь!..
   В чаше горел огонь. Огонь был оставлен венерианам неизвестными звездоплавателями, и венериане потеряли его. Они не умели сами получить огонь, но память о нем сохранилась у них, и они просили зажечь его снова.
   Так, именно так! Разгадка найдена.
   — Чем можно зажечь его? — спросил Белопольский, указывая на обломок.
   — Если это слой термита, — сказал Романов, — то он должен был давно выгореть. Термит горит быстро.
   — Это вещество не земного происхождения. Возможно, что это совсем не термит. Но оно должно гореть.
   — Термит поджигается магнием, — сказал Романов. — У нас его нет. Но у Второва он, конечно, есть.
   — Это не термит, — повторил Белопольский, — нет ли у вас спичек?
   — Конечно нет. Но у нас есть аккумуляторы.
   — Скорее! — нетерпеливо сказал Белопольский.
   Аккумуляторы дают постоянный ток. При достаточно высоком напряжении получить с его помощью огонь проще простого. Для этого достаточно приблизить друг к другу два, проводника, соединенные с полюсами аккумулятора. Между ними появится вольтова дуга. От нее легко зажечь щепку или бумагу.
   — Осторожнее! — сказал Романов, когда в руках Белопольского ярким пламенем вспыхнул листок из блокнота. — Если это все-таки термит, появится очень высокая температура.
   Как только вспыхнуло пламя, венериане поспешно отошли от машины. Было ясно видно, что они испуганы. Тот, который держал в руках чашу, быстро поставил ее на пол и отступил вместе со всеми.
   — Они знают, что произойдет, — сказал Романов. — Ради всего святого, осторожнее!
   — У нас нет выбора!
   Белопольский поднес горящую бумагу к чаше. Бросить ее он не решился. Бумажка могла погаснуть, а кто знал, что последует в случае неудачи.
   Пламя бумаги коснулось внутренней поверхности чаши… Короткая вспышка!.. Облачко дыма взлетело и растаяло в воздухе…
   Над каменной чашей высоко поднялось бледно-голубое пламя. Такой огонь дает тонкая пленка горящего спирта.
   Огонь был “холодным”. Стоя рядом с чашей, Белопольский не чувствовал никакого тепла.
   — Это не термит, — сказал Романов.
   Венериане, не отрываясь, смотрели на чашу, — пламя не ослепляло их, оно было совсем слабым. Потом они стали медленно приближаться…
   Белопольский вошел в машину.
   Люди стали свидетелями языческого поклонения огню. Каждый венерианин дотрагивался головой и руками до чаши и “отходил” к стене. Эта церемония заняла много времени, венериан было не меньше двухсот.
   Но вот последний венерианин “поклонился” чаше. Возле нее осталось пятеро. Один из них поднял чашу и понес ее к выходу. Все пошли за ним.
   Казалось, что они совсем забыли о людях. “Комната” опустела. Люди остались одни.
   — Стоило стараться! — сказал Белопольский, пожимая плечами.
   Но не прошло и двух минут, как двое венериан вернулись. С ними было десять “черепах”.
   — Ну вот и все! — сказал Романов. — Больше мы им не нужны, и они покончат с нами.
   — Не думаю, — ответил Белопольский, выходя из машины.
   Венериане подошли и упали перед ним на пол. Константин Евгеньевич не удивился, — он ожидал этого. Преклоняясь перед непонятным им пламенем, венериане должны были преклониться и перед теми, кто зажег его. Но почему они не делали этого раньше, если знали, что люди могут дать им огонь? Это было совсем не “по-человечески”.
   “Это не поклонение, а выражение благодарности”, — подумал Белопольский.
   Венериане поднялись. Они жестами попросили человека пройти с ними в “комнату” со столом.
   Что им еще нужно?
   Белопольский исполнил их желание.
   На столе появился недавно сделанный рисунок. Венерианин поставил возле “звездолета” восемь кубиков. Это обозначало восемь человек, оставшихся в нем. В контуре озера он поместил пять других кубиков.
   Почему пять? Ведь пленников было трое?
   Но тут же все объяснилось. Венерианин указал на кубики и протянул руку к Белопольскому. Потом указал на себя и другого венерианина.
   Пока что было достаточно ясно. Пять кубиков изображали трех людей и двух венериан.
   — Что будет дальше?
   Дальше произошло такое, чего Белопольский никак не ожидал. Венерианин взял пять кубиков и перенес их к звездолету.
   Сомнений не было — венериане хотели посетить корабль?
   Белопольский был изумлен. Выходило, что венериане нисколько не боялись корабля. Они даже хотели осмотреть его.
   Но не только удивление почувствовал начальник экспедиции. Он окончательно запутался в вопросе, за кого считать венериан? Кто они? Высокоразумные существа или дикари, поклоняющиеся каменной чаше и горящему в ней огню? Понятие о высоком развитии разума не соответствовало той картине, которую они наблюдали недавно. А желание посетить корабль совершенно не вязалось с представлениями о дикарях, которые должны бояться непонятного огромного предмета.
   Простая и естественная мысль, что люди слишком мало знают о жителях Венеры, чтобы делать выводы, почему-то не приходила в голову Белопольского. Его раздражали эти загадки, встававшие одна за другой. Он был до предела измучен трехдневным пленом и непрерывной тревогой. Он не мог рассуждать сейчас с обычной ясностью мысли. Но по той же причине он не додумался и до этого.
   Что ответить венерианам? Разумеется согласиться! Пусть посетят корабль, если им этого хочется.
   У Белопольского мелькнула мысль, что хорошо бы захватить одного венерианина на Землю, но он тут же с негодованием отбросил ее. Это было бы гнуснейшим насилием, недостойным советского человека. Как могла возникнуть подобная мысль?..
   Он повторил движения венерианина, показывая этим, что согласился на просьбу.
   Все трое вернулись к вездеходу.
   — Чем они будут дышать на нашем корабле? — спросил Романов, когда Белопольский рассказал о намерении венериан.
   — Это совсем просто, — ответил Константин Евгеньевич, — воздухом Венеры.
   Белопольский вошел в машину. Он пригласил обоих венериан последовать за собой, но они отказались.
   Значило ли это, что они дойдут сами? Или Белопольский снова не понял их? И то и другое было возможно.
   “Черепахи” подняли и понесли вездеход. Венериане пошли за ними
   “Город” по-прежнему казался пустым. Но люди уже знали, что это впечатление обманчиво.
   “Жаль, что мы не видели их жилищ, — подумал Белопольский, — те дома, где мы были, явно нежилые. У них должны быть мастерские, где изготовляются, например, блюда”.
   Белопольского и Романова пронесли мимо знакомой “тюрьмы”. Они тревожно подумали, что “черепахи” повернут к ней и оставят их на этот раз на верную смерть. Но животные прошли мимо опасного места.
   Вот, наконец, и розовый туннель.
   Оба венерианина, сопровождавшие машину, повернули куда-то в сторону и исчезли. “Черепахи” вошли в воду.
   Почти трое земных суток люди пробыли в плену у венериан, в подземном “городе”. Что они видели за это время? Можно сказать — ничего! Что узнали о венерианах? Очень мало! Приключение, едва не стоившее им жизни, ни на шаг не продвинуло вперед их знаний о жителях планеты. Загадок стало, пожалуй, еще больше.
   Вот и дно озера, освещенное слабым светом загадочных бревен…
   Берег…
   Лесная просека…
   Снова появились венериане. Было совершенно очевидно, что они вышли из пещеры другим, наземным, туннелем и обошли озеро по берегу. Значило ли это, что венериане не могли находиться под водой?..
   Берег реки…
   И, наконец, в темноте ночи черной громадой возник перед людьми силуэт родного корабля.

КОНЕЦ ПЛЕНА

   Несколько минут восемь человек в каком-то оцепенении стояли перед светящимся экраном. Радость и горе, надежда и отчаяние — чувства, противоречившие друг другу, боролись в них, попеременно уступая место одно другому. Они боялись поверить своему зрению и страстно желали, чтобы все это не оказалось сном.
   То, что они видели, было слишком невероятно. Появление вездехода, который на глазах трех членов экипажа был унесен в озеро, походило на сказку.
   Всего несколько минут назад Мельников сказал: “Если они найдут нужным, то сами доставят тела наших погибших товарищей”. И вот, словно ему в ответ, машина стоит у двери выходной камеры. В ней должны находиться три мертвых тела.
   Но приборы пульта решительно опровергали такой вывод. Фильтрустановка работала. Никто, кроме Белопольского, Баландина или Романова, не мог пустить ее в ход, не мог даже проникнуть в выходную камеру.
   Но как могло случиться, что кто-то из них остался в живых, если кислород в резервуарах вездехода кончился еще вчера. Под водой, без доступа наружного воздуха, его нельзя экономить.
   — Может быть, вернулся только один из них, — прошептал Мельников.
   Это было единственным и, очевидно, правильным объяснением. На одного человека кислорода могло хватить на лишние сутки.
   Кто же из трех вернулся на звездолет?
   Один из тех, кого они уже “похоронили”, находился в выходной камере, совсем рядом. Но из восьми человек ни один не кинулся к ней. Они хорошо знали, что внутренняя дверь не откроется раньше чем через двадцать минут. Мучаясь неизвестностью, все оставались на месте, не спуская глаз с экрана.
   И они увидели…
   В состоянии растерянности никто не догадался включить прожектор и осветить вездеход. В полумраке ночи он казался неясной тенью. И вот рядом появились другие, движущиеся, тени.
   Их было три!
   Но ведь кто-то, пусть даже один человек, находился в камере. Людей возле машины не могло быть больше чем двое.
   Но теней было три.
   Наклонившись к экрану, звездоплаватели напряженно всматривались.
   Одна из этих теней… Они узнали высокую фигуру Белопольского. Возле него смутно шевелилось что-то… два существа, темные силуэты которых имели странные, непривычные формы.
   — Что это?..
   — Зажгите свет! — приказал Мельников.
   — Не надо! — вдруг закричал Князев. — Это венериане!
   — Да, это они! — взволнованно подтвердил Коржевский.
   Новая и еще более поразительная неожиданность!
   Неужели удалось найти общий язык с обитателями озера? Неужели венериане обладают развитой техникой и сумели снабдить людей кислородом для дыхания? Но как иначе могли остаться в живых оба звездоплавателя? В выходной камере, очевидно, находился Баландин. Белопольский почему-то оставался снаружи вместе с венерианами.
   Из трех человек двое были живы, и хотя все искренне любили Василия Романова и с острой болью восприняли мысль о его смерти, звездоплаватели почувствовали огромное облегчение.
   — Мы не ошиблись, — сказал Топорков. — Рация вездехода вышла из строя. А личных у них не было.
   — Да, — со вздохом отозвался Мельников, — это ясно. И не менее ясно, что Василий Васильевич погиб. У него была личная рация.
   Все указывало на печальную истину. Если бы Романов был жив, связь была бы давно восстановлена. Но он погиб, в этом невозможно было сомневаться. Напрасная и бесполезная смерть, — оба человека, из-за которых погиб Романов, были живы.
   — О чем мы думаем? — оказал Игорь Дмитриевич. — Почему мы не включаем связь с камерой?
   Даже об этом они все забыли…
   — Но ведь Баландин и сам может вызвать центральный пульт. Почему же он этого не делает?
   Топорков повернул ручку и нажал кнопку. Боковой экран вспыхнул, появилась внутренность выходной камеры.
   Крик радости и испуга вырвался у всех.
   В камере живой и, по-видимому, невредимый стоял Василий Романов. На его руках было неподвижное человеческое тело с бессильно повисшей головой. С ужасом они узнали в нем Баландина.
   Геолог смотрел на приборы. На общий крик, который должен быть слышен в камере, он никак не реагировал.
   Топорков пристально вгляделся и понял, в чем дело.
   — У него нет рации, — сказал он, — она куда-то исчезла. Сквозь шлем он нас не слышит.
   Вернулись все трое. Это было необъяснимо!
   Как это произошло?.. Никто не хотел мучиться догадками. Пройдет немного времени — и все станет ясно.
   Они видели, как геолог осторожно положил тело Баландина на пол. Потом он снял с себя противогазовый костюм и начал раздевать профессора.
   Значит, он жив! Никто бы не стал снимать костюм с мертвого.
   — Василий Васильевич, — тихо позвал Мельников.
   Геолог вздрогнул и повернулся на голос. В выходной камере не было экрана, и он не мог видеть, кто с ним говорит.
   — Я слушаю, — сказал он.
   — Василий Васильевич, дорогой! Мы так рады! Что с Зиновием Серапионовичем? Почему Константин Евгеньевич не вошел в камеру?
   — Он остался с венерианами. Они пришли к нам в гости. Зиновий Серапионович очень плох. Пусть Степан Аркадьевич приготовится принять его.
   Романов говорил возмутительно спокойно. Точно они трое вернулись из короткой поездки и ничего особенного с ними не произошло.
   — Немного потерпите, — прибавил он, — мы вам все расскажем. Константин Евгеньевич приказал, чтобы вы ни в коем случае не зажигали прожектор.
   — Мы просто забыли о нем, — ответил Мельников.
   — Очень хорошо. Глаза венериан не выносят света. Встретьте меня у двери камеры с носилками. Процесс окончится через десять минут. Да! Еще надо герметически закрыть все двери, кроме коридора, идущего от камеры к центральному пульту, самого пульта и обсерватории. Но сначала надо доставить Зиновия Серапионовича в госпиталь. И всюду уменьшить свет.
   — Зачем это?
   — Я же говорил, к нам в гости пришли венериане. Придется пустить на корабль воздух Венеры. Иначе наши гости не смогут дышать.
   — Но как вы остались живы?
   — Об этом после.
   Пришлось сдержать нетерпение. Геолог был достойным товарищем Белопольского. Было ясно, что он и не подумает удовлетворить их любопытство.
   Семь человек отправились к камере. Мельников остался на пульте, чтобы выполнить приказ начальника экспедиции. Пустить в часть помещений звездолета воздух Венеры было нестрашно. Придется только всем надеть противогазы. Потом, когда венериане покинут корабль, его можно будет быстро освободить от формальдегида и углекислого газа. Фильтровальные установки были достаточно мощны.
   Внимательно следя за всем, что происходило внутри корабля и за его бортом, Мельников часто останавливался взглядом на высокой фигуре Константина Евгеньевича, который медленно и, казалось, совсем спокойно прохаживался возле вездехода. Там же виднелись трудно различимые в темноте небольшие фигурки венериан.
   Кто бы мог подумать совсем недавно, что между людьми и жителями Венеры так быстро возникнут дружеские отношения? Всего несколько часов тому назад это считалось недостижимым.
   Только что все казалось потерянным, трое человек погибшими, цель экспедиции — недостигнутой. И вот, точно по волшебству, все изменилось. Начальник экспедиции и его спутники живы, венериане через несколько минут будут здесь внутри корабля.
   Бурная радость, которую Мельников испытал, увидя живым учителя и друга, сменилась спокойным и ровным ощущением счастья. И только мысль о Баландине, который, по словам Романова, находился в тяжелом состоянии, омрачала радость. Что с ним?..
   Мельников видел на экране, как отворилась дверь выходной камеры, видел, как Второв и Князев приняли от Романова безжизненное тело Баландина и бережно уложили на носилки. Потом, сопровождаемые Андреевым и Коржевским, они понесли профессора в госпитальный отсек. Пайчадзе, Топорков и Зайцев горячо обнимали молодого геолога.
   А немного спустя Мельников и сам обнял чудом спасенного товарища.
   — Надо торопиться! — сказал Романов. — В баллоне Константина Евгеньевича почти не осталось кислорода.
   Мельников невольно взглянул на экран.
   Белопольский все так же медленно “прогуливался” возле машины. Было совсем не похоже, что этот человек знает, что промедление может стоить ему жизни. Но он, конечно, хорошо это знал.
   — Что надо делать? Говорите скорей!
   — Открыть обе двери выходной камеры.
   Почему Белопольский не входит на корабль? Неужели нельзя оставить венериан одних на несколько минут? Нет конца выдержке этого железного человека!
   Мельников действовал быстро. Закрыть все люки и двери заняло одну минуту. Баландина уже внесли в лазарет. Мельников предупредил Андреева, что он и Коржевский вместе с больным будут отрезаны от остальных помещений на все время пребывания на корабле венериан. Тревога за командира, находившегося в смертельной опасности, заставила его забыть обо всем, и он даже не спросил у врача о состоянии пострадавшего. Впрочем, Андреев все равно не мог еще ничего сказать.
   — Одевайтесь! — приказал Мельников всем остальным.
   Не прошло и пяти минут, как все уже были в противогазовых костюмах.
   Мельников протянул руки к нужным кнопкам…
   Конструкторы звездолета сделали все, чтобы оградить корабль от проникновения в него воздуха другой планеты. В космическом рейсе это было одной из важнейших задач.
   Совершенная автоматика, установка фильтров, взаимная блокировка дверей и окон обсерватории, термические выключатели дверных кнопок — все подчинялось одной цели. Открыть обе двери выходной камеры случайно было совершенно невозможно. Чтобы сделать это, пришлось бы один за другим выключить шестнадцать автоматов.
   Усилием воли Мельников подавил в себе невольно возникшее чувство протеста. Приказ командира звездолета должен быть выполнен.
   Погасла расположенная в центре пульта на самом видном месте, ни разу с самого старта на Земле не потухавшая лампочка. Ее зеленый свет сменился красным — грозным сигналом катастрофы. Спустились к нулю стрелки приборов автоматики. Корабль лишился защиты!
   Мельников положил пальцы на последние кнопки. Укоренившееся за четыре космических рейса, вошедшее в плоть и кровь звездоплавателя сознание, что этого нельзя делать, против воли удерживало его руку.
   Понадобилось усилие, чтобы нажать легко поддающиеся кнопки.
   То, что казалось бы никогда не произойдет, свершилось…
   Белопольский терпеливо ждал. Он знал, что Мельников не будет медлить. Но он чувствовал, как все труднее и труднее становится дышать. Кислород в баллоне кончался. Резервуары вездехода были уже пусты. Люди вернулись к кораблю буквально в последний момент.
   Может быть, ему следовало войти в камеру вместе с Романовым? Но как отнеслись бы к этому венериане? Они могли уйти, а Белопольский придавал огромное значение предстоящему посещению корабля жителями Венеры. Это было столь важно, что он, не колеблясь, решился впустить в звездолет воздух планеты.