Страница:
– Из башни не уходить! – гаркнул им вслед Гордон, и, когда они обернулись, чуть тише добавил: – Мне нужны толковые капралы, а вы хоть разок, но в бою побывали.
Петрович тут же вернулся, сообщив, что он не устал, но Гордон был неумолим.
– Командир приказал отдыхать, вот и топай, но учти – у меня не разоспишься!
– Командиру тоже стоит отдохнуть! – раздался рядом ласковый девичий голос.
Я развернулся и рывком привлек к себе Эвелину, зарывшись лицом в густые волосы и вдыхая их горьковатый аромат.
– На нас смотрят! – прошептала она, не пытаясь, однако, отстраниться.
– Это не проблема, – сказал я и перенес нас в ее апартаменты.
Приземлился я прямо в кресло, так и не выпустив Эвелину из объятий – наверное, что-то неправильно рассчитал при переносе… или, наоборот, очень правильно?
– Я ждала тебя, – промурлыкала она и поудобнее устроилась у меня на коленях…
– Ты прекрасна, – сообщил я ей в перерыве между поцелуями, – но мне надо умыться и поесть, иначе я умру и в твоем доме заведется грязный и голодный упырь.
– Упырь? – переспросила она задумчиво. – Ну, это не совсем то, чего бы мне сейчас хотелось.
Она выскользнула из моих объятий и повелительно взмахнула рукой. Кресло тотчас же превратилось в наполненную горячей водой ванну, а прокопченный и порванный в бою костюм исчез вместе с нижним бельем.
Я едва не захлебнулся от неожиданности, но быстро пришел в себя и расслабился. Эвелина тем временем успела исчезнуть, и теперь из соседней комнаты доносилось призывное звяканье столовых приборов. Обед! Желудок встрепенулся, как боевой конь при звуках горна. Пришлось поторопиться.
Я набивал брюхо, как хороший кочегар паровозную топку, и никак не мог насытиться. Взбесившийся организм требовал еще и еще. Я решил, что это ненормально, отодвинулся от стола и подошел к окну. Лучи закатного солнца упали на мою кожу, и я потянулся к ласковому теплу, впитывая его всем телом. Я пил его бездумно, захлебываясь, неспособный ни утолить жажду, ни оторваться от живительного источника…
– Хватит, Дима, ты заморозишь город. – Кто-то настойчиво тряс меня за плечо, и я нехотя вернулся к действительности, готовый мгновенно вернуться к роднику Силы, если тревога окажется ложной.
– Что с тобой? Зачем это? – встревоженно спросила Эвелина, убедившись, что я окончательно пришел в себя.
Я проверил свои ощущения – странный голод исчез, все пришло в норму.
– Знаешь, девочка, – я чувствовал ее неподдельную тревогу и решил обратиться поласковей, – похоже, при таких расходах энергии мне одной едой обойтись будет трудно. Пришлось подкормиться тем, что оказалось доступно.
– Это ничего, – она моментально успокоилась и заулыбалась, – главное, чтоб меня не съел!
– Ну если только на десерт… – оценил я открывшиеся перспективы и переместил нас обоих в спальню.
Плотные шторы затянули окна, а наша одежда оказалась на полу, но клянусь, я здесь был совершенно ни при чем!
Близилось утро. Она спала, я лежал рядом, опираясь на локоть, и смотрел, как медленно колышется шелковая простыня на ее груди. Почувствовав мой взгляд, она шевельнулась и приоткрыла сонные глаза.
– Мне пора, любимая! – прошептал я, и в моем обращении не было ни капли фальши.
Две недели. Всего две недели с момента прибытия, но я не мог уже представить, как жил без нее до сих пор, не мог представить будущего, в котором не нашлось бы места для моей Эвелины.
В комнате, ставшей на время моей, с фотографии на камине смотрела четырехлетняя девочка, у которой еще все впереди. Для меня же она осталась давним сладким сном, первой юношеской любовью, подернутой романтичным флером угасающих воспоминаний… Грустно, не правда ли?
Не оттягивая далее неизбежное, я поднялся с постели и оделся. Эвелина потянулась ко мне и подарила пахнущий сонной негой воздушный поцелуй. Я вышел за дверь и телепортировался в зал, ставший нашим штабом.
Гордон поднялся мне навстречу, а за плечом возник Петрович с озабоченно-серьезным выражением на лице. Проникался значительностью момента, я полагаю.
– Три батальона нашего сводного полка заняли позиции вокруг Заборья, – доложил Гордон, – командирами батальонов назначил Васильева, Ковача и себя. Ты и десяток самых опытных будете стратегическим резервом и главной ударной группой…
Ну конечно, давайте будем грудью прикрывать командира! А еще лучше его и вовсе в штабе оставить – пусть из подземного бункера руководит! Я скривился и хмыкнул.
– Маловато нас, – по-своему истолковал Гордон мою усмешку, – но, признаться, я рассчитывал даже на меньшее – добровольцы прибывали вплоть до последней минуты.
– Маг по прозванию Ворон среди них был? – спросил я, все еще надеясь передать дело в более надежные руки.
– Не слышал о таком, – флегматично отозвался Гордон, – может, и был, я знаю далеко не всех.
Колдуна такой мощи Гордон обязан был знать. Что же это? Третий мир? Неважно, раз Черный здесь. Одному из нас придется исчезнуть.
Настал День Битвы.
– Все готовы, – раздался в мозгу бестелесный голос Гордона, и я дал команду к началу штурма.
Уцелевшие жители давно покинули поселок, тревожиться было не о ком. Мы двинулись, сметая ловушки и вызывающие подозрения дома.
Сатанисты отреагировали незамедлительно – наперехват нам бросился полутысячный отряд, облаченный в уже привычные балахоны с опущенными на лица капюшонами. Во главе отряда скачками перемещался до жути знакомый субъект: окутанный электрическими разрядами Посланник Тьмы щедро поливал пространство перед балахонщиками ливнем молний.
Проклятая ходячая Лейденская банка! Сколько их еще в запасе у Черного? Страха я не испытывал совершенно – спалил одного, спалю и второго. На этот раз не подставляясь.
Мой отряд, в отличие от меня, подобных монстров еще не видел, а потому нерешительно замедлил шаг.
– Не робей, орлы! – крикнул я в голос. – Этого дядю я беру на себя!
Будто почувствовав нависшую над ним угрозу, Посланник переместился в арьергард контратакующих и взобрался на рухнувший бетонный обломок дома. Плазменные шары вскипали на его рогах и неслись навстречу моим бойцам.
Телепортация и левитация блокировались обеими сторонами, и сражаться приходилось в пешем строю. Защитные заклинания повисли в воздухе густой пеленой, заставляя отряды сближаться до нескольких метров. Наконец ряды смешались.
Происходящее напоминало застывший кадр из военного фильма – замершие в магическом поединке бойцы не могли даже смахнуть разъедающий глаза пот; проигравший мог позавидовать мертвым, а враг имел почти двойной численный перевес и адского монстра! Требовалось срочно выправлять положение.
Я бросился в обход, перепрыгивая через заборы и карабкаясь по дымящимся развалинам. За плечом шумно сопел Петрович, то и дело отбивая брошенные в меня заклятья.
Вблизи Посланник выглядел величественно и грозно. Отрастив вторую пару рук, он сеял смерть, не щадя ни чужих, ни своих. Плазменные выбросы начали сливаться в единый клокочущий поток. Кое-кто в моем отряде дрогнул и начал отступать, что грозило обернуться бегством. Я не мог их винить – наспех обученные и необстрелянные мирные чародеи противостояли подготовленной армии фанатиков.
Я еще раз оценил противника – энергозапас монстра вызывал зависть, но что-то, знакомое еще по школьному курсу физики, все время крутилось в голове. «Как я его обозвал давеча? Лейденской банкой? Вот оно! – Я стукнул себя кулаком по лбу. – Конечно же! Лишь бы сработало!»
Я сосредоточился и провел в воздухе прямую линию. Над головой злобно рычащей бестии засветилась яркая полоса, чтобы тут же превратиться в толстый стальной рельс, обвивший своими концами рога-излучатели.
Поток плазмы мгновенно иссяк, а рельс раскалился добела. Посланник взвыл, схватился за голову и рухнул.
– Головушка заболела, мой сладенький? – ласково осведомился я у закороченного ублюдка и врезал по нему, не жалея сил.
На месте Посланца взбурлило озерко расплавленного бетона, а я стоял и смотрел на дело рук своих. В мозгу прокручивалась затертая кинопленка нашей прошлой встречи. Столько пережито! Собственная мучительная смерть, потеря любимой, трусливое бегство, и что же?! «Против лома нет приема» плюс немножко электротехники? Насмешка судьбы.
Проходя мимо, я плюнул в середину пышущей жаром лужи.
Сюрприз не замедлил последовать – вторая волна нападавших насчитывала около тысячи бойцов.
Полторы тысячи на моем направлении? Я вызвал Гордона, надеясь, что у него ситуация полегче, но там творилось то же самое. Не лучше обстояли дела и у Ковача с Васильевым.
– Больше пяти тысяч балахонщиков уже сражалось, а сколько еще в резерве? Откуда в не знающем войн пасторальном мире столько приверженцев Зла? Или Черный придумал что-то новое? Нужен «язык».
Наскоро объяснив Петровичу свою затею, я бросился в гущу боя. Группка черных ряс возникла на пути, и я потратил кучу времени, дожидаясь, когда Петрович зайдет к ним с тыла. Угробить наглецов я мог не напрягаясь: магии в них – кот наплакал, но нужно было взять живьем хотя бы одного, и потому приходилось обороняться, изображая беспомощность и потерю сил.
Наконец Петрович занял необходимую позицию, и я начал отвечать ударом на удар, строго дозируя оплеухи. Ребятки старались вовсю, совершенно забыв об окружающем, и Петровичу не составило труда обездвижить пятерых, пока остальные не поняли, что не все ладно в их рядах, и надумали отступить. Однако это их не спасло: не скрывая злорадной усмешки, я поднял руку и испепелил всех оставшихся на ногах.
Несколько бойцов моего отряда, вызванные Петровичем, заняли оборону перед нами, обеспечивая возможность допроса. Я подошел к ближайшему черноряснику и откинул капюшон с его лица. На меня вновь, как на маскараде, скалил почерневшие зубы гнилой череп. Стало понятным, откуда у Черного столько солдат – оживить мертвеца не так уж и сложно. Пусть в итоге получается тупое орудие, зато зомби предан создателю, исполнителен и приказов не обсуждает.
Выяснился и повод скрывать лицо в тени капюшона: под действием солнечного света заклинание рассеялось. Зомби захрипел, конвульсии сотрясли его тело, и разложение вмиг наверстало магическую отсрочку, оставив на солнце выбеленный скелет, укрытый обрывками ветхой хламиды.
– СРЫВАЙТЕ С НИХ ОДЕЖДУ!!! – крикнул Петрович, и его клич понесся над поселком, переходя от одного отряда к другому.
Внезапно налетевший ветерок зашелестел листвой придорожных берез, свистнул по-разбойничьи и задул с утроенной силой, поднимая тучи мусора и сдирая рясы с мертвецов и живых. Черные лохмотья пронеслись над нашими головами стаей перепуганных ворон. Вокруг с сухим треском разваливались и падали скелеты.
Армия Зла изрядно поредела, и впервые мы получили перевес. Я связался с остальными. Гордону новшество пришлось очень кстати – сатанисты начинали его теснить. Отрад Васильева завяз в руинах разбитых зданий, полностью заваливших и без того неширокую грунтовку, и теперь схватка на его участке приобретала характер позиционной войны, грозя затянуться надолго. С Ковачем связи не было, и это могло значить только одно – он мертв и отряд перестал существовать. Я связался с Гордоном, и мы выделили часть наших сил на переброску в зону Ковача, ослабив и без того понесшие потери роты.
Обстоятельства гибели отрада Ковача стали ясны из сбивчивых докладов прибывших на место взводов – грунтовку усеивали трупы сатанистов. Очевидно, на этом участке против нас было брошено не менее трех тысяч фанатиков – скелетов встречалось относительно мало. Противник, обрушивший на Ковача все четыре стихии, имел шестикратный перевес, но отряд не отступил. Люди гибли в огне, падали в разверзающиеся трещины, превращались в отвратительных химер, дышали хлором, но каждый, погибая, успевал захватить с собой нескольких слуг Зла. Рядом с Ковачем осталось два десятка самых стойких и опытных, но затем начали падать и они, растратив последние резервы жизненных сил. Тела превращались в невесомый прах, и ошалевшие ветра уносили его прочь. Черной безмолвной стеной окружили сатанисты одинокую фигуру Ковача, пытаясь сокрушить защиту воина. Кольцо уплотнялось. Ковач ждал, превозмогая боль и усталость. Ждал, пока защита не дрогнула и в толпе балахонщиков не послышались злорадно-предвкушающие смешки. Всю боль и ярость, все, удерживающее его среди живых, выплеснул Ковач в последней вспышке. Там, где он стоял, возник стометровый кратер. Неглубокий – направленный опытной рукой удар не расходовал энергии впустую – этот кратер послужил непреодолимым препятствием для сатанистов. Лежащая в его центре обугленная мумия внушала им суеверный ужас. Уцелевшие, подвывая от страха, бросились обратно, под сень чертных крыльев. Им не повезло – Повелитель Зла не прощал отступивших. Его взбешенный рык донесся даже до моего отряда. Мы приближались к площади, вражеская цитадель угрюмо высилась в ее центре.
Рев стих. Обломки сорванных с петель ворот с заунывным скрипом раскачивались под порывами неутихающего ветра. Площадь перед нами была пуста. Я связался с остальными. Выделенные для помощи Ковачу взводы напали с тыла на противостоящих Гордону балахонщиков, внеся сумятицу и растерянность в их ряды. Разгром этой вражеской группировки понемногу становился свершившимся фактом. Сложнее обстояли дела у Васильева, но он прочно закрепился на позициях, а время, похоже, работало на нас. Я отправил к нему весь свой отряд, за исключением неотступно сопровождавшего меня десятка выделенных Гордоном профессионалов. Настал наш черед.
– Пойдем, что ли? – буднично спросил я, понимая, что одного они меня не отпустят, и вступил под своды Храма Тьмы, готовый к последней битве.
Ни вспышек заклятий, ни толп обезумевших сатанистов… Ряды кресел, покрытых ворсистым ковром пыли, рваные полотнища паутины в углах – и никого живого или ожившего… Только черный полированный алтарь с пламенеющими на гранях символами…
Алтарь… Кинжал с иглой навершия… Память боли и боль памяти. Я вскрикнул и ударил по ненавистному камню. Ответная вспышка хлестнула мне навстречу. Сполохи разрядов радужными шлейфами метались по церкви, вихрясь и сталкиваясь, пока монолит алтаря не взорвался под моим напором.
Блестя кристаллическими сколами, обломки раскатились по залу. Радужные вихри исчезли, но я настороженно ждал продолжения.
– Это всего лишь камень, смертный! – разнесся под высокими сводами утробный дьявольский бас. – Ты воюешь с камнями, глупец? Или хочешь встречи со мной, безмозглый червяк? Завтра, с первой звездой, в городе!
Невидимый демон захохотал, и его хохот сотряс здание. Изломанные трещины, хрустя, пробежали по стенам. Со сводов посыпались куски штукатурки.
– Отходим! – скомандовал я и выскочил прочь.
За спиной с оглушающим грохотом обрушился храм. К небу взметнулись тучи пыли, и чудилось, что в ней мелькают омерзительные рожи разлетающихся по миру монстров.
Я осмотрелся. С двух сторон на площадь вливались отрады Гордона и Васильева – с уходом Черного заклятье спало с мертвецов, а живые сатанисты лишились остатков боевого духа. Итог схватки оказался предрешен. Иссохшие кости мертвецов белели среди руин; живые трансформировались, пополнив местную фауну экзотическими образчиками. Будет на кого поохотиться удалой молодежи. Пленных мы не брали.
Мы выиграли битву. Черный остался без армии, но на площади собралось не более трети тех, кто сегодня утром вступил в Заборье. Они заслужили славу, погибшие – вечную память, но для них война кончилась, тогда как для меня все еще было впереди.
Остатки боевых заклятий истаяли, и мы беспрепятственно телепортировались в крепость.
Снова вечер. В парке за окном пылали костры, слышался чей-то смех. Играла музыка. Народ праздновал викторию. За столом, в ярко освещенной комнате, собрались те, кому было не до веселья. Напротив меня феей печального очарования сидела Эвелина; справа небрежно откинулся на спинку стула Мастер Битвы; слева, подперев кулаком тяжелый подбородок, хмурился Васильев. В хрустальных бокалах густо-вишневым цветом венозной крови отсвечивало нетронутое вино.
– Схватка неизбежна, – подытожил я наше молчание, – моя личная схватка. Вам в ней места не будет. К сожалению.
– Необходимо эвакуировать жителей, – напомнила Эвелина.
– Как? – Васильев хмыкнул, не отрывая подбородок от кулака. – Кто же бросит годами нажитое, не видя перед собой прямой угрозы?
– Это как раз не проблема, – откликнулся Гордон, – порция инфразвука – и побегут как миленькие. Лишь бы друг друга не подавили в панике.
– Отлично, – согласился я, – утром и начнешь: взрослые торопятся на работу, ученики – в школу. Нам останется только придать им достаточное ускорение, чтобы не останавливались километров десять.
– А старики, а матери с малолетками, а наши люди, наконец? – продолжал сомневаться Васильев.
– Я уведу их в подземелье, – предложила Эвелина, – там, под крепостью, настоящий город. Предки постарались.
– Хор-роши у нас солдатики! – саркастически отметил Васильев, – пересидеть войну в компании с детишками. И где – под юбкой нашей хозяюшки! Весьма недурственно! Я бы тоже не отказался!
Эвелина густо покраснела и сердито посмотрела на Васильева. Тот поперхнулся и замолчал.
– Не ерничай, – счел нужным одернуть его и Гордон, – выгляни в окно: что, по-твоему, похмельная толпа наверху делать будет? С тобой во главе у Дмитрия под ногами путаться? Пусть донорами поработают. Для этого высовываться не требуется – силы я из них в подземелье выкачаю. И из тебя тоже – вон какой бугай вымахал!
Васильев довольно заржал.
– Ну, ежели так, то почему нет? Можно и в подполе посидеть. Как мыши!
За пятнадцать минут мы обговорили детали предстоящей эвакуации, а еще через полчаса разговор подошел к той черте, за которой пора расходиться.
Что мы и сделали.
В эту ночь Эвелина была необычайно тиха и нежна. Много позже я уснул под невесомыми прикосновениями ее тонких пальчиков. Когда же я пробудился, она по-прежнему смотрела на меня, опираясь на локоток. Погрустневшие глаза подчеркивала легкая тень.
– Ты не спала? Почему?
– Не важно… Совсем не важно, – прошептала она, – просто я люблю тебя. Очень-очень…
Слеза непрошено скатилась по ее щеке, мое горло ответно сдавил предательский комок.
– Кого оплакиваешь? – Я строго посмотрел на Эвелину. – Лично я собираюсь жить долго и счастливо. С тобой. И нечего сырость разводить!
Эвелина шмыгнула носом и робко улыбнулась.
– Так-то лучше, – ворчливо добавил я, вызвал слугу и приказал накрыть завтрак на пятерых.
В углу загудел механизм напольных часов, встроенный в них колокол пробил шесть раз. Странно, но ночью он совершенно не слышен. Магия, магия, магия…
В двадцать минут седьмого мы собрались за столом. Петрович маялся у входа в столовую, не рассчитывая, что его пригласят. Парень ошибался: в последние дни я привык к его сопению за правым плечом, пятый прибор на столе предназначался именно ему. Завтракали молча – все было сказано еще вчера. После того как была отставлена последняя чашка, Эвелина поднялась и предложила собрать наших людей, чтобы отвести их в укрытие.
Никому не пришлось ничего объяснять – не я один слышал голос в храме Черного, и к утру о нем знали все. Проходя мимо, бойцы почему-то отводили глаза. Я подумал, что им стыдно отсиживаться в подземельях, попытался их ободрить, но почтение, густо замешанное на страхе, просто витало в воздухе. Они торопливо скользили вдоль стен, стараясь держаться от меня подальше. Я растерянно смолк. Многие среди них понимали в чародействе гораздо больше, чем я! Откуда взялось удушливо-противное раболепие? Гордон отмахнулся от моего вопроса, буркнув что-то о перепуганных обывателях, и предложил не обращать внимания. Я последовал его совету, но на душе остался гаденький осадок.
Бесконечные коридоры подземелий разворачивались перед нами то широкими, как городской проспект, тоннелями, то узкими – вдвоем не разойтись – переходами. Часто встречались огромные залы и арки, обрамлявшие входы в комнаты поменьше. Иногда кто-нибудь из магов, удрученный полумраком переходов, создавал световой шар, тогда оживали краски на фресках, скрывавших неуют грубо обработанных каменных стен. Переходы сменялись лестницами, мы опускались все ниже и ниже.
– Мне кажется, – сказала Эвелина, остановившись на пороге очередного огромного зала, – что на этом ярусе достаточно комфортно и безопасно.
Безусловно, уровень выглядел уютнее предыдущих. Когда-то его населяли жизнерадостные люди, любители хорошо отдохнуть, вкусно поесть и сорвать поцелуй смешливой красотки. Я чувствовал эхо некогда привольно гулявшей здесь магии: пахло весельем и шампанским. Запах, который не смог удалить до сих пор исправно выдувающий пыль магический сквознячок. Конечно, мы и сами могли украсить зал как душе угодно, но мирок, столетиями принадлежавший светлым силам, обязательно создает вокруг себя ауру, практически непроницаемую для проникновения Зла.
Появились первые жители. В огромных каминах запылал огонь, и в зале запахло готовящейся снедью – молодухи, оставив младенцев на попечение старушкам, погрузились в привычные житейские хлопоты. Возникшие неподалеку кожаные кресла заняли старики, важно попыхивая сигарами и степенно обсуждая происходящее вокруг. А народ все прибывал, и вскоре начали обживаться и смежные залы.
Гордон осторожно притронулся к моему рукаву.
– Дмитрий! Город опустел. Твой выход, Мастер!
Услышать такое обращение из уст непревзойденного бойца – это многого стоит! На душе потеплело, хотя я по-прежнему знал себе цену как магу. Не слишком высокую, надо заметить. Я кивнул и зашагал к выходу. Уже стоя в проходе, я отыскал глазами Эвелину. Она почувствовала мой взгляд и встрепенулась. Все так же без слов я остановил ее порыв броситься ко мне и прощально поднял руку. Она послала поцелуй, и он нежно коснулся моих губ. Я повернулся и вышел.
Что ж, впервые со времени появления у меня была возможность не спеша осмотреть городские достопримечательности. Никто не тревожил моего одиночества – ни друзья, ни враги. Даже птицы смолкли.
Вызванное мной похолодание давно компенсировалось щедростью светила, и разогретый за день асфальт мягко продавливался под ногами. Молчаливый строй оставленных жителями домов укоризненно глядел мне вслед блестящими глазницами окон, на мраморные прелести поддерживающих балконы кариатид, на гротескно уродливые личины украшавших водостоки горгулий, на изящные колонны и портики. Память с непрошенной услужливостью накладывала призрачный облик руин, впечатавшихся в нее во время первого визита, что состоится через полтора десятка лет. Брошенные у обочин авто обиженно ждали сбежавших владельцев, глянцевый лак капотов покрывал почти незаметным слой пыли. Я машинально провел рукой по ближайшему, оставив длинную извилистую черту. Если я проиграю, то ее уже некому будет стереть… Меланхолия грозила затопить сознание, но я, словно разбуженный неожиданным толчком, вдруг встряхнулся и настороженно огляделся.
Солнце садилось, запад наливался тяжелой багряной зарей. Пролетел резкий шквал, сметая опавшие листья и неубранный мусор. И опять все стихло. Я дошел до перекрестка с центральным проспектом и остановился на осевой линии. В паре кварталов от меня, возвышаясь над островерхими крышами зданий, неподвижным монументом Тьме стоял Черный Повелитель. Я поднял глаза.
В потемневшем небе горела одинокая звезда.
Петрович тут же вернулся, сообщив, что он не устал, но Гордон был неумолим.
– Командир приказал отдыхать, вот и топай, но учти – у меня не разоспишься!
– Командиру тоже стоит отдохнуть! – раздался рядом ласковый девичий голос.
Я развернулся и рывком привлек к себе Эвелину, зарывшись лицом в густые волосы и вдыхая их горьковатый аромат.
– На нас смотрят! – прошептала она, не пытаясь, однако, отстраниться.
– Это не проблема, – сказал я и перенес нас в ее апартаменты.
Приземлился я прямо в кресло, так и не выпустив Эвелину из объятий – наверное, что-то неправильно рассчитал при переносе… или, наоборот, очень правильно?
– Я ждала тебя, – промурлыкала она и поудобнее устроилась у меня на коленях…
– Ты прекрасна, – сообщил я ей в перерыве между поцелуями, – но мне надо умыться и поесть, иначе я умру и в твоем доме заведется грязный и голодный упырь.
– Упырь? – переспросила она задумчиво. – Ну, это не совсем то, чего бы мне сейчас хотелось.
Она выскользнула из моих объятий и повелительно взмахнула рукой. Кресло тотчас же превратилось в наполненную горячей водой ванну, а прокопченный и порванный в бою костюм исчез вместе с нижним бельем.
Я едва не захлебнулся от неожиданности, но быстро пришел в себя и расслабился. Эвелина тем временем успела исчезнуть, и теперь из соседней комнаты доносилось призывное звяканье столовых приборов. Обед! Желудок встрепенулся, как боевой конь при звуках горна. Пришлось поторопиться.
Я набивал брюхо, как хороший кочегар паровозную топку, и никак не мог насытиться. Взбесившийся организм требовал еще и еще. Я решил, что это ненормально, отодвинулся от стола и подошел к окну. Лучи закатного солнца упали на мою кожу, и я потянулся к ласковому теплу, впитывая его всем телом. Я пил его бездумно, захлебываясь, неспособный ни утолить жажду, ни оторваться от живительного источника…
– Хватит, Дима, ты заморозишь город. – Кто-то настойчиво тряс меня за плечо, и я нехотя вернулся к действительности, готовый мгновенно вернуться к роднику Силы, если тревога окажется ложной.
– Что с тобой? Зачем это? – встревоженно спросила Эвелина, убедившись, что я окончательно пришел в себя.
Я проверил свои ощущения – странный голод исчез, все пришло в норму.
– Знаешь, девочка, – я чувствовал ее неподдельную тревогу и решил обратиться поласковей, – похоже, при таких расходах энергии мне одной едой обойтись будет трудно. Пришлось подкормиться тем, что оказалось доступно.
– Это ничего, – она моментально успокоилась и заулыбалась, – главное, чтоб меня не съел!
– Ну если только на десерт… – оценил я открывшиеся перспективы и переместил нас обоих в спальню.
Плотные шторы затянули окна, а наша одежда оказалась на полу, но клянусь, я здесь был совершенно ни при чем!
Близилось утро. Она спала, я лежал рядом, опираясь на локоть, и смотрел, как медленно колышется шелковая простыня на ее груди. Почувствовав мой взгляд, она шевельнулась и приоткрыла сонные глаза.
– Мне пора, любимая! – прошептал я, и в моем обращении не было ни капли фальши.
Две недели. Всего две недели с момента прибытия, но я не мог уже представить, как жил без нее до сих пор, не мог представить будущего, в котором не нашлось бы места для моей Эвелины.
В комнате, ставшей на время моей, с фотографии на камине смотрела четырехлетняя девочка, у которой еще все впереди. Для меня же она осталась давним сладким сном, первой юношеской любовью, подернутой романтичным флером угасающих воспоминаний… Грустно, не правда ли?
Не оттягивая далее неизбежное, я поднялся с постели и оделся. Эвелина потянулась ко мне и подарила пахнущий сонной негой воздушный поцелуй. Я вышел за дверь и телепортировался в зал, ставший нашим штабом.
Гордон поднялся мне навстречу, а за плечом возник Петрович с озабоченно-серьезным выражением на лице. Проникался значительностью момента, я полагаю.
– Три батальона нашего сводного полка заняли позиции вокруг Заборья, – доложил Гордон, – командирами батальонов назначил Васильева, Ковача и себя. Ты и десяток самых опытных будете стратегическим резервом и главной ударной группой…
Ну конечно, давайте будем грудью прикрывать командира! А еще лучше его и вовсе в штабе оставить – пусть из подземного бункера руководит! Я скривился и хмыкнул.
– Маловато нас, – по-своему истолковал Гордон мою усмешку, – но, признаться, я рассчитывал даже на меньшее – добровольцы прибывали вплоть до последней минуты.
– Маг по прозванию Ворон среди них был? – спросил я, все еще надеясь передать дело в более надежные руки.
– Не слышал о таком, – флегматично отозвался Гордон, – может, и был, я знаю далеко не всех.
Колдуна такой мощи Гордон обязан был знать. Что же это? Третий мир? Неважно, раз Черный здесь. Одному из нас придется исчезнуть.
Настал День Битвы.
* * *
Магистральное шоссе и утрамбованное до каменного состояния полотно грунтовой дороги перекрещивали поселок, сходясь на центральной площади. Тремя отрядами четыре дороги не перекроешь, и Мастеру Битвы таки пришлось задействовать мою группу с самого начала. Я занял южный въезд магистрали, имея в подчинении помимо своей группы одну из рот Гордона. Сам он высадился на северном конце Заборья; Ковач и Васильев перекрывали грунтовку. По окраинам скрытно перемещались небольшие группы наших патрулей, контролируя пешеходные тропы заклинания Стены, аналогичной задержавшей нас: вчера требовалось слишком много сил, и отряды обходились малыми сторожевыми заклятьями.– Все готовы, – раздался в мозгу бестелесный голос Гордона, и я дал команду к началу штурма.
Уцелевшие жители давно покинули поселок, тревожиться было не о ком. Мы двинулись, сметая ловушки и вызывающие подозрения дома.
Сатанисты отреагировали незамедлительно – наперехват нам бросился полутысячный отряд, облаченный в уже привычные балахоны с опущенными на лица капюшонами. Во главе отряда скачками перемещался до жути знакомый субъект: окутанный электрическими разрядами Посланник Тьмы щедро поливал пространство перед балахонщиками ливнем молний.
Проклятая ходячая Лейденская банка! Сколько их еще в запасе у Черного? Страха я не испытывал совершенно – спалил одного, спалю и второго. На этот раз не подставляясь.
Мой отряд, в отличие от меня, подобных монстров еще не видел, а потому нерешительно замедлил шаг.
– Не робей, орлы! – крикнул я в голос. – Этого дядю я беру на себя!
Будто почувствовав нависшую над ним угрозу, Посланник переместился в арьергард контратакующих и взобрался на рухнувший бетонный обломок дома. Плазменные шары вскипали на его рогах и неслись навстречу моим бойцам.
Телепортация и левитация блокировались обеими сторонами, и сражаться приходилось в пешем строю. Защитные заклинания повисли в воздухе густой пеленой, заставляя отряды сближаться до нескольких метров. Наконец ряды смешались.
Происходящее напоминало застывший кадр из военного фильма – замершие в магическом поединке бойцы не могли даже смахнуть разъедающий глаза пот; проигравший мог позавидовать мертвым, а враг имел почти двойной численный перевес и адского монстра! Требовалось срочно выправлять положение.
Я бросился в обход, перепрыгивая через заборы и карабкаясь по дымящимся развалинам. За плечом шумно сопел Петрович, то и дело отбивая брошенные в меня заклятья.
Вблизи Посланник выглядел величественно и грозно. Отрастив вторую пару рук, он сеял смерть, не щадя ни чужих, ни своих. Плазменные выбросы начали сливаться в единый клокочущий поток. Кое-кто в моем отряде дрогнул и начал отступать, что грозило обернуться бегством. Я не мог их винить – наспех обученные и необстрелянные мирные чародеи противостояли подготовленной армии фанатиков.
Я еще раз оценил противника – энергозапас монстра вызывал зависть, но что-то, знакомое еще по школьному курсу физики, все время крутилось в голове. «Как я его обозвал давеча? Лейденской банкой? Вот оно! – Я стукнул себя кулаком по лбу. – Конечно же! Лишь бы сработало!»
Я сосредоточился и провел в воздухе прямую линию. Над головой злобно рычащей бестии засветилась яркая полоса, чтобы тут же превратиться в толстый стальной рельс, обвивший своими концами рога-излучатели.
Поток плазмы мгновенно иссяк, а рельс раскалился добела. Посланник взвыл, схватился за голову и рухнул.
– Головушка заболела, мой сладенький? – ласково осведомился я у закороченного ублюдка и врезал по нему, не жалея сил.
На месте Посланца взбурлило озерко расплавленного бетона, а я стоял и смотрел на дело рук своих. В мозгу прокручивалась затертая кинопленка нашей прошлой встречи. Столько пережито! Собственная мучительная смерть, потеря любимой, трусливое бегство, и что же?! «Против лома нет приема» плюс немножко электротехники? Насмешка судьбы.
Проходя мимо, я плюнул в середину пышущей жаром лужи.
* * *
Лишенные своего предводителя, балахонщики обратились в бегство. Мой отряд азартно их преследовал. Дурачье! Так в ловушки и попадают! Где мысленным приказом, где окриком, я заставил их затормозить. Никуда эти гаденыши не денутся.Сюрприз не замедлил последовать – вторая волна нападавших насчитывала около тысячи бойцов.
Полторы тысячи на моем направлении? Я вызвал Гордона, надеясь, что у него ситуация полегче, но там творилось то же самое. Не лучше обстояли дела и у Ковача с Васильевым.
– Больше пяти тысяч балахонщиков уже сражалось, а сколько еще в резерве? Откуда в не знающем войн пасторальном мире столько приверженцев Зла? Или Черный придумал что-то новое? Нужен «язык».
Наскоро объяснив Петровичу свою затею, я бросился в гущу боя. Группка черных ряс возникла на пути, и я потратил кучу времени, дожидаясь, когда Петрович зайдет к ним с тыла. Угробить наглецов я мог не напрягаясь: магии в них – кот наплакал, но нужно было взять живьем хотя бы одного, и потому приходилось обороняться, изображая беспомощность и потерю сил.
Наконец Петрович занял необходимую позицию, и я начал отвечать ударом на удар, строго дозируя оплеухи. Ребятки старались вовсю, совершенно забыв об окружающем, и Петровичу не составило труда обездвижить пятерых, пока остальные не поняли, что не все ладно в их рядах, и надумали отступить. Однако это их не спасло: не скрывая злорадной усмешки, я поднял руку и испепелил всех оставшихся на ногах.
Несколько бойцов моего отряда, вызванные Петровичем, заняли оборону перед нами, обеспечивая возможность допроса. Я подошел к ближайшему черноряснику и откинул капюшон с его лица. На меня вновь, как на маскараде, скалил почерневшие зубы гнилой череп. Стало понятным, откуда у Черного столько солдат – оживить мертвеца не так уж и сложно. Пусть в итоге получается тупое орудие, зато зомби предан создателю, исполнителен и приказов не обсуждает.
Выяснился и повод скрывать лицо в тени капюшона: под действием солнечного света заклинание рассеялось. Зомби захрипел, конвульсии сотрясли его тело, и разложение вмиг наверстало магическую отсрочку, оставив на солнце выбеленный скелет, укрытый обрывками ветхой хламиды.
– СРЫВАЙТЕ С НИХ ОДЕЖДУ!!! – крикнул Петрович, и его клич понесся над поселком, переходя от одного отряда к другому.
Внезапно налетевший ветерок зашелестел листвой придорожных берез, свистнул по-разбойничьи и задул с утроенной силой, поднимая тучи мусора и сдирая рясы с мертвецов и живых. Черные лохмотья пронеслись над нашими головами стаей перепуганных ворон. Вокруг с сухим треском разваливались и падали скелеты.
Армия Зла изрядно поредела, и впервые мы получили перевес. Я связался с остальными. Гордону новшество пришлось очень кстати – сатанисты начинали его теснить. Отрад Васильева завяз в руинах разбитых зданий, полностью заваливших и без того неширокую грунтовку, и теперь схватка на его участке приобретала характер позиционной войны, грозя затянуться надолго. С Ковачем связи не было, и это могло значить только одно – он мертв и отряд перестал существовать. Я связался с Гордоном, и мы выделили часть наших сил на переброску в зону Ковача, ослабив и без того понесшие потери роты.
Обстоятельства гибели отрада Ковача стали ясны из сбивчивых докладов прибывших на место взводов – грунтовку усеивали трупы сатанистов. Очевидно, на этом участке против нас было брошено не менее трех тысяч фанатиков – скелетов встречалось относительно мало. Противник, обрушивший на Ковача все четыре стихии, имел шестикратный перевес, но отряд не отступил. Люди гибли в огне, падали в разверзающиеся трещины, превращались в отвратительных химер, дышали хлором, но каждый, погибая, успевал захватить с собой нескольких слуг Зла. Рядом с Ковачем осталось два десятка самых стойких и опытных, но затем начали падать и они, растратив последние резервы жизненных сил. Тела превращались в невесомый прах, и ошалевшие ветра уносили его прочь. Черной безмолвной стеной окружили сатанисты одинокую фигуру Ковача, пытаясь сокрушить защиту воина. Кольцо уплотнялось. Ковач ждал, превозмогая боль и усталость. Ждал, пока защита не дрогнула и в толпе балахонщиков не послышались злорадно-предвкушающие смешки. Всю боль и ярость, все, удерживающее его среди живых, выплеснул Ковач в последней вспышке. Там, где он стоял, возник стометровый кратер. Неглубокий – направленный опытной рукой удар не расходовал энергии впустую – этот кратер послужил непреодолимым препятствием для сатанистов. Лежащая в его центре обугленная мумия внушала им суеверный ужас. Уцелевшие, подвывая от страха, бросились обратно, под сень чертных крыльев. Им не повезло – Повелитель Зла не прощал отступивших. Его взбешенный рык донесся даже до моего отряда. Мы приближались к площади, вражеская цитадель угрюмо высилась в ее центре.
Рев стих. Обломки сорванных с петель ворот с заунывным скрипом раскачивались под порывами неутихающего ветра. Площадь перед нами была пуста. Я связался с остальными. Выделенные для помощи Ковачу взводы напали с тыла на противостоящих Гордону балахонщиков, внеся сумятицу и растерянность в их ряды. Разгром этой вражеской группировки понемногу становился свершившимся фактом. Сложнее обстояли дела у Васильева, но он прочно закрепился на позициях, а время, похоже, работало на нас. Я отправил к нему весь свой отряд, за исключением неотступно сопровождавшего меня десятка выделенных Гордоном профессионалов. Настал наш черед.
– Пойдем, что ли? – буднично спросил я, понимая, что одного они меня не отпустят, и вступил под своды Храма Тьмы, готовый к последней битве.
Ни вспышек заклятий, ни толп обезумевших сатанистов… Ряды кресел, покрытых ворсистым ковром пыли, рваные полотнища паутины в углах – и никого живого или ожившего… Только черный полированный алтарь с пламенеющими на гранях символами…
Алтарь… Кинжал с иглой навершия… Память боли и боль памяти. Я вскрикнул и ударил по ненавистному камню. Ответная вспышка хлестнула мне навстречу. Сполохи разрядов радужными шлейфами метались по церкви, вихрясь и сталкиваясь, пока монолит алтаря не взорвался под моим напором.
Блестя кристаллическими сколами, обломки раскатились по залу. Радужные вихри исчезли, но я настороженно ждал продолжения.
– Это всего лишь камень, смертный! – разнесся под высокими сводами утробный дьявольский бас. – Ты воюешь с камнями, глупец? Или хочешь встречи со мной, безмозглый червяк? Завтра, с первой звездой, в городе!
Невидимый демон захохотал, и его хохот сотряс здание. Изломанные трещины, хрустя, пробежали по стенам. Со сводов посыпались куски штукатурки.
– Отходим! – скомандовал я и выскочил прочь.
За спиной с оглушающим грохотом обрушился храм. К небу взметнулись тучи пыли, и чудилось, что в ней мелькают омерзительные рожи разлетающихся по миру монстров.
Я осмотрелся. С двух сторон на площадь вливались отрады Гордона и Васильева – с уходом Черного заклятье спало с мертвецов, а живые сатанисты лишились остатков боевого духа. Итог схватки оказался предрешен. Иссохшие кости мертвецов белели среди руин; живые трансформировались, пополнив местную фауну экзотическими образчиками. Будет на кого поохотиться удалой молодежи. Пленных мы не брали.
Мы выиграли битву. Черный остался без армии, но на площади собралось не более трети тех, кто сегодня утром вступил в Заборье. Они заслужили славу, погибшие – вечную память, но для них война кончилась, тогда как для меня все еще было впереди.
Остатки боевых заклятий истаяли, и мы беспрепятственно телепортировались в крепость.
Снова вечер. В парке за окном пылали костры, слышался чей-то смех. Играла музыка. Народ праздновал викторию. За столом, в ярко освещенной комнате, собрались те, кому было не до веселья. Напротив меня феей печального очарования сидела Эвелина; справа небрежно откинулся на спинку стула Мастер Битвы; слева, подперев кулаком тяжелый подбородок, хмурился Васильев. В хрустальных бокалах густо-вишневым цветом венозной крови отсвечивало нетронутое вино.
– Схватка неизбежна, – подытожил я наше молчание, – моя личная схватка. Вам в ней места не будет. К сожалению.
– Необходимо эвакуировать жителей, – напомнила Эвелина.
– Как? – Васильев хмыкнул, не отрывая подбородок от кулака. – Кто же бросит годами нажитое, не видя перед собой прямой угрозы?
– Это как раз не проблема, – откликнулся Гордон, – порция инфразвука – и побегут как миленькие. Лишь бы друг друга не подавили в панике.
– Отлично, – согласился я, – утром и начнешь: взрослые торопятся на работу, ученики – в школу. Нам останется только придать им достаточное ускорение, чтобы не останавливались километров десять.
– А старики, а матери с малолетками, а наши люди, наконец? – продолжал сомневаться Васильев.
– Я уведу их в подземелье, – предложила Эвелина, – там, под крепостью, настоящий город. Предки постарались.
– Хор-роши у нас солдатики! – саркастически отметил Васильев, – пересидеть войну в компании с детишками. И где – под юбкой нашей хозяюшки! Весьма недурственно! Я бы тоже не отказался!
Эвелина густо покраснела и сердито посмотрела на Васильева. Тот поперхнулся и замолчал.
– Не ерничай, – счел нужным одернуть его и Гордон, – выгляни в окно: что, по-твоему, похмельная толпа наверху делать будет? С тобой во главе у Дмитрия под ногами путаться? Пусть донорами поработают. Для этого высовываться не требуется – силы я из них в подземелье выкачаю. И из тебя тоже – вон какой бугай вымахал!
Васильев довольно заржал.
– Ну, ежели так, то почему нет? Можно и в подполе посидеть. Как мыши!
За пятнадцать минут мы обговорили детали предстоящей эвакуации, а еще через полчаса разговор подошел к той черте, за которой пора расходиться.
Что мы и сделали.
В эту ночь Эвелина была необычайно тиха и нежна. Много позже я уснул под невесомыми прикосновениями ее тонких пальчиков. Когда же я пробудился, она по-прежнему смотрела на меня, опираясь на локоток. Погрустневшие глаза подчеркивала легкая тень.
– Ты не спала? Почему?
– Не важно… Совсем не важно, – прошептала она, – просто я люблю тебя. Очень-очень…
Слеза непрошено скатилась по ее щеке, мое горло ответно сдавил предательский комок.
– Кого оплакиваешь? – Я строго посмотрел на Эвелину. – Лично я собираюсь жить долго и счастливо. С тобой. И нечего сырость разводить!
Эвелина шмыгнула носом и робко улыбнулась.
– Так-то лучше, – ворчливо добавил я, вызвал слугу и приказал накрыть завтрак на пятерых.
В углу загудел механизм напольных часов, встроенный в них колокол пробил шесть раз. Странно, но ночью он совершенно не слышен. Магия, магия, магия…
В двадцать минут седьмого мы собрались за столом. Петрович маялся у входа в столовую, не рассчитывая, что его пригласят. Парень ошибался: в последние дни я привык к его сопению за правым плечом, пятый прибор на столе предназначался именно ему. Завтракали молча – все было сказано еще вчера. После того как была отставлена последняя чашка, Эвелина поднялась и предложила собрать наших людей, чтобы отвести их в укрытие.
Никому не пришлось ничего объяснять – не я один слышал голос в храме Черного, и к утру о нем знали все. Проходя мимо, бойцы почему-то отводили глаза. Я подумал, что им стыдно отсиживаться в подземельях, попытался их ободрить, но почтение, густо замешанное на страхе, просто витало в воздухе. Они торопливо скользили вдоль стен, стараясь держаться от меня подальше. Я растерянно смолк. Многие среди них понимали в чародействе гораздо больше, чем я! Откуда взялось удушливо-противное раболепие? Гордон отмахнулся от моего вопроса, буркнув что-то о перепуганных обывателях, и предложил не обращать внимания. Я последовал его совету, но на душе остался гаденький осадок.
Бесконечные коридоры подземелий разворачивались перед нами то широкими, как городской проспект, тоннелями, то узкими – вдвоем не разойтись – переходами. Часто встречались огромные залы и арки, обрамлявшие входы в комнаты поменьше. Иногда кто-нибудь из магов, удрученный полумраком переходов, создавал световой шар, тогда оживали краски на фресках, скрывавших неуют грубо обработанных каменных стен. Переходы сменялись лестницами, мы опускались все ниже и ниже.
– Мне кажется, – сказала Эвелина, остановившись на пороге очередного огромного зала, – что на этом ярусе достаточно комфортно и безопасно.
Безусловно, уровень выглядел уютнее предыдущих. Когда-то его населяли жизнерадостные люди, любители хорошо отдохнуть, вкусно поесть и сорвать поцелуй смешливой красотки. Я чувствовал эхо некогда привольно гулявшей здесь магии: пахло весельем и шампанским. Запах, который не смог удалить до сих пор исправно выдувающий пыль магический сквознячок. Конечно, мы и сами могли украсить зал как душе угодно, но мирок, столетиями принадлежавший светлым силам, обязательно создает вокруг себя ауру, практически непроницаемую для проникновения Зла.
Появились первые жители. В огромных каминах запылал огонь, и в зале запахло готовящейся снедью – молодухи, оставив младенцев на попечение старушкам, погрузились в привычные житейские хлопоты. Возникшие неподалеку кожаные кресла заняли старики, важно попыхивая сигарами и степенно обсуждая происходящее вокруг. А народ все прибывал, и вскоре начали обживаться и смежные залы.
Гордон осторожно притронулся к моему рукаву.
– Дмитрий! Город опустел. Твой выход, Мастер!
Услышать такое обращение из уст непревзойденного бойца – это многого стоит! На душе потеплело, хотя я по-прежнему знал себе цену как магу. Не слишком высокую, надо заметить. Я кивнул и зашагал к выходу. Уже стоя в проходе, я отыскал глазами Эвелину. Она почувствовала мой взгляд и встрепенулась. Все так же без слов я остановил ее порыв броситься ко мне и прощально поднял руку. Она послала поцелуй, и он нежно коснулся моих губ. Я повернулся и вышел.
* * *
Время в подземелье текло по своим законам: когда я выбрался на поверхность, городские часы медленно и величаво пробили четыре удара. Звуки часового колокола печально плыли над городом, оплакивая ушедшую безмятежность. Я бродил по опустевшим улицам и готовил заклятья для приближающейся схватки. Что и говорить, миллионы лет упражнений в Искусстве давали Черному изрядное преимущество. Устраивать колдовской поединок было бы с моей стороны чересчур самонадеянно. Впрочем, почему и не попытаться? Полагаясь в основном на собственную энергетику и уповая на то, что Повелитель Зла не успел оседлать все доступные потоки этого мира, я сочинил и произнес несколько высвобождающих энергию заклятий, оставив непрозвучавшими ключевые слова. Больше противопоставить Черному было нечего.Что ж, впервые со времени появления у меня была возможность не спеша осмотреть городские достопримечательности. Никто не тревожил моего одиночества – ни друзья, ни враги. Даже птицы смолкли.
Вызванное мной похолодание давно компенсировалось щедростью светила, и разогретый за день асфальт мягко продавливался под ногами. Молчаливый строй оставленных жителями домов укоризненно глядел мне вслед блестящими глазницами окон, на мраморные прелести поддерживающих балконы кариатид, на гротескно уродливые личины украшавших водостоки горгулий, на изящные колонны и портики. Память с непрошенной услужливостью накладывала призрачный облик руин, впечатавшихся в нее во время первого визита, что состоится через полтора десятка лет. Брошенные у обочин авто обиженно ждали сбежавших владельцев, глянцевый лак капотов покрывал почти незаметным слой пыли. Я машинально провел рукой по ближайшему, оставив длинную извилистую черту. Если я проиграю, то ее уже некому будет стереть… Меланхолия грозила затопить сознание, но я, словно разбуженный неожиданным толчком, вдруг встряхнулся и настороженно огляделся.
Солнце садилось, запад наливался тяжелой багряной зарей. Пролетел резкий шквал, сметая опавшие листья и неубранный мусор. И опять все стихло. Я дошел до перекрестка с центральным проспектом и остановился на осевой линии. В паре кварталов от меня, возвышаясь над островерхими крышами зданий, неподвижным монументом Тьме стоял Черный Повелитель. Я поднял глаза.
В потемневшем небе горела одинокая звезда.