Май Карл. В балканских ущельях

   Он прикрыл мертвую вуалью и сказал:
   — Ты видел ее лицо — это грех, но, поскольку она умерла христианкой, я спокоен. Никто другой не должен ее видеть.
   Он уселся и еще долго сидел рядом с ней и корил себя. Постепенно он успокоился. Потом пришли фельдфебель с людьми и принесли носилки. Их привел Халеф. Тело доставили в башню. Мальчикам было девять и одиннадцать лет. Они тяжело переживали потерю матери, и, не в состоянии выдержать их слезы, я вышел на улицу. Жители окрестных домов вернулись с поисков и теперь стояли в отдалении, выражая тем самым капитану свое соболезнование.
   По его распоряжению, нам принесли еду. Самого капитана нигде не было видно. Позже я попросил передать ему, что мы собираемся уезжать, и он пригласил меня подняться к нему наверх. Он сидел в своей комнате рядом с телом. Протянув мне руку, спросил:
   — Ты покидаешь меня?
   — Да, я должен продолжить свой путь.
   — Это так необходимо? Может, останешься еще на сегодня? Если бы Хара была жива, то рассказала бы мне об учении Христа. Но ее уже нет, и некому, кроме тебя, поведать мне об этом. Останься, не оставляй меня наедине с мыслями, которые меня изводят.
   Времени у меня совсем не было, но отказать я тоже не мог и потому согласился. Спутники мои не возражали против такой задержки, и я просидел у капитана допоздна. Я не был миссионером, но сердце его было открыто, и я попытался бросить туда семена в надежде, что они взойдут и принесут свои плоды. Я остался с ним до следующего утра, а потом мы продолжили наш путь.
   Мы проехали Барутин, к полудню достигли Дубницы, а вечером прибыли в Неврокоп, ранее известный своими железными рудниками. На следующий день мы двинулись дальше.
   Мы находились в знаменитом месте, потому что в этих горах, если верить греческой легенде, Орфей силой своего пения заставил двигаться деревья и скалы. К обеду мы достигли наконец Мелника.
   Само собой, мы поскакали не в то место, куда направились Манах эль-Барша и его соучастники, мы искали другой приют, но все дома были уже заняты. Ярмарка началась, и приезжих было предостаточно. Албани уволил своего «лошадника» и теперь был один. Ему было легче найти комнату, нам же, с лошадьми, пришлось куда сложнее.
   Спешившись перед одним из постоялых дворов, мы заметили человека, который подошел и спросил:
   — Вы ищете место для ночлега?
   — Да, — ответил я. — Ты чем-то можешь помочь нам?
   — Вам — да, другим — нет.
   — А почему только нам?
   — Потому что у вас есть копча, вы — братья. Мой господин разместит вас у себя. Он возница и живет неподалеку. Я отведу вас.
   — Буду очень благодарен. И мы пошли за ним.
   — Я его уже видел, — шепнул мне Халеф.
   — Где?
   — У въезда в город. Он стоял и кого-то ждал там. Теперь я тоже вспомнил, что мы проезжали мимо него, а позже убедился, что он ждал именно нас.
   Он отвел нас к дому с такими широкими и высокими воротами, что мы могли въехать туда прямо на лошади. Там стояли два запряженных волами фургона, собственность нашего нового хозяина. В глубине двора располагались стойла, и нам показали, куда поставить лошадей.
   — Наверное, нам нужно сначала поговорить с твоим
   господином?
   — Зачем?
   — Ну как же, мы пока не знаем, примет ли он нас.
   — Примет. Место есть, а людям, которые носят копчу, здесь всегда рады.
   — Так он тоже член братства?
   — Да. Вот он идет.
   Через двор шел маленький толстый человечек, который сразу же мне не понравился. Он заметно косил, хотя в принципе я не против людей, страдающих от этого природного дефекта. Но у этого парня была такая крадущаяся кошачья походка и столь причудливо выстриженные баки, что у меня не осталось сомнений: этот человек двуличен.
   — Кого ты привел? — спросил он слугу.
   — Это друзья, у них копча и нет места для ночлега. Ты разрешишь им здесь расположиться?
   — Да ради бога. Надолго вы приехали?
   — На несколько дней. Мы заплатим за все.
   — Об этом не может быть и речи. Моим гостям платить не надо. Отведите лошадей на конюшню, а потом возвращайтесь ко мне — вы получите все, что вам нужно. — И он снова ушел.
   Мне показалось, что он и слуга обменялись многозначительными взглядами.
   Стойло было длинным и состояло из двух помещений. В одном находилось множество волов, другое предназначалось для наших лошадей. Слуга вышел вперед и сказал:
   — Я принесу сено, или вам нужен какой-нибудь другой корм?
   — Неси то, что есть!
   Когда он исчез наверху, я рассмотрел сквозь дыру в стене большой двор. Там стоял высокий, крепкий мужчина и, казалось, прислушивался. Тут сверху ему махнул слуга и тот ответил ему тем же, а потом поспешно ушел со двора.
   Когда слуга вернулся, я не подал виду, что видел его. Мы поставили лошадей и направились в комнату, где нас ждал толстяк. Он сидел на подушке перед столиком на трех ножках, и перед ним стоял поднос с кофейными чашками. Он снова поздоровался с нами и хлопнул в ладоши. Появился мальчик и наполнил чашки.
   Пока все складывалось хорошо. Казалось, нас здесь ждали. Даже сосуд с табаком приготовили. Мы набили трубки и прикурили прямо от углей.
   — У тебя очень хороший конь, — сказал он. — Продаешь?
   — Нет.
   — Жаль, мне бы такой не помешал.
   — Значит, ты богатый человек. Не каждый может позволить себе купить такую лошадь
   — У возниц всегда должны водиться деньги. Откуда ты приехал?
   — Из Неврокопа.
   — А куда путь держишь?
   — В Сере.
   Мне совершенно не хотелось говорить ему правду. На его физиономии было написано: «Я знаю куда больше, чем говорю».
   Он спросил:
   — Что за дела привели тебя сюда?
   — Я хотел бы купить зерно и другие продукты. Здесь есть кто-нибудь, кто торгует, ну, скажем, фруктами?
   Ему не удалось скрыть улыбку и он ответил:
   — Да, тут есть мейваджи. Его зовут Шава, и он услужит тебе, потому как ты тоже член братства.
   Тогда я перевел разговор на этого Шаву, у которого должен был остановиться эль-Барша.
   — Он живет далеко отсюда? — поинтересовался я.
   — На соседней улице. Я его хорошо знаю. Четверть часа назад я был у него.
   — Он сейчас занят?
   — Да: сейчас к нему лучше не ходить.
   — У него гости?
   — Пока нет. Но он их ждет. Например, должен приехать Дезелим из Измилана, хозяин кофейни и кузнец-оружейник. Ты знаешь этого человека?
   — Да, он тоже член братства.
   — А когда ты с ним познакомился?
   — Несколько дней назад я был у него дома.
   — А брата его ты видел?
   Он задавал эти вопросы с невинным видом и явно преследовал какую-то цель. Через некоторое время он заметил, что пора бы поехать посмотреть ярмарку, и тут же навязался мне в сопровождающие. Причем сделал это таким образом, что мне никак нельзя было отказываться. Хотя я бы с большим удовольствием поехал туда один, с Халефом.
   Везде кипела жизнь, но с немецкой ярмаркой это, конечно, несравнимо. Молчаливый турок проходит по рядам торговцев, которые так же безмолвно сидят на своих тюках с товаром и не прикладывают никаких усилий, чтобы привлечь к нему покупателей. А если кто-то и подходит, то сделка протекает, как некое таинство, будто люди укрывают какие-то патентованные секреты.
   Особое отличие — в полном отсутствии женщин. Кругом одни мужчины, и только изредка попадается на глаза круглая, как воздушный шар, палатка, из которой выглядывает блестящий черный глаз. Обычно женщины немусульман не допускаются на подобные действа и если и появляются здесь, то в каких-то закрытых для посторонних глаз помещениях. Каруселей и других развлечений здесь не бывает — Коран не допускает таких вольностей. Правда, здесь, похоже, было одно исключение — палатка с китайским театром теней, от которого турков было не оторвать. Здесь это называют карагез ойюн. Одни входили в эту палатку и выходили из нее с одинаково напряженными лицами, другие выбирались наружу с ухмылками во весь рот.
   — Вы видели когда-нибудь карагез?
   — Нет.
   — Как так можно? Нет ничего красивее театра теней! Давайте пойдем!
   Мест, конечно, не было, но с помощью локтей, которыми мне пришлось поработать весьма усердно, нам удалось пробраться к самой сцене. Все замерли в ожидании представления. Надо напомнить, что на Востоке пребывание в толпе — удовольствие не из приятных. Восточный человек обычно спит в одежде и меняет ее довольно редко. Об умывании и личной гигиене он редко когда имеет представление, поэтому неудивительно, что нам пришлось затыкать носы. Наконец прозвучал свисток и представление началось.
   То, что я видел, было искусством в самом высоком смысле этого слова. Спектакль сопровождался сдержанным смехом — на Востоке вообще избегают громких звуков ликования. Насмотревшись, я хотел уже идти, но не мог пошевелить ни одним членом; пришлось терпеть, замерев в неподвижности, пока второй свисток не известил публику, что на четверть пиастра посмотрено уже достаточно.
   Желе из человеческих тел пришло в движение и стало понемногу рассасываться. Выбравшись наружу, я перевел дыхание. Морская болезнь — легкое недомогание по сравнению с тем, что мы пережили.
   — Пойдем еще на один сеанс? — предложил возница Халеф шутливо загородился от него рукой, а я вообще промолчал.
   Во время нашей дальнейшей прогулки я заметил, что возница боится потерять нас из виду и всячески пытается помешать мне общаться с окружающими: я несколько раз заговаривал со встречными, но он тут же обрывал нас и пытался меня увести. Это навело меня на подозрение, что он преследует какую-то цель.
   — Разве мы не пойдем к дому мейваджи Главы? — спросил я его.
   — Нет, а зачем?
   — Я хотел знать, где он живет. Ведь завтра мне идти к нему. Ты мне его покажешь?
   — Покажу, покажу…
   — Мейваджи — серб?
   — Почему ты так решил?
   — Потому что у него сербское имя.
   — Нет, ты ошибся. Следуй за мной.
   Через некоторое время он показал мне дом торговца фруктами. Это было уже, когда мы возвращались домой, в сумерках. Там мы узнали, что слуга поранился, и даже послали за врачом.
   Возница пошел искать слугу, а я двинулся через двор в конюшню. Зайдя туда, я обнаружил лошадей без присмотра. Оско и Омара тоже не было. Ри повернул ко мне свою умную голову, мотнул ей в знак приветствия и заржал каким-то особенным образом, я раньше такого не слышал. Я обнял его за голову. Обычно после этого он клал ее мне на плечо и целовал в щеку — лошади тоже целуются, но сейчас он этого почему-то не сделал, продолжал ржать и был как-то необычно возбужден. Я осмотрел его. В конюшне было уже темно, но я заметил, что лошадь стоит только на одном заднем правом копыте.
   Я поднял левое и осмотрел его. Ри дернул ногой, как будто ему причинили боль.
   — Он хромает, — сказал Халеф. — Только этого нам не хватало. Где же он поранился?
   — Это мы сейчас посмотрим. Давай отведем его во двор, пока еще светло.
   Вороной действительно хромал, и даже очень сильно. Меня это чрезвычайно удивило, ведь раньше с ним такого не случалось. Откуда вдруг такой дефект?
   Я провел рукой по его больной ноге сверху вниз. Нет, выше копыта боли не было. Значит, все дело в нем. Я поднял его еще раз и внимательно осмотрел, но не заметил ничего подозрительного. Тогда я стал ощупывать копыто кончиками пальцев, медленно и осторожно. И тут лошадь вздрогнула: я обнаружил под волосом крохотную припухлость, отвел шерсть и увидел… булавочную головку. Кто-то воткнул булавку в край копыта!
   — Сюда, Халеф! Булавка!
   — Аллах! Не может быть. Где он на нее наступил?
   — Наступил? Об этом и речи быть не может. Посмотри туда.
   Он увидел огарок свечи. Халеф тут же выхватил плетку из сумки и хотел уже бежать, но я удержал его.
   — Стой, не делай глупостей.
   — Глупость? Разве это глупость, если я накажу человека, который мучает животное и хочет сделать его калекой?
   — Подожди. Вначале нужно вытащить булавку, держи ногу.
   Ри понял, что я хочу помочь ему. Я мог воспользоваться только ножом. Вороной мужественно выдержал испытание. Когда я извлек сей предмет, Халеф простер руки и воскликнул:
   — Отдай ее мне! Я найду злоумышленника и воткну ее ему в… Скажи мне, сиди, где может быть у этого негодяя самое болезненное место?
   — Лучше воткни ему куда-нибудь, где побольше мяса, но давай сначала отведем лошадь в конюшню.
   Ри снова был в порядке. Я не сердился на Халефа, но нужно было срочно обсудить положение. Почему это было сделано?
   — Я знаю! — заявил Халеф.
   — Ну, почему же?
   — Чтобы заставить тебя продать вороного.
   — Ну, я не думаю. Иногда цыгане пользуются этим средством. Если бы булавку не нашли, лошадь признали бы непригодной, больной и списали. Здесь у них какая-то иная цель.
   — Но ведь он спрашивал тебя: продашь ли ты жеребца?
   — Он должен бы понять из моего ответа, что я этого никогда не сделаю. А если он действительно решил, что таким низменным способом заставит меня продать коня, то он ошибся.
   Я пока что не могу кое-чего понять. Почему этот возница все время держал меня в поле своего зрения? Почему следил за тем, чтобы я ни с кем не общался? И еще это ранение слуги… Хм!
   — Да, — задумчиво произнес Халеф. — Сиди, мне кое-что пришло в голову. Я подумал о том, зачем нужно калечить лошадь, если ее хозяин не хочет продавать ее вознице.
   — Ну, и зачем?
   — Причина только одна: лошадь не должна бегать. Они хотят помешать нам быстро продвигаться вперед.
   — Ты абсолютно прав. Об этом я уже думал. А если один вынужден ехать медленно, что непременно сделает другой?
   — Догонит его и перегонит.
   — Да, это предположение, пожалуй, самое верное.
   — Но что же руководило этим возницей? Мы ведьему ничего плохого не сделали. Он принял нас как гостей и должен защищать, вместо того чтобы вредить.
   — Его гостеприимство, конечно, заслуживает благодарности. Мы ведь нигде больше не смогли найти место. Однако его поведение сразу навело меня на подозрение: раз слуга действительно ждал нас на улице, значит, о нашем прибытии должно быть известно заранее. И известие это должно было прийти только из Измилана. На пути оттуда мы потеряли время, и, вполне возможно, какой-то посланец приехал оттуда раньше нас. В этом случае…
   — Тише, сиди! — прервал меня Халеф.
   Мы завели Ри обратно в стойло, не видно было ни зги. Снаружи тоже начало темнеть, но еще достаточно светло, чтобы окинуть взором двор. У входа стояла пожилая женщина. Весь ее вид говорил о том, что она жаждала поведать кому-нибудь свою тайну. Вот она перебежала двор и оказалась у двери в конюшню.
   — Эзгар, ты здесь? — спросила она.
   — Кто такой Эзгар? — поинтересовался я.
   — Слуга.
   — Его здесь нет.
   — Нет? Ой, тут темно. Кто ты?
   — Гость возницы.
   Тут она вошла внутрь и прошептала:
   — Скажи, ты христианин?
   — Да.
   — Приехал из Измилана?
   — Да.
   — Господин, беги! Уезжай из этого дома и города,и поторопись!
   — Почему?
   — Тебе и твоим спутникам грозит опасность.
   — От кого? Что за опасность ты имеешь в виду?
   — От Главы, торговца фруктами. Что за опасность — я толком не знаю. Они должны вначале обсудить. Я лишь должна сообщить твоему хозяину, в какой час, когда стемнеет, он обязан прийти к нему наверх.
   — К кому — к нему?
   — К Главе — моему господину.
   — Ты сказала «наверх». Значит, торговец фруктамиживет не рядом?
   — Ага, значит, они скрыли, где он живет на самом деле. Это доказательство того, что я права. Глава живет совсем рядом, его дом примыкает сверху к этой конюшне.
   — Ах так? Значит, прямо за этим забором его двор?
   — Да, беги, я и так ускользнула оттуда, чтобы застать кого-нибудь из вас на конюшне. Но меня здесь никто не должен видеть. Мне пора возвращаться к фургонщику.
   И она уже повернулась, чтобы идти. Тут я схватил ее за руку.
   — Еще один миг! О том, что мы в опасности, мы подозревали, ты сделала эту догадку реальностью. Но ради чего ты сама подвергаешь себя опасности, предупреждая нас?
   — Когда вы были на ярмарке, один из наших назвал тебя гяуром, «христианской собакой». Я тоже христианка, и сердце подсказало мне, что я должна предупредить тебя. Мы с тобой одной веры; ты, так же как и я, молишься Деве Марии, я твоя сестра и не могу бросить тебя в беде.
   — Бог не забудет тебя, но скажи, кто тот человек.
   — Их двое, они приехали сегодня из Измилана. Имен их я не знаю. Старшего они называли Нищим, но это не имя. У него злое лицо, похоже, я его где-то уже видела. Может, он приезжал когда-то к моему первому господину, там, наверху, в старой башне под Барутином.
   И она повернулась, чтобы уйти, но ее последние слова снова заставили меня остановить ее.
   — Подожди, — сказал я. — Это не ты вместе со своей госпожой соорудила убежище и украсила его распятием?
   — Да, я, а откуда ты это знаешь?
   — Я был там, в гостях у твоего бывшего господина. И застал госпожу перед алтарем, куда та пришла, чтобы умереть.
   — О Матерь Божья, это правда?
   — Да. Если бы у тебя было время, я тебе бы все рассказал. Твой господин говорил мне о тебе.
   — О, — прошептала она, — ты должен мне все рассказать, хотя я не могу оставаться тут ни минуты. Черт с ними, пусть они меня убьют. Я сейчас вернусь, но только другим путем. Ты еще побудешь здесь?
   — Как скажешь.
   — Так вот. Я подойду к этой стене, но с той стороны, сверху, и мы сможем поговорить стоя, ты — здесь, а я — там.
   — Так и сделаем. Эти доски нам не препятствие. Одну или две я запросто выдержу, главное — вытащить гвозди.
   — Но ведь это потом заметят!
   — Нет, я укреплю все снова.
   — Хорошо, только никому не говори, что я общалась с вами. — И она растворилась в темноте.
   — Хаса насшеб! (Это послание Божье!) — сказал Халеф.
   И он был прав. Эта старая служанка, тайная христианка, будет там, наверху, у торговца фруктами!
   — Ты считаешь, что это действительно Сабах, нищий?
   — Скорее всего!
   — Но ты же рассказывал, как кузнец увез его!
   — Значит, он каким-то образом ускользнул. В тот вечер он был ранен. Какое-то неотложное дело заставило его скакать в Мел ник.
   — А кто второй, сиди?
   — Мне думается, что это наш хозяин из Измилана, брат Дезелима, сломавшего шею. Нищий все ему поведал, и теперь они преследуют нас, чтобы отомстить.
   — Это им дорого обойдется, — с угрозой проговорил малыш.
   — Во всяком случае, мы должны разузнать, что они против нас замышляют. И в этом нам поможет служанка.
   — Добрая старуха. Я награжу ее. Что мне ей дать, сиди?
   — Может быть, пару серебряных монет, которые предназначались мне, там, в сумке?
   — Деньги для нее лучший подарок, ведь она бедна. Но оставь свои деньги при себе, это моя забота.
   — Я это предвидел, — заявил он. — У меня ведь только серебро, а у тебя есть золото. Я сделаю ей подарок из твоей сумки. Ты знатный человек и можешь заплатить. Но не дари ей больше одной монеты. Наше путешествие продлится еще долго, и кто знает, какие суммы понадобятся…
   — Ты сегодня, как скаредная экономка, Халеф. Вспомни, ведь эта женщина — наша спасительница!
   — Это не совсем так. Она нас предупредила, хотя и мы сами знали об опасности и были осторожны. Скажи, сиди, почему мы должны ждать, пока они предпримут что-нибудь против нас? А не пойти ли нам сейчас наверх к этому предателю вознице и не врезать ему пару раз между глаз, а потом поискать другого хозяина?
   — Этого сейчас нельзя делать. Нам нужны Манах эль-Барша и Баруд эль-Амасат. Они точно где-то здесь. И они не должны догадываться, что мы что-то знаем. А твои кулаки нам еще пригодятся.
   — Ага. Ты ждешь, пока они проявят себя как убийцы. Тебе отрубят голову, а я буду стоять у твоего тела и стенать, ведь я твой защитник. Но слишком многого ты от меня не требуй!
   — Самое главное, мы не должны подать виду хозяину, что что-то знаем. Если мы удержимся в конюшне, он быстро обо всем догадается. Сразу же после встречи со служанкой я зайду к нему ненадолго. Но сначала давай займемся досками.
   Оторвать несколько досок не составило большого труда. Потом я сразу пошел в дом. Возница сидел в столовой со своей женой, которая при моем появлении исчезла. До моего прихода оба что-то горячо обсуждали. Это было видно по их физиономиям.
   — Аллах послал тебе забот? — спросил я у него. — Это написано на твоем лице.
   — Да, господин, забот у меня много, — ответил тот. — Мой слуга лежит весь в крови. Она так и хлещет у него изо рта и носа.
   — Отведи меня к нему.
   — Ты что, врач? Побывал тут один у нас, но у больного начались такие боли, что пришлось прибегнуть к помощи алхимика. Он уже уехал.
   — А что за болезнь он нашел?
   — Он ее сразу распознал. Он намного умнее остальных лекарей. Ему известны все болезни и все способы лечения. Он сказал, что у больного расстройство желудка от кислых апельсинов. Расстройство дошло до самой кожи, а то, что слуга упал и наткнулся на что-то, только способствовало тому, что болезнь вырвалась наружу. Он пришлет ему укрепляющее, а потом путем операции вырежет сгустки крови из желудка.
   — Думаешь, это удастся?
   — Да, у него есть особый нож, которым он может разрубать даже кости, а уж живот тем более, он куда мягче.
   — Да, это поистине великий доктор, но позволь мне все-таки взглянуть на больного.
   Он согласился. Пациент лежал на старом покрывале и стонал. Он действительно потерял много крови, потому как носил штаны и куртку прямо на голое тело, и я без труда осмотрел его ранение. Он громко закричал от боли, когда я потревожил его.
   — А ты разбираешься в расстройствах желудка? — спросил у меня хозяин с подозрением.
   — Да, но расстройства у него явно нет.
   — А что же тогда у него?
   — О, у него опасная копытная болезнь.
   Он тупо уставился на меня.
   — Копытная? — переспросил он. — Что-то не знаю такой болезни.
   — Посмотри сюда. Эта опухоль имеет форму лошадиного копыта. Такие раны бывают у людей, которые так и не научились правильно прикреплять подковы к копытам.
   Он не знал, как реагировать на мои слова.
   — И еще. Легкие тоже задеты, кровь — тому доказательство. Твой алхимик — болван. Первый врач был умнее. Если ты не обратишься к нормальному доктору, который есть только в Мелнике, этот человек непременно умрет. А если останется жив, будет знать, как обращаться с чужими лошадьми.
   — Но он и не касался чужой лошади!
   — Тогда, значит, она его коснулась. Причем так, что он всегда будет помнить мой добрый совет.
   — Ты знаешь средство, как вылечить его?
   — Да, но для этого понадобится много времени. Позови врача, а пока он не пришел, положи слуге на грудь мокрое полотенце.
   — У нас здесь есть хороший военный врач, но он занят на ярмарке. Может, мне сначала дать больному настой из ревеня и заклеить пластырем?
   — Сам пей свой ревень, а перед этим не забудь принять внутрь пластырь. Ни то ни другое тебе не помешает, для него же это слишком сильное средство.
   — Господин, как ты огорчаешь меня своими словами! Я сам пойду за военным врачом.
   — Когда ты вернешься?
   — Точно не знаю, — ответил хозяин. — Сначала я должен зайти к своему другу, он меня не сразу отпустит. Когда я вернусь, мы поужинаем… Или ты уже сейчас голоден?
   — Нет. Твоя душа полна сострадания. Я буду ждать тебя.
   Он тут же исчез. Я знал, что он пошел к торговцу фруктами. Это было мне на руку, потому как мне предстоял разговор со служанкой
   Итак, слуга загнал булавку в копыто жеребца и получил за это по заслугам. Видит Бог, я не был сторонником такого жестокого наказания, но все произошло помимо моей воли.
   Внизу я встретил Оско и Омара, возвращавшихся с вечерней прогулки. Оско взял меня за руку и сказал:
   — Сиди, нас предали. Этот возница лжец и очень опасный человек.
   — Как так?
   — Оказывается, торговец фруктами живет недалеко от нас. Мы спрашивали. И знаешь, кто сейчас у него?
   — Ну, кто?
   — Тот, кто прислуживал нам в Измилане. Они стояли в дверях дома.
   — А он вас видел?
   — Да. Но тут же отступил и спрятался за дверью, правда, мы его заметили. Что же нам делать?
   — Скорее всего нам нужно будет уехать из города этой же ночью. Вот деньги. Купите фруктов и какой-нибудь дичи. Передайте все это Халефу. Но не отлучайтесь надолго.
   Они снова ушли, а я укрылся в конюшне. Было уже совсем темно, и мне не пришлось долго ждать: вверху хлопнула дверь. Я сдвинул доски в сторону и пролез в соседний двор.
   — О Аллах, ты влез прямо сюда! — прошептала старуха.
   — Да, так будет лучше. Если нам помешают, я тут же скроюсь через эту щель. Это не опасно. Возница уже у вас?
   — Нет. Час еще не прошел. Но, господин, ты хотел рассказать мне о моей воспитаннице.
   Вообще-то у меня были дела поважнее, но она заслужила, чтобы я выполнил ее пожелание. Она вполголоса заплакала, потом рассказала мне о своем прошлом, как ее преследовал прежний хозяин и как она попала наконец к торговцу фруктами в Мелнике.
   Все это и в самом деле было довольно интересно, поэтому я преодолел нетерпение и внимательно ее выслушал, но в конце концов вынужден был прервать и вернуть к действительности.
   — О, Иса Юсуф, Мариам! Я думаю только о себе! Что я могу для тебя сделать?
   — Кое-что можешь. Тебе знакомы имена Манаха эль-Барши и Баруда эль-Амасата?
   — Да, эти двое и с ними еще третий были до сегодняшнего дня в нашем доме.
   — Как до сегодняшнего дня? А где они сейчас?