Страница:
— И потом ты пошел в спальню, чтобы убрать выигрыш в шкаф, да?
— Нет, сначала я открыл ворота этим троим. Они решили, что уже слишком поздно, чтобы ложиться спать, и надумали уехать. Заплатили по счету, даже немного больше, и с тем ускакали.
— А куда, они сказали?
— Да, они уехали в Дойран.
— Ага, значит, на юг, через Фуркой и Оливецу. А откуда приехали?
— Из Мелника.
— Ах вот как? И ты их хорошо разглядел?
— Конечно, я ведь шесть часов сидел и играл с ними в карты!
Мне почему-то показалось, что эти трое — как раз те воры, которых мы искали. Поэтому я продолжил расспросы.
— А лошадей их ты видел?
— Да, это были три светлые лошади.
— Вот здорово! Вот здорово! — закричал Халеф. — Сиди, я сразу все понял!
— Да, ведь ты настоящий друг и защитник своего господина.
— Что он понял? — живо спросил хозяин.
— Кое-что, что тебе тоже будет небезынтересно, но об этом позже. А пока, пожалуйста, ответь на мои вопросы.
— Это касается людей, которые меня ограбили?
— Да, ты верно догадался.
— Тогда спрашивай, я скажу тебе все, что знаю.
Его лицо приняло совершенно иное выражение. Слова маленького хаджи навели было его на подозрения, что мы находимся в какой-то связи с ворами. И он напрягся, ожидая худшего, но после моих слов у него снова затеплилась надежда разобраться во всем.
— Итак, они уже уехали, когда ты обнаружил пропажу денег, — заключил я. — Твое подозрение сразу пало на них?
— Нет. Я тут же разбудил всех моих людей и опросил их. Все они честные люди, и никому из них я не могу приписать это преступление. И тем не менее я перерыл у них все и только тогда подумал о тех троих. Я стал расспрашивать их, и вот тогда поденщик поведал мне о том, что он видел за домом.
— Но ведь сама кража могла произойти не в то время, а позже.
— Конечно, я тоже так подумал.
— И мне кажется, что действовали двое. Ты не заметил, что в какой-то момент отсутствовали сразу двое?
— Заметил, но мне это не показалось подозрительным, я только потом об этом подумал.
— Когда это приблизительно произошло?
— Еще до того, как мои пошли спать.
— Твоя семья вся спит у тебя в комнате?
— Естественно, вся.
— Значит, кража произошла до того, как они пошли спать. Воры все хорошо продумали, но как им удалось отлучиться вдвоем, да так, что ты ничего не заметил?
— Один из них стал показывать фокусы, они мне очень приглянулись, и он разрешил мне позвать моих людей, чтобы те тоже взглянули. Пока он нам их показывал, двое других ушли, а когда вернулись, он заявил, что все — фокусы кончились. Тогда мои люди ушли, и мы стали играть дальше.
Не было ничего удивительного в том, что здесь, в отдаленной турецкой деревне, играли в карты. Я часто видел такое в Турции. Причем был свидетелем такого мастерства, которое и не снилось нашим европейским умельцам. Обычно сто очков вперед давали всем греки и армяне, и я не удивился, что здесь, на постоялом дворе в Дабине, показывают карточные фокусы; любопытно было другое — кто же их этих троих такой знаток этого искусства?
Я попросил хозяина описать этого мужчину и пришел к выводу, что он — беглый надзиратель из тюрьмы. Значит, Манах эль-Барша и Баруд эль-Амасат вместе провернули эту кражу, а надзирателя обучили своему ремеслу.
— После того, как ты опросил своих, ты был уже уверен, что чужаки воры? — спросил я. — Что ты делал дальше?
— Я послал одного из своих слуг верхом за ними следом.
— Так. Но почему ты сам не поскакал?
— Сам я поехал в Остромджу к полицейскому префекту, чтобы подать заявление и вызвать хавасов. Он распорядился только после долгого разговора и когда я заплатил пятьсот пиастров. Я был обязан оплатить все расходы, которые могли возникнуть при погоне за ворами, а ему, если их поймают, вручить десять фунтов.
— Этот чиновник — умный блюститель собственного кошелька. Да сохранит его Аллах на долгие времена.
— Не Аллах, а черт, — заметил хозяин. — Пророк наведет порядок на земле. Служаки великого государя обязаны защищать нас и без подарков. И когда ты желаешь ему долгой жизни, я не могу причислить тебя к числу юных приверженцев Пророка.
— А я и не приверженец.
— А, ты шиит, сторонник неверного учения… И он отступил от меня на шаг.
— Нет, — ответил я, — я христианин.
— Христианин! Это лучше, чем шиит, который после смерти окажется в джехенне. И вы, христиане, можете оказаться на небе, может, на третьем, а может, на четвертом и даже на седьмом, как правоверные мусульмане. Я против вас ничего не имею, ибо тот человек, что научил меня варить пиво, тоже был католиком. И поэтому я еще больше удивляюсь, почему ты желаешь этому служащему долгих лет. — И он снова приблизился.
Я ответил:
— Я сказал так, потому что горячо желаю, чтобы он не умер, пока не понесет заслуженную кару за свои прегрешения. Тебе известно, какие меры он обязан принять?
— Он должен выслать хавасов за ворами. На всем пространстве отсюда до Дойрана обязан устроить за ними охоту и сам встать во главе операции.
— Я предполагаю, что он сидит сейчас дома на подушках, попивает кофеек и покуривает трубку.
— Если это так, то я тоже не желаю ему ничего лучшего.
— У тебя будет возможность это узнать, если ты поедешь с нами в Остромджу.
— Я? Зачем? — спросил он удивленно.
— Чтобы поймать их. Ты что, уверен, что он сдержал обещание и послал хавасов?
— У меня совершенно не было времени проверить — я спешил домой, чтобы поспеть к возвращению моих слуг.
— Они вернулись?
— Да, они разделились и скакали до Фуркоя и Вилицы, но так и не обнаружили никаких следов. И решили вернуться. Они оказались плохо вышколены — не выполнили моих указаний.
— Нет, они правильно поступили.
— Ты думаешь? Почему?
— Они бы никого не обнаружили, если бы и доехали до Дойрана и даже дальше.
— Ты заявляешь это так определенно?
— Потому как убежден в этом. Воры и не собирались в Дойран.
— Но они так сказали!
— Они соврали, чтобы сбить тебя с толку. Ты думаешь, они настолько глупы, чтобы оставить след для полиции?
— К тому времени, когда они это сказали, еще не обокрали меня.
— Но собирались это сделать. У них имелась еще одна причина скрыть от тебя истинную цель своей поездки. Их преследуют за прошлые преступления. Они верно рассчитали: их преследователи, если приедут в Дабину, обязательно завернут к тебе. Поэтому и сообщили неправильное направление. И еще одно, о чем ты должен поразмыслить: они заявили, что едут из Мелника в Дойран. Прямой путь из одного пункта в другой лежит юго-западнее Султаницких гор. Они же сначала поехали на запад и только здесь свернули к югу. Таким образом, сделали крюк, который я оцениваю в две немецких мили. Когда находишься в бегах и бережешь лошадей, не станешь тратить шесть часов на объезд!
Хозяин посмотрел на меня изучающе.
— Эфенди, — спросил он, — ты и в самом деле христианин?
— Да, а почему ты спрашиваешь?
— Если бы ты не был христианином, я бы предположил, что ты чиновник или полицейский.
— Бывают хавасы и немусульмане.
— Нет, ты бы был не обычным хавасом, а офицером высокого уровня. А уж они-то христианами не бывают.
— Но почему ты принимаешь меня за полицейского?
— Твоя личность подходит для этого. Ты говоришь как человек, который знает все до того, как ему расскажут. И твои спутники подходят для такой должности. Погляди на них! — и он указал на Оско и Омара бен Садека. — Как внушительно они выглядят! У них на лицах написана значимость их профессии. — А этот малыш! — И он показал на Халефа. — Разве он не воплощение офицера? Эти хитрые глазки и ухмылка… Разве он не арестовал бы всех в округе, если б пожелал? Все трое захохотали. Я же ответил:
— Ты ошибаешься. Мы все — обычные путешественники и, как и остальные, находимся под защитой полиции. Но мы проехали по многим странам и видели столько, что и передать трудно. Поэтому и заставили тебя пройти через сомнения. Тот, кто сидит все время дома, выглядит по-другому, и если с ним случается что-то необычное, он не знает, как выпутаться из сложного положения.
— Это все так… Однако вот ваша еда. Ешьте и не отвлекайтесь, а потом поговорим. Вашим лошадям, наверное, нужны корм и вода? У меня есть превосходная дробленая кукуруза.
— Да, и скажи одному из слуг, чтобы снял с лошадей седла, а потом напоил. Это освежит их. Они ехали без отдыха от самого Эдирне.
— У меня возле дома хороший пруд с чистой водой. Может, лошадей попоить там?
— Будь так любезен.
Наш хозяин, несмотря на кучи навоза на дворе, оказался деловым, предприимчивым человеком. Украденные у него деньги (равноценные 1850 немецким маркам) были расплатой за прошлогодний урожай табака. Так что он был обеспеченным человеком, и то, что он разбил рыбный пруд, свидетельствовало о его хозяйственной сметке.
Кроме того, он знал намного больше, чем остальные его односельчане. Поэтому, как я понял, он и принял нас не за обычных странников.
Еду нам принесли двое опрятно одетых парней. Нам подали горячий омлет, дыни в уксусе и с перцем и свежие фрукты. Все это лежало на чистых белых тарелках, а дыня так даже на глиняном блюде.
Хозяин внимательно осмотрел сервировку стола и приказал, чтобы принесли еще коробку с приборами.
— Пойдите к госпоже и возьмите у нее четыре салфетки и четыре полотенца. Господа — наши уважаемые гости. Они не должны потом рассказывать всем, что у конакджи Ибарека их плохо обслуживали!
Значит, его звали Ибарек. И у него имелись даже салфетки. Взяв их и раздав по одной моим спутникам, я поймал их взгляды и тайно порадовался: они понятия не имели, как обращаться с этими предметами сервировки. Маленький хаджи первым рискнул подвергнуться моим насмешкам. Он сказал:
— Сиди, что нам делать с этими платками? Класть на стол?
— Это не скатерть.
— Машалла!35 Чудо Господне. Такие носовые платки! Но у нас нет насморка!
— Они не для носа. Салфетки повязывают таким образом, чтобы при насыщении не испачкаться пищей.
— Аллах акбар! Значит, добрые люди столь неуклюжи, что не в состоянии донести до рта то, что едят, и пачкают платье! Да я научился есть без всяких салфеток так аккуратно, что даже сок дыни, который сейчас пью, не оставит на моей одежде ни малейшего пятнышка!
В результате все мы сидели, как прилежные дети с тарелками молочной каши. Все это меня развлекло.
Во время еды я заметил, что лошадей завели за дом. Хозяин, как истинный мусульманин, счел за должное оставить нас обедать без свидетелей. Он зашел лишь когда мы закончили и велел обоим парням убрать посуду и принести сосуд для умывания. Вскоре был доставлен большой белый кувшин и чистые ручные полотенца.
Пока мы мыли руки, Халеф шепнул мне:
— Сиди, а ты не боишься?
— Чего?
— Счета, который нам предъявят? Такая хорошая еда, холодное пиво, ножи, вилки, полотенца, вода для мытья рук, эти салфетки из чистого льна… И челеби все сама варила. Подозреваю, он стребует с нас столько, сколько составил счет полицейского префекта!
— Не беспокойся. Я уверен, что нам здесь вообще не придется платить.
— Думаешь, хозяин сам додумается до этой доброй, достойной мысли?
— Уверен. Мы лишь вручим бакшиш слугам.
— Если он и завтра проявит такое понимание, то сегодня, завтра и послезавтра я буду просить Пророка, чтобы тот назначил меня ангелом смерти для нашего хозяина.
— Но почему лишь до послезавтра?
— Три раза — хватит. Потом мы познакомимся с другими людьми, которые хорошо к нам отнесутся, и мне понадобится просить уже за них. — И хаджи тихо засмеялся.
После процедуры мытья рук хозяин снова пригласил нас за стол. Он велел наполнить уже изрядно «обмелевший» кувшин и предложил выпить. Я отказался и попытался оправдаться:
— Мне бы хотелось взглянуть на тот шкафчик, откуда украли деньги. Покажешь?
— Пошли.
Халеф двинулся за мной. Врожденное чувство ищейки не позволило ему остаться с двумя нашими спутниками в столовой.
Хозяину понадобилось только сдвинуть две плетеные стенки, и мы оказались перед дверью в спальню. Она была не заперта. Я тут же убедился в том, что там имелся засов, с помощью которого можно было бы воспрепятствовать нежелательному проникновению.
Кроватей как таковых не было. По стенам шел серир — некое возвышение, на котором лежали подушки. На нем спали обитатели дома. Зимой использовали меха или одеяла, летом — нет. Снимать одежду здесь не принято.
Этот обычай восточных стран — полное отсутствие постельного белья и редкая смена нательного ведут не только ко многим заболеваниям, но и являются причиной распространения кровососущих насекомых, известных под латинскими названиями pulex и pediculus36.
Стены были побелены. Прямо под крышей на балке арабской вязью выведено крылатое выражение: «Сон правоверного охраняют ангелы; над ложем неправедного вьются его грехи».
У помещения имелось единственное окно. Напротив него на стене висел шкафчик.
— Там и лежали деньги, — объяснил хозяин. — Я снова его запер, как и было, до тех пор пока его не обчистили.
— Отомкни-ка, — попросил я.
Он вынул из кармана небольшой ключик и открыл шкаф. Тот был пуст. Я обследовал замок и ключ. Они оказались не серийного изготовления. Я узнал, что замок делали в Остромдже и, по моему мнению, ни отмычкой, ни чужим ключом в него не лазили. Тем непонятнее было то, как произошла кража.
— Ты точно знаешь, что шкафчик был закрыт? — спросил я.
— Точно.
— А там были только лишь деньги?
— Нет, еще украшения моей жены и какая-то серебряная и золотая мелочевка.
— Их тоже украли?
— Да, все унесли.
— Это значит, что у воров не было времени разбираться. Наверняка было темно — они не видели, что ценно, а что нет.
— О, головное украшение и цепочка жены состояли по большей части из разной величины золотых и малоценных серебряных монеток. Это воры, несмотря на темноту, должны были заметить. Остальное — булавки, кольца, все примерно одной цены.
— Они могут помочь найти воров. Осторожные грабители такие вещи обычно не берут. Взяв это, они тем самым доказали, что они не профессиональные воры, но нам остается выяснить, как же они все-таки открыли шкафчик.
Я хотел осмотреть его повнимательнее, но маленький хаджи уже это проделал.
— Вот, сиди, — сказал он. — Вот оно как было.
И он показал вовнутрь. Я сразу же заметил, что задняя стенка прилегает неплотно. Теперь я обследовал, как висит шкафчик на стене. Всего на одном гвозде, и его легко снять!
Я так и сделал, и сразу выяснилось, что залезли в него именно через заднюю стенку. Были даже заметны следы ножа. Шкафчик не был сколочен гвоздями, а спаян. Отгибая заднюю стенку, воры наверняка производили шум.
— Вы ничего не слышали?
— Нет.
— Должно было трещать. Вы сами, наверное, шумели?
— О нет, мы так были увлечены игрой, что сидели тихо. Наверняка воры действовали уже при закрытой двери.
— Они сначала себя обезопасили. Закрыли дверь на засов, чтобы их не застали врасплох.
— Тогда нам и нечего было слышать!
— И все-таки. В доме ведь не стены, а циновки. Было бы слышно. Впрочем… Хм.
Я подошел к окну. Оно было достаточно велико для того, чтобы в него протиснулся не очень упитанный человек. И шкафчик был достаточно миниатюрен, чтобы передать его наружу через окно.
— Пошли за мной! — скомандовал я, выйдя из дома. Они двинулись следом вокруг постройки.
— Ты искал за окном снаружи? — спросил я хозяина.
— Нет, конечно. У меня и мысли такой не было. Шкафчик висел в комнате, там и произошла кража. А что там искать?
— Думаю, наш труд не окажется напрасным. Посмотрим. Доверь это мне, но пусть никто не подходит близко к окну, можно затереть следы.
Я приблизился к площадке перед окном. Остальные поотстали.
Вдоль стены росли мощные кусты крапивы, и прямо под окном они были примяты.
— Смотри, кто-то вылезал из окна!
— Но уже довольно давно, наверняка один из моих мальчишек.
— Нет, это не мальчик. Вот след огромного размера. И сделан недавно: поникшая крапива еще не поднялась. И следы свежие. Я считаю, что они появились вчера вечером. Высокие края отпечатков должны были бы высохнуть и осыпаться, если бы следы были старые.
— Откуда ты все это знаешь? — удивился хозяин.
— Чтобы знать все это, достаточно держать открытыми глаза и иметь немного воображения. Посмотри. Вот место, на котором стоял шкафчик. Видишь, у него до сих пор испачкано днище, хотя воры в темноте и пытались обтереть его.
— Откуда ты это узнал?
— Оттуда, что не нашел на шкафчике следов грязи. Смотрите дальше.
Я поискал на земле — ничего. Тогда я вынул нож и подрезал крапиву прямо у земли. Отведя ветки, осмотрел пустое место. Между корнями могло что-то лежать. Правильно. Что-то блеснуло. Я поднял обе вещицы. То было тонкое колечко с бирюзой и крупная золотая сережка — такие носят женщины в этой местности.
— Вот, смотри, — обратился я к хозяину. — Кое-что ускользнуло от воров. Знакомые вещицы?
— О, это украшения моей жены. А других нет?
— Давай искать вместе.
Но — увы. Зато теперь мы знали, как все произошло. Воры боялись наделать шума. Поэтому один из них вылез из окна, чтобы открыть шкафчик на улице. Остальное мы могли обсудить уже в доме. Но перед тем как идти внутрь, зашли к лошадям. Их уже привели с пруда и снова оседлали. У каждой на морде висела торба с кукурузой, которой они с аппетитом хрустели. Я попросил слуг оставить их пока здесь, поскольку из-за близости пруда тут вилось не так много мух, как на грязном дворе. Какое счастье, что я принял это решение!
Мы уже вошли в комнату и расселись за столом, как вдруг увидели на дворе двух всадников. Выглядели они, прямо скажем, не очень представительно. Лошади были загнанные, сбруя — старая, за нее я не дал бы и пятидесяти марок.
— К тебе новые гости, — сказал Халеф хозяину.
— Мне такие не нужны, сейчас отправлю восвояси, — ответил тот.
— Но вроде бы у тебя постоялый двор…
— Кто может запретить мне не принимать тех, кто мне не по душе?
Он уже хотел выйти к ним, но я удержал его за руку.
— Стой, пусть они войдут!
— Зачем это?
— Мне нужно узнать, что скажут эти люди.
— Ты их что, знаешь?
— Да, но они ни в коем случае не должны знать, что мы здесь. И нельзя показывать им наших лошадей.
— Это легко устроить. Вам достаточно побыть в моей спальне, пока они не уедут.
— Мои спутники так и сделают, а я уж лучше послушаю.
— Не знаю, зачем тебе это нужно, но дело легко устроить. Идем, я тебя спрячу.
И он завел меня за одну из циновок, сплетенную из пучков ивовых прутьев.
— Между стеблей можно наблюдать за тем, что происходит в комнате. Услышишь все, о чем они будут говорить в комнате, даже если станут шептаться, — ручаюсь.
— А если станут осматриваться?
— Я поставлю циновку так, что тебя не будет видно.
— Хорошо. И еще. Нам надо уехать в Остромджу раньше этих всадников. И ты поедешь с нами!
— Я? Зачем?
— Чтобы забрать у воров твои законные деньги.
— А они что, в Остромдже?
— У меня есть основания так считать. Прикажи седлать лошадей и отведи свою к нашим, чтобы их не видели эти люди. Как только я все здесь узнаю, пройду в твою спальню. Один из твоих слуг должен быть готов отвести нас к лошадям. А теперь давай, выходи, пока они здесь не появились!
Этот разговор стал возможным по той причине, что, как я заметил, оба всадника не спешили входить в помещение. Они долго не слезали с лошадей, а потом направились к большому зданию, наверняка для того, чтобы поглядеть, что там можно стянуть или прихватить с собой, как выразился хозяин.
Он ушел, а я уселся прямо на землю за ширмой из ивовых пучков. Вся комната была передо мной как на ладони. Тут я услышал шаги.
— Сиди, где ты? — спросил маленький хаджи по ту сторону ширмы.
— Я здесь. Что тебе надо? Какая неосторожность с твоей стороны!
— Ба! Да парни еще не вошли. Они в конюшне у хозяина осматривают его лошадей. Ты сказал, что ты их знаешь. Это так?
— Да, знаю.
— Ну, кто же это?
— А ты сам их не узнал?
— Нет, сиди.
— А ведь у тебя такие зоркие глаза! Как же ты не заметил пращу, которая висит у одного из них на поясе.
— Нет, не заметил.
— Кто ее носил?
— А я что, знаю?
— Должен знать. Вспомни о голубятне!
— О, сиди, о ней мне лучше не вспоминать. Как только я начинаю об этом вспоминать, у меня возникает потребность дать пару оплеух кое-кому.
— Но ты ведь разглядел людей, сидевших под нами в комнате?
— На которых свалилась кошка вместе с голубиным дерьмом, а кошкой был я?
— Тех двоих, что сидели у стены, братьев, вспомнил?
— Теперь вспомнил. У одного была праща. Ты думаешь, это они?
— Точно они. Я запомнил их лица.
— О Аллах! Они ведь говорили, что собираются в Остромджу, чтобы сообщить трем подонкам о нас и решить вместе, как отправить нас на тот свет!
— Именно так. Такое задание они получили от Манаха эль-Барши и Баруда эль-Амасата.
— Так, выходит, они пока не добрались до Остромджи, и те трое ребят, которых мы ищем и которые ограбили нашего хозяина, полагают, что мы так и не нападем на их след. Сиди, можно я дам тебе дельный совет?
— Давай.
— Мы ведь не отпустим так просто тех, за кем ты сейчас будешь следить?
— Хм. Это было бы глупо с нашей стороны?
— А что мы с ним сделаем?
— Надо подумать.
— Я уже подумал.
— И?
— Я их немножко убью.
— Как это «немножко»? Убийство вообще недопустимо, Халеф.
— О, сиди, они проснутся, но в аду. Такое даже нельзя назвать убийством.
— Оставь меня в покое с такими советами.
— Ах да, я забыл, что ты христианин. Если придется, ты отдашь жизнь за злейшего врага. Эти двое подонков как раз такого рода птицы. Если они соединятся с тремя другими в Остромдже, их станет уже пятеро, и каждого из нас настигнет пуля, пока мы будем размышлять над тем, как бы задержать их.
— Мы позаботимся о том, чтобы те трое не воссоединились с двумя. Или нет, мы сделаем как раз так, что они встретятся.
— Ты что, спятил?
— Вовсе нет.
— А что же ты тогда говоришь такие вещи?!
— Совсем неглупые вещи. Мы не знаем, как найти тех трех. На голубятне мы лишь слышали, что они где-то в развалинах. А сложно найти того, кто специально от тебя прячется.
— О, я твой друг и защитник, хаджи Халеф Омар, моих глаз хватит отсюда до Египта, а нос мой еще длиннее. Я найду этих мерзавцев.
— А еще вероятнее, они найдут тебя, и у тебя скорее всего не окажется времени даже для того, чтобы прочитать наизусть суру о смерти. Нет, сейчас мы их не тронем; мы не дадим себя засечь, но последуем за ними незаметно и будем следить. Они, желающие нашей погибели, станут нашими же проводниками, и благодаря им мы схватим тех трех.
— Аллах! Эта идея не так уж и плоха.
— Слава богу, что ты это понял. А теперь спрячься живо, пока тебя не обнаружили. Скажи только хозяину: пусть он постарается сделать так, чтобы гости как можно дольше пробыли в этой комнате, а тем временем мы с ним уедем. Надо так их обслужить, чтобы они задержались. Согласен оплатить все расходы. Скажи ему это и иди.
— Сиди, я исчезаю, кто-то идет.
Эти последние слова он прошептал уже на бегу. Наконец в комнате показались те двое. Помещение они нашли пустым. Оско и Омар спрятались давно, а хозяин пошел за пивом. Теперь я смог рассмотреть обоих более внимательно, чем прошлым вечером. У обоих были лица висельников. Есть люди, которых сразу видно по физиономии. Они были из числа таковых. Одежда их была бедная и грязная, но зато оружие свое они держали в полном порядке. В то время как у одного висела на разорванном поясе праща, у другого имелось устрашающее оружие — гайдуцкий чекан, бывший когда-то на вооружении у турков, отлавливавших в лесах беглых сербов и валахов; его побитый приклад был украшен акульей кожей. Я знал об этом ружье только по рассказам, видел лишь в коллекциях оружия, но никогда не наблюдал в действии. Даже не мог представить, что стану мишенью для обладателя столь экзотического вида вооружения.
Они огляделись.
— Здесь никого нет, — сказал тот, что с пращой. — Может, с нас ничего не возьмут за ракию, которую мы тут выпьем?
— А зачем вообще платить? — заявил другой смеясь. — Разве мы не бежали в леса? Разве не носим копчу, которой все боятся? Если мы не заплатим сами, хотел бы я взглянуть на того, кто заставит нас это сделать!
— Молчи! Нас тут только двое, этот Ибарек — богатый человек, у него много слуг и рабочих, против него мы ничего не сделаем. Из-за нескольких глотков ракии не стоит подвергать себя опасности. Но странно то, что за нами не следят. Может, считают просто бродягами?
— А мы что-то другое?
— Конечно, мы другие. Мы — герои лесов и гор, которые призваны мстить за несправедливость.
— Простые люди говорят «разбойники» вместо «герои», хотя мне это безразлично. Наверное, они все снаружи и наблюдают за нами через щели. Но этот номер у них не пройдет. Давай взглянем!
Они прошлись вдоль ивовых стен. Подойдя к стене, за которой прятался я, один сказал:
— Нет, сначала я открыл ворота этим троим. Они решили, что уже слишком поздно, чтобы ложиться спать, и надумали уехать. Заплатили по счету, даже немного больше, и с тем ускакали.
— А куда, они сказали?
— Да, они уехали в Дойран.
— Ага, значит, на юг, через Фуркой и Оливецу. А откуда приехали?
— Из Мелника.
— Ах вот как? И ты их хорошо разглядел?
— Конечно, я ведь шесть часов сидел и играл с ними в карты!
Мне почему-то показалось, что эти трое — как раз те воры, которых мы искали. Поэтому я продолжил расспросы.
— А лошадей их ты видел?
— Да, это были три светлые лошади.
— Вот здорово! Вот здорово! — закричал Халеф. — Сиди, я сразу все понял!
— Да, ведь ты настоящий друг и защитник своего господина.
— Что он понял? — живо спросил хозяин.
— Кое-что, что тебе тоже будет небезынтересно, но об этом позже. А пока, пожалуйста, ответь на мои вопросы.
— Это касается людей, которые меня ограбили?
— Да, ты верно догадался.
— Тогда спрашивай, я скажу тебе все, что знаю.
Его лицо приняло совершенно иное выражение. Слова маленького хаджи навели было его на подозрения, что мы находимся в какой-то связи с ворами. И он напрягся, ожидая худшего, но после моих слов у него снова затеплилась надежда разобраться во всем.
— Итак, они уже уехали, когда ты обнаружил пропажу денег, — заключил я. — Твое подозрение сразу пало на них?
— Нет. Я тут же разбудил всех моих людей и опросил их. Все они честные люди, и никому из них я не могу приписать это преступление. И тем не менее я перерыл у них все и только тогда подумал о тех троих. Я стал расспрашивать их, и вот тогда поденщик поведал мне о том, что он видел за домом.
— Но ведь сама кража могла произойти не в то время, а позже.
— Конечно, я тоже так подумал.
— И мне кажется, что действовали двое. Ты не заметил, что в какой-то момент отсутствовали сразу двое?
— Заметил, но мне это не показалось подозрительным, я только потом об этом подумал.
— Когда это приблизительно произошло?
— Еще до того, как мои пошли спать.
— Твоя семья вся спит у тебя в комнате?
— Естественно, вся.
— Значит, кража произошла до того, как они пошли спать. Воры все хорошо продумали, но как им удалось отлучиться вдвоем, да так, что ты ничего не заметил?
— Один из них стал показывать фокусы, они мне очень приглянулись, и он разрешил мне позвать моих людей, чтобы те тоже взглянули. Пока он нам их показывал, двое других ушли, а когда вернулись, он заявил, что все — фокусы кончились. Тогда мои люди ушли, и мы стали играть дальше.
Не было ничего удивительного в том, что здесь, в отдаленной турецкой деревне, играли в карты. Я часто видел такое в Турции. Причем был свидетелем такого мастерства, которое и не снилось нашим европейским умельцам. Обычно сто очков вперед давали всем греки и армяне, и я не удивился, что здесь, на постоялом дворе в Дабине, показывают карточные фокусы; любопытно было другое — кто же их этих троих такой знаток этого искусства?
Я попросил хозяина описать этого мужчину и пришел к выводу, что он — беглый надзиратель из тюрьмы. Значит, Манах эль-Барша и Баруд эль-Амасат вместе провернули эту кражу, а надзирателя обучили своему ремеслу.
— После того, как ты опросил своих, ты был уже уверен, что чужаки воры? — спросил я. — Что ты делал дальше?
— Я послал одного из своих слуг верхом за ними следом.
— Так. Но почему ты сам не поскакал?
— Сам я поехал в Остромджу к полицейскому префекту, чтобы подать заявление и вызвать хавасов. Он распорядился только после долгого разговора и когда я заплатил пятьсот пиастров. Я был обязан оплатить все расходы, которые могли возникнуть при погоне за ворами, а ему, если их поймают, вручить десять фунтов.
— Этот чиновник — умный блюститель собственного кошелька. Да сохранит его Аллах на долгие времена.
— Не Аллах, а черт, — заметил хозяин. — Пророк наведет порядок на земле. Служаки великого государя обязаны защищать нас и без подарков. И когда ты желаешь ему долгой жизни, я не могу причислить тебя к числу юных приверженцев Пророка.
— А я и не приверженец.
— А, ты шиит, сторонник неверного учения… И он отступил от меня на шаг.
— Нет, — ответил я, — я христианин.
— Христианин! Это лучше, чем шиит, который после смерти окажется в джехенне. И вы, христиане, можете оказаться на небе, может, на третьем, а может, на четвертом и даже на седьмом, как правоверные мусульмане. Я против вас ничего не имею, ибо тот человек, что научил меня варить пиво, тоже был католиком. И поэтому я еще больше удивляюсь, почему ты желаешь этому служащему долгих лет. — И он снова приблизился.
Я ответил:
— Я сказал так, потому что горячо желаю, чтобы он не умер, пока не понесет заслуженную кару за свои прегрешения. Тебе известно, какие меры он обязан принять?
— Он должен выслать хавасов за ворами. На всем пространстве отсюда до Дойрана обязан устроить за ними охоту и сам встать во главе операции.
— Я предполагаю, что он сидит сейчас дома на подушках, попивает кофеек и покуривает трубку.
— Если это так, то я тоже не желаю ему ничего лучшего.
— У тебя будет возможность это узнать, если ты поедешь с нами в Остромджу.
— Я? Зачем? — спросил он удивленно.
— Чтобы поймать их. Ты что, уверен, что он сдержал обещание и послал хавасов?
— У меня совершенно не было времени проверить — я спешил домой, чтобы поспеть к возвращению моих слуг.
— Они вернулись?
— Да, они разделились и скакали до Фуркоя и Вилицы, но так и не обнаружили никаких следов. И решили вернуться. Они оказались плохо вышколены — не выполнили моих указаний.
— Нет, они правильно поступили.
— Ты думаешь? Почему?
— Они бы никого не обнаружили, если бы и доехали до Дойрана и даже дальше.
— Ты заявляешь это так определенно?
— Потому как убежден в этом. Воры и не собирались в Дойран.
— Но они так сказали!
— Они соврали, чтобы сбить тебя с толку. Ты думаешь, они настолько глупы, чтобы оставить след для полиции?
— К тому времени, когда они это сказали, еще не обокрали меня.
— Но собирались это сделать. У них имелась еще одна причина скрыть от тебя истинную цель своей поездки. Их преследуют за прошлые преступления. Они верно рассчитали: их преследователи, если приедут в Дабину, обязательно завернут к тебе. Поэтому и сообщили неправильное направление. И еще одно, о чем ты должен поразмыслить: они заявили, что едут из Мелника в Дойран. Прямой путь из одного пункта в другой лежит юго-западнее Султаницких гор. Они же сначала поехали на запад и только здесь свернули к югу. Таким образом, сделали крюк, который я оцениваю в две немецких мили. Когда находишься в бегах и бережешь лошадей, не станешь тратить шесть часов на объезд!
Хозяин посмотрел на меня изучающе.
— Эфенди, — спросил он, — ты и в самом деле христианин?
— Да, а почему ты спрашиваешь?
— Если бы ты не был христианином, я бы предположил, что ты чиновник или полицейский.
— Бывают хавасы и немусульмане.
— Нет, ты бы был не обычным хавасом, а офицером высокого уровня. А уж они-то христианами не бывают.
— Но почему ты принимаешь меня за полицейского?
— Твоя личность подходит для этого. Ты говоришь как человек, который знает все до того, как ему расскажут. И твои спутники подходят для такой должности. Погляди на них! — и он указал на Оско и Омара бен Садека. — Как внушительно они выглядят! У них на лицах написана значимость их профессии. — А этот малыш! — И он показал на Халефа. — Разве он не воплощение офицера? Эти хитрые глазки и ухмылка… Разве он не арестовал бы всех в округе, если б пожелал? Все трое захохотали. Я же ответил:
— Ты ошибаешься. Мы все — обычные путешественники и, как и остальные, находимся под защитой полиции. Но мы проехали по многим странам и видели столько, что и передать трудно. Поэтому и заставили тебя пройти через сомнения. Тот, кто сидит все время дома, выглядит по-другому, и если с ним случается что-то необычное, он не знает, как выпутаться из сложного положения.
— Это все так… Однако вот ваша еда. Ешьте и не отвлекайтесь, а потом поговорим. Вашим лошадям, наверное, нужны корм и вода? У меня есть превосходная дробленая кукуруза.
— Да, и скажи одному из слуг, чтобы снял с лошадей седла, а потом напоил. Это освежит их. Они ехали без отдыха от самого Эдирне.
— У меня возле дома хороший пруд с чистой водой. Может, лошадей попоить там?
— Будь так любезен.
Наш хозяин, несмотря на кучи навоза на дворе, оказался деловым, предприимчивым человеком. Украденные у него деньги (равноценные 1850 немецким маркам) были расплатой за прошлогодний урожай табака. Так что он был обеспеченным человеком, и то, что он разбил рыбный пруд, свидетельствовало о его хозяйственной сметке.
Кроме того, он знал намного больше, чем остальные его односельчане. Поэтому, как я понял, он и принял нас не за обычных странников.
Еду нам принесли двое опрятно одетых парней. Нам подали горячий омлет, дыни в уксусе и с перцем и свежие фрукты. Все это лежало на чистых белых тарелках, а дыня так даже на глиняном блюде.
Хозяин внимательно осмотрел сервировку стола и приказал, чтобы принесли еще коробку с приборами.
— Пойдите к госпоже и возьмите у нее четыре салфетки и четыре полотенца. Господа — наши уважаемые гости. Они не должны потом рассказывать всем, что у конакджи Ибарека их плохо обслуживали!
Значит, его звали Ибарек. И у него имелись даже салфетки. Взяв их и раздав по одной моим спутникам, я поймал их взгляды и тайно порадовался: они понятия не имели, как обращаться с этими предметами сервировки. Маленький хаджи первым рискнул подвергнуться моим насмешкам. Он сказал:
— Сиди, что нам делать с этими платками? Класть на стол?
— Это не скатерть.
— Машалла!35 Чудо Господне. Такие носовые платки! Но у нас нет насморка!
— Они не для носа. Салфетки повязывают таким образом, чтобы при насыщении не испачкаться пищей.
— Аллах акбар! Значит, добрые люди столь неуклюжи, что не в состоянии донести до рта то, что едят, и пачкают платье! Да я научился есть без всяких салфеток так аккуратно, что даже сок дыни, который сейчас пью, не оставит на моей одежде ни малейшего пятнышка!
В результате все мы сидели, как прилежные дети с тарелками молочной каши. Все это меня развлекло.
Во время еды я заметил, что лошадей завели за дом. Хозяин, как истинный мусульманин, счел за должное оставить нас обедать без свидетелей. Он зашел лишь когда мы закончили и велел обоим парням убрать посуду и принести сосуд для умывания. Вскоре был доставлен большой белый кувшин и чистые ручные полотенца.
Пока мы мыли руки, Халеф шепнул мне:
— Сиди, а ты не боишься?
— Чего?
— Счета, который нам предъявят? Такая хорошая еда, холодное пиво, ножи, вилки, полотенца, вода для мытья рук, эти салфетки из чистого льна… И челеби все сама варила. Подозреваю, он стребует с нас столько, сколько составил счет полицейского префекта!
— Не беспокойся. Я уверен, что нам здесь вообще не придется платить.
— Думаешь, хозяин сам додумается до этой доброй, достойной мысли?
— Уверен. Мы лишь вручим бакшиш слугам.
— Если он и завтра проявит такое понимание, то сегодня, завтра и послезавтра я буду просить Пророка, чтобы тот назначил меня ангелом смерти для нашего хозяина.
— Но почему лишь до послезавтра?
— Три раза — хватит. Потом мы познакомимся с другими людьми, которые хорошо к нам отнесутся, и мне понадобится просить уже за них. — И хаджи тихо засмеялся.
После процедуры мытья рук хозяин снова пригласил нас за стол. Он велел наполнить уже изрядно «обмелевший» кувшин и предложил выпить. Я отказался и попытался оправдаться:
— Мне бы хотелось взглянуть на тот шкафчик, откуда украли деньги. Покажешь?
— Пошли.
Халеф двинулся за мной. Врожденное чувство ищейки не позволило ему остаться с двумя нашими спутниками в столовой.
Хозяину понадобилось только сдвинуть две плетеные стенки, и мы оказались перед дверью в спальню. Она была не заперта. Я тут же убедился в том, что там имелся засов, с помощью которого можно было бы воспрепятствовать нежелательному проникновению.
Кроватей как таковых не было. По стенам шел серир — некое возвышение, на котором лежали подушки. На нем спали обитатели дома. Зимой использовали меха или одеяла, летом — нет. Снимать одежду здесь не принято.
Этот обычай восточных стран — полное отсутствие постельного белья и редкая смена нательного ведут не только ко многим заболеваниям, но и являются причиной распространения кровососущих насекомых, известных под латинскими названиями pulex и pediculus36.
Стены были побелены. Прямо под крышей на балке арабской вязью выведено крылатое выражение: «Сон правоверного охраняют ангелы; над ложем неправедного вьются его грехи».
У помещения имелось единственное окно. Напротив него на стене висел шкафчик.
— Там и лежали деньги, — объяснил хозяин. — Я снова его запер, как и было, до тех пор пока его не обчистили.
— Отомкни-ка, — попросил я.
Он вынул из кармана небольшой ключик и открыл шкаф. Тот был пуст. Я обследовал замок и ключ. Они оказались не серийного изготовления. Я узнал, что замок делали в Остромдже и, по моему мнению, ни отмычкой, ни чужим ключом в него не лазили. Тем непонятнее было то, как произошла кража.
— Ты точно знаешь, что шкафчик был закрыт? — спросил я.
— Точно.
— А там были только лишь деньги?
— Нет, еще украшения моей жены и какая-то серебряная и золотая мелочевка.
— Их тоже украли?
— Да, все унесли.
— Это значит, что у воров не было времени разбираться. Наверняка было темно — они не видели, что ценно, а что нет.
— О, головное украшение и цепочка жены состояли по большей части из разной величины золотых и малоценных серебряных монеток. Это воры, несмотря на темноту, должны были заметить. Остальное — булавки, кольца, все примерно одной цены.
— Они могут помочь найти воров. Осторожные грабители такие вещи обычно не берут. Взяв это, они тем самым доказали, что они не профессиональные воры, но нам остается выяснить, как же они все-таки открыли шкафчик.
Я хотел осмотреть его повнимательнее, но маленький хаджи уже это проделал.
— Вот, сиди, — сказал он. — Вот оно как было.
И он показал вовнутрь. Я сразу же заметил, что задняя стенка прилегает неплотно. Теперь я обследовал, как висит шкафчик на стене. Всего на одном гвозде, и его легко снять!
Я так и сделал, и сразу выяснилось, что залезли в него именно через заднюю стенку. Были даже заметны следы ножа. Шкафчик не был сколочен гвоздями, а спаян. Отгибая заднюю стенку, воры наверняка производили шум.
— Вы ничего не слышали?
— Нет.
— Должно было трещать. Вы сами, наверное, шумели?
— О нет, мы так были увлечены игрой, что сидели тихо. Наверняка воры действовали уже при закрытой двери.
— Они сначала себя обезопасили. Закрыли дверь на засов, чтобы их не застали врасплох.
— Тогда нам и нечего было слышать!
— И все-таки. В доме ведь не стены, а циновки. Было бы слышно. Впрочем… Хм.
Я подошел к окну. Оно было достаточно велико для того, чтобы в него протиснулся не очень упитанный человек. И шкафчик был достаточно миниатюрен, чтобы передать его наружу через окно.
— Пошли за мной! — скомандовал я, выйдя из дома. Они двинулись следом вокруг постройки.
— Ты искал за окном снаружи? — спросил я хозяина.
— Нет, конечно. У меня и мысли такой не было. Шкафчик висел в комнате, там и произошла кража. А что там искать?
— Думаю, наш труд не окажется напрасным. Посмотрим. Доверь это мне, но пусть никто не подходит близко к окну, можно затереть следы.
Я приблизился к площадке перед окном. Остальные поотстали.
Вдоль стены росли мощные кусты крапивы, и прямо под окном они были примяты.
— Смотри, кто-то вылезал из окна!
— Но уже довольно давно, наверняка один из моих мальчишек.
— Нет, это не мальчик. Вот след огромного размера. И сделан недавно: поникшая крапива еще не поднялась. И следы свежие. Я считаю, что они появились вчера вечером. Высокие края отпечатков должны были бы высохнуть и осыпаться, если бы следы были старые.
— Откуда ты все это знаешь? — удивился хозяин.
— Чтобы знать все это, достаточно держать открытыми глаза и иметь немного воображения. Посмотри. Вот место, на котором стоял шкафчик. Видишь, у него до сих пор испачкано днище, хотя воры в темноте и пытались обтереть его.
— Откуда ты это узнал?
— Оттуда, что не нашел на шкафчике следов грязи. Смотрите дальше.
Я поискал на земле — ничего. Тогда я вынул нож и подрезал крапиву прямо у земли. Отведя ветки, осмотрел пустое место. Между корнями могло что-то лежать. Правильно. Что-то блеснуло. Я поднял обе вещицы. То было тонкое колечко с бирюзой и крупная золотая сережка — такие носят женщины в этой местности.
— Вот, смотри, — обратился я к хозяину. — Кое-что ускользнуло от воров. Знакомые вещицы?
— О, это украшения моей жены. А других нет?
— Давай искать вместе.
Но — увы. Зато теперь мы знали, как все произошло. Воры боялись наделать шума. Поэтому один из них вылез из окна, чтобы открыть шкафчик на улице. Остальное мы могли обсудить уже в доме. Но перед тем как идти внутрь, зашли к лошадям. Их уже привели с пруда и снова оседлали. У каждой на морде висела торба с кукурузой, которой они с аппетитом хрустели. Я попросил слуг оставить их пока здесь, поскольку из-за близости пруда тут вилось не так много мух, как на грязном дворе. Какое счастье, что я принял это решение!
Мы уже вошли в комнату и расселись за столом, как вдруг увидели на дворе двух всадников. Выглядели они, прямо скажем, не очень представительно. Лошади были загнанные, сбруя — старая, за нее я не дал бы и пятидесяти марок.
— К тебе новые гости, — сказал Халеф хозяину.
— Мне такие не нужны, сейчас отправлю восвояси, — ответил тот.
— Но вроде бы у тебя постоялый двор…
— Кто может запретить мне не принимать тех, кто мне не по душе?
Он уже хотел выйти к ним, но я удержал его за руку.
— Стой, пусть они войдут!
— Зачем это?
— Мне нужно узнать, что скажут эти люди.
— Ты их что, знаешь?
— Да, но они ни в коем случае не должны знать, что мы здесь. И нельзя показывать им наших лошадей.
— Это легко устроить. Вам достаточно побыть в моей спальне, пока они не уедут.
— Мои спутники так и сделают, а я уж лучше послушаю.
— Не знаю, зачем тебе это нужно, но дело легко устроить. Идем, я тебя спрячу.
И он завел меня за одну из циновок, сплетенную из пучков ивовых прутьев.
— Между стеблей можно наблюдать за тем, что происходит в комнате. Услышишь все, о чем они будут говорить в комнате, даже если станут шептаться, — ручаюсь.
— А если станут осматриваться?
— Я поставлю циновку так, что тебя не будет видно.
— Хорошо. И еще. Нам надо уехать в Остромджу раньше этих всадников. И ты поедешь с нами!
— Я? Зачем?
— Чтобы забрать у воров твои законные деньги.
— А они что, в Остромдже?
— У меня есть основания так считать. Прикажи седлать лошадей и отведи свою к нашим, чтобы их не видели эти люди. Как только я все здесь узнаю, пройду в твою спальню. Один из твоих слуг должен быть готов отвести нас к лошадям. А теперь давай, выходи, пока они здесь не появились!
Этот разговор стал возможным по той причине, что, как я заметил, оба всадника не спешили входить в помещение. Они долго не слезали с лошадей, а потом направились к большому зданию, наверняка для того, чтобы поглядеть, что там можно стянуть или прихватить с собой, как выразился хозяин.
Он ушел, а я уселся прямо на землю за ширмой из ивовых пучков. Вся комната была передо мной как на ладони. Тут я услышал шаги.
— Сиди, где ты? — спросил маленький хаджи по ту сторону ширмы.
— Я здесь. Что тебе надо? Какая неосторожность с твоей стороны!
— Ба! Да парни еще не вошли. Они в конюшне у хозяина осматривают его лошадей. Ты сказал, что ты их знаешь. Это так?
— Да, знаю.
— Ну, кто же это?
— А ты сам их не узнал?
— Нет, сиди.
— А ведь у тебя такие зоркие глаза! Как же ты не заметил пращу, которая висит у одного из них на поясе.
— Нет, не заметил.
— Кто ее носил?
— А я что, знаю?
— Должен знать. Вспомни о голубятне!
— О, сиди, о ней мне лучше не вспоминать. Как только я начинаю об этом вспоминать, у меня возникает потребность дать пару оплеух кое-кому.
— Но ты ведь разглядел людей, сидевших под нами в комнате?
— На которых свалилась кошка вместе с голубиным дерьмом, а кошкой был я?
— Тех двоих, что сидели у стены, братьев, вспомнил?
— Теперь вспомнил. У одного была праща. Ты думаешь, это они?
— Точно они. Я запомнил их лица.
— О Аллах! Они ведь говорили, что собираются в Остромджу, чтобы сообщить трем подонкам о нас и решить вместе, как отправить нас на тот свет!
— Именно так. Такое задание они получили от Манаха эль-Барши и Баруда эль-Амасата.
— Так, выходит, они пока не добрались до Остромджи, и те трое ребят, которых мы ищем и которые ограбили нашего хозяина, полагают, что мы так и не нападем на их след. Сиди, можно я дам тебе дельный совет?
— Давай.
— Мы ведь не отпустим так просто тех, за кем ты сейчас будешь следить?
— Хм. Это было бы глупо с нашей стороны?
— А что мы с ним сделаем?
— Надо подумать.
— Я уже подумал.
— И?
— Я их немножко убью.
— Как это «немножко»? Убийство вообще недопустимо, Халеф.
— О, сиди, они проснутся, но в аду. Такое даже нельзя назвать убийством.
— Оставь меня в покое с такими советами.
— Ах да, я забыл, что ты христианин. Если придется, ты отдашь жизнь за злейшего врага. Эти двое подонков как раз такого рода птицы. Если они соединятся с тремя другими в Остромдже, их станет уже пятеро, и каждого из нас настигнет пуля, пока мы будем размышлять над тем, как бы задержать их.
— Мы позаботимся о том, чтобы те трое не воссоединились с двумя. Или нет, мы сделаем как раз так, что они встретятся.
— Ты что, спятил?
— Вовсе нет.
— А что же ты тогда говоришь такие вещи?!
— Совсем неглупые вещи. Мы не знаем, как найти тех трех. На голубятне мы лишь слышали, что они где-то в развалинах. А сложно найти того, кто специально от тебя прячется.
— О, я твой друг и защитник, хаджи Халеф Омар, моих глаз хватит отсюда до Египта, а нос мой еще длиннее. Я найду этих мерзавцев.
— А еще вероятнее, они найдут тебя, и у тебя скорее всего не окажется времени даже для того, чтобы прочитать наизусть суру о смерти. Нет, сейчас мы их не тронем; мы не дадим себя засечь, но последуем за ними незаметно и будем следить. Они, желающие нашей погибели, станут нашими же проводниками, и благодаря им мы схватим тех трех.
— Аллах! Эта идея не так уж и плоха.
— Слава богу, что ты это понял. А теперь спрячься живо, пока тебя не обнаружили. Скажи только хозяину: пусть он постарается сделать так, чтобы гости как можно дольше пробыли в этой комнате, а тем временем мы с ним уедем. Надо так их обслужить, чтобы они задержались. Согласен оплатить все расходы. Скажи ему это и иди.
— Сиди, я исчезаю, кто-то идет.
Эти последние слова он прошептал уже на бегу. Наконец в комнате показались те двое. Помещение они нашли пустым. Оско и Омар спрятались давно, а хозяин пошел за пивом. Теперь я смог рассмотреть обоих более внимательно, чем прошлым вечером. У обоих были лица висельников. Есть люди, которых сразу видно по физиономии. Они были из числа таковых. Одежда их была бедная и грязная, но зато оружие свое они держали в полном порядке. В то время как у одного висела на разорванном поясе праща, у другого имелось устрашающее оружие — гайдуцкий чекан, бывший когда-то на вооружении у турков, отлавливавших в лесах беглых сербов и валахов; его побитый приклад был украшен акульей кожей. Я знал об этом ружье только по рассказам, видел лишь в коллекциях оружия, но никогда не наблюдал в действии. Даже не мог представить, что стану мишенью для обладателя столь экзотического вида вооружения.
Они огляделись.
— Здесь никого нет, — сказал тот, что с пращой. — Может, с нас ничего не возьмут за ракию, которую мы тут выпьем?
— А зачем вообще платить? — заявил другой смеясь. — Разве мы не бежали в леса? Разве не носим копчу, которой все боятся? Если мы не заплатим сами, хотел бы я взглянуть на того, кто заставит нас это сделать!
— Молчи! Нас тут только двое, этот Ибарек — богатый человек, у него много слуг и рабочих, против него мы ничего не сделаем. Из-за нескольких глотков ракии не стоит подвергать себя опасности. Но странно то, что за нами не следят. Может, считают просто бродягами?
— А мы что-то другое?
— Конечно, мы другие. Мы — герои лесов и гор, которые призваны мстить за несправедливость.
— Простые люди говорят «разбойники» вместо «герои», хотя мне это безразлично. Наверное, они все снаружи и наблюдают за нами через щели. Но этот номер у них не пройдет. Давай взглянем!
Они прошлись вдоль ивовых стен. Подойдя к стене, за которой прятался я, один сказал: