Страница:
– Давай-ка я тебя отнесу, – сказал он. – Укроемся в этом стойле, пока нас совсем не смыло.
– Ох, Дэнни, спасибо! – сквозь слезы поблагодарила Шила Камерон и закусила губу – боль в колене была очень острой. – Так глупо с моей стороны, да и идти-то осталось всего ничего…
Не переставая шагать по размытой тропе, Дэнни Макдоналд коротко взглянул на девушку, которую нес у груди. Ее волосы, намокнув, облепили лицо и шею, и неожиданно она показалась ему такой молоденькой и беззащитной, какой он давно уже ее не помнил. Дэнни подошел к стойлу, откинул засов и распахнул двери. Укрывшись внутри от дождя, он усадил ее на груду тюков из прессованного сена и протер глаза от заливавшей их воды.
– Чертова погода! – выругался он. – Вот это буря. Давай-ка теперь посмотрим на твою коленку.
– Мама убьет меня за них, – простонала Шила, когда он извлек свой охотничий нож и осторожно расширил дыру на джинсах, чтобы осмотреть рану. Ее зубы стучали от холода, ею начинала овладевать дрожь.
Дэнни посмотрел на лицо девушки. Он подумал, что она и впрямь замерзла.
– Вот, – сказал он, снимая с себя твидовую куртку. – Она влажная, но все равно так будет теплее.
Девушка дала укутать свои плечи.
– А как же ты, Дэнни? Ты остался в одной рубашке, да и ту хоть выжимай…
– Ох, со мной-то все будет в порядке, – ответил он и выглянул за дверь.
Дождь низвергался сплошным потоком. Он захлопнул дверь и подкатил большой камень, чтобы подпереть ее изнутри.
– Думаю, нам лучше переждать какое-то время здесь, пока не поутихнет дождь.
Вниз до сторожки оставалось еще добрых четыре мили. Он еще раз посмотрел на девушку – та дрожала с ног до головы. Дэнни нахмурился.
– Разожгу-ка я огонь, – решил он. – Это поможет чуть-чуть тебя пообсушить.
Маленькое стойло было давно заброшенным коттеджем. Когда-то тут жили люди, но теперь вот уже в течение долгого времени его использовали только как склад и стойло для пони – временное укрытие посреди долины. К одной из стен примыкал старинный камин. Дэнни вытащил большую охапку из ближайшего тюка и стал доламывать трухлявые остатки мебели. Подожженная солома ярко вспыхнула, и вскоре, потрескивая и рассыпая искры, заполыхало и старое сухое дерево.
– Вот так-то будет лучше, – улыбнулся он девушке, – если только в трубе не поселилась галка и не заткнула ее своим гнездом. – На короткое время стойло заполнилось дымом, но затем появилась тяга и клубы исчезли в трубе.
– Ага, теперь огонь пошел, – сказал он, вновь поднимая Шилу. – Давай-ка перенесем тебя поближе к теплу.
Он подтолкнул ногами пару тюков с соломой почти к самому камину и усадил девушку на один из них. Ее по-прежнему трясло от холода, хотя она плотно обхватила себя руками под курткой Дэнни.
– Извини меня, Шила, – сказал он мягко, вновь наклонившись, чтобы осмотреть ее колено, – непростительная глупость с моей стороны: позволить, чтобы нас застала такая непогода. Я должен был заметить ее приближение. Ты промокла до нитки и, похоже, совсем замерзла. С тобой все в порядке?
Девушка подняла взгляд и вымученно улыбнулась.
– Твоей вины здесь не больше, чем моей, Дэнни, – сказала она, стуча зубами. – Ты такой заботливый, вот – отнес меня.
Макдоналд пошуровал в камине, и пламя бешено разгорелось, но внутри дома было еще холодно, и Шейлу продолжала бить дрожь. Он уселся на соседний тюк и ласково обнял ее за плечи. Подогретая пламенем, их мокрая одежда стала парить. Ноздри ощутили сильный запах стойла и отсыревшего твида.
Девушка прижалась к Дэнни – он всегда был для нее защитой. Она склонила голову ему на плечо, но сразу же подняла.
– Дэнни, твоя рубашка совсем мокрая и противная. Сними ее и высуши.
Какое-то мгновение он не сводил с нее взгляда, затем встал, снял рубашку и, встряхнув, повесил на низкое деревянное стропило неподалеку от камина. Все это время она не спускала с него глаз.
– Послушай, – сказал он наконец, – ты должна сделать то же самое. Из того, что ты будешь высиживать в насквозь мокрой одежде, ничего хорошего не выйдет. Не беспокойся – я смотреть не буду. Отвернусь в другую сторону. Давай-ка все снимай и развесь сушиться, а потом набрось мою куртку. Так ты согреешься гораздо быстрее. Ну-ка, дай мне помочь тебе с ботинками.
Дэнни развязал шнурки, снял с нее ботинки, затем стянул с ног носки. Его мысли вернулись на много лет назад, когда ему пришлось заниматься тем же самым, – тогда Шила была шестилетней девочкой и горько плакала, свалившись в ручей. Ему было пятнадцать, и он вытащил ее из воды. Теперь, как и тогда, он вывернул ее шерстяные носки и развесил их наверху. Ее ноги были ледяными, и он растер их, чтобы восстановить кровообращение. Потом встал и отвернулся.
– Я не буду смотреть, – снова повторил он.
Шила стала раздеваться прямо рядом с камином. Дэнни слышал, как она фыркнула от отвращения, когда стянула с себя мокрую рубашку и отбросила ее на тюк с соломой. Затем послышалось легкое восклицание, когда она с трудом стянула штанину через поврежденное колено, и явственная дрожь, когда она снова набросила его куртку. После этого она опять уселась на тюк.
– Ой, солома колючая, – хихикнула девушка. – Ладно, Дэнни, можешь повернуться.
Дэнни подумал, что теперь ее голос звучит более бодро. Он повернулся и увидел, что ее легкая фигурка утонула в куртке, из-под которой торчали протянутые к огню голые ноги. Сама куртка почти достигала ее колен. Огонь теперь разгорелся вовсю, но и съел уже половину старого приставного стола. Дэнни заглянул поверх торчащих стропил. Поперек опор были уложены несколько жердей из старого дерева, и Дэнни сдернул некоторые из них. Резкими ударами ноги он разломал их на куски и сложил поближе к огню. Он отжал рубашку и джинсы Шилы и развесил их по стропилам.
В стойле явно теплело – дрожь девушки стихла.
– Дэнни, когда ты последний раз стирал свою куртку? От нее такой запах, как будто кто-то в ней сдох!
Дэнни ухмыльнулся, поглядывая на нее сверху вниз.
– Девочка, а чего же ты хотела? Я не могу себе позволить вылизывать ее после каждого дня, проведенного в горах. Разве не так? Она пропиталась потом и кровью, испачкана торфяной жижей, овечьим и оленьим навозом…
– Ох! – воскликнула Шила, сморщив нос. – Не будь таким противным! – Она тут же улыбнулась. – Подойди ко мне, присядь рядом и согревай меня!
Дэнни сел и снова склонился над ее коленом.
– Похоже, ничего страшного, – произнес он. – Можешь им пошевелить?
Девушка распрямила колено, поморщилась, но согласно кивнула.
– Все будет нормально. Всего лишь ушиб и царапина. Наверно, поболит немного, но, когда я согреюсь, все будет в порядке. – Шила посмотрела на него в упор. – Дэнни, спасибо тебе за то, что ты так заботишься обо мне, – мягко произнесла она.
Макдоналд неуверенно улыбнулся и встал, чтобы подложить дров в камин, затем снова сел и уставился в огонь.
– Шила, я как-то привык о тебе заботиться, – ответил он, – или, по крайней мере, надеюсь, что делал это.
– Дэнни, ты не мог бы снова меня обнять? Я никак не согреюсь.
Он выполнил ее просьбу, по-прежнему не отрывая взгляд от огня. Голова девушки опустилась на его обнаженное плечо. Дэнни ничего не сказал – неожиданно он ощутил неловкость и смутился. Она уже не была маленьким ребенком.
– Дэнни, у тебя было много подружек?
Вопрос его поразил.
– Ох, Шила, ну-ка давай, выкладывай. С какой это стати ты меня спрашиваешь о таких вещах?
– Ну, все равно же надо о чем-нибудь говорить. Мы всегда с тобой о чем-нибудь говорили, когда были маленькими. По крайней мере, когда я была маленькой. Ну да ладно, так много их было?
– Ну, я… – Он снова замолчал и пожал плечами.
– А серьезные увлечения были?
– Шила! – запротестовал он. – Ты становишься слишком любопытной!
– Ох, Дэнни, не будь таким скрытным! Мы же с тобой знаем друг друга всю свою жизнь! По крайней мере, мою жизнь, – добавила она вполголоса. – Ну и?
– Ладно, если так уж хочешь знать, то ответ будет – да, у меня были одна или несколько подружек. Хотя в настоящий момент – ничего серьезного нет.
Девушка примостилась еще чуть ближе к Дэнни.
– А для меня всегда существовал один-единственный мужчина, – сказала она тихим голосом, едва различимым из-за потрескивания камина. Ее щека соскользнула с плеча Дэнни и мягко прижалась к его обнаженной груди. – Только я не думаю, что он об этом даже догадывается.
И тут Дэнни Макдоналда словно ударило от осознания слов девушки, ему показалось, что в голове его неожиданно вспыхнул огонь. Его рука непроизвольно прижала ее крепче, когда он понял, насколько же был слеп. Он не заметил, что Шила почувствовала его реакцию – она приподняла голову и ищуще всматривалась в его глаза. Его спина напряглась, разум метался, пытаясь привести мысли в порядок. Он всегда думал о ней, просто как о маленькой девочке. Для него она была кем-то вроде малолетней сестры – намного моложе, такая маленькая и хрупкая, по-прежнему всего лишь девочка, маленький ребенок, к которому он был так привязан… Однако теперь, хотя она и не сказала ничего такого ни прямо, ни конкретно, инстинктивно он с абсолютной уверенностью осознал… насколько же был слеп…
Дэнни медленно повернулся к девушке, на его лице отразилось понимание, наконец он заглянул в ее глаза, читая в них подтверждение. Не говоря ни слова, он взял ее лицо в свои ладони. Чисто по дружески он целовал ее и раньше, когда она была маленькой девочкой, но теперь расположенное так близко знакомое лицо принадлежало уже молодой женщине. Она уже больше не ребенок, о Боже, не ребенок… билось в его мозгу. Прикрыв глаза, она подставила свое лицо для поцелуя и, когда их губы встретились, обвила его руками за шею. Дэнни испытал мгновенное потрясение, когда куртка соскользнула с ее плеч и он ощутил ее обнаженное тело, тесно прижавшееся к его груди.
Освободив правую руку, Дэнни осторожно достал из заднего кармана бриджей свой нож. Он открыл его одной рукой у нее за спиной – длинное острое лезвие отблескивало красным в свете пламени. Нож открылся с мягким щелчком. Дэнни дважды с силой полоснул им по тюку.
Стальное лезвие глубоко вошло в солому, взрезав две красные веревочные петли, стягивающие тюк. Освобожденная от пут солома рассыпалась вокруг них. Дэнни отбросил нож, и тот со стуком отлетел к дверям. Он поднялся и потянул за собой Шилу. Они снова поцеловались, теперь уже горячо и страстно. Затем он наклонился, разворошил тюк и разбросал солому по каменному полу. Он быстро стащил с себя ботинки и остальную мокрую одежду и отбросил все в сторону. Посмотрев вверх, он увидел на фоне пламени похожую на эльфа фигурку девушки; переступив с ноги на ногу, она сняла трусики и, обнаженная, застыла над ним. Изящные линии ее тела явились для него откровением: неожиданно она стала самой красивой, самой любимой и самой желанной из всех женщин. Никакая не девочка и не подруга детства – отныне все изменилось раз и навсегда.
Шила Камерон грациозно опустилась на жесткую солому рядом с Дэнни Макдоналдом. Позабыв обо всем на свете, потеряв от взаимного чувства головы, они приникли друг к другу. Снаружи по-прежнему лил дождь, который громко барабанил по ржавой крыше стойла; внутри к потолку поднимался пар от влажной одежды, развешенной на стропилах. Пламя в камине нетерпеливо гудело, отбрасывая красноватые блики на молодых влюбленных.
Дэнни крепко обнимал лежащую на нем Шилу и поглаживал ее волосы и спину, пока не стихли всхлипывания девушки.
– Шила, мне так жаль, мне так жаль…
– Дэнни, что значит, тебе жаль, мой любимый? – спросила она тонким голоском. – О чем ты так жалеешь?
– Это моя ошибка… Я не должен был так…
– Дэнни, – мягко прервала его она, – я так хотела. И теперь я чувствую себя настоящей женщиной. И знаю о том, о чем все другие девушки…
– Но я сделал тебе больно…
– Только в начале и только чуть-чуть. А после этого…
– Но ведь ты стонала…
Шила приподняла голову и, широко улыбаясь, влажными глазами заглянула в его лицо.
– Да, пожалуй, так и было, – медленно проговорила она, целуя его. – Но, Дэнни, любимый, это было от наслаждения, а не от боли!
– Но почему же ты плачешь? – спросил он все еще с беспокойством и неуверенностью.
– Я вовсе не плачу, – попыталась она разубедить его. – Но… но если даже и плачу, – выдавила она сквозь слезы, – то это потому, что я такая счастливая! – Она крепче прижалась к нему. – Никогда в жизни я еще не чувствовала себя такой счастливой!
По выражению ее лица он понял, что это правда, и испытал огромное облегчение оттого, что не причинил ей боли. Дэнни крепко обнял девушку, нежно лаская и целуя ее. Она казалась ему такой крохотной, такой по-женски беззащитной и в то же время такой взрослой. Он ощутил прилив переполнявшей его нежности, что-то такое, чего он раньше не испытывал с другими девушками. И тут в глазах его мелькнула тень.
– Шила, любимая, – медленно начал он, – малыш, я должен кое-что тебе сказать. Через несколько дней я уезжаю.
Она резко вздернула голову, и ее встревоженные глаза поймали его взгляд.
– Всего лишь на месяц или около того, – поспешно добавил он и увидел, как на ее лице тут же отразилось облегчение.
– И куда же ты едешь? – спросила она.
– За границу, на работу. Платят хорошо, – сообщил он.
– Дэнни, а что ты там будешь делать?
– Я не должен об этом рассказывать. Придется тебе поверить мне на слово.
Она снова опустила голову и тихонько лежала у него на груди несколько минут.
– Дэнни? – пробормотала она через какое-то время. – У тебя много подружек?
Он улыбнулся.
– Только одна, – ответил он, крепко прижав ее к себе. – Теперь в моей жизни существует только одна женщина. Просто раньше я никак не мог этого понять.
29
– Ох, Дэнни, спасибо! – сквозь слезы поблагодарила Шила Камерон и закусила губу – боль в колене была очень острой. – Так глупо с моей стороны, да и идти-то осталось всего ничего…
Не переставая шагать по размытой тропе, Дэнни Макдоналд коротко взглянул на девушку, которую нес у груди. Ее волосы, намокнув, облепили лицо и шею, и неожиданно она показалась ему такой молоденькой и беззащитной, какой он давно уже ее не помнил. Дэнни подошел к стойлу, откинул засов и распахнул двери. Укрывшись внутри от дождя, он усадил ее на груду тюков из прессованного сена и протер глаза от заливавшей их воды.
– Чертова погода! – выругался он. – Вот это буря. Давай-ка теперь посмотрим на твою коленку.
– Мама убьет меня за них, – простонала Шила, когда он извлек свой охотничий нож и осторожно расширил дыру на джинсах, чтобы осмотреть рану. Ее зубы стучали от холода, ею начинала овладевать дрожь.
Дэнни посмотрел на лицо девушки. Он подумал, что она и впрямь замерзла.
– Вот, – сказал он, снимая с себя твидовую куртку. – Она влажная, но все равно так будет теплее.
Девушка дала укутать свои плечи.
– А как же ты, Дэнни? Ты остался в одной рубашке, да и ту хоть выжимай…
– Ох, со мной-то все будет в порядке, – ответил он и выглянул за дверь.
Дождь низвергался сплошным потоком. Он захлопнул дверь и подкатил большой камень, чтобы подпереть ее изнутри.
– Думаю, нам лучше переждать какое-то время здесь, пока не поутихнет дождь.
Вниз до сторожки оставалось еще добрых четыре мили. Он еще раз посмотрел на девушку – та дрожала с ног до головы. Дэнни нахмурился.
– Разожгу-ка я огонь, – решил он. – Это поможет чуть-чуть тебя пообсушить.
Маленькое стойло было давно заброшенным коттеджем. Когда-то тут жили люди, но теперь вот уже в течение долгого времени его использовали только как склад и стойло для пони – временное укрытие посреди долины. К одной из стен примыкал старинный камин. Дэнни вытащил большую охапку из ближайшего тюка и стал доламывать трухлявые остатки мебели. Подожженная солома ярко вспыхнула, и вскоре, потрескивая и рассыпая искры, заполыхало и старое сухое дерево.
– Вот так-то будет лучше, – улыбнулся он девушке, – если только в трубе не поселилась галка и не заткнула ее своим гнездом. – На короткое время стойло заполнилось дымом, но затем появилась тяга и клубы исчезли в трубе.
– Ага, теперь огонь пошел, – сказал он, вновь поднимая Шилу. – Давай-ка перенесем тебя поближе к теплу.
Он подтолкнул ногами пару тюков с соломой почти к самому камину и усадил девушку на один из них. Ее по-прежнему трясло от холода, хотя она плотно обхватила себя руками под курткой Дэнни.
– Извини меня, Шила, – сказал он мягко, вновь наклонившись, чтобы осмотреть ее колено, – непростительная глупость с моей стороны: позволить, чтобы нас застала такая непогода. Я должен был заметить ее приближение. Ты промокла до нитки и, похоже, совсем замерзла. С тобой все в порядке?
Девушка подняла взгляд и вымученно улыбнулась.
– Твоей вины здесь не больше, чем моей, Дэнни, – сказала она, стуча зубами. – Ты такой заботливый, вот – отнес меня.
Макдоналд пошуровал в камине, и пламя бешено разгорелось, но внутри дома было еще холодно, и Шейлу продолжала бить дрожь. Он уселся на соседний тюк и ласково обнял ее за плечи. Подогретая пламенем, их мокрая одежда стала парить. Ноздри ощутили сильный запах стойла и отсыревшего твида.
Девушка прижалась к Дэнни – он всегда был для нее защитой. Она склонила голову ему на плечо, но сразу же подняла.
– Дэнни, твоя рубашка совсем мокрая и противная. Сними ее и высуши.
Какое-то мгновение он не сводил с нее взгляда, затем встал, снял рубашку и, встряхнув, повесил на низкое деревянное стропило неподалеку от камина. Все это время она не спускала с него глаз.
– Послушай, – сказал он наконец, – ты должна сделать то же самое. Из того, что ты будешь высиживать в насквозь мокрой одежде, ничего хорошего не выйдет. Не беспокойся – я смотреть не буду. Отвернусь в другую сторону. Давай-ка все снимай и развесь сушиться, а потом набрось мою куртку. Так ты согреешься гораздо быстрее. Ну-ка, дай мне помочь тебе с ботинками.
Дэнни развязал шнурки, снял с нее ботинки, затем стянул с ног носки. Его мысли вернулись на много лет назад, когда ему пришлось заниматься тем же самым, – тогда Шила была шестилетней девочкой и горько плакала, свалившись в ручей. Ему было пятнадцать, и он вытащил ее из воды. Теперь, как и тогда, он вывернул ее шерстяные носки и развесил их наверху. Ее ноги были ледяными, и он растер их, чтобы восстановить кровообращение. Потом встал и отвернулся.
– Я не буду смотреть, – снова повторил он.
Шила стала раздеваться прямо рядом с камином. Дэнни слышал, как она фыркнула от отвращения, когда стянула с себя мокрую рубашку и отбросила ее на тюк с соломой. Затем послышалось легкое восклицание, когда она с трудом стянула штанину через поврежденное колено, и явственная дрожь, когда она снова набросила его куртку. После этого она опять уселась на тюк.
– Ой, солома колючая, – хихикнула девушка. – Ладно, Дэнни, можешь повернуться.
Дэнни подумал, что теперь ее голос звучит более бодро. Он повернулся и увидел, что ее легкая фигурка утонула в куртке, из-под которой торчали протянутые к огню голые ноги. Сама куртка почти достигала ее колен. Огонь теперь разгорелся вовсю, но и съел уже половину старого приставного стола. Дэнни заглянул поверх торчащих стропил. Поперек опор были уложены несколько жердей из старого дерева, и Дэнни сдернул некоторые из них. Резкими ударами ноги он разломал их на куски и сложил поближе к огню. Он отжал рубашку и джинсы Шилы и развесил их по стропилам.
В стойле явно теплело – дрожь девушки стихла.
– Дэнни, когда ты последний раз стирал свою куртку? От нее такой запах, как будто кто-то в ней сдох!
Дэнни ухмыльнулся, поглядывая на нее сверху вниз.
– Девочка, а чего же ты хотела? Я не могу себе позволить вылизывать ее после каждого дня, проведенного в горах. Разве не так? Она пропиталась потом и кровью, испачкана торфяной жижей, овечьим и оленьим навозом…
– Ох! – воскликнула Шила, сморщив нос. – Не будь таким противным! – Она тут же улыбнулась. – Подойди ко мне, присядь рядом и согревай меня!
Дэнни сел и снова склонился над ее коленом.
– Похоже, ничего страшного, – произнес он. – Можешь им пошевелить?
Девушка распрямила колено, поморщилась, но согласно кивнула.
– Все будет нормально. Всего лишь ушиб и царапина. Наверно, поболит немного, но, когда я согреюсь, все будет в порядке. – Шила посмотрела на него в упор. – Дэнни, спасибо тебе за то, что ты так заботишься обо мне, – мягко произнесла она.
Макдоналд неуверенно улыбнулся и встал, чтобы подложить дров в камин, затем снова сел и уставился в огонь.
– Шила, я как-то привык о тебе заботиться, – ответил он, – или, по крайней мере, надеюсь, что делал это.
– Дэнни, ты не мог бы снова меня обнять? Я никак не согреюсь.
Он выполнил ее просьбу, по-прежнему не отрывая взгляд от огня. Голова девушки опустилась на его обнаженное плечо. Дэнни ничего не сказал – неожиданно он ощутил неловкость и смутился. Она уже не была маленьким ребенком.
– Дэнни, у тебя было много подружек?
Вопрос его поразил.
– Ох, Шила, ну-ка давай, выкладывай. С какой это стати ты меня спрашиваешь о таких вещах?
– Ну, все равно же надо о чем-нибудь говорить. Мы всегда с тобой о чем-нибудь говорили, когда были маленькими. По крайней мере, когда я была маленькой. Ну да ладно, так много их было?
– Ну, я… – Он снова замолчал и пожал плечами.
– А серьезные увлечения были?
– Шила! – запротестовал он. – Ты становишься слишком любопытной!
– Ох, Дэнни, не будь таким скрытным! Мы же с тобой знаем друг друга всю свою жизнь! По крайней мере, мою жизнь, – добавила она вполголоса. – Ну и?
– Ладно, если так уж хочешь знать, то ответ будет – да, у меня были одна или несколько подружек. Хотя в настоящий момент – ничего серьезного нет.
Девушка примостилась еще чуть ближе к Дэнни.
– А для меня всегда существовал один-единственный мужчина, – сказала она тихим голосом, едва различимым из-за потрескивания камина. Ее щека соскользнула с плеча Дэнни и мягко прижалась к его обнаженной груди. – Только я не думаю, что он об этом даже догадывается.
И тут Дэнни Макдоналда словно ударило от осознания слов девушки, ему показалось, что в голове его неожиданно вспыхнул огонь. Его рука непроизвольно прижала ее крепче, когда он понял, насколько же был слеп. Он не заметил, что Шила почувствовала его реакцию – она приподняла голову и ищуще всматривалась в его глаза. Его спина напряглась, разум метался, пытаясь привести мысли в порядок. Он всегда думал о ней, просто как о маленькой девочке. Для него она была кем-то вроде малолетней сестры – намного моложе, такая маленькая и хрупкая, по-прежнему всего лишь девочка, маленький ребенок, к которому он был так привязан… Однако теперь, хотя она и не сказала ничего такого ни прямо, ни конкретно, инстинктивно он с абсолютной уверенностью осознал… насколько же был слеп…
Дэнни медленно повернулся к девушке, на его лице отразилось понимание, наконец он заглянул в ее глаза, читая в них подтверждение. Не говоря ни слова, он взял ее лицо в свои ладони. Чисто по дружески он целовал ее и раньше, когда она была маленькой девочкой, но теперь расположенное так близко знакомое лицо принадлежало уже молодой женщине. Она уже больше не ребенок, о Боже, не ребенок… билось в его мозгу. Прикрыв глаза, она подставила свое лицо для поцелуя и, когда их губы встретились, обвила его руками за шею. Дэнни испытал мгновенное потрясение, когда куртка соскользнула с ее плеч и он ощутил ее обнаженное тело, тесно прижавшееся к его груди.
Освободив правую руку, Дэнни осторожно достал из заднего кармана бриджей свой нож. Он открыл его одной рукой у нее за спиной – длинное острое лезвие отблескивало красным в свете пламени. Нож открылся с мягким щелчком. Дэнни дважды с силой полоснул им по тюку.
Стальное лезвие глубоко вошло в солому, взрезав две красные веревочные петли, стягивающие тюк. Освобожденная от пут солома рассыпалась вокруг них. Дэнни отбросил нож, и тот со стуком отлетел к дверям. Он поднялся и потянул за собой Шилу. Они снова поцеловались, теперь уже горячо и страстно. Затем он наклонился, разворошил тюк и разбросал солому по каменному полу. Он быстро стащил с себя ботинки и остальную мокрую одежду и отбросил все в сторону. Посмотрев вверх, он увидел на фоне пламени похожую на эльфа фигурку девушки; переступив с ноги на ногу, она сняла трусики и, обнаженная, застыла над ним. Изящные линии ее тела явились для него откровением: неожиданно она стала самой красивой, самой любимой и самой желанной из всех женщин. Никакая не девочка и не подруга детства – отныне все изменилось раз и навсегда.
Шила Камерон грациозно опустилась на жесткую солому рядом с Дэнни Макдоналдом. Позабыв обо всем на свете, потеряв от взаимного чувства головы, они приникли друг к другу. Снаружи по-прежнему лил дождь, который громко барабанил по ржавой крыше стойла; внутри к потолку поднимался пар от влажной одежды, развешенной на стропилах. Пламя в камине нетерпеливо гудело, отбрасывая красноватые блики на молодых влюбленных.
Дэнни крепко обнимал лежащую на нем Шилу и поглаживал ее волосы и спину, пока не стихли всхлипывания девушки.
– Шила, мне так жаль, мне так жаль…
– Дэнни, что значит, тебе жаль, мой любимый? – спросила она тонким голоском. – О чем ты так жалеешь?
– Это моя ошибка… Я не должен был так…
– Дэнни, – мягко прервала его она, – я так хотела. И теперь я чувствую себя настоящей женщиной. И знаю о том, о чем все другие девушки…
– Но я сделал тебе больно…
– Только в начале и только чуть-чуть. А после этого…
– Но ведь ты стонала…
Шила приподняла голову и, широко улыбаясь, влажными глазами заглянула в его лицо.
– Да, пожалуй, так и было, – медленно проговорила она, целуя его. – Но, Дэнни, любимый, это было от наслаждения, а не от боли!
– Но почему же ты плачешь? – спросил он все еще с беспокойством и неуверенностью.
– Я вовсе не плачу, – попыталась она разубедить его. – Но… но если даже и плачу, – выдавила она сквозь слезы, – то это потому, что я такая счастливая! – Она крепче прижалась к нему. – Никогда в жизни я еще не чувствовала себя такой счастливой!
По выражению ее лица он понял, что это правда, и испытал огромное облегчение оттого, что не причинил ей боли. Дэнни крепко обнял девушку, нежно лаская и целуя ее. Она казалась ему такой крохотной, такой по-женски беззащитной и в то же время такой взрослой. Он ощутил прилив переполнявшей его нежности, что-то такое, чего он раньше не испытывал с другими девушками. И тут в глазах его мелькнула тень.
– Шила, любимая, – медленно начал он, – малыш, я должен кое-что тебе сказать. Через несколько дней я уезжаю.
Она резко вздернула голову, и ее встревоженные глаза поймали его взгляд.
– Всего лишь на месяц или около того, – поспешно добавил он и увидел, как на ее лице тут же отразилось облегчение.
– И куда же ты едешь? – спросила она.
– За границу, на работу. Платят хорошо, – сообщил он.
– Дэнни, а что ты там будешь делать?
– Я не должен об этом рассказывать. Придется тебе поверить мне на слово.
Она снова опустила голову и тихонько лежала у него на груди несколько минут.
– Дэнни? – пробормотала она через какое-то время. – У тебя много подружек?
Он улыбнулся.
– Только одна, – ответил он, крепко прижав ее к себе. – Теперь в моей жизни существует только одна женщина. Просто раньше я никак не мог этого понять.
29
Начиная с понедельника, 23 марта, и в течение недели сторонний наблюдатель смог бы отметить в районе Лаундиз-роуд более высокую активность по сравнению с той, что наблюдалась здесь ранее. Утром в понедельник в блок № 8 было доставлено шесть громоздких контейнеров для промышленных отходов. Они были расставлены в один ряд внутри заметно опустевшего без штабелей с ящиками блока. Когда грузовики, доставившие контейнеры, уехали, Ашер с помощью автопогрузчика стал загружать их металлоломом и прочим хламом. Весь лом поступал из блока № 9, где работали Акфорд и остальные члены команды. Сам Акфорд не выпускал из рук ацетиленовой горелки, превращая свои станки в неузнаваемые куски металла, команда же методично крушила все оставшееся оборудование и уничтожала все без исключения использованные материалы. Продукты их деятельности отправлялись в мусорные контейнеры, и через двадцать четыре часа блоки № 8 и № 9 были абсолютно пустыми и девственно чистыми. В блоке № 10 огромный холодильный контейнер по-прежнему покоился на своей платформе. К нему присоединился более скромный двадцатифутовый собрат, чья холодильная установка работала вовсю. В другом углу разместилось небольшое нагромождение оборудования, ожидавшего погрузки в самолет.
Во вторник, 24-го, в середине дня вернулись грузовики, чтобы забрать мусорные контейнеры. Они отправились на муниципальную свалку графства, где содержимое контейнеров присоединилось к тысячам тонн другого обезличенного утиля и отходов.
На следующее утро, в среду, оборудование для самолета перекочевало в автомобили Хауарда, Палмера и Ашера, после чего кавалькада выехала в аэропорт Саутхемптона. В аэропорту Палмер с Денардом проследили за погрузкой в «айлендер» абсолютно безобидных ящиков и коробок. Покинув самолет, они вернулись в Суиндон, где Хауард передал ключи от своего ровера Денарду, который оставил свою «тойоту-короллу» в Лондоне и приехал вместе с Палмером. Ровер исправно сослужил службу Хауарду, но больше он в нем не нуждался. Берн подвез Хауарда до дока на своих «БМВ» и «альфе-ромео», сделав уже привычную пересадку на долговременной стоянке в Хитроу. В тот же вечер, но позднее, из Форт-Уилльяма приехал Макдоналд и остановился на ночь в квартире Хауарда.
Во вторник утром, 26-го, Берн отвез Хауарда с Макдоналдом обратно в Суиндон, где они и остались дожидаться Харриса внутри блока № 10. Тот приехал в десять часов на огромном тягаче «Вольво HGV». Все оставшиеся вещи аккуратно загрузили в контейнер. Последними пошли поддоны с продуктами, перевезенными на автопогрузчике из меньшего контейнера, где они хранились в замороженном виде. Двери большого контейнера закрыли и заперли. Харрис осторожно сдал «вольво» назад, состыковал его с платформой и подсоединил питание, гидравлику и воздушные шланги. Двигатель холодильной установки контейнера сильно шумел. Харрис забрал у Берна документы и вывел трейлер за ворота.
Берн выключил холодильник меньшего контейнера, теперь пустого и больше не нужного, и прошел в офис, где по телефону договорился о том, чтобы контейнер забрала компания, которая сдала им его в аренду. Он сделал еще два звонка, один – в Лансинг-Линд, чтобы завтра утром забрали автопогрузчик, а второй – в фирму, занимающуюся расторжением договоров об аренде помещений.
В то время, как Харрис вез контейнер на восток по шоссе М4, началась серия с виду безобидных событий, которые, однако, заставили бы инспектора полиции по профилактике преступлений рвать волосы на голове в отчаянии от общей беспечности некоторых водителей. Сразу после полудня в одном из жилых районов Бристоля неподалеку от железнодорожной станции Темпл-Мидз на улице остановилась «воксхолл-астра». Водитель – крупный широкоплечий мужчина – вылез из машины и ушел, оставив в ней незапертую дверь, приспущенное на четыре дюйма боковое стекло и ключи в замке зажигания. Дойдя до железнодорожной станции, Акфорд посмотрел время отправления поездов на Лондон и устроился там же в ожидании ближайшего. В Оксфорде невысокий светловолосый мужчина оставил «Ровер-820» приблизительно в том же состоянии между зоной отдыха и городской объездной дорогой. Денард сел в автобус в сторону центра города, затем дошел до станции и, как и Акфорд, доехал на ближайшем поезде до Паддингтонского вокзала. В это же время в менее благополучном районе на юго-востоке Лондона почти в полумиле друг от друга Палмер и Ашер бросили свои «Пежо-205» и «Форд-эскорт XR3» соответственно, а милях в десяти к северу, на другом берегу Темзы, «сьерра» Зиглера была оставлена у входа в пивной бар в Лейтонстоуне. Немного позднее Денард, вернувшийся в Лондон после того, как избавился от ровера Хауарда, вывел свою «тойоту» в сторону Уэмбли. Выбрав боковую улицу между стадионом и станцией метро, он оставил там машину, добрался на метро по Бейкерлоо-лайн до станции Чаринг-кросс, а оттуда на такси до своего отеля.
Не считая странного исключения с «Пежо-205», который так и простоял нетронутым в течение почти двух суток, все остальные автомобили были угнаны в пределах нескольких часов с того момента, как их бросили. Сгоревший остов «эскорта» был найден более чем в ста милях от Лондона неподалеку от города Стоукон-Трент, по-видимому, угнанный молодыми любителями покататься. Ровер постигла почти та же участь восточнее Оксфорда. Остальные машины просто исчезли, будучи позднее перепроданы ничего не подозревающим покупателям, ни один из которых так никогда и не обнаружил, что предыстория его нового приобретения отличается от указанной в документах. Еще через неделю «Гольф GTi» Харриса и «БМВ» Берна обретут себе новые пристанища подобным же образом. Ни о каких кражах заявлено не было: полицейские управления Лондона и долины реки Темзы сочли странным, что никто не явился на опознание «эскорта» и «Ровера-820» – только эти две машины привлекли их внимание и то из-за пожаров, – но в ответ на их запросы в каждом случае выяснилось, что последние официальные хозяева машин продали их кому-то, кто не побеспокоился уведомить Центр регистрации транспортных средств о смене владельца. В обоих случаях возникало некоторое подозрение, что злополучные машины, вероятно, были использованы в неких преступных целях: какое-то время считалось, что заверения бывшего владельца «эскорта» – содержателя бара в Саут-Энде – в собственной невиновности более чем сомнительны. Однако улик никаких не было, и дело вскоре закрыли. Статистика по стране уже показывала тревожный рост числа преступлений, связанных с автомобилями. И «эскорт» и ровер превратились в еще две заурядные статистические единицы среди тысяч других, так и не раскрытых случаев.
Харрис прибыл на портовый терминал Феликсстоу-Тринити в три часа пополудни. Доложившись судовым агентам и завершив оформление документов, он последний раз проверил дизель-генератор, чтобы убедиться в работоспособности холодильной установки независимо от наличия внешнего электропитания, и стал наблюдать, как контейнер с по-прежнему включенным компрессором подняли краном с платформы и перенесли в одно из четырнадцати тысяч наземных гнезд огромной складской территории. Харрис отправился в Лондон. По пути он задержался на придорожной стоянке, где отсоединил пустую платформу, снял с нее номер, после чего поехал дальше.
В Феликсстоу судовые агенты представили в таможню Ее Величества обычную форму С88. Таможенный офицер быстро пробежался по списку содержимого, складывая в уме веса и объемы грузов мороженых продуктов, чтобы проверить, совпадает ли сумма с заявленным общим весом контейнера в двадцать шесть тонн. Они совпадали. Один только терминал Тринити обладал пропускной способностью в миллион контейнеров в год: количеством столь огромным, что по практическим причинам большинство из них – в особенности те, что покидали страну, а не ввозились, – попросту никогда не проверялись. Увидев, что среди содержимого контейнера нет ни мороженого мяса, ни иных продуктов, требующих обязательной проверки, офицер поставил печать на бланке и разрешил опломбировать груз. Отныне все перемещения контейнера направлялись компьютерной системой порта по контролю за перевозками. Один из сорока огромных портальных кранов на резиновых колесах отвез его на причал длиною в милю, у которого стояли на якоре ходившее под кипрским флагом судно «Манати» и еще пять контейнеровозов, направлявшихся в различные места. Через какое-то время дизель-генератор холодильной установки был отключен, и один из тринадцати гигантских портовых кранов «Панамакс» медленно поднял контейнер над причалом, перенес его по-над судном и с отработанной точностью посадил в гнезда на грузовой палубе, прямо рядом с корабельными надстройками. Палубная команда закрепила контейнер за петли с четырех сторон и подключила соединительный кабель к холодильной установке. Компрессор снова ожил, работая теперь от судового источника питания.
Часа через два большинство из контейнеров, предназначенных для судна «Манати», следующего рейсом номер 56 в Восточную Африку, было погружено на борт. Их было восемьсот штук, установленных в двадцать рядов – по пять штук в высоту и по восемь в ширину каждый. «Манати» готовилась выйти в море на следующее утро, в пятницу, 27 марта.
Если бы таможенный офицер решил проверить содержимое контейнера или взвесить его на мостовых весах, то с виду он не заметил бы ничего необычного. Вес совпал бы с указанным в документах, а открыв грузовые двери, таможенник увидел бы четыре поддона с замороженными овощами: два, расположенных вертикально, и два – горизонтально. Возможно, офицер подивился бы точности, с какой были установлены поддоны, хотя мог бы и рассудить, что такое размещение не способствует нормальной циркуляции холодного воздуха – поддоны занимали ровно семь футов четыре дюйма по ширине и поднимались прямо под потолок. Свободного пространства и по ширине и по высоте оставалось не больше дюйма. С виду деревянные поддоны казались стандартными, но на самом деле они были тщательно подогнаны так, чтобы никто не смог увидеть то, что находилось за ними. Не то чтобы таможенный офицер мог проявить к этому уж очень большой интерес – он вполне резонно решил бы, что позади находится почти все то же самое. Если бы у него был термометр, он заметил бы, что упаковки с овощами заморожены не так сильно, как следовало бы. Но, хотя на самом деле их температура и поднялась с минус двадцати до минус тринадцати градусов Цельсия, для невооруженого глаза видимой разницы не было. Скорее всего, если бы он это и обнаружил, то отнес бы на счет плотного складирования и как результат – слабой циркуляции холодного воздуха.
Позади поддонов с овощами офицер нашел бы еще поддоны, на этот раз с консервированным маргарином, и тоже замороженным. Обычно в заморозке маргарина нужды не было, тем не менее иногда такое имело место, если груз был смешанным, как в данном случае, так что это тоже не было бы воспринято как что-то слишком странное. На самом же деле маргарин помогал держать овощи в охлажденном состоянии – он служил эффективным хладоагентом, изолирующим овощи от того, что было расположено ближе к глухому концу контейнера.
За маргарином, в восьми футах от грузовых дверей, из невидимых за плотно составленными поддонами с продуктами, окрашенных в черное толстых изолирующих щитов была сделана переборка. Расположенная от пола до потолка и от стены до стены, она предотвращала охлаждение оставшихся тридцати футов контейнера от замороженного груза. Пол этой секции был покрыт однофутовым слоем из шлакобетонных блоков, единственным назначением которых было служить балластом. Бетонный пол вместе со стенами и потолком был устлан прорезиненным ковровым покрытием, эффективно обеспечивающим звукоизоляцию.
Во вторник, 24-го, в середине дня вернулись грузовики, чтобы забрать мусорные контейнеры. Они отправились на муниципальную свалку графства, где содержимое контейнеров присоединилось к тысячам тонн другого обезличенного утиля и отходов.
На следующее утро, в среду, оборудование для самолета перекочевало в автомобили Хауарда, Палмера и Ашера, после чего кавалькада выехала в аэропорт Саутхемптона. В аэропорту Палмер с Денардом проследили за погрузкой в «айлендер» абсолютно безобидных ящиков и коробок. Покинув самолет, они вернулись в Суиндон, где Хауард передал ключи от своего ровера Денарду, который оставил свою «тойоту-короллу» в Лондоне и приехал вместе с Палмером. Ровер исправно сослужил службу Хауарду, но больше он в нем не нуждался. Берн подвез Хауарда до дока на своих «БМВ» и «альфе-ромео», сделав уже привычную пересадку на долговременной стоянке в Хитроу. В тот же вечер, но позднее, из Форт-Уилльяма приехал Макдоналд и остановился на ночь в квартире Хауарда.
Во вторник утром, 26-го, Берн отвез Хауарда с Макдоналдом обратно в Суиндон, где они и остались дожидаться Харриса внутри блока № 10. Тот приехал в десять часов на огромном тягаче «Вольво HGV». Все оставшиеся вещи аккуратно загрузили в контейнер. Последними пошли поддоны с продуктами, перевезенными на автопогрузчике из меньшего контейнера, где они хранились в замороженном виде. Двери большого контейнера закрыли и заперли. Харрис осторожно сдал «вольво» назад, состыковал его с платформой и подсоединил питание, гидравлику и воздушные шланги. Двигатель холодильной установки контейнера сильно шумел. Харрис забрал у Берна документы и вывел трейлер за ворота.
Берн выключил холодильник меньшего контейнера, теперь пустого и больше не нужного, и прошел в офис, где по телефону договорился о том, чтобы контейнер забрала компания, которая сдала им его в аренду. Он сделал еще два звонка, один – в Лансинг-Линд, чтобы завтра утром забрали автопогрузчик, а второй – в фирму, занимающуюся расторжением договоров об аренде помещений.
В то время, как Харрис вез контейнер на восток по шоссе М4, началась серия с виду безобидных событий, которые, однако, заставили бы инспектора полиции по профилактике преступлений рвать волосы на голове в отчаянии от общей беспечности некоторых водителей. Сразу после полудня в одном из жилых районов Бристоля неподалеку от железнодорожной станции Темпл-Мидз на улице остановилась «воксхолл-астра». Водитель – крупный широкоплечий мужчина – вылез из машины и ушел, оставив в ней незапертую дверь, приспущенное на четыре дюйма боковое стекло и ключи в замке зажигания. Дойдя до железнодорожной станции, Акфорд посмотрел время отправления поездов на Лондон и устроился там же в ожидании ближайшего. В Оксфорде невысокий светловолосый мужчина оставил «Ровер-820» приблизительно в том же состоянии между зоной отдыха и городской объездной дорогой. Денард сел в автобус в сторону центра города, затем дошел до станции и, как и Акфорд, доехал на ближайшем поезде до Паддингтонского вокзала. В это же время в менее благополучном районе на юго-востоке Лондона почти в полумиле друг от друга Палмер и Ашер бросили свои «Пежо-205» и «Форд-эскорт XR3» соответственно, а милях в десяти к северу, на другом берегу Темзы, «сьерра» Зиглера была оставлена у входа в пивной бар в Лейтонстоуне. Немного позднее Денард, вернувшийся в Лондон после того, как избавился от ровера Хауарда, вывел свою «тойоту» в сторону Уэмбли. Выбрав боковую улицу между стадионом и станцией метро, он оставил там машину, добрался на метро по Бейкерлоо-лайн до станции Чаринг-кросс, а оттуда на такси до своего отеля.
Не считая странного исключения с «Пежо-205», который так и простоял нетронутым в течение почти двух суток, все остальные автомобили были угнаны в пределах нескольких часов с того момента, как их бросили. Сгоревший остов «эскорта» был найден более чем в ста милях от Лондона неподалеку от города Стоукон-Трент, по-видимому, угнанный молодыми любителями покататься. Ровер постигла почти та же участь восточнее Оксфорда. Остальные машины просто исчезли, будучи позднее перепроданы ничего не подозревающим покупателям, ни один из которых так никогда и не обнаружил, что предыстория его нового приобретения отличается от указанной в документах. Еще через неделю «Гольф GTi» Харриса и «БМВ» Берна обретут себе новые пристанища подобным же образом. Ни о каких кражах заявлено не было: полицейские управления Лондона и долины реки Темзы сочли странным, что никто не явился на опознание «эскорта» и «Ровера-820» – только эти две машины привлекли их внимание и то из-за пожаров, – но в ответ на их запросы в каждом случае выяснилось, что последние официальные хозяева машин продали их кому-то, кто не побеспокоился уведомить Центр регистрации транспортных средств о смене владельца. В обоих случаях возникало некоторое подозрение, что злополучные машины, вероятно, были использованы в неких преступных целях: какое-то время считалось, что заверения бывшего владельца «эскорта» – содержателя бара в Саут-Энде – в собственной невиновности более чем сомнительны. Однако улик никаких не было, и дело вскоре закрыли. Статистика по стране уже показывала тревожный рост числа преступлений, связанных с автомобилями. И «эскорт» и ровер превратились в еще две заурядные статистические единицы среди тысяч других, так и не раскрытых случаев.
Харрис прибыл на портовый терминал Феликсстоу-Тринити в три часа пополудни. Доложившись судовым агентам и завершив оформление документов, он последний раз проверил дизель-генератор, чтобы убедиться в работоспособности холодильной установки независимо от наличия внешнего электропитания, и стал наблюдать, как контейнер с по-прежнему включенным компрессором подняли краном с платформы и перенесли в одно из четырнадцати тысяч наземных гнезд огромной складской территории. Харрис отправился в Лондон. По пути он задержался на придорожной стоянке, где отсоединил пустую платформу, снял с нее номер, после чего поехал дальше.
В Феликсстоу судовые агенты представили в таможню Ее Величества обычную форму С88. Таможенный офицер быстро пробежался по списку содержимого, складывая в уме веса и объемы грузов мороженых продуктов, чтобы проверить, совпадает ли сумма с заявленным общим весом контейнера в двадцать шесть тонн. Они совпадали. Один только терминал Тринити обладал пропускной способностью в миллион контейнеров в год: количеством столь огромным, что по практическим причинам большинство из них – в особенности те, что покидали страну, а не ввозились, – попросту никогда не проверялись. Увидев, что среди содержимого контейнера нет ни мороженого мяса, ни иных продуктов, требующих обязательной проверки, офицер поставил печать на бланке и разрешил опломбировать груз. Отныне все перемещения контейнера направлялись компьютерной системой порта по контролю за перевозками. Один из сорока огромных портальных кранов на резиновых колесах отвез его на причал длиною в милю, у которого стояли на якоре ходившее под кипрским флагом судно «Манати» и еще пять контейнеровозов, направлявшихся в различные места. Через какое-то время дизель-генератор холодильной установки был отключен, и один из тринадцати гигантских портовых кранов «Панамакс» медленно поднял контейнер над причалом, перенес его по-над судном и с отработанной точностью посадил в гнезда на грузовой палубе, прямо рядом с корабельными надстройками. Палубная команда закрепила контейнер за петли с четырех сторон и подключила соединительный кабель к холодильной установке. Компрессор снова ожил, работая теперь от судового источника питания.
Часа через два большинство из контейнеров, предназначенных для судна «Манати», следующего рейсом номер 56 в Восточную Африку, было погружено на борт. Их было восемьсот штук, установленных в двадцать рядов – по пять штук в высоту и по восемь в ширину каждый. «Манати» готовилась выйти в море на следующее утро, в пятницу, 27 марта.
Если бы таможенный офицер решил проверить содержимое контейнера или взвесить его на мостовых весах, то с виду он не заметил бы ничего необычного. Вес совпал бы с указанным в документах, а открыв грузовые двери, таможенник увидел бы четыре поддона с замороженными овощами: два, расположенных вертикально, и два – горизонтально. Возможно, офицер подивился бы точности, с какой были установлены поддоны, хотя мог бы и рассудить, что такое размещение не способствует нормальной циркуляции холодного воздуха – поддоны занимали ровно семь футов четыре дюйма по ширине и поднимались прямо под потолок. Свободного пространства и по ширине и по высоте оставалось не больше дюйма. С виду деревянные поддоны казались стандартными, но на самом деле они были тщательно подогнаны так, чтобы никто не смог увидеть то, что находилось за ними. Не то чтобы таможенный офицер мог проявить к этому уж очень большой интерес – он вполне резонно решил бы, что позади находится почти все то же самое. Если бы у него был термометр, он заметил бы, что упаковки с овощами заморожены не так сильно, как следовало бы. Но, хотя на самом деле их температура и поднялась с минус двадцати до минус тринадцати градусов Цельсия, для невооруженого глаза видимой разницы не было. Скорее всего, если бы он это и обнаружил, то отнес бы на счет плотного складирования и как результат – слабой циркуляции холодного воздуха.
Позади поддонов с овощами офицер нашел бы еще поддоны, на этот раз с консервированным маргарином, и тоже замороженным. Обычно в заморозке маргарина нужды не было, тем не менее иногда такое имело место, если груз был смешанным, как в данном случае, так что это тоже не было бы воспринято как что-то слишком странное. На самом же деле маргарин помогал держать овощи в охлажденном состоянии – он служил эффективным хладоагентом, изолирующим овощи от того, что было расположено ближе к глухому концу контейнера.
За маргарином, в восьми футах от грузовых дверей, из невидимых за плотно составленными поддонами с продуктами, окрашенных в черное толстых изолирующих щитов была сделана переборка. Расположенная от пола до потолка и от стены до стены, она предотвращала охлаждение оставшихся тридцати футов контейнера от замороженного груза. Пол этой секции был покрыт однофутовым слоем из шлакобетонных блоков, единственным назначением которых было служить балластом. Бетонный пол вместе со стенами и потолком был устлан прорезиненным ковровым покрытием, эффективно обеспечивающим звукоизоляцию.